Текст книги "Муж, любовник, незнакомец"

Автор книги: Сюзанна Форстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Глава 5

Джей вскочил в седло и резким движением ноги завел мотор. «Харлей» мгновенно ожил, яростно заурчав. Софи осторожно уселась на еще не остывшее сиденье позади Джея и ощутила, как в кожаной глубине седла клокочет и вибрирует сердце двигателя. Поставив ноги на хромированные подножки и откинувшись на спинку, она успела подумать о том, сколь иронично звучала песенка «Нежная, словно мыльная пена для дамской кожи» в этом сборище байкеров.

– Держись за меня, – предупредил Джей и газанул.

«Да уж, придется, нравится мне это или нет», – отметила про себя Софи, глядя на задние карманы его плотно обтягивающих джинсов и удивляясь, как это он умудряется засовывать туда руки. Она все еще размышляла над этим интригующим вопросом, когда мотоцикл взревел и рванулся вперед.

– Ты готова? – крикнул Джей, быстро оглянувшись через плечо.

Она приложила руку к козырьку своей бейсболки. Готова ко всему.

Его мимолетная улыбка подтвердила, что ответ был правильным.

Гравий брызнул из-под колес – Джей вывел мотоцикл со стоянки и направил в сторону шоссе. Сила, бушевавшая в моторе, передавалась и Софи, заряжая ее энергией.

– Держись! – крикнул Джей.

– Держусь! – держалась она за свою бейсболку.

Весь мир вдруг накренился и умопомрачительно завертелся. Растущие вдоль шоссе деревья наклонялись под какими-то немыслимыми углами, а земля накатывала волнами асфальтового океана. Софи тихо вскрикнула и вцепилась пальцами в ремень Джея, когда он, совершив головокружительный разворот, направил мотоцикл назад, к таверне.

– Мы что-нибудь забыли? – прокричала Софи.

Ответом был лишь кивок. Но когда они доехали до «Крутого Дэна», Джей не стал парковать машину на стоянке. Вместо этого он обогнул дом и поехал вдоль задней аллеи. Ее узкий коридор многократно усиливал оглушительный рев двигателя, который метался в замкнутом пространстве, словно раскаты грома в ущелье, Софи испугалась, что от этого рева старый дом рухнет до основания.

Наконец мотоцикл вздрогнул и замолк.

– Что мы здесь делаем? – спросила Софи.

– Я хотел посмотреть, сохранилась ли она. – Он указал на табличку, которую они испортили в своей дикой, беспокойной юности.

Собственно, сделала это Софи с помощью пилочки для ногтей, что удивило Джея не меньше, чем ее самое. Она сказала ему тогда, что он сам виноват – это его неподобающее поведение толкнуло ее на столь отчаянный поступок. Но он лишь проворчал что-то себе под нос и поцелуем закрыл ей рот.

Изначально на табличке значилось: «СЛОНЯТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО». Но, желая сдержать эротический порыв Джея, Софи в сердцах стерла несколько букв и вместо них нацарапала: «ВЛЮБЛ».

– Влюбляться запрещено, – безапелляционно заявила она, добавив, что, будучи послушной девочкой, она никогда не нарушает правил.

Тогда Джей стер первые буквы второго слова и нацарапал вместо них: «РАЗРЕШ».

– Посмотрим, не нарушишь ли ты этого правила.

В тот вечер она сама поцеловала его, просунув кончик языка между его губ, а ему позволила намного больше. Она отчетливо вспомнила, как его рука скользнула ей в трусики и обхватила горячий бугорок, покрытый золотисто-рыжими волосками. Он мял его до тех пор, пока она не взмолилась о пощаде, а потом попытался проникнуть глубже, отчего она томно вскрикнула, и с тех пор он всегда старался вновь и вновь вызвать у нее этот всхлип, который пьянил его. Для него он всегда был зовом юной женщины, в которой пробуждается чувственность – нетерпеливый, гортанный, возбужденный и в то же время нежный звук, словно вздох ребенка. Было что-то неистовое в том, что в тот же вечер он пошел еще дальше, но Софи была не в силах остановить это… остановить его.

