Текст книги "Голос сердца"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

– Я не могу говорить ни за вас с мамой, ни за Ви. Но у меня не все нормально. Совсем нет. Я даже не могу сказать любимому человеку, что люблю его.

– И ты обвиняешь в этом нас? – Вынув из кармана носовой платок, отец начал протирать им очки.

– Нет, но я всегда чувствовала себя виновной в смерти Эвана. – Лили слышала, как произносит эти слова, но не верила собственным ушам. – Как вы думаете, почему?

В комнате воцарилась тишина. Отец открыл было рот, но мать предостерегающе коснулась его руки.

– Теренс, я сама скажу. Лили права, ты же знаешь. После смерти Эвана мы уже никогда не были счастливы. Мы просто… жили. Но, Лили, я никогда не обвиняла тебя. Как ты могла подумать такое? Я винила только себя. Тебя я простила. А себя никогда не прощу. И это самое страшное – когда не можешь простить себя. – Говоря это, она продолжала держать мужа за руку. И Лили, со слезами на глазах, положила свою ладонь поверх рук родителей.

Глава 50

– Лили, я боюсь забыть свою маму. – Чарли стояла перед ней в трусиках, держа в руках пеньюар, в котором спала каждую ночь после аварии. С трагическим выражением лица она подняла его повыше, и Лили увидела, что он расползается по швам, а кружева протерлись до дыр.

Лили взяла у девочки пеньюар, опустилась на кровать и усадила Чарли к себе на колени.

– И меня! – Эшли тоже забралась на кровать.

Лили вдыхала их запах, чувствовала тепло их тел. «Как я жила без этого раньше? – спрашивала она себя. – Как смогу жить без этого?» Глубоко вздохнув, она отогнала эту мысль. Каковы бы ни были их разногласия с Шоном, ничто не меняло ее отношения к детям Кристел. Когда Лили приехала к ним в это утро, Шон и Камерон уже отправились на турнир. Миссис Фостер присматривала за девочками.

Чарли потерла истончившуюся шелковую ткань между большим и указательным пальцами.

– Он весь разваливается, а когда развалится совсем, я забуду ее.

Лили взяла с тумбочки зеркальце из набора Барби.

– Дорогая, это невозможно. Посмотри сюда. Что ты видишь?

– Себя.

– А кого ты себе напоминаешь?

– Это просто мое лицо.

– И лицо твоей мамы. – Лили поразилась сходству Чарли с Кристел. – У тебя глаза мамы и ее улыбка, и с каждым днем ты будешь все больше походить на нее. Но главное, она в твоем сердце. И та любовь, которую дарили вам мама и папа, она тоже здесь и тоже будет расти. Ты сохранишь ее навсегда.

Эшли, что-то пролепетав, сжала зеркальце обеими руками.

Чарли прижалась к Лили.

– Но мне хочется, чтобы мама и папа вернулись.

– Я знаю, малышка. Нам всем хотелось бы этого. – Лили прижалась подбородком к макушке девочки.

Чарли встала и с забавной, почти взрослой торжественностью, аккуратно свернула пеньюар и положила его в нижний ящик комода. Медленно, словно выполняя таинственный ритуал, она задвинула ящик назад.

– Наверное, мне лучше спать в чем-нибудь еще. Дядя Шон подарил мне футболку «Американских моторов».

– У меня есть идея, – сказала Лили. – Давайте-ка все вместе пойдем на турнир.

– Дядя Шон просил нас остаться с миссис Фостер.

После вчерашнего разговора он, вероятно, решил, что Лили не придет на игру. Но это означало лишь то, что он все еще плохо знал ее. Конечно, вчера Лили выставила его, а он, не возражая, ушел, но визит родителей убедил ее, что любовь важнее любой ссоры.

– Поскорее одевайся, – сказала она Чарли. – А я сообщу миссис Фостер, что сегодня она свободна.

Шон заметил, что без Лили и девочек играет совсем по-другому. Это показал уже первый удар, хотя Шон делал все, чтобы их отсутствие не сказалось на его результатах. Они не просто были его зрителями – Шон играл ради них. Когда они смотрели на него, он мог предсказать каждый удар с точностью до миллиметра.

Без них это была просто игра. Игра, в которой он добился кое-каких успехов, а еще способ неплохо провести день и посмотреть, чем все закончится.

