Текст книги "Порождения ехиднины"
Автор книги: Татьяна Апраксина
Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Максим Щербина, заместитель по внешней безопасности руководителя флорестийского филиала корпорации «Sforza С.В.»
15 декабря 1886 года, Флореста, Терранова
Криминалистику в новгородском филиале преподавали неправильно. Неправильно и неудовлетворительно. Максим, несмотря на свою относительно «детскую» специализацию, мог вполне грамотно совершить целый ряд преступлений, но вот расследовать нормальное гражданское дело – а уж тем более ненормальное – и на свежую голову бы не рискнул. А дело перед ним было кривым как альбийские скрюченные дорожки. Первые шесть эпизодов в него вообще включили задним числом, когда полиция наконец полностью перешла на электронную систему хранения, соорудила себе нормальный каталог и начала заливать туда архивы. Поскольку пять из шести случаев относились ко времени гражданской смуты, то расследование вели разве что приблизительно. Соответственно, никто не был уверен, что связь на самом деле есть – а не привиделась людям и машинам.
Но эпизодов в деле было куда больше. И даже если вычесть все, что произошло во времена бумажного делопроизводства, то получалось, что за три года прицельной работы по литерному делу "Вивисектор" – их двенадцать. По четыре в год, раз в квартал, как по расписанию... стоп. Тут не двенадцать, тут четырнадцать. Раз в квартал плюс еще два. Об этом есть подробный доклад доктора К. Камински. Интересно, К. – это что? Забавная манера не ставить имя в подпись. Но в доклад мы пока что смотреть не будем, просмотрим краткие справки по каждому из четырнадцати, которые делались для Аболса. Сливки и выжимки.
И получим, что двенадцать строго идентичны, а два – отличаются некоторыми деталями. Конечно, подумал Максим, это не я один такой умный: вот, несколько запросов к доктору на то, включать ли два эпизода в эту серию. Оба раза ответ отрицательный. Почему дела еще в серии? По решению капитана П. Дельгадо. Обоснования – солидные и на первый взгляд, и на второй. Сходные приемы. Сходный способ сокрытия улик и трупов. Сходные данные экспертизы. Но в двух у нас налицо совершение насильственных действий сексуального характера – а в остальных нет. По мнению капитана Дельгадо, это не основание для исключения...
А по моему мнению? Это только пристрелочное, данных пока мало, но... я бы сказал, что из серии торчат три дела. Последнее, которое точно за Гонсалесом, и еще два. Одно – годичной давности и внесезонное, кстати, и второе – очень похожее было в Винланде три года назад, там тоже использовали электроток. И о случае, кстати, кричали все газеты. Но это мнение дилетанта, извне. И то, что мне очень не нравится капитан Парис Дельгадо и его манера хранить документацию и руководить отделом – тоже не фактор.
В здешней столовой подают совершенно изумительное молоко кокосового ореха. Есть по-прежнему не тянет, но и пить-то много нельзя, вот досада. Приходится цедить единственный позволенный себе стакан по четверти глотка. Так, пожалуй, и лучше: вкус пробивается через мерзкое – словно антигистаминных препаратов наелся – онемение на языке.
Жаль, что мне нужен реальный человек – хоть видеозапись, хоть аудио – чтобы что-то разобрать. Но вот тогда, когда да Монтефельтро вздумалось проповедовать, что мне показалось? Что маньяк в телевизоре избит вхлам – но это не мешает ему наслаждаться каждой камерой, каждым микрофоном под носом. Что он счастлив по уши, потому что дорвался до внимания, признания и интереса. И что этот человек врет, а вот тот, кто дал делу имя "Вивисектор", и даже журналисты, притащившие связь между манерой совершать преступления и популярным лет сорок назад романом, и популярным лет десять назад фильмом – не ошибся. Il Dottore Moro. Вивисектор. Экспериментатор. Не деятель искусства, не гениальный непризнанный скульптор. "Ученый", а не "художник". И его не возбуждает причинение жертвам боли – в отличие от деятеля из телевизора, за которого Максим бы поручился, что только многие пинки по яйцам мешали ему испытывать то самое возбуждение во время рассказов о якобы своих подвигах.
