Текст книги "Муж, любовник, незнакомец"
Автор книги: Сюзанна Форстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Глава 26
– Софи?! Ты там? – Эллен громко колотила в дверь дома. Она слышала, как внутри плачет ребенок, но никто не подходил к двери.
Было рано – только половина седьмого утра, но обычно Софи в это время уже вставала, чтобы подготовиться к приходу детей. Вероятно, плакавший внутри ребенок – Олберт. Мать обычно привозила его очень рано, следовательно, Софи должна была быть на месте и не спать, раз она его приняла.
Эллен собиралась было уже обойти домик сзади, когда услышала знакомый щелчок. Дверь отворилась, но всего на несколько дюймов.
– Олберт? – сказала Эллен, адресуясь к паре заплаканных карих глаз, выглядывавших в щелку.
– Я думаю, у Софи болит живот, – сказал ребенок так тихо, что она едва расслышала его.
– Олберт, отойди назад, милый, и позволь мне войти. – Эллен толкнула дверь плечом, моля Бога, чтобы она не была закрыта еще и на цепочку. К ее облегчению, дверь распахнулась, и она сразу же увидела то, на что указывал мальчик. Из кухни в коридор по щиколотку торчали голые ноги Софи. Видимо, она упала.
Поспешно закрывая дверь, Эллен спросила Олберта, что случилось. Она слышала, как в заднем дворике под дверью лаяла собака, это означало, что пса уже накормили и выпустили на улицу.
Эллен старалась не показывать ребенку, насколько испугана, но, дойдя до кухни и увидев Софи, распростертую на полу лицом вниз, поняла, что та без сознания.
Эллен присела, пощупала пульс – он был слабым, но ровным. Стараясь говорить спокойно, она спросила у Олберта:
– Софи упала? Она обо что-то споткнулась? Или поперхнулась едой?
– Да, навелно. – Мальчик пожал плечиками, и глаза его стали снова наполняться слезами. – Она заснула, пока я сидел на голске. Она поплавится?
Ребенок явно не видел, что случилось, и Эллен не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым.
– Пойдем, – сказала она, стараясь придать голосу бодрость. – Займись-ка картинкой-загадкой, которую мы начали вчера.
Несколько минут спустя, сидя на полу рядом с Софи вожидании прибытия «скорой», она вдруг сообразила, что не спросила у Олберта, был ли в доме кто-нибудь еще сегодня утром. Софи рассказала ей о нападении и просила тщательнее закрывать двери. Она боялась, что тот человек может вернуться.
Софи очнулась на больничной койке, занавешенной темно-зелеными полотнищами. По пластиковым манжетам на запястьях и шумной суете снаружи она догадалась, что находится в палате отделения «Скорой помощи».
Она не могла понять, почему ее сюда привезли, потому что не чувствовала никакой боли – только тупую пульсацию в затылке и не помнила ничего, кроме того, как ее крохотная кухонька закружилась у нее перед глазами, как колесо аттракциона. В остальном в голове была полная пустота.
– О, вы очнулись. – Медсестра, просунув голову между занавесок, улыбалась ей. – Как вы себя чувствуете?
– Как в дурмане… что случилось?
– Вероятно, вы упали в обморок. – Сестричка – миловидная брюнетка с неизменным термометром в руке – вошла и задернула за собой занавески. – Кроме нескольких небольших ушибов, кажется, ничего страшного нет, но доктор хочет поговорить свами насчет кое-каких тестов.
– Конечно… – Следующий вопрос Софи задать не успела – термометр оказался у нее во рту.
– Ваша подруга Эллен звонила нам, – продолжала сестра. – Она спрашивала, не хотите ли вы, чтобы она сообщила кому-нибудь, где вы, а также просила передать, что с детьми все в порядке. Я позову доктора, хорошо?
Софи кивнула. Больше в данный момент она ничего сделать не могла.
– Куда, мэм? – спросил таксист, открывая для Софи заднюю дверцу своего покореженного «линкольна» и делая приглашающий жест.
– В имение Бэбкоков возле Сильверадо-Каньон. Знаете, где это?
