Текст книги "Муж, любовник, незнакомец"
Автор книги: Сюзанна Форстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Глава 29
– Куда ты? – Джей подскочил к ней сзади и оттащил от двери.
– Кто ты? – закричала в ответ Софи.
Она дергалась и извивалась, но не могла освободиться. Он схватил ее за запястья, явно желая подавить сопротивление, не причиняя вреда.
– Ты беременна, Софи, Если не заботишься о себе, подумай о ребенке.
Софи, побежденная, прислонилась к нему спиной.
Нет, она не хотела потерять этого ребенка. Ни за что не хотела.
Софи пошевелилась и почувствовала, что хватка его стала крепче.
– Я успокоилась, – сказала она. – Отпусти меня. Я не сделаю ничего безумного. Пожалуйста.
Он отпустил, и она проковыляла к столу. Холодильник ревел и дрожал, словно готов был взорваться. Внезапная мысль поразила Софи: в каком-то смысле этот старый агрегат – символ ее выживания. Если он все еще продолжает работать, значит, и она не имеет права сдаваться.
– Скажи мне, кто ты, – попросила она, опершись о стул. – Я сохраню твой секрет, только скажи, кто ты.
– Сохранишь мой секрет? О чем ты?
Она покачала головой, не зная, что ответить.
– У меня такое чувство, словно я схожу с ума, Дж… – Она запнулась, не договорив, и повернулась к нему лицом. – Я никому не скажу, обещаю. Ничто не изменится, но мне нужно знать.
– Я бы сам хотел это знать! – печально ответил он.
Софи, шокированная, уставилась на него, ошеломленная вопросами, стремительно проносившимися у нее в голове. Они молоточками стучали в висках.
– Ты – не он, – произнесла она с непререкаемостью смертного приговора. – Тогда откуда ты так много обо мне знаешь? Даже интимные подробности? Никто не знал о нашей игре в угадайку. О Пилсон-Крик. О гадальной косточке. Никто!
Внезапно Софи повернулась, и направилась в спальню. Вернувшись, она прижимала к груди кепочку из «Крутого Дэна». Голос ее звучал пронзительно:
– Откуда ты узнал про эту кепочку? И почему купил мне ее? Как ты посмел это сделать!
Он хотел что-то ответить, но она ему не позволила. Ничего из того, что он мог сказать, не утишило бы ее гнева. Он растоптал единственное, что оставалось у нее от прошлого. Софи вспомнила фильм, в котором два человека сидели в одной тюремной камере в какой-то из стран третьего мира. Они думали, что им никогда оттуда не выйти, поэтому рассказывали друг другу все свои секреты, делились самыми заветными воспоминаниями. Один из них умер, а другой сбежал. И надел на себя личину погибшего.
Всматриваясь в лицо сидящего перед ней мужчины, Софи задавалась вопросом: ну как он может быть настолько похож на Джея? Это казалось сверхъестественным.
– Ты сидел с Джеем в тюрьме, да? И он рассказал тебе обо мне?
Джей громко вздохнул:
– От того времени у меня в памяти сохранились лишь отрывочные вспышки воспоминаний. Врачи сказали, что я подсознательно блокировал память. Но, полагаю, могло быть и так, как ты говоришь. Вероятно, я знал Джея Бэбкока и перевоплотился в него. Но сделал это неосознанно.
Софи поняла, что он действительно не знает ответов на все эти вопросы.
– Но как ты сам себе это объясняешь? – спросила она. – Если ты не Джей, откуда у тебя его память? – Откуда ты знаешь, как я таяла, когда он ко мне прикасался, как кричала, когда мы предавались любви? «Откуда ты можешь знать такие вещи?»
Джей обошел вокруг стола и пододвинул ей стул, явно ожидая, что она сядет. Он хотел дать ей отдохнуть и скорее всего не собирался продолжать разговор, если она не захочет. Ничего не было сказано. Но все стало понятно без слов. – Существуют возможности трансформировать память, – сказал он, когда они снова сидели за столом. – Все они экспериментальны. Есть даже способ хирургическим способом перенести память от одного человека к другому – трансплантировать, так сказать, хотя это никогда еще не проделывали на людях.
– Тебе передали память Джея?
