Текст книги "Одержимость"

Автор книги: Сьюзен Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

30

Кристос поднял глаза и посмотрел через комнату на Полу. На хорошеньком, почти детском личике отразились все ее переживания, и ему хотелось протянуть ей руку. Она подняла на него глаза и улыбнулась, словно подбадривая, но печаль ее была слишком глубока.

Все они с трудом приходили в себя после всего этого кошмара, и мучительнее всех Пола. События последних нескольких дней почти не поддаются пониманию. Этот мир для Полы, не выезжавшей за пределы Эмберсайда, должно быть, показался ей безумным.

Он сам позвонил ей и попросил приехать. Мать сказала, что, возможно, Кори не захочет его видеть, очнувшись. Люк выбил ее из колеи, и вполне возможно, она вообще возненавидит мужчин. Он испугался до полусмерти, когда Горовиц подтвердил слова его матери. Вот тогда-то он и позвонил Поле, поскольку и Горовиц и больничный врач в один голос настаивали на присутствии кого-то близкого, кого Кори любит и кому доверяет.

То, что им удалось спасти ее жизнь, – это просто чудо. Револьвер был уже приставлен к виску Кори, Люк спускал курок, когда инспектор Тибо выстрелил. В тот же миг один из его людей, прокравшихся через веранду, сдернул Кори со стены.

Услышав выстрел, Кристос и Филипп, которых заставили ждать снаружи, бросились в дом, прежде чем их успели остановить. Полицейский уже вносил Кори на веранду. Кристос на мгновение испытал такой глубокий шок, что абсолютно инстинктивно попытался вырвать Кори из рук полицейского.

– Все в порядке, – сказал мужчина, отдавая ее Кристосу. – Она жива. Подоспели вовремя… – Он испуганно осекся – нечеловеческий крик невероятной, дикой боли разнесся над морем.

– Аннализа! Аннализа! – завывал Филипп, прижимая ее к себе. – Боже! Моя любимая Аннализа!

Кристос прильнул к Кори, инспектор Тибо осторожно поднял Филиппа на ноги, кто-то из полицейских принял Аннализу из рук отца и поспешил к подъехавшей «скорой помощи». Всю дорогу Кристос, сидя подле Кори, благодарил Бога, что ему хватило настойчивости убедить Тибо; он пообещал лично возместить ущерб, если только это препятствует взлому виллы. Тибо нехотя согласился, но у ворот исчезли последние сомнения. Такси, залитое кровью, они увидели сразу.

Сейчас Кристос с Полой сидели у больничной койки, склонясь над бледной избитой Кори. Им почти сразу же сообщили, что она останется жива. Но никто пока не мог сказать, как отразится на ней пережитое. И конечно же, больше всего это касалось Кристоса.

Кори спала, впрочем, час назад она уже открывала глаза. Правда, она никого из них не узнала, но доктор не удивился: Кори попозже снова придет в себя.

И Кристос, и Пола встрепенулись одновременно – Кори шевельнулась, открыла глаза, на лице ее отразилось смятение. Она пыталась сфокусировать взгляд.

– Кори! – хрипло позвал Кристос.

Она повернула к нему голову, сосредоточилась.

Он неловко улыбнулся, поднес ее руку к губам и весь сжался от страха, что она вот-вот отпрянет. Слезы навернулись у него на глаза, когда он почувствовал ее слабые пальцы.

– Я люблю тебя, Кори Браун, – еле выдохнул он.

Она улыбнулась. И все-таки ей удалось разжать пересохшие губы и каким-то не своим голосом произнести:

– Я тоже тебя люблю.

Кори повернулась и на миг смешалась, увидев Полу. Потом вдруг закрыла глаза, и лицо ее исказила жуткая гримаса.

– Аннализа, – прошептала она. – Где Аннализа?

– Я позову доктора, – сказала Пола.

– Где Аннализа? – зарыдала Кори. – Где она?

– Ш-ш-ш. Все хорошо, – успокоил ее Кристос. – Она здесь же, в больнице.

– А она?… Кристос, скажи мне… она…

– С ней тоже будет все в порядке. Правда, она очень сильно порезана и еще не пришла в себя от шока, но…

– Но кровь. Так много крови…

– Я все тебе объясню, – ласково пообещал он. – Это в основном не ее кровь. А сейчас не беспокойся.

