Текст книги "Избранное в двух томах. Том второй"
Автор книги: Тахави Ахтанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
В середине беседы к нам присоединяется очень известный в мире индийского кинематографа Балрадж Сахни, одетый по-европейски, но на индийский лад – легко и изящно. Он несколько утомлен, так что его красивое актерское лицо выглядит сейчас не таким сияющим, каким оно мелькало перед нами на многочисленных киноафишах Бомбея,
Безусловно красивое лицо. Но слишком профессиональное. И этот актерский профессионализм стирает то неповторимое своеобразие, чем отмечены лица Аббаса и Чандра.
Сахни рассказывает о том, как в данный момент он и его сын, окончивший Московский институт кинематографии, снимаются в новом фильме по сценарию Кришана Чандра.
...Оказывается, кулинарные таланты нашего уважаемого хозяина почти так же ярки, как его литературное дарование, Мы получаем возможность оценить индийское национальное блюдо кари – жареное мясо с вареным рисом, обильно сдобренное пряностями вроде шафрана, стручкового перца, кардамона и жирным подливом. Несмотря на изнурительную жару, мы с завидным аппетитом лакомимся этим блюдом.
Обстановка в доме Аббаса очень скромна. Нет даже кондиционированного воздуха. Только вентилятор призван спасать от жарких наплывов извне.
Ощущается и отсутствие хозяйки: жена Аббаса умерла.
После того как мы отдали должное национальному блюду – кари, нас приглашают к приему пищи духовной. Тот самый молодой человек, что привез нас к Аббасу, тоже оказался поэтом. Он по просьбе хозяина исполняет для нас новую песню, написанную популярным индийским композитором на его слова.
Делаем внимательные вежливые лица. На самом деле песня нам не по душе. Мелодия держащаяся сплошь на высоких нотах, слишком криклива, лишена лиризма. Вообще-то я всегда с удовольствием слушаю индийские народные песни, но в этом случае что-то идет вразрез с моими эстетическими запросами. Наши хозяева, наоборот, с восхищением внимают певцу, находя, очевидно, в этой мелодии что-то недоступное нам.
Появляется как из-под земли какой-то дотошный фотограф. Он увековечивает нас и за едой, и за беседой, и в окружении многочисленной детворы, которая до этого только несмело выглядывала из-за дверей.
Прощаемся с очевидной грустью. Не много шансов на то, что еще увидимся с этими душевными людьми, с которыми роднит нас преданность общему литературному делу, высоким идеалам человечества, наконец, та взаимная симпатия, которой не всегда найдешь рациональное обоснование. А может, и встретимся... Недаром, по казахской пословице, конь трижды возвращается туда, куда и ступить не думал.
Во всяком случае, в памяти сердца останется и легкая, подвижная, полная остроумия беседа с Аббасом, и внутренняя сила, идущая от кратких лаконичных высказываний Чандра.
Да порадует нас судьба встречами с хорошими людьми!
* * *
О том, как в Индии отмечается столетний юбилей В. И. Ленина, мы узнаем заранее из беседы в советском консульстве. Генеральный консул Николай Васильевич Аксенов и вице-консул Марат Хикматуллаев знакомят нас с положением на месте. Оказывается, они испытывали порядочные трудности, желая удовлетворить как можно шире интерес индийского трудового люда к личности Ленина.
– Нам не хватает плакатов, литературы и особенно фильмов о жизни вождя. У нас мало фильмокопий. Их недостает даже для Бомбея – ведь здесь пять миллионов жителей, – не говоря уж про весь огромный штат Махараштра и соседние штаты, – рассказывает товарищ Аксенов.
Нас просят выступить на предстоящем собрании, и мы принимаем поручение.
...Мы на одной из площадей Бомбея. С волнением смотрим на алое полотнище, протянувшееся по круглому фасаду большого здания. На нем всего пять латинских букв. Они образуют то самое слово, в которое вмещается вся надежда человечества: Л‑Е‑Н‑И‑Н, У входа – такой родной нам портрет Ильича: тот, где он стоит вполоборота, с кепкой на голове, с руками, заложенными в карманы.
