Текст книги "Слезы счастья"
Автор книги: Сьюзен Льюис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
ГЛАВА 9
Майлз спешил на встречу к Лизе. Неделей позже, чем изначально планировал, потому что на следующий день после съемок «Времени вопросов», на которые Дэвид феноменальным образом не явился, им с Ивонном пришлось приглаживать много взъерошенных перьев. К счастью, ситуацию во многом спас Гарри Дженкс, который в последний момент согласился участвовать в программе, но следующим утром он тоже звонил в офис, желая знать, какого дьявола стряслось с Дэвидом.
Когда тем, кого Дэвид подвел или поставил в неловкое положение, объясняли причину, все облегченно вздыхали и принимались искренне сочувствовать, прекрасно зная, какими ненадежными могут быть поезда. Однако для Майлза самым большим облегчением было то, что никто не удосужился проверить эту легенду, потому что в противном случае обман бы вскрылся и уже наверняка просочился бы в прессу. Но этого не случилось, и теперь Майлз почти не сомневался: только они с Розалинд знали, что в ту ночь все поезда из Паддингтона пришли в Темпл Мидс четко по расписанию. Куда Дэвид отправился с вокзала, оставалось такой же большой загадкой, как и то, зачем он солгал Лизе, что приехал к Ди на такси. Розалинд не хотела признаваться, что подслушивала, поэтому не заводила с отцом разговора на эту тему. А Майлз, поскольку сам ничего не слышал, тоже не чувствовал себя вправе подходить с этим к шефу.
Когда линия Джубили выгрузила пассажиров на станции Грин-Парк и захватила порцию новых, Майлз, одетый в светло-серый костюм от Армани и белую рубашку без воротника, зашагал вверх по эскалатору. Он был слишком занят своим блэк-берри, чтобы заметить, как несколько женщин обернулись ему вслед. За короткое время, которое он провел под землей, пришло с полдюжины писем, но неотложных среди них не было, поэтому, воспользовавшись смарт-картой «Ойстер», чтобы покинуть станцию, он протиснулся через турникеты и вышел на улицу. Больше всего в этом удивительном деле Майлза смущало нежелание Дэвида следующим утром позвонить режиссерам и самому извиниться перед ними, а не замысловатая история о поезде и забытых ключах, которую он выдумал. Уклоняться от заведомо правильных решений было абсолютно несвойственно Дэвиду. Он всегда настолько твердо придерживался своих принципов, что всем, кто с ним работал, приходилось выкладываться на все сто, чтобы соответствовать его стандартам. Однако на этот раз он предоставил команде объясняться за него, а сам, по словам Розалинд, уехал на своей машине, никому не объяснив куда. Вернувшись через пару часов, Дэвид заперся в кабинете Розалинд со своим ноутбуком и не выходил, пока не пришло время забирать Лоуренса из школы.
– Дэвид как Дэвид, не замечаю в нем ничего странного, – сказала Розалинд, когда они говорили по телефону в выходные.
– Но он по-прежнему молчит о том, куда пропал после поезда? – пожелал знать Майлз.
– Как рыба, и я не хочу его расспрашивать, потому что тогда он поймет, что я ему не верю. А если он узнает, что мы проверяли его... Не думаю, что он легко это воспримет.
– Согласен, – сказал Майлз, – но тут явно что-то неладно, и я должен... точнее, мы должны узнать, что именно.
– Вообще-то, мне кажется, что он начал сомневаться в ней и ищет способ освободиться.
Майлзу слабо в это верилось, поэтому он ничего не ответил.
– Ты же знаешь, как он внимателен к чувствам других людей, – продолжала Розалинд. – Исключение, по-моему, составляем только мы с мамой. Но я вот что хочу сказать: если он решил порвать эти отношения, ему, как доброму человеку, наверняка чрезвычайно трудно подводить ее. По-моему, весь этот стресс доводит его до безумия, и поэтому он скрылся от нас, чтобы побыть одному и подумать.
