Текст книги "Одержимость"

Автор книги: Сьюзен Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

28

– Беннати? – раздался голос Радклифа в телефонной трубке. – Я думаю, вам стоит приехать. Захватите с собой Дэнби.

– Что случилось?

Радклиф молчал. Он не в состоянии говорить об этом по телефону, но кое-что сообщит.

– Лягушатники только что сообщили, таксист, сажавший двух женщин, по описанию похожих на Кори и Аннализу, исчез со вчерашнего дня.

– А как насчет Фитцпатрика?

– Ни слова. Но над этим работают. Во всяком случае, из Лондона прилетел доктор, и вам и Дэнби не мешало бы с ним встретиться. Он сейчас с лягушатниками, но к вашему приезду мы будем у меня в отеле. – Инспектор повесил трубку.

Через несколько минут Кристос с Филиппом с ревом рванули со стоянки у отеля «Мажестик» в арендованном Кристосом «пежо» и понеслись вдоль Круазетт на шоссе до Ниццы. Шоссе было забито до краев, оба сидели в напряженном молчании. Кристос то и дело угрожающе давил на клаксон, резко тормозил на красный свет. За ними следовал целый конвой из журналистов, впрыгнувших в свои машины вслед за Кристосом и Дэнби.

– Черт! – тихо выругался Кристос.

– А что такое? – спросил Филипп.

Кристос покачал головой и, сбросив скорость, вывернул на бульвар Карно. Он только что вспомнил, что пригласил мать на презентацию фильма «Паст ливз презент», но она поймет. Она сказала: «Это все гораздо важнее, чем Золотая пальмовая ветвь».

Через час Радклиф, ожидавший у двери своего номера, встретил выходивших из лифта мужчин.

– Как дела? – набросился на него Кристос. – Еще не нашли таксиста?

– Нет, – Радклиф жестом пригласил их в номер, – но я в курсе.

Им навстречу поспешил мужчина под шестьдесят с блестящими седыми волосами, худой и нескладный: он только что вернулся с террасы, где с отсутствующим видом смотрел на бурлящую улицу.

– Доктор Горовиц. Кристос Беннати, Филипп Дэнби, – представил всех по порядку Радклиф.

Они пожали руки, все, кроме Кристоса, сели, инспектор сказал:

– Доктор прочитал в газетах, что мы ищем Фитцпатрика, он связался с лондонской полицией и приехал помочь. У него есть что порассказать.

Кристос нахмурился.

– Да, – Горовиц, сняв очки, поднял серьезные серые глаза на Филиппа. – Я глубоко сочувствую вашему состоянию, сэр, – произнес он с легким акцентом, – и хотел бы облегчить вашу печаль, но, к сожалению, это не в моей власти, я вынужден ее лишь усугубить, и хотел бы попросить вас приготовиться к некоторому потрясению.

Во взгляде Филиппа мелькнула паника, он переводил взгляд с Горовица на Кристоса: доктор обращается только к нему, значит…

– Аннализа! – закричал он, вскакивая. – Что? Что с ней?

– Мы пока не знаем. – Радклиф положил руку на плечо Филиппа и усадил его. Затем повернулся к доктору. – Ну давайте уже, – пробормотал он.

С печальной улыбкой доктор кивнул:

– Боюсь, мистер Дэнби, Аннализа, ваша младшая дочь… Ну в общем, я боюсь, она не ваша дочь.

– Что? – выдохнул Кристос.

– О чем вы говорите! – закричал Филипп и дернулся к инспектору. – Что такое? Кто этот человек? Как вы смеете…

– Пожалуйста, – перебил детектив, – выслушайте его.

– Нет, черт побери! Я не собираюсь здесь сидеть и слушать, как какой-то мошенник…

– Дэнби! – резко одернул его Радклиф. – Вы не ее отец. Мне очень жаль, что вам приходится узнавать об этом в подобных обстоятельствах, но все равно рано или поздно…

Дрожа, Филипп повернул пепельно-серое лицо к Кристосу.

– Вы должны подтвердить, – обратился Кристос к Горовицу угрожающе тихим голосом.

Горовиц посмотрел на Радклифа, тот отвернулся с таким видом, будто хотел провалиться сквозь землю.

Горовиц снова повернулся к Филиппу.

– Люк Фитцпатрик отец Аннализы, – произнес он бесцветным голосом.

Взгляд Кристоса метнулся к Филиппу.

