Текст книги "Песня любви"

Автор книги: Сьюзен Хаувотч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

30

—Томас! – воскликнула Джорджина, подняв уголок лежащего у нее на глазах промокшего платка и обнаружив, что к ее постели подходит не служанка, а ее брат. – С каких это пор ты входишь ко мне в комнату без стука?

–С тех пор, как я стал сомневаться, что меня здесь ждут. Что это у тебя с глазами?

Отшвырнув платок на столик возле кровати, она спустила ноги на пол, чтобы сесть.

–Ничего особенного, – едва слышно пробормотала она.

–Тогда с тобой что? Ты до сих пор в постели. А знаешь, который час?

Это заставило ее бросить на него свирепый взгляд.

–Я уже вставала. Это что, похоже на мою ночную рубашку? – спросила она, указывая на ярко-желтый домашний халатик.

–Стало быть, ты так обленилась во время своих последних путешествий, когда палец о палец не ударяла?

Она аж рот раскрыла, затем раздраженно поджала губы.

–Так что все-таки тебе надо?

–Узнать, когда ты снова начнешь со мной разговаривать.

Говоря это, он улыбнулся, присел в ногах постели и прислонился к спинке, повернувшись к ней лицом. Она не обманывалась. Ему нужно было что-то еще. Однако всякий раз, когда Том начинал подходить к делу издалека, дело это неизменно оказывалось щекотливым или неприятным, а ей сейчас очень не хотелось обсуждать ничего такого.

Что касается того, начнет ли вновь с ним разговаривать, то она уже решила объявить ему, что он прощен и не несет никакой вины, при этом сделать это прежде, чем станет известно о ее состоянии – таким образом, он не будет ощущать, что частично ответственность лежит и на нем. Но он и вправду в этом не повинен. Если бы она действительно хотела, то могла бы удержать Джеймса Мэлори от близости с нею, однако она не захотела. Совесть ее может быть тому свидетельницей.

Пока он здесь, можно уладить недоразумение.

–Прости меня, Томас, если я ввела тебя в заблуждение, и ты решил, что я на тебя сержусь. Нет же, тебе это известно.

–Но не у меня одного сложилось такое впечатление. Дрю меня убеждает...

–Дрю чересчур мне покровительствует, – настойчиво продолжила она, причем в тоне ее сквозили нотки отчаяния. – Честно говоря, на него не похоже, чтобы так вникать в наши дела. Просто диву даюсь, отчего это он...

–Тебе не понятно? – мягко прервал он ее. – Но и на тебя не похоже, чтобы ты так строптиво себя вела, однако это было. Он реагирует на то, как реагируешь ты. И Уоррен, кстати, тоже. Он намеренно провоцирует...

–Он всегда провоцирует.

Томас усмехнулся.

–Да, он такой, однако обычно действует потоньше. Давай иначе на это взглянем. Он теперь активно ищет ссоры, и мне думается, ему неважно, с кем она возникнет.

–Зачем же?

–Один из способов стряхнуть эмоции, которые он уже не в силах сдерживать.

Она брезгливо поморщилась.

–Хотелось бы, чтобы он нашел другой способ разрядиться. Лучше бы ему вновь влюбиться. Это бы направило его страсти в ином направлении. Тогда, возможно, он бы перестал...

–Я верно тебя расслышал, Джорджина Эндерсон?

Она вспыхнула, уловив в его тоне порицание: на миг она забыла, что беседует с братом.

–Ради Бога, Томас, – попыталась оправдаться она, – ты что думаешь, я вообще ничего о жизни не знаю?

–Думаю, что знаешь не более, чем следует, что означает знать весьма немного об этой стороне жизни.

Она с трудом подавила готовый вырваться стон.

–Должно быть, ты шутишь. После всех разговоров, которые мне доводилось в этом доме услышать? Вне всяких сомнений, слушать их мне не следовало, но когда тема та-а-а-к захватывающе интересна... – Она усмехнулась, когда он прислонил голову к спинке кровати и закрыл глаза. – Я понятно выразилась, Томас?

Открылся один глаз.

–Ты изменилась, Джорджи. Кому-то кажется, что ты ведешь себя по-хозяйски, я бы сказал, что это...

