Текст книги "Песня любви"

Автор книги: Сьюзен Хаувотч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

24

– Бренди, Джордж?

Джорджина вздрогнула. Он так тихо сидел за своим столом, что она почти что забыла, что Джеймс в комнате. Почти, но не окончательно. Никоим образом его нельзя было принять за тень, некие очертания, нет, подобного человека не так-то просто не замечать.

–Нет, благодарю вас, капитан. – Она едко улыбнулась ему. – Никогда его в рот не брал.

– Слишком молод, чтобы выпивать?

Она вся напряглась. Не первый раз отпускал он реплики, подразумевающие, что она ребенок, или что мысли у нее детские, или что слишком молода, чтобы в том или ином разбираться – и все это после того, как прекрасным образом убедился, что она взрослая женщина. И ей было отлично известно, что делал он это, дабы поквитаться с ней за то, что она дала ему понять: для нее он слишком стар. Но она себе не позволяла раздражаться, во всяком случае, до сих пор. В сущности, все это время он был с ней весьма обходителен, конечно, в своей обходительности холодноват, что ясно говорило, сколь глубоко он задет ее фразой о его возрасте.

Три дня прошло с той роковой ночи ее разоблачения, и хотя он сказал, что их отношения будут те же, что и в первые дни, не просил ее помогать при купании, не щеголял перед ней своими обнаженными формами и даже под халатом вплоть до отхода ко сну носил штаны, в которых он и сейчас был. Не притрагивался к ней с того утра, когда нежно провел пальцами по ее щеке. Где-то в глубине души, где была сама с собой честна до чрезмерности, она признавала, что несколько разочарована тем, что он даже не пытался вновь заняться с ней любовью. Это не значит, что она позволила бы ему, но попытку-то по крайней мере он сделать мог.

Сегодня вечером она довольно рано завершила все свои дела. Лежа в гамаке, слегка раскачивалась и покусывала ногти, чтобы они были короткими и выглядели бы более мальчишечьими. Она уже приготовилась ко сну, сняв с себя все кроме штанов и рубашки, однако какой-либо усталости не ощущала.

А теперь искоса взглянула туда, где за столом сидел этот мужчина. Она бы не слишком возражала, если бы новый обмен колкостями разрядил атмосферу, дав ему возможность облегчить себя от обиды, камнем лежащей на сердце. С другой стороны, не была уверена, что хотела вернуть того Джеймса, от одного взгляда которого готова была растаять. Пусть лучше носит в себе горечь до конца плавания.

–На самом деле, капитан, – проговорила она в ответ на его ехидное замечание, – это дело вкуса. Бренди никогда мне не нравился. Вот портвейн, это...

–Скажи-ка мне, дружок, сколько же тебе лет?

Наконец-то он спросил об этом, причем весьма раздраженно. Она все думала, сколько времени он сможет удерживаться от этого вопроса.

–Двадцать два.

Он хмыкнул.

–Если судить по твоей дерзости, то можно было бы дать и двадцать шесть.

О, Боже, он, кажется, затевал спор, так что ли? Неожиданно улыбнулась, решив из озорства не поддаваться.

–Вы так полагаете, Джеймс? – мягко поинтересовалась она. – Я воспринимаю это как комплимент. Я всегда сокрушалась, что слишком юно выгляжу для своего возраста.

–Как я и сказал, дьявольски дерзка.

–Господи, да вы что-то многовато брюзжите сегодня. – Она была готова расхохотаться. – Интересно, почему.

–Вовсе нет, – холодно возразил он, открывая ящик стола. – На счастье, то, чему ты отдаешь предпочтение, здесь имеется, так что пододвигай кресло и присоединяйся.

Этого она не ожидала. Она привстала, соображая, как бы поделикатнее отказаться, хотя и видела, что он уже наклонил бутылку с портвейном и до середины наполнил второй стакан, взятый из того же ящика стола. Однако, передернув плечами, решила, что полстакана не повредит и даже поможет ей немного расслабиться, чтобы потом поскорее заснуть. Она передвинула тяжелое кресло от обеденного стола к письменному. Взяв предложенный стакан, прежде чем сесть, постаралась при этом избежать ловушки – не смотреть в эти грустные зеленые глаза и не касаться его пальцев.