Понимая, как Розалинд хочется, чтобы это было правдой, Майлз не стал спорить или высказывать свое мнение. Но если Дэвид пропустил телевизионный эфир, о котором с ним заранее договаривались, просто чтобы придумать, как порвать с девушкой, то, с точки зрения Майлза, с его шефом произошла мгновенная метаморфоза, превратившая его в совершенно другого человека.
Это сбивало с толку и вызывало тревогу, но теперь, когда Дэвид уехал в Бристоль, чтобы встретиться с Ди и провести с ней послеобеденный прием избирателей в Радстоке, у Майлза были развязаны руки для разговора с Лизой. Не прольет ли она свет на это темное, с его точки зрения, дело?
Лиза уже сидела за столиком, когда в ресторане появился Майлз. Судя по краске, заливавшей его щеки, он досадовал, что пришел позднее назначенного, и немного смущался. Подозревая, что это больше связано с тем, какого дурака он свалял, попытавшись флиртовать с ней при первой встрече, а вовсе не с опозданием, Лиза тактично сделал вид, что ничего не заметила.
– Прошу прощения, меня задержали, – извинился он, садясь в кресло, которое отодвинул для него метрдотель.
– Ничего страшного, – добродушно заверила его Лиза. – Рада вас видеть. Вы выбрали чудесный ресторан.
Его улыбка была вежливой, даже, возможно, слегка чопорной.
– Рад, что вам нравится, – ответил он, выключая свой блэк-берри и кладя его на стол рядом с ключами от офиса. – Вы уже заказали, что будете пить?
– Нет, я решила дождаться вас и поддержать ваш выбор.
– Я сегодня за рулем, поэтому боюсь, что от вина придется отказаться, но пусть это ни в коем случае вас не останавливает.
Лиза состроила игривую гримаску и сказала:
– Честно говоря, мне тоже лучше воздержаться. Свадьба уже скоро, и лишний вес мне ни к чему. Поэтому я бы с удовольствием взяла «Эвиан» или нечто в этом роде.
– Уверен, вы будете ослепительны, – галантно сказал Майлз и в следующую секунду, вероятно, пожалел, что позволил горячему румянцу быстро вернуться на щеки.
– Осталось всего три недели, – счастливо проговорила Лиза. – Время так быстро летит, что я за ним не успеваю. Еще так много не сделано. – Она улыбнулась официанту, который принес им меню. – Спасибо, Джо, – сказала она, – но мне не нужно смотреть. Я буду ризотто с раками.
Быстро выбрав сосиски с картофельным пюре, Майлз заказал к ним большую бутылку воды «Эвиан» и, очевидно пытаясь придать разговору непринужденный характер, спросил:
– Так чем вы планируете заниматься в отпуске? Я имею в виду, после медового месяца.
– Боюсь, – сухо проговорила Лиза, – что меня теперь правильнее называть не журналисткой в творческом отпуске, а безработной, потому что на днях ситуация изменилась. Но трагедии тут нет, потому что я подумываю заняться кое-чем новым. Пока что, если не возражаете, я не стану вдаваться в подробности, чтобы не чувствовать себя глупо, если в итоге ничего не выйдет.
– Что же, в чем бы ни заключалось это новое начинание, желаю вам преуспеть.
– Спасибо, – сказала Лиза и, после того как официант наполнил их бокалы водой, подняла свой и чокнулась с Майлзом. – А вы? – спросила она. – Уже есть планы на лето?
– Еще нет, – признался тот, отпивая из бокала. – Простите, не хочу показаться грубым, – добавил он, – но у меня не так много времени, как хотелось бы: на работе неожиданно возникли кое-какие шероховатости, поэтому я, пожалуй, сразу перейду к теме, ради которой вас сюда позвал.
Не скрывая интереса, Лиза подперла подбородок руками и остановила на Майлзе взгляд, опять заставив его покраснеть.
– Когда я первый раз приглашал вас на ланч, – начал он, на миг отводя глаза, – я хотел обсудить не тот вопрос, о котором сейчас поведу речь, но к нему мы тоже вернемся. А пока я хотел бы спросить, не кажется ли вам, что Дэвида что-то тревожит.
Беззаботное настроение Лизы начало улетучиваться. Сложив руки на столе, она сказала:
– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите. – Потом, решив, что не время юлить, добавила: – Вообще-то, да, иногда кажется.
