Текст книги "Короли локдауна (ЛП)"

Автор книги: Сюзанна Валенти

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)

Пусть она попробует на вкус все цвета неба.

Пусть она приведет тебя к твоим самым смелым приключениям.

И пусть она всегда укажет тебе путь домой.

– Это прекрасно, – выдохнула я. – Кто это сделал?

– Цитата принадлежит Седрику Форсайту, основателю школы. Стрелы добавлялись годами студентами, окончившими Еверлейк. Это традиция.

– Мне это нравится, – прошептала я, прижимаясь к нему ближе, когда прохладный воздух закружился вокруг нас.

Между нами повисло молчание, и оно стало тяжелым, потому что мы оба были слишком упрямы, чтобы нарушить его.

В конце концов я вздохнула, подталкивая его.

– Итак? Ты собираешься объясниться?

Он снова ударил ногой по полу, чтобы мы быстрее раскачались в гамаке, отказываясь смотреть на меня.

Когда он ничего не сказал, я воспользовалась его грудью, чтобы приподняться, и раздражение покинуло меня.

– Забудь об этом.

Он потащил меня обратно вниз, снова прижимая к себе, и отказался позволить мне уйти.

– Вот тебе правда, но помни, что я сказал по этому поводу. Это все изменит.

– Скажи мне, Киан, – настаивала я, и он взял меня за подбородок, приподнимая мое лицо, чтобы я посмотрела на него, чтобы я не могла ускользнуть от искренности в его взгляде, когда он произносил свои следующие слова.

– Глубокая глотка раньше была одной из популярных девушек. Она тусовалась с Перл, Джорджи и остальными безмозглыми богатыми девчонками, которые думают, что их дерьмо не воняет. Я ей нравился, всегда нравился. Она бегала за мной по пятам на вечеринках, всегда становилась слишком навязчивой, даже когда я прямо говорил ей, что мне это неинтересно. И вот однажды вечером она что-то подсыпала мне в выпивку. Я уже был пьян, но я никогда не напиваюсь настолько, чтобы не знать, во что я засовываю свой член.

Мое сердце перестало биться, когда его слова обрушились на меня, как тонна кирпичей. Она изнасиловала его??

Продолжая, он перевел дыхание и отпустил мой подбородок, но я все равно продолжала смотреть на него снизу вверх.

– Ей удалось притащить меня в свою комнату, и Блейк с Сэйнтом не знали, где я. Я никогда не торчу на вечеринках так долго, так что они, вероятно, подумали, что я ушел искать драки. Но не этой ночью. Я, блядь, не помню, как лежал на ее кровати, но, если ты не заметила, у меня огромная сила воли, поэтому, когда мой мозг на полсекунды включился, я сосредоточился на том, что, черт возьми, происходит.

– Что произошло? – Прошептала я, зная, что мне не понравятся следующие слова, которые сорвутся с его губ.

– Она стянула с меня джинсы и боксеры тоже, – процедил он сквозь зубы. – Ее рука обхватила мой гребаный член, когда она открыла рот, чтобы отсосать мне. У меня даже не было эрекции, я был практически в коме.

– Черт возьми, что? – Я ахнула, мой разум закружился, когда я опустила зрительный контакт с ним, переходя от шока к ярости за полсекунды. Эта сука, эта гребаная сука!

Киан снова схватил меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.

– Мне удалось сбросить ее с себя и натянуть свои гребаные боксеры, но она продолжала пытаться соблазнить меня, расчесывая пальцами мои волосы, пока я пытался сохранить тот дюйм ясности, который остался в моем мозгу. Я был близок к отключке, я чувствовал это. Я был примерно в минуте от потери гребаного сознания, но я не мог позволить этой шлюхе сделать то, что она собиралась сделать со мной. Я попытался встать, но она оседлала меня, и все, что я почувствовал, был запах ее дорогих духов и аромат клубничного дайкири в ее дыхании. – Его верхняя губа приподнялась, и из моего глаза скатилась слеза. Я была так зла, что меня трясло, и Киан прижал меня ближе, почувствовав мою реакцию. – Мне удалось оттолкнуть ее от себя, я думаю, что впечатал ее в стену, но я не знаю, хочу ли я просто думать, что сделал это, или это настоящее воспоминание. В любом случае, я поднялся на ноги, рывком открыл ее дверь и, спотыкаясь, бросился прочь, прежде чем она успела затащить меня обратно внутрь. К счастью, я успел вернуться в Храм до того, как потерял сознание опять.