–Уверенность в себе, и не пора ли мне было ее обнаружить? Как ты считаешь?

–Скорее смахивает на своеволие.

–Но его мне немного не помешает, – усмехнулась она.

–И откровенно нахальная.

–Мне не так давно об этом говорили.

–Ну?

–Что, «ну»?

–Чем же объяснить, что, приехав домой, нахожу совершенно новую сестру?

Она пожала плечами.

–Думаю, просто пришла к выводу, что могу сама принимать решения, касающиеся своей собственной жизни, и брать на себя тяжесть их последствий.

–Такие решения, как поездка в Англию? – осторожно поинтересовался он.

–К примеру.

–Были и другие?

–Я не выйду замуж, Томас. – Она так мягко это произнесла, что он решил, что речь идет о Малколме.

–Мы это знаем, родная, но...

–Никогда.

Внезапный фейерверк в комнате не смог бы поразить его больше, нежели одно это слово, особенно когда он инстинктивно ощутил, что она отнюдь не впадает в мелодраматичность, говорит всерьез.

–Не слишком ли это... круто?

–Нет, – одним словом ограничилась она.

–Понятно... Нет, ничего, в сущности, не понятно. В общем, похоже, я способен анализировать не лучше Дрю. К слову сказать, он очень подавлен.

Она встала, по его тону понимая, что разговор сейчас коснется темы, которой ей пока лучше избегать.

–Томас...

–Он слышал, как ты плакала этой ночью.

–Томас, я не...

–Он утверждает, что сердце твое разбито. Это так, Джорджи?

Вопрос был наполнен таким сочувствием, что она почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы. Быстро повернувшись к нему спиной, постаралась взять себя в руки. Конечно же, Томас терпеливо ждал.

Тихим голосом несчастной девушки она, в конце концов, произнесла:

–Похоже на то.

Несколько часов назад Томасу не пришло бы в голову задать следующий вопрос, но он уже не в состоянии был сам искать объяснения происходящему.

–Из-за Малколма?

Она обернулась в удивлении. Надеялась, что больше ей не придется ничего объяснять. Однако Томас был весьма проницателен, да и настойчив тоже. Ей подумалось: к чему она пытается сбить его с толку? Какое это теперь могло иметь значение? Конечно, ей не хотелось заговаривать о Джеймсе. Иначе опять бы разрыдалась, а больше лить слезы она не желала. Что за черт, она-то надеялась, что ночью уже выплакалась всласть.

Со вздохом она опустилась на кровать.

–Хотелось бы чувствовать сейчас то, что я испытала, обнаружив измену Малколма. Это было так легко... пережить. Я просто рассвирепела.

–Стало быть, меланхолия твоя от чего-то иного?

–Меланхолия? – Она издала короткий смешок. – Как мало это, в сущности, говорит. – А затем сама задала вопрос: – Отчего ты еще не женился, Томас?

– Джорджи...

– Прояви терпение, братец. Так отчего же?

– Еще не нашел то, что ищу.

– Но искать продолжаешь?

– Да.

–А Клинтон – нет, и посмотри, сколько уже лет прошло, как умерла его жена. Он просто заявляет, что не желает вновь все это переживать. Уоррен никого не ищет, но, конечно же, не может избавиться от горечи и рано или поздно на что-то решится, особенно учитывая его любовь к детям. И Бойд не ищет. Утверждает, что слишком молод для семейной жизни. Наконец Дрю заявляет, что не готов пока отказаться от прелести самого процесса поисков...

–Он что, говорил тебе об этом? – Том едва сдерживался, чтобы не повысить голос.

–Нет. – Она усмехнулась. – Просто среди прочего как-то случайно услышала.

Он одарил ее в высшей мере раздраженным взглядом.

–Что у тебя на уме? Ты что, решила вообще ни на кого больше не смотреть?

–Нет, просто повстречала кое-кого, кто иначе смотрит на брак. И я с полным основанием могу утверждать: он предпочтет пекло женитьбе.

–Боже мой! – едва не задохнулся Томас по мере того, как из отдельных частей стала выстраиваться вся головоломка. – Неудивительно, что никто ничего не мог понять. Кто же он?

–Англичанин.

