Текст книги "Голос сердца"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 31

– Так что, твой дядя разорался на тебя? – спросил Джексон Шефер. Он понизил голос, чтобы Даффи, смотритель, который должен был наблюдать за тем, как они отрабатывают свое наказание, не услышал его.

Камерон натягивал на себя рабочий комбинезон, чтобы принудительно послужить обществу. Поскольку они устроили погром на поле для гольфа, ему и двум его друзьям предстояло провести много времени под присмотром Даффи. Очень, очень много времени.

– Так он кричал или нет? – настаивал Джейсон.

Камерон сел на скамью, чтобы надеть болотные сапоги, которые выдал им Даффи.

– Ну да.

На самом деле все было гораздо хуже. Его мать, будь она жива, кричала бы, рыдала, заламывала руки и вопрошала, что теперь подумают соседи. Его отец наверняка присоединился бы к ней, упрекая Камерона в том, что он сам портит свое будущее.

Его дядя и Лили, которая почему-то засиделась в их доме допоздна в тот вечер, когда Даффи приехал к Шеферам и пригрозил обратиться в полицию, отреагировали на удивление спокойно. Шон поблагодарил Даффи за то, что он привез Камерона домой, и уговорил его не звонить полицейским – на этот раз.

Потом они втроем пошли в дом. Камерон ожидал, что на него посыплются упреки, ожидал услышать бесконечные вопросы вроде «о чем ты думал?». Но дядя не стал кричать, и Лили тоже. Они вообще ничего не сказали Камерону, поэтому у него возникло неприятное чувство, что они знают, о чем он думал, и, возможно, даже лучше, чем он сам.

– Вот черт! – воскликнул Эндрю Мейер, еще один их сообщник. – Я же говорил, что надо слушаться меня. Мы придумали свою версию, и надо было придерживаться ее.

– Это у тебя была своя версия, – прошептал Камерон. – И ты рассказывал ее в школе направо и налево.

– Я сказал только одному человеку, – попытался оправдаться Эндрю. – Она обещала никому ничего не рассказывать.

– Идиот, – бросил Джейсон.

– Да ты сам соловьем запел, когда тренер стал спрашивать тебя, – заметил Эндрю.

– Только после того, как ты сдал меня, – огрызнулся Джейсон.

– Ладно, хватит болтать, – сказал Даффи. – Вам, джентльмены, предстоит большая работа.

– Есть, сэр, слушаюсь, сэр. – Эндрю отсалютовал ему.

Его сарказм, казалось, ничуть не задел Даффи, пожилого шотландца, и Камерон был рад этому. Они вышли из служебного здания, и Даффи раздал им задания. Сегодня им предстояло очистить пруд рядом с фервеем у десятой лунки. Заболоченный пруд зарос камышами; их следовало вырвать, сложить в карт и увезти.

Конечно, это только начало их наказания. Отстраненные от участия в тренировках команды по гольфу, они должны были каждый день после школы приезжать в гольф-клуб и, словно рабы, заниматься искупительным трудом.

Эндрю и Джейсон отнеслись к наказанию как к шутке; они пели «Чейн-Гэнг», стоя посреди заросшего пруда. Камерон пытался дурачиться вместе с ними, но это выходило принужденно, поэтому вскоре он угрюмо замолчал. Коричневая грязь расползалась у него под ногами, сквозь сапоги он чувствовал, какая холодная в пруду вода.

Это был отстой, в прямом и переносном смысле. Грязь походила на цемент, в который все глубже уходили его ноги.

– А ведь сейчас мы могли бы тренироваться вместе со всеми, – сказал Джейсон. – Пропускаем такое веселье!

Хотя Камерон и не был согласен с этим утверждением, ему не хватало тренировок в команде. Он любил делать серии ударов, по двенадцать за раз. Любил отрабатывать свои навыки на таком сложном поле, как в Эхо-Ридже.

Как глупо поссориться с отцом из-за гольфа! Камерону хотелось, чтобы этого не было. Следовало сказать отцу правду, что он любит игру и хочет сделать ее своим главным занятием в жизни, как его отец и дядя. Но Камерон все испортил. Ему представился шанс поработать кэдди для своего отца во время одного важного турнира, и он не справился. После этого Камерон стал делать вид, что ему плевать на все: на обязанности кэдди, на игру отца и на свою собственную – тоже.

