Текст книги "Одержимость"

Автор книги: Сьюзен Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

– И все?

– В общем, да.

– А как же вы с Люком? – Кори покраснела. – Извини, видимо, нескромный вопрос…

– Мы трахаемся так часто, как только можем.

При этих словах в глазах Аннализы мелькнуло ненастье, из чего Кори сделала совершенно правильный вывод – вероятно, не так часто, как хотелось бы Аннализе. Но тут девушка снова обезоруживающе улыбнулась, и Кори стало так легко, как никогда и ни с кем при первом знакомстве.

– Теперь давай о тебе, – попросила Аннализа. – Ты умеешь печатать на машинке?

Кори красноречиво скривилась:

– Не слишком быстро.

– Ладно, сойдет. Можешь пользоваться компьютером?

– Почти.

– Стенография?

– В общем, неплохо.

Аннализа задумчиво посмотрела на нее.

– Да, прямо-таки сверхпрофессионал, – наконец заключила она.

Кори виновато улыбнулась:

– А у тебя какое образование?

– О, я вытерпела пару уровней Эй в Сент-Поле.

– Ты училась в школе в Англии?

– Конечно, где же еще?

– Да я подумала… У тебя фамилия Капсакис…

– Ах вот оно что! Капсакис – это по мужу.

Кори, казалось, это известие ошеломило.

– Так ты замужем?

– Вроде бы. Но мы расстались года три назад. Я выпала из университета, когда мне было двадцать, и закружилась по свету. Доехала до Родоса, встретила там Томаса, он учил меня плавать на яхте, и я вышла за него замуж. Тогда это казалось мне идиллией. Замужество мое длилось ровно шесть недель. Папа рассердился не на шутку, и ему удалось меня вернуть.

– И как теперь с Люком? Думаешь, вы поженитесь?

– О Боже, надеюсь. Он просто умирает, Кори. Короче, увидишь сама. Когда приступим?

– Приступим? – повторила Кори.

– Ну да. Я поговорю с Люком. Нам нужен помощник ассистента, думаю, ты подойдешь.

– Помощник ассистента? – Кори чуть не задохнулась от радости и расплылась в глупейшей улыбке.

– Ну ладно, особо не воображай, это всего лишь официальное название собачьей должности.

– Все ясно, это до тех пор, пока я не залаю и не начну вилять хвостом, – усмехнулась Кори. – Славно, я поработаю над своими шутками до понедельника.

– Значит, в понедельник. Ну что ж, добро пожаловать, Кори Браун, буду рада иметь тебя под рукой.

Кори просто ликовала и покинула Доум в таком настроении, что потом еще долго улыбалась подряд всем прохожим на улице. И что самое удивительное – из-за туч выглянуло солнце, впервые со времени ее появления в Лондоне.

Не в силах больше откладывать, она нырнула в ближайшую телефонную будку и позвонила сперва Поле, потом дяде Тэду. Оставалось только встретиться с агентом по недвижимости, рекомендовавшим ей посмотреть квартиру рядом с Кингз-роуд. Кори в какой-то степени тем самым осуществляла мечту Эдвины, и это делало ее ближе к матери. «Конечно, если квартира понравится», – напомнила себе Кори. Они с Полой обошли немало приличных квартир, но цены, цены!.. Насчет этой у Кори были хорошие предчувствия. Пола согласилась с ней по телефону.

Так оно и вышло.

Стоило девушке только переступить порог, как она сразу же поняла: это то, что надо. Комната не очень большая и не очень маленькая, только подкрасить стены, заменить арматуру и перестелить пол. Маленький, в мраморе камин, уютная кухонька в алькове, желто-зеленая ванная – все вместе – просто чудо. Самое же главное – наверху галерея, а сквозь единственное окно просвечивает небо. Света хватало на всю комнату. На галерею вела простая деревянная лестница, и, не считая ярких плиток на полу, галерея полностью пустовала. Здесь будет самая уютная в мире спальня! А если еще и учесть близость Баттерси Бридж, то все слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Кори тут же согласилась купить квартиру, а чтоб уж наверняка, немного переплатила. При этом девушка чуть смягчилась к Филиппу Дэнби, потому что, по правде говоря, если бы не он, то разве могла она когда-нибудь позволить себе такую? Даже продав домик и магазин, чего она, кстати сказать, никогда не собиралась делать.