Мы прибываем задолго до назначенного времени. Как говорят казахи, та утка, что тяжела на подъем, взлетает первой. Истомленные жарой, мы так боялись опоздать, что приехали чуть не за час до срока. Оглядываемся вокруг. Высокий круглый зал, мест на тысячу двести, опоясан двумя ярусами балконов. На стенах – стенды, оформленные как распахнутые страницы книги. На стендах – хорошо составленные фотовитрины, диаграммы, схемы, воссоздающие жизнь и борьбу нашей партии и ее вождя. Есть данные и о сегодняшнем дне нашего строительства. Бумажные гирлянды разнообразных расцветок раскачиваются от струи воздуха, идущего от вентиляторов. Это создает переливчатую игру красок, радующую глаз.
Итак, симпозиум, посвященный столетнему юбилею со дня рождения В. И. Ленина, организованный Обществом индийско-советской дружбы. Симпозиум продлится тринадцать дней, с восьмого по двадцать первое апреля. Здесь будут затронуты всевозможные политико-теоретические проблемы. Примут участие представители различных национальностей. Выступят многие общественные деятели, в том числе и наши знакомые – писатели Кришан Чандр и Ходжа Ахмад Аббас, актер Балрадж Сахни. В перерывах – демонстрация фильмов о Ленине, небольшие концерты, дающие необходимую разрядку и отдых.
Как раз на один из таких концертов мы и попадаем. Кантата о Ленине. Инструментальная музыка.
Стоило начаться выступлениям, как все мы с прискорбием отмечаем, что здесь не хватает одной весьма привычной для нас детали – высокой трибуны, с какой привыкли выступать все наши ораторы. Куда же это она, голубушка, задевалась? Ведь уж как удобно-то зайти за нее, как бы отгородившись от всей публики, разложить на ней заранее заготовленные листы бумаги и шпарить себе по этим листкам, заботясь лишь о том, чтобы не пропустить что-либо из написанного.
А здесь – только микрофон на очень высокой подставке. И перед этим очень высоким микрофоном – маленькая-маленькая женщина-оратор. Смуглое личико с кулачок, тихий голос, неторопливая речь. Никаких бумажек в руках. Смотрит прямо в зал и говорит так ровно, с такими доверительными интонациями, точно перед ней не многоголовый зал, а единственный, хорошо знакомый собеседник.
Поскольку я не понимаю ни слова, мне легко сосредоточить внимание на реакции слушателей. Отлично слушают! Ни зевков, ни скучливого кашля, ни шепота. Ясно, что она говорит о чем-то насущном, о чем-то нужном всем, что это не набившие оскомину наставления, не цифровые данные, способные согнуть не только человека, но и верблюда. Велика сила непосредственного, искреннего слова!
Мы, перегруженные постоянными разъездами, конечно, не успели записать своих выступлений на бумаге. И это оказалось к лучшему. Хорошо бы мы выглядели со своими конспектами после такого оратора!
Становление советских восточных народностей как социалистических наций, великая культурная революция в этих странах – вот что стало темой моего выступления. Конечно, основным материалом были близкие мне факты из жизни Казахстана. При всей моей нелюбви к цифрам выбираю все-таки некоторые, наиболее впечатляющие.
– В Казахстане сорок одно высшее учебное заведение!
В любом колхозе под Алма-Атой меня слушали бы равнодушно. Привыкли. Чтобы правильно увидеть, надо отойти на несколько шагов. Закон перспективы. Это становится мне ясно, когда в ответ на эту цифру вспыхивает взрыв аплодисментов.
– Вот уже десять лет, как мы перешли на обязательное десятилетнее обучение в школах.
Опять дружные аплодисменты.
