Текст книги "Голос сердца"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Глава 13
Суббота
4:45
Проезжая по пустынным, неосвещенным дорогам западного Орегона, Шон строил планы братоубийства. И экс-невесткоубийства тоже, если только это можно так назвать. О чем они только думали, вот так бросив детей? Уж конечно, не о них. Они думали о себе. Дерек был в этом большим специалистом.
И это приносило свои плоды. Стремясь быть Номером Первым, он совершенствовал свои навыки. Дерек никогда не был игроком от бога. Не был ни Джоном Дейли, ни Крейгом Стэдлером. Однако его всегда уважали и ценили. Уважали за способность сосредоточиться на победе и идти вперед, ценили за спортивный талант.
Шон, один из немногих, знал, откуда брался этот талант, отнюдь не свалившийся на его брата с неба. Это был результат тренировок: во время каждой из них Дерек делал по тысяче ударов. Он отрабатывал патты, пока не начинала болеть постоянно согнутая спина. Бил по мячу, пока не стиралось покрытие на клюшке. Как все знаменитые игроки в гольф, Дерек знал, что полагаться нужно на умение, а не на удачу или талант.
И вот чего он достиг. Шон задумался о собственной карьере, состоявшей из взлетов и падений. Удачи и таланта у него было в избытке, однако от работы, труда он всегда старался ускользнуть. И вот теперь ему приходится расплачиваться за это. Правда, его хотя бы не выпотрошила бывшая жена на бракоразводном процессе.
Шон сбросил газ на повороте. Свет фар пробивался сквозь густой туман, осевший в низине. Телефонный звонок от Реда с сообщением о грядущем турнире казался нереальным. Будь он реальным, Шон сейчас спал бы в своей постели. Рано утром он встал бы и отправился на тренировку, думая об игре и ни о чем другом. Сейчас эта возможность была так же далека от него, как сон, который никак не удается вспомнить.
Он поднес ко рту термос. Там оставался всего один глоток кофе – холодного. Часы на приборной доске показывали 4:58. Он моргнул, и прямоугольные сине-зеленые цифры расплылись, а потом снова вернулись в фокус, теперь на них было 4:50.
Внезапно в свете фар мелькнула огромная тень, проскочив в нескольких дюймах от его бампера.
Машина вильнула, чуть не снеся защитное ограждение. Шины заскользили по мокрой дороге. Обеими руками Шон крутил руль. Его развернуло на сто восемьдесят градусов, но машина так и не остановилась. Она вращалась, снова приближаясь к ограждению; Шон уже видел вросшие в землю опорные стойки. Сразу у обочины скала обрывалась вниз, в море.
Изо всех сил вцепившись в руль, Шон надавил на педаль тормоза. Он услышал звук бьющегося стекла и стиснул зубы, ожидая смертельного удара. Мгновение спустя Шон понял, что от бешеного вращения термос соскользнул на пол и колба разбилась.
Машина взревела и остановилась, содрогаясь, словно загнанная лошадь.
Очень медленно Шон повернул голову и посмотрел в боковое окно, почти ожидая увидеть, что свисает со скалы над морем.
Оказалось, что машина стоит на дороге – его спасло защитное ограждение.
В зеркале заднего вида, озаренный красным светом тормозных огней, взрослый самец оленя на секунду остановился, потом протрусил через дорогу и исчез в тумане.
– Черт! – тяжело дыша, выругался Шон. Он вспотел, но при этом его бил озноб. На часах горели цифры 5:00.
Решившись воспользоваться вынужденной остановкой, Шон позвонил Море.
– Я сегодня не дежурю, – сонным голосом отозвалась она.
– Это не из больницы.
– Шон! – В трубке послышался шорох простыней. – Где ты?
– Дерек до сих пор не объявился, я поехал искать его и вот теперь пытаюсь представить, где он может быть.
– Ты ему не нянька.
– Нет. Но мне все равно пришлось сидеть с его детьми.
– А теперь ты оставил их одних?
– С ними Лили.
– Лили?
– Учительница. Классная дама Чарли.
– Никто уже не говорит «классная дама».
– Если бы ты познакомилась с ней, то назвала бы ее точно так же. – Шон вытер лоб рукавом. – Я жутко тревожусь за него.
– Он взрослый мужчина, Шон. – Зевая, она растягивала слова.
– Вчера он взялся подвезти свою бывшую жену и с тех пор их никто не видел.