Вся сжавшись, она ожидала взрыва. Но все же это был Томас. Он просто спросил:

–Как его имя?

Однако Джорджина и так сказала больше, чем собиралась.

– Имя не имеет значения. Ты не встретишься с ним, да и я больше его не увижу.

–Ему известно, что ты чувствуешь по отношению к нему?

–Нет... Возможно. О, не знаю.

–Что он испытывает по отношению к тебе?

–Я ему весьма нравилась.

–Но не настолько, чтобы на тебе жениться?

–Я же сказала тебе, Томас, он полагает, что брак – это для дураков. Примерно в этих словах он и выражается, без сомнения – чтобы у меня никаких надежд не порождать.

–Мне жаль, родная, искренне жаль. Но знаешь, это все же не причина, чтобы напрочь отвергать идею замужества. Будут другие мужчины, возможно, не здесь, ведь Клинтон намерен взять тебя с собой, когда отправится в Нью-Хейвен навестить двух наших племянниц. И если тебе там никто не глянется, Уоррен планирует свозить тебя в Нью-Йорк.

Она принужденно улыбнулась. Ее братья, все как один, желали ей добра. И она будет рада снова повидать племянниц. Ей хотелось самой воспитывать их, когда умерла жена Клинтона, но тогда ей было лишь двенадцать лет, и ее саму в известной мере воспитывали домашние слуги и тот из братьев, кто оказывался дома. Вот так и было решено, что жить они станут в доме бабушки и дедушки в Нью-Хейвене, поскольку сам Клинтон достаточно редко бывал дома. К счастью, Нью-Хейвен находился не столь уж далеко.

В любом случае, если она собирается их навестить, откладывать это не следует. Вскоре все станет заметно, и ее ожидает кромешный ад. Быть может, большинство братьев к тому времени уйдут в море. Остается уповать только на это.

Теперь же она готова согласиться с чем угодно, лишь бы закончить этот разговор, прежде чем Томас не стал затрагивать совсем уж деликатные моменты.

–Я подумаю о поездке, Томас... если ты сделаешь мне одолжение. Не говори другим о... ну, о том, что я тебе рассказала. Они не поймут, как это я смогла влюбиться в англичанина. Знаешь, поначалу я его просто выносить не могла – его спесь, его... Сам знаешь, какими могут быть эти чертовы лорды...

–Так он еще и лорд? – Томас закатил глаза. – Нет, я не вижу никаких веских причин делиться этим с моими драгоценными братцами. От них можно ожидать, что они развяжут новую войну.

31

—Разрази меня гром, Джорджи! Ты что, не соображаешь, что ты с мужчиной делаешь?

Резкий тон Дрю заставил Джорджину несколько раз моргнуть, и только после этого до нее дошло, что он говорил.

–Что же я делаю? – невинно спросила она, уже кое-что понимая, особенно видя, как он сжимает вазу, которую держал в руках и едва не выронил при взгляде на Джорджину.

–Входишь в комнату вот так одетая, – довольно раздраженно объяснил он, не отрывая взгляда от глубокого выреза ее вечернего платья.

Она снова заморгала.

–Ради всего святого, Дрю, как я должна быть одетой на приеме? Мне следовало надеть одно из моих старых платьев, в которых я работу по дому делала? Или то, для работы в саду, все в пятнах от травы?

–Сама знаешь, что я имею в виду. – Он продолжал сердито на нее смотреть. – То, что на тебе, чересчур... слишком....

–С платьем все в порядке. Моя портниха миссис Маллинз заверила меня, что выполнено оно со вкусом.

–Значит, у миссис Маллинз вообще его нет.

–Нет чего?

–Вкуса. – Поскольку на это Джорджина реагировала тем, что беззвучно раскрыла рот и сощурила шоколадные глаза, Дрю почел за благо пойти на попятный: – Ну ладно, Джорджина, речь не столько о платье, сколько о том, что им не прикрыто. Надеюсь, ты меня понимаешь.

–Я тебя поняла сразу же, Дрю Эндерсон, – с возмущением проговорила она. – Должна ли я одеваться в немодные платья, лишь потому что мой брат возражает против покроя моего лифа? Бьюсь об заклад, тебя никогда не заботило, в какие платья одеты другие женщины? Не так ли?