– Вы сумасшедший! – закричал Филипп. – Этот человек просто сумасшедший! – Он повернулся к Кристосу. – Уберите его отсюда! Уберите, пока я не…

– Дэнби! – рявкнул Радклиф, когда Филипп кинулся к Горовицу. Со скоростью пули он метнулся и встал между мужчинами, схватил Филиппа, усадив его обратно на стул.

– Что вы с ним вытворяете? – закричал Кристос Горовицу. – У девочки роман с Фитцпатриком уже два года…

– Знаю, – мрачно кивнул Горовиц. – По крайней мере сейчас знаю.

Несколько минут оба сверлили друг друга взглядом, Кристос уничтожающе-враждебным, доктор – печальным, сострадающим. В конце концов доктор заставил Кристоса отвести глаза. Схватившись за голову, Кристос отвернулся.

– Не верю, – тихо сказал он, – просто не верю.

– Не хотите ли немного бренди, мистер Дэнби? – Радклиф тронул Филиппа за руку. – Я принесу вам чего-нибудь?

Филипп сидел как в воду опущенный. На его совершенно белом лице читалась страшная боль, словно ему нанесли смертельный удар, и он не понимает, почему до сих пор жив.

– Принесите же бренди! – резко бросил Кристос.

Радклиф направился к мини-бару, и Горовиц положил руку на плечо Филиппу.

– Мне очень жаль, мистер Дэнби, я действительно сожалею.

Филипп захлопал глазами, но вряд ли что-либо разобрал. Казалось, он потерялся, впал в отчаяние. Кристос взял у Радклифа бренди и влил Филиппу в рот.

– Спасибо, – прошептал Филипп. Он пытался улыбнуться, но его губы лишь скривились в гримасе отчаяния и боли.

– Может, пока не продолжать, – Кристос сжал его плечо.

Филипп покачал головой:

– Нет, лучше выслушать все. В конце концов, может, вкралась какая-то ошибка. Я же присутствовал при рождении Аннализы, видел, как она входила в мир. – И только когда Филипп и Кристос встретились взглядами, до каждого дошло, что Октавия…

– Не может же она, – глаза Филиппа в ужасе округлились. Он повернулся к Горовицу. – Вот где собака зарыта: моя жена всегда знала о связи Аннализы и Люка. Она бы не позволила… Боже мой! Она бы не позволила ей начаться, если Люк отец Аннализы.

– Сомневаюсь, мистер Дэнби, – мрачно заключил Горовиц, – именно этого ей и хотелось.

Кристос ошеломленно уставился на него.

– То есть собственная мать Аннализы позволяла ей находиться в любовной связи с Фитцпатриком, зная, что она его дочь?

– Да, мистер Беннати.

Кристос снова повернулся к Филиппу, тот, сгорбившись, обхватил голову руками.

– На какой же женщине вы женаты? – в ужасе пробормотал Кристос. – Что это за мать?

Филипп не отвечал, но ответа и не ждали. То, что проделала Октавия, словами определить невозможно.

– А Аннализа об этом знает? – спросил Кристос Горовица.

– Не знаю, – ответил он.

– Думаю, она знает, – перебил Филипп, и они увидели, как сквозь пальцы Дэнби текут слезы. – Так вот в чем причина самоубийства, – продолжал он, – вот почему она была такой с матерью и Люком.

– О Боже! – пробормотал Кристос.

– Я думаю, – сказал Филипп, – поднимая голову и пристально глядя на Горовица, – вам лучше начать с самого начала.

– Да, конечно, – согласился тот.

Усевшись на стул, он посмотрел на Радклифа и Кристоса, как бы призывая их к вниманию. Радклиф сел, Кристос закрыл окно, чтобы не мешал уличный шум.

– Я знаю Люка Фитцпатрика несколько лет, – начал Горовиц, когда Кристос повернулся и привалился к оконной раме. – Его сестра Сиобан Фитцпатрик в моей клинике.

– Сиобан? – повторил Филипп.

– Вы слышали о ней? – с явным удивлением спросил Горовиц.

Филипп кивнул:

– Он как-то невнятно упоминал о ней, и мы никогда не могли понять, кто она, и не знали, что у него есть сестра.

– Мало кто знает, – подтвердил Горовиц. – Она у нас с 1985 года, тогда Фитцпатрик впервые привез ее в Англию. До этого она находилась в частной клинике в Ирландии. Фитцпатрик о ней молчал. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал.