– Ты вынудил меня, – вспомнила она теперь, словно это могло объяснить ее тогдашнее поведение.

Джей перекинул ногу через руль, обошел мотоцикл и остановился рядом с ней.

– Но ты приняла мой вызов, – сказал он, бросив на нее быстрый взгляд, и в его голосе послышался отзвук их былой страсти.

– Порча общественного имущества является преступным деянием.

Он прижимался бедром к ее колену и, казалось, размышлял, что предпринять дальше. Мгновение спустя он уже поглаживал внутренний шов на ее джинсах указательным пальцем.

Точно как Джей, подумала Софи. Какое бы из своих «любимых местечек», как он их называл, ни «навещал» Джей, он целиком сосредоточивался на «данной территории» – будь то ее запястье, ключица, нежный овал щеки или надбровная дуга.

Софи такие прикосновения страшно возбуждали, тем более что он никогда не спешил и не превращал их в прелюдию к близости. Дело было не в этом. Единственное, чего он хотел в такие моменты, – это просто касаться ее. Казалось, он получает от этого полное удовлетворение, что было весьма неожиданно для мужчины, тем более такого сексуального.

– Не поцеловать тебя было бы актом преступления, – ответил он.

– Ты погубил юную девушку, – пробормотала она, припоминая темноту аллеи и то, как сияли в лунном свете его волосы и какой огонь плясал в его глазах.

– Кто… я?

– Именно ты, Джей Бэбкок.

– А мне казалось, что все обстояло как раз наоборот, это ты совратила меня своими чувственными всхлипами.

Он отнял руку, и Софи сразу почувствовала, словно что-то оборвалось у нее в животе. «Не останавливайся, – внутренне умоляла она, – не убирай руку, не отнимай у меня глоток рая, которым сам напоил меня».

– Ты жалеешь о том, что мы совершили? – спросил он.

Она тряхнула головой, но больше для видимости.

– Думаю, я влюбилась в тебя в тот вечер, – призналась она.

– Значит, я хоть что-то сделал правильно.

Его палец снова начал гипнотический танец, оставляя за собой огненный след, и она подумала: «Как это ему удается воспламенять меня, почти ничего для этого не делая?»

Софи продолжала ждать ответа. Признаться в любви, даже задним числом, означало сделать себя беззащитной перед лицом возможного отказа. Джей замер. Более того, он отвернулся и смотрел в дальний конец аллеи с отсутствующим видом. Это так характерно для Джея Бэбкока, подумала Софи.

– Нужно ехать, – резко сказала она. – Мы перегородили аллею. А что, если понадобится проехать «скорой помощи»?

Он искоса посмотрел на нее, его взгляд словно бы говорил: какие проблемы, девочка? Совершенно очевидно, он не был в восторге от того, что с ним говорили в таком приказном тоне. Ну и прекрасно, то ли еще будет!

– Что, примерная девочка? Та, что никогда не нарушает правил? – Теперь он явно насмехался над ней.

Софи фыркнула с негодованием:

– Я бы не советовала тебе быть так уж в этом уверенным.

Она не могла бы сказать, чего здесь было больше: страсти или типичного мужского эгоизма, требующего, чтобы последнее слово оставалось за ним, но Джей схватил ее за блузу и резко притянул к себе. Ее мучительно искушали сдаться на волю победителя. О да, искушали. Казалось, Джей лишь выбирал, над чем именно стоит одержать победу, и все эти годы она сдавалась без единого звука.

– Ну, так что?.. Хорошая девочка или плохая? – Он сгреб в кулак блузу у нее на груди.

Ей очень хотелось ответить ему так, как он того заслуживал, но она ограничилась лишь презрительным «хм». Было нечто опасно предсказуемое в том, как он схватил ее, даже в том, как смотрел на нее. Быть может, еще не время совать голову в пасть льва? Софи была сердита, но это не значило, что следовало поступать безрассудно.

– Я жду, – тихо напомнил он.

– Это тебе полезно. Воспитывает характер.