– В Казахстане так же, как и в Узбекистане, Туркменистане, Киргизстане, есть своя национальная Академия наук и десятки научно-исследовательских институтов при них.
Возникает тот общий подъем, который в стенограммах отмечается как «общее оживление в зале». И снова люди аплодируют, радостно улыбаются. В нашем сегодня они провидят свое завтра, и это вдохновляет их.
Мои товарищи выступают с большим подъемом. Исаак Голубев говорит о работе Советско-индийского общества, Леонид Почивалов – о том, как ему довелось однажды организовать отделение Советско-индийского общества в... Арктике!
Майю Ганину с ее речью на тему «Ленин и эмансипация женщины» мы решили, как коронный номер нашей программы, приберечь на завтра.
* * *
Институт имени доктора Бхальрао. Старик, открывший «предшественников Маркса». Доброго пути языку маратхи!
Забитая, испуганная девушка робко озирается по сторонам. Она окружена озлобленными, яростными женщинами, готовыми, кажется, разорвать бедняжку на части. Они перекрикивают друг друга, издевательски смеются, топают ногами. Это сцена принятия молодой невестки в дом.
Тетушки, золовушки, снохи и прочие добродетельные родственницы поучают молодуху правилам хорошего тона и ведения домашнего хозяйства.
Это эпизод из классической драмы Шарда. Исполнение настолько талантливо и выразительно, что заражаешься сочувствием к девушке, похожей на беспомощного щеночка, попавшего в кольцо чужих собак. Сочувствуешь, не понимая ни слова текста.
Спектакль идет на языке маратхи. Это основной язык, распространенный в штате Махараштра. А театр – небольшой, уютный, со зрительным залом мест на шестьсот – входит в состав так называемого института литературы, который было бы правильней назвать культурным центром, притягивающим к себе многие виды искусства.
В активе института около двух тысяч. Среди них не только писатели и журналисты, но и актеры, режиссеры, художники, научные работники – все, кому дорог этот язык, кто желает сохранить его для потомства. Здесь проводятся все литературные мероприятия, здесь сосредоточены печатные органы, читаются лекции по трем разделам искусства, наконец, здесь работает экспериментальный любительский театр драмы. Кстати, здесь есть и кружки по изучению русского языка. Узнаем, что уже идет к концу работа по составлению маратхо-русского словаря.
Свое летоисчисление институт ведет с тридцатых годов, точнее, с 1934 года, с первых литературных концертов. В сороковых годах институт сыграл выдающуюся роль в сохранении и развитии индийского искусства драмы, переживавшего в те годы настоящий кризис. Драматический театр стоял перед реальной угрозой поглощения его искусством кино.
В борьбе за сохранение индийского драматического театра выделился доктор Бхальрао, имя которого сейчас присвоено институту. Организовав фестиваль драмы, Бхальрао поставил на своем творческом знамени девиз – сохранение народного искусства. За основу брались сюжеты классических поэм «Рамаяны» и «Махабхараты». Постановки носили массовый характер, их повторяли в селах во время религиозных праздников. Именно фестиваль стал главным источником сбора средств на постройку этого дома. Ведь до 1947 года, года независимости, государство очень мало участвовало в таких делах.
Как хорошо, что институту присвоено имя его фактического организатора, человека, отдавшего все силы национальному искусству Индии, подлинному энтузиасту своего дела! Вообще я подметил этот штрих в жизни индийцев. Они именуют свои учреждения именем действительных, пусть даже скромных, деятелей данного фронта, не прибегая к обязательному преклонению перед тенями великих, но часто далеких светил.
...Итак, мы встречаемся сегодня с писателями, пишущими на языке маратхи. Они уже ждут нас. В небольшой комнате института собралось человек двадцать. В основном люди средних лет, если не считать двух старцев и нескольких юношей. Среди собравшихся две женщины.
Наша беседа начинается с забавного эпизода, отражающего патриархальность в местной писательской среде. Сразу же общим вниманием овладевает один из старцев, который заводит речь о... коммунизме!
