Текст книги "Одержимость"

Автор книги: Сьюзен Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Сьюзен Льюис
Одержимость

1

– Да ты что! Ты, наверное, шутишь! – воскликнула Кори, отпрянув от камина и взмахнув длинным шампуром, на котором дымился поджаренный кусочек хлеба.

– Почему? Разве не здорово? А как вам такая идея, Эдвина? – Пола повернулась за поддержкой к матери Кори.

В потускневших карих глазах Эдвины зажглось веселье, щеки слегка порозовели от огня.

– Если ты с ней согласишься… – предостерегающе начала Кори.

– А почему бы не попробовать? – спросила Пола, скорчив гримаску и устраиваясь поудобнее. – Ну что ты теряешь? Уж не свою девственность, это точно.

Кори угрожающе посмотрела на Полу, а Эдвина расхохоталась. Все трое давным-давно знали, что Кори лишилась невинности с Дэйвом, мужем Полы. Конечно, тогда Пола и Дэйв еще не были женаты, но уже встречались. И в общем-то сама Пола виновата – она вдруг начала крутить Дэйву мозги; если бы не это, он и Кори никогда бы не сошлись. Дэйв, чтобы заставить Полу мучиться от ревности, стал изображать горячий интерес к Кори, а Пола притворялась, будто ее это совершенно не волнует. Кори тогда уже исполнился двадцать один год, и она горела желанием избавиться от девственности на всю оставшуюся жизнь. Вот она и решила соблазнить их старого школьного друга, в ту пору местного автомеханика. Событие, правда, не слишком запомнилось, оба здорово напились. У Кори остался лишь неприятный осадок, особенно после того, как Дэйв умудрился рассказать о «ночи страсти». Ну чем не поступок истинного мужчины – прийти и признаться? Смолчи он, и Пола никогда бы ничего не узнала… Но он не смолчал. И потому неразлучные подруги – куда ближе чем сестры – Кори и Пола три месяца не разговаривали. Теперь же, через пять лет, они вместе с Эдвиной хохотали до слез при одном лишь упоминании об этом историческом событии.

– Тебе и делать-то ничего не надо, – продолжила Пола, пристраивая тарелку на своем большом животе и с аппетитом вгрызаясь в ароматный тост, – просто ответишь на объявление. Никто же не просит давать свое. Да в общем-то это и не вариант вовсе – так ведь? Ну я про то, что тогда Эдвине телефон бы оборвали или вообще упекли бы за сводничество.

Кори украдкой взглянула на мать. Все еще содрогаясь от хохота, Эдвина с трудом встала с кресла, чтобы подкинуть угля в камин. Пола тотчас подмигнула подруге, и та улыбнулась.

– А вообще-то, – Пола зевнула, разморясь от жары в гостиной, – пожалуй, от твоего собственного объявления толку было бы больше. Скажем, неплохо бы начать с изложения требований к величине фаллоса… – Она недвусмысленно замолчала и тут же увернулась от летящей подушки. – А что такого? – Ее голубые глаза широко распахнулись, и на лице не промелькнуло и тени улыбки. – Уверяю тебя, это очень важно…

– Да ты просто невыносима! – прыснула Кори. – С большим ли, с маленьким, или вообще без оного, мне вовсе не нужен никакой мужчина.

– Ха, – хмыкнула Пола.

– Тогда сделай милость, поведай, дорогая, что тебе нужно, – поинтересовалась Эдвина. Она все еще стояла у камина, но Кори прекрасно видела в зеркало, как женщина мгновенно вспыхнула и зарделась.

– Ничего, – с напускным безразличием ответила Кори. – Вообще ничего. Я совершенно счастлива здесь, в Эмберсайде, с тобой и…

– Фу, – перебила ее Пола, – рассказывай кому-нибудь еще. Уж мы-то знаем, ты ждешь не дождешься вырваться из этого… – Она вдруг наткнулась на красноречивый взгляд Кори и изменилась в лице.

Эдвина повернулась и с улыбкой посмотрела на обеих. Непохожие внешне, разные в жизненных притязаниях, они так сходны по характеру! И так преданы друг другу! Впрочем, и ей тоже.