В понедельник, ровно в девять тридцать, она уже была в офисе Ти-ви-дабл-ю, правда не в лучшем виде. К несчастью, снова полил дождь, и, не зная наверняка номера автобуса, Кори пошла пешком от Кингз-роуд. С громко бьющимся сердцем она толкнула крутящиеся двери, вошла и назвалась охраннику. Он послал ее на четвертый этаж, в офисы компании, и Кори наконец оказалась в приемной.

Какая-то девица болтала по телефону, мельком взглянув на посетительницу, она даже не оторвалась от трубки. Кори минут пять переступала с ноги на ногу, неловко уворачиваясь от снующих туда-сюда телевизионщиков. Девица наконец положила трубку и с досадой уставилась на нее.

– Я Кори Браун, – произнесла она, – с сегодняшнего дня я здесь работаю.

– Ага, Аннализа меня предупредила. Заходи.

Без всяких формальностей, ничуть не церемонясь, секретарша указала на дверь. Кори с опаской толкнула ее и очутилась в центре настоящего Бедлама. Суета сует – это, видимо, оттого, что ИРА взорвала автомобиль члена парламента где-то на окраине Лондона: надо подготовить подробное сообщение к вечеру, для передачи о терроризме.

Все говорили разом.

– Есть новости от Джекобса?

– Нет еще.

– Он жив или мертв?

– Не знаю, – крикнула в ответ женщина. – Еще не выяснили.

– Значит, по всей видимости, жив.

– Черт! Не знаю.

– Соединись еще раз со Скотленд-Ярдом. Ты нашла бригаду?

– Они уже поехали.

– Колин у телефона! – завопил кто-то. – Говорит, они только что прибыли в Иран.

– А кто из репортеров этим занимается?

– Гэвин.

– Шарон, срочно в библиотеку Люка и собери все, что можешь, по Джекобсу. Быстрее, пока какая-нибудь сволочь не опередила. Перкин, перестань чесать зад, уже можно приступать к сценарию.

– Не путайся под ногами, – кто-то случайно толкнул Кори.

– Боб, Люк на третьей линии.

Человек, который больше всех спрашивал и командовал, исчез в другой комнате. Кромешный ад тем не менее продолжался. Кори беспомощно глядела по сторонам, не зная, кому представиться. К счастью, в комнату ворвалась Аннализа.

– О Кори, – протянула она, столкнувшись с девушкой нос к носу. – Как здорово, что ты уже здесь. Двигай за мной.

Она подвела Кори к столу, до верху заваленному бумагами, и громко крикнула:

– Эй вы, все! Это Кори Браун, новый помощник ассистента. – И тут же исчезла.

– Так как тебя зовут? – спросила какая-то женщина.

– Кори.

– О’кей, Кори. Пожалуйста, двадцать копий. Сможешь? – она дала ей стопку бумаг и вернулась к телефону.

Кори осмотрелась в поисках ксерокса.

– Он в приемной! – пояснили ей.

Кори поблагодарила и двинулась к двери. Через минуту кто-то оттолкнул ее, сославшись на то, что его бумаги важнее. Кори отошла, потом возобновила копирование. Через несколько минут ее опять кто-то отодвинул, при следующей попытке удалось сделать только четыре копии, и аппарат застопорился.

– Нет! – простонала она.

– Без проблем. Просто там что-то застряло, – раздался мужской голос у нее за спиной. – Я Алан Фокс. Репортер.

– Да, я вас узнала, – улыбнулась Кори. – А я Кори Браун. – И она отошла в сторону, уступив ему место.

Наклоняясь к аппарату, он невзначай коснулся ее ноги. Кори показалось, что это намеренно.

Вынув застрявший лист, Алан все никак не уходил. Кори пыталась проверить готовые копии, но он и не думал двигаться с места, а очень откровенным взглядом разглядывал ее. Подошел еще кто-то и снова попросил уступить место.

Кори отступила от ксерокса, Алан, легонько обняв, скользнул рукой по ее спине. Она тут же отшатнулась, почувствовав его руку у себя под мышкой. Слава Богу, он наконец ушел, Кори решила начать все сначала. В этот момент появилась служащая, ждущая ксерокопий.

