Текст книги "Ночь длиною в жизнь"

Автор книги: Тана Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Я вытащил две сигареты из своей пачки, прикурил одну для Имельды.

– Спасибо. – Она повернула голову, выпустила дым в сторону. – Только Рози в собственную мамочку не превратилась. Знаешь, когда жизнь прижимала, я всегда думала, что Рози где-то в Лондоне, в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, занимается сногсшибательным делом, которое мне и не снилось. Единственная, кто вырвался.

– Я не превратился в свою мамочку. Или, точнее, в папочку, – заметил я.

Имельда бросила на меня недоверчивый взгляд – службу в полиции благом не назовешь.

– Шанья беременна, а кто отец – не знает, – вздохнула она. – А ей всего семнадцать.

Даже Снайпер не смог бы перевернуть такое в позитив.

– Ну, ей-то мама поможет, – заметил я.

– Ага… – Плечи Имельды бессильно поникли, словно она ожидала услышать от меня совет, как все исправить. – Хоть что-то.

Кто-то из соседей врубил Фифти Сента, из-за стены тут же заорали, мол, сделайте потише. Имельда словно ничего не заметила.

– Слушай, у меня еще один вопросик имеется… – начал я.

Что-то в моем голосе насторожило Имельду, и бессмысленный взгляд вернулся на место.

– Ты никому не говорила, что мы с Рози уезжаем?

– He-а. Я не стукачка какая-нибудь. – Она оскорбленно выпрямилась, готовая к бою.

– Я и не думал. Знаешь, есть куча способов вытянуть из человека информацию. Тебе было… сколько – восемнадцать, девятнадцать? Девчушку легко подпоить или еще как язык развязать, хоть на намек.

– Я не тупая.

– Я тоже. Понимаешь, в ту ночь кто-то поджидал Рози в номере шестнадцатом. Ее там встретили, убили и спрятали тело. Всего три человека в мире знали, что Рози придет туда за чемоданчиком: я, Рози и ты. От меня никто этого не узнал. Сама говоришь, Рози держала рот на замке; ты была ее лучшей подругой, но она даже тебе призналась в самый последний момент. Никогда не поверю, что она разболтала об этом кому-то еще, просто для прикола. Хрень. Остаешься ты.

Имельда вскочила с кресла и выбила кружку у меня из руки.

– Наглая скотина, обзывать меня треплом в моем же доме! Тебя и на порог нельзя было пускать. И наболтал тут – встретиться со старой подружкой! Подружкой, твою мать, ты хотел выведать, что я знаю… – Она метнулась в кухню и швырнула кружки в раковину.

Такой силы залп из всех орудий может вызывать только чувство вины.

– Это ты тут наболтала про любовь к Рози, – не отставал я, решив додавить Имельду. – Про то, как хотела, чтобы она вырвалась… как же, хрень все это!

– Ты понятия не имеешь, о чем ты говоришь. Тебе легко: приперся после стольких лет, весь из себя крутой, и смотаешься, как только пожелаешь, – а мне здесь жить. Моим детям здесь жить.

– По-твоему, я собрался канать отсюда? Я тут, Имельда, нравится мне или нет. И никуда не собираюсь.

– А вот собираешься! Вали из моего дома. Забирай свои расспросы и засунь себе в задницу. Пошел вон!

– Скажи, кому ты говорила, и я уйду.

Я прижал Имельду к подоконнику; ее взгляд, полный безумного страха, заметался по кухне в поисках путей к отступлению.

– Имельда, я тебя не ударю, – осторожно начал я. – Я просто спрашиваю.

– Пошел вон, – повторила она, вцепившись во что-то у себя за спиной.

Я запоздало сообразил, что ее страх был не рефлекторным, не остался на память от урода, который поколачивал ее, – нет, боялась она именно меня.

– Ты что себе думаешь? – спросил я. – Что, по-твоему, я с тобой сделаю?

– Меня насчет тебя предупредили, – еле слышно ответила она.