Кстати, целый ряд произведенных Моро операций без обезболивающих препаратов просто невозможен – жертва умрет от шока. Что, судя по всему, и произошло с двумя подростками на ранних стадиях. А больше таких смертей не было. Все остальное – последствия инфекций, отторжения и прочего. Доктор наш в какой-то мере и степени обучаем, и мучительство для него не самоцель. Он пытается чего-то добиться. Это хорошо. Для нас хорошо. Это дает нам немного времени – и одну зацепку. Лекарства.
Запросы по аптекам делали – но вот беда, в этой благословенной стране уже несколько лет можно заказать через сеть и получить по почте все то, что свободно продается в мире. А в мире у нас, по причине расхождений в местных постановлениях, можно купить практически все. Включая наркотики. Одно тут, другое там. И получать, предварительно оплатив кредиткой, в любом почтовом отделении. При этом опись не прилагается – тайна вложения, – а для получения можно предъявить все, что угодно, включая пропуск на работу. Тут копали год подряд – и умыли руки. Ложных сигналов было море, попутно вот раскрыли четыре дела о жестоком обращении с престарелыми. А Доктора не нашли.
А вот средства, подавляющие иммунитет, он не применял никогда. То ли у него не было этой страницы учебника, то ли последствия Доктора Моро не интересовали. Интересно. А еще интереснее, какие резоны были у Дельгадо, помимо очевидных, карьерных. Да и эти-то не особенно очевидны... достаточно доктору убить снова и Аболс обрушится на нарушителей всей своей обманутой тушей.
Под это же дело проверили едва ли не всех врачей и младший медицинский персонал во Флоресте, включая уволившихся и уволенных за нарушения. Наркоторговцев нашли десяток, подпольных абортариев – шесть штук, борделей для извращенцев, где требуются услуги медика, как персоналу, так и клиентам – два. Практикующих без лицензии – троих, на одном два трупа вследствие непрофессионализма. Этих, кстати, нашли благодаря доктору Камински. Гребет частым гребнем. Вообще не дело, а воплощение collateral profit. Оздоровление криминального климата Флориды налицо. А Доктора Моро все нет...
Предварительный вывод номер раз: нам жизненно необходим доктор Камински.
Предварительный вывод номер два: доктор Камински прав, а Дельгадо... а с Дельгадо нужно поговорить, благо, он в нашем госпитале.
Набрать номер доктора Камински. Первый звонок срывается. Второй тоже. Далее "абонент временно недоступен". Далее звонок срывается... так, понятно. Дожди и дешевый мобильник с номером местной компании. Что нам мешает подключить полицию к своему спутнику? Надо внести предложение. Отбить сообщение с краткими выводами. И – ждать ответа, параллельно продумывая процедуру эвакуации.
А чтобы не биться головой о стены в пустом ожидании – Векшё работает, и как работает, умница, мальчик, а мне там и делать-то нечего, разве что ему мешать – навестить Дельгадо. С одним простым вопросом: какова мотивация.
И если она не будет признана достойной...
Но вот Алваро при этом лучше не присутствовать. А просто так он не уедет... Что ж, там, где не действуют приказы, действуют другие вещи.
– Вот что, – говорит Максим, – сейчас мы заедем в аптеку и я кое-что себе куплю. Потом я возьму такси, а ты поедешь ко мне, затащишь купленное в кабинет и сядешь там читать дело. А потом – перечитывать. Чтобы оно у тебя от зубов отскакивало. Но ты никому ничего не говоришь, никому ничего не показываешь и открытые файлы нигде не оставляешь.
– Ы... – говорит страшное оружие воздействия, и смотрит на часы. – Я, конечно... но я обещал отвезти пиратов к Раулю. Можно, я сначала отвезу, а потом сяду? Я на обратном пути начну.
Можно было и не уговаривать.
– Вези. Хорошо придумано, им там самое место.
– Ну если я оттуда сбежать не смог... – ухмыляется Алваро.