Майлз шумно глотнул воды и посмотрел на свой бокал.
– Он обсуждал с вами то, что случилось в прошлый четверг, когда он застрял в поезде? – спросил он.
Она покачала головой.
– Практически нет, кроме ночи, когда это произошло. С тех пор об этом речь не заходила. Потому, наверное, мне не хотелось раздувать и без того неприятный случай. Но признаюсь честно, я чуть с ума не сошла от волнения, пока он не позвонил и не сказал, где находится.
– Мы все переживали, – уверил ее Майлз. Он несмело встретился с Лизой взглядом, потом опять отвел глаза. – Я делал запрос в «Фест Грейт Вестерн», – с трудом проговорил он. – Той ночью никаких задержек в туннеле Бокс не было. Все поезда прибыли в Темпл Мидс по расписанию.
Когда смысл его слов дошел до Лизы, она почувствовала, что проваливается в густой туман замешательства.
– Но зачем ему лгать? – спросила она, вглядываясь в глаза Майлзу, как будто он прятал от нее ответ.
– Не знаю.
– И где же он тогда был? – нервно спросила Лиза.
– Опять же, не знаю. Розалинд подслушала, как он говорил вам, что добрался к Ди на такси, но боюсь, что это тоже неправда. Он приехал на своей машине.
Лиза отпрянула, как будто Майлз ударил ее.
– Вы уверены? – спросила она. – То есть вы не говорите мне это, чтобы... Впрочем, не знаю, зачем вам выдумывать. Вы говорили Дэвиду, что проверили поезда?
Майлз покачал головой.
– Дэвид не из тех, для кого врать в порядке вещей, поэтому уличать его во лжи не самое приятное занятие. Мы должны верить, что у него есть веские основания скрывать правду; я надеялся, что вы можете что-нибудь прояснить...
У столика появился официант с едой, и Майлз оборвал фразу на полуслове. В голове у Лизы вихрем проносились самые разные мысли, но ни одна из них ничего толком не объясняла.
– Я не понимаю, зачем ему было лгать, – сказала Лиза, когда они снова остались одни.
Майлз вдохнул, как бы собираясь с духом, и сказал:
– Будучи довольно au fait[24]24
Хорошо информированный, в курсе дел (фр.).
[Закрыть], как обстоят его дела в профессиональной сфере, я склонен думать, что его беспокойство связано с личной жизнью.
– Например, с Лоуренсом или Розалинд? – спросила Лиза, заранее зная, что он имеет в виду другое. – Вероятно, вы правы.
– А может, с вами? – храбро выпалил он.
Заставив себя не уходить в защиту, Лиза проговорила:
– Но почему вы думаете, что я могу его беспокоить?
Майлз опять отвел глаза.
– Я должен объяснить причину, по которой приглашал вас на ланч первый раз, – сказал он, – потому что, судя по нашей беседе, Дэвид еще не говорил с вами об этом.
Чувствуя, как в ней с каждой секундой нарастает напряжение, Лиза молчала в ожидании, что он скажет дальше.
– Уверен, для вас не секрет, – начал Майлз, – что у Дэвида есть политические враги.
– Логично было бы предположить, – осторожно ответила она.
– Так вот, оказалось, что им удалось раскопать некие сведения о вашей связи с человеком, который, возможно, замешан в схеме отмывания денег.
Первые несколько секунд потрясение было настолько сильным, что Лиза потеряла дар речи. Потом, не зная, что еще сказать, она проговорила:
– Это была ошибка. Его отпустили, не выдвинув обвинений. – Она помолчала. – Не могу поверить, что кому-то удалось об этом узнать. Насколько мне было известно, это даже не зафиксировалось в документах.
– Как видно, все-таки зафиксировалось. И если враги Дэвида попытаются что-то из этого извлечь, вас обоих могут очернить в глазах публики.
Лиза лихорадочно соображала. Быть того не может, чтобы Тони кому-то проболтался в безумной попытке испортить им с Дэвидом жизнь. Он был на многое способен, но вредить кому-то из злости... Такого Лиза за ним не замечала. – И вы говорите, что Дэвид уже знает об этом? – спросила она, временно отодвигая Тони в сторону.