Тьма отступила и потекла по моим венам, пока я жаждала окончания этой истории.

– На следующий день я рассказал Блейку и Сэйнту о случившемся, и Сэйнт был готов к тому, что ее отчислят, а копы отправят ее в колонию для несовершеннолетних. Но я не хотел этого. Я хотел, чтобы она была здесь, где я мог бы мучить ее каждый день. Поэтому мы пришли в ее комнату и напугали ее до чертиков, посвятили ее в Невыразимые и разработали очень тщательные планы, чтобы разрушить ее репутацию и ее жизнь в тот момент, когда она закончит школу.

– Например? – Спросила я, болезненное удовлетворение наполнило меня при этой мысли.

– Например, мы анонимно скупаем половину акций компании ее семьи, чтобы, прежде чем она попытается занять место маленькой мисс генеральный директор после окончания учебы, мы могли продать их ее конкурентам и выбить у нее будущее из-под ног. Мы спланировали кучу дерьма, чтобы систематически разрушать ее жизнь после того, как она покинет это место. Через год она разорится, останется без крова, ее репутация будет разорвана в клочья, и, если я добьюсь своего, ее семья тоже отречется от нее.

Я положила руку на колотящееся сердце Киана, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку, когда еще одна крупная слеза скатилась по моей коже и собралась в волосах.

– Не плачь, детка, – сказал он хриплым голосом. – Она не стоит твоих слез.

Я плачу из-за тебя, идиот. Но мне не удалось произнести эти слова вслух. Они были слишком грубыми, слишком реальными. И, возможно, Киан был прав. Возможно, мне все-таки не понравилась правда. Но это не означало, что мне не нужно было ее слышать.

– Спроси меня, – сказал он хриплым голосом.

Я сделала глубокий вдох, точно зная, что он имел в виду.

– Спринцовка? – Прошептала я.

– Этот кусок дерьма тайком подмешивал слабительное в еду всем, кто ему не нравился. Людям по всей школе случайно становилось так плохо, что чуть не высирали легкие. Дозы были высокими. Чертовски высокими. Это была не просто шутка. Парень даже попал из-за этого в больницу. Он нацелился на популярных ребят, наверное, из ревности. Однажды вечером он пробрался на вечеринку в Оук Коммон Хаус, подсыпал слабительное в чашу с пуншем, который приготовили Перл и ее друзья. Блейк увидел его. И, черт возьми, он устроил ему ад. Он заставил его выпить все до последней капли пунша и показал, каким подонком он был. Спринцовка не успел добежать до ванной к тому времени, как собрался взорваться, и вместо этого нырнул в раздевалку. Достаточно того, что Сэйнт до сих пор не простил его за то, что он испортил пальто, или за любое другое ужасное дерьмо, которое он натворил.

Я больше не чувствовала холода. Мне стало слишком жарко от осознания того, что я неделями дружила с Глубокой глоткой и Спринцовкой, жалела их, защищала.

– А что насчет остальных? – Прошептала я, боясь того, что он собирался сказать, но и нуждаясь знать.

Оказалось, что Свинья притащил пару поросят на территорию кампуса, чтобы напугать какую-то девушку, которая отвергла его ухаживания и планировал оставить их изуродованные туши за ее дверью. К тому времени, как он добрался до женского общежития, одна из черлидерш предупредила Ночных Стражей, заметив, как Свинья пробирается в их жилье. Киан избил его до полусмерти, и поросят отвезли в приют на гребаной машине Сэйнта, ни больше ни меньше.

Пират запугивал студентку-стипендиатку, заставляя ее отдавать ему свою работу, заставляя ее пытаться переделать эссе перед каждым из установленных сроков. В конце концов она потеряла место в школе из-за того, что не смогла вовремя сдать свою собственную работу. И все это время Пират получал хорошие оценки, за те работы, что брал у нее, и, по сути, разрушая ее жизнь из-за своей гребаной лени.