– Был у нас в далеком прошлом поэт Намдев, – говорит старик, – так вот, он раньше Маркса открыл коммунизм. Он не делил людей на касты, не измывался над хариджанами, всех людей равными считал.
Оглянувшись на наших хозяев, замечаем на их лицах смущение и растерянность. Видимо, они знают, как трудно остановить старика, если он уже начал держать речь. Знают и то, что увлеченный ассоциациями, этот оратор может наговорить невесть что. Но прерывать патриарха от литературы? Немыслимо.
Наше дело – соблюдать вежливость. Добросовестно слушаем старика, который, зацепляясь за случайные слова, уже окончательно утратив нить мысли, перескакивает от одной истории к другой.
Ответственный секретарь местной писательской организации, толстяк с глянцеватой лысиной, весь истерзался, ерзая на стуле и бросая на старца-оратора умоляющие взгляды. Наконец он встает со стула в отчаянной решимости сделать патриарху намек на то, что его регламент истекает. Но тут сама судьба приходит ему на помощь – оратор умолкает так же неожиданно, как заговорил. Буквально на полуслове он вдруг кладет голову на ручку своего посоха и самым непосредственным младенческим образом засыпает. Его коллеги облегченно вздыхают, и мы приступаем к настоящей беседе.
Секретарь организации вводит нас в историю литературы маратхи. Она берет свое начало в тринадцатом веке. Первыми произведениями явились переводы с санскрита. Это были «Рамаяна» и «Махабхарата», впервые зазвучавшие для народов на родном языке. Затем стихи-молитвы в честь бога Пандарпура. В период колониального господства очень развилась журналистика маратхи, а затем родились собственная драматургия и проза. Драматургия вначале только воспроизводила традиционные сюжеты санскрита. Потом появились первые робкие шаги в направлении собственной оригинальной драмы.
– Шекспира у нас не переводили, а переписывали применительно к нашей жизни. Позднее появился целый цикл драм под влиянием Ибсена. И ваш Гоголь. У нас знают и любят «Ревизора»...
Дальше секретарь рассказывает нам о прозе маратхи, которая началась с романтизма. Так же, как и у казахов, широко была отражена трагедия женской судьбы, борьба за раскрепощение женщины. Аналогию с развитием казахской литературы я нахожу и в том, что молодая проза огромное внимание уделяла историческим темам.
Наше глубокое внимание, блокноты в наших руках – все это производит на писателей маратхи большое впечатление. Они ревниво следят за речью своего секретаря, то и дело напоминая ему какие-нибудь пропущенные детали, называя новые имена, всячески желая удовлетворить нашу любознательность.
– Самый большой наш писатель – Апте, – сообщает один из молодых наших собеседников, – его считают Диккенсом маратхи. Один из его многочисленных романов, вскрывающих острые социальные проблемы, переведен на русский под заголовком «Кто позаботится?». Нам хотелось бы, чтобы наши уважаемые советские гости прочли этот роман.
Мы узнаем имена еще двух популярных писателей – Канолькара и Тендулькара. Узнаем, что за последнее двадцатилетие появилось немало интересных произведений, в которых глубоко освещается народная жизнь.
Я внутренне одобряю выступление этого парня. Думаю о том, что если бы к нам в Алма-Ату приехали люди, ничего не знающие о казахской литературе, я построил бы свое выступление для них примерно так же. Выставил бы на первый план Сакена Сейфуллина, Мухтара Ауэзова, Беимбета Майлина. А для характеристики последнего двадцатилетия в развитии нашей литературы, пожалуй, воспользовался бы формулировками, данными этим молодым индийцем.
Наши собеседники точно задались целью заполнить наши блокноты до конца. Перебивая друг друга, они сообщают нам все новые и новые подробности о себе.
