Текст книги "Короли локдауна (ЛП)"

Автор книги: Сюзанна Валенти

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

Татум нахмурилась, глядя на меня, когда до нее дошло это, затем покачала головой.

– Я не знаю, что было более идиотски, эта просьба, или то, что он действительно это сделал, – пробормотала она.

– Если ты еще не поняла, насколько мы испорчены, то, возможно, ты просто не обращала внимания, – сказал я тихим голосом. – Ты связала себя с группой сломленных существ, когда присоединилась к нам, детка.

– Разве я этого не знаю, – фыркнула она.

Я откинулся назад, чтобы сесть на обеденный стол, как она мне сказала, и она переместилась, чтобы встать между моих бедер, когда положила свои принадлежности рядом со мной и осмотрела рану.

– Мой папа научил меня множеству приемов первой помощи, но это был скорее уход за ранами на случай, если я получу травму, пока мы были в лесу, или что-то в этом роде, чем такие вещи, как ожоги… – Пробормотала она, прикусив нижнюю губу, когда она осматривала воспаленную кожу на моей груди, а я осматривал ее. Она действительно была красива. Пленительна. Из тех девушек, которые на самом деле не существуют, как фантазия, обретшая плоть.

Я наблюдал, как она взяла кубик льда и прижала его к ожогу, контраст температур почти заставил меня вздрогнуть, а боль усилилась, когда она снова посмотрела мне в глаза.

– Тебе нравится делать мне больно? – Я спросил ее, даже не будучи уверен, говорю ли я об ожоге или… о чем-то другом.

– Я буквально стою здесь, пытаясь подлатать тебя прямо сейчас, и ты спрашиваешь меня об этом?

– Просто… Лед усиливает ожоги, а не улучшает их. Я не был уверен, был ли в этом смысл, или…

Она оторвала кубик льда от моей кожи и нахмурилась, переводя взгляд с него на меня.

– Холод снимает ожоги, – не согласилась она, и я был немного удивлен, увидев, что она действительно хотела помочь мне, а не просто наслаждаться моей болью. В моей жизни было не так много людей, которые, я мог бы сказать, заботились обо мне настолько, чтобы так переживать за меня.

– Лед слишком холодный, – сказал я, пожимая плечами. Я не упомянул тот факт, что знал это, потому что мой дядя Коннор однажды замучил человека до смерти, используя огонь и лед прямо у меня на глазах. Мне тогда было двенадцать. На самом деле, это был мой день рождения. Довольно сложно забыть такой подарок. Хотя выбранное им оружие было немного мощнее сигареты и кубика льда, так что я не слишком беспокоился за свою жизнь.

– Тогда почему ты позволил мне сделать это? – Спросила Татум, доставая телефон и гугля.

– Потому что я считаю, что если ты жаждешь причинить мне боль, то я, вероятно, заслуживаю хотя бы часть того, что ты хочешь со мной сделать.

– Да, – яростно согласилась она. – Но я не хочу причинить тебе боль. Я просто чувствую, что должна. Из-за всего, что вы все сделали со мной.

– Лгунья, – прорычал я, и она резко посмотрела на меня.

– Я не была такой до того, как встретила вас, придурков.

– Это называется ростом, детка, – сказал я тихим голосом. – То, что ты не исследовала эту часть себя раньше, не означает, что ее там не было. Только не говори, что тебе это не нравится. Я видел, как загораются твои глаза во время боев. В тебе есть жажда крови, совсем как во мне.

– Я совсем не такая, как ты, – отрицала она, но ее голос был шепотом, а в глазах не было особой убежденности.

– Теперь ты почувствовала вкус дьявола, – возразил я, протягивая руки, чтобы обхватить ее за талию и притянуть ближе к себе. Она не сопротивлялась, и ее руки обхватили мои бицепсы, когда она посмотрела мне в глаза. – И тебе нравится, как он ощущается внутри тебя.

– Почему тебе всегда нужно, чтобы все звучало грязно? – Пожаловалась она, но ее хватка на моих руках говорила о том, что она не так уж сильно возражает против этого.

– Потому что жизнь грязна. Я грязный. Я не смог бы этого изменить, даже если бы захотел, и не вижу смысла отрицать это.