Уголок его рта пополз вверх, медленно и сладострастно, но то было больше похоже на злобную гримасу, чем на улыбку. От гортанного клекота, вырвавшегося у него из горла, мистический ужас пронзил все тело Софи. Звук был такой, словно Джей намеревался проглотить ее заживо. Ей следовало держаться от него подальше. Это было совершенно очевидно, но какой-то частью сознания она не могла до конца поверить, что все это происходит на самом деле. Ей казалось, что это один из ее снов о нем. Сексуальных снов.

– Так хорошая… или плохая?

– Догадайся сам…

От резкого рывка она запнулась. Его губы накрыли ее рот с силой, от которой у нее захватило дыхание и все мысли перепутались. То был тяжелый, сладкий, иссушающий поцелуй. Софи тихо застонала, главным образом от потрясения. Ресницы ее затрепетали и сомкнулись. Но, даже летя вниз с головокружительной скоростью, какой-то упрямой частью своего сознания Софи мучительно старалась отринуть Джея.

Это происходит не наяву.

Джей склонился над ней, прижал, и она почувствовала себя как тонущий пловец, который не может вынырнуть, она задыхалась в буквальном и переносном смысле слова. Нет, это не может быть явью. Она, конечно, спит.

– Хорошая, – слабо выдохнула она в тот миг, когда он оторвался от ее рта, дав возможность перевести дух. – Я хорошая… – Все смешалось у нее в голове, она едва ли понимала, что говорит. Но он-то знал.

– А чья ты, хорошая девочка? – прошептал он, прижимаясь губами к ее зубам. – Чья, Софи?

– Твоя. Только твоя.

Ей казалось, что она не произнесла этого вслух, но он издал хриплый победный клич.

– Наконец-то, черт возьми, правильный ответ!

Он запрокинул ей голову и водил губами по ее губам.

Вздох, вырвавшийся из груди Софи, был одновременно вздохом отчаяния и поражения. Она не имела ни малейшего представления, что здесь реально, а что – нет. Кто реален. Интуиция подсказывала, что бесполезно пытаться отличить реальность от фантазии. Все казалось обманчивым, но ее пугало сознание того, что – явь это или сон – она была не в состоянии отринуть его. Даже не пыталась. Он полностью подавлял ее. Ошеломленная, она жаждала его грубых поцелуев и нежных объятий.

Приподняв Софи и поддернув вверх ее блузу, Джей стал гладить ее по спине. В горле у него что-то клокотало, Софи слышала это клокотание, ощущала его кожей. Оно было реальным. Он вожделел ее и готов 6ыл раздеть прямо здесь, посреди аллеи, если бы вдруг его не остановил скрип открывающейся двери. Дверь хлопнула у них за спиной, и Джей неожиданно насторожился и обернулся, прикрыв Софи своим телом и одновременно выставив вперед руки, словно защищая ее, но Софи изогнулась и увидела высокого грузного человека, который вышел из задней двери таверны. У него были длинные вьющиеся волосы, серебрившиеся на висках и связанные на затылке в конский хвост, доходивший до загривка. Все открытые части тела были испещрены татуировками, даже шея. Змеи и цветы. Это напоминало о садах Эдема.

Первой мыслью Софи было, что он – здешний вышибала, вышедший сказать, чтобы они освободили проезд. Но взгляд, которым он уставился на Джея, заставил ее усомниться в этом.

Упершись в бока массивными ручищами и склонив набок голову, громила спросил:

– Откуда я могу тебя знать, парень?

– Я тебе не парень. И ты ниоткуда не можешь меня знать.

Скрытая угроза в голосе Джея насторожила Софи. Она инстинктивно поняла, что возникла какая-то опасность, но не знала, в чем она состоит. Единственное, что сделал этот мужчина, – задал вопрос. Он вовсе не казался настроенным на драку.

– Джей? – мягко окликнула Софи.

– Тихо, – огрызнулся тот.

Софи застыла, а Джей перекинул ногу через руль, сел в седло и каблуком резко выбил опорную стойку, затем с яростной силой запустил двигатель.

Мотор сердито взревел.

– Эй, подожди минутку, – стараясь перекричать шум, окликнул его байкер. – Я тебя знаю. Ты…

Джей нажал на акселератор, и последние слова байкера потонули в оглушительном треске «харлея».