Она засмотрелась на Полу. Все в ней, даже живот, казалось миниатюрным. Озорные голубые глаза всегда вызывали улыбку, а пушистые светлые локоны придавали лицу какую-то трогательную детскость. Правда, сейчас в ангельских чертах молодой женщины читалось полнейшее удовлетворение, этакое довольство жизнью, чего Кори пока еще не доводилось испытывать.

– Что ж, мир распахнется перед Кори, – заключила Эдвина, – если только она сделает шаг навстречу.

– Мир для меня, – возразила Кори, – сосредоточен здесь, в Эмберсайде.

Эдвина удивленно вскинула брови:

– Жить в маленьком домике, в маленькой деревне, работать в маленьком магазине одежды – может, для кого-то это предел мечтаний, но только не для тебя.

– Кто бы говорил? Если таким образом ты пытаешься подвигнуть меня на брачное объявление – оставь надежду. Мужчина, завоеванный таким путем?! Я и в самом деле не уверена, нужно ли мне это. – Она резко вскинула голову в ответ на неожиданно громкий стук на улице. – Боже, что это?

– Если ты думаешь, что это рыцарь на белом коне выехал на площадь в холодную зимнюю ночь, то тебя ждет глубокое разочарование, – бросила Пола, когда Кори подошла к окну.

– А, мусорный бак громыхнул от ветра. – Кори опустила занавеску. – И хватит на сегодня про то, как заарканить мужика, расскажи лучше о ребенке.

– Что? О том, как я намерена выдавить из себя здоровенную голову? При одной только мысли об этом меня начинают мучить кошмары. Давайте-ка сменим пластинку. Как насчет аэробики, уроки со вторника? Так, для смеха, раз нет ничего другого. Вести будет Ди Робинсон, представляешь, какова она в костюмчике? Между прочим, он выдерживает не больше двух фунтов. Ну соглашайся, Кори, не могу же я заниматься этим одна, со всякими мамочками, а после родов форму иначе не вернешь.

– Господи Боже мой! Прыгать в зале на сквозняках вместе с миссис Уиллис, зная о том, что в это время старая корова и сплетница Линда Моррис придирчиво изучает размер моих бедер…

Ни слова не говоря, Эдвина с Полой переглянулись.

– Ну ладно, знаю-знаю, – добавила Кори, – я должна сбросить вес. Вот о чем вы обе думаете. Конечно, мне надо похудеть.

– Ой, ты опять за старое, – вздохнула Пола. – Ну и какая же это часть тела ощутит на себе все тяготы кампании ненависти на этот раз?

– А не все ли мои телеса того требуют?

– Да у тебя ни унции лишнего веса.

– Да что ты говоришь! Вряд ли можно назвать меня стройной. А?

– Пожалуй, это слово не приходит на ум первым, – согласилась Пола. – Ты весьма…

– Пышная? Только произнеси, и твой ребенок родится прямо сейчас.

Пола взглянула на Эдвину, словно ища поддержки.

– А вы что скажете маленькой противной девчонке?

– Да я уже не раз пыталась, – махнула рукой Эдвина. – Кори, дорогая, у тебя, конечно, крупная кость, но при таком росте ты весьма пропорциональна. Если похудеешь, станешь тощей и костлявой, а сейчас прекрасно выглядишь.

– Надеюсь, это не слепая материнская любовь? Бросьте вы, я же прямо-таки толстая!

– Полная, – поправила Пола. – И еще, пусть Гарриет почаще занимается твоей головой. Она очень здорово причесала Кэти и Стива на свадьбу. Не станешь же ты отрицать?

– С трудом верится в парикмахерский талант тети Гарриет, – фыркнула Кори, – но, по правде говоря, жених и невеста были в полном порядке.

Кори унаследовала блестящие каштановые волосы от матери, но, взглянув на нее, она вдруг ощутила болезненный толчок в сердце, такой мучительный, что слова, готовые слететь с губ, застряли в горле.

– Итак, аэробика, – вздохнула Пола, оценив ситуацию, – пойдем и запишемся, как только я вернусь из роддома. Думаю, недели через две.

Эдвина рассмеялась:

– Вряд ли ты будешь готова к занятиям так быстро, Пола.