– Ты хочешь, чтобы мир думал, что ты такой крутой, Киан Роско, но я думаю, что это просто броня. На тебе так много слоев, что ты даже не знаешь, как их снять. Но глубоко внутри ты не такой уж грязный. Именно там, где это важно, ты не так уж и сломлен.

– Ты хочешь спасти меня, детка? – Я поддразнил, привлекая ее к себе, когда мой взгляд слишком долго задержался на ее губах.

– Ты хочешь, чтобы я спасла тебя, Киан? – Выдохнула она в ответ.

– Для этого уже слишком поздно, – медленно ответил я. – Даже если какая-то обманутая часть меня жаждет этого, в глубине души я знаю, что для меня нет искупления. Я не родился сломленным, но я прожил достаточно, чтобы облажаться со всех сторон, пока во мне не осталось так мало света, что удивительно, что я вообще могу видеть в темноте.

– Я в это не верю. Я думаю, у всех нас есть выбор в том, кем мы хотим быть, и ты делаешь свой, решив не быть таким человеком.

– В каком милом маленьком мире ты, должно быть, выросла, детка. Твой папа действительно любил тебя, не так ли?

– Не делай этого, – сказала она, хмуро глядя на меня, как будто я ее разочаровал.

– Что делать?

– Перекладываешь свои проблемы на меня. Тебе не обязательно все время вешать мне лапшу на уши.

Я лающе рассмеялся и внезапно встал так, что моя грудь коснулась ее.

– Ты уже говорила об этом – я настолько сломлен, что меня, блядь, невозможно полюбить. Так что самое меньшее, что я могу сделать, если мне суждено прожить всю свою жизнь в одиночестве, – это бороться до тех пор, пока я больше не смогу выстоять, и трахаться до тех пор, пока я не перестану чувствовать всю ту боль, которая гноится внутри меня, и получать как можно больше удовольствия любым способом, пока я не окажусь мертвым и забытым.

Я протиснулся мимо нее в поисках какого-нибудь «Джека», который снял бы остроту моей боли, физической или иной.

– Почему бы тебе просто не рассказать мне, что с тобой сегодня происходит? – Спросила она, преследуя меня с тюбиком крема от ожогов, зажатым в руке, как оружие.

Чертов Сэйнт снова спрятал всю выпивку в склеп, и я захлопнул шкаф, направляясь к двери, ведущей в спортзал, не ответив на ее вопрос.

Хуже всего было то, что какая-то глупая, ноющая маленькая часть меня хотела сделать так, как она просила. Повернуться к ней и рассказать о своей семье, о дерьмовой жизни, которую они спланировали для меня, и о тех дерьмовых вещах, которым они подвергли меня в своих попытках превратить меня в идеальную пешку, пока я рос. У меня возникло искушение попытаться объясниться и заставить ее понять, почему я был таким, какой я есть, и убедить ее, что, несмотря на все это, я все еще сам по себе. По крайней мере, частично. По крайней мере, с ней.

Но я не мог. И не стал бы. Возможно, она и сказала мне однажды, что я принадлежу ей, но никто не заслуживает того, чтобы брать на себя ответственность за меня. И никто в здравом уме не захотел бы этого в любом случае. Конечно, не такая, как она.

Я трусцой спустился в склеп, прошел через тренажерный зал и вошел в старую молитвенную комнату, которую мы сейчас использовали под склад. Как я и думал, мой виски ждал меня там, и я быстро схватил его, сорвал крышку и выпил гораздо больше, чем полагается.

– Что нужно сделать, чтобы заставить тебя сказать мне правду? – Спросила Татум, подходя и становясь позади меня.

– Правду? – Я усмехнулся, глядя на нее, и выпил еще виски, наслаждаясь другим видом жжения, когда оно потекло по моему горлу. – Во мне так много правды, что я даже не знаю, с чего начать. И как только я начну рассказывать, ты все равно пожалеешь, что я это сделал. Есть некоторые вещи, которые тебе лучше никогда не знать обо мне. Некоторые секреты, которые ранят слишком глубоко.