Не помня себя, я шагнул вперед – и увидел занесенный над головой хлебный нож, перекошенный рот, из которого вот-вот вырвется крик… Я ушел. Имельда, собравшись с силами, перегнулась через перила и заорала мне вслед, к радости соседей:

– И не смей возвращаться, черт бы тебя побрал!

Дверь ее квартиры захлопнулась.

15

Я углубился в Либертис, подальше от толчеи; центр города запрудили рождественско-шопинговые лемминги, распихивающие друг друга в бешеном стремлении оплатить кредиткой все, что попадется, и чем дороже, тем лучше; рано или поздно кто-нибудь подвернулся бы мне, как повод для драки. Один добрый человек по прозвищу Дэнни Спичечник неоднократно предлагал мне свою помощь в организации поджога. Я вспомнил Фейтфул-плейс, алчный взгляд миссис Каллен, неопределенное выражение лица Деса Нолана, ужас в глазах Имельды и подумал, что стоит позвонить Дэнни.

Я шагал, пока желание пришибить любого, кто подойдет поближе, не поугасло. Улочки и переулки выглядели как гости на поминках Кевина, – пиратские копии знакомых предметов, дурацкая шутка: новенькие «БМВ», сгрудившиеся перед бывшими многоквартирными домами, мамочки подросткового возраста, орущие на крох в дизайнерских колясках, пыльные лавочки на углу, превратившиеся в сверкающие фирменные магазины. У собора Святого Патрика я наконец сбавил шаг и присел на скамейку в парке, спокойно разглядывая то, что простояло на одном месте восемь столетий, и слушая, как накручивают себя водители, по мере того как близится час пик и растут пробки.

Я сидел и курил – Холли бы не одобрила, – и тут звякнул мобильник: пришло сообщение от малыша Стивена. Судя по всему, текст он переписывал раз десять, пока не вышло правильно. «Привет, детектив Мэки, у меня есть нужная вам информация. Всего наилучшего, Стивен Моран (дет.)».

Умничка. Время близилось к пяти. Я отправил ответ: «Молодец. Встречаемся в „Космо“ немедленно».

«Космо» – жалкая закусочная, притаившаяся в паутине аллей неподалеку от Графтон-стрит. Никто из убойного в жизни не сунет свой нос туда – это первый плюс. Второй плюс – «Космо» остается одним из немногих заведений, где еще нанимают ирландцев, а это значит, что никто не вперится в тебя взглядом. Иногда это очень кстати. Порой я встречаюсь тут со своими информаторами.

Когда я добрался до «Космо», Стивен уже сидел за столиком с чашкой кофе и рисовал узоры на рассыпанном сахаре.

– Рад видеть, детектив, – сказал я. – Спасибо, что связался.

– А как же… – Стивен пожал плечами. – Я ведь обещал.

– Ага. Есть о чем поговорить?

– Не уверен, правильно ли я поступаю.

– Солнышко, утром я по-прежнему буду тебя уважать.

– В Темплморе нам говорили, что полиция – наша семья, – сказал Стивен. – Я, знаете ли, запомнил и воспринимаю это всерьез.

– И правильно. Это твоя семья. Так в семьях и ведут себя, никогда не замечал?

– Нет.

– Ну, старик, значит, тебе повезло. Счастливое детство – великое дело. Впрочем, везет не всем. Что ты мне принес?

Стивен прикусил губу. Я с интересом разглядывал его, предоставив решать вопросы совести самостоятельно; наконец, как и следовало ожидать, он не подхватил рюкзак и не свалил из «Космо», а нагнулся и извлек тонкую зеленую папку.

– Отчет о вскрытии, – сказал он, протягивая папку мне.

Я быстро пролистал страницы. Диаграммы травм Кевина прыгнули на меня: вес органов, повреждения мозга – не самое подходящее чтиво над чашечкой кофе.

– Отличная работа, – сказал я. – Спасибо огромное. Изложи вкратце – тридцать секунд, не более.