Халявщица, очевидно, поступила в эту школу на стипендию, хотя ее родители были богатыми врачами. В заявлении она указала имя своей тети в качестве опекуна, сославшись на то, что не может позволить себе платить за обучение, и нарушила систему, лишив места в этой школе кого-то еще, кто действительно нуждался в помощи, чтобы оплатить это. Будучи членом школьного совета, мама Сэйнта узнала правду, но сказала сыну, что теперь, когда она здесь, они мало что могут с этим поделать. Он, очевидно, был не согласен. Халявщица, очевидно, подходила к концу своего срока в качестве Невыразимой, хотя. За более мелкие преступления Ночные Стражи позволяли им заплатить положенные взносы, а затем приветствовали их возвращение в общество.

– Почему ты не сказал мне об этом раньше? – Я огрызнулась, сжимая в кулаке рубашку Киана, когда во мне закипел гнев. – Почему ты мне не сказал!

По моим щекам потекло еще больше слез, и Киан поднял руку, чтобы вытереть их, но я отмахнулась, вылезая из гамака и выходя прямо под дождь.

Это пробрало меня до костей, но даже близко не охладило пылающую во мне ярость. Я вцепилась в перила в конце балкона и закричала озеру, выпуская свою ненависть и боль в шторм. Люди, за которых я боролась, сидели рядом каждый день, подбадривала и заботилась о них… Они были не теми иными, как монстрами. Невыразимыми монстрами.

Мой разум сосредоточился на Наживке, и я обернулась, когда поняла, что Киан никогда не упоминал о нем, обнаружив его прямо за моей спиной с поникшими плечами.

– А как насчет Наживки? – Спросила я, моя нижняя губа задрожала. – Что он сделал?

В его глазах промелькнули тени.

– Это означает «Тюремную наживку», – прорычал он. – В прошлом году он заставил четырнадцатилетнюю девочку заняться с ним сексом. Он ухаживал за ней, заставил прислать ему фотографии своего тела, а затем сказал, что подумывает о том, чтобы отдать их учителю, потому что у него будут неприятности, если их найдут. Он манипулировал ею, заставляя думать, что все будет хорошо, пока она дает ему то, что ему нужно, и сказал, что избавится от фотографий для нее, если она просто сделает, как он просит. После того, как она позволила ему лишить себя девственности, она поняла, что он не собирается прекращать домогаться ее. В конце концов, она обратилась к нам за помощью, я просто хотел, чтобы она пришла, черт возьми, раньше. Но она уже попросила перевестись со школы. Она сказала, что слишком боялась идти в полицию и выдвигать обвинения, но знала, что мы позаботимся об этом. Эти фотографии теперь уничтожены, и Наживка будет наказан навсегда за то, что он сделал. Мы дали клятву Ночных Стражей защищать всех в этой школе, это не было ложью, Татум, – яростно сказал он, его голос был достаточно громким, чтобы перекричать шум ветра. – Мы не запугиваем людей, которые этого не заслуживают. По крайней мере, до тех пор, пока… – Он вздохнул, проводя рукой по лицу, чтобы вытереть воду.

– Не появилась я, – закончила я за него, и он кивнул, опустив голову.

Мои слезы смешались с дождем, горячие и холодные, ледяные и обжигающие. Мое сердце сжалось в груди, когда я попыталась осознать все это. Что это значило. Как это все изменило. Изменило все.

– Я бы сказал, что сожалею, но этого на самом деле недостаточно, не так ли? – Прорычал он, его брови сошлись на переносице, на залитом дождем лице была написана боль.

– Нет, – выплюнула я, делая шаг к нему. – Этого недостаточно, Киан. Ничего из этого недостаточно. – Я отвесила ему пощечину, отчего его голова мотнулась вбок.

Он посмотрел на меня мертвыми глазами, опустив подбородок.

– Лучше?