Я сделал движение, чтобы пройти мимо нее, но ее ладонь легла мне на грудь, осторожно избегая ожога от сигареты, когда она встала у меня на пути, и я замер, поскольку эта точка соприкосновения между нами заняла все мое внимание.

– Тогда начни с чего-нибудь маленького, – сказала она тихим голосом. Здесь, вдали от света в спортзале, было темно, но ее голубые глаза все еще сияли энергией.

В моей голове закружились все те долбанутые, меняющие мир, невероятно разрушительные истины, которые я мог ей предложить, и я остановился на самой маленькой из них, которая пришла мне в голову.

– Я сохранил нож, – выдохнул я.

– Что? – Спросила она, прижимая горячую ладонь к моей груди, когда она держала ее там, ее тело было так близко к моему в темноте, что мне до боли хотелось придвинуться еще ближе.

Я отстегнул охотничий нож, пристегнутый к моему поясу, вытащил его из ножен и протянул ей.

Ее рука немного дрожала, когда она брала его, и я жадно наблюдал за ней, когда в ее взгляде появилось узнавание.

– Ты гребаный псих, – прошептала она, как будто думала, что стены могут подслушивать нас. – Это…мы убили кое-кого этим. Какого черта ты хранил это? Это улика!

Я проигнорировал ее опасения, Сэйнт тщательно очистил его, так что я знал, что на нем нет следов ДНК, а тело давно исчезло, так что я не беспокоился, что меня поймают с ним.

– Скажи мне, детка, насколько тебе было приятно, когда ты вонзила в него это лезвие? – Я зарычал, наклоняясь, чтобы коснуться губами ее ключицы и заставить ее вздрогнуть, когда моя щетина задела ее кожу.

– Мне не понравилось убивать его, – запротестовала она, у нее перехватило дыхание, когда я двинулся губами вверх по ее шее, оставляя нежнейшие поцелуи на ее коже.

– Дело не в убийстве, – пробормотал я. – Дело в выживании. Знать, что у тебя есть все, что для этого нужно.

– Я… – Холодное лезвие в ее руке прижалось к моему животу, когда она прикоснулась ко мне, все еще удерживая его, и я зарычал от желания к ней, когда скользнул губами к ее подбородку.

– Когда ты ударила его ножом, это разрушило те оковы в твоем сознании, которые рисовали мир в черно-белых тонах, – сказал я. – И ты поняла, что иногда акт зла – это то, что нужно, чтобы уничтожить зло. Иногда самые темные существа могут сражаться с еще более темными существами. И что, возможно, границы хорошего и плохого, линии, прочерченные на песке между одним и другим, не так четки, как ты привыкла думать.

Ее спина выгнулась, когда я обвил руками ее талию, наслаждаясь тем, какой нежной она казалась в моих объятиях, и в то же время зная, насколько сильной она была на самом деле.

– Так кем же это делает меня? – Спросила она, затаив дыхание. – Если иногда мне кажется, что мне нравится темнота?

– Сильной, – сказал я, мой рот двигался вдоль ее подбородка, когда я приближался все ближе к ее полным губам, и мое сердце лихорадочно забилось от желания попробовать их на вкус. – Красивой, – добавил я, проводя зубами по ее коже и заставляя ее ахнуть. – И свободной.

Мой рот коснулся уголка ее рта, и у нее вырвался тихий стон, когда я замер там, каждая частичка меня жаждала сделать это последнее движение, почувствовать прикосновение этих полных губ к моим, ощутить вкус желания на ее языке и открыться всему тому, чего я не должен был желать, чтобы она была для меня.

– Киан… – Пробормотала она хриплым голосом, ее грудь прижалась к моей, когда звук нашего тяжелого дыхания заполнил маленькую молитвенную комнату и эхом отразился от холодных каменных стен.

– Все хорошее, что когда-либо было рядом со мной, в конечном итоге было разрушено, – медленно произнес я, мои губы касались ее кожи, пока я оставался на месте, отчаянно желая получить от нее этот поцелуй и в ужасе от того, что это будет означать для нее, если я это сделаю.

Лиам уже знал о ней, уже догадался, что она может значить для меня. Если я переступлю эту черту, я только затяну ее глубже, убедившись, что утяну ее за собой, когда груз моих секретов окончательно поглотит меня.