– Да ты и не хотел. Это главный секрет заведения. Поехали.
Остановить машину под огромной светящейся вывеской "Farmacia de guardia". Глюкоза в ампулах, шприцы, жгут, "Гаммалон", "Фурон", "Маброн". Лекарственный Мировой Союз: одно из Японии, другое – из Франконии, третье и вовсе с Кипра... ну и что наши мединструкторы и всемирная информационная сеть имели в виду под словом "гормоны"? По логике – кортикостероиды. Значит, "Дексамед" – местного производства. Поддержим флорестийского производителя – а он в ответ поддержит нас.
Дозировки уточним во все той же всемирной информационной. Равно как и подлинный смысл понятия "гипертонический раствор глюкозы", сколько именно в нем процентов. Вот понятие "внутривенно" в расшифровке не нуждается. Учили, спасибо большое. "Это может сделать любой стухший наркоман с трясущимися руками и гнилыми венами – а у вас какие проблемы?" Никаких, спасибо, Николай Глебович. Но почему вы не учили нас прогнозировать эффект взаимодействия стимуляторов с анальгетиками – вы все-таки готовили спецагентов, а не секретарш... хотя хорошая секретарша должна знать и это.
Было бы обидно заснуть от "Маброна" – и еще обиднее получить какую-нибудь неконтролируемую реакцию, но головная боль должна пройти, и усталость тоже. Одновременно. Времени слишком мало.
– И четыре упаковки презервативов.
Аптекарь смотрит на препараты, на покупателя, на препараты... выразительно хмыкает, лезет под прилавок. Нет, дело не в том, о чем он подумал. В том, что нужно бросить в пакет сверху что-то яркое, знакомое и заведомо безопасное. И в том, что на востоке, на плоскогорье, льют такие дожди, что размыло все дороги.
А аптекарь, несомненно, позвонит по номеру, который ему оставила полиция. И донесет: мол, покупал нетривиальные для эротического тура препараты, шприцы и жгут. Лицо госпожи Суарес, которая сведет приметы, ассортимент и недавний визит, представлять в минуты особой душевной непрухи.
Господин Парис Дельгадо, наверное, очень не любил свое имя. А в эти дни – особенно. Хуже ему было бы только, если бы не знающие судьбы родители назвали его Ахиллом. Потому что осколки обнаружились в нем везде – вплоть до щиколотки. Сначала верхняя, прозрачная часть перегородки, а потом графин и три стакана на том столе, на который Дельгадо приземлился. Не любил свое имя – и на обращение "капитан Дельгадо" просто расцвел навстречу.
В ответ на вопрос о причине нанесенных повреждений капитан морщится, словно уксусу хлебнул.
– Эта гнида... Эта вошь поганая... Ни черта не смыслит в криминалистике, все со своими психологическими портретами носится. И если что-то в картинку не лезет, то сразу в драку. Да мы Гонсалеса с пацана сняли, и все там было – и лекарства, и инструменты!
– А вас не смутило как раз то, что вы его, как вы выразились, "сняли"? – Очень громкий человек. И злой. И вздрюченный. И совершенно уверен, что арестовал, кого надо. – Ведь обычно Доктор Моро своими жертвами в этом смысле не интересовался.
– Да вы что, сговорились? Тут не интересовался, там интересовался... он псих. Какая-то логика у него есть, так вот он, за решеткой, спросите его – он расскажет. Не пускают? Тьфу ты, глупость, я все закрыть приказал, еще тогда, чтобы эта скотина польская к журналистам не пошла. Верней, чтоб прищучить, если пойдет. Я позвоню и вам все откроют. Извините.
– А что такого вы сказали польской скотине?
В уютной одноместной палате – специальная койка, передвижной столик, телевизор, музыкальный комбайн – нестерпимо благоухает антисептиками, ранозаживляющими мазями, изопропиловым спиртом. К концу первого курса все в Новгородском филиале УМСУ умели отличать этот запах от этанола, и ассоциировался он с медпунктом и занятиями по служебно-прикладной физической подготовке. Прикладной – от слова "приложили", как шутили курсанты. Капитана Дельгадо приложили от души.