– Из Махараштры вышел в девятнадцатом веке крупный журналист Тилак, ставший видным лидером национально-освободительного движения в масштабе всей страны... – (я вспоминаю по аналогии нашего Чокана Валиханова). – У нас сейчас появляются пролетарские поэты... – (вспоминаю Сабита Муканова тридцатых годов).
– У нас есть женщины-сказительницы, поэтессы. Часто неграмотные, они дают великолепные образцы устного творчества.
– О жизни неприкасаемых пишет наш крупный писатель Аннабхау Сатхе.
– Во время традиционных октябрьских религиозных празднеств мы ставим спектакли по деревням. Народ любит их. Мы очень ценим драму как средство приобщения неграмотных масс к культуре...
Ах, как им хочется высказаться! И как мне понятна эта атмосфера страстного стремления молодой литературы к выходу на широкую арену. Как им обидно, что их крупные произведения все еще мало переводятся! А ведь на языке маратхи говорят почти сорок миллионов человек.
...Бомбей – самый космополитический город, из всех виденных нами индийских городов. В его порту сталкиваются корабли со всех концов света. Бомбей, конечно, не только центр штата Махараштра, но и крупный промышленный и культурный центр всей Индии. Здесь живут и работают уже описанные Кришан Чандр и Ходжа Ахмад Аббас, так сказать, аксакалы индийской литературы. Здесь же творят такие крупные деятели кино, как Радж Капур, Балрадж Сахни и другие. Кто только из популярных писателей, ученых, политических деятелей всего мира не побывал в Бомбее! Немудрено, что энтузиасты из института имени Бхальрао в какой-то мере ощущают себя провинциалами в собственной столице.
Многое я улавливаю в недомолвках и выразительных интонациях наших собеседников – писателей, пишущих на языке маратхи. Ведь как бы высоко вы ни ставили европейскую цивилизацию, вас не может не унижать мысль, что ваша древняя культура, затоптанная в свое время колонизаторами, воспринимается со снисходительным высокомерием как нечто экзотическое и несущественное. И как глубоко понятно страстное желание освободиться от комплекса неполноценности, рожденного столетиями угнетения, утвердить себя, свой язык, свой духовный мир! Тем более, что у народов маратхи поистине неисчерпаемая казна, завещанная им предками. Нам знакомо горячее чувство нетерпения по пути в большой мир, знакомо желание убыстрить темпы, прокричать знакомый лозунг: «Время, вперед!»
Пожелание успеха этому пробуждающемуся народу было с нашей стороны отнюдь не данью обычной вежливости, а именно братским сочувствием, основанным на общности стремлений.
* * *
Ртутный столбик на градусниках поднимается в Бомбее еще выше, чем в Калькутте, но здесь дышится куда легче. Благословенное море, опоясывающее значительную часть города, приходит на помощь путникам. Немудрено, что по вечерам люди устремляются к берегу, который здесь так удачно очерчен, что площадь для прогулок значительно увеличивается благодаря острым мыскам, заходящим в море.
И все равно места не хватает. Задуманная нами прогулка по берегу моря у «Ворот Индии» не приносит отдыха именно из-за многолюдья, из-за того, что и здесь надо буквально протискиваться между телами, чтобы пробить себе дорогу вперед.
Ограничиваемся приобретением сувениров, которыми кишат прибрежные лавки. Глаза разбегаются, столько изящных вещиц из стекла, ткани, кости, латуни... Туризм – гигантская отрасль индийского хозяйства. Сувениры – непременная отрасль обслуживания бесчисленных туристов со всего света.
* * *
В поисках «живого» капиталиста. Интервью у министра финансов.
Мое поколение не видело живых капиталистов. Представление о них формировалось с детства, через маршаковского мистера Твистера, потом в юности через лекции о прибавочной стоимости, потом в зрелости – через литературу, театр, кино. Однако живой капиталист, так сказать, во плоти, вероятно, несколько отличен от составившегося таким образом представления. Вот так мы все и сошлись на желании познакомиться с мистером Горвиджем, рекомендованным нам в качестве главы очень старой фирмы, существующей еще с прошлого века.