Поскольку это действительно его не волновало, он предусмотрительно решил пропустить замечание мимо ушей. Однако, черт возьми, она вывела его из равновесия. Он знал, что она расцвела, превратилась в маленькую красавицу, однако сейчас об этом всех оповещали с грот-мачты.

Джорджина пожалела его, увидев степень его смущения. В конце концов, в последние наезды Дрю домой у нее не находилось причин одевать выходное платье, так что уже несколько лет он видел на ней лишь скромные домашние платья, а совсем недавно – мальчишечью одежду. Нынешнее платье она сшила к минувшему Рождеству, к ежегодному балу у Уиллардов, хотя ударившие морозы помешали ей его тогда надеть. Однако в моде оставался греческий стиль, равно как и очень тонкая материя – в ее случае прозрачный розовый батист поверх белого шелка. А рубиновое ожерелье ее матери заполняло оголенный участок пониже шеи, вызывавший у Дрю резкое неодобрение.

И тем не менее его возражения были чересчур уж смехотворными. Опасности, что она обнажает себя, не было никакой. Обшитая ленточкой окаймлявшая вырез оборка располагалась на полтора дюйма выше ее сосков, в гораздо большей степени скрывая ее грудь, чем платья, которые ей доводилось видеть на других женщинах. Ложбинка была немного видна. Как и было задумано.

–Все будет в порядке, Дрю. – Она уже улыбалась. – Обещаю на пол ничего не ронять. А если все же уроню, дождусь, чтобы кто-нибудь мне это поднял.

Он воспринял это с мужеством.

–Проследи за этим. – Но не удержался, чтобы не добавить: – Тебе повезет, если Уоррен тебе мешок на голову не натянет.

Она закатила глаза. Только этого не хватало для полноты счастья: братья в разных углах комнаты одергивают любого приблизившегося к ней, либо вообще кольцом окружают ее, чтобы ни один мужчина не смог подойти.

–А что ты с ней делал? – указав на вазу, она попыталась этим вопросом сменить тему.

–Просто хотелось получше рассмотреть, что за цену мы платим за нашу торговлю с Китаем.

Джорджина услышала эту историю вечером того дня, когда вернулась. Ваза была не просто древней, но являлась бесценным произведением искусства, изготовлена во времена династии Тан, примерно девятьсот лет назад. И выиграл ее Уоррен в азартную игру. Если этого недостаточно, то надо добавить, что против нее он поставил собственный корабль! Если бы она не услышала также, что Уоррен в этот момент был здорово пьян, то не поверила бы всему этому, так как самое главное, что у него есть в жизни, – судно «Нереус».

Однако Клинтон все подтвердил. Он оказался в тот момент там и даже пытался отговорить Уоррена участвовать в игре, однако не преуспел в этом, да и не мог бы преуспеть. По-видимому, он сам был готов рискнуть одним из кораблей «Скайларк» – так ему тоже хотелось заполучить эту вазу. Разумеется, корабль был ничто в сравнении с бесценной вазой.

Ни один, ни другой не понимали в тот момент, что китайский военачальник, поставивший на кон вазу против корабля Уоррена, и не собирался ее отдавать в случае проигрыша. А он все же проиграл. Когда братья направились к кораблям, на них напали его люди, и только пришедшие им на выручку члены команды спасли их, иначе бы им не вернуться живыми в ту ночь. Да и из самого Кантона им едва удалось увести свои суда, на которые уже наводили орудия. Вынужденная поспешность, с которой они покинули Китай, и стала причиной их более раннего, чем ожидалось, возвращения домой.

Глядя, как Дрю осторожно устанавливал вазу в один из ящиков стола Клинтона, она заметила:

–Удивительно, как это Клинтону удалось ее оттуда вывезти. Теперь, должно быть, немало времени должно пройти, прежде чем какой-нибудь корабль «Скайларк» отважится снова войти в китайские воды.

–Ну, не знаю. Торговля с Китаем была столь выгодна, что, как я понимаю, ему уже стали надоедать эти долгие плавания. Уоррен, насколько я знаю, от них устал. На обратном пути они в поисках новых рынков заходили в несколько европейских портов.

Об этом она прежде не слышала.

