Текст книги "Муж, любовник, незнакомец"

Автор книги: Сюзанна Форстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Глава 32

Джей так и не увидел, как ледоруб попал в цель, но услышал сухой треск разламывающейся кости, черепа, расколовшегося надвое. Это был чудовищный звук человеческой гибели. От этого звука тело Джея свело в конвульсии.

В тот момент, когда орудие вырвалось из его руки, он рухнул на колени, едва успев проследить траекторию его полета, и на мгновение лишился чувств. Боль пронзила его острыми спицами. Парализовала, воткнулась в глаз и ослепила.

Никто не причинит тебе вреда, Софи. Боги хранят невинных детей. Нас хранит Божий промысел…

Но он не мог доползти до нее. Конечно, эта боль убьет его, и он никогда больше до нее не дотронется. Даже боги не могут защитить человеческие существа от самих себя, подумал Джей, корчась от боли. Ничто не может защитить их от склонности к саморазрушению. И ничто не может защитить ее от него.

Эта мысль прогремела у него в голове, как пушечный выстрел, после которого наступила страшная тишина. Джей осознал, что женский крик в его голове смолк. Наконец она успокоилась. В комнате стояла неестественная тишина. Никто больше не кричал, никто, кроме его самого. Он же кричал изо всех сил, обращаясь к небесам. Это была все та же истовая молитва, которая сорвалась с его уст в момент падения – единственная, которую он произносил в своей жизни.

«Молю тебя, Господи, не допусти меня причинить ей зло. Я дал ей обещание, и все остальное не имеет значения, а меньше всего – что случится со мной. Я дал ей обещание».

Глава 33

– Какие красивые излучения мозга, – пробормотала Софи, с восхищением глядя на медленно ползущие грациозные зубцы, которые рисовал на экране электроэнцефалограф. – Они такие же мелкие, как мои бусы из макарон, тебе не кажется?

Джей лежал на больничной койке, в его густых темных волосах утопали электроды, с помощью которых фиксировалась электрическая деятельность мозга.

– Хочешь увидеть, как они делают сальто назад? – Он согнул палец и подмигнул ей, жест получился озорным, каковыми, впрочем, были и его намерения. – Ну-ка иди сюда.

Софи не испытывала никакой неловкости. Она бы прыгнула прямо на него, если бы не боялась устроить короткое замыкание, после чего в палату немедленно влетела бы медсестра.

Вместо этого Софи села на край кровати и улыбнулась ему, зная, что в глазах светится вся ее душа.

– Если мы пошлем к черту это энцефалографическое ожерелье, – сказала она, – мне не позволят забрать тебя, а я хочу увезти тебя домой.

Софи казалось, что ужасное испытание, через которое ей пришлось пройти в кабинете Клода, случилось много лет назад, хотя с тех пор прошло чуть больше недели. Они с Джеем были опасно близки к тому, чтобы навсегда потерять друг друга. От полученного удара Софи потеряла сознание, но только придя в себя, вся в крови, осознала, что это был Клод – он упал на нее, когда ледоруб врезался ему в голову.

Но напугал ее именно Джей. Распростершись на полу, он дергался в конвульсиях, и Софи боялась, что он умрет, а она даже не успеет до него добраться. Она с невероятным усилием вытолкнула себя с кушетки и тут же упала на пол. Страх за Джея сделал ее способной на то, чего ни одна нормальная женщина ее комплекции сделать бы не смогла. Молясь, чтобы не навредить ребенку, она проползла через всю комнату и ногой столкнула со стола телефон. К счастью, некоторые номера были в нем запрограммированы, в частности телефон Службы спасения – 911.

Эл и Уоллис находились рядом с Софи, когда она пришла в сознание в больнице. Они заверили ее, что средство, которое ввел ей Клод, было всего лишь легким препаратом для расслабления мышц. И с ней, и с ребенком все в порядке. Состояние Джея стабилизировали с помощью медикаментов, и есть все основания полагать, что он полностью поправится, но Эл поговорил с главным врачом больницы, своим старым приятелем, и условился, что Джея оставят в больнице еще на несколько дней для обследования, просто для всеобщего спокойствия.