– Да, пожалуй. – Пола вдруг погрустнела. – Боюсь, вы правы. И секса нельзя, я просто с ума схожу, но Дэйв ни в какую, говорит, боится попасть ребенку в глаз. И уж если я вспомнила о Дэйве, то думаю, терпение его иссякло, и мне пора домой. Вы же знаете, он ненавидит оставаться с моими родителями. Но придется потерпеть, пока я буду в больнице. Спасибо, – отозвалась она, когда Кори протянула руки и помогла ей встать. – Не забудь, завтра на ленч я готовлю овощи; дома все почищу и принесу, хорошо? В котором часу лучше прийти?

– Я поставлю цыпленка около двенадцати, – откликнулась Кори. – Вот и приходи, потом все вместе зайдем в паб выпить.

– Договорились. – Пола повернулась к Эдвине. – Спокойной ночи. – Она поцеловала ее в щеку. – До завтра.

Кори вышла в прихожую вместе с Полой и закрыла за собой дверь гостиной.

– Извини, – тут же прошептала Пола. – Я просто не подумала.

– Да ничего. Она и так прекрасно понимает, как я хочу вырваться отсюда и изменить свою жизнь. Вообще-то лучше бы мне этого не хотелось.

– И тем не менее… но пытаться отрицать подобное – еще хуже. Правда, я не собиралась обсуждать эту тему при Эдвине.

– Да, все бы стало намного проще, если бы у меня кто-нибудь появился, и я зажила бы счастливо, как ты.

Пола покачала головой:

– Ничего не выйдет. Такая жизнь никогда тебя не устроит.

– А должна бы. – Кори улыбнулась, заметив озабоченный взгляд подруги. Улыбка совершенно преобразила некрасивое лицо Кори, которое становилось привлекательным, когда она хоть немного этого хотела.

– Ну что для тебя дурацкие вечеринки по субботам, жареный цыпленок по воскресеньям, аэробика по вторникам, – в сердцах воскликнула Пола, – вряд ли все это тебя вдохновляет! – И вдруг глубокомысленно заявила: – Ты встретишь кого-нибудь, обязательно встретишь, и он будет особенным. Вот увидишь. И карьера твоя состоится. В конце концов у тебя будет все.

Кори покачала головой:

– Если бы можно было заключить сделку с Богом, я бы согласилась отказаться от всего, только бы Он…

Пола дотронулась до Кори и сжала ее руку.

– Понимаю, – прошептала она, взглянув ей в глаза.

Кори долго еще стояла в дверях и смотрела, как Пола побрела на самый конец улицы, к деревенской площади. Сильный мокрый ветер бил ей в лицо и почти сбивал с ног, и Кори вернулась в гостиную, лишь убедившись, что подруга уже дома.

Эдвина сидела на диване. Мягкий свет пробивался сквозь бахрому абажура, лампа позади удобного кресла, у камина, отбрасывала причудливые круги на потертый узорчатый ковер и забитые книгами полки. Ветер надувал занавески, и странные тени бродили по стенам; когда же через трубу шальной порыв добирался до огня, пламя в камине, казалось, оживало – то взвиваясь вверх, то опадая.

– Сядь. – Эдвина похлопала по дивану рядом с собой.

Кори удивленно посмотрела на мать, но тут же улыбнулась.

– Я знаю, что у тебя на уме, дорогая, – продолжила Эдвина. – Иди сюда, давай поговорим.

Кори покачала головой. Никогда и ничего не скроешь от Эдвины. Да и ни к чему – у них особые отношения – подруг, а не матери с дочерью. Но Кори говорить не хотелось; они сто раз уже говорили, и что толку? Как бы она ни была разочарована в жизни, в каком бы тупике себя здесь ни ощущала, такая не похожая на своих ровесников, она не бросит мать в маленькой деревушке Эмберсайд ради своей мечты. Ничто не заставит ее пойти на это. А мать, конечно же, собиралась поговорить об отъезде. И Кори придется привычно отделываться отговорками, мол, если она пойдет на поводу своих желаний, кинется в большой мир, то окажется в дураках, пытаясь стать той, которой в действительности не является.

Но сегодня Кори не хотелось играть в эти игры. И Эдвине тоже. Беспокойство матери терзало душу, обе они прекрасно знали истинные стремления Кори, ничего общего с доводами против отъезда не имеющие; да, Кори действительно рождена не для серой деревенской жизни, среди угрюмых, чертовски скучных людей.