Вошел врач, и Кристос с Полой удалились в коридор. В палату тотчас юркнули медсестры. Кристос нервно зашагал по коридору.

Доктор высунулся из палаты и обратился к Кристосу, узнав, что Пола не говорит по-французски.

– Медсестры сейчас готовят ей ванну.

Они ждали, кажется, целую вечность, но наконец медсестры разрешили им войти.

– Врач предупредил – на несколько минут, – бросила одна из них.

Кристос посмотрел на Полу.

– Идите, я подожду.

К удивлению Кристоса, Кори сидела на кровати, надевая халат.

– Что ты делаешь?! – встревоженно воскликнул он.

– Я хочу увидеть Аннализу. Можешь отвести меня к ней? Пожалуйста, – добавила она, когда он стал возражать.

– Кори, доктор не разрешил тебе вставать.

– Я должна ее видеть, – Кори заволновалась.

– Хорошо, хорошо, – Кристос приобнял ее, успокаивая, потом сам принялся застегивать ей халат.

– Все нормально, я сама, – Кори легонько оттолкнула его.

Эти невинные слова ударили Кристоса, но он опустил руку и двинулся из палаты вслед за ней.

Аннализа лежала в соседней комнате. Перед тем как войти, Кори мгновение поколебалась, словно собиралась что-то спросить. Но передумала и, решительно толкнув дверь, заставила себя войти. Остановилась в оцепенении, и Кристос, взглянув поверх ее головы, увидел на подушках смертельно бледное перевязанное лицо Аннализы и неподвижно сидящую подле нее Октавию.

Кори открыла было рот, но слова словно застряли в горле. Она повернулась к Кристосу. Тот покачал головой, потом отошел в сторону и хотел уже закрыть дверь, когда Кори вдруг резко повернулась и снова толкнула ее.

– Вон отсюда! – закричала она. – Уберите эту женщину от Аннализы!

– Ш-ш-ш, – Кристос попытался обнять ее, но Кори высвободилась.

– Вон! – кричала она. – Уберите отсюда эту шлюху! – Потом пересекла комнату и с дикой яростью ударила Октавию прямо в лицо.

Октавия не пыталась защищаться, Кристос оттащил Кори.

– Пусти меня! – рыдала Кори. – Ты не знаешь, что она сотворила!

– Эй, эй, – Кристос держал ее, – давай выйдем отсюда. Пошли. – Обняв за плечи, он повел ее обратно в палату.

Кори села на кровать, обхватила колени руками и поникла головой. Кристос отошел к окну.

– Ты знаешь, – наконец решилась Кори, – о Люке и Аннализе?

Он поднял на нее глаза, и сердце его сжалось – она избегает его взгляда.

– Да, – сказал он.

– А об Октавии?

– Да.

– Тогда почему ты остановил меня?

– Потому что сейчас это ничего не изменит, дорогая.

– Пожалуйста, не называй меня так, – сказала Кори и снова опустила голову.

Они умолкли, в дверь постучал Филипп.

– Кори? – осторожно спросил он.

Она подняла голову.

– Я был там… Тело Люка… Просто никого больше не было, чтобы опознать.

– О Филипп! – простонала Кори и потянулась к нему.

– Мне очень жаль, – он приблизился к ней. – Я должен был знать… Должен был понять…

– Нет, не говори так. Ты не виноват.

В темных глазах Кристоса светилась бесконечная боль. Кори с отцом продолжали успокаивать друг друга, Кристос тихо вышел из палаты.

– Вам надо с ней поговорить. – Пола нашла Кристоса в отеле «Мажестик». – Может, мне поговорить вместо вас?

Кристос покачал головой:

– Мне кажется, еще слишком рано…

– Но она любит вас, Кристос, я знаю. Ей и правда, чертовски много пришлось пережить, но она хочет, чтобы вы были рядом. Поверьте мне.

– Что, она так сказала?

– Нет, не словами. Но я знаю Кори, я чувствую это.

– Конечно, я тоже знал, до всего этого, но то, что он натворил, слишком глубоко ранило ее…

– Кристос, не сдавайтесь. Конечно, будет трудно, но вы нужны ей. В самом деле! Пожалуйста, не бросайте ее.

Гнев вспыхнул в глазах Кристоса.

– Ты всерьез думаешь, что я способен ее бросить? Что она так мало значит для меня? Просто пока она меня не подпускает.