– Джей! – закричала Софи.

– Держись за меня и не отпускай руки! – крикнул он ей.

На сей раз ее не надо было убеждать не перечить ему.

Явно произошло что-то ужасное. Мотоцикл взбрыкнул и задрожал, Софи вцепилась в рубашку Джея. Мотор скрежетал и стонал, как привидение.

– Да подожди же ты, мать твою… – Разозлившийся громила выкинул вперед руку, словно желая преградить им путь.

Сталь сверкнула на солнце, но Софи не успела рассмотреть, что это было. Крик застрял у нее в горле, когда, рванув с места, «харлей» устремился прямо на байкера.

– Джей, нет! Джей, ты собьешь его!

Софи съежилась и уткнулась лицом в спину Джея, приготовившись к удару. Байкер стоял слишком близко, Джей не успел бы свернуть, все внутри Софи вопило от страха. Она уже представляла себе переломанные конечности, растерзанные мышцы. Господь милосердный, что он делает? Он действительно сошел с ума или ей снится какой-то чудовищный кошмар?

Сжавшись в комок, Софи продолжала в страхе подвывать, когда они пулей пролетели по аллее. Дверь черного хода и бачки для мусора пронеслись мимо, но за мгновение до этого она уже поняла, что они ни на кого и ни на что не налетели. Все обошлось. Она оглянулась и увидела байкера, стоящего посреди аллеи и грозящего им вслед кулаком.

Софи не успела почувствовать облегчения, почти в тот же миг ее охватило состояние шока, она не могла поверить в то, что произошло. Да, ей сказали, что Джею необходимо длительное лечение, но никто не предупредил ее о приступах буйства. Она никогда бы не поверила, что он способен на такое. Ее муж – мужчина, которого она любила, с которым прожила несколько лет, – никогда бы не поехал прямо на беззащитного человека.

В конце аллеи Джей слегка притормозил, но на повороте мотоцикл все же вздыбился и пошел юзом. На тротуаре остался темный след. Запахло паленой резиной, и ветер сорвал бейсболку с головы Софи. Софи проглотила всхлип.

– Что-то не так, Уоллис. Он ведет себя не как Джей. Порой я даже не понимаю, кто он.

– Дорогая! – Свекровь протянула руку через стол и похлопала Софи по плечу. – Не глупи, – пожурила она ее. – Лучше выпей чаю – и все пройдет, поверь мне, а как только ты успокоишься, я расскажу тебе все о твоем Джее, и твои страхи исчезнут. Договорились?

Софи потянулась к китайскому фарфоровому чайнику, но Уоллис перехватила его. Твердой рукой, какой позавидовал бы любой медвежатник, она через серебряное ситечко налила в чашку Софи ароматного чая.

– Это «Розовей букет», дорогая. Восхитительный чай. Ты не пробовала?

Софи не пробовала и не могла себе представить, чтобы чай, настоянный на стебельках, кусочках коры и лепестках розы, мог успокоить ей нервы. Ей было необходимо немедленно поговорить со свекровью, но делать это в Большом доме, где их мог услышать Джей, она не хотела. Тогда Уоллис, которая редко выходила из дому, выбрала местом встречи «Макчарлз-хаус» – чопорный викторианский чайный салон, в котором, полагала Софи, едва ли подают что-либо более крепкое, чем чай из розовых лепестков.

– Обычно молоко вливают в чашку сначала, – заметила Уоллис, увидев, что Софи плеснула себе в чай немного молока с пенкой и положила ложку радужно-цветного сахарного песка, который традиционно подавали в этом заведении.

Только поднеся чашку ко рту, Софи осознала, как же она сердита. Ей было трудно держать себя в руках, единственное, что удалось, – это не шваркнуть чашкой об стол. Все словно сошли с ума! Этим самым утром ее сомнительный муж – и сын Уоллис – едва не сбил мотоциклом человека. Своей безумной ездой он поставил под угрозу их собственные жизни, а теперь Уоллис ведет себя так, словно это Софи свихнулась.

– Дорогая, пей чай, пока он не остыл.