– Да, я говорил ему, но он не был готов это обсуждать.
– Что он сказал, дословно?
– Что в вашем прошлом нет ничего такого, о чем бы он не знал...
– И это правда. Я рассказывала ему о Тони и о том, как далеко он мог... – Она резко оборвала себя, осознав, что не обязана ничего объяснять Майлзу. – У всех нас есть прошлое, Майлз, – раздраженно сказала она.
Он кивнул.
– Разумеется.
Майлз погрузился в молчание, и Лиза решила сама его нарушить.
– Вы думаете, что причина его беспокойства именно в этом?
– Скажем так, – он неловко заерзал в кресле, – я впервые упомянул об этом в прошлый четверг, перед тем как Дэвид сел на поезд до Бристоля, и мы знаем, что произошло потом. Но, каким бы злым и расстроенным он ни вышел из офиса после нашего разговора, я не могу поверить, что это могло помешать ему появиться в студии.
– Чему же вы тогда верите?
– Хотел бы я дать вам ответ, но могу лишь сказать, что в последнее время Дэвид ведет себя довольно странно, и никто из нас еще не догадался почему.
Прекрасно понимая, что винят ее, Лиза сказала:
– Может быть, сказывается его горе?
Майлз кивнул.
– Или?..
Он пожал плечами, явно не горя желанием озвучивать свои подозрения.
– Что думает Розалинд? – спросила Лиза напрямик.
Дернув ворот рубашки, который даже не был застегнут, Майлз проговорил:
– Она думает, что Дэвид хочет порвать отношения с вами, но ему не хватает духу вас обидеть.
Сердце перевернулось у Лизы в груди, и кровь отлила от лица.
– Но это Розалинд, – поспешил добавить Майлз. – Я не думаю, что в данном случае на ее мнение стоит опираться.
– Но если это правда?
Он покачал головой, очевидно не желая брать на себя лишних обязательств.
– Она думает, что Дэвид сходит с ума от горя после смерти ее матери, – сдавленно проговорила Лиза, – и хочет, чтобы ради его спасения я отменила свадьбу? В этом суть?
Майлз не отрицал.
– Так вот, передайте Розалинд, – сказала Лиза, бросая салфетку на стол, – что, если с ее отцом что-то не так, пусть поищет причины в себе. Возможно, если бы она знала, как Дэвид расстраивается и переживает из-за нее, то попыталась бы взять себя в руки и, черт возьми, хоть немного повзрослеть.
Швырнув на стол две банкноты по двадцать фунтов за ланч, который не собиралась есть, Лиза вышла из ресторана.
Заранее приготовив карточку Тони, Лиза захлопнула за собой парадную дверь и схватила трубку телефона.
– Антикварный салон «Соммервиль», – ответил вялый женский голос.
Поскольку Лизе не приходило в голову, что может ответить кто-то другой, кроме Тони, последовала короткая пауза, после чего она спросила:
– Могу я поговорить с Тони?
– Я посмотрю, на месте ли он. Могу я узнать ваше имя?
Лиза представила на другом конце знойную красотку с волосами длиннее ног и глазами больше мозга, и ей захотелось влепить девице пощечину просто за то, что та находится в офисе Тони, не говоря уже о том, что пытается преградить ей путь.
– Лиза Мартин, – холодно ответила она. – Уверена, он захочет со мной поговорить.
Иначе она приедет в магазин и собственными руками разнесет в щепки каждую поддельную древность.
– Разумеется. Могу ли я передать, по какому поводу вы звоните?
Лиза собиралась ответить язвительным «нет», но передумала и сказала:
– Я звоню из венерологической клиники Глостершира, чтобы сообщить результаты его недавнего теста.
Трюк был старый, но обычно срабатывал, и на этот раз у Лизы тоже не было причин сомневаться в успехе, потому что в трубке повисло многозначительное молчание. Потом на линии раздался щелчок, и смеющийся голос Тони произнес:
– Она уборщица.
– Мне плевать, кто она, – сообщила Лиза, – я хочу знать, разговаривал ли ты с кем-нибудь об инциденте с отмыванием денег.