Они сидели в баре отеля, не притронувшись к напиткам. Под взглядами зевак Пола испытывала неловкость, некоторые даже указывали на них пальцем. В другое время она бы не преминула возгордиться – ее видят с самим Беннати! – но в данных обстоятельствах лучше бы они, черт побери, занимались своими делами. Кристос ни на кого не обращал внимания – он привык и думал только о Кори и о том, как ему со всем этим сладить.

В бар вошла Женни и подсела к ним.

– Как дела?

– Замечательно, – ответил Кристос бесцветным голосом.

Женни взглянула на Полу, потом, глубоко вздохнув, спросила:

– Отменить твой завтрашний вылет?

Кристос обиженно посмотрел на нее.

– Думаю, не помешает, – ответила за него Пола. – Кори не выпишут до понедельника.

– Ладно, – кивнула Женни. – А как она сейчас? Меня к ней пустят?

– Сомневаюсь, – Пола взглянула на Кристоса. – Но вы можете попытаться. – Беннати вдруг встал и вышел из бара.

– А что я такого сказала? – изумилась Женни, глядя ему вслед.

– Кори отказывается его видеть.

– О Боже, мой язык!

Появился официант, Женни заказала себе скотч.

– Да, неделька для него была еще та, – печально протянула она. – Не такая, конечно, как для Кори и Аннализы, что уж тут говорить, но вы, кстати, не слышали, он ведь не получил Золотую пальмовую ветвь. Впрочем, думаю, сейчас ему на это наплевать.

– Но его же наградили как режиссера? – спросила Пола.

– Конечно. Но ему все равно.

Пола задумчиво насупилась:

– А где сейчас эта награда?

– У его матери.

– А как вы думаете, она даст мне ее на какое-то время? Ну скажем, на пару часов?

– Почему бы и нет? А что вы надумали?

– Я бы показала ее Кори. Тогда она захочет хотя бы поздравить Кристоса.

Женни пожала плечами:

– Если это поможет, пойду, пожалуй, поговорю с Мариеттой прямо сейчас.

Но затея с треском провалилась. Пола наутро показала эту награду Кори, и та закричала, что ее пытаются обвинить в том, что из-за нее Кристос не получил Золотую пальмовую ветвь.

– Да, это моя вина! Я знаю! И нечего мне об этом напоминать!

– Кори, никто ничего такого не говорит. Как ты могла подумать…

– Могла не могла – какая разница? Он не получил эту пальмовую ветвь. И…

– Брось, речь-то о фильме, Кори, кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. Но я была уверена, ты гордишься и поздравишь его.

Кори опрокинулась на подушки, закрыв лицо руками.

– Я горжусь, Пола, – прошептала она, – но я не могу. Потому что мне так стыдно. Так стыдно, Пола.

– Кори! – воскликнула подруга. – Тебе нечего стыдиться! Он любит тебя. И ничто в мире этого не изменит.

– Изменит, – рыдала Кори. – Ведь я не могу вынести даже его прикосновения. Люблю его, но не могу. Пожалуйста, пойми… И не смогу больше делать того, что хочет… Никогда.

– Ш-ш-ш, – успокаивала ее Пола. – Он и не собирается тебя заставлять. Он просто хочет тебя видеть…

Кори покачала головой:

– Нет, эта невыносимая мука в его глазах. Для нас все кончено, Пола. Надо с этим смириться. Пола, мы вместе поедем домой, я хочу быть с тобой, в безопасности.

Кристос ждал за дверью, печаль в глазах Полы говорила сама за себя.

– Думаю, мне лучше улететь в Штаты, – протянул он. – Я уеду в понедельник, когда вы вернетесь в Англию. – Он горько улыбнулся. – Какой смысл мне здесь болтаться?

– Но вы не исчезнете?

– Конечно, нет.

Они обернулись, заслышав шаги Филиппа.

– Как Аннализа? – спросила Пола.

– Она пришла в себя с час назад, – ответил Филипп, но в его глазах стояло отчаяние.

– С ней все в порядке, да? – спросил Кристос. – Врач сказал…

– Она молчит, – ответил Филипп. – И не вымолвила ни слова. Она как будто не понимает, что это я.

– О Боже! – простонал Кристос, подумав о Сиобан.

– Доктор полагает, это временно, – продолжал Филипп. – Но он ничего гарантировать не может. – Филипп потер пальцами глаза. – С минуты на минуту я жду телефонного звонка, молю Бога, чтобы это помогло…

Филипп долго молчал, погрузившись в свои мысли.