– Ну конечно! Они втихаря смылись вдвоем. Приезжай домой, Шон. Мне нужно ехать в Портленд на семинар, и я хочу увидеться с тобой до отъезда.
Он представил себе смятую постель, ее теплое со сна тело в хирургической пижаме, которую она так любила, рассыпавшиеся по подушке мягкие волосы.
– Не знаю, когда вернусь, – сказал он.
– Ну ладно. Делай, как считаешь нужным. – Еще один зевок. – Прости. У меня была ужасная смена. Два инфаркта и большая дорожная авария.
Мора работала в отделении скорой помощи, и такие случаи не были для нее редкостью. Вспомнив о Дереке, Шон содрогнулся.
– Ладно, я поехал. Просто я думал… Хотел узнать…
– Жаль, что не можешь приехать. – Мора вздохнула. Ему вспомнился запах ее волос.
– Мне тоже жаль. Наверное, нужно ехать назад, в дом Кристел. Может, они уже вернулись.
– Приезжай домой.
– Нет. Ты приезжай туда.
– С какой стати я поеду в дом твоей бывшей невестки? Мне надо в Портленд. Все уже спланировано. Держи меня в курсе, ладно?
– Конечно. – Дав отбой, Шон вытер вспотевшие ладони о джинсы. Ему удалось сделать только одно – разбудить свою девушку, и так страдающую от недостатка сна.
Забавно, но Мора стала его девушкой очень быстро, буквально за одну ночь. Они познакомились в клубе, в Портленде, когда Шон искал кого-то, чтобы не проводить еще одну ночь в одиночестве. Только на следующее утро, когда весеннее солнышко заглянуло в незашторенные окна его квартиры, он понял, что с ней ему нужны настоящие отношения.
Мора, очаровательная и умная, была студенткой четвертого курса медицинского факультета – с грустными глазами и спокойной, неброской красотой.
Он сказал ей об этом, пока готовил им завтрак. С ней Шон чувствовал себя другим человеком – более серьезным. Для мужчины, когда-то называвшего своих подружек «девятнадцатой лункой», это был большой шаг вперед. «Жаль, что я не успел поухаживать за тобой, прежде чем мы занялись любовью», – проговорил он.
Поставив перед Морой тарелку с омлетом, он наклонился и запечатлел нежный, искренний поцелуй на ее губах. Все окружающие считали, что ему везет с женщинами. Шон и сам так думал, но никогда еще не испытывал ничего, кроме страсти и желания, не пытался заглянуть в душу партнерши. Сейчас Шон чувствовал, что ему очень важно разобраться в этом. «Теперь, когда мы познакомились, – сказал он Море в то первое утро, – мы должны повторить это снова».
Вспоминая, Шон попытался улыбнуться, однако был слишком усталым и встревоженным. И тут, помимо его воли, образ Лили Робинсон, с поджатыми губами и нахмуренным лбом, встал у Шона перед глазами. Он бросил ее с детьми и Джейн, а она даже не посетовала на это. Лили вдруг заинтересовала Шона. Да, вот верное слово для нее – интересная, с невысказанными мыслями, которые отражаются в ее карих глазах за толстыми стеклами очков. И дело не только в том, что она предана детям подруги. Лили была настороженной и резкой, однако Шон ощущал в ней теплоту, хотя она изо всех сил старалась скрыть ее.
Шон медленно вывел машину на пустую дорогу. В свете фар на асфальте он увидел черный извилистый тормозной след. Впервые Шон едва не сбил животное, если не считать того случая в колледже, когда Дерек повез его на побережье, чтобы показать вид с одного обрыва. Шон помнил: когда они возвращались домой, было очень темно, и тут прямо перед ними на дорогу выбежал енот. Дерек задавил его. А потом съехал на обочину и разрыдался.
Вспомнив об этом, Шон почувствовал, что его ладони снова стали влажными. Как он мог забыть?
Он не был на том обрыве много лет, не ездил на побережье ни разу с тех пор, как вернулся в Штаты. А что если…
Шон поехал на запад. Он не думал о том, что страшное предчувствие гонит его туда. Он даже не верил, что ему удастся найти то самое место. Годы прошли с тех пор, как они с Дереком возили туда девчонок, надеясь, что на этот раз им повезет.
Шон понятия не имел, зачем Дереку везти Кристел на этот обрыв. Может быть, все дело в том, о чем сказала Мора по телефону. Возможно, Дерек и Кристел и правда смылись вместе.