– Узнал о чем? – спросил Кристос.

Горовиц взглянул на Радклифа.

– Сиобан Фитцпатрик, – повернулся он к Филиппу и Кристосу, – по сути мертва уже двадцать лет.

Кристос и Филипп уставились на него.

– Она не смогла выдержать той жизни. Видите ли, оба – и она, и Люк… – Он глубоко вздохнул, – Сиобан и Люк оказались жертвами наихудшего варианта насилия над детьми из всех известных мне случаев.

Кристос с Филиппом оцепенели от ужаса. Никто из них не предполагал ничего подобного.

– Что с ними произошло в детстве, смог объяснить только Люк, – продолжал Горовиц. – Сиобан больше не говорит. Их отец, главный виновник происшедшего, отсидел в тюрьме за свое преступление и вышел в 1985 году, как раз когда Люк привез Сиобан. Он умер в том же году.

– А что с братьями Люка? – спросил Филипп.

Горовиц покачал головой:

– У него нет братьев. Только Люк и Сиобан росли на отдаленной ферме на юге Ирландии. У родителей. Люк был на восемь лет старше Сиобан. И насколько он помнит, до рождения Сиобан ничего не происходило, все началось, как он думает, когда Сиобан исполнилось пять лет. Он не уверен, что именно столько. Он просто помнит, она была очень маленькая, когда однажды он застал отца, трогавшего ее так, как Люк понял, было нехорошо. Когда Люк попытался вырвать Сиобан у отца, тот накинулся на него и избил до потери сознания. Потом отец стал бить его регулярно, при этом он получал удовольствие, Люк нутром чувствовал. Но крепче всего в его памяти засела реакция матери – она стояла и смотрела.

– Сиобан очень скоро стала жертвой насилия. Отец незаслуженно наказывал их, связав друг с другом, чтобы дети не могли себя защитить. Их привязывали во дворе на несколько дней за шею, как собак, не кормили, ставили перед ними только миску с водой – лакать, потом принуждали к отвратительнейшим формам сексуальных отношений с отцом, за что давали поесть. Мать, я думаю, так боялась мужа, что не вмешивалась, не пыталась остановить, она даже не сопротивлялась, когда муж заставлял Люка вступать в половую связь с ней или Сиобан. Причем всеми способами… Во время этих актов Филипп Фитцпатрик… – Он умолк, когда глаза Филиппа при упоминании его имени сверкнули. – Да, такое совпадение, – кивнул Горовиц, – но об этом мы поговорим позже, – во время этих актов Филипп заставлял или свою жену или дочь умолять Люка продолжать, используя слова, которые я не осмелюсь произнести. Достаточно сказать, все ругательства, ему известные, Филипп Фитцпатрик передал детям. Эти слова били по примитивным инстинктам Люка, и даже несмотря на весь ужас и отвращение, Люк возбуждался с их помощью и был способен исполнить требования отца. Во время наших бесед Люк рассказал, что ему до сих пор необходимо слышать от женщины площадную брань, чтобы заниматься с ней любовью.

Люк терпел до шестнадцати лет. Потом убежал. В Англию, в Лондон. В таком большом городе, он был уверен, отец его никогда не отыщет. Он нанялся носильщиком в «Савой». Он оставался симпатичным парнишкой даже после всего происшедшего, в нем сохранился ирландский шарм, который, вероятно, и обеспечил ему будущее. Без сомнения, именно это качество привлекло к нему внимание одной леди, жившей тогда в отеле в ожидании завершения ремонта ее лондонского дома. Имя ее не важно, Люк делает вид, будто не помнит. Но что он помнит, так это возраст женщины – она старше его на тридцать лет, и ту жизнь, в которую она его ввела. Высший свет Лондона, театральные премьеры, королевские приемы, благотворительные балы, Аскот, Глиндберн и так далее. Они летали отдыхать в чрезвычайно дорогие места, в самые экзотические, и когда она наконец въехала в свой особняк в Белгрэйвии, она забрала и Люка. Она отправила его на уроки дикции – смягчить ирландский акцент, на курсы журналистики, чтобы продвинуть молодого человека интеллектуально. Она потратила небольшое состояние, чтобы одеть его и отшлифовать, дабы с гордостью представлять друзьям на вечеринках. На одной из них он и встретился с двадцатитрехлетней Октавией Фаррингтон Дэнби.