Человек, лежащий на животе и прикрытый специальной простынкой из нетканого полотна, дергает массивным загривком, щурится. Не хочет сочинить безобидную версию, а вспоминает. Понятное дело: последующий полет ему запомнился куда ярче.
– Примерно – уйди, завистливая задница, не порть людям радость. Не стоило, конечно, надо было отвести в уголок и объяснить все то же, но для этой заразы персонально, понятным образом. Но я же Гонсалеса сам брал, ну сорвался...
– А Камински?
– А Камински орет, что у нас еще до следующего трупа время в запасе было, а теперь его, может, и нету. А я терпеть не могу, когда на меня давят, да еще и на пустом месте. И, главное, дурак, забыл же, с кем дело имею. Мы от этого доктора всех на свете наук получили только кучу головной боли. Кого только не выловили, всем отделам показатели повысили. А от Камински только портретики и суета под ногами. То проверьте заявления о трудоустройстве в моргах, то проверьте уволенных за некрофилию. И так три года... а кто мне план с подсадными закопал? Дескать, слишком опасно... бла-бла-бла! Ну опасно – а так не опасно было, что ли? И вот взяли уже, и тут эта сволочь на меня орет. Я и сказал, что если б не ты, мы бы его, может, на полгода-год раньше повязали...
Нет, думает Максим, тут совершенно некого зарывать живьем в термитник. Этот скандальный человек – мастер своего дела. Своего. А его заставили заниматься не своим. Ловил бы он взломщиков – цены бы ему не было. Потому что там, где у меня дыра, в криминалистике – у него все отлично. А вот про криминологию, видимо, конек доктора Камински, он не знает и знать не хочет. Какие портреты, какой анализ личности – главное, что руки связывали клейкой лентой, значит, один автор. И он не знает и знать не хочет, что Камински ему все правильно советовал. Так ведь оно и делается – частым гребнем, выборками, проверками всего на свете, вплоть до подглядывания за девочками в детсаде...
И понятно, что произошло. Столкнулись два профессионала в разных областях на самом поганом деле – дети мрут. По расписанию, как часы. И одному кажется, что его все время толкают заниматься ерундой, а второй видит, как драгоценное время уходит впустую... и тут подворачивается этот Гонсалес. И поведение Аболса понятно. Эти двое наверняка не первый раз ссорятся и не первый раз с мордобоем.
– Спасибо, капитан, вы очень мне помогли.
Надо будет о нем позаботиться. То есть, взять Аболса за лацканы и тихо попросить, чтобы никогда, никогда, никогда больше капитан Дельгадо не расследовал дела такого типа. Пусть ловит кого угодно – взломщиков, террористов, бандитов... всем будет хорошо. А что такое доктор Камински – посмотрим живьем.
Доктор К. Камински, ведущий криминолог Полицейского управления Флориды
15 декабря 1886 года, Веракрус де Санта Мария, Флореста, Терранова
Вечер, ночь и вторая половина утра отданы работе. За окнами – все то же беснование стихии, прорвало стояк в небесном водопроводе. В здании полицейского участка дрожат и трясутся при каждом ударе грома перегородки и внешние стены. Но крыша не подтекает, а дом не отправляется вплавь по волнам и даже не улетает по ветру. Видимо, между доктором Камински и девочкой из Винланда слишком много отличий.
Время с 3 до 7 утра отдано сну. Засыпать легко, даже невзирая на лист коки, просыпаться – совсем другое дело. Почти что невозможно. И, кстати, не нужно. Пока не открываешь глаза, не сдергиваешь пропитанную влагой простыню с головы – можно поймать, перехватить то, что за время сна рискнуло высунуться из океанских глубин подсознания. Там, где вечная тьма и невероятно высокое давление, там водятся истины, открытия и разгадки тайн. Но тащить наружу их можно только медленно, потихоньку – иначе разорвет на клочки – хорошо, если рыбу. Может и рыболова.
Вчерашний священник, например.
– Вы, конечно, ограждены тайной исповеди... – цедит Кейс.