Все еще улыбаясь, небрежно подняла бокал, прежде чем сделать глоток.

–Очень гостеприимно с вашей стороны, Джеймс, должна вам заметить. – Назвав его теперь по имени, чего она прежде не делала, она должна была вызвать у него тем самым раздражение – так ей казалось. – Особенно, – продолжала она, – если учесть, что, как у меня сложилось впечатление, вы из-за чего-то рассержены на меня.

–Рассержен? На такого очаровательного ребенка? Да как тебе такое в голову могло прийти?

Услышав это, она едва не поперхнулась сладким красным вином.

–А огонь в ваших глазах? – весьма нахально заметила она.

–Страсть, дорогая моя. Чистейшая... истиннейшая... страсть.

Сердце у нее в груди перевернулось дважды, а она застыла на месте. Вопреки всем ее планам, ее глаза встретились с его, и она увидела в них то, о чем он говорил: горячую, гипнотическую страсть, наполненную чувственностью, пронизавшую ее до самых глубин. Не растаяла ли она еще, превратившись в лужу на полу? Боже милостивый, если еще нет, то это вот-вот случится.

Допивая остаток портвейна в стакане, на этот раз уже по-настоящему поперхнулась, что было весьма удачно, ибо разрушило на какое-то мгновение чары, и она, собравшись с мыслями, сумела вымолвить:

–Я была права. Вы страсть как разъярены. Ошибиться трудно.

Губы его слегка разомкнулись.

–Ты в великолепной форме, дитя мое. Нет, нет, не убегай, – весьма решительно добавил он, когда, поставив стакан на стол, она стала подниматься. – Мы еще не прояснили причину того, отчего я... страсть как разъярен. Мне это по вкусу, весьма по вкусу. Надо не забыть сказать это Джейсону, когда он будет в следующий раз подпрыгивать до потолка.

–Джейсону? – Все что угодно, но только отвлечь его от этой бередящей ей душу темы.

–Брату, – пожал он плечами. – Он один из многих. Однако не будем отвлекаться, радость моя.

–Лучше отвлечься. Я действительно очень устала, – проговорила она, нахмурившись и глядя, как он снова наклоняет бутылку к ее стакану.

–Трусишь.

Он произнес это довольно весело, однако она вся подобралась, почувствовав прямой вызов.

–Прекрасно. – Она схватила стакан, едва не расплескав содержимое, так как он теперь был наполнен более чем наполовину, и откинулась в кресле, чтобы сделать большой глоток, который, как она надеялась, придаст ей сил. – Так что вам угодно обсудить?

–Мою страстную разъяренность, естественно. Так отчего, интересно мне, ты подумала о ярости, когда я вел речь о страсти?

–Поскольку... поскольку... о, черт побери, Мэлори, вы прекрасно знаете, что сердиты на меня.

–Ничего такого мне не известно. – Он сейчас улыбался подобно кошке, готовящейся прыжком накрыть добычу. – Быть может, ты сообщишь мне, почему я должен быть сердит на тебя?

Признать, что она задела его гордыню, значило бы признать, что сделала это намеренно.

–Не имею ни малейшего представления, – твердо проговорила она с широко раскрытыми глазами, излучавшими невинность в такой мере, какую она смогла им придать.

–Неужели? – Золотистая бровь изогнулась дугой, и она поняла, что все последние дни этого ей не хватало. – Иди сюда, Джордж.

Глаза ее округлились.

–О, нет, – произнесла она, энергично качая головой.

–Я всего лишь хочу доказать, что ни чуточки не зол на тебя.

–Уверяю вас, мне достаточно вашего слова.

–Джордж...

–Нет!

–Тогда я к тебе подойду.

Она вскочила на ноги, весьма нелепо выставив вперед свой стакан, как если бы он мог послужить некоей защитой.

–Капитан, я протестую.

–Я тоже, – сказал он, обходя стол. Тем временем она двинулась в другую сторону, чтобы стол продолжал их разделять. – Ты не доверяешь мне, Джордж?

Времени для изыскания дипломатического ответа не было.