Софи держала тонкую фарфоровую чашку обеими руками и делала большие глотки, отдавая себе отчет в том, что вовсе не так следует пить этот чай. Лишь наполовину опорожнив чашку «Розового букета» или как там называлось это варево, Софи осознала, что насыщенный темный напиток действительно имеет изысканный вкус, легкий сладковатый запах розовых лепестков и на самом деле успокаивает нервы, как обещала Уоллис.

– Ну что, теперь лучше? – спросила та, когда Софи откинулась на спинку стула. – Я же говорила. И разве здесь не приятно посидеть?

Уоллис сделала царственный жест, и Софи, послушно следуя взглядом за ее рукой, оглядела помещение салона. Да, место было очаровательное. Таковы же были и завсегдатаи в шляпах, перчатках и тонких кружевах, словно принадлежавшие другой эпохе. Даже решетчатая ограда внутреннего дворика, была нарядна: вся в естественном убранстве вьющихся роз и пурпурных бугенвиллей.

На Уоллис был белый шелковый брючный костюм, отороченный серебристой тесьмой, подчеркивавшей драматическую красоту седых прядей в ее темных волосах. Она выглядела потрясающе. На ее фоне Софи в своем хлопчатобумажном комбинезоне цвета морской волны смотрелась простушкой, но сейчас проблема состояла вовсе не в этом, а от главного свекровь всячески старалась ее отвлечь, с болью в сердце ощущала Софи.

– Уоллис, – решительно начала Софи, – Джей ведь левша, не так ли?

Уоллис осторожно поставила чашку на блюдце.

– Здесь можно заказать шампанское, Софи, я тебе не говорила? Хочешь?

– Нет, спасибо. Так он – левша?

– Какой странный вопрос. Почему ты спрашиваешь?

Софи коротко поведала о том, что произошло утром у «Крутого Дэна», в том числе и об инциденте во время завтрака.

– Когда я заметила, что он держит вилку в правой руке, то поняла, что здесь что-то не так.

Уоллис смотрела в сторону, размышляя и постукивая по столу указательным пальцем.

– Насколько я помню, лазая по склонам, он пользовался обеими руками одинаково. Да, думаю, так и было. Как это называется! Амби… ну, словом, человек, у которого одинаково развиты обе руки.

– Уоллис, я пять лет была за ним замужем. Джей был левшой.

– Дорогая, я родила и растила его с колыбели. – Уоллис рассмеялась и, повернув браслет, показала Софи фигурку-талисман Джея. – Вот это я заказала вскоре после его рождения, впрочем, ты это знаешь. Я слишком много говорю о нем, не так ли?

Софи ощутила знакомый укол зависти. Временами ей было трудно слушать, как Уоллис распространяется о своих мальчиках, потому что это напоминало ей о том, что сама она – незаконнорожденное, никому не нужное дитя. Она знала о своих далеко не почтенных корнях всего лишь то, что ее мать, четырнадцатилетняя беглянка, была найдена мертвой в туалете бензозаправочной станции с младенцем на руках. Девочка умерла от послеродового кровотечения, а ее новорожденную дочку нехотя приютила тетка, которая была намного старше своей покойной сестры. Софи росла сама по себе. У нее, в сущности, не было семьи до тех пор, пока она четырнадцати лет от роду не попала в дом Бэбкоков. Но даже это случилось при таких необычных обстоятельствах, что о них предпочитали не упоминать.

– Да, думаю, Джей одинаково хорошо владеет обеими руками, – прервала размышления Софи Уоллис. – Ты разве не помнишь, как он, бывало, бросал собаке летающую тарелку то одной, то другой рукой?

Даже если бы официантка, принесшая сандвичи, в этот момент не отвлекла их, Софи едва ли убедил бы этот аргумент. Возможно, у Джея и была скрытая способность одинаково хорошо пользоваться обеими руками, которой она, впрочем, никогда не замечала или о которой не помнила, но сейчас это мало что объясняло.

– О, чудесно, попробуй шоколадный пирожок, – проворковала Уоллис и взяла с тарелки маленький треугольничек, наполненный внутри шоколадной стружкой. Откусив маленький кусочек, она продолжила: – Тебе понравится, в тесто добавлены изюм с корицей.