– Что? – отозвался Тони с изумлением, которое казалось вполне искренним. – Зачем бы я стал это делать? Он уже три года как исчерпан, и позволь напомнить тебе, что...
– Все было честно и законно. Да, это твоя версия, а на самом деле? По всей видимости, инцидент попал-таки в протоколы, предположительно в Маниле, и одному из политических соперников Дэвида удалось его раскопать.
– Ага, вот оно что. Плохо, только ты в этом личного участия не принимала, и обвинений против тебя не выдвигали, так что, насколько я могу судить, тебе не о чем волноваться.
– Но ты ведь знаешь, как остро сейчас реагируют в обществе на такие слухи, и я подумала... В общем, я хочу убедиться, что тебе с этой стороны тоже ничего не грозит, потому что, если мое имя свяжут с чем-то криминальным или непристойным...
– Не свяжут, по крайней мере из-за меня, ибо, вопреки расхожему мнению, мое досье в полицейской картотеке такое чистое, что аж скрипит.
– Нашел кому сказки рассказывать.
– Ладно, ладно, есть парочка грязных отпечатков – там, где за него брались не те люди. Но, могу тебя уверить, все мои вылазки по ту сторону закона были случайными или же я просто оказывался в неудачном месте в неудачное время. Так что, милая, меня можешь не бояться, если только не считаешь мою нетленную любовь угрозой своему грядущему замужнему счастью.
– Не считаю, – твердо заявила Лиза. – Значит, ты уверен, что никто не расспрашивал тебя обо мне?
– Уверен, я бы запомнил, если бы кто-то пытался. Однако должен признать, что ожидал чего-то такого, хотя предполагал, что охотничий нюх продемонстрируют таблоиды, а не какой-то злобный высокопоставленный дуралей.
– И как ты ответишь, если кто-то все-таки начнет обо мне спрашивать?
– Без комментариев, конечно.
– Почему я тебе не верю?
Тони рассмеялся.
– Хочешь, чтобы я сказал им, что перевернул для тебя всю жизнь, а меня бросили ради...
– Не смей оскорблять Дэвида.
– И не собирался. Ну разве что чуть-чуть. Но суть в другом. Ты же знаешь, что я никогда намеренно не скажу и не сделаю ничего тебе во вред, хотя мое сердце разбито тем, что ты променяла меня на более старую модель.
– Не смешно.
– Раньше ты так обо мне не думала.
– Раньше я много чего о тебе думала, но теперь это пройденный этап.
– Так почему ты никак не можешь выбросить меня из головы? Ты часто обо мне думаешь, верно? Я знаю, потому что все время думаю о тебе, и это сводит меня с ума. Вернись ко мне, Лиза. Мы созданы друг для друга, ты сама знаешь.
– Я знаю, что чуть больше чем через три недели выхожу замуж за Дэвида, и, что бы ни говорили ты и его дочь, я не передумаю.
– Ага, значит, его дочка не принимает тебя с распростертыми объятиями?
– Что-то вроде того, но я уверена, что со временем примет.
– Ну да, – с сомнением проговорил Тони. – Но если что-то пойдет не так, как ты надеешься, то ты знаешь, где меня найти. А когда будешь звонить в следующий раз, пожалуйста, не запугивай уборщицу. Если бы она смахивала пыль с чего-то ценного, когда ты изображала доктора, я бы мог не отделаться одной попранной гордостью.
Лиза заставила себя не засмеяться.
– Следующего раза не будет, – уверила она его, – но спасибо, что успокоил меня насчет твоей роли в том, что происходит, – и, дав отбой, быстро набрала Полли.
– Когда ты приходила ко мне на днях, – сказала она, – ты говорила, что должна мне что-то рассказать.
– Ах да, точно, – отозвалась Полли. – За день до того, как мы виделись, мне кто-то позвонил и стал расспрашивать про времена, когда мы работали переводчицами, и правда ли, что это было прикрытие для какой-то международной службы сопровождения.
У Лизы кровь застыла в жилах.
– Он объяснил, кто он такой? – спросила она.