«Ну, пожалуйста, скажите, что знаете, – мысленно взмолилась Софи. – Я ведь не смогу показать дорогу. Я не могу вспомнить даже, где живу сама».
– Отвезу в лучшем виде. – Как только Софи уселась на заднее сиденье, шофер дружелюбно кивнул ей и закрыл дверцу.
Софи была благодарна ему за обходительность и уверенность, с которой он взялся ее отвезти. К счастью, машин на дороге было не много и ехать оказалось недалеко, потому что Софи начало тошнить, как только они выехали с территории больницы.
Как-то она читала статью, в которой давалась оценка в баллах стрессовых ситуаций в жизни человека: рождений, смертей, женитьб, даже продвижений по службе. Чем большее психическое напряжение создает событие – тем больше баллов; чем больше баллов – тем короче жизнь. За одну последнюю неделю Софи набрала столько баллов, что можно было готовиться к смерти.
На звонок дверь Большого дома открыла Милдред. Софи все еще не решалась пользоваться ключом, который дал ей Джей, хотя знала, что Уоллис и все остальные ждут от нее этого: ведь предполагалось, что она будет здесь жить, снова став членом семьи..
– Если ты ищешь Джея, то он ушел около полудня, – сказала Милдред. – Куда – не знаю. Он не сказал, но надел пиджак и галстук.
Служанка сообщала Софи эту информацию несколько нервно, но, в конце концов, Милдред все делала нервно. Похоже, она ожидала, что Софи будет разочарована, но та почувствовала облегчение. Огромное облегчение.
– А Уоллис дома? – спросила она.
– В библиотеке, разбирает корреспонденцию. Сказать ей, что ты пришла?
– Я сама, Милдред. – Софи быстро прошла мимо служанки. – У меня новости, которые не могут ждать.
Библиотека находилась на первом этаже – последняя дверь по северо-восточному коридору, непосредственно перед переходом, ведущим в крыло для новобрачных. Софи всегда находила ее несколько темноватой и мрачноватой из-за тяжелых бархатных штор и книжных полок, сделанных из английского дуба и украшенных багетом. Но сегодня Уоллис раздвинула и подвязала шторы. Она сидела среди подушек на диване перед прелестным старинным инкрустированным письменным столом, обтянутым кожей, свернувшись, словно грациозная серая кошка, и глядя в окно на ивы.
– Уоллис? – тихо позвала Софи, не зная, мечтает ли свекровь или просто дремлет.
Диван скрипнул – Уоллис обернулась.
– Дорогая, входи! Вот человек, которого мне действительно хотелось видеть.
Софи с трудом сдержала слезы, когда свекровь встала и протянула к ней руки. Она бросилась навстречу и почти неистово обняла ее.
– Спасибо, – прошептала Софи.
– Спасибо? За что? – Уоллис отклонилась назад и улыбнулась. – О, дорогая, что-нибудь случилось? Джей сказал, что ты вчера после вечеринки вернулась к себе. Я боялась, что вы поссорились. Иди сюда.
Уоллис подвела Софи к дивану перед камином, и они сели, Софи – на краешек. Обычно в библиотеке пахло лавандой и старыми книгами, запах был насыщенным, но не неприятным, однако сегодня Софи уловила и другой аромат. Если она не ошиблась, свекровь выпила.
– Ну, что случилось? – настойчиво повторила Уоллис. – В любом случае все не так плохо, как ты думаешь. Раздели бремя с другим – так, кажется, говорят? – и оно станет легче. Незачем тащить его в одиночку.
Софи прижала ладони к губам.
– Я не знаю, как вам это сказать. Сама не могу поверить. – Она замолчала, ушла в себя и сидела, горестно качая головой, пока Уоллис не вернула ее к действительности вопросом:
– Хочешь что-нибудь выпить? Херес? Бренди? Это поможет тебе успокоиться.
– Нет, я не могу…
Уоллис наклонилась вперед и вгляделась в ее лицо:
– Почему нет? Софи, что с тобой? – От внезапно пришедшей догадки она ахнула: – Ты беременна?
Софи была потрясена, она безмолвно уставилась на свекровь, потом сдавленным голосом произнесла:
– Откуда вы знаете? Я только-только от врача.