Наконец-то он добился того, чтобы его выгнали из команды. Миссия была выполнена. Это следовало сделать давным-давно. Впрочем, при жизни отца даже речи не могло идти о том, чтобы Камерон вышел из команды. Боже, сколько раз он собирался объяснить отцу, почему хочет бросить игру. Но в последний момент отступал, объясняя это тем, что отец не позволил бы ему уйти из команды – неважно, по каким причинам.

– Эй, полегче, Камерон. – Джейсон стряхнул с себя длинный стебель с корнями, облепленными грязью. – Не бросай так далеко.

– Прости, я не заметил. – Камерон думал о том, почему погром на поле для гольфа не доставил ему никакого удовольствия. В процессе погрома он еще испытывал некоторый запал, но потом почувствовал себя опустошенным. Его друзья торжествовали, говоря, что здорово повеселились тем вечером. Камерон не разделял их восторгов. Что бы они ни сделал, внутри него была все та же пустота. Это все равно что наесться ваты: она не приносит насыщения, зато потом от нее тошнит.

Переходя к следующему участку берега, Камерон заметил что-то в кустах.

– Эй, посмотрите! – Он громким шепотом подозвал друзей. – Здесь гнездо.

– Наверное, утки, – сказал Эндрю. – Надо посмотреть, какого размера яйца. Дай мне одно!

– И мне, – попросил Джейсон. – Держу пари, что попаду им в карт прямо с этого места. Ба-бах!

– Ну нет. – Камерон подошел поближе к гнезду. – Мы не будем трогать его. Я даже не стану вырывать камыши вокруг него.

– Да ладно тебе! Это же просто куча яиц. Они тут, наверное, валяются по всему полю.

– Забудь об этом, – отрезал Камерон. – Мы должны оставить их в покое.

– Да мы можем вообще все тут оставить в покое. – Джейсон бросил грабли и рукавицы. Эндрю последовал его примеру.

– Если Даффи спросит, куда мы ушли, скажи, что мы улетели на север, как птицы.

– Ладно. – Камерон был даже рад, что они ушли. Конечно, они его друзья, однако иногда ему хотелось, чтобы они были чем-то большим, чем просто людьми, с которыми можно весело провести время. А еще он очень жалел о том, что послушал их в тот вечер, когда они предложили разгромить поле для гольфа.

Камерон работал один, радуясь тому, что Даффи не приходит проверять его. Ему не хотелось врать, оправдывая друзей, но так же не хотелось, чтобы у них возникли еще более серьезные неприятности.

Оставив густые заросли вокруг гнезда, он выполнил задание до наступления сумерек.

Его комбинезон был пропитан вонючей водой, сам Камерон весь перепачкался в грязи. У него болели плечи и спина, но вместе с тем он ощущал необычную легкость. «Может, это потому, что я пропустил обед», – подумал Камерон. Но потом признался себе, что дело вовсе не в голоде. Просто его наконец-то поймали. Груз вины упал с его плеч.

Даффи сказал, что с заходом солнца он может отправляться домой. Камерон не знал, как ему теперь добираться домой. Предполагалось, что он вернется вместе с Джейсоном, уже имевшего права.

Идти было слишком далеко.

Большинство его друзей уже получили права, но Камерон слишком боялся садиться за руль и стыдился этого. Впрочем, стыдился не настолько, чтобы преодолеть себя. Несколько раз он пытался, но ничего не получалось. Камерон покрывался потом, ничего не видел, начинал дрожать, как лист на ветру. Доктор Саш «работала» над этой проблемой вместе с ним. Они работали над многими проблемами, но Камерон считал все это пустой тратой времени. Зачем говорить о том, чего ты все равно не можешь изменить?

Он посмотрел на карт с двигателем на газу, который Даффи выделил для них. Камерон мог водить карт для гольфа, но боялся, как бы Даффи не пришел в ярость, узнав, что он ездил на нем, не имея прав. И все равно он не собирался звонить дяде. В последнее время Камерон и так наломал достаточно дров.