– Нет, навешал лапши про какие-то обвинения, которые он расследует, будто бы он детектив или что-то вроде того. Но я решила, что он, скорее всего, обычный журналюга, и сказала, что в нашем случае он напал на ложный след, после чего попросила не звонить больше со всей этой ерундой, если он не хочет пообщаться с моим адвокатом. Вот стервец! Как думаешь, кто-то в самом деле пытается представить дело так, будто нам – или, скорее, тебе, потому что они интересуются тобой, – платили за услуги иного рода?
– Им, безусловно, хотелось бы, чтобы кто-то приписал нам такие заслуги, – ответила Лиза. – Министр иностранных дел намерен вернуть Дэвида в строй при следующей перетасовке, отсюда и ноги растут. Парень, который, скорее всего, лишится работы, явно решил цепляться за пост до последнего и не брезгует грязными приемами.
– Прелестно. А что по этому поводу думает Дэвид?
– Я еще не успела с ним поговорить. Сама только узнала.
– Ну, если кто-то копает на тебя компромат – кстати, я считаю, что это низко, – то им нужна не я, а Тони. В его шкафу больше скелетов, чем в недрах полдюжины кладбищ...
– О, не волнуйся, на него они тоже вышли, но нам придется это обсудить в другой раз. Мне нужно еще кое-кому позвонить, а потом отправляться на очередную примерку.
Несколько минут спустя Лиза пересказывала разговор с Майлзом Эми, закончив своей финальной фразой о том, что Розалинд нужно взять себя в руки и повзрослеть.
– Молодец, – объявила Эми. – Будем надеться, что он передаст послание. Она так любит манипулировать... По крайней мере, пытается это делать. Дэвиду расскажешь?
– Не знаю. Вероятно, нет, если меня не вынудят. Он всю неделю кажется каким-то унылым, рассеянным. Это началось как раз в тот день, когда он не явился на шоу. И сейчас меня больше интересует, где он был на самом деле.
Солнечные лучи на глади озера сверкали, как бриллианты, плавающие в чернилах. Деревья на берегу – липы, буки, конские каштаны и клены – раскачивались и как будто шептались, когда по ним пробегал легкий ветерок. А небо над головой простиралось как лазурный фон для редких белых облачков, которые иногда лениво проплывали мимо. Дэвид сидел среди цветов клевера и маргариток на лугу, спускавшемся к самому краю воды, и следил за стрекозой, которая на бреющем полете кружила среди рассеянных соцветий журницы. Вокруг чирикали и свистели птицы, точно скрытый от глаз певчий хор, в беспорядке рассыпавшийся по зеленым веткам летних домов. Лоуренс мог сказать названия большинства из них, как латинские, так и более простые, английские. Он часами просиживал в птичниках, разбросанных по всему озеру, поджидая добычу и наблюдая за ней. Однако сегодня ему было интереснее бросать палки Люси, которую Дэвид забрал у Эми на обратном пути из Радстока.
Наблюдать за крепнущей дружбой собаки и маленького мальчика было не только трогательно, но и забавно, поскольку предугадать, кто из них первым устанет из раза в раз бросать и ловить палку, было довольно трудно. Люси и мечтать не могла о таком неутомимом товарище, а Лоуренс никогда не сталкивался с кем-то, способным держаться с ним на одном уровне целенаправленной сосредоточенности. Почему им никогда раньше не приходило в голову купить Лоуренсу собаку, удивляло Дэвида. Он часами наблюдал за игрой Люси с мальчиком и поражался, как она знает, что Лоуренсу не понравится, если она ткнется мокрым носом ему в руку или потрется о его ноги широким, лохматым боком. Какой инстинкт подсказывает собаке, что этот маленький человек отличается от всех остальных, кого она знает? И что заставило ее решить, что он ничуть не меньше заслуживает ее любви и преданности?
Дэвид улыбнулся, когда Лоуренс опять запустил палку в воздух и та, как неловкая птица, беззвучно плюхнулась в траву в двенадцати или пятнадцати футах от него, где Люси, которая двигалась еще быстрее, уже ждала, чтобы схватить ее и принести обратно, виляя хвостом. Глаза у собаки горели, она просила продолжения игры. Туда и обратно, туда и обратно. Ритуал, конец которому положит, наверное, только обоюдное изнеможение или Дэвид, когда решит, что пора забирать их домой. Торопиться, однако, было некуда. Розалинд уехала в город, в офис компании, а Эми ждала их с Люси не раньше семи.