Софи взглянула на крохотные пирожки и сандвичи и подумала, что должна была бы быть голодна. Она не ела с утра, но при мысли о шоколадном пирожке ее чуть не стошнило. В желудке что-то перевернулось, а от веселого настроения Уоллис стало еще хуже.

– Вы знаете, что сказал мне Джей, когда привез домой? – Софи склонилась почти к самому лицу свекрови, чтобы заставить ее вникнуть в смысл своих слов. – Он извинился за то, что напугал меня, но ему якобы показалось, что у этого человека нож в руке. Только это – «Прости, если я напугал тебя, Софи». Я спросила его, кто был тот человек, и Джей поклялся, что никогда его прежде не видел. – Софи отодвинула тарелку, не притронувшись к сандвичам. – Это бессмыслица, Уоллис. Вообще мало, что из происшедшего сегодня утром имеет смысл. Это все было похоже на дурной сон.

Уоллис неожиданно посерьезнела. Она тоже склонилась над столом и заговорила шепотом, при этом ее голубые глаза сузились, и взгляд стал пронзительным. Это напомнило Софи Джея, хотя у него никогда не было бэбкокских голубых глаз. Его глаза были намного темнее.

– Совершенно верно, Софи, – настойчиво произнесла Уоллис, – это действительно походило на дурной сон, и ты до сих пор не в состоянии мыслить здраво. Джей поступил так, как бы поступил на его месте любой мужчина, полагающий, будто женщина, которую он любит, в опасности. Если он и позволил себе крайности, то лишь ради того, чтобы защитить тебя. Поверь, Софи, тот мужчина был вооружен.

– Я не видела никакого оружия. – Софи заметила лишь какую-то вспышку, которую приняла за отблеск стали, но это мог быть и браслет от часов.

– Твой муж прошел через ужасные испытания, – продолжала Уоллис, – мы должны быть к нему терпимее. Есть вещи, о которых он никогда не сможет нам рассказать, потому что ему невыносимо вспоминать о них.

Софи почувствовала себя нашалившим ребенком, которого бранят за непослушание, – вероятно, так оно и было.

– Да, разумеется, – начала она, но не смогла продолжить. Уоллис была решительно настроена настоять на своем, Софи уже много лет не видела ее такой непреклонной. Это была прежняя Уоллис, глава дома. В ней не осталось и следа недавней эмоциональной неуравновешенности.

– Конечно, будут проблемы, – согласилась Уоллис. – Это признают и врачи. Проблемы адаптации – так, кажется, они это называют. И приступы агрессивного поведения – один из поздних симптомов перенесенного стресса. Но он никогда не причинит тебе вреда, Софи. Ты это понимаешь? Джей тебя обожает. – Софи заметила, что тон у свекрови едва заметно изменился. Теперь она утешала ее. – Похоже, это новое лекарство способно творить чудеса, – продолжала Уоллис. – Чудеса для Джея и для компании, Софи. Но пока период адаптации не пройдет, Джею будет необходима поддержка, поддержка всех нас, и особенно твоя. Пожалуйста, постарайся, дорогая. Ему предстоит большое дело.

Софи так хотелось бы стать опорой для Джея. Она никого не хотела подводить, но все же слишком многого пока не понимала.

– Если вы имеете в виду руководство компанией, – сказала она, – то откуда вам знать, что Джей этого хочет? Он же никогда этим не интересовался. Ведь Ной еще много лет назад умолял его готовиться к тому, чтобы взять бразды правления в свои руки, но Джей отказался.

– Джей уже не тот, Софи. Он многое пережил, и это заставило его повзрослеть. Когда он полностью адаптируется, думаю, ты убедишься, что он способен на полноценные и прекрасные отношения.

– Уоллис… – Софи не знала, как задать этот вопрос, но задать его было необходимо, иначе она не будет знать покоя. – Вы сказали, что он теперь совсем другой. Вам не кажется, что человек, который здесь появился, – не Джей? Он лишь пытается выдавать себя за Джея?

Уоллис решительно тряхнула головой, давая понять, что это полная чушь.