Камерон изучал положение его мяча на фервее. Мяч лежал идеально – одним ударом его можно было выбить на грин.

– В чем дело? – спросил Камерон.

– Все нормально, – ответил Шон. – Почему ты спрашиваешь?

– Ха! Я видел, как ты бил.

– Он упал туда, куда я целился.

– Потому что ты хороший гольфист и тебе везет, но уже пора взяться за игру всерьез.

Шон наблюдал за Камероном, пока они вместе направлялись к мячу.

– Ты говоришь так же, как твой отец.

Камерон улыбнулся и расправил плечи.

– Да? – Когда они подошли к мячу, он порылся в карманах и достал оттуда индийский пенни, старый талисман Шона. – Я подумал, что он тебе пригодится. Так, на всякий случай.

Шон кивнул и взял у него монетку. Камерон хотел, чтобы дядя выиграл, поэтому нужно было приложить усилие и перестать думать о Лили. Он чувствовал себя отвратительно из-за того, как они расстались. Конечно, Шону не стоило набрасываться на нее. Его побудила к этому не злость, а страх потерять Эшли. Ведь если Шон не кровный родственник Эшли, у него нет никаких прав на нее.

Поэтому Шон и не мог забыть о Греге Дункане. Они поддерживали приятельские отношения, но после вчерашнего разговора между ними возникло напряжение.

Отъехав от дома Лили, Шон долго кружил по улицам, размышляя над ее словами. Эту проблему нельзя решить, громоздя одну ложь на другую.Преодолев внутреннее сопротивление, он направился к Грегу Дункану, у них состоялся долгий и тяжелый разговор.

Этим утром Шон рассказал Камерону о сделке, заключенной с Дунканом. Если что-то и помогало Шону продолжить сегодняшний раунд, так это лицо Камерона. С мальчика свалился груз опасений. Теперь он знал, что Эшли не передадут в чужие руки.

– Осталось только доиграть до конца, – заметил Камерон.

Сейчас, глядя на племянника, Шон видел, как повзрослел он за это лето. Озлобленность исчезла, и, хотя скорбь останется в его душе навсегда, теперь он справлялся с ней, как мужчина.

– Что? – спросил Камерон.

– В каком смысле «что»?

– Ты как-то странно смотришь на меня. В чем дело?

– Ни в чем, – ответил Шон. Потом понизил голос и сказал: – Я горжусь тобой.

Услышав ответ Камерона, Шон пожалел, что не сказал этого раньше.

– А я – тобой, – сказал племянник.

Хотя Шон лидировал, Дункан выиграл предыдущую лунку, что давало ему право первого удара на восемнадцатой. Это была сложная лунка длиной четыреста ярдов, пара, и Дункану предстояло сделать игл – пройти лунку, выполнив на два удара меньше пара, – чтобы победить.

Первым ударом Дункан отправил мяч вперед на триста двадцать ярдов, и он приземлился в середине фервея.

Впервые за время этого турнира сердце Шона сжалось. Это был неподходящий момент для нервного срыва. Он посмотрел на лунку, примеряясь к ней и вспоминая, сколько раз успешно проходил ее прежде. Ему хотелось, чтобы Лили и девочки были здесь. Черт, ему хотелось, чтобы Дерек был здесь. Чемпионом был Дерек, а не он. Глупо пытаться занять его место.

Шон понял, что удар не удался, в тот самый момент, когда железная головка клюшки коснулась мяча. Сразу после этого он увидел, как мяч поднимается слишком высоко, а потом падает на раф.

– Два штрафных очка, – театральным шепотом провозгласил комментатор.

Дункан нагонял Шона; после следующего удара его мяч оказался всего в нескольких дюймах от лунки. Зрители переговаривались, предвещая победу то одному, то другому игроку.

Шон подошел посмотреть, как лежит мяч на рафе. Камерон молчал, но Шон ощущал напряжение, исходившее от него. Шона охватили сомнения. Что, черт побери, он делал? Кем себя возомнил? Дереком Холлоуэем?

Шон опустил клюшку на жесткую траву рядом с мячом. Он видел, как поникла трава и мяч сдвинулся – едва заметно – прикоснувшись к головке клюшки. Касание было легким, как мимолетный поцелуй. И все-таки мяч коснулся клюшки.

Вот и все. Правила были жесткими. Он должен сообщить о касании, а это означало штрафные очки.