– Может быть, я плохой служитель Господа, – у падре непроглядные глаза индейца и сильный акцент. – Но я родился в этом городе. Я назвал бы убийцу даже вам, не то что полиции. Но никто не каялся в этом грехе.
Или учитель.
– Мы не во Флориде, дон Федерико. Здесь все у всех на виду. Мне что, начинать думать, что вы всей деревней скрываете убийцу?
– Да думайте вы, что хотите! Мы и правда здесь друг у друга на виду – и у нас есть разные люди, но таких, чтобы вот так вот – нет и не было. Этот убийца – он же какой-то оборотень!
– Серийный убийца всегда оборотень. А вы не хотите быть учителем оборотня, да? Поэтому оглохли и ослепли?
– Да идите вы... откуда пришли, пешком. Мы тут себе головы сломали, девочки из дому выходить боятся, слухи идиотские... Мартинес со своей девушкой днем целовался, его не убили едва. Не было у нас ничего такого!
Чуть не плачет. Не врет. Не было. Совсем не было. Обычно хоть на кого-то да думают. Часто по ошибке, по глупости, по злобе. Тут – не понимают. Еще не понимают, чего хотел. И я не понимаю пока. Это серия, это точно серия, она выглядит одинаково и пахнет одинаково... но в картине чего-то не хватает. Камешка какого-то.
Посторонний? Только вот новые люди в Веракрусе и в округе не селились лет так восемь. Несколько семей уехало, а новые не приезжали. Нужно все-таки взять себя за шкирку, а полицию за жабры – и поплыть на места преступления. Посмотреть, понюхать, послушать...
Пустырь. Трава почти в рост, ее даже этим дождем не прибило – только кажется, что все просматривается на километр, нет, ничего подобного. Пригнись – и тебя не видно. Спросить, где нашли тело. Приказ полиции: отойти на сто метров и ждать свиста или жеста.
Вода стоит стеной, но мне очень жарко. И у меня очень болит голова. Очень, невыносимо. Как раньше. Господи, почему Ты со мной больше не разговариваешь? Чем я провинился? Смотри, Господи, я принес тебе голубя в жертву. Белого. Господи, почему ты мне не помогаешь, как раньше?
Первое место преступления. Второе место. Третье место – спортплощадка. Все в радиусе километра... В радиусе? В радиусе от чего?
– А что это у вас во-он там, за краем пустыря? Сарай?
– Общественный сарай, доктор. Мы там смотрели. Ничего там... – отвечает расплывшийся волоокий начальник местной богадельни. Типичный уроженец флорестийской деревни, и пузо у него не от пристрастия к местному пиву, а от хронической белковой недостаточности, которой тут страдают все поколениями подряд. Кукуруза-тыква-бобы – у всего плоскогорья в анамнезе написаны.
– А теперь посмотрим нормально.
– Нормально это как? – спрашивает лейтенант. И ведь знает уже, что ему ответят, но нарывается же. Начальство местное, в городе училось... по ускоренной программе какой-нибудь.
– Нормально это с использованием глаз, головы и аппаратуры. – оправдывает ожидания Кейс.
Вот за аппаратуру местные не отвечают. Нету и взять негде. И за климат тоже не отвечают. Одно удовольствие тут пешком ходить. И откуда ко мне этот белый голубь в голову залетел, из песни, наверное. Тут до конца сезона дождей белого голубя не увидишь.
– Вы мне вот что скажите лучше, – говорит Кейс, – вторая девочка, Катарина, у нее, судя по фотографиям, был рассечен лоб. Но там не разглядишь ни черта. Вы там первым оказались, из полиции. Опишите, как это выглядело.
Лейтенант Гомес ведет усом, а может и всей щекой... это ему "черт" не понравился, ко всему остальному он уже привык, а погоду и вовсе не замечает. И правда – что буйволу грязь? Радость.
– Там даже не рана, а так... скользнуло и ссадило. Широкая такая царапина, неглубокая. На фотографии она хуже выглядит, потому что крови было много и она запеклась вся на лице, на волосах, на одежду попало. Жарко было очень, не скажу сколько, но в тени больше сорока – а уж на солнце...