– О, ради Бога! – закричала она. – Почему бы тебе не приготовить всем нам кофе? А копии я сделаю сама.

Кори понуро приблизилась к секретарше и спросила, где кофе.

– В автомате, – ответила та, не поднимая глаз.

Девушка тяжело вздохнула.

– А где автомат?

Кто-то махнул рукой, и Кори занялась кофе.

Затем она подшивала газеты, при этом ее все время шпыняли за бестолковость. Аннализа, заглянув на полчасика, умудрилась поинтересоваться, как идут дела.

Кори с горячностью заверила, мол, все в порядке, спросила – не надо ли что сделать и в результате переместилась в монтажную.

В середине дня во время ее четвертого похода за кофе откуда-то выскочил Алан Фокс.

– Может, чем-нибудь помочь? – спросил он.

– Очень мило с вашей стороны, – откликнулась Кори. – Но я вполне справляюсь.

Она наклонилась к автомату за очередной порцией и чуть не выронила чашку – теперь Алан, нисколько не стесняясь, оглаживал ее бедра.

Кори улыбнулась, поставила чашку на поднос, нажала кнопку.

– Так ты в Лондоне новичок? – спросил Алан. – Надо подумать, как ввести тебя в общество.

– Вы очень добры. – Кори не знала, что и сказать. Она снова наклонилась за чашкой и снова почувствовала руки Алана.

«Ничего себе, – подумала Кори, – стоило мне лишь поступить на работу, и я уже нарвалась на бабника».

Она отстранилась, озарила его быстрой улыбкой и еще раз нажала кнопку.

– Я смотрела вашу передачу на позапрошлой неделе – «Фронт борьбы за освобождение животных», – обернулась к нему Кори, – мне очень понравилось.

– Правда? – спросил он и сквозь призму своих серых глаз, казалось, раздел ее взглядом. – Может, мы как-нибудь вместе посмотрим? Я покажу, как это делается. Сама же говоришь, тебе надо многому учиться.

«Боже, да он натуральный развратник», – подумала Кори, пытаясь удержаться от презрительной усмешки и отводя глаза.

Подоспела еще одна чашка кофе, на этот раз он уже не лапал Кори, а прижался к ней сзади.

Девушка резко выпрямилась, едва не сбив его с ног.

– Пожалуйста, никогда больше не делайте этого! – возмущенно воскликнула она.

Ноздри Алана раздулись.

– Не делать чего?

– Не прижимайтесь ко мне.

Кровь прилила к его вискам.

– Ты слишком высокого мнения о себе, дорогая, – прошипел он, брызгая слюной. – Позволь заметить – с твоей-то внешностью надо сказать спасибо, если кто-то вообще захочет тебя. – И прежде чем Кори смогла что-то ответить, его уже и след простыл.

Кори хотелось плакать. Почему все так враждебно настроены? Но она тотчас овладела собой.

В тот день Аннализы больше она не видела и в шесть часов совершенно разбитая и ошеломленная тем, что к ней относятся как к прокаженной, засобиралась домой.

– Куда это ты? – поинтересовался кто-то.

Кори подняла глаза на Перкина, сидевшего через комнату.

– Ну я подумала… – она выразительно посмотрела на пустые столы секретарш. – Но если я нужна вам…

– Перепиши закадровый текст на компьютере. – Перкин протянул ей стопку исписанных от руки листков. – Завтра утром Люку понадобятся копии.

– Конечно, – ответила девушка.

К девяти часам она осталась в офисе одна – разбирала почерк Перкина. Столько страниц на получасовой комментарий! Но по крайней мере Кори освоилась с компьютером. Сходила за кофе, налила себе и снова взялась за текст.

Примерно в час ночи глаза уже лезли на лоб, но она закончила. Кори встала положить работу Перкина ему на стол, и в этот момент компьютер неожиданно отключился. Через несколько секунд питание восстановилось, но этого времени ей хватило, чтобы понять: она забыла сохранить текст. Ей хотелось рыдать, вопить, орать что есть мочи, выбросить этот чертов компьютер в окно, но, тяжело вздохнув, Кори начала все сначала. Из офиса она ушла после трех. Освальд, ночной охранник, вызвал ей такси.