–Нет.

Его смешок избавил ее от необходимости продолжать.

–Смышленая девушка. Мне говорили, что я ужаснейший распутник, однако мне больше по душе как меня именует Ригэн – «знаток женщин». Это и поточнее, и звучит поприятнее, как ты полагаешь?

–Я полагаю, что вы пьяны.

–Моего брата такое слово обидело бы.

–Да чтоб он лопнул, этот ваш брат, и вы вместе с ним! – огрызнулась она. – Это нелепо, капитан.

Она прекратила хождение вокруг стола, только когда и он остановился. В руке она продолжала сжимать стакан, ухитрившись не расплескать ни капли. Теперь поставила стакан на стол. Взглянула ему в лицо. Он улыбался ей.

–Я полностью с тобой согласен. Джордж. В самом деле, ты же не собираешься заставить меня гоняться за собой вокруг этой мебели, а? Это занятие для гунявых старых дураков и служаночек.

–Это сравнение подходит, словно ботинок нужного размера к ноге, – мгновенно отреагировала она и тут же осеклась, осознавая допущенный промах.

Весь юмор будто сдуло с него.

–На сей раз я тебя заставлю сожрать этот чертов ботинок, – прорычал он, перепрыгивая через стол.

Джорджина была слишком ошеломлена, чтобы бежать, да и в те несколько секунд, которые ему потребовались, чтобы очутиться перед ней, она бы вряд ли далеко убежала. Тут же почувствовала, как эти большие, мускулистые руки обхватывают ее, прижимая к нему все сильнее и сильнее, пока не ощутила все его твердое тело, притиснутое к ней. Она должна была бы одеревенеть, разъяриться, по крайней мере, превратиться в этих тисках в лепешку. Вместо всего этого ее тело как бы влилось в его, уступая вопреки всему, словно оно только этого и ждало.

Рассудок ее запоздало подсказал, что следует противостоять с помощью какой-то едкости, однако было слишком поздно. Она пала жертвой медленного поцелуя, всепроникающего, сладостного и чувственного, окутавшего ее чудесными чарами, которые было немыслимо развеять. Он длился и длился, распаляя ее все сильнее, и она уже не могла определить, когда удовольствие переросло в жгучее желание.

Он нежно пощипывал ее губы своими, и вот тут ей стало очевидно, что она не хочет, чтобы ее отпустили. Ее руки, забравшиеся в его густую гриву, сказали ему об этом. Ее тело, еще теснее прижимавшееся к его, сказало ему об этом. В конечном счете, об этом сказала она сама, шепотом произнеся его имя – и была вознаграждена его бередящей душу улыбкой, которая заставляла ее млеть и таять.

–Как там наш маленький чопорный Джордж – уже отошел ко сну? – поинтересовался он охрипшим голосом.

–Он крепко спит.

–А я-то думал, что теряю хватку... в мои-то преклонные годы.

–Ай! – Она вздрогнула, как бы воздавая ему по заслугам.

–Прости, любовь моя, – сказал он, однако в его улыбке не было раскаяния.

–Ничего, все в порядке. Я привыкла к мужчинам, которые просто не могут удержаться, чтобы не понасмехаться хоть чуточку.

–И как это, тебе по вкусу?

–Что?

–Ботинок.

Этот человек был форменным дьяволом – оказался способным заставить ее рассмеяться, когда единственное, чего она желала – это слиться с ним.

–Не слишком. Но ты – да.

–Что «да»?

Ее язычок высунулся, чтобы жадно лизнуть его нижнюю губу.

– Приятен на вкус.

Джорджина едва не испустила дух, так сильно он притянул ее к себе.

–Слова, подобные этим, принесут тебе извинения и все, что ты еще пожелаешь.

– А если все, чего я желаю – это ты?

–Моя дорогая, это само собою разумеется, – уверил он ее, перенося к своей кровати.