–А что, и Англия прощена и считается одним из этих рынков?

Взглянув на нее, он усмехнулся.

–Ты шутишь, должно быть. Во сколько обошлась нам их никак не спровоцированная блокада, предшествовавшая войне? Не говоря уже о том, сколько раз их чертовы военные корабли задерживали наши в поисках их так называемых дезертиров. Скорее огонь в пекле погаснет, чем Клинтон возобновит дела с англичанами, даже если бы мы смертельно нуждались в торговле с ними, а такого и в помине нет.

Ее как бы всю внутренне передернуло. Если прежде она лелеяла тайную надежду, что когда-нибудь сможет побывать в Англии и вновь увидеть Джеймса, то теперь придется ее похоронить. Не будь его поездка на Ямайку последней, она могла бы без труда туда отправиться. Но он ведь поделился с ней, что ему там требовалось избавиться от принадлежащей ему собственности и что он навсегда возвращается в Англию.

–Не думала, что дела обстоят таким образом, – совсем тихо проговорила она.

–Что это ты так нахмурилась, Джорджи? Неужели ты простила Англию, после того как эти ублюдки похитили у тебя Малколма и причинили тебе столько страданий?

Она едва не рассмеялась. Нет, Англию – нет, но одному англичанину она простила бы что угодно, только бы он... что? Немного любил бы ее, вместо того чтобы лишь вожделеть? Да это все равно, что требовать, чтобы тебе луна с неба свалилась.

Однако Дрю дожидался ответа, и она сказала ему то, что он, скорее всего, и хотел услышать.

–Разумеется, нет, – отрезала она и повернулась, чтобы уйти, однако увидела, что в комнату входит Уоррен. Тот буквально вперился в ее декольте и тут же потемнел как туча. Она огрызнулась: – Ни слова, Уоррен, иначе я его изорву в клочья и спущусь к гостям в голом виде, вот увидишь!

–Не стоит, – предупредил Дрю Уоррена, когда тот двинулся за ней к двери.

–Ты видел грудь у этой девушки? – В голосе Уоррена гнев смешивался с восхищением.

–Не мог не заметить, – сухо улыбнулся Дрю. – Я сам обратил ее внимание на это, и в ответ она меня чуть с грязью не смешала. Девчушка выросла, Уоррен, а мы-то и не заметили.

–Ей еще предстоит превратиться в нечто более...

–Нет, не превратится она, а если ты нажимать станешь, так она сделает, что обещала.

– Не будь ослом, Дрю. Не станет она...

–Уверен? – снова перебил его Дрю. – Наша малышка Джорджи изменилась, и я имею в виду не одно то, что сделалась ослепительной красавицей. Это ведь происходит постепенно. Что-то произошедшее внезапно и делает ее совершенно другой женщиной.

– В чем же это выражается?

–В ее своеволии. В том нраве, который у нее прорывается. И не спрашивай меня, где она могла этому научиться, но она приобрела чувство юмора, и ее замечания порой весьма остроумны. И важная такая. Черта с два ее теперь поддразнишь, так обрежет – увернуться не успеешь.

–Все это никакого отношения не имеет к тому, что на ней это треклятое платье.

–Так кто же из нас осел? – фыркнул Дрю и воспроизвел аргументы Джорджины: – Ты бы не стал возражать, если бы увидел его на какой-нибудь другой женщине, а? В конце концов, эти низкие вырезы – сегодня самый шик. – И с усмешкой добавил: – И слава Богу.

Спустя некоторое время, когда в числе других Уоррен встречал гостей, он время от времени сердито смотрел на Дрю, а тем мужчинам, кто задерживал взгляд на Джорджине, давал понять, что готов на них наброситься чуть ли не с кулаками. Конечно же, никто другой не думал ничего дурного о ее красивом платье. По сути, оно было даже более скромным, чем наряды некоторых их соседок.

Как это и бывает в припортовых городах, собралось гораздо больше женщин, чем мужчин. Однако в целом для приема, устроенного столь неожиданно, экспромтом, народу собралось много. Больше всего людей было в гостиной, однако по мере того, как приходили все новые гости, в каждой из комнат второго этажа образовалась небольшая толпа.