Я покачала головой, снова отворачиваясь от него и уставившись на неспокойный мир, который ощущался точно так же, как мое сердце. Ничто не могло этого исправить. Ничто не могло. Даже моя месть не вернет того, что они сделали со мной. Как они обращались со мной так же плохо, как и с Невыразимыми. Может быть, хуже. Как будто я заслуживала всей их ненависти так же, как и они.

– Ты связал меня с ними. Это то, что ты чувствуешь ко мне, Киан? Я вызываю у тебя такое же отвращение, как и они? Ты думаешь, я такая же презренная, как они?

– Татум, – прохрипел он с мольбой в голосе, которой я никогда раньше от него не слышала. – Ты не такая, как они.

– Тогда зачем ты это сделал? – Я развернулась к нему лицом, готовая ударить, драться, царапаться, но мое дыхание сбилось, когда я обнаружила его стоящим на коленях. Просто мальчик под дождем, у которого обливается кровью сердце.

– Потому что я могу наказывать злодеев этого мира, детка, но я самый бессердечный злодей из всех. Сэйнт, Блейк и я были первыми Невыразимыми, мы все совершали поступки, которые заставили бы тебя бояться нас больше, чем самой смерти. И ты, может, и не виновата, моя милая, блядь, дикая девочка, но и невиновной тебя тоже нельзя назвать. По крайней мере, половина твоего сердца черна, и эта половина всегда будет звать нас. И не смей, блядь, отрицать это.

Я шагнула вперед, мои босые пальцы ног прижались к мокрому дереву, когда я встала перед ним. Я запустила пальцы в его мокрые волосы и сморгнула капли с ресниц.

– Я не знаю, – прошептала я, затем прошла мимо него, направляясь внутрь и понимая, что добилась того, что король преклонил передо мной колени, как я всегда надеялась. И это оказалось не совсем так приятно, как я себе представляла.

Я вспомнила свой список мести и мысленно вычеркнула из него Невыразимых. Я бы не стала искать мести от их имени, не теперь, когда я знала, кем они были на самом деле. Меня от этого затошнило.

Киан последовал за мной внутрь, и его руки сомкнулись вокруг меня сзади, пока я медлила в комнате, не зная, что делать. Это было похоже не на объятие, а на напоминание о том, кому я принадлежу.

– Кажется, я знаю кое-что, что поднимет тебе настроение.

– Кое-что что касается твоего члена? Потому что я действительно не в настроении, Киан, – вздохнула я, чувствуя, как головная боль подступает к глазам.

Он злобно усмехнулся, приблизив рот к моему уху, его горячее дыхание согревало мою плоть.

– Нет, если только ты сама этого не захочешь.

Я высвободилась из его объятий, повернулась к нему с прищуренными глазами, не найдя в них ничего, кроме озорства. Это обезоружило меня. И я почувствовала, что отдаюсь этому, желаю отдаться этому. После всего, что он мне рассказал, я не хотела злиться на него. По крайней мере, не сейчас.

– Тогда пошли, – сказала я, небрежно пожав плечами, и настала его очередь сузить глаза, глядя на меня.

– Вот так просто? – Спросил он, как будто я была смертоносной бомбой, которую ему нужно обезвредить.

– Так просто. – Я направилась прочь от него, хватая носки и засовывая их в карман, прежде чем надеть туфли. Затем я сбежала вниз и вышла через лодочный сарай. К тому времени, когда появился Киан, я сидела на его мотоцикле в шлеме, терпеливо ожидая отъезда. Он был прав, правда действительно все изменила. Это изменило весь чертов мир. И я не была готова признать, что это значит.

Я откинулась на спинку сиденья, когда Киан подошел и сел передо мной, заставив меня обхватить руками его живот, когда он включил передачу. Он развернул нас и поехал по тропинке, мое сердце бешено колотилось в груди, когда мной овладело радостное возбуждение. Дождь начал ослабевать, и проблеск серебристого света пробился из-за облаков, когда луна попыталась пробиться сквозь них. Мы заехали в библиотеку, чтобы забрать мои вещи, и я была рада обнаружить, что Невыразимые ушли и убрали мочу Киана. Теперь я даже не чувствовала себя виноватой из-за этого. Когда я снова увижу Глубокую глотку, я была почти уверена, что выбью из нее все дерьмо за то, что она прикасалась к моему мужчине.