Он размышлял над этим вопросом, складывая в карт секаторы и вырванные камыши. Потом остановился, увидев, что кто-то идет к нему. В последних лучах солнца он не мог разглядеть черты лица, но узнал долговязую фигуру и подпрыгивающий «конский хвост».

Великолепно!

– Привет, – сказал Камерон, не отрываясь от дела. Он испытывал смущение от того, что был одет как заключенный, возвращающийся с дневных работ.

– Я слышала о том, что случилось, – пояснила Бекки Пилчук.

– Об этом слышала вся школа.

– Пожалуй.

Пока Камерон заканчивал работу, она молча стояла рядом. Камерон чувствовал, что она смотрит на него.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросил он, бросая последнюю охапку камышей в карт.

– Нет. Я пришла просто так… ой! – Бекки с изумлением посмотрела на пару крякв, которые сели на воду, оставив пенистый след на ее поверхности. Самец и самка бок о бок поплыли к камышам.

– Не подходи слишком близко, – предупредил Камерон. – Там гнездо.

– Правда? – Поправив очки, она вытянула шею, чтобы разглядеть гнездо. – Где?

– В камышах. Прямо посередине.

– Вижу! – В ее голосе звенел восторг. – Посмотри, там яйца! Камерон, как здорово!

«Не настолькоздорово», – подумал он.

– Я рада, что ты не тронул гнездо. По-моему, утята вылупятся со дня на день. Мы будем ходить сюда и проверять их каждый вечер, да?

Как будто он мог согласиться на это! Это же было почти… почти свидание. Свидание с уродиной. Настойчивость Бекки выводила его из себя.

– Ну давай, скажи это, – взорвался Камерон.

– Сказать что?

– Все, что думаешь. Например, почему я это сделал, и что это было бессмысленно и глупо.

– Я знаю, почему ты это сделал. И уверена, что ты сам знаешь, как это было бессмысленно и глупо. – Без приглашения она забралась в его карт.

Камерон загрузил туда инструменты и сел за руль.

– Ладно, доктор Фрейд, и почему же я это сделал? – спросил он, ведя машину по направлению к компостной куче.

– Потому что твои родители умерли, и это сводит тебя с ума.

Этого было достаточно. Он сильно нажал на педаль тормоза, и Бекки выбросила вперед руки, чтобы удержаться на месте. Ее уязвимость еще сильнее разозлила его.

– Какого черта ты решила, будто что-то знаешь об этом? Ты вообще ничего обо мне не знаешь. С чего ты взяла, что способна понять, почему я такой неудачник?

Бекки отшатнулась, испуганная его внезапной вспышкой, но продолжала смотреть ему прямо в глаза. Потом осторожно, не спеша, выбралась из карта.

– Потому, – сказала она, – что я чувствовала себя так же, когда умерла моя мама.

«О, черт! – подумал он. – Черт, черт, черт!». Этого Камерон никак не ожидал.

– Залезай обратно в карт.

Бекки медленно шла вперед, повесив голову.

Он подъехал поближе.

– Пожалуйста. Пожалуйста, Бекки.

Что ее остановило – его «пожалуйста» или то, что он в первый раз назвал ее по имени? Она смотрела на него, и золотистые лучи вечернего солнца озаряли ее лицо. «А она не такая уж уродина», – подумал Камерон, вспоминая дурацкий хит-парад, который они с друзьями записывали мелом на двери раздевалки. Бекки Пилчук всегда была в последних рядах. Сейчас он знал – дело было в том, что никто из них никогда по-настоящему не видел ее. В глаза им бросалась лишь мешковатая одежда и очки.

Бекки снова села рядом с ним и смотрела прямо перед собой.

– Я знаю, ты думаешь, что я уродина, но кое-что я понимаю гораздо лучше других.

– Я не думаю… – Камерон запнулся. Зачем врать этой девчонке? Она не сделала ему ничего плохого, просто пыталась подружиться с ним, а он относился к ней пренебрежительно только потому, что так же относились и все остальные.

– Ладно, может, я когда-то и думал, что ты уродина. Но ведь и ты наверняка считала меня… ну, не знаю. Придурком или хвастуном.

– Или грубияном.

– Пусть так. В любом случае, извини. Я не дал себе труда узнать тебя получше, а мне стоило это сделать.

Бекки посмотрела на него – солнечные блики играли на ее волосах.