– Значит, я права? Ты беременна?
Софи кивнула, и Уоллис всплеснула руками. Они так дрожали, что она не могла с ними справиться, тем более не могла, говорить. Ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и объяснить.
– Я догадалась по тому, что ты отказалась выпить, – сказала она, все еще прерывающимся от волнения голосом. – Хотя у меня была кое-какая подсказка. Джей говорил, что ты не очень хорошо себя чувствуешь.
Софи не помнила, чтобы говорила Джею, будто плохо себя чувствует. Она не помнила, чтобы вообще говорила это кому-нибудь, кроме Клода. Но даже если бы она это сказала, как Уоллис могла догадаться, раз она знала, что у Джея не может быть детей?
– О, Софи! – Уоллис откинулась на диванные подушки, качая головой, но явно довольная. – У тебя точно такой же вид, какой был у меня, когда я была беременна. Ной называл его изможденным.
Софи совершенно не понимала реакции свекрови. Ведь это вовсе не повод для торжества. Это кошмар.
– Уоллис, я боюсь. Не знаю, что делать.
– Конечно, боишься. Первый раз это всегда пугает, но все кончится отлично. Тошнота по утрам будет продолжаться не вечно, и то жжение внутри в середине срока, на которое все жалуются, тоже быстро проходит.
Софи слишком резко встала с дивана и чуть не упала от головокружения. Уоллис совершенно этого не заметила. Трудно было представить себе, чтобы свекровь не понимала, что означает эта беременность.
Софи подошла к окну. Ивы купались в золотистых лучах солнца. Она боялась упасть в обморок, боялась, что не сможет заставить свекровь понять, никого не сможет заставить понять.
– Джей ведь… был… бесплоден, – произнесла она, не зная даже, к кому, собственно, обращается. – Он не мог иметь детей.
– Что, Софи?
Софи обернулась не веря своим ушам.
– Вы же это знали, – сказала она. – Мы все это знали. У Джея не могло быть детей.
– Ах да, я что-то припоминаю, но это было не точно. Его никогда специально не обследовали.
– Обследовали! Его обследовали первым. У него брали пробы спермы. – Софи не помнила, как точно звучал диагноз, но врач сказал тогда, что это, насколько известно не поддается лечению. Он также заверил ее, что она абсолютно здорова. Она должна заставить Уоллис вспомнить это и признать правду. Ведь хоть кто-то должен понять, что происходит!
– Джей не мог иметь детей, – настойчиво повторила она. – И вы, черт возьми, знали это!
Уоллис вдруг вскочила, безумно взволнованная:
– Ш-ш-ш. Софи, прекрати сейчас же! Ты не должна доводить себя до такого нервного расстройства.
Но Софи была на грани истерики. Никогда не знать, кому можно верить, – это рвало душу на части. Даже собственное тело обмануло ее. Оно сказало ей, что он – Джей, в то время, как этого не могло быть.
– Ну почему вы не хотите этого признать? – умоляющим голосом спросила она свекровь. – Что с вами? Что происходит со всеми? Вы что, все сошли с ума? Он – не Джей!
– Софи, прекрати! – Уоллис указала куда-то ей за спину. – Обернись.
Софи застыла не дыша. В дверях стоял Джей, наблюдая за отвратительной сценой, разыгрывавшейся между его матерью и женой, и Софи понятия не имела, как давно он там стоит. Он мог слышать все.
Уоллис поспешила к нему и с мольбой в голосе попросила:
– Позволь мне еще немного поговорить с ней. Пожалуйста. Она взвинчена.
Софи была в шоке, что не имело никакого отношения к ее физическому состоянию. Мозг оцепенел от горя. Но она заставила себя поднять голову и тоже посмотрела на Джея в упор, с вызовом. Теперь она была рада, что он все слышал. Пора ему узнать, что он никого не сможет обмануть, во всяком случае, не ее.
– Все в порядке, мама, – успокоил он Уоллис. – Мы с Софи можем сами все обсудить, как два взрослых человека. Не так ли, Софи?
– Что здесь обсуждать? Ты же все слышал.