Чувствуя себя невесомой в его крепких руках, Джорджина тем не менее цепко держалась за него. Ей просто нужно было тесно с ним соприкасаться, и она с неохотой отстранилась даже для того, чтобы дать ему возможность снять с нее одежду. Неужели она всерьез могла считать, что способна забыть, что и как этот мужчина заставлял ее чувствовать ранее? То же самое ощущала она и теперь. Она пыталась забыть это, прилагала немалые усилия. Помогала ей здесь его разгневанность. Но теперь он больше не сердился, а она извелась от попыток противостоять неведомой силе. О, Боже, эти чувства...

Она охнула, словно обожженная огнем, когда губы его коснулись одной ее груди. Она уже извивалась, когда он еще кончил ласкать другую. Она хотела его прямо сейчас, однако он растягивал время, перевернув ее, доводил до безумия, отдавая дань каждому дюйму ее тела, особенно твердым выпуклостям попки, которую слегка массировал, целовал и покусывал до тех пор, пока ей не почудилось, будто под ней развели костер. Когда наконец перевернул ее обратно на спину, то его палец, вошедший в нее, вызвал в ней настоящий взрыв. Она испустила вопль, и его рот приник к ее, чтобы принять эту высочайшую оценку его мастерства. И когда спустя мгновения он вошел в нее, то познакомил ее с новыми доказательствами своего искусства: каждое следующее его движение было чуть иным, но неизменно более приятным, чем предыдущее, каждое исторгало из нее вздох, если он не закрывал ее губы своими. Знаток женщин? Благодарение Богу.

Спустя некоторое время Джорджина обнаружила себя распростертой на одной стороне постели, Джеймс был на другой стороне, а между ними лежала шахматная доска солидных размеров. Как это она сподобилась ответить «да» на вопрос, играет ли она в шахматы? Но теперь, когда игра началась, азарт заставил ее очнуться, и обещание, что она может провести это утро в постели, позволило продолжать игру без излишней спешки. К тому же перспектива победы над Джеймсом Мэлори была слишком соблазнительной, чтобы ее отвергнуть, и таковой же оставалась, особенно в свете ее подозрений, что своими разговорами во время игры он пытался помешать ей сосредоточиться. Он убедится, что это ему не удастся, ибо ее обучали этой игре в присутствии всех членов семьи, а семейство ее тихим никогда не было, особенно когда собиралось в одной комнате.

–Очень хорошо, Джордж, – сказал Джеймс после того, как она взяла пешку, открывая дорогу своему слону и не давая возможности съесть что-либо партнеру, так как предстояло защитить собственного слона.

–Не ждал, что победа будет легкой, а?

–Я надеялся, что легкой она не окажется. Так мило с твоей стороны избавить меня от разочарования. – Он передвинул ферзя, чтобы защитить слона – ход крайне слабый, что им обоим было ясно. – Так кем, ты говорила, тебе приходится Макдонелл?

Ее буквально разобрал смех от того, как он вкрался с этим вопросом, вероятно, надеясь, что она, не задумываясь, даст ответ. Ему следовало бы поставить высокую оценку за расчетливость, хотя нужда во всем этом отпала. Уже не было необходимости притворяться, что Мак – ее брат.

–Об этом я не говорила. Ты задаешь вопрос?

–Ну, мы как бы установили, что он тебе не брат.

–Да ну? Когда же мы это установили?

–Проклятие, Джордж, он ведь не брат, так?

Она заставила его подождать, пока сделает следующий ход, атаковав его ферзя.

–Нет, не брат. Мак – просто близкий друг нашей семьи, вроде любимого дядюшки. Он всегда находился где-то рядом и считает меня кем-то вроде дочери, а дочери у него ведь никогда не было. Твой ход, Джеймс.

–Вот оно что.

Вместо того, чтобы защищать собственного ферзя, он взял конем одну из ее пешек, и теперь под угрозой оказался уже ее ферзь. Поскольку же никто из них не был готов к размену ферзей, Джорджина немного отступила, позволяя Джеймсу начать атаку. Этого он не ожидал, и потому ему пришлось на какое-то время погрузиться в изучение позиции.

Она решила также применить его тактику отвлечения внимания.

–Откуда вдруг такой интерес к Маку? Вы с ним говорили?

–Конечно, я говорил с ним. В конце концов, он у меня боцман.