– Вы узнаете, – пробормотал он. – И Октавия тоже…

Впервые после появления Октавии в Ницце они с Филиппом остались наедине. Филипп знал – она старательно избегает его, они встречались только в больнице, где она полагала, и совершенно справедливо, что он не осмелится устроить сцену. Его нежелание встречаться с ней было вызвано отнюдь не трусостью, он просто-напросто собирался расплатиться с ней сполна. И потому им надо было где-то побыть наедине, без посторонних глаз и ушей.

Итак, они находились в этой смешной комнате, которую она сняла в Негреско, на кроватях – покрывала из меха, ванная отделана золотом, шезлонги – бархатом. Октавия в костюме от Кристиана Диора, в бесценных украшениях и в облаке ужасных духов сидела с наигранной скромностью на краю кровати. Ее пепельные волосы собраны в хвост, а натянутое после косметических операций лицо как всегда безупречно накрашено. Филипп стоял в центре комнаты с непроницаемым лицом.

– Ну? – Она взглянула на него в упор. – Уверена, ты затащил меня сюда не для того, чтобы поглазеть. Чего ты хочешь?

– Ты имеешь в виду, кроме того, что я хочу убить тебя?

Она хмыкнула и осторожно провела рукой по волосам, переведя взгляд в окно.

– Кишка тонка.

– На твоем месте, Октавия, я бы не рассчитывал на это.

– Тогда почему бы не приступить? – спросила она сладким голосом.

– Поверь, если бы я не был нужен Аннализе, ничто в мире меня бы не остановило.

– Ха! – хмыкнула она. – Как всегда отговорки, как всегда причины! – Она вздернула подбородок, открывая длинную стройную шею. – Ну давай, Филипп, приступай. Хватайся за горло и души, пока не увидишь, как начнет синеть мое лицо и я начну тебя умолять…

– Прибереги свою буйную фантазию для тех, кому это понадобится, Октавия. Потому что, поверь мне, там, куда ты отправишься, это пригодится.

– И куда ж это я собираюсь, мой дорогой?

– В ад.

– Фу, это самое лучшее, что ты мог придумать?

– Да, ты отправишься прямо в ад, – повторил он невозмутимо. – Уж я постараюсь проследить за этим.

– И как ты, интересно, собираешься это сделать? – хихикнув, она закинула ногу на ногу и откинулась на руки. – Между прочим, – добавила она, – если тебя это обрадует, ты действительно можешь быть отцом ребенка. Если эта девица Браун твоя…

– Моя. И Аннализа тоже.

– О, как благородно.

– Ну так Вот, она ведь не дочь Люка?

Октавия сощурила свои прозрачно-голубые глаза.

– Так ведь? – не отступал Филипп.

На мгновение она задержала на нем взгляд и сверлила его глазами, он почти физически чувствовал, как яд сочится из всех ее пор. Потом угрожающая улыбка скривила ее бледно-розовые губы.

– Ты пытаешься себя в этом убедить, да? – спросила она. – Что она не его дочь. Как всегда, ты прячешь свою жалкую головенку в песок и притворяешься…

– Кто здесь притворяется, так это только ты, Октавия. А теперь я хочу услышать, как ты это скажешь: Аннализа не дочь Люка.

– Конечно, его! Какого дьявола, с чего бы все это получилось?

– Не знаю, Октавия, вот ты мне и объясни.

– Ради чего? Этот знахарь Горовиц тебе уже все рассказал…

– Нет, только то, что знал сам. То, что ты рассказала Люку. Но кое-чего он просто не знал, Люк не мог вспомнить: именно это ты мне сейчас и сообщишь.

– И что же это?

– Да то, что Люк Фитцпатрик ушел от Жеральдины Ласситер 19 мая 1967 года.

Октавия хрипло рассмеялась, но лицо ее посерело. Наконец до нее дошло, что затеял Филипп.

– Ну хочешь скажу, как я выяснил? – не в силах сдержаться, с горечью проговорил он. – Рассказать тебе, почему я помню этот вечер так отчетливо? Это было в день моего рождения, так ведь, Октавия? Ты отменила вечеринку и должна была сказать Жеральдине, что это из-за того, что молодой любовник сбежал от вас обеих. И если память мне не изменяет, Аннализа родилась через десять месяцев, 27 марта. Так что если Люк не возвращался в Лондон до июня 1967 года, он просто физически не мог быть ее отцом. А?