– Еще не поздно, – сказала она.

– Расскажи мне о твоей маме.

Она сложила руки на коленях.

– Это не было внезапно, как у тебя. Она болела целый год. Я тогда была в средних классах. А потом мама умерла, и сейчас я так скучаю по ней, что иногда у меня все болит внутри. И хуже всего то, что я не могу избавиться от этой боли. Я так сильно любила маму! Даже когда была в седьмом классе и отвратительно вела себя с ней. Я любила ее… не знаю, как… это невозможно описать, понимаешь?

Камерон кивнул. Он знал. Каждую ночь он лежал в кровати, молясь о том, чтобы и родители знали тоже.

– Есть еще кое-что. – Камерон желал и страшился произнести это вслух. – Последнее, что я сказал отцу, – «пошел ты…» – Ну вот. Слова сказаны. А ведь он не говорил об этом даже с доктором Саш.

– Облом, – отозвалась Бекки.

– Облом? Я рассказываю тебе такие вещи, а ты говоришь, что это облом?

– Все говорят «пошел ты» своим родителям. Не ты придумал эту фразу. Иногда я ужасно вела себя с мамой, даже понимая, как она больна. Но я все равно любила ее, и она это знала, и твой папа тоже знал.

«Знал ли?» – подумал Камерон. Вспоминая время, когда они с отцом были вместе, он внезапно понял, что в эти моменты оба были счастливы.

– А теперь, когда ее нет, – продолжила Бекки, – куда мне деть всю эту любовь? Куда? Кого я могу любить так, как любила маму? Эта любовь все еще во мне, но сейчас ей некуда выйти. – Она сняла очки и посмотрела на Камерона. – Глупо, да?

– Нет, это звучит более осмысленно, чем все, что говорили мне другие люди.

Глава 32

– Еще пять минут, – упрашивал Шон. – Пожалуйста, только пять минут.

– Нет. – Эшли стояла у его кровати, держась за край матраца. – Вставай!

– Кстати, кто помог тебе вылезти из кроватки?

– Вставай.

Лежавшая рядом с ним Мора вздохнула и потянулась, не проснувшись до конца. Шон взглянул на часы – 7:00. Будний день.

– Ну ладно, – буркнул он. – Встаю. – Теперь Шон спал в брюках от пижамы, но без верха. Живя в одном доме с маленькими детьми, он быстро отучился спать как раньше, голышом. – Наверняка ты насквозь мокрая, да?

Эшли лукаво улыбнулась.

Шон посмотрел на Мору. Возможно, она только притворялась спящей. Мора отнюдь не горела желанием менять подгузники.

– Пойдем. – Он взял Эшли на руки и понес переодевать. Так происходило каждое утро. Малышка прежде всего. Неважно, хотелось ли ему в уборную или нужно было почистить зубы. Только после того, как Эшли усаживалась смотреть мультфильмы и есть свои любимые хлопья под ненадежным присмотром Чарли, Шон мог заняться собой. Перепрыгивая через две ступеньки, он побежал наверх, в ванную, рассчитывая потом на короткую близость с Морой. Когда Шон чистил зубы, снизу донесся взрыв плача. Он уже различал, когда Эшли плачет, капризничая, и когда – от боли. Сейчас она плакала от боли. Он нашел обеих девочек в кухне.

– Что случилось? – спросил Шон у Чарли, подхватывая Эшли на руки.

– Она упала. Пыталась достать со стола еще хлопьев и упала прямо на попу.

– А ты куда смотрела? – Едва произнеся эти слова, Шон раскаялся. – Прости, детка. – Он покачивал малышку на руках. – Я не должен был оставлять ее с тобой.

– Она устроила лестницу из ящиков, видишь? – Чарли показала на кухонный шкафчик с выдвинутыми ящиками. – Мама всегда говорила, что Эшли у нас умна не по годам.

Охваченный чувством вины, Шон снова потащился наверх. После того, что Лили рассказала ему о трагедии в ее семье, он должен лучше присматривать за малышкой.

– Я теперь даже пописать не могу спокойно, – пробормотал Шон.

Эшли все еще всхлипывала, когда он посадил ее на кровать рядом с Морой. Мора повернулась и одарила девочку сонной улыбкой.