Кори взяла мать за руку, поцеловала когда-то красивое, а сейчас обрюзгшее серое лицо. В глазах ее уже нет былого блеска, но сохранилась все та же мягкость, с коей двадцать шесть лет мать встречает взгляды дочери.

– У тебя усталый вид, – прервала молчание Кори.

Эдвина сжала руку дочери. Как страстно хотелось ей воскликнуть: уезжай, перестань губить молодость рядом с умирающей матерью, которая едва ли доживет до пятидесяти. А Кори тогда уже перевалит за тридцать, но вряд ли найдутся слова, чтобы убедить упрямую дочь. Они слишком любят друг друга, и Эдвина в очередной раз кляла свою болезнь, разрушавшую жизнь обеих.

Они поговорили про Полу, про ее остроумные шутки, потом, не желая слушать наставлений о том, что ей не следует взваливать на себя болезнь матери и тащить весь этот груз несчастья, Кори поспешила в маленькую кухоньку приготовить горячее питье на ночь.

Она налила в кастрюльку молока, вытерла стол, вынула две кружки. Скоро останется только одна, и Кори не знала, переживет ли… Пять лет назад у Эдвины обнаружили рак груди, пять ужасных лет. Ей удалили опухоль, и казалось, теперь с ней все в порядке, она здорова. Но передышка длилась всего два года, Эдвина расцвела, от нее веяло свежестью. Они строили такие грандиозные планы, но рецидив перечеркнул все мечты – и теперь Эдвина может уйти и через пять дней, и через пять месяцев, и через пять лет.

Между делом Кори в который уже раз подумала – насколько проще и легче было бы и ей, и Эдвине, если бы ее устраивало обыкновенное женское счастье: муж, ребенок, неполный рабочий день, обычная безопасная, до мелочей расписанная жизнь. Эдвина скакала бы от счастья, если бы дочь вышла замуж, – девочка пристроена и не пропадет одна. Кори, конечно, кое-кто нравился из тех, с кем она когда-то ходила в школу, но, как ни старалась, девушка не могла представить себя замужем ни за кем из них. Даже за Бобом, единственным школьным дружком, женатым ныне на Морин Дэннис. Она считала себя влюбленной в него до тех самых пор, пока он не изменил ей с Морин. А Кори-то надеялась утолить с ним свою чертовски жгучую жажду жизни! Даже примеряла его на роль избавителя – наконец-то ей встретился тот, кто способен помочь угомониться. Кори, наверное, согласилась бы, сделай он предложение. Но он встретил Морин и заделал ей ребенка.

Правда, сейчас, если бы не болезнь Эдвины, ей стоило бы благодарить Морин Дэннис за оказанную услугу: мужчина, выросший в Эмберсайде и считавший развлечением танцульки по субботам, редкие поездки в Ипсвич поболеть за свою команду, – не для нее, как и работа в магазине матери, что на деревенской площади, как и игра в бинго по вечерам. Кори жила мечтами о яркой, бурной, напряженной жизни женщин, сделавших карьеру, о коих она читала в журналах. Ее устроила бы работа на телевидении: разъезжать по миру, снимать художественные или документальные фильмы или просто новости. Пожалуй, это предел ее желаний. Свободным временем она распоряжалась бы примерно так же, как дети владельцев больших домов, выстроенных в живописных уголках на подъезде к деревне. Они приезжали в выходные и устраивали вечеринки, в то время как родители их нежились где-нибудь на курортах. Нынешним летом Кори все глаза проглядела, наблюдая из окна магазина, и однажды так увлеклась, что, наряжая манекены, все пуговицы застегнула неправильно – засунула их не в те петли. Она смотрела сквозь слезы разочарования, как мимо окон в машинах с открытым верхом проносятся юноши и девушки с развевающимися волосами из другой жизни, до нее долетали незнакомая музыка, незнакомый смех. Кори не обращала внимания на слезы. Обитатели больших домов редко общались с деревенскими, разве что изредка заскакивали в паб или в бакалею. Никто из них никогда не заходил к ним в магазин. Может, они вообще его не замечали: все выставленное – такое скучное и мрачное по сравнению с их яркими нарядами. Кори представляла себе их возвращение в Лондон воскресным вечером – снова развлечения богатых. А утром их ждала напряженная, престижная работа. Как она мечтала поехать с ними, быть одной из них!