К тому времени, как мы добрались до Храма, на нас уже падал лунный свет, и холодный воздух заставил меня дрожать, пока я ждала, когда Киан запрет свой байк и вернется туда, где я стояла под навесом церковного крыльца.

– Что теперь? – Спросила я, и он поймал меня за руку, открыл дверь и втащил внутрь.

– Теперь мы примем душ и выберемся из этого мокрого дерьма, – сказал он, ухмыляясь, и подтолкнул меня в сторону комнаты Сэйнта, а сам направился к своей.

В помещении было тихо, и я задавалась вопросом, где были двое других, когда бежала наверх и вскоре согревалась под струями душа. В кои-то веки мне пришлось самой выбирать одежду, и я натянула штаны для йоги с перекрещивающимися вырезами на бедрах и икрах и облегающий бледно-голубой свитер.

Когда я вышла из шкафа, мое сердце дрогнуло при виде Киана, стоящего там в одних темно-красных спортивных штанах, его волосы были влажными и слегка завивались вокруг щек. Он выглядел молодым и игривым, и мне захотелось погрузиться в это выражение его глаз и никогда не возвращаться.

– Сэйнт и Блейк вышли на пробежку, – сообщил он, когда его глаза скользнули по моему телу.

– И? – Я приподняла бровь.

– И я давно не выводил из себя Сэйнта, хочешь присоединиться?

Я рассмеялась.

– Черт возьми, да.

Я двинулась вперед, и он схватил меня за руку, его пальцы переплелись с моими, когда он потянул меня к консоли Сэйнта на стене. Я пыталась не обращать внимания на то, насколько пьянящими были его прикосновения, но это было невозможно.

– Выбери песню, детка. Я добавлю ее в его плейлист на утро.

Я фыркнула, доставая телефон и прокручивая какую-нибудь музыку, пытаясь выбрать что-нибудь. Но потом мне в голову пришла идея, настолько блестящая, что я расхохоталась.

Киан сжал мою руку.

– Что?

– Итак, я сняла видео с Блейком пару недель назад… Есть шанс, что ты сможешь использовать звук? – Я прокрутила его, нажимая на воспроизведение в конце, когда Блейк застонал, и мои хриплые стоны смешались со звуком за кадром.

Киан схватил телефон, чтобы взглянуть на него, заливисто рассмеявшись.

– Да, я могу это сделать. Просто дай мне минуту. – Он подошел к кровати Сэйнта с моим мобильником, бросился на нее и смял покрывало. Консоль Сэйнта издала звенящий звук, когда Киан подключил к ней мой телефон.

Я наблюдала за его работой, прикусив губу, пока мои глаза блуждали по его татуированной плоти, дорожке волос, ведущей под низкий пояс, идеальной V-образной форме, которая сужалась книзу, направляя меня прямо к его…

– Все готово, – бодро сказал он, садясь как раз в тот момент, когда внизу хлопнула входная дверь.

Мои глаза расширились, и Киан, выругавшись себе под нос, подбежал ко мне через комнату.

– Барби? – Сэйнт позвал меня резким голосом, и мое сердце подпрыгнуло от адреналина.

Киан поднял меня, бросив на то место, где только что был сам, на кровать. Затем он подмигнул мне и отошел в дальний конец балкона, когда по лестнице застучали шаги Сэйнта. Киан перекинул ногу через перила, и я подавила смех, когда он спрыгнул вниз, чтобы повиснуть с другой стороны, как раз в тот момент, когда Сэйнт появился наверху.

Сэйнт посмотрел на меня, и я невинно улыбнулась, перекатываясь по его кровати, чтобы привлечь больше его внимания. Раздался глухой удар, когда Киан отпустил руку и упал этажом ниже, а Блейк начал смеяться. Сэйнт подозрительно оглянулся через плечо, но я поймала его за руку, заставляя снова посмотреть на меня.