– Отвечайте на вопросы, – обрывает Кейс лирический монолог "как это было ужасно". Три месяца курсов в ближайшем городе, наверное. И лет двадцать усердия по поимке воришек и вразумлению драчунов. Предел – поймать мужа, который зарезал жену из вредности... то есть, из ревности, впрочем, синонимично, и попытался пешком удрать в столицу – или на восток, в бассейн Параны. – Крови – из ссадины?
– Да. – Буйвол вот-вот начнет реветь и бодаться. С полей шляпы стекают потоки воды. Это не шляпа, это шлем-салад какой-то, об эту кожу можно бритву доводить... – Наверное, она упала.
– Наверное, – кивает доктор Камински. – Открывайте ваш общественный сарай.
Открывать его не нужно. Замок, конечно, висит – но не запертый. Играет роль засова. От ветра и собак.
Нормального переносного прожектора в деревне тоже нет. И ненормального нет. Но вот это как раз не страшно. "Жужжалка" помещается в карман плаща. Батарейки у нее мощные, а если сядут, можно крутить ручку.
– Вы нашли обо что она ударилась?
– Нет, – буйвол разглядывает чудо техники. – Но могло и пылью засыпать, а кровь, я говорю же, засохла почти сразу.
– Конечно. – Задача: отскрести с сапог всю здешнюю грязь, не сотворив при этом нового мира. И Дух Божий носился над водами, как я его понимаю. Конечно, тут – общественное место – уже натоптали как могли, но усугублять не хочется.
– Стойте, где стоите, – приказывает Кейс. – Держите фонарик. Будете светить, куда я скажу.
Открытая коптильня. И на веревках вдоль стены вперемешку с пучками травы развешаны копченые птичьи тушки. Перья – в мешке в углу, очень аккуратно собраны. Тушки птичьи – и некрупных грызунов. На другой стене развешаны умело и осторожно снятые шкурки. Выделка, конечно, самая примитивная – но старательная и мастерская, ни одного лишнего разреза или разрыва.
Голуби... белые...
Лопата, самодельная стремянка, ящики, сколоченные из чего ни попадя, еще какой-то трудовой хлам. В земляной пол втоптаны мелкие перья, солома, опилки, гнутые гвозди. Окошко у самого потолка было затянуто пергаментной бумагой, сейчас она промокла, внутрь летят брызги.
– Чье это хозяйство?
– Луиса, воспитанника падре Фелипе. Он дурачок.
– А это?
– Перья и шкурки берет кооператив, на поделки всякие. А голубей у нас едят, и жареных, и копченых. Это ж не ваши, городские, – снисходительно объясняет буйвол.
Как же, как же. Наши морально чистые сельские пташки... Но неважно, не сейчас.
– И дурачку дали ружье?
– Да кто ж ему... – ухает Гомес, только фонарь дрожит, – у него праща. Для этого голова не нужна.
Праща. Праща... Если поводить по стенкам, то можно увидеть и саму пращу. Даже не одну. Две, на выбор. Видимо, для четных и нечетных. Веревка потолще и погрубее, а второе – и не веревка даже, какой-то пояс? Лента? Что-то такое. И от каждого из мест преступления до этого сарая – примерно... так, надо не примерно, а точно.
– Лейтенант Гомес, вам тоже голова не нужна. Поэтому пройдите-ка отсюда до каждого места обнаружения трупа, считая шаги. Собьетесь – начинайте сначала.
Смотрит – как убить хочет. Нет уж, я так просто не дамся. Давай, пошел. А я тут еще постою и подумаю.
– Фонарик отдайте.
Пули, для пращи. Не просто случайные камешки, подходящие по размеру и весу, нет. Глиняные и свинцовые шарики. У глиняных дальность меньше и летят они... плохо они должны летать, метров на сто, может быть, но зато добычу не калечат, а голубю много не нужно. И кроту. А девочке? Взрослой женщине разве что шишку наставить, основательную такую шишку, взрослые здесь в шляпах живут и даже спят. В жестких кожаных шляпах. Свинцовым можно. Но это нужно, чтобы с собой было. А глиняные есть всегда.