Утром, в девять тридцать, она уже была на рабочем месте. Перкин орал на секретаршу, ибо та никак не могла найти в компьютере закадровый текст. Внутри у Кори все похолодело, она кинулась к секретарше, намереваясь сообщить имя файла.

– Что? – завопила секретарша. – Кто тебе разрешил там писать?

– Я думала, что… – начала было Кори.

Секретарша повернулась к Перкину.

Кори так и не поняла, что она натворила, потому что вошел Люк Фитцпатрик, и Перкин приказал секретарше напечатать все заново.

Секретарша бросила уничтожающий взгляд на Кори, и та направилась к своему столу.

Второй день прошел еще хуже, видимо, сказывалась усталость, объясняла она себе. Но в конце дня все собрались в бар опрокинуть стаканчик-другой перед передачей, а ее не пригласили. Кори вынуждена была признать, что трудности только начинаются, но решила не расстраиваться, ибо все равно не смогла бы пойти – ее ждал агент по недвижимости. Надо съездить на новую квартиру, вымерить размер занавесей.

Кори появилась, когда Николас уже подтаскивал стремянку к двери, и она очень обрадовалась. Во время их первой встречи он был очень приветлив, а она так сейчас нуждалась в дружеском расположении! Но Николас как назло куда-то торопился, нервничал, что она слишком долго раскручивает рулетку, отвечал односложно, явно погрузившись в какие-то свои мысли. Кори предложила ему выпить, но он отказался, и ей ничего не оставалось, как отправиться восвояси. Она смотрела на сосредоточенные лица в метро, воображая уютные дома, семейные вечера лондонцев, и чувствовала себя страшно одиноко.

Дома, включив телевизор, Кори нашла Ти-ви-дабл-ю. Потом позвонила Поле и в радужном свете поведала обо всем подруге. Ни к чему волновать Полу, да и гордость не позволяла признаться, что ее вот-вот ожидает полное фиаско.

Пола поинтересовалась, довелось ли Кори хоть словечком перекинуться с Люком Фитцпатриком. Пока нет, Кори смогла лишь подтвердить слова Аннализы, что Люк в жизни еще шикарнее, чем на экране. Похоже, Пола осталась довольна; Бет уже заходилась от крика, и она повесила трубку.

Утром на производственном совещании Кори села в задний ряд: она внимательно слушала и делала пометки. После собрания Боб, исполнительный директор, вызвал ее к себе.

Кори резко повернулась, вставая со стула, и, нечаянно наткнувшись на Алана Фокса, облила его горячим кофе.

– Дерьмо, – прошипел он сквозь зубы.

Кори открыла рот, чтобы извиниться, но секретарши злорадно захихикали.

Ладно. Черта с два она будет перед ним извиняться.

– Кори, у нас принято оставаться и смотреть передачу всей командой, – начал Боб. – Говорят, вчера вечером тебя не было.

Кори тотчас вспыхнула:

– Извините, – пробормотала она, – я не знала. Больше такого не случится. Я могу идти? – спросила она, когда директор замолчал.

Боб вздохнул:

– Нет, постойте.

Сердце Кори оборвалось, стало ясно, что ничего хорошего он не скажет.

– Ты у нас всего лишь пару дней, но кое-кто уже заметил твою заносчивость. Ты, конечно же, много делаешь, понятно, что ладить с этими эгоистами нелегко. Но постарайся не забываться, проявляй к другим больше уважения.

Кипя от негодования, Кори сумела обуздать себя и вежливо ответила:

– Конечно.

6

Прошло уже полтора месяца, но все обстояло по-прежнему. Одна лишь Аннализа не помыкала Кори, но она слишком редко забегала в офис – то где-то снимала, то, запершись, сидела в монтажной, то валялась дома с похмелья.

Правда, удалось выяснить причину враждебности секретарш. Оказывается, каждая из них претендовала на должность помощника и Кори перебежала им дорогу. Иногда ей прямо-таки хотелось заорать: да заберите вы себе эту проклятую работу! Но она усмиряла себя и делала все, что ей велели. Весь офис плясал под дудку Алана Фокса. Он и постарше других, и считался своего рода Ромео, ведь в отсутствие Люка именно он представлял программу – такая важная шишка! То ли возраст, то ли ехидное остроумие давали право Алану крутить режиссерами, ассистентами, репортерами как ему заблагорассудится. Вечером Алан приглашал коллег в бар, и никто никогда не отказывался. Впрочем, ее он не приглашал никогда.