– Что такое, мой цыпленочек? – спросила она.

– Она упала, – ответил Шон. – Вряд ли она сильно ударилась, но все-таки, может, проверишь?

Мора поднялась на локтях.

– Конечно. Подождите минутку. Мне надо пописать и почистить зубы.

Когда она вышла, Шон перевел взгляд на Эшли. Малышка уже не плакала.

– Что у тебя болит? Голова? Локоть? Попка?

Она покачала головой, терпеливо дожидаясь Моры. Шон посмотрел на часы. Семь двадцать пять. Двадцать пять минут до времени X, каждая секунда на счету. Мора спокойно возилась в ванной; он с трудом удержался от того, чтобы попросить ее поторопиться. Когда она наконец вышла, Шон сказал:

– Мне нужно проследить за тем, чтобы дети собрались в школу. – Надев футболку, Шон спустился в холл, по дороге постучав в дверь Камерона.

– Ты уже встал?

– Встаю, – отозвался хриплый со сна голос.

Шон отправился на кухню посмотреть, позавтракала ли Чарли. Девочка с сомнением разглядывала свой скаутский свитер.

– Его нужно погладить.

– Ты обратилась не по адресу, детка. – Шон рассмеялся.

Она посмотрела на него с обидой.

– А Мора может это сделать?

– Сомневаюсь. Ты отлично выглядишь, Чарли, клянусь. Иди лучше сюда, я причешу тебя.

Это был их утренний ритуал, и Шон уже стал настоящим мастером по части причесок. Этим утром, с золотистыми косичками и в странной униформе, Чарли походила на члена Гитлерюгенда. Однако он ничего не сказал. Очень ранимая Чарли взрывалась, как нитроглицерин.

Камерон спустился с независимым видом – будто встал сам, а не Шон разбудил его. После происшествия в гольф-клубе мальчик вел себя гораздо лучше. Физический труд оказался отличным способом предотвратить новые неприятности.

– Где мой рюкзак? – спросил он.

– Там, где ты оставил его, – ответила Чарли.

– Очень мило с твоей стороны. – Камерон нашел рюкзак под кухонным столом, куда забросил его вчера.

Шон не стал приставать к нему с завтраком. Парень уже взрослый и может сам позаботиться о себе. В последнюю минуту Шон подписал нужные бумаги – разрешение Чарли ехать школьным автобусом, отчет об успеваемости Камерона, на удивление неплохой, – после чего дети выбежали из дома. В кухне воцарилась странная тишина. Шон посмотрел на электронные часы над духовкой. Тишина продлилась не больше минуты. Сверху спустилась Мора с Эшли. Девочка повеселела, но все еще не была одета. Шона охватило сильное желание спросить: «Почему ты не одела ее?» Однако он промолчал. Мора не брала на себя обязательств. Ей и так нелегко со всем этим мириться.

– У нас есть кофе? – Это было ее традиционное утреннее приветствие.

Шон насыпал кофе в фильтр, налил воду в резервуар кофеварки и включил ее.

– Через пару минут.

Мора взяла свой смартфон, чтобы проверить сообщения, прежде чем ехать в госпиталь. Шон посадил Эшли в детский стульчик и открыл для нее банку нарезанных консервированных персиков. Зазвонил телефон; он взял трубку одной рукой, другой вытряхивая персики в миску. Это была миссис Фостер, она предупредила, что не сможет сегодня посидеть с малышкой.

– Понимаю, – сказал Шон. Что еще он мог ответить? – Позвоните, когда поправитесь.

Повесив трубку, он проверил кофеварку. Мора уже налила себе первую чашку.

– Миссис Фостер не сможет прийти сегодня. Она приболела.

– Как жаль! – Мора допила кофе. – Слушай, мне пора бежать. – Она быстро поцеловала Эшли в макушку, другой, более долгий поцелуй, запечатлела на губах Шона. – Увидимся.

– Вот мы и остались с тобой вдвоем, кроха, – сказал Шон малышке, мирно поедавшей свои персики. – Я собирался сегодня сыграть раунд в гольф.

В нервном напряжении он убирался в кухне, одновременно разговаривая с племянницей.