Горовиц остановился, Кристос и Радклиф повернулись к Филиппу, но его лицо было непроницаемым.

– Продолжайте, – тихо сказал он.

– Ну если верить Люку, они с Октавией сразу почувствовали влечение друг к другу. Он не знал тогда, что она замужем, но признается, если бы и знал, это бы его не остановило. Были вы на вечеринке сами или нет, но, исходя из того, что Люк рассказал о вашей жене, для обоих это не имело бы значения.

– Что именно?

Горовиц провел пальцем за воротником рубашки, он впервые почувствовал себя неуютно. – Ну я думаю, что мораль вашей жены может быть не…

– Я полагаю, мы уже довольно четко установили, что моя жена абсолютно аморальна, – вмешался Филипп, – и позвольте заверить вас, доктор, ничто из того, что вы можете о ней рассказать, меня не удивит.

– Понятно, – бесстрастно сказал Горовиц. – Так вот, Люк уверяет, что они с вашей женой в тот же вечер имели сексуальную связь в туалете хозяйки дома. К тому времени Люку исполнилось восемнадцать лет, но нормальные интимные отношения у него были только с его наставницей. Он никогда не знал женщины своего возраста и с самого начала был буквально одурманен вашей женой. Они встречались каждый день три недели подряд, ну а потом ситуация чрезвычайно изменилась. Прошло два года, как Люк оставил дом, но он никогда не переставал помнить о Сиобан. То, что он бросил сестру на произвол отца, не давало ему покоя и, похоже, не дает и сейчас. Через несколько недель связи миссис Дэнби стала выказывать несколько необычные сексуальные предпочтения, и весь кошмар прошлой жизни Люка в Ирландии снова навалился на него. Миссис Дэнби просила о том же, что отец Люка заставлял его делать с матерью и с Сиобан. Смущенный Люк терял ориентацию. На этой стадии он все еще считал себя состоящим в любовной связи с миссис Дэнби, но впервые почувствовал, что это не она, а кто-то из его детства. Миссис Дэнби очень возбудилась от рассказа Люка и заставила его продемонстрировать все, что он мог. Другими словами, она оживила кошмар прошлого. И чем больше он вспоминал, тем больше в голове мутилось. В конце концов, хотя он все еще был сексуально одержим миссис Дэнби, он возненавидел ее и затосковал по Сиобан. Когда он занимался любовью с миссис Дэнби, ему часто представлялось, что он с Сиобан или с матерью. А миссис Дэнби делала все возможное, чтобы его иллюзии подкрепить. Приходя в себя, он понимал, что это не Мери и не Сиобан Фитцпатрики, а миссис Дэнби. Она смеялась и издевалась над ним, над его извращениями, Люк бил ее, а именно этого она и хотела. Люк бил ее, а она называла его папой и просила прекратить. Точь-в-точь как в детстве, и я думаю, в это время в голове Люка произошло замещение – он как бы слился с образом отца.

Во всяком случае, как я сказал, вина перед Сиобан очень беспокоила его, и он вернулся в Ирландию. Он поехал…

– Извините, – перебил Филипп. – Вы не можете назвать точную дату этого события?

Доктор сосредоточился, роясь в памяти.

– Думаю, в начале лета 1967 года.

Филипп кивнул.

– Люк вернулся в Ирландию, – продолжал Горовиц, – намереваясь спасти сестру от отца. Дома он обнаружил то, что, я уверен, повлияло на его последующие дела с проститутками. Сиобан сидела взаперти в сарае вместе с кроликами. Тогда она еще говорила, хотя мало и редко, но когда Люк спросил, девочка не могла вспомнить, сколько времени она там пробыла.

– А сколько ей тогда было? – спросил Кристос.

– Тринадцать. Но по годам, не по уму. Я думаю, вы понимаете, что разум ее помутился к тому времени. Единственное в мире, что она любила после бегства Люка, – ее кролики. Он говорила только с ними.

– А она не ходила в школу? – спросил Филипп.