– Кстати, – Эдвина взяла принесенный Кори горячий шоколад, – я знаю, вы с Полой любите меня разыгрывать, но скажи, ты и впрямь намерена дать брачное объявление?

Кори, ворошившая угли в камине, медленно повернулась и насмешливо взглянула на мать, прикинувшись удивленной и смущенной одновременно.

– Ну что тебе сказать, я собиралась дать объявление на норманнском диалекте и предложить уроки французского. Думаешь, не получится?

– Да не в том дело, дорогая, ты же просто не говоришь по-французски.

– Вряд ли речь идет о том, чтобы говорить. – В голосе Кори слышалось полнейшее простодушие.

– В Эмберсайде это как раз то, что нужно, – засмеялась Эдвина. – Ну а теперь включай телевизор, посмотрим какой-нибудь ночной фильм.

– Ох, – вздохнула Кори, – погоди, я только надену тапочки.

2

Через две недели у Полы родилась девочка. Кори с матерью сели на автобус и отправились в Ипсвич. Они появились в палате с подарками, цветами, шампанским и детским приданым, а буквально через минуту туда же влетел возбужденный Дэйв. Он только что отвез родителей и вернулся обратно. С каким обожанием и любовью он брал на руки свою крошечную дочурку – Эдвина с Кори чуть не плакали от умиления! Но стоило только Кори перевести взгляд на Полу, увидеть ее расползшиеся в улыбке губы, как она тут же прыснула.

Дэйва это ничуть не смутило; пребывая в прекрасном настроении, он не хотел отдавать девочку, даже когда она захныкала.

– Да она же голодная, ты, идиот, – фыркнула Пола.

Дэйв так широко улыбнулся Кори и Эдвине, что казалось, он обезумел от счастья.

– Странно, да, она уже понимает, что хочет есть?

Надо было видеть лицо Полы, когда он нехотя возвращал ей ребенка! Дэйв зачарованно наблюдал, как сосет маленькая Бет.

– Ну умница! – с гордостью воскликнул восхищенный муж. – Смотрите, она даже может…

– Дэйв, заткнись, – велела Пола, повернувшись к Эдвине и Кори. – Видели бы вы этого типа, когда я рожала! Ребенок не так пошел, и он чуть не влез с головой в родовые пути. Он мешал всем и самому себе тоже. А когда дело и вовсе не заладилось, что придумал мой дорогой муженек? Он начал шутить. Расскажи-ка им, что ты брякнул акушерке. Ну, давай.

Дэйв, однако же, был сама невинность.

– Ну так вот, – продолжила Пола, – я вцепилась ему в руку, завопила дурным голосом, будто рожала не ребенка, а стол, а Дэйву, видите ли, стало больно. Боже мой, говорит он мне, ну у тебя и хватка. Потом повернулся к акушерке и спрашивает: «Как вы думаете, я теперь смогу играть на пианино?» – «Не сомневаюсь», – успокоила она. – «Прекрасно, – отвечает муженек, – раньше я никогда не играл».

У Дэйва был совершенно дурацкий вид, но, казалось, он вполне доволен жизнью. Кори не могла удержаться от смеха. Ее до глубины души тронули чувства Полы и Дэйва. Родители девушки тоже искренне любили друг друга, и ей подумалось, а не вспоминает ли сейчас Эдвина, как они с мужем смотрели на свою малютку.

Но эти мысли быстро улетучились. Пола безжалостно подсмеивалась над сияющим от гордости Дэйвом, и Кори не устояла, чтобы не перекинуться с ним шуткой. Они всегда общались в насмешливой манере. А сегодня в эйфории от выпитого шампанского в честь новорожденной вообще превзошли себя.

Наконец Эдвина с Кори распрощались и вышли. На улице Кори никак не могла успокоиться и без умолку болтала о ребенке, да так увлеклась, что бах – и искры из глаз посыпались – наткнулась на фонарный столб. Эдвина едва успела подхватить ее. Когда туман перед глазами рассеялся, Кори увидела, что мать еле-еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– О Господи, кто-нибудь видел? – выдохнула Кори. – Пожалуйста, скажи, что никто!

– Никто, правда, – сквозь слезы покачала головой Эдвина, боковым зрением заметив улыбку продавца газет, торопливо опустившего глаза.