– Я знаю своего сына, – уверенно заявила она. – У меня нет ни малейших сомнений. А если у тебя они есть, то разрешить их можно с помощью тестов. Джей пройдет их по полной программе – кровь, ДНК, отпечатки пальцев. Мы не пожалеем никаких средств, чтобы идентифицировать его личность.

– Тесты? Это необходимо?

– Боюсь, что да. Если даже Джерри Уайт не станет на этом настаивать, то совет директоров потребует наверняка. Здесь поставлены на карту состояния, Софи. Карьеры. Будущее. Есть люди, которые не желают, чтобы Джей стал во главе компании, к сожалению, их довольно много. Они постараются доказать, что он некомпетентен, поставят под сомнение его уравновешенность – все, что угодно, лишь бы не допустить его до власти.

Джей подвергнется тестированию, и, похоже, Уоллис не сомневается в исходе. Это должно было бы приободрить Софи, если бы не интуитивное чувство, что никакие тесты ничего не докажут. Она не могла отделаться от ощущения, что что-то здесь не так. Правда, теперь ее стало мучить подозрение, что что-то не так не с Джеем, а с ней.

– Иногда он пугает меня, Уоллис, – призналась она после некоторого размышления. – Он не такой, как прежде, – очень настойчивый и собранный. Вы этого не заметили? По тому, как он смотрит на вас: словно его глаз – линза, фокусирующая солнечные лучи, а вы – жалкий клочок бумаги, который вот-вот вспыхнет.

– Подозреваю, это из-за повязки на глазу, тебе не кажется? А, по-моему, в этом есть даже что-то привлекательное.

Очень привлекательное, Софи тоже так казалось, но иногда у нее возникало ощущение, будто он шпионит за ее внутренним состоянием.

– Это может показаться безумием, но создается впечатление, словно он знает обо мне больше, чем может знать, даже если он действительно Джей, – знает мои мысли и чувства, знает то, о чем я сама лишь смутно догадываюсь. Он больше похож на того Джея, который приходил ко мне в снах, чем на того, который исчез, – Обессиленная, она откинулась на спинку стула. – Вы, наверное, думаете, что я опять порю чепуху.

– Нет, дорогая, вовсе нет. Он действительно изменился. С этим никто не станет спорить. Но то, что ты рассказываешь, не так уж плохо. Многие жены мечтали бы о том, чтобы их мужья стали такими же внимательными и заботливыми.

Она протянула было руку, чтобы дотронуться до Софи, но вместо этого лишь улыбнулась. Скомканная салфетка лежала рядом с ее тарелкой, Уоллис начала аккуратно складывать ее, старательно разглаживая морщинки.

– Будь осторожна, – вдруг прошептала она.

Софи подалась вперед, не уверенная в том, что правильно расслышала слова свекрови, но Уоллис уже повернулась, чтобы подозвать официантку и как раз махала ей салфеткой. Софи догадывалась: нет смысла спрашивать, что она имела в виду. Уоллис не скажет ей правды.

Потеряв Ноя и Джея, свекровь Софи замкнулась в собственном мире молчания и неясных шепотов. Она отгородилась от всех, в том числе и от своей младшей невестки. В ее мир доступ был открыт только Элу, и их отношения со временем стали напоминать некое биологическое родство. Софи это поначалу обижало, особенно когда Уоллис попросила ее больше не навещать Ноя в клинике. Софи всегда любила сурового старика, который так помог ей почувствовать себя своей в доме Бэбкоков, и, хотя было больно видеть его деградацию, она ждала этих визитов.

Но Уоллис утверждала, что они расстраивают Ноя, а Софи никогда не пошла бы против воли свекрови. Однако ее не могло не заинтересовать, почему Уоллис была так таинственно осторожна. Даже спустя годы она отказывалась говорить о пережитых трагедиях.

«Все мы в каком-то смысле скопидомы, – думала Софи. – Запираем на сто замков то, что нам особенно дорого и позволяет заполнять опустошенную душу». Для нее самой это были памятные вещички. Для Клода – его дары природы. Софи не знала, что копит Джей теперь, но прежде он «копил» выбросы адреналина. Маффин хранит любовь в виде еды. А что касается Уоллис, то она таила секреты.