Безупречное лицо Октавии исказилось в гадкой гримасе.

– Он приезжал, – проскрежетала Октавия.

– Элегантная попытка. Но ты лжешь. Я проверил у властей в Дублине. Люк Фитцпатрик не выезжал из страны после ареста отца. По крайней мере, до 1970 года. Потом он уехал в Соединенные Штаты. Как я полагаю, встретиться с Жеральдиной. Итак, не хочешь ли теперь сказать, что ты сама ездила в Ирландию в июне 1967 года?

– Ты дурень! – выплюнула она. – Жалкий глупый мужичонка. Думаешь, если отец не Фитцпатрик, то ты ее отец, что ли? Да ты даже…

– Значит, признаешься, ее отец не он, – отрезал Филипп.

– Я ничего не признаю.

– Полагаю, ты только что призналась в этом. Но я бы хотел услышать еще раз. И из твоих собственных уст: Люк Фитцпатрик не отец Аннализы.

– Хорошо, – хмыкнула она. – Не он ее отец. Ты удовлетворен?

Руки Филиппа так дрожали, что он вынужден был сцепить их. Он смотрел на нее с такой откровенной ненавистью, что Октавия занервничала.

– Значит, ты довела человека до смерти, заставив думать, что он ее отец.

Октавия пожала плечами.

Филипп сейчас почти готов был убить ее. И только полиция, чьего присутствия у номера он сам добивался, останавливала его.

– Ты же знала, что ему пришлось пережить в детстве, он доверился тебе, а ты использовала это, чтобы мучить его ради собственного удовлетворения. Боже мой, да ты просто больная, подлая, эти два года ты превратила для человека в ад, подстрекая его на так называемое кровосмешение, и довела его до сумасшествия. – Он замолчал, его просто тошнило от отвращения. – Как ты могла такое сделать, Октавия? Как ты могла? Ведь на его долю и так уже выпало столько страданий. И Аннализа. Она же твоя собственная дочь. Они же любили друг друга…

– Вот именно поэтому, – прошипела Октавия. – Они любили друг друга. А он был мой. Он ушел от меня, а от меня никто не уходит. Я вернула его обратно. Вернула и держала. И он никогда бы не стал принадлежать ей.

– О мой Бог! – тихо простонал Филипп.

– И не думай, что если она не его дочь, так, значит, твоя, – хмыкнула она. – Она может быть от кого угодно. Вот именно!

– Она моя, – выдавил Филипп сквозь стиснутые зубы. – Аннализа моя, но не твоя дочь, Октавия. Для Аннализы и меня тебя больше не существует. И для общества тоже. Объяснить почему?

Октавия вздрогнула, когда он вдруг в порыве гнева занес над ней кулак.

– Почему? – встревоженно спросила она. – Ну почему, почему? Что собирается сделать храбрый маленький Филипп?

– А я уже все сделал, – ответил он. – С этого момента ты лишена всего. Всего вообще. Что превращает тебя в ничтожество. Ты не в состоянии даже заплатить за этот отель. Но конечно, ты можешь расплатиться телом. И теперь ты за все будешь платить своим собственным телом, потому что ты мне больше не жена… Ах, – сказал он, когда она подняла руку, пытаясь протестовать. – Нет такого суда во всей Англии, который защитит тебя, когда узнает, что ты натворила. А я расскажу, Октавия, не сомневайся.

– Черта с два ты расскажешь! И опозоришь свою драгоценную Аннализу?

– Я расскажу, а она подтвердит.

– Да она ведь даже не говорит!

– В общем-то она может, но ты и знать не знаешь об этом. Ты была слишком занята в своих парикмахерских, чтобы побеспокоиться о собственной дочери, которой грозила опасность онеметь на всю жизнь. Но она не утратит дар речи. Теперь не утратит. Потому что знает правду.

– Так, значит, тебе наплевать на ее репутацию?

– А при чем тут это – если Люк Фитцпатрик не ее отец? Они с Кори сейчас обговаривают… И поверь, Октавия, Кори для тебя гораздо опаснее, чем я или Аннализа.

– Та глупая сучка? Да что она может мне сделать?