Предприятие размещается теперь за городской чертой, это целый поселок с производственными корпусами и жилыми домами для рабочих. Радует прежде всего идеальная чистота. Вокруг производственных корпусов тянутся зеленые аллеи, асфальтированные дорожки чисто выметены. Тот же порядок царит и внутри корпусов, где производится конторская мебель, холодильники, пишущие машинки.
Полное разочарование – живого капиталиста так и не удается увидеть. Мистер Горвидж в отъезде. А этот смуглый, худой большеглазый парнишка, что отрекомендовался как инженер предприятия, вряд ли оценит остроту наших вопросов и вряд ли сможет дать на них ответы.
Так и есть. Ничего интересного мы не находим в той продукции, которую инженер нам демонстрирует. Конторские столы, стулья, сейфы. Довольно тяжеловесные грубоватые пишущие машинки.
И мы с особым пристрастием допрашиваем инженера (а может, он и не инженер, а специальный агент по рекламе? Уж очень ловко все расписывает!) о заработной плате рабочих, об их жилищных условиях. Выясняется, что зарплата здесь относительно выше, чем на других предприятиях. Квалифицированный рабочий получает от сорока до пятидесяти рупий за рабочий день.
– Восемь рупий – один рубль, – высчитываем мы, – да, для Индии это высокий заработок.
Гордость фирмы – это рабочий поселок.
– Квартирная плата в Индии очень высока. А наши рабочие при заработке в 500 рупий в месяц платят за однокомнатную квартиру всего 25, за двухкомнатную – 35 рупий. Те, кто зарабатывает свыше пятисот и имеет трехкомнатную квартиру, платят всего десять процентов от зарплаты.
Вторая гордость – своя школа. Рабочий платит одну рупию за обучение одного ребенка, за двоих – дешевле, за троих – еще дешевле.
Но на троих покровительственная политика кончается и вступает в силу политика ограничения рождаемости. Если в семье больше трех детей, их не принимают в школу предприятия.
– А как с безработицей? Что вы делаете с теми, кто высвобождается в связи с усилением механизации производства?
– Нет, нет, мы не выкидываем их на улицу, – торопливо уверяет нас инженер, – расширяем производство по их профилю, стараемся, чтобы люди оставались на своих местах.
Выясняем количество инженеров, их заработок. Оказывается, начинающий получает 200 рупий в месяц, опытный, стажированный, до тысячи.
Переходим к политике. Интересно, к какой партии принадлежит мистер Горвидж? А рабочие? Какой партии они отдают свои голоса?
Оказывается, хозяин предприятия вне партий. А подавляющее большинство рабочих отдает голоса партии национального конгресса.
Конечно, проверить соответствие этой информации подлинной картине мы не имеем возможности. Говорит наш собеседник очень мягко, даже вкрадчиво. Слова стекают с его языка, как масло с горячей ложки.
– Познакомьтесь еще с нашей столовой. Это самая большая столовая в Азии. Поинтересуйтесь методами ее работы. Она успевает за один час обслужить 2500 рабочих.
На обратном пути мы внимательно присматриваемся к домам рабочего поселка. Приятные легкие дома южного типа, со множеством балконов. Четыре-пять этажей. Отрадная картина... Увы, она длится недолго. Стоит отъехать на километр, как опять мы вступаем в царство лачуг, крытых соломой.
Так или иначе знакомство с этой фирмой обогатило нас материалом для предстоящей беседы с министром финансов. Именно ему мы решили задать те вопросы, которые мучили нас с самого начала нашего путешествия.
...Мы входим в небольшую очень скромно обставленную комнату на первом этаже министерства. На столе – ворох бумаг. Дешевый шкаф у стены так набит изнутри, что дверцы не закрываются плотно. На шкафу тоже масса папок. Помещение весьма демократическое. Очевидно, это какое-то подсобное помещение, – соображаем мы, – здесь, наверно, нам придется ждать, пока нас пригласят в кабинет министра. Усаживаемся, настраиваясь на долгое ожидание, соответствующее министерскому чину.