Никто ничего не заметил. Даже Камерон. Шон мог бы промолчать, вывести мяч с рафа и продолжить игру, что было бы более чем разумно.

Он начал поднимать руку, чтобы подозвать наблюдателя.

– Дядя Шон, – прошептал Камерон, – пожалуйста!

Шон понял, что мальчик видел, как мяч коснулся клюшки. В гольфе все как в жизни. Тайное всегда становилось явным. Окажись Дерек в такой ситуации, он скрыл бы касание. Дерек всегда делал все возможное, чтобы выиграть. «Но это не игра Дерека, – подумал Шон. – Она моя». Он посмотрел племяннику в глаза и поднял руку. Камерон чуть не заплакал, однако лицо его выражало восхищение.

Зрители заволновались, когда Шон сам навлек на себя штрафные санкции. Даже Дункан был изумлен. Шон чувствовал себя удивительно спокойно. Только что он одним ударом проиграл турнир.

Потом Шон заметил что-то у ограждения – белое в разноцветный горошек. Он выпрямился и рассмеялся.

– Лучше поздно, чем никогда, девочки, – сказал Шон, хотя и знал, что они не слышат его. Их куртки и кепки выделялись в толпе. – Лучше поздно, чем никогда.

Камерон тоже улыбался.

– Я знал, что они придут.

– Конечно, знал. А сейчас отойди. Мне нужно выбить мяч на грин.

К чести Камерона, он не выказал своих сомнений. Шон ощутил прилив энергии. Мысль о том, что Лили пришла на турнир, несмотря на горькие слова, произнесенные ими прошлым вечером, вселила в него уверенность. Он занес в воздух клюшку.

Это был удивительный удар, один из тех, о которых потом вспоминают и говорят годами. Мяч взмыл над рафом, перелетел водную преграду, приземлился на грин и покатился по нему… прямо в лунку.

Зрители пришли в восторг. Направляясь к грину, Шон и Камерон слегка отклонились и приблизились к заграждению, за которым стояла Лили с девочками.

Лили не сводила глаз с Шона.

– Ты еще можешь победить, – сказала она. – Он пока не ударил.

Шон смотрел на Камерона и на девочек, чувствуя, как согревает его их любовь, и думал о том, что нет ничего лучше этого. Пожалуй, ничего.

– Неважно, – ответил он Лили. – Я уже победил.

За это лето Лили полюбила шампанское и тосты в честь завершения турнира, которые они поднимали с Шоном Магуайером. Она узнала, что в гольфе победы редки и мимолетны и нет ничего постыдного в том, чтобы прийти вторым.

И все-таки сегодня Лили прошептала: «нет, спасибо» официанту в клубе и стала пробираться сквозь толпу, желая найти Шона. После турнира представители прессы набросились на него, задавая один и тот же вопрос: почему он отдал победу в важном турнире какому-то неизвестному игроку.

– Я ничего ему не отдавал, – уверял Шон журналистов. – Он отлично играл и получил то, что заслуживал. А сейчас, извините меня, леди и джентльмены…

Лили смотрела, как он уходит. Ей пришлось поступиться гордостью, чтобы прийти сюда, но, наверное, для него этого было недостаточно. Она заставляла себя улыбаться, здороваясь с людьми, находившимися в зале для приемов. Там были ее родители и Вайолет, ходившая вокруг накрытого стола.

Мать положила руку на плечо Лили. Это не было объятие, но нечто близкое к нему. После вчерашнего разговора Лили лучше понимала ее. Она оглянулась, но Шон уже вышел из зала.

– Пойдемте, поздороваетесь с детьми Кристел, – сказала Лили. Камерон держал сестер за руки. Иногда их откровенное обожание смущало брата, но сегодня он выглядел весьма довольным. Лили знала, что причина этого Бекки Пилчук: она наверняка не сводила с него глаз всю игру. Бекки была восхитительна: высокая, светловолосая, после целого лета работы на свежем воздухе. То, как они держались друг с другом, выражало глубокую нежность, хотя Лили заметила, что Бекки слегка насторожена. Ей хотелось крикнуть: «Не сдерживай себя! Все это только самообман. Не беспокойся о том, что может случиться, просто будь собой».

Она заметила, что Грег Дункан говорит по мобильному телефону, стоя на парковке, и поспешила к нему.