Стивен застыл. Возможно, ему уже приходилось извещать родственников – но без технических подробностей. Я смотрел в упор, и Стивен начал:

– Э-э… Ладно. Он – то есть покойный, – э-э… ваш брат… упал из окна, головой вперед. Не обнаружено следов защиты или борьбы – ничего, что указывало бы на постороннего. Падение произошло с высоты примерно двадцать футов, на твердую землю. Он ударился о поверхность земли боком теменной части головы, примерно вот тут. Падение вызвало перелом черепа, приведший к повреждению мозга, и перелом шеи, парализовавший дыхание. То или другое привело к смерти. Очень быстрой.

Собственно, я это и готовился услышать, но все равно чуть не влюбился в расфуфыренную официантку за то, что она появилась как раз в этот момент. Я заказал кофе и какой-то бутерброд. Она записала все неправильно, потом еще раз – чтобы показать, что она выше такой работы, закатила глаза от моей тупости и чуть не опрокинула чашку Стивена ему на колени, забирая у меня меню. Когда она ушла, я уже был в состоянии шевелить челюстью.

– Тут ничего особенного, – небрежно заметил я. – Есть отчет по отпечаткам?

Стивен кивнул и достал еще одну папку, потолще. Снайпер всерьез поднажал на экспертов, и результаты доставили срочно. Судя по всему, он собирался поскорее закрыть дело и забыть.

– Расскажи самое главное, – попросил я.

– Снаружи на чемоданчике – месиво: после стольких лет в дымоходе стерлось почти все, что было, зато добавились рабочие и семья, которая… ваша семья. – Спохватившись, Стивен опустил голову. – Однако сохранились отпечатки, принадлежащие Рози Дейли и ее сестре Норе, плюс три отпечатка неизвестного – судя по расположению, пальцы одной руки. Внутри приблизительно то же самое: на сохранившихся вещах – отпечатки Рози; на плейере – отпечатки Норы; на самом чемоданчике изнутри – отпечатки Терезы Дейли, что естественно, потому что чемоданчик раньше принадлежал ей; и множество членов семьи Мэки, по большей части – Джозефины Мэки. Это ведь… э… ваша мать?

– Ага, – сказал я. Ясное дело, чемоданчик распаковывала ма. Я почти слышал гневную тираду: «Джим Мэки, убери свои грязные лапы от вещей, это ж трусики, ты что – извращенец?»

– Есть неопознанные?

– Внутри нет. Еще мы обнаружили, гм, несколько ваших отпечатков на конверте, где лежали билеты.

Оказывается, после всех событий последних дней у меня еще осталось место, куда можно больно ударить: мои отпечатки с того невинного вечера в «О'Ниле» – свеженькие, как вчерашние, двадцать лет пролежавшие во тьме, вот вам, играйте, эксперты.

– Разумеется. Мне не пришло в голову надеть перчатки, когда я покупал билеты. Что-нибудь еще?

– Не про чемоданчик. Похоже, записку аккуратно протерли. На второй странице, которую нашли в восемьдесят пятом году, есть отпечатки Мэтью, Терезы и Норы Дейли, трех парней, которые нашли и принесли записку, и ваши. Ни одного отпечатка Рози. На первой странице, из кармана Кевина, нет ничего. Вообще нет отпечатков. Чисто, как в бане.

– А окно, из которого он выпал?

– Тут наоборот: слишком много отпечатков. Эксперты почти уверены, что отпечатки Кевина остались на верхней и нижней рамах – там они и должны быть, если он открывал окно; на подоконнике – отпечаток его ладони, там, где он нагнулся. Впрочем, гарантии они не дают: слишком много слоев отпечатков внизу, детали пропадают.

– Что-нибудь еще?

Стивен покачал головой:

– Ничего выдающегося. Нашли отпечатки Кевина на парадной двери и на двери комнаты, из которой он выпал, а так – ничего неожиданного. По всему дому – сплошь отпечатки неизвестных; эксперты все еще работают. Пока выплыли несколько правонарушителей, они все местные, так что могли просто околачиваться в доме. Причем давным-давно.

– Отлично! – Я закрыл папку и убрал ее в портфель. – Этого я не забуду. А теперь хотелось бы услышать краткое изложение теории детектива Кеннеди о происшедшем.

Стивен следил за моими манипуляциями.

– Скажите еще раз, что все это нормально с этической точки зрения.