Вообще Кори стала главной мишенью его едких шуточек, очень тонких и потому болезненных. Она даже не всегда понимала, в чем суть. Без него ее оставляли в покое.

Но ужаснее всего было слоняться без дела. Без Аннализы с ней никто не заговаривал, она отсиживалась в своем изолированном мирке, смотрела в окно на возвышающуюся башню на углу, разглядывала крыши домов, Темзу. Иногда Кори пыталась уткнуться в газету, но почему-то именно этот номер тут же оказывался кому-нибудь нужен. Кори с улыбкой протягивала его. Ни на минуту не расслаблялась и не подавала виду, как ей больно и как она их всех презирает – надо же, ни один не способен противостоять Алану! Однако она держалась подчеркнуто вежливо, каждый вечер в одиночестве возвращалась на Риджент-парк и плакала, пока не засыпала.

Впрочем, и при Аннализе было немногим лучше. Просто центром внимания становилась она, Аннализа. Энергичная, жизнерадостная – все просто обожали ее. Еще бы – она так и искрила юмором и остроумием и, кроме того, позволяла подшучивать над собой. Каждый, с кем она общалась, чувствовал себя особенным.

Довольно странно, но она словно не замечала издевательств над Кори, делала вид, что все в порядке. Об ее отношениях с Люком знали все, Кори же в сплетни не вникала. Темные круги под глазами Аннализа объясняла вечерними возлияниями, иногда ее ликование и жизнерадостность казались девушке поддельными. Похоже, все это из-за Люка. И на самом деле отношения у них не такие радужные, как рисует Аннализа.

Кори ни разу не представилась возможность поговорить с Фитцпатриком, кажется, он вообще ее не заметил. Кабинеты Люка и Боба располагались в стороне от их производственного отдела, но в отличие от Боба у него не было стеклянной перегородки, чтобы наблюдать за коллективом – куда кто ходит, как работает. Люк появлялся нечасто, но сразу же заявлял о себе какой-нибудь шуткой или оригинальной идеей. Ей нравилось его умение поддерживать собственную популярность у зрителей. Оказывается, некоторые обожатели посылали ему свои фотографии в голом виде, описывали шокирующие подробности своих интимных грез о нем. Снимки эти ходили по рукам, но лишь по хохоту и из комментариев она улавливала кое-какие подробности. Джулия, секретарша Люка, выполняя неблагодарную обязанность, отвечала всем поклонникам и рассылала его портреты с автографом. Кори же никак не могла осмелиться попросить такой для Полы.

Она держалась сама по себе, словно глядя на все со стороны, из преисподней. Но Кори скорее согласилась бы умереть, чем сдаться, и, чтобы чему-то научиться, использовала каждую минуту. Глотала любую информацию, наблюдала, как делаются телевизионные программы, чем заняты ассистенты, режиссеры… Она внимательно слушала на совещаниях, пытаясь уяснить, почему одно смотрится хорошо на экране, а другое плохо. Кори глотала газеты, желая поднатаскаться и как следует уяснить, что происходит в мире, дабы когда пробьет ее час, послать всех их к черту вместе с Ти-ви-дабл-ю и подыскать себе работу в другой компании. Там, где она сумеет отличиться, вскарабкаться наверх. И где, даст Бог, станет человеком, который вправе решать судьбу этого лизоблюда, Алана Фокса. Они еще пожалеют!

– Ну, тебе долго не вынести подобной враждебности, – вздохнула Пола, когда Кори наконец открылась ей.

– Ошибаешься, – отрезала Кори.

– Нет. Я знаю тебя. Ты не способна на ненависть и месть.

– Я изменилась.

– Ну не настолько же. Ладно, тебе, конечно, трудно, и как знать, может, следует измениться. Но это вовсе не значит стать грубой и наглой, просто надо всем показать, что ты лучше их. И уж самое последнее – а похоже, именно этого ты и добиваешься – стать похожей на них, опуститься до их уровня.

– Ты знать не знаешь, каково мне приходится, – рассердилась Кори.