– Скоро узнаешь. А пока смирись, с данной минуты ты проститутка. Обыкновенная проститутка! Это единственный способ, каким ты сможешь зарабатывать себе на жизнь, потому что тебе больше не на что рассчитывать. И поверь, я прослежу, чтобы так оно и вышло. Ты будешь страдать всю оставшуюся жизнь. Кому нужна проститутка под пятьдесят, которая не может позволить себе пластические операции? Начнем с того, что управляющий этого заведения не захочет тебя, так что подумай, как расплатиться по счетам. Мой тебе совет – начинай прямо сейчас приставать к мужчинам. И помни – не осталось никого, кто мог бы тебя спасти: нет Люка, который тешил твой садизм, ты погубила его, сама убила человека, все равно что сама спустила курок. И ты разрушила жизнь собственной дочери. – Он пошел к выходу, но у двери остановился и снова повернулся к ней. – И еще одно – позаботься о билете. Но не вздумай ехать в Челси за вещами. И никогда, никогда, никогда больше не приближайся к Аннализе. С тобой покончено, Октавия. Даже больше, чем покончено. Ты мертва.

31

Фильм «Паст ливз презент» давал хорошие кассовые сборы. Он уже месяц шел в Штатах, билеты распродавались подчистую. Фильм задумывался многоплановым, и Кристос ожидал такого повышенного внимания со стороны публики. Но все чаще он упоминался в связи с событиями на Юге Франции. Тайна, окружавшая ту злополучную ночь, постепенно перешла с первых газетных полос на внутренние. Кристос отказывался говорить на эту тему, а весь мир, похоже, так и жаждал узнать об его отношениях с Кори Браун. Его упрямое молчание, видимо, негативно настроило прессу, и, вероятно, поэтому газетчики стали распускать слухи о возобновлении его отношений с Пейдж Спенсер. То, что он даже не видел Пейдж после возвращения из Канн, никого не волновало. Опасаясь проникновения лживых сплетен в британскую прессу, Кристос сделал заявление, в котором отрицал абсолютно все и сообщал, что работает над сценарием нового фильма. И началось – проголодавшиеся журналисты цеплялись к каждой букве и настойчиво требовали объяснений.

Кристос из регулярных разговоров с Полой знал, что нечто подобное творится и вокруг Кори, но о ней писали гораздо хуже. К счастью, Пола делала все возможное и прятала от Кори газеты: та и не подозревала о догадках на свой счет, а они были таковы, что порядочный журналист отсек бы себе руку за подобное. Все ее отношения с Люком рассматривались как под микроскопом, а одна самая оголтелая газетчица написала, что Кори напала на Аннализу из ревности. Филипп тут же пригрозил редакции судом, и та трусливо отступила, напечатав три строчки на восемнадцатой странице на следующий день. Тогда пресса вцепилась в Радклифа, отстраненного от этого дела.

Особенно распалял прессу тот факт, что человек умер, и не просто человек, а коллега, журналист! Газетчики считали себя вправе знать о происшедшем на мысе Ферра досконально и не собирались униматься.

В конце концов полиция сделала заявление об освобождении Бобби Мак-Ивера. Это прозвучало как гром среди ясного неба: теперь все узнали – Люк Фитцпатрик убивал проституток. Симпатии прессы и публики снова вернулись к Кори, но по ее собственному требованию, прессе ничего не сообщали.

– Она не хочет пересудов, – сообщила Пола Кристосу по телефону. – Кроме того, по словам Кори, Аннализе решать, что можно предавать огласке, а что нет.

– А как Аннализа? – поинтересовался Кристос.

– Дела идут, Кори и Филипп ходят к ней каждый день. Она все еще в клинике, но скоро будет дома.

– А Кори? Как Кори?

– День ото дня все лучше и лучше. Вчера вот заснула без снотворного. И вроде бы ей уже не снятся кошмары.

– А она ходит на консультации к врачу?

– Да, регулярно – три раза в неделю.

– Ну и помогает?

– Она мне не говорит, думаю, делится с Филиппом. Почему бы вам не позвонить ему? Насколько я знаю, он не против.

– Да, он мне звонил. С психиатром у нее все более-менее. Просто я надеялся, что она сказала тебе что-то большее.

Он замолчал, и Пола нутром почувствовала, как ему горестно. Кори отказывалась с ним говорить, не подпускала его, отвергала помощь, и это страшно мучило Кристоса.