– Я слышал, что ты беременна от меня. Думаю, есть очень многое, что нам следует обсудить.
Уоллис с явным сочувствием повернулась к Софи.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросила она. – Хочешь, я останусь?
Ее порыв удивил Софи. Похоже, свекровь приняла ее сторону, а не сторону человека, которого считала своим сыном. Разумеется, Софи носила ребенка, которому суждено стать единственным наследником рода Бэбкоков, и это, очевидно, играло какую-то, впрочем, неясную пока роль.
– Со мной все будет в порядке, – ответила она. – Наверное, нам с ним действительно надо поговорить. – Она не желала произносить имя «Джей».
Уоллис нехотя направилась к выходу, но у самой двери снова обернулась:
– Позови меня, если будет нужно. Пошли за мной Милдред.
– Конечно, – согласилась Софи и подошла к столу, чтобы опереться.
Она неуверенно держалась на ногах, и кресло с подушкой на сиденье неотвратимо влекло ее к себе, но сесть в него, как Софи хотелось и было необходимо, означало признать свою слабость.
За диваном стоял старинный столик с бутылками спиртного и сердечными каплями. Джей подошел к нему и плеснул в бокал приличную дозу коньяка.
– Хочешь выпить? – спросил он через плечо. – Нет, конечно, нет. Ты же теперь не пьешь, так ведь?
Софи не ответила. В этот момент ей вообще было не до разговоров.
Джей отхлебнул коньяка, стиснул зубы, потом выпил все до дна и резко поставил бокал на стол – с таким же успехом он мог шмякнуть его об пол и разбить вдребезги. Теперь, глядя прямо в глаза, он шел к Софи.
– Я твой муж, – сказал он тихим, но властным голосом, остановившись напротив и пронизывая ее взглядом, как будто хотел только силой воли заставить ее верить ему. Софи ощутила тепло, жар. Он, словно дракон, дышал огнем, казалось, воспламенились коньячные пары.
– Что должно случиться, чтобы ты мне поверила? Чудо. – Софи была столь же холодна, сколь жарок был Джей. – Вроде этой беременности.
У нее могла кружиться голова, ее могло тошнить, она могла робеть, но она не собиралась позволить ему запугать себя, что он так хорошо умел делать. Резкий запах золы защекотал ноздри, в комнате повисла мертвая тишина. Софи смело взглянула ему в глаза, всей своей гордой осанкой давая понять, что ему не удастся одернуть ее, словно девочку-подростка, больше не удастся.
– Чего ты боишься, Софи? Когда ты, наконец, прекратишь меня избегать и покончишь со всей этой ерундой?
Он поймал ее и развернул к себе лицом. Как бы ни старалась Софи сохранить равновесие, даже такого несильного рывка оказалось достаточно. Колени у нее подогнулись, и, если бы он не поддержал ее, она бы упала.
– Что тебя тревожит? Ребенок? – заглядывая в глаза, Джей обнял ее дрожащие плечи. – Господи, тебе нехорошо.
– Так ты же это знал. Ты ведь сказал Уоллис, что я плохо себя чувствую.
– Я ничего не говорил Уоллис. Иди сюда, сядь, – сказал он, подталкивая ее к дивану, но она не желала идти с ним.
– Софи, ради Христа, перестань меня бояться. – В его голосе слышался гнев – черный гнев. Он поднял ее на руки и понес к дивану. Положив на подушки, схватил за руки и встряхнул. – Ты вредишь ребенку, разве ты этого не понимаешь? – Какая-то одержимость угадывалась в его голосе, потом он отпустил ее.
Слезы брызнули у Софи из глаз. Было очевидно, что он злился на нее, но она не знала, из-за чего. Может быть, он пытался защитить ее, потому что она беременна? Или угрожал причинить ей вред, если она разоблачит его, как предупреждала Маффин?
«Боже мой, – подумала Софи, – я ношу под сердцем ребенка этого человека и не знаю, кто он. Я не знаю, безопасно ли мне находиться с ним в одной комнате».
Глава 27
– Куда ты запропастилась? Софи Сью! Опять спряталась? Лучше бы этим чертовым людям из социальной службы прийти сегодня. Они обещали снять тебя с моей шеи!