Джорджина вся затихла. Могло не играть роли то, что Мак не был ей братом, но она бы не хотела, чтобы он узнал Мака и вспомнил их первую встречу в таверне. Это повлекло бы за собой целый град вопросов, на которые ей не слишком хотелось отвечать, особенно объяснять причину своего пребывания в Англии. Сверх того Джеймс был способен прийти в ярость из-за того, что он мог расценить как двойной обман: к ее маскараду добавлялся факт их предыдущей встречи.

–И? – спросила она настороженно.

–Что «и», Джордж?

–Провались все к чертям, Джеймс, ты узн... То есть, ты ему сказал что-нибудь о нас?

–О нас?

–Ты совершенно точно знаешь, что я имею в виду, Джеймс Мэлори, и если ты мне сию же минуту не ответишь, я... я шарахну тебя шахматной доской!

Он покатился со смеху.

–Ну и ну! Явосхищаюсь твоим темпераментом, дорогая, просто в восторге от него. Столько огня в такой крошке. – Он перегнулся над доской, чтобы потрепать ее за локоны. – Естественно, твоему другу я ничего не говорил о нас. Мы беседовали о нашем судне, ни о чем личном.

Но он ведь что-нибудь сказал, если бы узнал Мака, так? Да и Мак бы тоже. Придя к этому заключению, Джорджина расслабилась.

–Тебе бы стоило позволить мне шарахнуть тебя доской, – проговорила она, демонстрируя вернувшийся к ней юмор, – ты все равно проигрываешь.

–Черта с два, – хмыкнул он. – Через три хода твоему королю некуда будет деваться.

Спустя четыре хода Джеймс обнаружил, что ему приходится обороняться, так что постарался отвлечь ее внимание и заодно удовлетворить собственное любопытство.

–Зачем ты едешь на Ямайку?

Джорджина улыбнулась весьма вызывающе:

–Потому что ты едешь.

Одна бровь поползла вверх: какую еще реакцию могли вызвать ее слова?

–Могу я считать, что мне льстят?

–Нет. Твой корабль первым отправлялся в эту часть света, английским он не был, мне слишком не терпелось уехать, чтобы ждать следующего. Знала бы я, что ты – англичанин...

–Не станем же мы возвращаться к этой теме?

–Нет. – Она рассмеялась. – А что касается тебя – ты возвращаешься на Ямайку или просто решил сплавать туда?

–И то, и другое. Долгое время там был мой дом, однако я решил насовсем вернуться в Англию, так что мне предстоит утрясти мои дела на Ямайке.

–Ага, – произнесла она, ощущая разочарование его ответом и надеясь, что он этого разочарования не заметил.

Ей бы не следовало рассчитывать, что он останется на Ямайке, исходя лишь из слов Мака, что судно было из Вест-Индии. Ямайка, по меньшей мере, была приемлемым местом, куда бы она могла снова приехать. Вот чего не хотела больше видеть, так это Англию. Разумеется, плавание еще не завершено, и все же... Она мысленно себя одернула: о чем она думает? О том, что у нее с этим мужчиной возможно общее будущее? Она знала, что это совершенно исключено, что ее семья никогда не примет его. К тому же даже не была уверена, что знает, что именно она к нему испытывает, помимо страсти.

–Значит, на острове ты долго не задержишься? – заключила она.

–Нет. Парень с соседней плантации давно меня уговаривал продать ему мою. Вообще-то с тем же успехом я мог это по почте сделать.

Тогда бы они вторично уже не встретились бы, подумалось ей.

–Рада, что ты предпочел заняться этим лично.

–Я тоже, дорогая моя. А твой путь куда лежит?

–Домой, естественно. В Новую Англию.

–Не сразу туда, я надеюсь.

Она пожала плечами, предоставляя ему возможность самому сделать выводы. Это зависело от него, однако она не настолько была лишена стыдливости, чтобы сказать такое вслух. Вообще-то это зависело и оттого, как скоро в тамошний порт прибудет один из кораблей «Скайларк», однако оснований извещать его о том не было. Думать об этом пока ей не хотелось. И чтобы окончательно отвлечь его от темы разговора, поставила ему мат.

–Гори все адским пламенем, – сказал он, изучая положение фигур. – Весьма хитроумно с твоей стороны, Джордж, обыграть меня, всячески отвлекая.