– Я не меньше твоего хочу, чтобы ты забрала меня отсюда. Домой, – сказал Джей, словно отвечая каким-то собственным мыслям. – При этом слове Софи подняла голову, встретилась с ним взглядом, и ее пронзило внезапное острое желание.

Джей издал один из тех вздохов, которые звучали для нее, как музыка. Эта музыка наполнила ее до краев, и ей самой захотелось вздохнуть, чтобы уменьшить давление в груди. Софи больше не могла терпеть. Распиравшие ее чувства были слишком сильны. Ей нужно было что-то сделать. Поговорить.

– Эл клянется, что ты поправишься, – беззаботно сказала она. – Гарантирует на сто процентов.

– Давай сойдемся на девяноста девяти. – Взгляд мужа был озабоченным, он боялся встревожить Софи, хотя на больничной кровати лежал именно он.

– Эл, вероятно, не хотел тебя пугать, но мне признался, что время от времени возможны рецидивы амнезии. Какие-то эпизоды прошлого я могу вообще никогда не вспомнить, но это единственное, что мне грозит. Тяжелых приступов головной боли больше не будет, тяги к насилию тоже. И раздвоение личности осталось в прошлом.

На самом деле Эл сообщил Софи почти то же самое, к ее великому облегчению.

– Он пытался объяснить мне механизм болезни, – сказала она, – но, боюсь, я перестала что бы то ни было понимать, когда он заговорил о том, как мозг стремится защитить себя от световой бомбардировки, исходящей от сетчатки глаза, о химических поражениях и прочем в том же роде. Честно признаться, Джей, не думаю, чтобы даже Эл знал наверняка, что может послужить толчком к раздвоению личности. Но он признал, что вопрос о возможности расщепления психики пока спорен, а ты ведь знаешь Эла – ученый до мозга костей. Он просил меня поверить, что никогда не замышлял ничего из того, что случилось, особенно насилия. Это все Клод.

У Софи никак не укладывалось в голове, что ее преданный друг оказался способным на такие крайности. Пытаясь подставить Джея, он мог легко убить ее. Он не пожалел даже Олберта и Блейза. Она все еще не сказала Джею, что Клод умер от раны – у того и так слишком много проблем, связанных с собственным выздоровлением. Хотя Софи переживала, что Клод погиб в результате таких невообразимых событий, за последние несколько дней, о многом передумав, она пришла к выводу, что большей трагедией было бы, если бы он остался жив. Клод теперь там, где он хотел быть, – покоится с миром. А у них у всех не было бы ни минуты покоя, если бы он выжил и ему пришлось провести остаток дней в каком-нибудь закрытом лечебном заведении, медленно угасая рассудком, но не телом.

– Я никак не могу понять, как он это делал. – Она действительно не понимала, как один человек может устроить такой хаос. – Никогда не думала, что людей можно загипнотизировать настолько, чтобы заставить их делать что-то против собственной воли.

– Клод не эстрадный гипнотизер. Он использовал мощные препараты, которые делали человека более восприимчивым к внушению. Существует масса свидетельств, хранящихся в архивах военной разведки, что людей можно запрограммировать на то, чтобы они действовали вопреки собственным нравственным убеждениям, даже убивали. А уж при сегодняшних возможностях науки… Но я не думаю, что Клод добивался именно этого. Он хотел обратить нас друг против друга и добивался этого, заставляя тебя думать, что это я пытаюсь тебя убить. Очень умно с его стороны было и меня в этом убедить.

Умно – может быть, но Софи интересовало другое: почему люди зачастую прилагают колоссальные усилия, чтобы навредить другим, вместо того, чтобы помочь самим себе. Возможно, Клоду некому было помочь?

– Его план сработал бы, – добавил Джей, – если бы я не сопоставил голос на твоем автоответчике с голосом, который слышал в ту ночь в клинике, прежде чем снадобье вырубило меня.

Он, скорее всего, имел в виду сообщение, которое оставил ей Клод, но его смущало что-то еще.

– В чем дело? – спросила Софи.