Однажды тетка привязала Софи, привязала бельевой веревкой к кухонному стулу, чтобы та не могла спрятаться. Час проходил за часом, руки и ноги у Софи онемели, а тетка бормотала что-то, курила сигареты и швыряла в мойку грязную посуду. Ее звали Труди. Тетушка Труди. Длинная и тощая, как жердь, она весь день хлебала чай со льдом, и Софи всегда подозревала, что она добавляет спиртного в высокий запотевший стакан, потому что к вечеру тетка начинала спотыкаться и разговаривать сама с собой. Но Софи никогда не видела в доме бутылок. Тетушка умела прятать. Все умели.
Тетка никогда не говорила о матери Софи, даже не упоминала ее имени, хотя Софи знала, что ее звали Присциллой. Какие-то обрывки сведений проскальзывали в теткином бормотании, но Софи по большей части пропускала их мимо ушей. Она не желала ничего узнавать о своей матери от Труди, не позволяла ничему разрушить образ той героини волшебной сказки, который создала в своем воображении за все эти годы.
«Что бы ты сейчас сделала, Прис? – подумала Софи, сидя на своей крохотной кухоньке и чувствуя себя такой же связанной по рукам и ногам и такой же беспомощной, как тогда, у тетки. – Как бы ты вышла из положения? Может быть, в свои четырнадцать лет ты была умной и осторожной? Может быть, жизнь – это боль, как говорит Уоллис?»
Софи боролась со страхом и безумием в себе с того момента, как покинула Большой дом. У нее перед глазами неотступно стоял Джей, излучавший угрозу. Даже собственная мать испугалась его. Софи ушла, невзирая на протесты Джея, но бегство, казалось, только усилило страх.
Теперь она была дома, в безопасности, как в игре в пятнашки: добежала до «домика», и никто к ней не прикоснулся. Софи весь вечер убеждала себя в этом. Она уже дважды обошла весь свой дом, проверила все замки на окнах и дверях, убедилась, что все засовы и цепочки закрыты. Блейз неотступно следовал за ней. Но когда все было проверено, все занавески и жалюзи опущены, на нее нахлынуло чувство одиночества.
Она не могла припомнить, когда еще чувствовала себя такой покинутой и одинокой, как сейчас, в этой кухоньке величиной с коробку из-под туфель. Даже когда исчез Джей и Ноя поместили в клинику, оставались люди, которых она любила, которым доверяла и к которым могла обратиться, – семья, потому что она всегда воспринимала Бэбкоков как свою семью. В значительной степени они и были ее семьей – единственной в ее жизни семьей.
Теперь она не доверяла никому. Господи, как это грустно.
– Никому, кроме тебя, Блейз. – Она встала на колени и обняла пса. Пустота внутри была такой невыносимой, что Софи прижалась к собаке всем телом и зарылась лицом в теплую рыжую шерсть. – У меня будет ребенок, – прошептала она, и каким-то чудным образом слова эти, произнесенные вслух и обращенные к ласковому подрагивающему животному, впервые обрели реальный смысл. – Ты можешь в это поверить, Блейз?
Реальность предстоящего события ошеломила ее. Софи отпустила пса и, сидя на корточках, прижала ладони к животу. Сколько же она ждала его, своего собственного ребенка! Тем более ребенка, зачатого от Джея, от любви. Это должно было бы стать самым радостным событием, а вместо этого повергло ее в отчаяние. Ей нужен был друг, и единственным, кого она могла считать другом, оставался Клод.
После того случая с нападением на нее он оставил на ее автоответчике сообщение: она может звонить ему в любое время, он всегда на месте. Софи черпала в Клоде утешение и силы в тяжелый период своей жизни, но он значил для нее гораздо больше, и ей казалось жестокостью втягивать его во все это. Несмотря на страхи, связанные с отцом ее будущего ребенка, было совершенно очевидно, что ее чувство к Джею Бэбкоку не угасло и возвращаться к Клоду она не собирается. Нет, она не имеет права обременять его своими заботами.
Пес ткнулся носом ей в ногу и тихо заскулил, он хотел привлечь ее внимание.