– Это нормально с этической точки зрения, потому что это сделано и забыто, малыш. Рассказывай.

Помедлив, он посмотрел меня и сказал:

– Я не знаю, как говорить с вами об этом деле.

Официантка грохнула на стол мои бутерброды и чашку кофе и метнулась прочь, готовиться к закрытию. Мы не обратили на нее внимания.

– Потому что я связан почти со всеми и со всем, что имеет отношение к делу?

– Да. Это и так нелегко, не хочу усугублять.

Еще и врачебный такт. Дайте мальчику пять лет – он будет нами командовать.

– Ценю твою заботу, Стивен, – похвалил я. – Однако сейчас мне нужна не чуткость, а объективность. Представь, что дело не имеет никакого отношения ко мне. Я – посторонний, который проходил мимо и хочет узнать основное. Сможешь?

– Да, – кивнул Стивен.

Я поудобнее устроился в кресле и подвинул к себе тарелку.

– Замечательно. Валяй.

Стивен не торопясь приводил мысли в порядок, и мне это понравилось. Он полил бутерброды кетчупом и майонезом, передвинул пакетик с чипсами и наконец заговорил:

– Ладно. Теория детектива Кеннеди сводится к следующему. Поздно вечером пятнадцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят пятого года Фрэнсис Мэки и Рози Дейли договорились о встрече на Фейтфул-плейс, чтобы вместе уехать из дому. Брат Мэки, Кевин, узнав об этом…

– Каким образом? – Не представляю себе Имельду, изливающую душу пятнадцатилетнему пацану.

– Это неясно, но очевидно, что кто-то узнал. Кевин подходит лучше остальных. Это один из краеугольных камней теории детектива Кеннеди. Все, с кем мы беседовали, утверждают, что Фрэнсис и Рози хранили предстоящий отъезд в полнейшем секрете, никто даже не подозревал, что они затеяли. А Кевин, который делил спальню с Фрэнсисом, мог что-то увидеть.

Моя крошка Мэнди не проболталась.

– Закрыли тему. В той комнате нечего было видеть.

– Я из Норт-Уолла. – Стивен пожал плечами. – В Либертис наверняка все то же самое, по крайней мере было в те времена: народ как сельди в бочке, все что-то говорят, секретов не существует. Странно, если бы никто не прознал о побеге. Очень странно.

– Разумно. Оставим пока эту часть. Что дальше?

Стивен, сосредоточившись на отчете, немного успокоился.

– Кевин решил перехватить Рози, прежде чем она встретится с Фрэнсисом. Может, он назначил ей встречу, может, знал, что Рози надо забрать чемоданчик, но в любом случае они встречаются – скорее всего в номере шестнадцатом по Фейтфул-плейс. Начался спор, Кевин разъярился, схватил ее за горло и ударил головой о стену. По словам Купера, все произошло очень быстро; возможно, за несколько секунд. Кевин пришел в себя, но уже поздно.

– Мотив? Для начала: с чего ему перехватывать ее, не говоря уж о споре?

– Неизвестно. Все утверждают, что Кевин был очень привязан к Фрэнсису – может, он не хотел, чтобы они с Рози уезжали. Возможно, сыграла роль ревность – в подростковом возрасте это сильно проявляется. Все говорят, что Рози была настоящей красавицей. Возможно, она отвергла Кевина, возможно, между ними что-то произошло… – Стивен вдруг вспомнил, с кем разговаривает, покраснел, заткнулся и с испугом взглянул на меня.

«Я помню Рози, – сказал Кевин. – Волосы, и смех, и походку…»

Я покачал головой.

– Разница в возрасте великовата – не забудь, пятнадцать и девятнадцать лет. Навоображать себе он мог, это правда. Давай дальше.

– Так. Мотив не обязательно должен быть значительным; то есть из того, что нам известно, Кевин убийства не планировал. Больше похоже на случайность. Когда Кевин осознал, что Рози мертва, он затащил тело в подвал – если они уже не находились там – и спрятал под бетонной плитой. Тем летом он подрабатывал на стройке подсобным рабочим, так что силенок у него хватило и он вполне бы справился… – Стивен осекся и снова бросил на меня взгляд.