– В ту ночь на твоем автоответчике была еще запись голоса Маффин, она говорила так, будто у нее что-то стряслось. Ты узнала, что ей было нужно?

На самом деле Маффин позвонила, как только узнала, что случилось с Клодом. Софи была слишком занята другими делами, чтобы обращать на нее в тот момент какое-нибудь внимание, но теперь сообщение Маффин показалось ей несколько шокирующим. Так сказать, небольшая бомбочка.

– Маффин не сдается, – сказала Софи. – Она поведала мне по телефону, что собирается подвергнуть себя операции по оплодотворению спермой Колби, чтобы произвести на свет первого и единственного наследника бэбкокского достояния. Бедняжка.

– Кто – Маффин или будущее дитя?

– В сущности, оба, если подумать. Она не знает, что я беременна, и у нее был такой безумный голос, что у меня не хватило духу сказать. Наверное, все же лучше ей узнать об этом до того, как она совершит какую-нибудь глупость.

Они держались за руки, и Джей начал рисовать пальцами у нее на запястьях свои магические знаки. Казалось, он делает это неосознанно, и реакция Софи была столь же автоматической. Она надеялась, что их будущий ребенок не станет сердиться из-за того, что его надежное укрытие в материнской утробе чуть-чуть приоткрылось.

– Джей, – неожиданно сказала Софи, – давай поддержим Маффин в этой ее затее с косметической линией, ну хотя бы на этапе исследований и опытов. Ей нужно именно это, а вовсе не ребенок. К тому же она столько лет была замужем за Колби. Уж чего-нибудь она за это точно заслужила, тебе не кажется?

– В этом есть смысл. – Джей прекратил водить пальцем по ее руке и взглянул ей прямо s глаза. – Кстати… а как насчет нашей маленькой оплодотворенной яйцеклетки? И его мамы?

Софи взяла его руки и положила себе на живот, наслаждаясь той нежной силой, с которой он ласково сжал его, теплом, которое проникало внутрь. Она представила, как чувствует себя там ребенок, купаясь в тепле и любви.

– Ты ведь знаешь, как это случилось, правда?

– Что, беременность? Разумеется, знаю.

– Нет, я не об этом, а о том, благодаря чему это случилось. Один из препаратов, которые тебе давали в клинике, по словам Эла, является новым средством лечения мужского бесплодия. «Бэбкок фармацевтикс» только что получила на него лицензию. – Софи рассмеялась. – Судя по результату, оно действует.

– И чья это была идея?

Он посмотрел на нее, и Софи вздрогнула от неожиданности, встретив взгляд прекрасных синих глаз. Джей больше не носил глазной повязки, но Софи еще не успела к этому привыкнуть, однако не это, а выражение его лица поразило ее больше всего. Она не могла себе представить, чтобы что-то могло обескуражить Джея, во всяком случае, не это – не счастливое сознание того, что она беременна.

– Это идея Уоллис, – поспешила объяснить Софи. – По словам Эла, это было частью ее грандиозного плана обеспечить будущее империи. Но она также знала, как мне хотелось иметь детей, как нам обоим… поэтому… я думаю, нам следует простить ее за это, не так ли?

Его молчание начинало пугать ее. Он прошел через множество испытаний, стал жертвой многочисленных манипуляций и насильственных действий со стороны собственной семьи. Она могла понять, что ему не так-то просто со всем этим смириться. Но теперь, когда ему предстояло возглавить компанию и когда она должна родить ему ребенка, Софи надеялась, что Джей и Уоллис смогут найти общий язык и жить в согласии или, во всяком случае, уважать друг друга.

– Никакое чудо-средство Бэбкоков не сможет вылечить болезнь, поразившую эту семью, – наконец произнес он и снова вздохнул. В его голосе появилось что-то новое – сожаление и твердость. – Быть может, только прощение. Наверное, это единственное, что может помочь, но я пока еще не совсем готов к этому.

– Время, – подхватила Софи, – дай себе время, и прощение придет само.