– Нас только двое, Блейз, ты и я, – прошептала Софи.
Она снова поднялась па колени, чтобы почесать пса – он любил это больше всего. Начав с ушей, она машинально взглянула в стеклянную дверцу микроволновой печи, теперь это уже вошло у нее в привычку. Кухонька была такой маленькой, что Софи видела себя в этом «зеркале» отовсюду, где бы ни стояла. На сей раз картинка оказалась неутешительной: красный нос, заплывшие глаза-щелочки. Она скорчила рожицу и шумно шмыгнула носом – Блейзу это показалось ужасно забавным. Он поднял хвост и с восторгом облизал ей лицо.
– Ох, спасибо, что умыл, – сказала Софи, готовая разрыдаться так же, как тогда, в морском домике, после того как они с Джеем предавались любви, – такой несчастной она себя чувствовала, но стоически терпела радостные слюнявые облизывания Блейза, лишь зажмурила глаза, когда он принялся за нее всерьез.
– Если ты не прекратишь, мне действительно придется идти умываться, а то и ванну принимать.
В тот же вечер позднее, благоухая следами блейзовой любви и понимая, что ей все равно не заснуть, Софи отправилась в ванную. Все, что ей сейчас было нужно, – это флакон пены для ванн, несколько ароматических свечей и какая-нибудь романтическая сага, которая помогла бы ей забыться. Но все, что ей удалось найти, – это мыльная пена «Мистер Бабл» и несколько комиксов о чудо-женщине. Вместо ароматических свечей пришлось довольствоваться ночником «Пакахонтас» или фонариком Мишки Бэнджи, а в качестве успокоительной музыки слушать пластинку для преподавателей детских садов с фортепианным сопровождением песенки «У Мэри был ягненок».
Софи ровной струей вливала в поднимающуюся воду пену для ванн и смотрела, как чудесным образом над водой начинают клубиться белые пенные облака. Аромат пены оказался неожиданно приятным. Это, конечно, не «Кэлгон», но для загнанной беременной тридцатилетней бедняжки и он райское наслаждение. Она не могла дождаться, когда сможет залезть в ванну, лечь, закрыть глаза и притвориться, будто мир вокруг стал на время безопасным местом.
Софи поднялась с колен, скинула махровый халат и рубашку, но чувствовала себя по-прежнему неважно. Джей не хотел, чтобы она одна возвращалась к себе. Он так настаивал, что Софи пришлось сказать, будто без этого она ни за что не сможет успокоиться и отдохнуть. Джей желал, чтобы она осталась и они бы обсудили свои проблемы, но когда она напомнила ему, что эмоциональные потрясения вредны для ребенка, которого она носит, сдался и позволил ей уйти.
Выражение его лица, когда она уходила, поразило ее до глубины души. Он злился, что она уходит, идет наперекор его требованиям, но это не могло скрыть еще одного чувства, которое он явно переживал, – мучительной боли. Эта боль тронула Софи, но его гнев заставил ее бежать. Если он испытывал боль за ребенка, она могла это понять. Но в глубине сознания шевелился страх, что это нечто иное.
Софи спохватилась – вода в ванне уже почти переливалась через край. Оптимистичная дурочка! Софи крепко закрутила кран и взялась за перекладину – колени у нее все еще были ватными. Она уже стояла одной ногой в горячей воде, когда раздался звонок в дверь. Софи по опыту знала, что в такое время может прийти лишь агент по подписке на журналы. Блейз уже подбежал к двери и лаял.
– Одну минуточку!
Софи оперлась о перекладину – скрипнули металлические скобы. Перекладина крепилась к настенной полке, и Софи обычно держалась за нее, чтобы не поскользнуться в ванне, но сейчас по жуткому металлическому скрежету поняла, что полка вот-вот оторвется. Софи отдернула руку в тот момент, когда она действительно оторвалась от стены и полетела в воду. За мгновение до того, как полка обрушилась в ванну, Софи успела выдернуть оттуда ногу.