Но тут скрипнула дверь, и вошел торопливой походкой маленький смуглый человек. Так же торопливо пожав нам всем руки, он сел за стол и принялся отвечать на первый вопрос, поставленный Почиваловым.
«Не везет! – огорченно думаю я. – Вместо живого капиталиста пришлось удовлетвориться инженером. А здесь тоже: вместо беседы с министром слушаем этого маленького тщедушного человечка, сидящего в такой бедняцкой комнатке. Кем он может быть? Помощник? Референт министра? Во всяком случае, ни его комната, ни костюм, ни весь облик не дают надежды на высокое руководящее положение. Но, может быть, он из тех, кто готовит начальству материал, чьими словами нередко мыслят начальники?»
Так размышляю я, а затем, воспользовавшись случайной паузой, шепотом осведомляюсь у нашего переводчика Исаака Голубева, кто это такой. Исаак удивленно смотрит на меня:
– Как кто? Министр финансов.
Вот уж подлинно – по платью встречают, по уму провожают. Чем больше вслушиваюсь в речь министра, тем яснее становится, что за щуплой внешностью, за,более чем скромной обстановкой скрывается государственный ум,энергия.
– Перенаселение... Проблема борьбы с перенаселением – это то, что нас мучит больше всего, – говорит министр, – количество людей все растет, и все труднее разрешать вопрос о том, чтобы обеспечить каждому человеку хлеб, одежду, крышу над головой. Это стержень нашей пятой пятилетки.
Министр приветливо улыбается нам и добавляет:
– Это ведь у вас мы научились составлять пятилетние планы, дорогие друзья.
Министр рассказывает нам о засухе последних двух лет, о проблеме ирригации, которая должна дать хоть один устойчивый урожай в год. Иначе и двух-трехкратные уборки урожая ничего не дают. Обводнение, только обводнение даст желаемые результаты.
Только теперь я замечаю, что министру несмотря на его подвижность и худобу, уже лет под шестьдесят. На нем тонкая белая рубашка, европейские белые брюки. На каждой руке – по золотому кольцу. Он говорит несколько затрудненно, делая время от времени горлом глотательные движения. И все же его хочется слушать и слушать. Потому что глубокая личная заинтересованность во всем, что он говорит, продуманность каждого ответа, настоящая всесторонняя осведомленность о положении дел – все это сквозит в каждом его слове.
Министр переходит от вопросов развития сельского хозяйства к проблеме индустриализации страны. Но о чем бы ни говорил он, неизменно приходится возвращаться к кардинальному для этой страны вопросу – как приостановить или хоть несколько задержать непрерывный рост численности населения. Ежегодно на каждую тысячу человек – сорок новорожденных. Если бы удалось снизить эту цифру до двадцати пяти, многое стало бы куда легче.
– У нас нет никаких ограничений свободы передвижения, каждый может по собственной инициативе менять местожительство. И вот большие города, типа Бомбея, буквально задыхаются от постоянного притока людей. Лачуги, которые вам так неприятно было видеть по дороге, – это убежище для вновь прибывающих. Сейчас собираемся строить около Бомбея новый город-спутник.
Наш вопрос о весе государственного сектора в промышленности попадает, очевидно, в самое больное место. Министр с гордостью объявляет нам, что штат Махараштра – этой есть застрельщик всех реформ в социалистическом направлении. Здесь национализированы банки. Введены ограничительные нормы на право землепользования.
– К государственному сектору относятся пока только основные отрасли производства: сталеварение, производство электроэнергии, строительство крупных каналов. Остальное пока в ведении единоличников и кооперативов. В нашем штате, например, сорок кооперативных сахарных заводов.