– Господи, мне вообще нельзя вылезать из дома. Обязательно что-нибудь да произойдет. О Боже, как больно.

– Слушай, давай-ка я угощу тебя чашечкой кофе, – все еще смеялась Эдвина.

Домой они не спешили – магазином занималась тетя Гарриет, – и Кори уже готова была согласиться, но взглянув на мать, увидела, как сказались на ней два часа прогулки. А Эдвина и слышать не хотела, чтобы сразу же ехать домой.

– Так приятно прогуляться по городу, отвлечься, – она огляделась по сторонам, – я так давно не видела сразу столько машин, многоэтажных домов и такую толпу народа. – Вдруг она вскрикнула и схватилась руками за голову – порывистый ветер едва не свалил ее с ног. – О Боже, мой парик! Его чуть не сдуло.

Кори со смехом поправила его, потом повязала Эдвине на голову шарф. Эдвина часто подшучивала над своим париком, но ни одна живая душа, кроме докторов и Кори, не видела ее без оного.

– Ну что за парочка, – засмеялась Кори, завязывая концы шарфа у матери под подбородком. – Просто потрясающе! – воскликнула она. – Ой! Ну вот все и разрешилось. – Мимо пронесся автобус и обдал их грязной водой из лужи. – Теперь уж без вопросов – прямо домой. Нельзя же позволить тебе разгуливать с мокрыми ногами – еще простудишься.

По дороге домой, уютно устроившись в автобусе, Кори без устали смешила Эдвину, оплакивая свою судьбу, которая, казалось, состояла сплошь из ошибок и неправильных поступков, а она так старалась быть взрослой и умной.

– Если я когда-нибудь возьмусь за автобиографию, – заявила Кори, выходя из автобуса на деревенской площади, – я назову ее «Признания вечно попадающей впросак».

Обе расхохотались, Кори нажала кнопку зонтика, и – еще одно подтверждение – он тотчас вывернулся наизнанку.

Через пять минут они стояли в слабо освещенной прихожей своего дома.

– Знаешь что, – начала вдруг Кори, снова одеваясь. – Почему бы мне не сбегать и не принести пару… – Слова ее вдруг застряли в горле, когда она повернулась к матери. – Мама! – закричала она. – Мама, что? Что случилось?

– Все в порядке, – слабым голосом отозвалась Эдвина, опершись о перила лестницы. – Все нормально, голова слегка закружилась. Вот и все.

Кори взглянула на часы:

– О Боже, ты должна была принять лекарство еще полчаса назад. Давай. Скорей садись. Я сейчас принесу.

Кори отвела Эдвину в гостиную, потом кинулась вверх по лестнице в ванную, сердце ее колотилось, сжимаясь от ужаса; она встала над раковиной, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, подождала немного. Страх прошел, и Кори так сильно на себя разозлилась, что ее затрясло. Ужасная болезнь! И все время рядом, притаилась, поджидая удобного случая, чтобы испортить даже те считанные минуты наслаждения, которые они могли себе позволить. Как какой-то чудовищный ребенок, болезнь постоянно требовала внимания. Кори посмотрела на пилюли в руке и едва сдержалась, чтобы не завопить. Ей хотелось швырнуть их в окно, разбить стекло, разбить все пузырьки. Наброситься и ударить… Ударить кого? Что? Ведь нет ничего такого, на чем она могла бы сорвать злость. И ничего, что можно было бы сделать. Вдруг, непонятно почему, она представила себе Дэйва с малышкой Бет на руках, да так отчетливо, что Кори крепко зажмурилась, не позволяя себе расслабиться при виде столь волнующей картины. А вообще-то сейчас ей хотелось увидеть совсем другое – своего отца. Без него она так одинока и так беспомощна! Он нужен Эдвине, единственный мужчина, которого мать так любила… Он нужен сейчас…

– Перестань! – велела она себе гневно и яростно. – Перестань же! – И, вырвавшись из объятий жалости, Кори понеслась вниз по лестнице с лекарством для матери.

Эдвина немного подремала, потом, проснувшись, вечером заглянула на кухню. Кори уже наведалась в магазин к тете Гарриет и сейчас стояла в темноте, уставившись на дождь за окном.

– Дорогая? – тихо окликнула мать. Кори повернулась.