Она с ужасом наблюдала, как вода в ванне, словно в кипящем котле, заколыхалась и стала выплескиваться. На полке наряду с разными туалетными принадлежностями оказались щипцы для завивки, и Софи, отпрянув от взбаламученной воды, вдруг увидела, что они включены в розетку. Она не понимала, как это могло случиться, так как давным-давно не пользовалась ими.
В дверь продолжали звонить, но Софи не двигалась с места. Она была заворожена представшей перед ее мысленным взором ужасной картиной: женщина, беспомощно барахтающаяся в заряженной электричеством воде. Очнулась Софи лишь после того, как Блейз, с силой толкнув лапами дверь ванной, распахнул ее. Малейшее прикосновение к воде – и собаку убьет током, в панике подумала Софи. В спешке она ударилась плечом о фаянсовый умывальник и упала на колени. От боли ее затошнило, но она подавила позыв к рвоте и выдернула штепсель из розетки в тот момент, когда вода уже начинала бурлить и шипеть, словно в ней кишели змеи.
Спустя несколько минут Софи открыла дверь, и фигура Джея заполнила собой весь дверной проем.
– Господи, что случилось? – резко, но озабоченно спросил он.
Софи как будто током ударило – она задрожала. Халат был надет наизнанку, и она успела натянуть только трусики.
– Он вернулся? Тот самый налетчик?
– Н-нет… это ванна, вода… я…
Он желал знать, что ее напугало, но Софи была не в состоянии что-либо внятно объяснить. Вконец отчаявшись, она просто повела его в ванную и показала щипцы, плавающие в воде.
– Это произошло случайно? – спросил он, но по его мрачному тону Софи поняла, что он в это не верит. А когда она призналась, что не помнит, когда в последний раз пользовалась щипцами, Джей нахмурился еще больше.
Спустя некоторое время они сидели на кухне: Софи пила травяной чай, который приготовил ей Джей, а он тихо наблюдал за ней, подперев руками подбородок. Дав ей немного отойти, он снова начал задавать вопросы, в том числе и некоторые конкретные о том нападении, которое случилось, когда он отсутствовал. На сей раз он хотел знать, что делал и говорил нападавший. Спросил даже о Клоде.
Софи и в голову не пришло что-либо скрывать. Но ее беспокоила направленность учиненного им допроса.
– Зачем кому бы то ни было причинять мне вред? – спросила она, потому что это было именно то, что он хотел выяснить.
– Они охотятся не за тобой, – сказал он, – а за мной. Цель – я, причина – то, что я предпринял в отношении компании, но они стараются достать меня через тебя. Что ж, это весьма умно.
Софи попросила его объяснить поподробнее: как именно «они» хотят «достать его через нее»? И кто такие «они»? Но Джей на ее вопросы ответил еще одним вопросом:
– Сколько человек знают о мужчине, который ворвался к тебе и которого ты приняла за меня?
Из ванной тянуло душистым паром.
– Только Клод, но он не верит, что это случилось на самом деле. Он пытался убедить меня в том, что это был еще один мой «сон наяву».
– А это могло быть?
В ее вздохе слышалось полное отчаяние.
– Все это похоже на сон, честно говоря. Один большой страшный сон.
Софи обхватила ладонями керамическую кружку, вбирая тепло горячего чая. Янтарный напиток оставил во рту приятный медово-ореховый привкус. Джей выбрал и смешал несколько видов травяных чаев из коллекции Софи: то ли он кое-что понимал в травах, то ли у него было чутье. Одуванчик хорошо известен своим успокаивающим действием – Софи уже начинало клонить в сон. Всего несколько минут назад она даже представить себе не могла, что такое возможно.
– Кого ты имеешь в виду, когда говоришь, что они пытаются «достать тебя через меня»? – повторила она, потому что он так и не ответил на ее вопрос.
– Если они причинят тебе вред – а они могут подстроить так, что будет казаться, будто это сделал я, – я буду у них в руках. Сначала кто-то, кто выглядит точно, как я, врывается к тебе в дом, потом этот несчастный случай, который, быть может, вовсе и не «случай». Если бы ты не успела выдернуть ногу из ванны, он мог бы оказаться фатальным.