– Конечно, не знаю. Но послушай, Кори, на твоем месте я бы заставила их полюбить тебя. В конце концов ты же не монстр какой-то, да и для здоровья это куда полезнее, чем отравлять себя жаждой мести. Я верю, ты сможешь, если подумаешь.

– С чего это ты стала такая умная?

– А с того, что я, как взрослый человек, прислушивалась к советам Эдвины. Каждый получает то, чего ожидает. Если тебе горько и одиноко и жаль себя, именно этим ты и кончишь, независимо от того, как идут дела. Не позволяй себе этого, Кори. Ты достойна гораздо большего.

Повисло тягостное молчание, потом Кори наконец прошептала:

– Наверное, ты права. – Голос Кори дрожал, наверное, из-за упоминания о матери.

– Мы все здесь любим тебя, Кори, – ласково произнесла Пола. – И верим в тебя. Ты добьешься своего, только не будь слишком гордой, научись прощать. И сотню раз подумай, прежде чем ступить на тропу мести. Кому в конце концов будет хуже? Конечно, тебе, поэтому ради себя самой остановись, пока не поздно.

– Если бы это было так просто, – хмыкнула Кори.

– По крайней мере обещай мне не заводиться. И не думать о мести, ну хотя бы пока не исчерпаешь все возможное.

Наконец послышался голос Кори:

– О’кей. Я подумаю, но если не сработает, заявляю тебе прямо сейчас…

– Оставь угрозы при себе, – перебила ее Пола. – Вообще не известно, что ждет тебя за углом. И давай-ка смотреть правде в глаза, поскольку дела из рук вон…

– Хорошо, видимо, ты права, но во мне все протестует при одной только мысли о том, чтобы пресмыкаться перед этими сволочами.

– Но ты все вынесешь.

– Кто сказал?

– Я, кто же еще?

– Похоже, в тебя переселилась мама, – усмехнулась в трубку Кори.

Филипп Дэнби наблюдал за женой. Он поправлял перед зеркалом галстук-бабочку и видел лишь ее профиль. Она вертела головой из стороны в сторону, примеряя то одни серьги, то другие. Он проследил за изгибом ее длинной изящной шеи до бронзовых от загара плеч: она была безупречна, как бриллиантовые серьги в ее ушах, но подавляла всех и каждого своим тяжелым взглядом голубых прозрачно-льдистых глаз.

Филипп специально оставил дверь в ее гардеробную распахнутой – жена несколько раз интересовалась его мнением о выбранном ею платье для сегодняшнего коктейля. Она выглядела просто потрясающе в черном бархатном без рукавов платье до колен от итальянского дизайнера, в соответствующих перчатках и черных туфлях на шпильках с искусственными бриллиантами. Серебристые светлые волосы с шиньоном уложены под черной кружевной сеточкой с полудрагоценными камнями. На шее – бриллиант грушевидной формы, подаренный ей три недели назад на очередную годовщину свадьбы.

Заметив, что он наблюдает, Октавия встала и повернулась к нему.

– Ну как? – Она погладила себя по бедрам.

– Прекрасно, – отозвался Филипп, имея в виду серьги.

– Да. Не правда ли? – промурлыкала она, снова поворачиваясь к зеркалу и надувая губки.

Лицо ее оставалось бесстрастным. В сорок шесть она была так же красива, как и в день свадьбы. И должна была, потому что ее хирургия влетела ему в целое состояние. Осталось ли на ее теле хоть какое-то нетронутое скальпелем место? Вряд ли. Все, что могло быть подтянуто, – подтянули, что надо – приподняли, перекроили, переставили или удалили. Она регулярно подкрашивала волосы, раз в неделю принимала солнечную ванну, дважды в неделю делала маникюр и каждое утро с личным тренером занималась в гимнастическом зале, который Филипп устроил в цоколе их дома в Челси.

«Сколько раз за сегодняшний вечер, – лениво думал Филипп, – я услышу, что мы красивая пара?» Знакомые и незнакомые твердят об этом с удивительной настойчивостью. Совершенная пара – так назвала их «Харперс» несколько месяцев назад. Судя по облику и благосостоянию, так оно и есть. Октавия именно так и считает – они имеют все, что только заблагорассудится. Жена не знала, что такое любовь, не способна была на это чувство – Филипп обнаружил это через несколько дней после свадьбы, она не в состоянии была понять его горечь, требуя заняться с ней любовью.