– А вместо этого мне досталась ты. Неплохая альтернатива. Чем ты намерена заняться сегодня? Посмотреть «Телепузиков»? Обсудить приучение к горшку? Мы можем ответить на письма, которые все эти дуры строчат нам.

Эшли протянула ему кусочек персика.

– Нет, спасибо, – ответил Шон. – По-моему, я скоро с ума сойду. На меня свалилось слишком много, и я не знаю, за что хвататься. Моя карьера летит к черту, у меня не ладятся отношения с Морой, и я должен думать о том, как свести концы с концами. – Он взял со стола чашку, из которой Мора пила кофе, и сполоснул ее под краном. – В постели она великолепна, но родительница из нее никакая, так что нам, похоже, не по пути. И тут еще Лили. – Он покачал головой. – С ней все совсем непонятно. Я даже не знаю, нужна она мне или нет. – Шон посмотрел, как Эшли доедает персики, потом вытер ей рот салфеткой. – И кто мог предположить, что все это мне понравится?

Как ни странно, болезнь миссис Фостер положительно сказалась на игре Шона. В первый момент он подумал, что без няни не справится. Если она не посидит с Эшли днем, ему придется провести на посту все двадцать четыре часа.

Как обычно, Шон отправил Чарли и Камерона в их школы. После происшествия в гольф-клубе Камерон все так же злился на всех, но, казалось, чаще задумывался о своем поведении. Их психолог-консультант говорила, что это нормально, но Шон не верил ей. Для подростка нормально смеяться и дурачиться с друзьями, бегать за девчонками и бредить гольфом. Для подростка нормально мечтать поскорее сесть за руль, а не избегать этого всеми силами.

«Дайте ему время», – советовала доктор Саш.

– Никто не знает, сколько это займет времени, – объяснил он Эшли, пока они ехали в гольф-клуб.

– Не-а, – ответила она, гремя маленькой коробочкой со своими хлопьями.

– Что скажешь насчет того, чтобы пройти девять лунок? – спросил Шон.

– Давай.

Зрителям разрешалось находиться на поле только во время турниров. Особенно строго это правило соблюдалось в отношении малышей, даже если они сидели в карте, пристегнутые к своему автомобильному креслу.

Шон не обращал на это внимания. Он – профессиональный игрок этого клуба, сейчас утро буднего дня, а вокруг – ни души. Они с Камероном не раз брали с собой девочек, и те отлично вели себя. Эшли, похоже, считала прекрасным развлечением сидеть в автомобильном кресле, установленном в карте для гольфа.

– Ты обязательно полюбишь гольф, – пообещал ей Шон. – Уверен, ты станешь второй Анникой Соренстам.

– Ага, – согласилась она.

Тишина на поле зачаровывала ее. Туман приглушал звуки и делал все контуры расплывчатыми. В тот момент, когда клюшка Шона с характерным звуком отправила мяч в воздух, он знал, что сделал отличный удар.

– Bay! – одобрительно воскликнула Эшли.

– Точно, – отозвался Шон, залезая в карт. – Удар на 360 ярдов.

Сделав берди, он пришел к следующей лунке, дальше дело пошло еще лучше. С каждым ударом его уверенность в себе росла. Шон даже побил собственный рекорд, поставленный в день похорон Дерека. Возможно, это был лучший раунд в его жизни. В отличие от раунда, сыгранного перед похоронами, этот не был случайностью. Он чувствовал, что играет гораздо лучше.

Эшли совсем не отвлекала его, напротив, в ее присутствии внимание Шона как будто обострялось. Он еще никогда не достигал такой степени концентрации, которая приводила к подобным результатам. Шон вошел в ритм, знакомый ему по прежним годам, когда он начинал участвовать в турнирах. Он думал, что давно утратил его, но сейчас, удар за ударом, ярд за ярдом, вновь обретал этот ритм.

Заполнив карточку со счетом, Шон пришел в восторг.

– Как тебе это, зайка? – спросил он. – Похоже, ты мой счастливый талисман.

– Ага, – согласилась Эшли.

У Шона вошло в привычку каждый день брать Эшли с собой на поле, и теперь он редко делал хотя был один удар сверх пара. Для Эхо-Риджа это стало обычным зрелищем: карт, в котором стояло детское кресло, лежали игрушки, клюшки и сумка-термос с водой и персиковым соком в маленьких бутылочках.