Они молча смотрели друг на друга, и сердце Кори дрогнуло – мама! Такая мягкая, такая нежная, неземная. Эдвина протянула руки, Кори приблизилась, положила голову на плечо.

– Ну все, все, – успокаивала Эдвина, а слезы все текли и текли по щекам Кори. – Так-то лучше. Дай себе выплакаться.

– О мама, как это ужасно, – всхлипывала Кори. – Так нечестно. Ты такая молодая, и я тебя так люблю.

– Я тоже тебя люблю.

Они долго стояли, обнявшись. Потом Кори выдохнула:

– Мама, я ничего не могу с собой поделать – все время думаю о Дэйве, как он держал ребенка. И представляю вас, как вы держали меня, когда я родилась.

– Ах, да, – вздохнула Эдвина, улыбаясь и гладя Кори по голове. – Я тоже подумала, может, ты сейчас представляешь своего отца.

– Может, расскажешь о нем? – шмыгнула носом Кори. – Конечно, ты уже много раз рассказывала, но…

– Ну что ты, дорогая, пойдем. Здесь прохладно, давай посидим у камина.

Кори кивнула, улыбнулась через силу, оторвала кусок бумажного полотенца и буркнула:

– Я веду себя, как большой ребенок, извини.

– Ты всегда будешь для меня ребенком, – ответила Эдвина, дотронувшись до ее щеки.

– Ух ты! – Кори засмеялась и опять прижалась к матери.

– Итак, – улыбнулась Эдвина, – начать с момента нашей встречи?

Кори кивнула.

– Прямо с тех совсем уж давних времен, да? О’кей. Ну что ж, мне было девятнадцать, я работала в магазине одежды, получше нашего, в Брайтоне. Снимала у хозяйки маленькую комнатку над магазином – она же служила и спальней, и гостиной. В выходные я каталась по городу на велосипеде. Конечно же, я надеялась кого-нибудь встретить, подружиться, но была такая робкая, что не смела даже зайти в кофейню. А в один прекрасный день дверь магазина открылась, и Филипп сам вошел в мою жизнь.

– Но ты пропустила про бабушку, – замотала головой Кори.

– Да, пропустила. Ну что ж, за неделю до этого она зашла в магазин, купила платье, но его надо было немного подправить. Эта ужасная женщина до смерти напугала меня. Миссис Браун, – произнесла Эдвина глубоким низким голосом, – миссис Корнелия Браун, – передразнила она ее. – Боже мой, властная, острая на язык, но, как потом оказалось, с добрейшим сердцем, самым добрейшим, какое только можно себе представить. Она должна была прийти за своим платьем, и она пришла вместе с внуком. – Эдвина пристально наблюдала за Кори и улыбалась, потому что следующую часть рассказа Кори в детстве любила больше всего. Эдвина вздохнула: – Над дверью зазвонил колокольчик, я подняла глаза, и появился он. Это была любовь с первого взгляда.

Кори тут же изобразила игру на скрипке.

– Конечно, никто из нас в тот миг этого не понял, – засмеялась Эдвина, – прошла неделя, прежде чем Филипп решился признаться. Потом и я сказала ему, что почувствовала в тот миг. Теперь все свободное время мы проводили вместе. Болтали, слушали музыку у меня в комнате. Больше всего любили песню «Тому, которого люблю», с самой первой пластинки, купленной мною. Мы пели ее с утра до вечера. – Эдвина улыбнулась своим воспоминаниям, потом продолжила: – Да, мы постоянно развлекались, хотя время было нелегкое. Ты знаешь, ему очень хотелось оказаться со мной в постели, и мне тоже, но я была девушкой, и он не мог себе позволить.

Кори взглянула на нее:

– А ты никогда не говорила мне об этом.

– А тебе никогда еще не было двадцати шести.

– Ну и как же в конце концов?

Эдвина покачала головой:

– Никак, пока не поженились. Но ты уже знаешь, мы поженились через три месяца после встречи. Сперва поехали к Корнелии, у меня же не было семьи, а у Филиппа только бабушка… Он очень любил эту старую леди и хотел получить ее благословение. Она пришла в ужас, еще бы! Девица из магазина – и вдруг жена ее драгоценного внука, мальчика с университетским дипломом! Немыслимо! Но когда она высказалась, в глазах у нее запрыгали насмешливые искорки. Через неделю мы поженились.