Тишина, повисшая в палате, была такой тяжелой, что напоминала занавес, который опустился перед ними и, казалось, никогда не поднимется вновь. Софи испугалась, что это настроение может дурно повлиять даже на их с Джеем взаимоотношения, но прикосновение его руки убедило ее в том, что связывающие их узы не омрачает ничто, кроме этой семейной проблемы. Когда Джей стал медленно притягивать ее к себе, напряжение ушло совсем. Она упала в его объятия, не заботясь больше о вероятности короткого замыкания.

– Я люблю тебя. – Голос ее прервался от страсти и нежности.

– Господи, я тоже, тоже люблю тебя, – ответил Джей, скрестив кулаки у нее за спиной. Его грудь высоко вздымалась. – Пока у меня есть ты, мне не нужна никакая память. У нас будут новые общие воспоминания.

На Софи нахлынули сладостные образы освещенного солнечным светом пляжа, весело резвящейся собаки, смертельно-захватывающего аттракциона в парке и парящего на вершине горы монастыря. Она никогда не забудет той поездки в горы и монаха-призрака, который сказал ей, что она уже ощутила полноту, но только сама может знать, что это для нее значит. Теперь она знала. Вот она – полнота. Джей был для нее целебным источником, так же как она для него.

– Но теперь, когда вас двое, – его дыхание нежно шевелило золотистый локон у нее на виске, – смогу ли я свозить тебя на мотоцикле к «Крутому Дэну»?

– Это можно устроить, – заверила его Софи, водя ногтем по впадинке у него под горлом и ощущая, как бьется у нее под щекой его сердце. Когда самообладание вновь вернулось к ней и она смогла говорить не задыхаясь, она предложила завести мотоциклетную коляску. Софи вспоминала поездку в приют байкеров и как они ели там омлет-чили, и буквы, которые он обводил пальцем на крышке стола. Она все еще не знала, что они означали.

Покоясь на его плече, Софи боялась шевельнуться, чтобы не нарушить эту идиллию. Но не удовлетворить любопытство – значит, разжечь его, и вскоре она все же приподнялась и спросила его об этом.

Он удивил ее, заявив, что сам не знает.

– Тут нужно вернуться к периоду, когда шел процесс, связанный с «Тризином-би», – сказал он. – Как ты помнишь, я тогда отправился в Атласские горы, а когда вернулся, все было кончено – Бэбкоки победили. Но никто не хотел говорить о процессе. Никто, кроме Ноя.

Некоторое время он в нерешительности постукивал костяшками пальцев по ее спине, потом продолжил:

– Все, что я помню, – это Ной в психиатрической клинике, энергично убеждающий меня снять «Тризин-би» с производства. Он говорил, что если я смолчу, то буду виновен, как и все остальные, что на моих руках тоже будет кровь. Он вел журнал, в котором были зафиксированы все нарушения закона со стороны Бэбкоков. У него была даже копия стенограммы судебного процесса, в которой фигурировали лжесвидетельства. Но к тому времени его мозг был уже поврежден, и он не мог вспомнить, где все это спрятал. Когда я встал, чтобы уходить, он крикнул мне: «Найди меня!» – но не сумел объяснить, что это значит. Он только повторял эту фразу снова и снова.

Вечером я поехал к «Крутому Дэну», чтобы попытаться найти смысл в том, что сказал Ной, – честно говоря, чтобы попытаться найти смысл во всей своей жизни, – и, должно быть, машинально нацарапал на столе эти слова. Какой-то вышибала сделал мне замечание, завязалась драка. Вот и все, что я помню. Вероятно, это был тот же самый тип, который окликнул меня в аллее позади «Крутого Дэна» в то утро, когда мы ездили туда вместе с тобой, хотя тогда я не понимал, почему он вызвал у меня такую реакцию. Просто ощущал, что с ним связана какая-то неприятность.

Джей запрокинул голову, напрягая память.

– Ной старался сказать мне, что журнал спрятан в скалах, где мы когда-то играли в «найди меня». Или говорил, чтобы я сам спрятал его там, – не помню. У меня вспыхивали в мозгу отрывочные воспоминания, но, пока ты не упомянула о Дональде, о мальчике, который сорвался с обрыва, я не ассоциировал игру со скалами и журналом. Все это догадки, – признался Джей, грустно пожав плечами. – Я, возможно, никогда не узнаю, как это было на самом деле.