Горовиц покачал головой:

– Она никогда не ходила в школу. Филипп Фитцпатрик избавился от приставания властей, заявив, что сам учит детей. Ну в определенном смысле так оно и было. Да, я уже говорил, самыми дорогими для Сиобан были кролики, и когда Люк попытался отвести ее в дом, она попросила взять с собой кроликов. Люк считает, сестра не поняла, кто он. Казалось, ей все равно. Главное, чтобы кролики были при ней. Люк повел ее в дом вместе с кроликами, а отец наблюдал из окна сверху. Мать была на кухне. Когда брат с сестрой наконец вошли, Мери Фитцпатрик вела себя так, будто дети вернулись после игры. Люк так разозлился на мать, что набросился на нее с кулаками. Как могла она все эти годы позволять так безжалостно издеваться над собственными детьми! Мери Фитцпатрик не пыталась защищаться. И только муж оттащил от нее Люка. Отец побил его так сильно, что парень не помнил, как оказался связанным, с кляпом во рту. Все, что он помнит, – это Сиобан… Его привязали к стулу, и он не мог помешать отцу.

Радклиф, слушая эту историю во второй раз, провел рукой по измученному лицу. Кристос с Филиппом притихли.

– Филипп Фитцпатрик, – продолжал Горовиц, – велел своей жене держать Сиобан, и у нее на глазах сломал каждому кролику шею, а потом держал над девочкой, чтобы кровь стекала на нее.

– Боже мой… – пробормотал Кристос.

– К сожалению, это еще не все. Потом он заставил жену сварить кроликов и приказал Сиобан их съесть. С тех пор она онемела.

Его последние слова тяжело падали в трагическую тишину, четверо мужчин в бессильной ярости пытались справиться с мучительными картинами, вызванными словами доктора. И только шум машин с улицы связывал их с настоящим. Радклиф откашлялся, посмотрел на Кристоса и Филиппа.

– В деле об убийстве проституток была одна деталь, – произнес он. – Каждое тело было залито не только своей кровью, но и кровью кроликов. И в желудке каждой… – кролики.

– А что случилось с Сиобан после? – спросил Филипп.

– Люк сообщил в полицию, отца арестовали. О Сиобан позаботились, а Мери Фитцпатрик покончила с собой. На похороны матери Люк не пошел, сам он нашел себе работу в ирландской газете и мог регулярно навещать Сиобан. А когда ей исполнилось шестнадцать, он перевел ее из государственной клиники в частную, с тех пор она там и живет. Несколько лет подряд Люк пытался вернуть сестру к жизни. Он, с моего разрешения, конечно, купил кроликов и привез в клинику, надеясь, что она заговорит. Но ничего не вышло, это повергло его в неописуемый ужас. Некоторое время он оставался у меня, я потом вам расскажу, гнев и разочарование от неспособности достучаться до Сиобан время от времени изливались у него на проституток. Видите ли, он считал, что лучше бы отец убил Сиобан. Он часто говорил мне об этом. Он даже подумывал самостоятельно избавить Сиобан от ада. Но на самом деле ничто в мире не заставит Люка снова причинить ей боль. И, связывая проституток, избивая, а потом убивая их, он своим помутившимся разумом представлял, что он – отец и совершает последний акт, на который старший Фитцпатрик не решился.

Радклиф вынул пачку сигарет и предложил Кристосу. Кристос покачал головой и невидящим взглядом уставился в окно, там, в конце улицы, плескалось море.

– Мы перескакиваем с одного на другое, – сказал Филипп. – До прошлого года проституток не убивали…

Горовиц повернулся, плеснул себе минеральной воды.

– Хорошо, продолжим. Люк привез Сиобан в Англию в 1985 году, занялся карьерой тележурналиста, и, как вы все отлично знаете, достиг заметных успехов, и я, как единственный из вас, кто знал его в то время, могу заверить, что, несмотря на травмы, пережитые в детстве, он казался весьма спокойным. Впрочем, внутренняя неуравновешенность все-таки сказывалась, он признался мне, что несколько лет занимался шантажом. Но никогда из личной выгоды, просто по злобе, которую временами не мог контролировать. Он как бы пытался отомстить миру, лишившему его нормальной жизни. Бывали случаи, когда ярость просто переполняла его, тогда он мне звонил, а несколько раз даже приезжал. Но это случалось редко и чаще всего после посещения Сиобан. И он проводил несколько дней в клинике. Ярость накатывала на него и после воспоминаний о прошлом, которое Люк старался забыть. Конечно, полностью сдерживать себя невозможно, подавлять эмоции, загонять их внутрь – вредно для здоровья. Но он бы сумел продержаться, я думаю, если бы не жестокий поворот судьбы – встреча с Аннализой.

Филипп беспокойно заерзал, побледнел.