– Извините, – шептала Лили, пробираясь по фойе. Она не знала, что скажет Грегу. У него был роман с ее лучшей подругой, Грег, сам того не зная, стал отцом ребенка Кристел и одновременно встречался с другими женщинами – в том числе и с Лили.

– Грег! – окликнула его Лили.

Пока он отключал телефон, его лицо сияло торжеством, но улыбка исчезла, когда он увидел ее.

– Привет, Лили.

– Поздравляю с победой. И что теперь?

– Спасибо, – ответил Грег. – Слушай, Лили, я…

– Мистер Дункан. – Кто-то протянул ему микрофон. – Расскажите, что вы чувствуете сейчас. Каковы ваши планы? – Вокруг начали собираться журналисты.

Лили отошла, не желая уподобляться назойливым репортерам. У нее было множество вопросов, но они сильно отличались от тех, которые задавали журналисты. Ты и Кристел любили друг друга? Она была счастлива с тобой?

Ответив репортерам, Грег вернулся к Лили.

– Кажется, я уезжаю из Комфорта.

У Лили перехватило дыхание. Уезжает?

– Корлисс согласился представлять меня, и я буду играть в Кью-Скул всю осень и зиму. Если все пойдет как надо, в следующем году увидишь меня в рейтингах «Пи-Джи-Эй».

Лили пыталась собраться с мыслями. Он уезжает.Новые вопросы закружились у нее в голове. Как ты можешь уехать сейчас? Как насчет твоего ребенка? Это что, ничего не значит для тебя? Сейчас Лили не сомневалась в том, что Грегу Дункану нужно сказать правду.

Повернувшись, она пошла к зданию клуба, но по дороге столкнулась с Камероном.

– Где девочки? – спросила Лили, не скрывая волнения.

– С Бекки. С ними все в порядке.

– А твой дядя?

Камерон бросил взгляд назад. В отдалении рабочие разбирали ограждения, загружая столбики и канаты в грузовики. Высокая фигура возле последнего фервея отчетливо вырисовывалась на фоне закатного неба.

Поскольку Лили так и стояла перед Камероном, раздираемая сомнениями, он сказал:

– Тренер Дункан знает. Дядя рассказал ему вчера вечером.

Лили пыталась что-то сказать, но не могла. Недоверие и испытанное ею облегчение лишили Лили дара речи. Значит, он все-таки сделал это. Несмотря на то, о чем они говорили прошлым вечером, а может, именно поэтому Шон сказал Грегу правду, а тот все равно предпочел уехать.

Лили взяла Камерона за руку; ей было необходимо прикоснуться к нему, прежде чем заговорить.

– Ты в порядке?

С непривычным взрослым спокойствием Камерон осторожно высвободил руку.

– Поскольку Эшли остается с нами, у нас все хорошо.

«И когда этот мальчик успел так вырасти?» – думала Лили, глядя на него.

– Твоя мама была моей лучшей подругой, и я любила ее всем сердцем. Но я не собираюсь оправдывать ее. Она делала ошибки, как и все люди. А эта ошибка была чудовищной.

– Лили, никто больше не говорит «чудовищной».

Она попыталась улыбнуться.

– Я хочу сказать, что злиться на мать – и на отца тоже – плохо.

– Я любил их, О’К? Это никогда не изменится.

Слезы навернулись у нее на глаза.

– В них было очень много хорошего, в твоих маме и папе. Много любви. Они обожали тебя с того момента, как ты родился. Ты – лучшая часть их обоих, Камерон, ты знаешь это?

Он поковырял землю носком ботинка.

– Да. Понятно.

– Хорошо. Я больше не буду смущать тебя. – Лили посмотрела на того, кто стоял на фервее.

– Мне пора.

Камерон едва заметно улыбнулся.

– Конечно. Мы присмотрим за девочками.

В лучах закатного солнца Шон казался волшебным сновидением, и Лили не решалась заговорить с ним, боясь, что она проснется и он исчезнет. Но Шон повернулся к ней, и она почувствовала себя дурочкой. В ее жизни не было момента реальнее, чем этот.

– Ты был занят, – сказала она.

Шон сунул руки в задние карманы джинсов.

– Ага.

– Тебе следовало сказать мне. – Лили хотела упрекнуть его, но в ее голосе звучала радость.

– Я и собирался, но тут возникла небольшая деталь в связи с турниром…

– Шон!