– Ты хорошо пробежался? – Мило спросила я. Он ни на секунду не купился на мою игру, его пристальный взгляд скользил по мне, как будто он искал грехи. Мне почти стало стыдно за то, что я испортила его музыку; он взбесится утром.

– Снимай эту одежду, я принесу тебе что-нибудь подходящее, – рявкнул он, направляясь к шкафу, и моя улыбка сменилась хмурым взглядом.

Приятно было повидаться, придурок.

Я удалился в свою комнату на большую часть вечера, в моей голове бушевала смесь эмоций, с которыми я не знал, как лучше справиться.

С одной стороны, я был рад, что Татум теперь знала правду о Невыразимых, о Глубокой глотке и о том, что она чуть не сделала со мной. Но, с другой стороны, я знал, что эта информация только снова причинила ей боль. И мне уже надоело причинять ей боль все это гребаное время. Но я был таким. И если я поддамся своим эгоистичным желаниям преследовать ее, то я знал, что только причиню ей боль снова. И снова. И снова.

Именно это и делали О'Брайены. И как бы мне ни нравилось притворяться, что я не О'Брайен, и цеплялся за свою фамилию Роско, как за спасательный круг, я знал, что это чушь собачья. Мой отец был расчетливым, проницательным и трусом. Он был полностью запуган семьей женщины, на которой женился. У него не было ни твердости характера, ни выдержки. Черт, единственное, что я унаследовал от него генетически, это темные волосы и высокий рост. Все остальное во мне было от О'Брайенов, вплоть до моей кровожадной натуры и жажды насилия. Как бы мне ни хотелось, чтобы это было не так, правда была такой. И никто никогда не подходил близко к О'Брайенам и не уходил невредимым.

Это была моя ночь с Татум в моей комнате, но даже после нашего небольшого разговора по душам я не собирался спать с ней. Отчасти причиной были мои оскорбленные чувства и затаенный гнев из-за того, что она наговорила мне раньше. Но это было больше из-за нас с ней и всего того, чем она никогда не собиралась быть для меня.

У меня был включен телевизор, по которому показывали повторы «Ходячих мертвецов», но больше всего моего внимания привлекал набросок, который я рисовал, запечатлевая, как выглядела Татум под проливным дождем. Этот затравленный взгляд в ее глазах, который говорил о том, что она боялась, что действительно была здесь одна, то, как ее рубашка прилипла к коже, а капли дождя стекали с волос. Черт, эта девушка слишком сильно занимала мои мысли. Не то чтобы я очень старался выбросить ее из головы. Сидеть в одиночестве и рисовать ее все это чертово время тоже не помогало. Я также уделял слишком много внимания ее рту, особенно учитывая тот факт, что я ни за что на свете не собирался целовать его.

Раздался стук в дверь, и я хмыкнул, не отрывая глаз от своей работы, прикрыв ее глаза тенью, когда дверь распахнулась и настоящая девушка прочистила горло.

Я замер, борясь с желанием захлопнуть альбом. Наверное, мне следовало догадаться, что это будет она, но я был слишком сосредоточен на том, что делал, чтобы думать об этом.

– Привет, – сказала Татум, нерешительно остановившись в дверях.

По вечерам я обычно тусовался со всеми в гостиной, так что на самом деле ей не приходилось приходить и выгонять меня из постели ни в одну из ночей, когда она должна была спать со мной до этого момента.

Я опустил альбом для рисования к себе на колени, мой большой палец все еще зажимал открытую страницу, когда я посмотрел на нее.

– Я не буду кусаться, если ты не попросишь меня об этом, детка, – поддразнил я. – Ты можешь войти.

Она закатила глаза и вошла внутрь, закрыв за собой дверь.

– Ты рисуешь?

– Эскизы татуировок. – Я беспечно пожал плечами, и ее глаза загорелись любопытством.

– Можно посмотреть?

Черт, я должен был это предвидеть.

– Нет, – ответил я, опираясь на свою репутацию мудака, чтобы не попасться. Татум прищурилась, глядя на меня, и я разочарованно фыркнул. – Черт, если ты собираешься плакать из-за этого, тогда иди сюда, – сказал я, подзывая ее движением подбородка и выключая телевизор.