Шон уже не сомневался, что его стиль игры стал другим. У некоторых игроков изменялся замах; у Шона изменилось отношение к игре. Оказалось, что, когда на свете есть маленькое существо, полностью зависящее от тебя, ты видишь мир иным. Он изо всех сил старался улучшать свой счет, каждый удар был для него делом жизни и смерти. Теперь, когда Шон отвечал за троих детей, перед ним открывались новые перспективы, и он по-новому прислушивался к себе. Теперь Шон отчетливо видел, на что ему нужно обратить внимание, и сам определял свой стиль игры, не позволяя влиять на него ни ожиданиям, ни советам других людей.

Он беспокоился о детях, о деньгах, о будущем – постоянно. Но, приходя на поле вместе с племянницей, забывал обо всем, кроме игры и этой маленькой девочки.

В пятницу вечером Шон увидел Камерона: одетый, как заключенный, он очищал пруд. Отрабатывать расходы по восстановлению газона должны были все трое провинившихся, однако двоих других Шон так и не увидел. Он до сих пор и не понял, какие демоны овладели Камероном, заставив его разгромить поле, которое так много значило для его отца. Впрочем, возможно, причина была именно в этом.

В любом случае, восстановление того, что он сам разрушил, сказывалось на парне благотворно. После того эпизода Камерон уже не искал приключений на свою задницу. По крайней мере, так казалось. Он иногда болтался с друзьями без дела, но никаких происшествий больше не случалось.

– Кам! – закричала Эшли, махая брату руками.

Он был не один, а с этой девочкой… Бекка? Нет, Бекки, в грязных перчатках и деревянных сабо. Ее волосы были собраны в хвост и продеты над резинкой бейсболки. Они собирали мусор в тележку.

Она не принимала участия в хулиганской выходке, однако с радостью помогала Камерону в его общественных работах.

– Привет, Эшли! – Бекки широко улыбнулась. – Здравствуйте, мистер Магуайер.

– Привет, Бекки. – Шон понял: они удивились, что он запомнил ее имя.

– Веди себя очень тихо, – шепотом наставлял сестру Камерон. – Я тебе кое-что покажу. – Он вынул Эшли из автомобильного кресла и поднес к берегу пруда. – Мы наблюдали за ними с обеда, – сказал он. – Они только что вылупились.

Из камышей выплыла самка кряквы, за ней по воде скользили цепочкой восемь крошечных коричнево-желтых утят.

Камерон поставил Эшли на землю у кромки пруда, и она радостно засмеялась.

– Хочу уточку!

– Не пугай их, – сказал Камерон. – Пусть чувствуют себя в безопасности.

– Хочу уточку!

Он взял Эшли за руку, и они постояли вместе на берегу, глядя на утку с утятами. Ветерок шевелил их волосы. Эта картина потрясла Шона. Они так уязвимы, брат и сестра, взявшиеся за руки. К нему вернулись его обычные сомнения. Сможет ли он вырастить детей? Сможет ли защитить их? Он единственная преграда между ними и грозящей катастрофой. В отличие от большинства семей, у них нет ни бабушек, ни дедушек, ни других дядей и тетей, на которых они могли бы рассчитывать. Только один Шон. И он чертовски надеялся, что этого будет достаточно.

Шон заметил, что Бекки смотрит на него, и тут между ними промелькнуло нечто странное. Они не сказали друг другу ни слова, но Шону показалось, что она точно знала, о чем он думает.

Шон заманил Эшли обратно в карт, пообещав дать ей крекер. Он спрашивал себя, действительно ли Камерону стало немного легче, или он лучше научился делать вид, будто все в порядке. После происшествия Камерон реже злился и раздражался. Или Шон принимал желаемое за действительное.

Он напомнил себе, что от добра добра не ищут.

– Пошли, кэдди, – сказал Шон. – Давай опубликуем этот счет. Думаю, он мог бы стать рекордом клуба.

На самом деле, он знал, что так оно и было. Показав такой счет на турнире, Шон стал бы чемпионом. Счет, который он только что побил, принадлежал его брату.

Шон не мог зарегистрировать свою карточку, потому что играл один. Из-за того, что случилось в Азии, к его карточкам относились с подозрением. Вообще-то, счет сейчас не имел для него большого значения. Он провел день с одним из своих самых любимых людей – с племянницей – и сыграл великолепный раунд.