Он распахнул объятия, и Лили, прижавшись к нему, почувствовала себя в безопасности и покое. Ее сердце было так переполнено чувствами, что она не могла говорить.

– Все будет хорошо Лили. Дункан ничего от нас не хочет.

«Потому что он уже получил то, что хотел, – подумала она. – Известного агента, перспективную карьеру».

– Ты отдал ему победу. – Лили отступила и посмотрела Шону в лицо. – Ты сделал так, чтобы он сегодня выиграл.

– У тебя, – отозвался Шон, медленно приближая свои губы к ее губам, – слишком богатое воображение.

Она поняла, что никогда не добьется от него признания. Но в следующее мгновение это было уже неважно, потому что Шон скрепил поцелуем обещание, которое дал ей когда-то.

Прохладный вечерний ветерок напоминал об осени. Лили теснее прижалась к Шону, слушая ритмичный стук его сердца. «Скажи ему, Лили, – убеждала она себя, и голос, звучавший у нее внутри, напоминал голос Кристел. – Скажи ему все сейчас».

Лили боялась, но не хотела, чтобы страх возобладал на ее чувствами. Она отстранилась от Шона, но не выпустила его рук.

Стремление к счастью в ней было сильнее, чем страх. Любовь к Шону изменила отношение Лили к жизни. Иногда она представляла себя Дороти из страны Оз, которая впервые увидела мир цветным, и сейчас была готова признаться ему.

– Я наметила для себя совсем другую жизнь, – начала Лили. – Я всегда все планировала. Но сейчас, с тобой, с этой семьей, все мои планы полетели в тартарары.

– Я никогда ничего не планировал, и посмотри – мы оказались в одинаковой ситуации. Так было предначертано, Лили. Поверь мне.

– Нам нелегко будет вместе.

– Скорее всего. Ну и что? Я люблю тебя, Лили. Находясь рядом с тобой, я нравлюсь себе. Мне по душе то, что мы оба без ума от детей. – Склонившись к Лили, Шон запечатлел у нее на губах еще один долгий поцелуй. – Думаю, нам нужно родить детей.

– Ты идешь дальше, чем я, – удивилась Лили.

– Ты не хочешь детей?

Боже мой!

– Я так люблю тебя, Шон! – произнося эти слова, Лили поняла, что ответила на его вопрос за них обоих. Страх исчез. Вместо него словно ровное пламя зажглось у нее внутри – предвосхищение того, что сулило ей будущее. Лили знала, что это может быть и боль, и радость, но теперь была готова к встретить их. Она больше не боялась следовать призывам своего сердца.

– Тебе понадобилось немало времени, чтобы сказать мне об этом.

– Я не знала, как это сделать, – ответила она. – Это казалось мне… небезопасным.

Тихо засмеявшись, Шон коснулся ее щеки.

– Ах, Лили! Жизнь вообще не безопасна, но это не должно останавливать тебя.

Глава 51

Что-то должно случиться, Лили чувствовала это. Приглашение, написанное Чарли от руки и доставленное лично Камероном, давало лишь намек: « Приглашаем тебя пообедать с нами в ресторане «Ла Дольче Вита», в пятницу в 20:00. Дресскод: полуофициальный».Чарли не сделала ни одной ошибки и нарисовала рядом их четверых, стоящих по росту. На другой стороне карточки была изображена Лили – весьма лестно: она походила на Барби из Малибу в очках.

Почерк Чарли, округлый и аккуратный, ничуть не напоминал те неровные и корявые буквы, какими она писала в третьем классе. Ее новая учительница говорила, что Чарли успевает наравне с другими по большинству предметов. Иногда девочка терялась, грустила, но это быстро проходило. Печаль навсегда останется частью жизни Чарли, одной из сторон ее личности, но боль, так долго мучившая ее, постепенно утихала. За лето к Чарли вернулась свойственная ей жизнерадостность, и Лили была счастлива видеть это.

Камерон вернулся в гольф-команду и уже победил на первом в этом году турнире. По выходным он выступал в роли кэдди у дяди, и Лили радовалась, что Шон держится с племянником на равных и прислушивается к нему, когда они, объединенные одной целью, выходят на поле. Хотя Шон отказался от победы в одном из главных турниров сезона, чтобы сохранить Эшли, его рейтинг постоянно возрастал. Ему не суждено было стать чемпионом такого же уровня, какого достиг его брат, и Лили знала это. Но Шон уже не хотел повторить карьеру Дерека. Он хотел сделать свою.