И отправились в свадебное путешествие в Испанию. Прежде я никогда не летала на самолете и ужасно волновалась. Мы остановились в дрянном отеле, вокруг что-то рыли, строили, но мы ничего не замечали. О-о, Филипп был такой нежный, и так хорош в обращении со мной… – Она засмеялась. – Можно было подумать, он опасается, что я сломаюсь. И надо тебе признаться, он был просто в шоке, когда я, невинная девушка, предалась полнейшему безрассудству. Я такое с ним проделывала – он, наверное, и понятия не имел и не ожидал. Но было так интересно изучать друг друга. Но как только он понял, что мне уже не больно… Да что там говорить – мы просто не вылезали из спальни.

Через неделю после возвращения из свадебного путешествия Корнелия умерла. Это потрясло нас обоих, естественно, Филиппа особенно. Не меньшим потрясением были и деньги, которые она нам оставила. Мы смогли купить квартирку в Лондоне, в стороне от Кингз-роуд. В конце шестидесятых было такое местечко, возможно, существует и сейчас. Через два месяца мы туда переехали, и обнаружилось, что я беременна. Я испугалась, Филипп плясал от восторга. К тому времени он уже работал в городском банке и неплохо зарабатывал. И мы могли себе позволить нормальную семью, он настаивал. А когда я увидела, как он счастлив, тоже обрадовалась. И через восемь месяцев – о, что это был за миг, как он гордился! – акушерка вручила ему новорожденную дочь.

Кори скорчила гримаску.

– Через десять дней Филипп забрал нас с тобой из больницы, но на нашей квартирке я увидела объявление: «Продается».

– Да, – сказал Филипп, – мы переезжаем. Надо купить дворец нашей принцессе.

Кори подалась вперед, взяла мать за руки, когда та, тяжело вздохнув, уставилась на скомканный в руках носовой платок.

– Ну хорошо, не надо больше вспоминать, – мягко произнесла Кори.

Эдвина покачала головой.

– Знаешь, – продолжила она, – мы так и не попали в этот дворец. Однажды вечером, когда он возвращался с работы домой, его убили. Тебе было три месяца.

Кори взглянула на мать, отчаянно жалея, что заставила ее вернуться в прошлое. До сих пор, через двадцать четыре года, Эдвина все еще испытывала страшную боль утраты.

– Адвокат Филиппа занялся мной, – хрипло сказала Эдвина. – Продал квартиру, – я не могла в ней жить, потому что воспоминания…

Да, Кори понимала. Все, что осталось от того времени, – свадебная фотография над кроватью матери, и, разглядывая старый снимок, Кори становилось ясно – она больше похожа на отца, чем на мать.

– Итак, мы с тобой переехали в Эмберсайд, – заключила Эдвина. – Хотя мне здесь жилось неплохо, я иногда думала, не лучше ли было ради тебя остаться в Лондоне.

– Мне тоже здесь было хорошо, – заверила ее Кори.

– Но сейчас – не слишком, моя дорогая, а я хочу видеть тебя счастливой. Такой же счастливой и влюбленной, какими когда-то были мы с твоим отцом.

Вечером, уложив Эдвину спать, Кори позвонила Кевину Форману, сыну местного мясника. Кевин был неравнодушен к ней еще со школы, и хотя при взгляде на него сердце ее не билось учащенно, он ей немного нравился. Она и раньше бегала к нему на свидания, иногда ей бывало хорошо в его компании, и если постараться, не возникнет ли что-то большее?

– Ты хочешь куда-нибудь пойти? – спросил Кевин, узнав ее голос.

Кори подумала минуту, пытаясь не раздражаться, – снова, как всегда, приходится решать ей. Ох, унесли бы ее в ночь, напоили, накормили, закружили в танце, смотрели бы на нее с обожанием, стискивали в страстных объятиях – как хочется испытать настоящее удовольствие!

– Как насчет кино? – предложила она, вспомнив о «Саут Бэн Шоу» голливудского кинорежиссера Кристоса Беннати. Они с Полой питались слухами, долетавшими до их поселка из мира шоу-бизнеса, и Кори не прочь повнимательнее присмотреться к женщине, с которой, судя по всему, у Беннати любовная связь. – Можно посмотреть фильм с Анжеликой Уорн.