В конце концов, в этом Дерек тоже был большим специалистом.
Шон отогнал от себя эти мысли. Не ему судить Дерека.
Он не хотел думать о худшем, свернув на дорогу над морем и увидев следы шин на крутом повороте. «По этой дороге вообще трудно ездить», – сказал он себе.
У Дерека была машина последней модели, с самыми современными опциями. Джип предоставил ему главный спонсор, и он ни за что не разбил бы его.
Восхищение, деньги и подарки прямо-таки сыпались на Дерека. И он изо всех сил старался не ударить в грязь лицом, что делало его еще более привлекательным для спонсоров. Шон нередко лежал ночью без сна, преодолевая зависть к брату. Он постоянно напоминал себе, что Дерек заслужил все, что получал от жизни.
На старте у них с Дереком были равные возможности. Поначалу именно Шону, а не его брату прочили большое будущее и звездную карьеру в «Пи-Джи-Эй»'. Шон совершил быстрый взлет, у него был агент с громким именем, спонсорские контракты и строчка в списке самых высокооплачиваемых игроков Ассоциации.
Конечно, все это продлилось недолго. Шон вообще не знал, как сделать так, чтобы хоть что-то длилось подольше.
Машину слегка занесло на крутом повороте, где дорога резко уходила вниз. Свет фар скользнул по внешнему краю дороги, и Шон увидел, что защитное ограждение кончилось. Начинало светать. Шон посмотрел по сторонам. В голове мелькнуло смутное воспоминание о каком-то длинном споре о правах собственности, закончившемся именно здесь, за поворотом дороги. На этом повороте угрожающие черные полосы тормозного следа уходили прямо к двум сломанным земляничным деревьям.
Шон заглушил двигатель. Мгновение, наверное, соответствовавшее трем ударам сердца, он сидел в молчании. Потом словно отключил все чувства – даже страх и панику – и стал набирать номер сотового телефона Дерека, аккуратно, одну за другой, нажимая кнопки.
Когда из трубки донеслись гудки, Шон вышел из машины, захлопнул дверцу и встал на обочине, в предрассветной мгле, слушая тишину, нарушаемую только шорохом волн, разбивавшихся далеко внизу, и… отдаленным сигналом сотового телефона.
Двигаясь автоматически, Шон пересек дорогу. Он шел, как робот, ровными шагами, быстро, но без спешки, и гравий трещал у него под ногами. Когда включилась голосовая почта Дерека, Шон сбросил звонок и, выждав несколько секунд, снова набрал тот же номер. Сигнал послышался теперь уже громче, ближе.
Шон превратился в механизм. Он не мог дать волю чувствам. Потому что еще до того, как начал спускаться вниз по крутому склону, ориентируясь на сигнал телефона, Шон знал, что там найдет.
Он споткнулся, зацепившись за колючие стебли дикой ежевики, упал, заскользил вниз, выругался и внезапно увидел перед собой красные стволы земляничных деревьев: они росли сбоку от скалы. Шон снова набрал номер и прислушался к сигналу. Колючая ветка, словно когти, оцарапала ему лицо. Он почувствовал, как защипало щеку, и хлопнул по ней ладонью. Потом поднес руку к глазам – она была вся в крови.
Тяжело, с присвистом дыша, Шон пробирался вниз. Рассвет набирал силу, но в глубоких складках гор все еще лежали темные тени.
И вдруг свет фонарика наткнулся на силуэт, казавшийся здесь чужеродным, – это было темное, опутанное трубками днище перевернутой машины.
Ужас охватил Шона, и боль проникла и почти ослепила его.
Нет!Крик протеста рвался наружу, но Шон не издал ни звука, приближаясь к автомобилю. Фонарик в его руке дрожал, выхватывая из темноты очертания машины Дерека.
Нет!Шон заставил себя держать фонарик ровно. Что он за тряпка – трясется, как девчонка, когда его брат…
Нет!Шон опустился на колени перед окном автомобиля. Стекло рассыпалось мелкой крошкой, когда его выдавило из рамы. Через несколько секунд Шон понял, что машина качается и может снова сорваться вниз.
Господи! Господи Иисусе! Когда-то его учили молиться, но это было так давно! К тому же он все равно опоздал. Шон знал это наверняка.