Лили сунула приглашение за рамку зеркала, проверила прическу и макияж – уже в который раз. Ей казалось, что этот вечер будет очень важным в ее жизни. Это ведь не просто ужин. «Ла Дольче Вита» – роскошный ресторан с видом на реку, со знаменитым шеф-поваром из Сорренто. Его окружал ухоженный парк, во всем ощущалась роскошь, и люди приходили туда, чтобы отпраздновать важные даты – дни рождения и годовщины свадеб, первые причастия и… помолвки? После турнира, после тех слов, которые они сказали друг другу, это был следующий шаг. Наверное, это так. В тот вечер они расстались: Лили не осталась с ним, чтобы не смущать детей. Потом начались занятия в школе, она была занята, и им так и не удалось поговорить о том, что началось между ними тем вечером.

Звонок зазвонил в ту самую минуту, когда Лили подкрашивала губы, и она, вздрогнув, размазала помаду. Быстро исправив это, она, натянутая как струна, поспешила к двери. Они вошли все сразу, заполнив весь ее маленький дом собою. При виде Шона у Лили захватило дух. Смокинг. Он был в смокинге. У нее задрожали колени. Интересно, Шон догадывается, в какое смятение приводит ее? Дети выглядели великолепно: косички Чарли окружали голову, словно нимб, Эшли была вся в розовом, а Камерон в пиджаке казался совсем взрослым и потрясающе красивым. Они стояли и ждали ее, начищенные и сияющие, как новые монетки, и улыбались.

– Ух ты! – Шон оглядел Лили с ног до головы. – Ты чудесно выглядишь.

– Вы тоже.

– Пойдем скорее! Чего мы ждем? – Чарли подпрыгивала от нетерпения, и Камерон положил руку на ее плечо.

– Не волнуйся так, дурочка. Это просто ужин.

– Нет не просто! Дядя Шон собирается попросить Лили…

– Лили, пойдем. – Эшли потянула ее за подол платья. – Пожалуйста!

Не сводя глаз с Шона, Лили взяла малышку на руки. «Попросить Лили о чем?», – спрашивала она себя, глядя на него, но он держался как ни в чем не бывало, тихонько насвистывая. «Пожалуйста, – подумала она. – Пожалуйста!»

– Красиво! – Эшли дергала бусины, украшавшие платье Лили. Она купила его специально для этого вечера, а черные лаковые туфли и сумочка, расшитая ониксом, когда-то принадлежали Кристел. Лили открыла сумочку, положила туда ключи и обнаружила на дне полоску бумаги, зацепившуюся за шелковую подкладку. Не в силах совладать с любопытством Лили вынула ее. Это была записка с предсказанием судьбы – из печенья в китайском ресторане: « Прилив приходит и уходит. Счастливые числа 44, 25, 61, 78, 99, 17». Лили не знала, почему Кристел сохранила записку. Лицо подруги встало у нее перед глазами. «Я так скучаю о тебе, – подумала Лили. – И всегда буду скучать».

Она осторожно вернула бумажку на место. Потом взглянула на Шона, размышляя о том, заметны ли ее испуг и беспомощность.

– Не бойтесь, мисс Робинсон. – Шон явно поддразнивал ее. – Это совсем не больно.

– Можно мы уже пойдем? – устало спросила Чарли.

– Я поведу, – сказал Камерон.

По пути в ресторан Чарли и Эшли болтали. Лили пыталась поймать взгляд Шона, но он лишь загадочно улыбался. И она стала смотреть в окно. Пейзаж полыхал яркими осенними красками, листья меняли цвет, вдоль реки цвели ромашки с желтыми серединками, а вершины гор, как белоснежные паруса, отчетливо вырисовывались на фоне топазового неба.

У входа в ресторан они поручили машину служащему в костюме гондольера.

– Мы рано. – Лили взглянула на часы.

– Ага, – согласилась Чарли, вытаскивая из машины свой свитер. – Мы хотели посмотреть парк. Дядя Шон так планировал. – Охваченная восторгом, Чарли бросилась вперед, через увитую лавром арку, в парк. Табличка сообщала, что этот парк – копия садов Вилла д'Эсте в Италии. Лили очаровали аккуратно подстриженные живые изгороди, мощеные дорожки и романтические уголки. Воздух был напоен ароматом цветущей вербены, а по реке скользили яхты и прогулочные катера, озаренные закатным солнцем.