– Если это из-за того, что я наговорила тебе в гневе, я…

– Все, что ты мне сказала, было правдой, – сказал я, крепче сжимая ее талию, пока боролся со своими собственными эгоистичными желаниями и с тем, что, как я знал, было лучше для нее.

– Киан, – снова выдохнула она, и мне чертовски понравилось, как прозвучало мое имя в ее устах. Она повернула голову так, что ее губы на самую короткую долю секунды коснулись моих, но я отстранился прежде, чем это могло даже походить на поцелуй.

– Тьма во мне – это тот тип, который размножается, – грубо сказал я, глядя ей в глаза, борясь с желаниями своей плоти в пользу того, что, как я знал, было правильным. – И когда она касается чего-то хорошего, она заражает это. Если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты будешь держаться от меня подальше.

Я сделал шаг назад, но она бросилась вперед, уронив крем от ожогов и схватив меня за щеку, когда снова заставила остановиться.

– Ты только что сказал мне, что границы между хорошим и плохим не очень четкие, Киан, – яростно сказала она. – Так что, может быть, тебе стоит позволить мне решить, насколько сильно я хочу их размыть.

– Ты опустишь палец ноги в воду, а потом утонешь в океане тьмы, – грубо ответил я, игнорируя боль в груди, когда я использовал свою хватку на ее талии, чтобы оттолкнуть ее назад. – И я не собираюсь тащить тебя за собой на дно.

Я вырвал свой нож из ее руки, прежде чем она смогла еще что-то возразить, и схватил бутылку «Джека», прежде чем отойти от нее.

В моей жизни было не так уж много хороших поступков, но я мог сделать это. Я мог бы защитить ее от худшего в себе и попытаться отвлечь от нее внимание моей семьи. Я бы убедил их, что она для меня ничто, и я бы сделал все, что они, блядь, захотят, чтобы держать их подальше от нее и других Ночных Стражей.

Я обманывал себя, веря, что действительно могу отрезать себя от них и никогда туда не возвращаться. Они слишком глубоко зацепили меня. И пришло время признать, что моей жизни никогда не было суждено стать моей собственной.

Дождь забарабанил в окно, когда я сидела в библиотеке с Невыразимыми на нашем обычном месте. Мой взгляд задержался на темном озере под тяжелыми облаками, вода покрылась рябью и зашевелилась под натиском. Мне нравились пляжи Сокала, но я не могла отрицать, что Еверлейк нравился мне все больше. Было что-то такое дикое в этом месте, в том, как погода менялась по десять раз на дню. В один момент было солнечно, в следующий – штормило. Это отражало мои чувства к Ночным Стражам. Я ненавидела их со всей силой урагана только для того, чтобы быть застигнутой врасплох и смеяться вместе с ними, как будто солнце пробилось сквозь тучи мгновением позже. Это был напряженный образ жизни, но он также помогал мне чувствовать себя бодрой. Как будто я жила каждой частичкой своего существа, а не просто плыла на автопилоте.

Мой взгляд упал на шрам в форме розы на внутренней стороне предплечья, и мое сердце начало сбиваться с ритма, когда я снова обдумала все, что сказал мне отец. Иммунитет…как я могу быть невосприимчива? Но в этом был смысл. Тот мародер кашлял прямо мне в лицо, а я не заболела. Я думала, мне просто повезло, но нет… В конце концов, на то была причина.

– Итак, я тут подумала, – сказала Глубокая глотка – дерьмо Эшлин. Мне пришлось начать называть их настоящими именами, но это было трудно. Особенно когда они съеживались каждый раз, когда я произносила их настоящие имена вслух.

Спринцовка и Свинья нервно переглянулись, но Халявщица ободряюще посмотрела на нее.

Глубокая глотка села прямее, и я заметила, что на ней было чуть больше макияжа, чем обычно, как будто к ней медленно, но, верно, возвращалась уверенность. При виде этого мое сердце переполнилось радостью.