В ораторской манере этого человека видны навыки опытного политического деятеля, привыкшего отстаивать свои взгляды перед избирателями, когда кандидатура его подвергается нелицеприятному, порой противоречивому обсуждению. Министр говорит не повышая голоса, но подчеркивая каждую свою мысль энергичным взмахом правой руки и характерным движением пальцев, как бы подводящим итог данному разделу его речи. Эта жестикуляция не чрезмерна, не назойлива и даже в какой-то мере помогает усвоить точку зрения оратора. Кроме того у министра талант внимательного выслушивания собеседника. Когда кто-нибудь из нас задает вопрос, – весь внимание. Выпуклые черные глаза в упор смотрят на нас из-за дымчатых стекол, небольшой острый подбородок закинут кверху. Мелькает озорная мысль: он похож на лягушку, нацелившуюся прыгнуть со своей кочки. Но на очень симпатичную и доброжелательную лягушку.
Незаметно соскальзываем с вопросов сугубо экономических на проблемы политики. Выслушиваем изложение концепции строительства социализма в условиях Индии.
– Социализм у нас должен слагаться пока из трех компонентов, – говорит министр, – государственного, кооперативного и частного секторов. Государство облагает частников налогами, составляющими восемьдесят процентов от их доходов. Это из чистой прибыли. Кроме того существует закон, по которому предприниматель обязан обеспечить рабочего квартирой, лечебницей, школой для детей...
Ага, теперь понятны благодеяния господина Горвиджа. Ему, понятно, выгоднее использовать деньги на нужды своих рабочих, чем отдавать их на повышенные налоги.
Беседа близится к концу. Но нам хочется поставить министру еще один вопрос. Во-первых, у некоторых из нас есть свое собственное индийское хобби. Один непрерывно огорчается, что собрал так мало материала о рыбаках Индии, а уж это ли не тема. Другой зажегся вдруг темой зеленой революции и жаждет знать как можно больше о сельском хозяйстве.
И министр терпеливо повторяет главные данные. Внедрение скоропоспевающих культур, дающих обильный урожай. Увеличение производства минеральных удобрений. В штате Махараштра обводнено уже тридцать процентов земель. Земля пока у частников. Зато технику крестьяне получают только через кооперативы. Батракам установлен нижний предел зарплаты. Никто не может платить меньше этой нормы.
Наш вопрос о малолетних нищих, которыми заполнены улицы индийских городов, заставляет министра горестно нахмурить брови.
– Я никогда не подаю милостыню, – неожиданно резко бросает он, – почти у всех этих ребят есть родители. И в этом традиционном попрошайничестве проявляется не столько голод, сколько испорченность нравов, оставшаяся в наследие от колониального прошлого. Детей веками развращали и жестокостью и подачками.
Вспоминаю тихоновского Сами. «Хороший сагиб у Сами и умный, только больно дерется стеком, хороший сагиб у Сами и умный, только Сами не считает человеком...»
Так-то оно, конечно, так, но этим все же не отмахнешься от проблемы детского нищенства. Не избавишься от этой язвы и одними административными мероприятиями, например, законом о запрещении попрошайничества, о котором сообщает нам министр.
С заметной горечью говорит наш собеседник о проблеме безработицы среди интеллигенции.
– Надо многое обдумать в системе обучения. Кроме того наши пограничные инциденты с Китаем и с Пакистаном довольно ощутимо поколебали наш баланс.
На прощанье мы говорим друг другу не только обычные любезности, предусмотренные этикетом, но и искренние слова дружбы.
– Советский Союз понимает наши трудности и всегда приходит на помощь, а мы, повторяю, немало заимствуем из вашего опыта.
И забыв, что мы уже распрощались, министр еще долго высказывается по вопросу о плановой экономике. Конечно, и у этой системы есть свои «но». Задача в том, чтобы решить их. Тогда плановое хозяйство будет идти вперед гигантскими шагами. Министр знает экономику капиталистических стран не понаслышке. Он трезво оценивает оборотную сторону ее «чудес».