Что это за лента все-таки? Пятна какие-то... если отстирать грязь, будет искусственный шелк с крупным цветочным узором. Странный материал для пращи. А если обработать вот эти мелкие темные пятна, то – конечно, будет кровь. Но оказаться может чья угодно, и кролика, и охотника...
Очень жарко. Очень. Плохо, когда так жарко, после болезни так всегда. И заснуть не получается: голова болит. Раньше, когда голова болела, то приходили ангелы и пели, а Господь утешал. А теперь? Зовешь-зовешь... надо, конечно, не так. Принести плоды и добычу. Настоящую, хорошую добычу. Тогда Он откликнется. Точно. Так правильно. Нужна жертва. Все время в голове эта мысль вертится – значит, ангелы подсказывают...
Значит, ангелы. Иже херувимы. Жертвы, голуби и перья. Давид с пращою. Кейс не знает, откуда приходят подобные образы. Из глубин бессветного океана, оттуда, где рыба-удильщик с фонариком на голове привлекает добычу, оттуда, где во впадинах гнездятся невиданные твари, не способные выжить на мелководье.
Не снаружи, нет. Это-то сто раз проверено. Никакой... экстрасенсорики, никакого "съема" информации, считывания. Просто все падает вниз, наслаивается, варится, и заводится там какая-то жизнь, сначала простая, а потом все более специализированная, она тянется к свету, потому что там, внизу, свет – это еда... Интуиция – это всего лишь логическое мышление со свернутыми цепочками. И, кстати, точно так же может врать. Так что серию мы отщелкаем, всю. И посмотрим потом в кабинете с нормальным увеличением, с нормальным светом, Боже благослови Силикон и всех присных его.
Этот буйвол со своими курсами даже не понял, что Катарина была жива, когда поцарапала лоб... сама взяла и поцарапала, конечно же. И что их убивали не там, где находили – крови на земле не было, только на трупе. Вот это уже для деревенского стыдно просто – они же тут все охотники...
Возвращается лейтенант Гомес. Глаза квадратные. Челюсть лежит на пузе. Вода течет потоками уже не только со шляпы.
– Триста шагов, триста пять шагов, триста три шага. Я там поскользнулся пару раз кое-где, так что ну триста в общем... от дверей как велено.
– Вы же в сарае смотрели, а? – усмехается Кейс. – Да тут, наверное, и дурачок догадался бы...
Буйволу не хочется ругаться... совсем. Да оно и понятно. Теперь доктор Камински вписывается в картину мира. У магов и волшебников всегда дурной характер, как-то это связано с ремеслом.
– У хорошего пращника, лейтенант, свинцовый шарик летит метров на 250. Может, чуть подальше. А глиняный примерно на сто, вес не тот, – снисходит Кейс до напоминания очевидного и общеизвестного. – Да вы же и сами знаете. И никто ничего не видит, потому что видеть нечего. Луис, деревенский дурачок, на голубей охотится.
– Чушь, – говорит лейтенант. – Луис и мухи не обидит. Он безобидный как младенец, да и падре за ним присматривает.
– Да ну? – Характеристика Луиса – вещь полезная, но вот слова "чушь" Кейс прощать не собирается. – Primo – вот это, если грязь убрать, пояс от шелкового платья. Белый фон, красные цветы. Знакомо? Secundo, на нем кровь. Tertio.. ладно, не буду усложнять. Вторая жертва разбила голову при жизни. А у первой и третьей вы кожу под волосами просто не осматривали. Крови нет – и ладно. Опросите девочек – не попадал ли он по кому-то якобы случайно? Quarto, когда к вам вернется способность соображать, понюхайте тот мешок с перьями, что ближе к стене. Или можете просто вызвать понятых и вытащить оттуда бутылку с перечной настойкой. А дурачок ваш всегда был не совсем умен, но вот года три-четыре назад чем-то переболел, едва Богу душу не отдал – и даже счету разучился. Так? Так, я спрашиваю?