Я ласково посмотрел на малыша, выковыривая ветчину из зубов.

– В какой-то момент Кевин нашел записку, которую Рози собиралась оставить семье, и сообразил, что ее можно использовать. Он спрятал первую страницу, а вторую оставил на месте. Идея такова: если Фрэнсис все равно уедет, все поверят в изначальный план – парочка упорхнула вместе, и записка предназначена родителям. Если Фрэнсис в итоге, не дождавшись Рози, вернется домой или позже каким-то образом свяжется с семьей, все решат, что записка для него и Рози уехала одна.

– Вот именно. Двадцать два года так все и было, – подтвердил я.

– Ага. Потом обнаружили тело Рози, началось расследование – и Кевин запаниковал. Все, с кем мы говорили, утверждают, что последние дни он ходил подавленный, и с каждым днем все хуже. Наконец он не выдержал напряжения, достал первую часть записки из тайника, провел последний вечер с семьей, а потом возвратился на место, где убил Рози, и… Вот.

– Ну-ну. Прочел молитву и сиганул головой вперед из окна верхнего этажа. Справедливость восторжествовала.

– По-моему, примерно так. – Стивен смотрел на меня из-за чашки кофе, пытаясь определить, не переборщил ли.

– Отлично, детектив. Четко, кратко и объективно.

Стивен коротко, облегченно выдохнул, словно вышел с устного экзамена, и вгрызся в бутерброд.

– Как думаешь, сколько осталось времени до того, как все это превратится в каноническое Евангелие от Кеннеди и оба дела закроют?

Стивен покачал головой.

– Похоже, несколько дней. Он еще не отправил документы наверх; мы продолжаем собирать улики. Детектив Кеннеди очень основателен. То есть у него есть теория, но это не значит, что он пришлепнет ее на чемоданчик и отправит прочь. Мы – я и остальные стажеры – остаемся в убойном по крайней мере до конца недели.

Значит, у меня в запасе дня три. Никто не любит оглядываться. Как только дело официально закроют, причин для дальнейшего расследования не останется, разве что всплывет нотариально заверенная видеозапись убийцы, признающегося в обоих преступлениях.

– И все будет в шоколаде, – подвел итог я. – А что лично ты думаешь о теории детектива Кеннеди?

От неожиданности Стивен замер с недожеванным куском бутерброда во рту.

– Я?

– Ты, солнышко. Я и так знаю, как работает Снайпер. Мне интересно, что можешь предложить ты, помимо сумасшедшей скорости машинописи.

– Не мое дело… – Он пожал плечами.

– Нет, твое. Я спрашиваю тебя; значит, это твое дело. Тебя его теория греет?

Стивен откусил еще кусок бутерброда, чтобы было время подумать, и уставился в тарелку.

– Безусловно, Стив, не стоит забывать, что я могу оказаться чертовым придирой, или свихнулся от горя, или свихнулся сам по себе – короче, возможно, я не тот человек, которому нужно поверять потаенные мысли. И все равно тебе наверняка приходило в голову, что детектив Кеннеди не обязательно прав.

– Я думал об этом.

– Ну естественно, думал, если ты не идиот. А кто-нибудь еще из команды об этом думал?

– Никто не говорил.

– И не скажут. Они все об этом думали, они ведь тоже не идиоты, но держат рот на замке, потому что боятся попасть в черный список Снайпера.

Я навис над столом, и ему волей-неволей пришлось взглянуть на меня.

– Остаешься ты, детектив Моран. Ты и я. Кроме нас двоих, никто не станет искать убийцу Рози Дейли. Теперь тебе понятно, почему наша игра этически правильна?

– Кажется, да.

– Этически она чиста со всех сторон, потому что твоя главная ответственность – не перед детективом Кеннеди, и даже не передо мной, если на то пошло, а перед Рози Дейли и Кевином Мэки. Мы – все, что у них есть. Так что хватит терять время, как девица, цепляющаяся за трусики; расскажи, что ты думаешь о теории детектива Кеннеди.

– Я не в восторге.

– Почему же?