– Я должна идти, – прошептала она, – пришла Кори. Завтра позвоню.

– С кем это ты? – спросила Кори.

– Да с мамой.

Кори удивленно уставилась на нее. Но Пола не дала ей опомниться, ибо мать жила прямо через дорогу, и тут же спросила:

– А как сегодня Аннализа?

Кори вздохнула и опустилась в любимое кресло матери.

– Лучше, по крайней мере физически. Она хочет вернуться домой, но Филипп боится, мол, еще рановато. Поскольку он платит, думаю, доктор только рад продлить лечение. Во всяком случае, завтра снимают швы на ногах, и она надеется, что Филипп передумает.

– А ее консультант? Что она говорит?

Кори покачала головой:

– Она все еще отказывается разговаривать с кем-либо на эту тему, кроме меня. Со мной же становится просто одержимой. Прокручивает все снова и снова, похоже, пытается найти какой-то мистический смысл. – Кори устало вздохнула. – Если бы ты ее видела! Сердце кровью обливается. Она такая потерянная, такая неуверенная в себе. В общем, ничего удивительного, но иногда я начинаю сомневаться, что у нее когда-нибудь все пройдет…

– А у тебя? – тихо спросила Пола.

Кори ехидно рассмеялась, обвела глазами комнату.

– А дядя Тэд и тетя Хэтти придут сегодня на ужин? – она подчеркнуто сменила тему.

– Вероятнее всего, – ответила Пола не в силах скрыть свое разочарование. – Ну почему ты не…

– Пожалуйста, Пола, – перебила ее Кори, – я знаю, что ты собираешься сказать.

– Но ведь я хочу помочь тебе, Кори.

– Ты и так помогаешь, позволяя мне жить здесь. Пожалуйста, попытайся меня понять. Я говорю об этом с Аннализой каждый день, с врачом три раза в неделю, с Филиппом. Если не закрыть эту тему, я никогда больше не смогу говорить ни о чем другом, так ведь? Вряд ли это лучший способ вернуться к нормальной жизни.

Тут, к великому огорчению Полы, наверху заволновался ребенок, снова не удалось поговорить о Кристосе.

– Ты вернешься в Лондон? – спросила она.

– Наверное. Я говорила с Филиппом, но мы пока окончательно не решили. Опять же не понятно пока, как пойдут дела у Аннализы. Отцу удалось продать свой дом. Пэм подыскала другой, где-то в Кенсингтоне. Там есть отдельная квартира внизу, и Филипп надеется, что Аннализа поселится там.

– А ты?

– Я наконец-то вернусь к себе.

– А Ти-ви-дабл-ю?

– Это еще надо обсудить. Филипп пока приостановил передачи, и, видимо, не так-то просто будет заполучить время обратно. По-моему, крестница готова поднять крик на весь дом, так ведь?

Через несколько минут Пола уже чистила овощи на кухне, а Кори посадила улыбающегося ребенка к себе на колени.

– Пола, – начала она осторожно.

– М-м?

– Смотри мне в глаза, пожалуйста, я хочу задать тебе один вопрос.

– Звучит серьезно, – заметила Пола с любопытством.

Они долго смотрели друг на друга, прежде чем Кори решилась:

– Ты говорила с Кристосом? – и улыбнулась, увидев, как Пола покраснела.

– Он беспокоится о тебе, Кори, – словно оправдываясь, сообщила Пола. – И вряд ли можно осуждать его за это.

Кори отвернулась и начала строить рожицы Бет, видимо, исчерпав тему, но через минуту неожиданно спросила:

– А как он?

Пола вздохнула с облегчением:

– Да так, проблемы с прессой, но главная его забота – ты.

– И что ты ему обо мне рассказываешь?

Пола пожала плечами, а потом неуверенно произнесла:

– А почему бы тебе самой не позвонить ему?

– Нет, – отрезала Кори. – И не уговаривай. Я просто хотела узнать, как у него дела. Ладно, пойду-ка я лучше поменяю Бет пеленки.

– Кори, так не может дальше продолжаться, – подруга следом за ней пошла в гостиную. – Ты его просто-напросто потеряешь.

– Я знаю, – печально ответила Кори, склонившись над Бет.

– Он тебя так любит, Кори, – настаивала Пола. Ты ведь тоже любишь его. Ну пожалуйста, ради вас обоих, позвони.