Она придвинулась ближе, пока я листал страницы, пока не перестал смотреть на изображение, основанное на ней, остановившись на орле, которого я создавал. Я посвятил шесть страниц попыткам правильно запечатлеть зверя, так что показать их ей было вполне безопасно.

Я не потрудился натянуть футболку, и мои темно-красные спортивные штаны сидели низко на бедрах. Я прижал большой палец к уголку рта, чтобы скрыть ухмылку, когда ее взгляд опустился на мой пресс.

Возможно, у меня и были свои причины держаться от нее подальше, но, когда она вот так смотрела на меня, я не мог удержаться от желания подловить ее.

– Знаешь, на самом деле нет необходимости все время быть придурком, – пробормотала она, подходя и вставая надо мной.

– Эта мысль никогда не приходила мне в голову, – поддразнил я. – Но что именно я буду делать остаток дня, если не сделаю этого? Мое единственное настоящее хобби – быть мудаком.

– Ты прав, тебе определенно было бы нелегко заполнить все это время чем-то другим. Может быть, ты мог бы заняться вязанием? – Предложила она.

– Хм, неплохая идея, – ответил я, проводя рукой по подбородку. – Я как раз не знал, что подарить Сэйнту на Рождество, но если бы я умел вязать, то связал бы ему целую коллекцию носков с петухами, которые подойдут к любому его наряду.

Она фыркнула от смеха, и я ухмыльнулся ей, когда эти большие синие колодцы переместились на альбом для рисования в моей руке, который я прижал к груди, чтобы она все еще не могла его увидеть.

Я похлопал по месту рядом со мной на кровати, и она медленно переместилась на него, устраиваясь рядом со мной, стараясь не прикасаться, когда она поджала ноги под себя и прислонилась к изголовью кровати. Сэйнт переодел ее в маленькое черное платье-свитер, которое задралось до бедер, когда она устраивалась поудобнее, и я позволил себе посмотреть, хотя, вероятно, не должен был этого делать.

Я небрежно протянул альбом, держа его открытым на странице с первым орлом, и она взяла его нетерпеливыми руками, ее глаза загорелись, когда они упали на рисунок.

Она ничего не сказала, ее губы приоткрылись, когда она провела пальцем вниз по странице рядом с птицей, как будто хотела прикоснуться к ней, прежде чем ее взгляд переместился на рисунок на следующей странице, который был немного другим. Слабый запах сигарет пропитал страницы, и он окутал меня, когда она переворачивала их, заставляя мой желудок сжиматься от мыслей о моей семье.

– Киан… – Выдохнула она, ее глаза были прикованы к эскизам, как будто она не могла не впитывать тонкие различия от одного изображения к другому. – Это… Я имею в виду, они невероятны.

Я пренебрежительно хмыкнул, перегнувшись через нее, чтобы указать на правое крыло орла, которое она в данный момент изучала.

– Угол здесь совсем неправильный, что-то не так с затенением, – создается впечатление, что солнечный свет падает на его нижнюю часть тела или что-то в этом роде. – Я переместил палец на того, что ниже. – Этот приблизился к цели, но что-то в нем неправильное, он слишком безмятежный, слишком спокойный…

– Я думаю, что они все прекрасны, – пробормотала она в знак несогласия, и я прекратил критиковать свою работу, просто глядя на нее.

Выбирая здесь свое расписание, я не посещал уроки рисования, зная, что моя семья узнает, если я это сделаю, и не желая головной боли от попыток защитить себя из-за этого выбора. Блейк и Сэйнт видели мои работы достаточно много раз, чтобы делать мне странные комплименты, типа, что это что-то чертовски классное или что это будет выглядеть отвратительно на моей коже, и это было не совсем то же самое, что тихая, почти благочестивая оценка, которую она предлагала. Ее взгляд скользил по страницам, как будто она хотела заползти прямо в них, и то, как ее пальцы продолжали ласкать бумагу, заставило меня прекратить самоуничижение и проглотить пренебрежительные комментарии, которые я хотел сделать.

– Спасибо, – пробормотал я, не совсем уверенный, что делать с собой, когда она снова перевернула страницу.