– То, что Аннализа очень похожа на Сиобан, сразу же привлекло его внимание. Они встретились в лондонском ночном клубе. Люк много выпил, Аннализа тоже, но не настолько, чтобы забыть обменяться телефонами. Аннализа позвонила Люку на следующий же день. Он пришел к ней, и очень быстро они оказались в постели. Впервые в жизни Люк понял, что влюблен.

Такие встречи продолжались уже с месяц, когда Люк впервые рассказал мне о ней. Его очень тревожило, что девушка так похожа на Сиобан: уж не в Сиобан ли он влюблен? Несколько недель он обсуждал со мной свои чувства, в итоге я не нашел никаких аномалий. Если, конечно, не считать одного факта – тогда никто из нас не знал правды. Во всяком случае, с вашей помощью, мистер Дэнби, Аннализа и Люк создали Ти-ви-дабл-ю, и вы, вероятно, помните, сэр, как раз на приеме по случаю получения времени вещания Ти-ви-дабл-ю Аннализа представила Люка матери. Люк узнал миссис Дэнби и понял, почему Аннализа так похожа на Сиобан.

Уверен, вы помните, мистер Дэнби, как внезапно в тот вечер Люк исчез. Он поехал прямо ко мне. Его отчаяние – вы можете себе представить, было безгранично. Он пробыл у меня три дня, за это время я упросил его поговорить с миссис Дэнби, хотя казалось, можно не сомневаться в том, что за узы связывают его с Аннализой. Но я настоял, чтобы он все точно выяснил. Миссис Дэнби, естественно, подтвердила.

Думаю, незачем объяснять, джентльмены, что весь мир для Люка перевернулся. Все, что он жаждал забыть, снова предстало перед ним, и его первая любовь, такая чистая, оказалась… Больше всего его мучило то, что он ведет себя с Аннализой так же, как его отец с Сиобан. Не с такой жестокостью, конечно, но он ведь оказался в сексуальной связи с ней! Причем с разрешения собственной матери Аннализы! Более того, миссис Дэнби толкала его на это. В довершение всего – ваше имя, мистер Дэнби, совпало с именем его отца. Фатальные совпадения, трагическое отражение детства подвергли его разум большой опасности. Он не мог – а кто из нас мог бы? – смириться со столь ужасной шуткой фортуны. Он был влюблен в Аннализу, но понимал, что должен ее бросить. Он не раз пытался, и вплоть до этой недели я думал, ему удалось. Я знал, что его любовная связь с миссис Дэнби продолжалась, но я не знал, что она вытворяла с ним все это время, понимая его отчаянные страдания, подогревая, заставляя верить, что он – это его отец… Эта сволочь Филипп Фитцпатрик Дэнби – так она его называла, используя ваше имя, мистер Дэнби, еще сильнее ввергая разум Люка в помутнение. Она вдохновляла его мучить вас и шантажировать. Сперва он противился, но когда миссис Дэнби пригрозила раскрыть Аннализе, кто он, Люк сдался. При его душевном состоянии не понадобилось много времени – он больше уже не понимал, кто он такой и кто есть кто. Конечно, бывали дни, даже недели просветления, и Люк пытался порвать с Аннализой, но всегда неудачно. Она тоже любила его, и казалось, как бы жестоко он с ней ни обращался, она его никогда не отпустит. А у него просто не было сил оттолкнуть ее.

Я должен подчеркнуть, джентльмены, я и понятия не имел, что творится у Люка в голове. Время от времени он сообщал, что покончил с Аннализой. Мы говорили с ним, только когда он оставался в клинике на несколько дней, а недавно я наконец узнал, что произошло. Он рассказал, как пытался наказать вас, мистер Дэнби, за Сиобан. Конечно, он ничего не упомянул о проститутках. С ним случился кризис – он ощущал себя кем-то, соединившим его самого и его отца, он признался, что видит единственный путь вырваться из всего этого – с помощью Кори.

Кристос, услышав имя Кори, подошел ближе.

– То есть?

– Я думаю, – сказал Горовиц, – Люк считает Кори единственной из семьи мистера Дэнби, не втянутой в его кошмары. Полагаю, сначала он собирался соблазнить Кори, чтобы мучить мистера Дэнби. Но когда его состояние ухудшилось, а он это наверняка понимал, Люк взглянул на Кори по-иному. Поймите, он больше не воспринимал свою жизнь отдельно от этой семьи. Или, лучше сказать, он стал считать ее частью собственного кошмара. Спасение, считал он, может прийти только извне. В данном случае от Кори. Но он не сумел убедить в этом Кори, хотя пытался разными путями. Она, как мы знаем, влюбилась в вас, мистер Беннати. Я абсолютно убежден, именно поэтому Люк похоронил последние капли надежды, а значит, и разума.