– А что, если мы устроим акцию протеста? – Предложила она. – Мы могли бы сделать знаки и транспаранты, приковать себя цепями к столам во внутреннем дворе Аспен-Холлс и отказываться двигаться, пока Ночные Стражи не вернут нам наши права. – Она посмотрела на меня в поисках одобрения, и я прикусила губу.

– Это могло бы сработать, – задумчиво сказала я, но Спринцовка уже еще глубже вжался в свой стул, а Свинья энергично замотал головой.

– Как насчет того, чтобы сначала надеть одежду поярче? – Предложила Халявщица, беспокойно запуская руку в волосы.

Глубокая глотка закатила глаза.

– Одежда поярче? Какой в этом смысл?

– Это шаг в правильном направлении, – настаивала Халявщица. – Не всеобщий протест, где мы, скорее всего, окажемся изгоями, как Наживка.

– Тсс. – Спринцовка отчаянно замахал рукой, чтобы она замолчала, его взгляд метнулся к проходам, ведущим прочь от нашего места. – Не упоминай о Наживке.

– Он был твоим другом, – указала я. – И я думаю, он достаточно настрадался.

– Ну, это не тебе решать, не так ли? – Глубокая глотка сказала со вздохом. – Если только Ночные Стражи не дают тебе сейчас дополнительных привилегий? – На мгновение в ее глазах вспыхнула надежда, но я покачала головой.

– Нет, – фыркнула я, откидываясь на спинку стула. – А как насчет остальных? Нам нужны все вместе, если мы собираемся выстоять.

– Пират сказал, что присоединится к нам сегодня вечером, – сказал Свинья, выпрямляясь в кресле и поглядывая на часы. – Он должен быть здесь с минуты на минуту.

Я искренне улыбнулась, радуясь, что, по крайней мере, был достигнут хоть какой-то прогресс. Там была куча Невыразимых, с которыми я раньше почти не разговаривала. Я подумала, что они слишком боятся Ночных Стражей, поэтому был рада, что хотя бы еще один почувствовал в себе смелость присоединиться к нам.

Наконец появился Пират, и я увидела стройного темнокожего мальчика, чьи глаза тревожно бегали по сторонам.

– Эй, – мягко сказала я, указывая на свободный стул по другую сторону стола. – Присоединяйся к нам.

Он кивнул, усаживаясь, но ничего не доставая из сумки, как будто уже собирался уходить.

– Итак, как тебя зовут? – Я спросила, и он бросил взгляд на Свинью, который ободряюще кивнул.

Он несколько раз откашлялся, разминая пальцы.

– Квентин, – прошептал он, и я протянула руку через стол.

– Приятно познакомиться с тобой по-настоящему, Квентин. – Он быстро взял меня за руку, и я сжала ее, прежде чем откинуться на спинку стула.

– Мы просто говорили о… – Начала я, но холодный голос прервал меня.

– Так вот где ты прячешься. – Я подскочила в тревоге, но это было ничто по сравнению с тем, как Невыразимые отреагировали, увидев Киана, выходящего из тени.

Спринцовка выглядел так, словно только что оправдал свое имя, каждая капля крови отхлынула от лица Халявщицы, Пират вскочил на ноги в поисках ближайшего выхода, Глубокая глотка издала негромкий вопль, а Свинья свалился со стула и шлепнулся задницей на пол.

Мое сердце неуверенно билось в груди, когда я поднялась со своего места, делая шаг вперед, чтобы встать между Кианом и Невыразимыми.

– Мы учимся вместе, в чем проблема? – Грубо спросила я, скрестив руки на груди.

Глаза Киана блуждали по людям позади меня с крайней ненавистью на лице, прежде чем его взгляд вернулся ко мне. Опасность повисла в воздухе, как надвигающийся шторм, и я придвинулась еще на шаг ближе, пытаясь отвлечь его внимание от остальных.

– Проблема, – выплюнул он. – В том, что тебе разрешен только один друг, и ты не только нарушаешь это правило, ты нарушаешь его с отбросами гребаной земли.

Мои челюсти сжались, когда ярость заставила кровь быстрее забиться в венах.

– Мы учимся вместе, вот и все. И это мое убежище, я не приглашала тебя в него. – Я протянула руку, чтобы оттолкнуть его на шаг назад, и все ахнули в ужасе позади меня.