Он изо всех сил старался держать фонарик ровно, не обращая внимания на то, как трещит автомобиль, готовый вот-вот рухнуть. В глубине салона запищал мобильный телефон, напоминая о пришедшем сообщении. Сквозь отверстие в стекле Шон направил луч фонарика внутрь.
Окажись живым, черт тебя подери! Пожалуйста, живи! Шон увидел Кристел. Хотя ее шея была вывернута под невозможным, неестественным углом, лицо королевы красоты осталось нетронутым; оно превратилось в застывшую идеальную маску. Она напоминала статую ангела времен Ренессанса. Глаза тоже были как у статуи – широко открытые, немигающие, пустые; лицо без всякого выражения. Шон заставил себя произнести ее имя, осторожно коснулся Кристел, послушал дыхание, пульс. Ничего! Судя по тому, как холодна была ее гладкая кожа, она давно умерла.
Шон видел свою мать мертвой, но это было совсем по-другому. Как бы болезненно он ни переживал это, его мать была приговорена к смерти. Она болела долго, мучительно, и ее смерть никого не удивила. Как положено, ее тело выставили для прощания. Однако то, что Шон видел сейчас, было невероятно, и он понимал это, хотя мысли путались у него в голове.
Дерек. Где же Дерек?
Шона охватила паника. Он выкрикнул имя брата, и его голос отразился от склона, нарушив тишину раннего утра. Странно и дико было кричать, когда Кристел лежала совсем рядом, но Шон позвал Дерека снова; от его крика несколько птиц взмыли в небо. Может быть, Дерека выбросило из машины, а может, он выжил и отправился за помощью.
Или нет?
Шон присел на корточки и стал вынимать из рамы остатки лобового стекла. Что-то впилось ему в руку, но он продолжал работать. Джип закачался сильнее, но и это не остановило его.
В салоне машины была неразбериха: разбросанные клюшки для гольфа, ботинок на раздавленной приборной доске. DVD-плеер, которым Дерек так гордился, был весь смят и искорежен. Под руку Шону попалась сумочка Кристел – пустая, как будто ее намеренно вывернули наизнанку.
Охваченный отчаянием Шон попытался пролезть в салон, чтобы найти брата, но руки и ноги Кристел мешали ему. Остатки приборной доски были перепачканы чем-то скользким. Отвратительный запах наполнял кабину.
И тут он понял, где Дерек.
Шон замер, пытаясь прийти в себя. Это было невозможно. Немыслимо. Медленно, осторожно, он выбрался из машины, весь в крови. Руки тряслись так, что Шон не мог удержать телефон, но все-таки должен был позвонить. Встав на колени, он положил телефон на землю и набрал номер: 9-1-1. Вызов.
Глава 14
Суббота
6:30
Лили словно вырвало из сна. «Я же вообще не собиралась спать», – подумала она. Поднявшись с дивана, она заходила взад-вперед по комнате. Она не должна была засыпать. Не имела права забыться, пока не удостоверится, что с Кристел все в порядке.
Лили посмотрела на часы, висевшие на стене, – 6:30 утра. Мир за окном казался одноцветным, серым. Она схватила трубку телефона и взглянула на дисплей, желая убедиться, что не пропустила важный звонок. Нет, не пропустила. И все-таки Лили чувствовала себя виноватой в том, что сон сморил ее.
Наверное, ей стоило выпить кофе с Шоном Магуайером. Нет, кофе был бы вреден ей даже в такой момент. При этой мысли Лили окончательно проснулась и приказала себе собраться.
На экране телевизора, звук которого она приглушила несколько часов назад, мелькали сюрреалистические цветные картинки какой-то передачи, транслируемой по платному каналу. Лили взяла пульт, чтобы выключить телевизор. Вдруг ей в голову пришла страшная мысль – она переключилась на местный канал и усилила звук. Дикторша, выглядевшая в столь ранний час неправдоподобно аккуратной, говорила о сельском хозяйстве.
Лили снова приглушила звук, но оставила телевизор включенным. Потом набрала номер мобильного Шона. Удивительно, но она запомнила номер мгновенно, как только он продиктовал его. Услышав голос автоответчика, Лили отключилась, не сказав ни слова. Наверное, Шон находится вне зоны действия сети. Она попыталась дозвониться Кристел, каждой клеточкой своего тела желая, чтобы подруга ответила, рассмеялась и объяснила, что они с бывшим мужем немного увлеклись и оказались в каком-то придорожном мотеле.
Этого не случилось.