Она никогда не испытывала оргазма, по крайней мере с Филиппом, и он перестал добиваться от нее этого сразу же, как только она заявила, что это как-то недостойно.

Она спрыснула себя дорогими духами, когда он вошел в гардеробную, встал позади нее, обнял и посмотрел на отражение в зеркале.

– Гм… Хорошо пахнет, – пробормотал он.

– Филипп, пожалуйста, – она отстранилась, – ты испортишь мою прическу.

– Извини, – промямлил он, не совсем понимая, зачем он вообще подошел и прикоснулся к ней.

– Не сходить ли тебе вниз? Проверь, как дела. – Октавия поставила духи на туалетный столик и взяла кисточку для подкрашивания губ.

Подавив свое нестерпимое желание двинуть кулаком по столику и разнести все бутылочки вдребезги, он кивнул.

– Может быть, чем-то помочь перед уходом?

– Нет. – Казалось, она почти не слушала его.

Боже, ну почему он так лебезит, спрашивал себя Филипп, пересекая комнату. Почему не найдет в себе сил противостоять ей? Сказать, что на самом деле он думает о ней, и вообще покончить с этим фарсом.

Он дошел до двери, его нервы были на пределе. Последние два часа он пытался собраться с духом и объявить ей, что на следующей неделе на несколько дней уезжает. Он часто ездил по делам, и она никогда не возражала. Но эта поездка не была деловой, и он очень боялся, что она увяжется.

Филипп уже ступил за порог, как слова вылетели сами собой.

– О дорогая, чуть не забыл – на следующей неделе я уезжаю на пару дней в Испанию.

– Правда? – спросила Октавия, подкрашивая губы. – А что там, в Испании?

– Гольф, – небрежно улыбнулся он, но его рука на ручке двери дрогнула.

Кисточка повисла в воздухе, и Октавия медленно повернулась к мужу.

– Гольф? – переспросила она, и чуть ли не морщинка появилась над ее совершенной бровью. – Ты собираешься в Испании играть в гольф?

Филипп неловко засмеялся:

– Разве гольф – что-то из ряда вон выходящее?! Многие играют.

– Да, конечно. Но не ты. Ты никогда им не занимался. Так в чем же дело?

Конец. Не будет никакой Испании. Октавия слишком подозрительна. И никогда не позволит ему поехать, не поверив в причину. Он почувствовал внезапный прилив печали и негодования – в который раз уже он подводит Пэм.

– Да едут тут двое ребят из банка, меня пригласили. Я и подумал – почему бы не прогуляться.

Взглянув на Октавию, он с удивлением увидел, что она улыбается. Надежда воспарила!

– Прекрасно, ты хоть немного отдохнешь, – протянула она. – Я так рада, Филипп.

Он едва верил своим ушам и уже собрался было поблагодарить жену, но следующие слова остудили его:

– Слушай, между прочим, де Уитни пригласили нас к себе в Гстаад покататься на лыжах на следующей неделе. Конечно, я отказалась, поскольку ты очень занят. Но сейчас… пойду, позвоню и обрадую их – мы приедем в следующий вторник. Дорогой, это просто восхитительно. Ты ведь не собирался играть в гольф, правда? Конечно, нет, такая скучная игра, и разве я не умница, что спасаю тебя от всех этих неотесанных середняков, которые будут настаивать…

– Не надо меня спасать, я на самом деле хотел поехать…

– Не глупи, Филипп. Ты же ненавидишь гольф.

– Мне нравится гольф, Октавия.

– Нет-нет, ты его ненавидишь. А в Гстааде будет очень весело. Хотя кататься на лыжах – тоже скука. Но ты же знаешь де Уитни, они так гостеприимны. С такой хозяйкой, как Рамона, никогда не соскучишься. Ты же обожаешь кататься на лыжах. Так ведь, дорогой? И такой мастак!

Действительно, Филипп слыл самым хорошим лыжником среди их многочисленных друзей и, пожалуй, больше всех любил Рамону и Айвана Уитни. Но сейчас он хотел в Испанию.

– Я уже заказал билеты на Барселону, – он попытался слабо протестовать.

– Билеты? – Октавия смущенно покачала головой.