Киан посмотрел на меня свысока, вода капала с его влажных волос, которые были распущены и растрепаны.

– От меня нигде не укрыться, детка.

Он оттолкнул меня в сторону, подбежал к Невыразимым и запрыгнул на стол (гребаным прыжком с места). Его грязные ботинки оставляли отпечатки по всей их работе, когда он обходил стол по кругу, разглядывая их всех, как добычу.

– Прекрати вести себя как придурок, – потребовала я, глядя на него снизу вверх с яростью в сердце.

– Ничего не поделаешь, сладенькая. Это все равно что просить ветер не дуть или волка не выть. – Он подмигнул мне, и я уперла руки в бока.

– Прекрати, – прорычала я. – Я пойду, если ты этого хочешь, просто оставь их в покое.

– Хорошо, – вздохнул Киан, и мои плечи немного расслабились. – Как только справлю нужду. – Он расстегнул ширинку, вытащил свой член и начал мочиться на работу Глубокой глотки, моча брызнула на ее одежду, когда она немигающе уставилась на него.

– О боже мой, – выдохнула я, не уверенная, что делать, когда увидела, что это происходит на самом деле. – Ты гребаный ублюдок! Отойди от нее!

Киан удовлетворенно зарычал, устраиваясь поудобнее и подтягивая ширинку, прежде чем его взгляд метнулся ко мне.

– Ты бы не защищала ее, если бы знала, что она сделала.

– Она просто была влюблена в тебя и пыталась сделать тебе минет, неужели это действительно заслуживает всего этого дерьма в жопу? – Я сгорала от того, насколько я была зла. Я не могла поверить в то, что только что увидела, или в тот факт, что Невыразимые смотрели на него так, словно это было даже не худшим из того, с чем они обычно сталкивались.

Киан цокнул языком, насмехаясь над Глубокой глоткой.

– Это то, что она сказала? – Он спрыгнул со стола и направился ко мне, ухмыляясь. – И ты просто так взяла и поверила ей, не так ли? Милая, невинная Татум, вступающаяся за бедных маленьких жертв Ночных Стражей. Как чертовски благородно с твоей стороны.

Он схватил меня за запястье, словно в тиски, и потащил по проходу, а я яростно уперлась пятками.

– Отпусти меня, – потребовала я, ударив его кулаком в бок, но он не замедлился, таща меня за собой, пока мы не достигли входной двери, и не потащил наружу в шторм. У меня даже не было ни блейзера, ни сумки, и я мгновенно промокла, когда он потащил меня вверх по тропинке, дождь обрушивался на нас, как пули.

– Киан! – Крикнула я, перекрывая бушующий ветер. – Отпусти меня!

Его хватка была такой крепкой, что останутся синяки, но он не ослабил хватки, сжав челюсти, намеренно таща меня за собой, и куда бы мы ни направлялись, я боялась прибытия туда больше, чем самого путешествия.

Я заметила байк Киана, прислоненный к дереву, чтобы укрыть от бури, и он подтащил меня к нему, водрузив свой шлем мне на голову, прежде чем сесть на байк, и свирепо посмотрел на меня, приказывая садиться.

Я повернулась, собираясь убежать, когда он снова схватил меня за запястье и перекинул через свои колени, так, что я уставилась в землю.

– Киан! – Я закричала, когда он помчался по тропинке, сворачивая в противоположном направлении к Храму, и ветер взметнул мою юбку, так что моя задница оказалась полностью обнаженной перед ним. Я услышала его смех, когда дождь хлестал по моей обнаженной коже, и зарычала от ярости, не в силах ничего поделать, изо всех сил вцепившись в его ногу. Все равно ничего, кроме как проклинать его.

– Ты гребаный придурок, ни на что не годный сукин сын! – Я закричала, когда он крутанул колесо, одной рукой хлопнув меня по заднице, чтобы удержать на месте. Когда переднее колесо снова приземлилось, мы покатились по горе, и ветер смилостивился и задрал мою юбку обратно, чтобы прикрыть трусики, но, черт возьми, если это хоть как-то уменьшило мою ярость. Мою ненависть.