Вздохнув, Лили отправилась наверх, чтобы проверить, как там дети. Дом Кристел был обставлен красивой старинной мебелью; это создавало ощущение надежности и постоянства. Глядя на спящих детей, Лили ощутила себя здесь посторонней, почти чужой.
Камерон лежал лицом вниз, разбросав в стороны длинные руки и ноги, едва прикрытые простынями. Слабый свет, проникавший в окно, освещал его комнату, где в беспорядке валялись учебники, одежда, принадлежности для гольфа и витал специфический запах спортивной обуви и свежей травы. Мусорное ведро было переполнено обертками от продуктов. Кристел говорила, что он ест так, словно у него солитер.
Лили вышла из комнаты, закрыла дверь и направилась к девочкам. Чарли спала посреди груды мягких игрушек. Ночник в форме Губки-Боба придавал этим существам со стеклянными глазами странный, почти угрожающий вид, однако Чарли это нравилось.
В противоположном углу, сбросив одеяло, спала в своей кроватке Эшли. Лили наклонилась над кроваткой и поправила одеяло – девочка повернулась на другой бок и засопела. Тронутая, Лили ощутила внезапный прилив теплоты. Девочки так малы и зависимы. Хотя Лили и считала, будто не создана для того, чтобы иметь детей, сейчас она стала жертвой биологического импульса, неосознанного желания, которого не могла подавить.
Тяжесть ожидания навалилась на нее с новой силой. Она готова была убить Кристел за ее легкомыслие, за то, что та исчезла вот так, бросив детей.
На цыпочках Лили вышла из детской, спустилась вниз и поставила на плиту чайник. В зеркале прихожей она мельком заметила свое отражение и скорчила гримасу. Ее волосы были в беспорядке, на щеке отпечатался след от диванной подушки. Как мило.
Она пошла в ванную и склонилась над раковиной: прополоскала рот, побрызгала водой в лицо и провела щеткой по волосам. Потом оперлась руками о край столешницы, стараясь, чтобы они не дрожали.
Ничего не получалось. Все было не так. Лили хотелось одного: чтобы Кристел вошла в дверь, посылая воздушные поцелуи и рассыпаясь в извинениях.
Тревога шевелилась в ней, словно живое существо, и это существо ворочалось и извивалось, вызывая тошноту. Лили ощущала слабость и головокружение. Вот что делает с человеком любовь. Как только привяжешься к кому-то, сразу начинаешь сходить с ума от беспокойства. Стоит полюбить другого человека, и ты приговорен.
Она снова умылась и посмотрела в зеркало. Вот так она будет выглядеть через сорок лет, с лицом, изборожденным морщинами печали, с тревогой в глазах, вынужденная противостоять обстоятельствам, с которыми не в силах совладать. Постаревшая и напуганная – так она выглядела сейчас.
Кристел всегда дразнила Лили за то, что она избегала разговоров о сердечных делах. «Ты как человек, который боится воды», – однажды сказала она.
– Я действительно боюсь воды, – ответила Лили.
– Но ведь это глупо!
– А по-моему, отдавать свою душу и сердце другому человеку – это на самом деле глупо! Зачем мне это?
Кристел улыбнулась. Теперь, когда ее брак распался, улыбка стала другой – задумчивой и печальной; в ней таилась мудрость, с таким трудом пришедшая к Кристел.
– Потому что только тогда твоя жизнь имеет смысл.
«Моя жизнь тоже имеет смысл, еще какой», – подумала Лили, выходя из ванной. Точнее, она имела смысл до прошлого вечера, когда Лили примчалась сюда, чтобы дождаться пропавшую подругу.
Она положила подзаряжаться телефонную трубку и сунула в чашку пакетик с травяным чаем.
Сегодня утром Лили выбрала имбирь – чтобы взбодриться. Кофе издавал невыносимо аппетитный аромат, но она устояла перед соблазном протянуть руку к блестящей черной упаковке «Lavazza». Когда и без того сходишь с ума от тревоги, зачем пить то, что только сильнее возбудит нервы?
Дожидаясь, когда чайник закипит, Лили мерила шагами кухню. Кристел называла свою кухню «контрольным пунктом», однако обычно она выглядела как «неконтролируемый пункт». Письма, счета, рекламные листовки были свалены на столе. Холодильник украшали детские рисунки, рецепты и планы диет, купоны на скидки с истекшим сроком действия, уведомления из школы, обычно тоже просроченные.