– Дело даже не в дырах: неизвестен мотив, неясно, как Кевин узнал о побеге, и прочее. Такие дыры неизбежны – столько лет прошло. Меня беспокоят результаты по отпечаткам.

Я верил, что он зацепит.

– А что с ними не так?

Стивен слизнул майонез с пальца и помолчал.

– Для начала – пальцы неизвестных снаружи чемоданчика. Может, они не значат ничего, однако, будь это мое расследование, я бы идентифицировал отпечатки, прежде чем закрывать дело.

Я почти наверняка знал, чьи там отпечатки, но неохота было делиться.

– Я бы тоже, – согласился я. – Что еще?

– А еще – почему нет отпечатков на первой странице записки? Протирать вторую часть смысл есть: Кевин не хотел, чтобы копы обнаружили его пальчики на прощальном письме, если возникнут подозрения и Рози объявят в розыск. Но первая страница? Кевин достал ее из тайника, где она пролежала годы, хотел использовать ее как прощальную записку самоубийцы и признание – допустим; но начисто протирать ее и класть в карман рукой в перчатке? Чтобы никто не связал его с запиской?

– А что на это говорит Кеннеди?

– Он называет это мелким отклонением – ничего важного, такое бывает в любом деле. Кевин протирает обе страницы в первую ночь, прячет половину, а когда достает из тайника, не оставляет отпечатков – они остаются не всегда. В общем-то это похоже на правду, вот только… Мы говорим о человеке, который собирается покончить с собой. Он фактически признается в убийстве. И плевать, какой ты крутой, ты будешь потеть, как су… как сумасшедший. А если потеешь, оставляешь отпечатки. – Стивен покачал головой. – Так что на этой странице отпечатки должны были быть, и точка.

– Давай представим на секундочку, что мой старый друг детектив Кеннеди впервые в жизни лопухнулся и Кевин Мэки не убивал Рози Дейли. Что мы тогда имеем?

Стивен посмотрел на меня.

– Мы считаем, что Кевина тоже убили?

– Сам решай.

– Если не он вытер записку и положил ее в карман, это сделал за него кто-то еще. Значит, убийство.

Внезапно меня окатила предательская волна приязни, я готов был обнять мальчонку за шею и взъерошить ему волосы.

– Очко в мою пользу, – сказал я. – И что нам известно об убийце?

– Мы считаем, что это был один и тот же человек?

– Искренне надеюсь на это. Да, райончик у нас еще тот, однако два убийцы на одной улице – это уже перебор.

Начав излагать собственные соображения, Стивен куда меньше стал меня бояться. Он подался вперед, положив локти на стол, и так увлекся, что напрочь забыл об остатках бутерброда. В его глазах вспыхнул новый, жесткий огонек – такой жесткости я не ждал от милого робкого новичка.

– Ладно, тогда, если верить Куперу, это, вероятно, мужчина. Возраст, допустим, от тридцати с лишним до пятидесяти; значит, ему было от пятнадцати до тридцати, когда умерла Рози; в хорошей форме – и тогда, и сейчас. Значит, парень с мышцами.

– С Рози – да, – согласился я. – С Кевином – не обязательно. Если придумать, как заставить его наклониться над подоконником – а Кев не страдал подозрительностью, – одного легкого толчка хватило бы. Мышцы не нужны.

– Значит, если нашему мужчине было от пятнадцати до пятидесяти, когда он добрался до Рози, значит, теперь ему от тридцати с лишним до семидесяти.

– Увы. Что еще можно придумать, чтобы сузить круг поисков?

– Убийца вырос в окрестностях Фейтфул-плейс, – напомнил Стивен. – Он знает номер шестнадцатый изнутри: когда он понял, что убил Рози, то здорово офигел, но вспомнил о бетонных плитах в подвале. И, по общему мнению, с номером шестнадцатым лучше всех знакомы те, кто подростком жил на Фейтфул-плейс или по соседству. Возможно, сейчас он там больше не живет – узнать, что обнаружено тело Рози, можно было разными путями, – но когда-то жил.