Этот ублюдок, этот абсолютный кусок дерьма, ублюдок!

Он съехал с тропинки, и дождь перестал заливать меня насквозь, когда он припарковал байк под деревом. Я встала, сорвала шлем и ударила им его по голове. Он выхватил его у меня из рук, швырнул на землю, перекинул ногу через сиденье и последовал за мной. В его глазах жил демон, и я не хотела иметь с этим ничего общего. Я повернулась и побежала к тропинке, когда поняла, что мы прибыли к эллингу.

Его тяжелые шаги раздавались за мной, но я была быстрее, мне просто нужно было увеличить расстояние между нами. Пошел он к черту вместе с его тупой рожей.

Моя нога поскользнулась на мокрой траве, и я вскрикнула, когда моя лодыжка неловко подвернулась, и я упала на колени.

– Черт, – я зашипела, и Киан подхватил меня на руки, как будто я весила не больше перышка, перекинул через плечо и понес в лодочный сарай.

Это было ультрасовременное заведение со сверкающими белыми стенами и тремя портами, где на воде покачивались гребные лодки и водные мотоциклы. На одной стене в ряд стояли каяки и весла, все идеально выровненные, как будто Сэйнт лично наблюдал за этой работой. Киан поднялся по железной винтовой лестнице на второй уровень, в то время как я колотила кулаками ему в спину, его шаги звенели по металлу, когда он добрался до верха и толкнул стеклянную дверь.

Он отнес меня к одному из ротанговых пуфов, стоявших в углу комнаты, осторожно положил меня на него и опустился на пол передо мной на колени. Он поднял мою ногу к себе на колени, снимая с меня туфлю, затем скользнул пальцами вверх по моей икре, чтобы ухватиться за верх моего носка высотой до колена. Он отказывался встречаться со мной взглядом, и как бы сильно мне ни хотелось пнуть его за то, что он сделал там, в библиотеке, моя лодыжка все еще пульсировала, и я не думала, что от этого будет какой-то толк. Хотя у меня все еще была другая нога…

Он стянул с меня носок, его грубые пальцы скользнули по моей коже, и мое сердце забилось быстрее, когда он провел большим пальцем по своду моей стопы.

– Все в порядке, – хрипло сказала я, поднимая голову, чтобы оглядеть комнату.

Это была невероятная гостиная с лодочной тематикой, спасательным кольцом, висящим на стене между невероятными рисунками с изображением озера. В дальнем конце комнаты было полно полок с лодочным снаряжением, заполнявших все пространство аккуратными стопками, и стоял огромный стол с моделью кампуса Еверлейк на нем.

Я вздрогнула, когда Киан провел большим пальцем по моей лодыжке, надавливая на ахиллово сухожилие.

– Что ты делаешь? – Раздраженно спросила я, несмотря на огонь в моих венах, который говорил мне, как сильно мне нравятся его прикосновения, даже если они сопровождались уколом боли. Но все, связанное с Кианом, всегда причиняло мне боль, так что я не была удивлена.

– Я лечу твои раны, как ты лечила мои. – Он поднял глаза, и я на мгновение забыла о ненависти к нему. Гребаный Иисус Христос, как ему всегда удается так глубоко проникать мне под кожу? – Где болит?

– Повсюду, – прошептала я, прежде чем поняла, что сказала это вслух.

Он нахмурился, потирая большим пальцем сухожилие, и я снова поморщилась.

– Вот тут, – согласилась я, желая увильнуть от того, что я только что сказала. Потому что это было ужасающей правдой. Из-за него у меня болела каждая клеточка тела, от кончиков пальцев ног до самых потаенных уголков души. Из-за Киана Роско каждая частичка меня чувствовала себя ушибленной.

Когда он помассировал мою лодыжку, мне стало легче, и я вздохнула, опустив голову так, что мои намокшие волосы упали вперед, обрамляя лицо.

– Ты не должен этого делать, Киан, если не хочешь, чтобы я снова сбежала.

– А что в этом забавного? – Усмехнулся он. – Пойманная добыча – это не весело. Мне нравится, когда она живая и чертовски энергичная.

Я переместила другую ногу, с ухмылкой пнув его в ногу.

– Вот как?