Лили отставила в сторону чистые тарелки и наткнулась на чашку, все еще хранившую на себе следы губной помады любимого оттенка Кристел. Она хотела смыть их, но, поколебавшись, поставила чашку на сушилку над раковиной. Охваченная тревогой, Лили попыталась разобрать специи на полочке, прислушалась к шуму воды в чайнике и сняла его с огня прежде, чем засвистел свисток, а потом заварила чай.
Она старалась избавиться от напряжения, проверяя содержимое кухонных шкафов. В них царил несусветный беспорядок, поэтому в кухне трудно было что-нибудь приготовить. Кристел была человеком творческим, отнюдь не склонным поддерживать чистоту.
Лили стояла посреди кухни, размышляя, куда пристроить измерительную емкость «Ругeх», когда во дворе внезапно взревел, а потом стих двигатель автомобиля. Она услышала, как открывается и закрывается дверца машины.
«Слава богу! – Лили бросилась к задней двери. – Наконец-то она дома!»
Во дворе стоял грузовой автомобиль Шона Магуайера – она увидела его, и сердце ее упало. Шон был один. И медленно шел к ней.
Восходящее солнце окрасило все в разные оттенки розового. Каждый стебелек, каждый камень подъездной дорожки, неровности коры деревьев, слегка колеблющиеся листья – все детали приобрели мучительную, невыносимую четкость в этом полыхающем свете. Рассветные лучи падали на широкие плечи Шона Магуайера, на его непокрытую голову. Его великолепная фигура резко вырисовывалась на фоне утреннего солнца, встававшего у него за спиной.
Лили замерла на пороге кухни. Ее душа осознала страшную правду раньше, чем она узнала ее. Лили не могла разглядеть выражения лица Шона, пока он направлялся к ней, но это и не было нужно. Достаточно было посмотреть на его странную, одеревенелую походку.
Была одна секунда – скорее, даже доля секунды – когда Лили позволила себе надеяться. Но надежда умерла, как только Шон шагнул в тень дома, и она увидела его лицо.
Лили заговорила первой. Так она выигрывала хотя бы несколько секунд. Еще несколько секунд, в течение которых мир оставался привычным. Несколько секунд, когда она верила, что все останется по-прежнему.
– Дети спят, – прошептала Лили.
Шон кивнул. Потом сглотнул, и кадык на его шее заходил вверх и вниз. Лили смотрела на лицо Шона, на котором уже проступила щетина, на его пушистые ресницы. Она заметила тонкий, свежий порез на скуле, заклеенный двумя пластырями-бабочками. А еще то, что он выглядел неизмеримо старше, чем в тот момент, когда покидал дом прошлым вечером.
Лили подумала, не заплакать ли ей. Может, своим плачем она заглушит слова, которые Шон неизбежно должен произнести. Конечно, она не заплакала. Никакие слезы не помешают правде выйти наружу.
Все. Хватит. Молчание становилось абсурдным.
– Где Кристел? – спросила наконец она. И тут же, про себя, взмолилась: «О нет! Не говори! Пожалуйста, не говори!» Рыдания комом застряли у нее в горле.
– Произошла авария, – сказал Шон.
Громче его слов в голове Лили прогремело то, о чем он умолчал. Шон не сказал, что с Кристел все будет в порядке. Не сказал, что с ней сейчас врачи и она поправится. Ничего из этого.
– Оба?
Он кивнул, и в его глазах отразилась мука.
Лили забыла о том, что держит в руках мерный стакан, но вдруг услышала стук и осознала, что уронила его. Стакан ударился о порог, покатился по цементным ступенькам, но – это было неожиданно и странно – не разбился.
Ни Лили, ни Шон не взглянули на него.
Лили казалось, будто она движется в замедленной съемке. Она могла сделать одно: прижаться к нему, к его груди, и позволить этому чужому человеку обнять ее.
Лили ощутила силу его рук, но не нашла утешения. Кристел погибла, и с ее смертью в мире Лили образовалась зияющая пустота.
И тут она поняла, что мужчина, обнимающий ее, только что потерял брата. Как мог он утешить ее, если его самого постигло такое горе!
Лили отстранилась от него. Из ее груди рвались рыдания, вызванные шоком и ужасом, однако она сдержалась. Это было самое малое, что Лили могла сделать для Кристел. Пусть ее дети не увидят, как она рыдает в отчаянии.
«Позже. – Лили последовала за Шоном Магуайером. – Я поплачу позже».