Это было правдой. Все остальное, что он говорил, имело некую мрачную логику, но казалось Софи притянутым за уши. Если кто-то хочет убрать Джея с дороги, почему он не охотится непосредственно за ним? А из всех, кто мог бы стремиться убрать с дороги ее, единственным, кто, насколько она понимала, имел очевидный мотив, был он. Сам Джей. Он спас ей жизнь тем, что позвонил в дверь в нужный момент. Но она вовсе не была уверена, что таково было его намерение.
«Быть может, он пришел слишком рано».
В тот же вечер, когда Софи предприняла чуть не окончившуюся трагически попытку принять ванну, кое-кто другой принимал ванну, о которой она мечтала, но в совершенно иной атмосфере. Любимым цветом Уоллис был розовато-лиловый, и ее собственная ванная была отделана плиткой глубокого дымчато-розового цвета, прекрасно сочетавшегося с золотистым лиственным орнаментом и черным мрамором.
Ванная комната была ярко освещена ароматизированными свечами и украшена корзинами белых лилий. Даже в бурлящей ванне-джакузи, где нежилась в душистой воде Уоллис, плавали белые лепестки. В ведерке цвета черного жемчуга покоилась во льду бутылка французского шампанского. Рядом стоял покрытый изморозью фужер. Другой фужер, наполненный по золоченый ободок пенящимся напитком, находился на мраморной встроенной в стену плите.
Уже много лет она не устраивала себе столь «декадентской» обстановки. Вода так расслабляла, что Уоллис, вероятно, даже заснула бы, особенно после всего того шампанского, которое выпила… если бы скрип каучуковых подошв по мрамору не возвестил ей, что она не одна. Уоллис открыла глаза и увидела в дверях Эла.
– Вызывали? – спросил он.
Она подняла фужер:
– Не вызывали, а приглашали.
Свечи и вино вызвали у Эла довольно ехидную улыбку.
Торжеством это быть не может, – сказал он, – следовательно, это поминки. Кто умер? Я его знаю?
– Кое-кто, кого ты близко знаешь, – захохотала она. – По развлечениям.
Обоим было понятно, что она имеет в виду. «Восторги на траве» – назвала она это впоследствии, но главным образом для того, чтобы снять пафос. Их рандеву под ивами началось как суровое противостояние, а закончилось как самое бурное в ее жизни свидание. С тех пор она не могла думать об Эле без того, чтобы у нее не учащалось дыхание.
Она и представить не могла, что в ее старинном друге таится такая звериная страсть. Честно говоря, он даже немного напугал ее, и после того вечера Уоллис не раз задавалась вопросом: что еще может быть в нем такого, о чем она не догадывается?
Но сегодня она изрядно выпила и была весьма смела. Под ее обманчиво холодной внешностью таилась необузданность, которая вскипала в ней, как шампанское, к тому же у нее имелись основания для оптимизма. Они с Элом были близки к тому, чтобы выиграть битву с адвокатами и сорвать большой куш. Теперь она это знала. Оставалось лишь убедить Эла, а это будет вовсе не трудно, когда он услышит ее новость.
– Не будь таким некомпанейским, – весело сказала Уоллис, постучав вторым фужером по ведерку со льдом. – Присоединяйся.
Взгляд Эла стал гораздо более милостивым, что очень понравилось Уоллис, он взял фужер, потом присел на бортик мраморной ванны, и они чокнулись.
– За ивы, – сказал он. – Пусть плачут долго.
Уоллис приподнялась в бурлящем потоке воды, чтобы выпить. Шампанское было превосходным – ледяным, с легким привкусом персиков. Чертовски дорогим, но оно того стоило. Надо будет запастись. Но, делая следующий глоток, Уоллис думала уже не о шампанском. Глядя на Эла, она чувствовала, как шипучая жидкость обжигает гортань. Интересно, видит ли он, как двигается ее тело под теплым водопадом?
Она вылила в ванну целый флакон ароматного масла, и нежное скольжение маслянистой воды по груди и бедрам напоминало ей другие прикосновения. Она воображала, как он гладит, как целует ее. Но Эл казался озабоченным. Заподозрив, что его интерес к ней пропал после той проведенной вместе ночи, Уоллис ощутила неуверенность.