–Это я-то отвлекала? Когда ты забросал меня вопросами? Мне это нравится, – оскорбилась она. – Как это похоже на мужчин – искать оправдания, когда их побеждает женщина.

Хмыкнув, он поднял ее и перенес на свою сторону постели.

–Я не имел в виду какие-то расспросы, дорогая моя. Отвлекало меня твое соблазнительное тело, так что я ни чуточки не жалею, что проиграл.

–Но на мне одета рубашка, – возразила она.

–Но и ничего больше.

–Ты бы лучше помолчал, когда на тебе этот намек на халат, – заметила она, касаясь пальцами шелковистой материи.

–Это отвлекало?

–Отказываюсь отвечать.

Он деланно изумился.

–Клянусь Богом, не уверяй меня, что не можешь подобрать нужных слов. Я уже начал думать, что теряю хватку.

–Ты имеешь в виду способность доводить своими уколами людей до немоты?

– Именно. И поскольку я довел тебя до немоты, любовь моя...

Ей хотелось дать ему понять, что его шпильки не были столь уж безжалостными, как он полагал, по меньшей мере, не всегда, однако ее опять отвлекли.

25

Очень сложно было играть роль юнги Джорджи Макдонелла, когда Джорджина оказывалась с Джеймсом за пределами каюты. Однако по мере приближения к Вест-Индии он все чаще выражал желание, чтобы она вместе с ним, более того, рядом с ним или хотя бы неподалеку, в пределах видимости, бывала на палубе. Самым же трудным для нее, как она поняла, было не выказывать свои чувства – выражением лица, особенно глаз, которые при одном взгляде на Джеймса наполнялись нежностью и страстью.

Да, это было непросто, но она справлялась, по меньшей мере, полагала, что справляется. Впрочем, порой и задавалась вопросом, так ли уж ничего не знает и не подозревает ни о чем ни один из членов команды – когда теперь, проходя мимо, многие улыбались, кивали ей или иным образом приветствовали ее, хотя прежде вообще едва замечали. Даже сварливый Арти и любитель побрюзжать француз Генри теперь были с ней гораздо обходительнее. Конечно, время способствует сближению людей, а ведь она уже почти месяц находилась на корабле. По ее разумению, вполне резонно было ожидать, что за эти недели экипаж к ней попривыкнет. Нынешнее ее притворство, как она надеялась, главным образом призвано пойти на благо Маку... в сущности, ей на благо, поскольку она отчетливо себе представляла, какова могла бы быть его реакция, узнай он, что она допустила, чтобы Джеймс Мэлори стал ее любовником. Он до потолка будет прыгать, как выражался Джеймс, и не без причины. Порой у нее, однако, еще возникали сомнения, с ней ли все это происходит.

Но нет, именно с ней. Джеймс был теперь ее любовником во всех смыслах этого слова, за исключением того, что, по сути дела, влюблен в нее не был. Но желал ее, и весьма. Сомневаться в том не приходилось. И она столь же сильно его желала. Вновь стараться отрицать это после того, как вторично поддалась его мягкому убеждению, она даже и не пыталась. Недвусмысленно сказала себе, что подобный мужчина на жизненном пути девушки встречается лишь однажды, если вообще встречается. Так отчего же, хвала Всевышнему, ей им не наслаждаться, коли ей ниспослано такое? Вскоре, по завершении плавания, им предстоит расстаться: он станет улаживать свои дела на островах, она отправится домой на первом же судне «Скайларк», случившемся на Ямайке. Но что будет ждать ее дома? Просто прозябание, как она существовала последние шесть лет, проживала день за днем без всякой радости, имея мужчину не рядом с собой, а лишь в своей памяти. По крайней мере, теперь воспоминания об этом мужчине заполнят ее мечтания и сны.

Так она говорила себе, однако на самом деле гнала мысль об их расставании, неумолимо приближавшемся.

Думать об этом значило омрачить, разрушить происходившее сейчас, а этого ей никак не хотелось. Вместо этого она хотела смаковать каждый миг, проводимый с «ужаснейшим распутником».