– Ты рисуешь вещи только для того, чтобы они превратились в татуировки? – Медленно спросила она, все еще не отрывая взгляда от эскизов.

– В основном, – ответил я, задаваясь вопросом, что, черт возьми, она подумала бы обо мне, если бы открыла альбом и увидела свое собственное лицо, смотрящее на нее, на других страницах. Она, вероятно, задалась бы вопросом, не я ли тот ублюдок, который преследует ее, или что-то в этом роде.

– Когда ты делал татуировку Монро, ты делал ее от руки, – сказала она. – Как это работает? Ты сначала создаешь что-то, а потом просто воплощаешь эту идею в жизнь, или ты обычно используешь трафарет, чтобы нанести ее на кожу?

– Мне нравится набрасывать эскизы снова и снова, – признался я. – Подправлять детали, проникать в суть произведения, чувствовать его сердцебиение…

– У твоих работ есть сердцебиение? – С любопытством спросила она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на меня, ее взгляд впервые оторвался от моего альбома для рисования, и переместился на меня.

Я почти проклял себя за то, что сказал это вслух, на мгновение задумавшись, какого черта я ввязался в этот разговор, прежде чем понял, что она не была снисходительной или осуждающей, просто любопытной, как будто она действительно хотела знать, каково мне, когда я что-то создаю.

– Да, – сказал я тихим голосом. – Так бывает, когда я все делаю правильно, когда мне действительно кажется, что я вдыхаю во что-то жизнь. И как только я почувствую эту связь с ним, мне не понадобится эскиз для работы. Я чувствую, как должны изгибаться линии, ощущаю на вкус, как должны падать тени…

Она протянула руку и прижала палец к моей груди, обводя контур дьявола, которого я нарисовал там чернилами, восседающего на своем троне, властвующего над всем миром, и ничто, кроме его доминирующей ауры, не подтверждало этого.

– Как это работает с татуировками, которые ты не можешь сделать сам? – Спросила она, очевидно, понимая, что мне было бы трудно нанести его на кожу, если бы я смотрел на него вверх ногами.

– Если место, на котором я хочу сделать, означает, что я не могу использовать тату-пистолет для нанесения чернил на собственную плоть, тогда у меня есть парень в городе, которому я доверяю. Я создаю свое произведение на бумаге, и он может воспроизвести его как зеркальное отражение.

Ее кончики пальцев продолжали скользить по линиям моих татуировок, как будто она пыталась сама почувствовать пульсацию в них, а я просто молча наблюдал за ней несколько долгих мгновений, пока моя кожа горела под ее прикосновениями, и я боролся с желанием взять больше.

– А как насчет того, чтобы создать дизайн для кого-то другого? – С любопытством спросила она. – Это влияет на твой процесс или…

– Да. Разные люди по-разному воспринимают искусство. Если чему-то суждено оставить след на их теле, то это должно быть для них таким же личным, как цвет их глаз или завитки на их отпечатках пальцев. Я не работаю с незнакомцами, только с людьми, которых знаю достаточно хорошо, чтобы все сделать правильно.

– Тогда что бы ты создал для меня? – Спросила она с вызовом в голосе, который говорил о том, что она не верила, что я смогу создать что-то, что подошло бы ей таким образом.

Я выхватил альбом для рисования из ее рук, закрыл его и положил на тумбочку, прежде чем выдвинуть ящик и достать оттуда фломастер.

Я повернулся к ней с ухмылкой, зажав фломастер в зубах и потянувшись, чтобы обхватить ее за талию руками, когда притягивал ее к себе на колени. Она ахнула, оседлав меня в этом маленьком черном платье, которое задралось еще больше, когда ее бедра раздвинулись над моими ногами. Она никогда особо не жаловалась на то, что я так грубо обращался с ней, и я должен был признать, что становлюсь зависимым от этого выражения, которое вспыхивало в ее глазах всякий раз, когда я это делал. Это было что-то среднее между жаждой убийства и возбуждением, и я не мог не наслаждаться, наблюдая за битвой между этими двумя эмоциями, происходящими внутри нее.