– Это так, – согласился он, продолжая свою удивительно нежную работу с моей лодыжкой.

– Прямо сейчас я чувствую себя самой типичной светловолосой сучкой в мире, – фыркнула я. – Убегаю от психа только для того, чтобы упасть и подвернуть лодыжку.

– Повезло, что у меня не было маски из фильма «Крик» и мясницкого ножа.

– Тебе нравятся олдскульные фильмы? – Спросила я с ноткой смеха над его шуткой, не признавшись, что мне они тоже нравились.

– Ужастики девяностых чертовски веселые, – размышлял он. – Хотя это не сравнится с сегодняшними кровопролитиями.

– Мне не нравится кровь. – Я сморщила нос.

Его большой палец чуть сильнее надавил на мое сухожилие, и на этот раз мне не было больно.

– Ты можешь сколько угодно избегать подобных вещей, но я предпочитаю смотреть жизни в глаза и показывать, что она меня не пугает.

– Это не настоящая жизнь, – фыркнула я.

– Кровь, запекшаяся кровь и смерть настолько реальны, насколько это возможно, детка. Никто не хочет заглядывать за стены бойни, но все они выстраиваются в очередь, чтобы купить свежее мясо в упаковке на рынке. Если бы люди посмотрели правде в глаза, как ты думаешь, они бы это приняли?

– Ну, я не ем это. – Я снова пнула его. – Потому что знать правду – это то же самое, что видеть ее.

– Не для большинства людей, – сказал он, его глаза впились в мои, как будто он хотел залезть мне в голову. – Что отличает тебя от других?

– Кто знает? Может быть, я фея из далекой страны. – Я откинулась назад, с моих волос капало на ротанг по обе стороны от меня.

– Ну, ты немного опоздала, чтобы забрать этого потерявшегося мальчика, Тинкербелл. Жаль, что ты не отвезла меня в Неверленд задолго до того, как я, блядь, повзрослел.

Эти слова врезались мне в душу, и я протянула руку, чтобы погладить его по щеке. Я знала, что он никогда не расскажет мне о своей жизни за пределами Еверлейк, но было ясно, как на него повлияло то, что жизнь преподнесла ему. Я даже не могла представить его маленьким мальчиком. Я могла более отчетливо представить его выползающим прямо из ада взрослым мужчиной с татуировками, мускулами и всем прочим.

Мои мысли вернулись к тому, что он делал с Глубокой глоткой, и я убрала руку от его лица, мой желудок скрутило узлом.

– Зачем ты их пытаешь? – Холодно спросила я, когда он опустил мою ногу на пол. Я надавила на нее всем весом, и мне стало достаточно комфортно что бы идти дальше. Наверное, и бежать, если бы пришлось.

Он встал и протянул мне руку.

– Я расскажу тебе, но сначала хочу кое-что показать.

Я нахмурилась, глядя на ту же руку, которая только что вылечила мою лодыжку, и неохотно вложила в нее ладонь. Он рывком поставил меня на ноги, ожидая, пока я проверю свою ногу, кивнув в знак того, что все в порядке. Я наклонилась, снимая вторую туфлю и стягивая промокший носок, прежде чем он повел меня к раздвижной стеклянной двери в другом конце комнаты. Он отпер ее, широко распахнул и вывел меня на крытый балкон, с которого открывался вид на озеро.

Дождь все еще лил, перехлестывая через край нависающей крыши, которая прикрывала половину балкона. С одной стороны от него был подвешен большой гамак из белой сетки, и Киан подвел меня к нему, плюхнулся в него и потянул меня за собой. Я была вынуждена прижаться к его боку и положить свою ногу поверх его. Он отставил одну ногу, используя ее, чтобы оттолкнуться от пола и заставить нас раскачиваться взад-вперед.

Его рука обняла меня за плечи, и он схватил меня за волосы, потянув, чтобы заставить меня поднять глаза. Над нами на потолке висела коллекция деревянных стрел, сотни стрел, все украшенные красивыми цветными перьями, которые указывали в разных направлениях и были сложены вместе по всей крыше. В основе их лежали слова, написанные закругленными буквами.

Пусть твоя стрела полетит на край света,