Филипп покраснел и хотел было объясниться, но лицо Октавии осветилось счастливой улыбкой.

– О, понимаю, ты собирался взять меня с собой. Какая прелесть! Но я не хочу оказаться там вдовой из-за какого-то гольфа, я предпочла бы поехать в Гстаад. Ты же можешь отказаться от билетов? Можешь. Пусть эта твоя маленькая невероятно исполнительная секретарша этим займется. Паулина или как там ее?

– Ты же знаешь, ее зовут Пэм.

– Ага. Да. Ну так вот, пусть она все уладит и заодно закажет нам билеты в Швейцарию. О Филипп, ты спас меня от скуки. И первое, с чего я завтра начну, – с покупок.

Октавия наблюдала за мужем, ожидая возражений, но их не последовало. Она разгадала его намерения относительно Пэм – потому и предложила именно ей поручить поменять билеты. Филипп понятия не имел, действительно ли де Уитни их приглашали, но теперь уже не важно, Дэнби все равно отправятся в Гстаад. Он сам закажет билеты, слишком жестоко просить об этом Пэм, а именно на это Октавия и рассчитывала.

– Утром я займусь билетами, – он повернулся к двери.

По натуре Филипп не был жестоким человеком, но случалось, руки его мысленно сжимались на совершенной до отвращения шее – да так живо, так неотвратимо, что ему становилось страшно. Но вспомнив о Пэм, он успокоился. Филипп не раз благодарил за нее Бога. С Пэм он чувствовал себя мужчиной, она разрешала ему любить ее, нежить, изливать всю свою доброту, которую он боялся показать жене, поскольку Октавия нежность и великодушие воспринимала как самые утомительные из всех его слабостей. Более того, Пэм побуждала его главенствовать, понимая, как важно ему почувствовать, что он руководит женщиной, – это знание придавало мужества, почти разрушенного равнодушием Октавии.

Он понимал, что не заслуживает такого обожания, хотя Пэм и разуверяла его. Она знала его таким, каким Октавия никогда не знала и не узнает. Ему страстно хотелось кого-то любить, чувствовать, что способен отдать свое сердце без страха быть оскорбленным или высмеянным. И только с Пэм он действительно проявлял себя так, как в обыденной жизни бы постеснялся.

Он был рядом с Пэм, когда умер ее муж, поддерживал в самое тяжелое время, слушал, когда ей надо было выговориться. Тогда, в эти черные от горя дни, какое Филипп испытывал истинное наслаждение от того, что нужен. Хотя бы раз в жизни ему не надо было опасаться женщины. Пэм научилась понимать его, заботиться, она полюбила его, глубоко и безоговорочно. И теперь, после визита Кори, старалась ему помочь.

Филипп вздохнул. Известие о смерти Эдвины подкосило его. Он слишком долго тащил на себе груз вины, вины, которую в один прекрасный день он надеялся загладить. До Пэм Эдвина была единственной женщиной, которую он любил. Пэм много раз пыталась убедить Филиппа найти Эдвину, но он так стыдился своего малодушного бегства, что боялся встретиться с ней с глазу на глаз. Он боялся, что она не простит. Но еще страшнее было думать, что она не позволит ему увидеть ребенка, который рос и взрослел в его мечтах. Сын. Его и Эдвины, о котором Октавии ничего не известно, но именно он унаследует все богатство Филиппа.

А сейчас все изменилось. Не было никакого сына, была дочь. Он никак не мог оправиться от шока и разочарования. Еще до прихода Кори к нему в офис, после звонка Тэда Брэйтуэйта, он сделал все возможное, чтобы подавить страх – в его жизни появится еще одна женщина, которая станет его презирать. Ему не удалось справиться с собой, вина оказалась слишком велика, и он превратил ее в оружие против своей собственной дочери.

Филипп не находил себе места от отчаяния, и Пэм не на шутку встревожилась. Как хотелось ему выговориться Пэм, разобраться в себе, подумать, как быть с дочерью, которую, как оказалось, он теперь отчаянно хотел узнать. Боже, что делать, ведь его собственная жизнь в таком раздрае! Не втягивать же Кори в этот кошмар, что преследовал каждый его жест, каждую мысль? Он, отец, как раз и призван оградить ее, защитить так, как он не раз защищал Пэм.