В комнате повисла давящая тишина. Филипп сидел, обхватив голову руками. Кристос невидящим взглядом уставился в темнеющее небо, Радклиф курил. Первым заговорил Филипп:

– После возвращения Люка в Ирландию в 1967 году он когда-нибудь приезжал в Лондон?

Горовиц нахмурился:

– Не сомневаюсь в этом. Причем не единожды был там как журналист. Но жил в Ирландии до 1985 года.

– Понятно, – Филипп, видимо, что-то прокручивал в голове. Он поднял глаза, все ждали от него какого-то откровения.

– Я просто пытался связать исчезновение жиголо Жеральдины Ласситер с… кое с каким происшествием, – объяснил он.

Кристос поднял голову.

– Да, да, Жеральдина Ласситер. Женщина, которая, скажем так, образовывала его, – уточнил Филипп.

– Вы его помните в то время? – спросил Горовиц.

– Не помню, чтобы я с ним встречался, – ответил Филипп, – но я знал о его существовании. Да все знали.

– А можете ли вы сказать, что произошло после его исчезновения? – поинтересовался Радклиф.

Филипп покачал головой:

– Пока нет. Сперва я хотел бы поговорить с женой.

– Вы помните их любовную связь?! – допытывался Горовиц.

– Да. Помню.

Наступило тягостное молчание, в конце концов заговорил Кристос.

– Ну и к чему мы пришли? – он повернулся к Горовицу. – До сих пор не известно, где они…

– Вопрос не ко мне.

– Тогда, может быть, объясните, – Кристос понимал, что Радклиф не в состоянии ответить на его вопрос, – какого рода опасность, вы считаете, грозит им?

Горовиц с молчаливого согласия Радклифа решился усугубить самые страшные ожидания Дэнби и Беннати.

– Полагаю, в чрезвычайно серьезной опасности Аннализа. Ее сходство с Сиобан постоянно провоцирует его, и если она в курсе, что она дочь Люка, тогда ее поведение будет очень похоже на поведение Сиобан с отцом. А Люк скорее всего прореагирует так, как его отец.

– О Боже, помоги нам, – выдохнул Филипп, откинув голову и закрыв глаза.

Радклиф внезапно встрепенулся.

– Филипп Фитцпатрик никогда не заходил так далеко, чтобы помышлять об убийстве Сиобан, – сказал он. – Вы же говорили, что Люк станет придерживаться модели поведения отца?

Горовиц побледнел и выглядел совсем измученным.

– Не могу с уверенностью утверждать.

– А что относительно Кори? – Кристос не в силах был поднять глаза на Филиппа.

Сочувствие с необычайной ясностью читалось в глазах Горовица, сочувствие и бессилие.

– Как я уже говорил, Люк некоторое время был убежден, что любовь Кори, ее сострадание – именно то, что ему нужно, чтобы привести в порядок свою жизнь. Убеждение, конечно, ничем не обоснованное, но ведь его разум далек от нормального. Он смотрит на Кори как на человека, способного залечить все его раны… Она необходима ему и в жизни, и в смерти.

Страх вихрем ворвался в сознание Кристоса.

– Что вы хотите этим сказать?

Горовиц растерянно захлопал глазами:

– Полагаю, Люк намерен покончить с собой. И если так, то, видимо, он захочет взять с собой Кори.

Кристос сильно побледнел и напрягся.

– Пожалуйста, поймите, мистер Беннати, – Горовиц сделал слабую попытку успокоить его, – я всего лишь предполагаю. Нельзя сказать наверняка, что предпримет Люк.

Действительно, предсказывать он не мог. Не вызывало сомнения лишь одно – в нынешнем состоянии Люк полностью утратил контроль над собой. Сейчас до него не достучаться, разум покинул его навсегда. Говорить об этом бесполезно, незачем им знать, сколь велик его, Горовица, страх, во что могут трансформироваться ужас, обида и насилие, пережитые Люком в детстве и вызвавшие деградацию, чем обернутся для обеих – Кори и Аннализы, прежде чем они примут свою смерть.