– Останешься сегодня ночевать у Эми? – спросила Лиза полчаса назад, когда они разговаривали по телефону.
– Нет, – ответил он, – я уже пообещал Розалинд, что побуду у нее, но завтра приеду к вам с Эми.
– Хорошо. То есть я пойму, если ты захочешь провести с Розалинд больше времени, но думаю... Понимаешь, нам надо поговорить и...
– ... мы все наверстаем на выходных, – заверил он Лизу, призывая на помощь теплоту и искренность в надежде спрятать за ними сдавившую сердце тревогу. Он не хотел, чтобы Лиза усомнилась в его чувствах даже на миг или подумала, что его желание быть рядом угасает – ведь оно только росло с каждым днем. Она не виновата в том, что с ним происходит, и ему меньше всего хотелось обременять ее мукой тревожного ожидания. Скоро, возможно в течение минуты, максимум десяти – но не больше, не надо больше – его телефон зазвонит и он получит ответы или хотя бы какое-то понимание того, что с ним творится, а точнее, что на него нашло, после того как он вышел из поезда в прошлый четверг.
«Помрачение ума». Так он временно окрестил потерянные часы, когда без движения сидел на парковке вокзала за рулем своего автомобиля, найти который смог только после того, как давил кнопку пульта у каждой машины, пока на одном серебристом «мерседесе» не щелкнули замки и не вспыхнули огни аварийной сигнализации. Даже тогда он еще сомневался, садиться или нет, но, заметив подозрительные взгляды, которые уже начали бросать в его сторону, открыл дверь и скользнул на водительское место. Потом он так и сидел, с портфелем на коленях, сжимая в руке ключи. Время текло, убегало вперед, исчезало вдали, а он как будто оставался на месте.
Дэвид пытался решить, что ему делать, много думал о Катрине и Розалинд. Ему захотелось позвонить им, но батарейка в телефоне села. Он знал, что ее можно зарядить, но почему-то не делал этого. Он знал, что нужно ехать, но было такое ощущение, что прошли долгие годы с тех пор, как он последний раз водил машину. Поэтому он оставался сидеть, боясь, что если сейчас тронется с места, то попадет в аварию или заблудится. Долгое время он даже не мог вспомнить, куда ему нужно ехать.
Он вроде бы слышал приглушенные голоса, зовущие его откуда-то, но они были либо слишком прерывистыми, либо слишком далекими, чтобы он их понял. Кому они принадлежали? Его подсознанию, инстинктам или чему-то извне? В какой-то момент он подскочил, подумав, что ему стучат в окно, но, выглянув наружу, никого не увидел. У него было такое чувство, будто он висит в пустоте: не падает и не боится, просто знает, что выхода нет.
Долго ли он был не в состоянии взять себя в руки? Придя наконец в чувство, он осознал, что достаточно долго, чтобы на какое-то время провалиться в сон или даже потерять сознание. Посмотрев на часы и проверив ежедневник, он понял, что сильно подвел людей и что Лиза, Розалинд и Майлз сейчас наверняка лихорадочно пытаются до него дозвониться. В тот момент он не мог с ними говорить – нужно было определиться, что он им скажет, придумать историю, которая бы их не насторожила, и не потому, что ему хотелось врать, а просто потому, что он понятия не имел, как объяснить правду.
Карен Кнойл, терапевт Дэвида и старый друг семьи, пожурила его за упадочнические настроения, когда в прошлую пятницу он попросил срочно его принять. Она даже умудрилась развеять его шутками и подтруниванием за то время, которое Дэвид провел у нее. Но ее радужный прогноз, что на поверку все его проблемы окажутся пустяками, которые быстро решатся, если он немного оградит себя от стрессов и расслабится во время медового месяца, не помешал тучам сгуститься в последующие дни. Дэвиду все труднее было сосредоточиться, потому что он волновался о близких людях и о том, как они будут обходиться без него, если оправдаются его худшие страхи: у него в мозгу растет опухоль или он каким-то образом подхватил вирус, способный сделать его инвалидом.