Куда бы ни упал его взгляд, везде Клод Лоран видел глядящее на него отражение неуклюжего скелета: стеклянные дверцы книжных шкафов, окна своего кабинета, даже металлические дощечки, развешенные по стенам, возвращали ему его собственное изображение. Он не мог скрыться от самого себя, вернее, от своей уродливой физической оболочки. Этот странный образ преследовал его повсюду.

Еще в школе девчонки, окружив его, словно стая мотыльков, награждали обидными прозвищами и разбегались. Когда он пытался догнать их, они смеялись и гримасничали – эта печальная игра заставляла его чувствовать себя чудовищем. Но никогда еще это чувство не довлело над ним так сильно, как в последние две недели.

Клод при всей своей образованности и интеллекте не мог поверить, что любовь может столь чудесным образом и так быстро менять людей. Ему казалось, что все это чушь, вычитанная из романов. Лечение – процесс медленный, иногда на него уходят месяцы, а то и годы. И, тем не менее, любовь Софи изменила его. Как бы абсурдно это ни звучало, такова была правда. Словно Софи поцеловала лягушонка – и лягушонок превратился в прекрасного принца.

А кем он был теперь, когда она ушла?

Принцем? Лягушонком? Или чудовищем?

– Ай! – Капелька крови выступила на подушечке пальца – наполняя шприц, Клод укололся иглой. От неожиданности он выронил шприц, и тот упал в стальную раковину.

– Доктор Л-л-лоран?

– Сейчас, Мэри.

Испуг и неуверенность, слышавшиеся в голосе девушки, быстро привели Клода в чувство. Его новая пациентка страшно нервничала. Судя по тому, что она ему рассказала и как отвечала на вопросы, Клод уже начал подозревать, что имеет дело со случаем многократного расщепления личности. Он уговорил ее провести сеанс под воздействием содиумамитала. Пришлось объяснить, что этот барбитурат является той самой «сывороткой правды», о которой так часто упоминают в телесериалах. На самом деле такой прием воздействия на психику пациента призван в равной мере выявить и правду, и фантазии; во всяком случае, это позволит ему заглянуть в подсознание больной.

– Вам удобно? – спросил он, ободрив пациентку отеческой улыбкой, и, выбросив испорченный шприц, принес из кабинета другой – стерильный. Стройная школьная учительница двадцати с небольшим лет лежала на кушетке с высоким подголовником, которую Клод часто использовал при работе с больными, включая сеансы гипноза или такие вот «беседы», одну из которых как раз собирался провести.

Пациентка скованно кивнула, и в этом движении откровенно угадывалось то, о чем она не могла сказать. Она боялась его и того, что он собирался с ней делать, но еще больше боялась самое себя и того, как отказывались взаимодействовать ее мозг и тело. Она чувствовала себя безнадежно безумной и несчастной, вот почему согласилась, чтобы ее накачали наркотиком и подвергли процедуре, которую некоторые приравнивали к психическому изнасилованию. Все же это было меньшим из двух зол.

Клод прекрасно понимал ее, ведь через его руки прошло очень много подобных пациентов. Он был известен тем, что брался за практически безнадежных больных, от которых отказывались другие врачи, и процент удачных исходов лечения был у него весьма высок, поскольку Клод выходил далеко за рамки общепринятых методов. В них, разумеется, не было ничего противоречащего этике, просто, когда это было необходимо, он умел принимать близко к сердцу проблемы больного, быть терпеливым и трудиться круглые сутки.

Большинство его пациентов получили психические травмы в детстве; практически все они были лишены заботы, необходимой для нормального развития ребенка. Возместить отсутствие родительской ласки могли лишь бескорыстная любовь и признание. Они нуждались в них гораздо больше, чем получали за время сеансов, так называемого психотерапевтического часа – пятьдесят две минуты в неделю.

В конце курса Клод традиционно награждал своих пациентов медалью святого Иуды, ибо именно он является покровителем «потерянных душ». Независимо от вероисповедания все пациенты прекрасно понимали символический смысл этой награды.