Лейтенант Гомес вжат в стенку, невнятно булькает – и кивает. Теперь можно и отпустить его.
– Не верите, дождитесь жары и смотрите за этим сараем и этим Луисом. Ваше право. Но вот он, ваш убийца. Вы, кстати, молодец.
Гомес таращит глаза. Кажется, боится, что его еще раз в стенку впечатают.
– Ну не считайте городских уж совсем дураками. Вы не думали, что это маньяк. Вы просто не понимали, что у вас творится. Один это человек, разные, нечисть, "Черные Бригады"... Вы только понимали, что сами не справитесь, ума не хватает, а столице до ваших мелких неприятностей дела нет. А вот если у вас серия, то там могут и зашевелиться. И вы попытались подогнать убийства под серию, как умели. Потому что на курсах вам только про сексуальных маньяков объясняли. Эта "сперма" ваша – это сметана или сливки?
– А...
– А у вас и правда была серия. Только не на сексуальной почве. На какой? На такой... что во всей вашей Богом оставленной деревне, хоть она имени Истинного Креста три раза будь, некому даже осмотреть и выписать лекарство этому несчастному. Он у вас на глазах спятил окончательно – и дошел. Я не знаю, что там у него, хроническое воспаление мозговых оболочек, надо понимать. Но теперь его повесят – вы лучше его при задержании убейте, лейтенант, потому что... потому что вот все у вас так!
– Но если он сумасшедший...
– Его не оправдают, лейтенант. Поверьте моему слову, – морщится Кейс, – он понимал, что убивает. И если его будут судить, любой психолог это установит на раз. Он сумасшедший, но вот это он понимал. Да случись все это не в вашей глуши, его бы и нашли на раз, и без меня. Максимум на втором трупе. А будет и попытка устроить четвертый. Помните карту? Проведите линию между первым и третьим, между вторым, сараем – и дальше вниз. Представили себе? Так что – если недостаточно улик, а их и правда кот наплакал, ни отпечатков, ни биоматериала, ни орудий... ни черта же нет, одна перцовка – так возьмите с поличным. Он сначала подшибает, несет сюда, здесь душит – и только потом обратно. На выбранное место. Но вам-то и первого действия достаточно. Следите за ним – и возьмите его на живца, и все тут. На это-то вас должно хватить. А если вы ему случайно шею свернете, никто не удивится.
Лейтенант горестно морщится. Поверил и представил себе, как оно все будет выглядеть, если по закону. А у нас же еще оккупационное законодательство, в общем, пока приговор утвердят, из всех пять раз душу вынут. Но утвердят – деваться некуда.
– Слушайте, Гомес, – говорит Кейс, – что у вас здесь пьют? Ведь что-то же пьют?
– Канью пьют.
– Это тростниковый самогон?
– Ну, лучше... а так-то пьют, что сами выгонят или что привезут. Но у меня канья есть. – Вот, иногда он даже все правильно понимает. А весь анализ, характеристику и прочее я ему набью потом, когда согреюсь и просохну. И – на всякий случай – нужно проверить почту. Деревня, как ни странно, находится в зоне одной из компаний сотовой связи. Телефон работает – на одну черточку, но работает, значит, и до почты доберемся. Медленно и печально. Вряд ли там хоть одно письмо, но – мало ли, мало ли...
И во Флориду доложить, что помощь местным органам правопорядка оказана, дело оформляется – и специалисту на плоскогорье больше делать нечего. Если начать зудеть сегодня, за неделю можно и выбраться.
– А как вы догадались... про счет? – интересно ему.
– Про болезнь в формуляре есть. В том самом, что вы мне дали. А счет... вон, на стене посмотрите. Он сначала свою добычу в столбик считал, грифелем. Потом цифры поплыли. А потом он стал зарубки делать. Ваши не заметили – дурачок и дурачок, какая разница, насколько не дотягивает. А для него это, наверное, конец света. – Кейс мотает головой, стряхивает воду на вещественные доказательства. – Идемте к вам, тащите вашу канью – а я вам за нее рапорт напишу и план оперативного мероприятия.