Джорджина была весела, хотя в нескольких футах от нее постоянно находился Уоррен. По крайней мере, он перестал крыситься. Увидев ее в начале вечера, Бойд тоже стал сразу же ходить за ней следом и оказывался подле нее всякий раз, как к ней приближался какой-нибудь мужчина, вне зависимости от его возраста и даже если он был с дамой. Дрю держался неподалеку, чтобы поразвлечься, наблюдая, как те двое старались играть роль взрослых братьев-опекунов.

–Клинтон нам рассказал, что вскоре ты отплываешь в Нью-Хейвен.

–Похоже на то, – ответила Джорджина на вопрос дородной дамы, подошедшей к их небольшой группе.

Госпожа Уиггинз вышла замуж за фермера, однако сама была из городских и так никогда и не привыкла к сельской жизни. Раскрыв богато украшенный веер, она стала им обмахиваться. В комнате, заполнившейся людьми, действительно было жарковато.

–Но ты только что вернулась из Англии, – сообщила эта дама Джорджине, как если бы та могла об этом забыть. – Кстати, как ты ее нашла?

–Там ужасно, – ответила она вполне искренне. – Скопище народу. Полным полно воров и попрошаек. – Она не стала рассказывать о прекрасных сельских пейзажах и прелестных маленьких городках, как ни странно, напоминавших ей Бриджпорт.

–Слышишь, Амос? – обратилась миссис Уиггинз к своему супругу. – Мы так себе это и представляли. Заповедник зла и порока.

Столь далеко в своих описаниях Джорджина заходить бы не стала. По сути дела у Лондона были две грани: богатство и бедность – вот об этом она бы еще могла сказать. Воров среди богатеев могло и не быть, однако она столкнулась с одним из их лордов, и он оказался столь испорчен – как, наверное, и другие.

–Счастье еще, что ты там не слишком задержалась, – продолжала миссис Уиггинз.

–Да, – согласилась Джорджина, – я сумела довольно быстро завершить все мои дела.

Было очевидно, что дама умирает от желания спросить, что же это были за дела, однако смелости ей явно не хватало. Джорджина же вовсе не собиралась добровольно пускаться в рассказы о том, как была предана, обманута, брошена. Ее угнетало, что она, полная дура, столько лет цеплялась за свою детскую фантазию. Она уже пришла к выводу, что оправданием для нее даже не могла служить любовь. То, что она испытывала к Малколму, не имело ничего общего с тем, что испытывала к Джеймсу Мэлори.

Она прокляла себя за то, что позволила даже мысленно назвать его имя: дрожь предчувствия поползла по ее позвоночнику, когда в следующий момент увидела, как миссис Уиггинз изумленно взирает на дверь позади нее. Нет, думать об этом – безумие, пустые мечты, да и только. Стоит только обернуться, и пульс снова станет спокойным. Но сделать этого она была не в силах. Оставалась мечта, и ей хотелось упиваться ею, льнуть к ней – пока та окончательно не развеялась.

–Интересно, кто же это? – прервала ее размышления миссис Уиггинз. – Матрос с корабля одного из твоих братьев, Джорджина?

Наверное. Несомненно. Вечно они нанимают новых, когда заходят в порты, а свежие лица всегда в Бриджпорте вызывали любопытство. Нет, она не станет оборачиваться.

–Но по виду, совсем не матрос, – заключила миссис Уиггинз и сообщила вслух о своем выводе.

–Явно не матрос. – Это произнес Бойд, о существовании которого Джорджина даже забыла. – Но чем-то он мне знаком. Где-то я его уже встречал, где-то видел... Не могу вспомнить, где.

Вот и конец всем мечтаниям, с отвращением подумала Джорджина. Пульс ее замедлился. Дыхание стало нормальным. И она обернулась, чтобы наконец увидеть, кто, черт возьми, так разбередил их любопытство... и почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.

Он стоял там, менее чем в десяти футах от нее. Крупный, светловолосый, элегантный и до боли прекрасный. Однако взгляд зеленых глаз, от которого она приросла к месту и утратила способность дышать, был самым холодным, самым пугающим, который ей когда-либо в жизни доводилось видеть. Ее любовь, ее англичанин и – она стремительно проникалась этой мыслью и физически ощущала от этого удушье – ее падение.