Смаковала она и этот миг: стоя сейчас на юте и прислонясь спиной к поручням, просто следила за ним взглядом. Склонившись над картами, он обсуждал маршрут их движения с Конни, на какое-то время как бы позабыв о ней. Предполагалось, что она там находится, чтобы передавать его распоряжения, однако он очень редко посылал ее куда-нибудь с подобным поручением, попросту отдавая распоряжения Конни, а тот уже в свою очередь зычным голосом через всю палубу переадресовывал эти приказы тому, кому их следовало выполнять.

Она вовсе не возражала, что на нее сейчас не обращают внимания. Это давало ей возможность прийти в себя после того, как Джеймс бросил в ее сторону взгляд, столь пламенный и многообещающий относительно того, что он с ней станет делать, как только они возвратятся в каюту, что любой увидевший ее в этот момент решил бы: она в то утро обгорела на солнце – столь пунцовым от грядущих удовольствий стал цвет ее кожи. Утро, день, ночь – для их любви не существовало расписания. Когда он ее желал, то в недвусмысленных выражениях давал об этом знать, и вне зависимости от времени дня она в высшей степени охотно соглашалась.

Джорджина Эндерсон, ты превратилась в бесстыдную шлюшку.

Услышав голос совести, она лишь усмехнулась. Я знаю об этом и наслаждаюсь этим непрестанно, благодарю тебя.

Она наслаждалась и теперь, и как! Она обожала просто наблюдать за ним, чувствуя нарастание ее «тошноты» до нестерпимого предела, зная, что вскоре он излечит ее только ему известными средствами. Он сбросил свою куртку. Свежий, но теплый ветер, возвещая, что они приближаются к карибским водам, трепал его пиратскую рубашку, и она подумала: как он все же любит эти рубахи с пышными рукавами, спереди отороченные кружевами, в сочетании с золотой серьгой в ухе, обтягивающими короткими штанами и сапогами до колен, придающими ему порочно-привлекательный вид. Сам ветер был в него влюблен, ласкал его крупные руки и ноги. Как ей хотелось самой это делать... Неужели можно предполагать, что она способна быть спокойной?

Ища спасения от соблазна утащить его в каюту, подобно тому, как в последние дни не раз поступал он, Джорджина обернула лицо в сторону моря и увидела в отдалении корабль, и в тот же момент предупреждение об этом прокричал с верхушки мачты впередсмотрящий. Впрочем, в самом событии не было ничего особенного. Они уже видели несколько других судов. Одно из них, подобно вот этому, пыталось их преследовать, но во время разразившегося недолгого шторма они потеряли из вида своего преследователя. Между тем нынешнее судно, по словам, донесшимся с мачты, отличалось от всех предыдущих. Пираты.

Вцепившись в поручни, Джорджина замерла в надежде, что наблюдатель прокричит, что он ошибся. У всех ее братьев за годы их плаваний в то или иное время были столкновения с пиратами. Однако ей не хотелось, чтобы это сделалось неким семейным обычаем, не знающим исключений. Но, о, Господи, у Джеймса не имелось никакого груза, только балласт. Ничто не способно привести в большую ярость кровожадных пиратов, чем известие, что на захваченном ими судне трюмы пусты.

–Вынуждают нас немного поразвлечься, а? – донеслись до нее адресованные Джеймсу слова Конни. – Ты хочешь с ними сперва поиграть или сразу же замедлить ход и подождать их?

–Ты не думаешь, что если мы станем их дожидаться, это собьет их с толку? – сказал на это Джеймс.

–Сбить с толку значит получить кое-какое преимущество.

–Вот именно.

Джорджина медленно повернулась. Ее ошеломили даже не сами слова, а полнейшая невозмутимость, которой те сопровождались. У обоих имелись подзорные трубы, нацеленные на приближающееся судно, но их послушать – их вообще не волновало происходящее. В этом случае чертова английская невозмутимость заходила слишком далеко. Они что, не понимали, что грядет опасность?