Теперь, сидя в одном из своих любимых мест, греясь на солнышке и наблюдая, как Лоуренс играет с Люси, Дэвид волновался о том, как горько будет Лизе, если придется отменить свадьбу. Если выяснится, что он в самом деле настолько болен, насколько этого боится, нельзя позволять, чтобы она губила свою жизнь. Это было бы несправедливо, она заслуживает гораздо большего. Неужели судьба окажется настолько жестокой, чтобы, сведя их наконец вместе, так безжалостно разлучить?
Нервное напряжение разрядилось, казалось, прямо в сердце, когда айфон завибрировал от входящего звонка. Чувствуя, что мир вокруг ускользает в другое измерение угасающего звука и меркнущего цвета, Дэвид попытался взять себя в руки, вынимая мобильный из кармана и глядя на экран.
Звонила Карен, и, пока мужество не оставило его, он быстро принял вызов. Если она попросит прийти на прием, он сразу поймет, что новости плохие.
– Прости, я немного позднее, чем обещала, – сказала она, – совсем забегалась сегодня, а рабочий день все не кончается. Но тебе о моих проблемах слушать ни к чему, и, надеюсь, ты настроен только на такие слова: хорошие новости, мой друг. Все чисто. Твой организм работает как часы, и никаких незваных гостей или таинственных инфекций, над которыми любят поломать головы умники от медицины, в нем не обнаружили. Кровяное давление слегка повышено, но я отношу это на счет того самого стресса, вызвавшего помрачение, которое ничем, кроме стресса, не объяснишь. Порочный круг, одним словом.
– Значит, это всего лишь стресс? – проговорил Дэвид, не осмеливаясь ей верить. – Ничего больше?
– Не люблю повторять заезженное «я же тебе говорила», но я же тебе говорила. Стресс перерастает в настоящего монстра, когда ему есть куда впиться клыками. И давай смотреть правде в глаза: тебе за последние несколько лет крепко досталось. Ухаживать за Катриной было нелегко, я понимаю, и ее кончина стала для тебя страшным ударом. Если в двух словах, дружище, то внутри тебя идет грандиозная битва эмоций, начиная от горя и заканчивая предсвадебным ликованием, а тут еще фривольные наскоки профессионального давления, проблемы избирательного округа, особенности психики внука, переезд и стремление постоянно угождать всем, кто вокруг тебя... Вот это да! Я всего лишь перечислила, а мне уже хочется взять тайм-аут.
Рассмеявшись непринужденнее, чем ему удавалось в последние несколько дней, Дэвид сказал:
– Не уверен, утешил или испугал меня взгляд на собственную жизнь твоими глазами, но, если ты говоришь, что я не разваливаюсь на части и не спускаю лодку на воды Стикса, могу заскочить и увлечь тебя на руках в лучи заката.
Добродушно усмехнувшись, она сказала:
– Увы, я тяжелее, чем может выдержать твой пятидесятитрехлетний позвоночник – извини, но это правда для нас обоих, – а тебя терпеливо ждет прекрасная леди, готовая стать твоей женой.
– Да, ждет, – тихо проговорил Дэвид.
– Ты правильно сделал, что пришел, – продолжала Карен. – Хотя бы потому, что дал мне возможность сказать: перестань изводить себя чувством вины. Я думаю, в этом корень всех твоих проблем. Если бы такое случалось часто или в течение длительного периода времени, я бы больше волновалась, но из того, что ты мне рассказал, можно сделать вывод, что это не тот случай, поэтому тебе надо всего лишь прислушаться к моему совету и начать проще ко всему относиться.
Еще раз поблагодарив Карен и пообещав не пропадать, Дэвид отключился и с изумлением обнаружил, что в небе опять засветило солнце, веселое и яркое, точно кто-то смахнул с него пыль, а птицы, будто единый мелодичный оркестр, радостно грянули, приветствуя его. Бабочки порхали вокруг, словно конфетти, и Дэвиду захотелось смеяться.