Наконец он убедился в том, что преуспел достаточно и вправе сказать об этом вслух. Этим вечером он нашел Мору на диване в гостиной. Распечатки и учебники возвышались вокруг нее, как крепостная стена. Она побледнела от долгого сидения в помещении и слушала его с отсутствующим видом. Плечи ее поникли.

– Что значит: «прошел поворотный момент в игре»? – спросила Мора, когда Шон рассказал ей о событиях этой недели.

– Это значит, что он вышел на новый уровень. – Чарли подняла глаза от головоломки. Если бы гольф преподавали в школе, по этому предмету она наверняка была бы отличницей. Чарли изучала игру более чем прилежно. Она переключила внимание на Губку-Боба по телевизору. Они с Камероном двадцать минут сражались за пульт дистанционного управления, но в конце концов Чарли одержала верх.

– Поиграй со мной, – попросила Эшли Мору, пытаясь пробиться сквозь баррикаду книг и бумаг, окружавших ее.

– Не могу, принцесса, – рассеянно ответила Мора, убирая за ухо прядь волос. – Завтра мне сдавать заявку на грант и разбор одного случая.

Эшли потянула на себя толстую черную папку. Бумаги рассыпались по полу. Сложив руки на груди, Мора тяжело вздохнула.

– Вот что, Эшли. Я поиграю с тобой десять минут, но потом мне придется вернуться к работе.

Она взяла малышку за руку, и они вместе пошли наверх – игрушки хранились там. Чарли отправилась за ними, и внезапно в комнате стало очень тихо. Шон и Камерон, посмотрев друг на друга, одновременно потянулись за пультом. Шон успел первым.

– Бои в пятницу вечером, – сказал он, переключая телевизор на канал ESPN.

– Мне больше нравятся «Американские моторы».

– Только не сегодня. – Шон, сев в кресло, наблюдал за тем, как Владимир Кличко мутузит противника.

Серия ударов привлекла внимание Камерона, и он не продолжил спор. Во время рекламной паузы он принес из кухни две банки лимонада и снова уселся смотреть.

Ровно через десять минут Мора спустилась вниз; у противника Кличко к тому моменту был подбит глаз, а из носа торчали ватные тампоны, впитывающие кровь.

– Отвратительно! – воскликнула она.

– Это развлечение. – Шон протянул ей свою банку с лимонадом, но Мора не обратила на нее внимания.

– Ладно. Слушай. – Она уложила свои книги и ноутбук в гигантскую сумку. – Мне завтра сдавать два важных проекта, поэтому у меня куча работы. Я решила поехать поработать дома.

– Ты можешь работать здесь, – заметил Шон. – Стол в столовой в полном твоем распоряжении. Мы там никогда не едим. – Он толкнул Камерона локтем. – Кстати, зачем вам вообще понадобилась столовая? Вы там когда-нибудь ели?

– Кажется, в День благодарения.

– Ну, тогда он в твоем распоряжении до Дня благодарения.

– Спасибо. – Мора наклонилась и поцеловала Шона в щеку. – Но мне нужно сосредоточиться. И заодно полью мои цветы.

Через несколько минут она уехала. По телевизору снова была рекламная пауза.

– Обожаю это пиво! – провозглашали актеры.

Шон почувствовал, что Камерон смотрит на него.

– Что? – спросил он.

– Так она тебя бортанула? Или дала отставку?

– Не понимаю, о чем ты. – На самом деле Шон понимал. В глубине души понимал.

– Бортанула или дала отставку. Это разные вещи.

– Не думаю, что она…

– Слушай, если кого-то бортанули, то это только на один раз. Обычно это значит, что у нее было предложение получше.

– Например, полить цветы? – спросил Шон.

– Дурацкий предлог. Похоже, ей стало скучно с тобой.

– Плохо дело. – Шон разволновался: по затылку у него побежали мурашки.

– А может, она дала тебе отставку? – предположил Камерон. – Тогда тебе придется потрудиться, потому что отставка – это навсегда. Понял?

– Ничего я не понял. Никого она не бортанула и не отправила в отставку. Просто поехала домой поработать.