– Уточки! – Эшли показала на берег. – Хочу уточек. Камерон взял малышку на руки.

– Я отведу ее посмотреть на уток. Пойдем, Чарли.

– Только надень свитер. – Шон наклонился и помог Чарли застегнуть пуговицы. Блестящий красно-бело-зеленый конверт выскользнул у него из кармана и упал на мощеную тропинку. Чарли протянула руку, чтобы поднять его.

– Что это? – спросила Лили.

– Это должен был быть сюрприз. – Чарли снова запрыгала от радости. – Это…

– Билеты в Италию, – прошептала Лили, узнав логотип компании «Alitalia». Изумленная, она смотрела на Шона. – Билеты в Италию, – повторила Лили. Она сосчитала билеты: их было пять, и на них стояла дата вылета – конец октября, меньше, чем через месяц.

Шон внезапно покраснел. Покраснел!Впервые Лили была уверена в этом.

– Что происходит? – спросила она. В туфлях на высоких каблуках стоять на камнях дорожки было неудобно, ее ноги подкашивались. Шон взял Лили за руку и подвел к полукруглой каменной скамье. Подхватив малышку и взяв Чарли за руку, Камерон повел их к реке, но Чарли оглядывалась на Лили и Шона.

– Сядь. – Шон взял у Лили конверт с билетами.

– Что это за билеты? – спросила она.

– Не возражаешь встретить Рождество в Амальфи? – Он улыбнулся. – В Брешии будет турнир. Ред обо всем договорился, в том числе и о том, что виллу в Амальфи предоставят нам в распоряжение до Нового года. В школе детям разрешили временно перейти на домашнее обучение, но только под твоим руководством. А Эдне очень по душе мысль о том, чтобы ты взяла на год отпуск. Я все проверил.

Лили с трудом переваривала эту информацию. Она не привыкла к тому, чтобы кто-то о чем-то договаривался за нее, включал ее в свои планы.

– Но мы же не можем так просто улететь в Италию…

– Совершенно верно. Сначала я должен попросить тебя кое о чем.

«Вот оно! – подумала Лили. – Пожалуйста, пусть это будет то самое!»

Когда Шон опустился перед ней на одно колено, ее сердце неистово забилось. Лили видела: дети смотрят на них, но ее совсем не смущало, что они стали свидетелями этой сцены. Она испытывала глубокую благодарность к Кристел. И не только за прекрасные воспоминания и долгие годы дружбы. Наследство, которое Лили получила от нее, было неожиданным и драгоценным. Семья не обязательно должна состоять из людей, связанных кровными узами. Эту семью они с Шоном создали сами: сначала получив детей, а потом обретя друг друга. Они не идеальны, но стараются делать все, что можно. «Я буду хорошо заботиться о них, – поклялась Лили подруге. – Я отдам им все свое сердце и ничего не попрошу взамен. Обещаю».

– Я люблю тебя, Лили, – сказал Шон. – И прошу тебя выйти за меня замуж.

Лили утратила дар речи. Она знала, что если заставит себя сейчас что-то сказать, то ей не сдержать слез радости.

Она молчала, и тогда Шон взял ее руку. Лили почувствовала, как гладкое, прохладное кольцо скользнуло на ее палец, но не осмелилась взглянуть на него. Она неотрывно смотрела на Шона, словно боясь, что чары внезапно разрушатся.

– Я прошу тебя не только от своего имени, – продолжал он, – а от имени всех нас. Мы любим тебя, Лили. И хотим быть с тобой всю жизнь.

Обуреваемая чувствами, она поднялась, Шон тоже встал.

–  «Да»кажется мне таким незначительным, таким неадекватным словом.

– Но это все, что я хотел услышать от тебя. – Шон наклонился, поцеловал ее и отступил назад.

Лили увидела, как он показывает детям большой палец, словно говоря, что все прошло отлично, и рассмеялась. Она чувствовала себя легкой, как перышко, когда они направились к ресторану. Два швейцара открыли перед ними двери. Смущенный, Шон положил руку на талию Лили. Они вошли в зал, освещенный приглушенным светом ламп.

– Вы вдвоем? – спросил их метрдотель.

– Нет. – Шон обернулся и сделал детям знак, приглашая их присоединиться к ним. – Нам нужен столик на пятерых.