Впервые за всю мою карьеру я вдруг сообразил, почему ребята из убойного так любят свою работу. Когда выходишь на охоту под прикрытием, хватаешь все, что попадается в невод; и чуть ли не самое главное умение – решить, что использовать как наживку, что швырнуть обратно в море и что шандарахнуть по башке и отнести домой. А тут все иначе. Эти ребята выслеживают гнусного хищника и сосредоточиваются на нем, как на любимой женщине. Они отлавливают во тьме нужный силуэт, а все остальное, что попадается в невод, – ненужная дрянь. Это, конечно, круто и очень лично: вот я – а вот он, где-то там, и мы ждем, когда он сделает неверный шаг. В этот вечер в убогой забегаловке я впервые ощутил эту тесную связь.

– Главный вопрос не в том, как он узнал, что нашли Рози, – сказал я. – Сам же говоришь, об этом сообщили всем, кто жил когда-то в Либертис. Главный вопрос – как он после стольких лет узнал, что Кевин для него опасен. По-моему, об этом убийце мог сказать только один человек – сам Кевин. Или они поддерживали связь, или столкнулись в эти безумные выходные, или Кевин сдуру сам попытался вычислить убийцу. Если сможешь, попробуй выяснить, кому Кевин звонил в последние сорок восемь часов – по мобильному, по домашнему, кому посылал сообщения; кто звонил и писал ему. Я ведь правильно понимаю, что детектив Кеннеди запросил все распечатки?

– Конечно, запросил, только они еще не пришли.

– Если мы узнаем, с кем Кевин разговаривал в эти выходные, мы найдем нашего парня…

Я понес чемоданчик Снайперу, а Кевин взвился и сбежал, увиделись мы с ним уже в пабе. В промежутке он мог встретиться с кем угодно.

– И вот еще, – продолжил Стивен. – По-моему, это жестокий человек. Ну, то есть понятно, склонность к насилию и все такое, но я имею в виду не только эти два случая… Велика вероятность, что на него есть протокол или по крайней мере данные.

– Интересная теория. Это почему же?

– Эти убийства отличаются друг от друга. Второе – спланированное, пусть даже всего за несколько минут, а вот первое – почти наверняка случайное.

– И что? Сейчас он старше, лучше держит себя в руках, думает наперед. В первый раз он просто ошалел.

– Ну да, но к этому я и веду: он ошалел, и это с ним осталось навсегда.

Я поднял бровь – мне-то все было понятно, но хотелось послушать его доводы. Стивен нерешительно чесал ухо, подбирая слова.

– У меня две сестры, – начал он. – Одной восемнадцать, и если ее разозлить, она орет так, что всей улице слышно. Другая – ей двадцать, – если входит в раж, швыряет в стену что попало – ручки и прочую мелочь. И так было всегда, с самого раннего детства. Если младшая швырнет что-нибудь об стену, или старшая начнет визжать, или кто-то из них нападет на человека, я удивлюсь. Люди шалеют так, как привыкли.

Я выдавил в ответ одобрительную улыбку – мальчик заслужил похвалу – и собрался спросить, как он сам шалеет, но тут меня накрыло.

…Тупой стук головы Шая о стену, распахнутый рот, обмякшее тело под папашиными руками. Крик ма: «Смотри, скотина, что ты наделал, ты его чуть не убил». Хриплый папашин голос: «Будет знать». И Купер: «Нападающий схватил ее за шею и несколько раз ударил о стену…»

Что-то в моем лице напугало Стивена; наверное, я уставился страшным взглядом.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего, – ответил я, набрасывая куртку.

…И уверенный голос Мэтта Дейли: «Люди не меняются…»

– Отлично работаешь, детектив. Серьезно. Свяжись со мной, как только придут телефонные распечатки.

– Ладно, свяжусь. Но вы точно…

Я достал двадцатку и протянул через стол Стивену.

– Вроде как гонорар. Дай знать, как только эксперты найдут неизвестных с отпечатками на чемоданчике или если детектив Кеннеди сообщит, когда собирается закрыть расследование. И помни, детектив: все исключительно между нами.

Я ушел.

Стивен держал в руках двадцатку и смотрел мне вслед разинув рот.