В этот момент Джеймс опустил подзорную трубу и взглянул на нее, но прежде чем он, увидев ее озабоченность, поспешил придать лицу обычное выражение, она успела заметить, что он вовсе не был так уж невозмутим. Она уловила на его лице некое вдохновение, даже удовольствие от того, что они преследуемы пиратами. Ее осенило, что для его вдохновения необходим был вызов, возможность применить против врага свое искусство управления судном, невзирая на то, что данный противник, вероятно, намеревается тебя прикончить, если возьмет верх, а не пожелать тебе удачи в следующий раз.

–Знаешь что, Конни, – проговорил он, не отрывая глаз от Джорджины, – думается, нам следует воспользоваться опытом юного Идена и натянуть им нос, уйдя от них.

–Уйти от них? Ни разу не пальнув?

В голосе первого помощника звучало недоверие. Джорджина не перевела на него взгляда, чтобы убедиться, что то же самое выражало и его лицо. Ее взгляд был прикован к зеленым глазам, не дававшим ей отвести своих.

–И должен ли я напомнить тебе, что ты едва не убил этого юного щенка Идена за тот же поступок в отношении тебя?

Джеймс лишь пожал плечами, все еще устремив взгляд на Джорджину, и его слова были словно предназначены ей:

–И тем не менее, у меня нет настроения предаваться игре... с ними.

Проследив за направлением его взгляда, Конни в итоге хмыкнул.

–Мог бы и о нас всех подумать. Сам же знаешь, что у нас-то на судне возможности поразвлечься нет.

Это было произнесено столь недовольным тоном, что Джеймс рассмеялся, однако это не помешало ему, схватив Джорджину за руку, двинуться к трапу.

–Скройся от них, и все, Конни. И постарайся при этом обойтись без меня. Идет?

Джеймс не стал дожидаться ответа. Покинув ют, он уже стремительно спускался с трапа, когда Джорджина смогла обрести способность дышать и поинтересовалась его намерениями. Но ей бы следовало знать о них. Втащив ее в каюту, он стал осыпать ее поцелуями, когда дверь еще только закрывалась за ними. Он нашел выход для взбудоражившего ему кровь возбуждения, мгновенно охватившего его при одной мысли о возможном сражении. Выход этот ему казался не менее приятным, и он устремился к нему с той же одержимостью, как если бы действительно участвовал в морской схватке.

Схватка? Ради всего святого, их же настигают пираты! Как ему даже мысль могла прийти заниматься любовью теперь?

–Джеймс?

Она оторвала от него губы, однако он не перестал целовать ее. Просто в другие места. В шею. А затем ниже.

–Ты мог бы бросить вызов этим пиратам! – осуждающе сказала она, в то время как на пол позади нее полетел ее толстый жилет. – Знаешь, как бы это было великолепно, смело с твоей стороны? Нет, подожди, не снимай рубашку!

Рубашки она лишилась. За ней последовала повязка с груди. С такой стремительностью! Ей не приходилось видеть его таким... таким пылким, нетерпеливым.

–Джеймс, это серьезно!

–Извини, любовь моя, но я думаю иначе, – проговорил он, подняв ее, чтобы рот его находился на уровне ее груди, и уже неся ее к кровати. – Все то – досадная ерунда. Вот это – серьезно.

Его губы не отрывались от ее груди, не оставляя у нее сомнений относительно того, что означало «это». Не отрываясь от нее, он сбросил ее оставшуюся часть одежды и свою собственную. У него был чудесный рот, Бог тому свидетель. Никто не взялся бы утверждать, что Джеймс Мэлори не являлся великолепным любовником, который точно знал, чего он хочет. Конечно, не всякому было дано это знать, но нынешнее ее положение позволяло это утверждать, весьма, кстати, завидное положение.

–Но, Джеймс, – сделала она еще одну слабую попытку напомнить ему о пиратах.

Язык его в этот момент отдавал дань ее пупку и, лишь на секунду прервав эту работу, Джеймс произнес:

–Черт возьми, Джордж, больше ни одного слова, если это не слова любви.

–Какие слова любви?

–«Мне нравится то, что ты делаешь, Джеймс. Еще, Джеймс. Пониже... Джеймс». – Она задохнулась, когда он действительно двинулся ниже и добавил: – Это тоже подходит. Любовь моя, ты уже разгорячена и увлажнена для меня, так ведь?