Кори сосредоточенно смотрела на ребенка, на его счастливое пухлое личико.

– Я хочу, – прошептала она, и голос ее задрожал. – О Боже, Пола, если бы ты только знала, как мне хочется с ним поговорить.

– Так почему же..! – взмолилась Пола и опустилась на пол рядом с подругой.

– Потому что я боюсь. Очень боюсь, что все будет по-другому, что я буду не в состоянии… любить его так, как ему бы хотелось. – О Пола, – зарыдала Кори, будто ее прорвало. Пола обняла ее.

– Но от этого никуда не убежать. Есть только один мужчина на свете, который поможет тебе все пережить.

– Да, стоит мне только представить его рядом с собой, как в памяти тут же всплывает Люк и все что он вытворял… О Боже! Это никогда не кончится. Мне все время кажется, что он подкарауливает где-то рядом и, если я пойду к Кристосу, он меня снова так же изнасилует. Знаю, что он мертв и такое никогда не повторится, но он не отпускает меня.

– И никогда не отпустит, если ты сама не прогонишь его, – Пола погладила ее по голове. – Единственное спасение – позволить любящим тебя людям помочь. Тогда все пройдет.

– Не так все просто, понимаешь, – всхлипнула Кори, – я имею в виду и Аннализу тоже. Ей досталось еще сильнее, и что она станет делать, если я уеду к Кристосу?

– А что будет с Беннати в противном случае?

– Он-то выживет. А вот Аннализа…

– Ну не можешь же ты нести на себе весь груз ответственности! Конечно, она твоя сестра, но тебе надо жить собственной жизнью.

Кори качала головой:

– Я не могу отвернуться от нее, Пола, просто не могу.

– Слушай, я думаю, тебе стоит поговорить об этом с Кристосом, все объяснить. Я просто сердцем чувствую, он найдет выход.

– Ладно, – Кори вытерла глаза пеленкой Бет. – Просто дай мне немного времени.

Следующие несколько дней они с Филиппом и Пэм провели в загородном доме Дэнби в хлопотах по случаю прибытия Аннализы на уик-энд. Пэм рано пошла спать, они с Филиппом вдоволь наговорились, просидели до самого утра. Кори искренне смеялась, когда Филипп рассказывал всякие случаи из жизни прабабушки Корнелии, у которой, судя по его словам, характер был еще тот. Кори и сама вспоминала что-то об Эдвине, о детстве, и им с отцом было тепло и спокойно. Она и понятия не имела, что он остроумный, легкий человек, он стал совершенно другим за последний месяц – уверенным в себе, уравновешенным. Как же ему портила жизнь Октавия!

Говорили они и о ней, а когда Аннализа вернулась домой, эта тема возникла снова – Октавия дала интервью. Они втроем заперлись в кабинете Филиппа и что-то долго обсуждали.

– Они решают, как быть с Октавией, – сказала Пэм Поле, когда та вместе с Бет заглянула в семейство Дэнби.

– Аннализа наверняка прочитала газету.

– Да, к сожалению. Бессовестная ложь. Как вообще у этой женщины хватает совести рассказывать журналистам, что она страдала от Люка Фитцпатрика все эти годы?! И сочинять, что Филипп выкинул ее за неверность, а она – бедная беспомощная жертва мужчины, терроризировавшего ее, измывавшегося над ней. Я ни на минуту не допускаю, что кто-то поверит этим басням! Впрочем, главное, что она не затронула вопрос родства Аннализы и Филиппа. Он, кстати, получил от Октавии письмо с угрозой выложить еще больше, если он не даст ей денег. Думаю, именно об этом они сейчас и размышляют вместе.

– Да, – задумчиво проговорила Пола, – надо что-то предпринять, иначе Октавия так и будет шантажировать. Кстати, а вы как думаете, Аннализа дочь Филиппа?

Пэм вздохнула:

– Сомневаюсь, что сама-то Октавия знает. Главное, она не дочь Дюка.

Пэм направилась на кухню сварить им кофе.

– А как Аннализа себя чувствует?

Пэм обернулась:

– Сейчас уже заметны перемены: она была вялая, слабая дня два назад, но теперь словно кто-то осветил ее изнутри. Один Бог знает, как благотворна эта обстановка для девочки. Просто невероятно!

Пола-то знала причину – Кори доверилась ей накануне, но раз Пэм еще не знает, рассказывать нельзя.