– Теперь это не имеет никакого значения, – Софи, откинула у него со лба прядь густых черных волос, разгладила морщины. Она не хотела, чтобы он упрекал себя. Все равно теперь он ничего уже не мог изменить в прошлом. Единственное, в чем он сейчас нуждался, – это отдых.

– Если тебя это утешит, – сказала она ему, – не только у тебя проблемы с памятью. У меня тоже были в этом смысле серьезные неприятности, а ведь с моими мозгами никто не экспериментировал. Но сегодня утром меня осенило – и угадай, что я обнаружила?

Он с интересом наблюдал, как она взяла в руки сумку и достала оттуда сюрприз.

Софи держала в руке хрупкую, величиной с зубочистку палочку. Джей придвинулся поближе, чтобы получше разглядеть ее.

– Гадальная косточка, – удивился он. – Где ты ее нашла?

– В сундуке с приданым вместе с другими вещицами, которые считала потерянными. Там были твоя щетка для волос и моя ночная рубашка, разумеется. Странно, я столько раз переворачивала дом вверх дном в поисках этой самой кисточки, но никогда не заглядывала в сундук, наверное, просто не была еще готова найти ее. Но сегодня утром, проснувшись, пошла прямо к сундуку.

Джей молчал и о чем-то думал, неотрывно глядя на почти невидимую косточку, которую Софи держала так, словно это была бесценная золотая реликвия.

– Теперь я могу сказать тебе, что загадал тогда, – наконец вымолвил Джей.

– Нет, не нужно! А то не сбудется.

Она почувствовала, как тепло стало животу, и посмотрела вниз. Его рука прижималась к нему – сильная, загорелая и спасительная на фоне выцветшего хлопчатобумажного комбинезона.

– Уже сбылось.

– Ребенок? – прошептала она.

Слезы заволокли ей глаза. Почти ничего не видя, она порылась в сумке и извлекла оттуда большой обломок гадальной косточки, который он передал ей на хранение. Она понимала теперь, почему любовь пугает людей даже больше, чем смерть. Потому что боль так же пронзительна, как радость. Эта боль невыносима, но, быть может, так же необходима для жизни, как дыхание. «Утрата… – подумала она, – утрата всегда вызывает боль, но без нее никогда не ощутить радости воссоединения».

– Вот смотри, – сказал Джей, забирая у нее обе половинки.

Он соединил их в месте разлома и оценил результат. Улыбка, озарившая его лицо, была так же светла и печальна, как ее собственная.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О том, как невероятно то, что они соединились и что мы соединились.

Он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Быть может, дело было в свете, который лился в окно и бликами играл на его волосах, быть может, в едва заметном удивлении, сквозившем в его улыбке, но Софи вмиг оказалась отброшенной более чем на десять лет назад, к тому мгновению, когда впервые увидела его и узнала.

От его улыбки у нее на сердце стало светло. Его любовь выманила ее из норы и научила доверять. К этому всю жизнь стремилась ее душа – просто к доверию, которое другим дается само собой. К тому, чтобы, протянув ночью руку, быть уверенной, что он рядом, успокоит ее страхи, осушит слезы и будет до самого рассвета держать ее руку в своих руках. Она мечтала встретить человека, который всегда был бы рядом, когда он ей нужен, человека, который полюбил бы ее настолько сильно, чтобы все это сбылось.

Неужели небеса послали ей такое счастье? Неужели провидение раскрыло, наконец, свои объятия навстречу Софи Уэстон?

Ответ содержался в кисточке, которую держал Джей, и в том приливе нежности, который она испытала, когда он соединял половинки. Ее ответ – это надежда, неистребимая оптимистка, которая вновь и вновь заставляет сердце открыться, позволяет сохранять веру, несмотря на опустошающую горечь утрат.

Ее ответ – это он, обожаемый незнакомец. Мужчина, который научил ее любить и переносить утраты… и дорожить тем и другим. Мужчина, который вернулся к ней.

Теперь он здесь. И любит ее именно так, как она мечтала.