– Когда я очнулся в швейцарской клинике, перед моим мысленным взором мелькали образы, словно кадры кинохроники – отрывочные картинки, наполненные подробностями, голосами. Я слышал голоса – твой, свой. Я все это видел, но ничто не затрагивало моих чувств. У меня было ощущение, будто я просматриваю черно-белую видеозапись собственной жизни или чьей-то чужой жизни.
– Это сотворили с тобой в Швейцарии? Но кто? И зачем?
– Я не знаю, кто это сделал, и делалось ли что-либо вообще, но я знаю, что Эл – один из очень немногих в мире людей, которые обладают необходимыми для этого знаниями и навыками. Всю свою жизнь он посвятил нейрофизиологии памяти. Он знает все, что только можно об этом знать.
Холодильник судорожно вздрогнул, и Софи испуганно всплеснула руками. Смешно, что она принимает так близко к сердцу состояние этого древнего агрегата. Но она привязывалась к вещам, к глупым вещам. Любым.
– Много лет назад он со своей командой работал над экспериментальным препаратом, воздействующим на память, который предполагалось использовать в связи с весьма спорным процессом, названным преобразованием памяти на генетическом уровне – той самой хирургической операцией, о которой я упомянул. Это было любимое детище Эла, хотя уже ранние испытания вызвали неодобрение в ученом мире. Все думали, что Эл так упорствует из-за Ноя, но теперь я начинаю в этом сомневаться.
– Так ты думаешь, что это… Эл?
Если он и расслышал недоверие, прозвучавшее в ее вопросе, то не обратил на него внимания. Он потрогал себя за ухом и тряхнул головой.
– На мне нет никаких шрамов, ничего, что свидетельствовало бы о перенесенной операции, хотя при сегодняшних микротехнологиях это ничего не значит. Но на твой вопрос я отвечаю: да, я думаю, это Эл. Только не знаю, что именно он сделал.
Зачем – Софи спрашивать не требовалось. Она знала. Эл и Уоллис хотели вернуть себе контроль над компанией с помощью Джея – или этого человека, кем бы он ни был.
– Это может иметь какое-то отношение к клинике Ла Джолла?
Джей медленно кивнул, удивленный тем, что она так быстро ухватила эту связь.
– Предполагалось, что я пройду такой же курс лечения, как и объекты официальных испытаний. Мне сказали, что это обычное сочетание лекарств и процедур – но у меня возникли подозрения, и однажды ночью я убедил медсестру, что укол мне уже сделали. В карте поставили соответствующую отметку, а позднее, когда они считали, что я уже сплю, кто-то проскользнул в мою палату и сделал мне еще один укол. Прежде чем потерять сознание, я услышал, как какой-то мужчина говорил, что, проснувшись, я ничего не должен помнить.
– Мужчина? Это был Эл?
Джей покачал головой:
– Вероятно. Голос был знакомым, но я не мог точно определить его. Когда я проснулся, мне сказали, что они изучали излучения моего мозга во сне, но я не помню, чтобы меня подключали к энцефалографу. И все это представлялось мне сном, сюрреалистическим сном.
Софи хорошо было известно это ощущение. Ее сны наяву не были спровоцированы лекарствами, хотя Клод несколько раз гипнотизировал ее и перед этим всегда давал какое-то лекарство, чтобы помочь расслабиться.
Джей смотрел на нее в упор:
– А может быть, всему этому существует гораздо более простое объяснение? Может быть, я и есть Джей Бэбкок?
– Тогда кто был тот человек, который ко мне вломился?
Джей всплеснул руками и прикрыл рот ладонями:
– А что, если это был я?
– Что такое ты говоришь?! – ахнула Софи.
– У меня ведь вспыхивали в мозгу отрывочные картины этого происшествия, и в них были кое-какие подробности, о которых ты мне не рассказывала. Я видел все так, словно присутствовал здесь. Думаю, я и есть он.
Софи была ошеломлена, она не сводила глаз с Джея.
– Но каким образом ты мог оказаться тем налетчиком? Ты ведь был в клинике. Я звонила туда. И мне сказали, что ты спишь.
Скорее всего, Джей не слышал ее. Его взгляд сфокусировался на чем-то другом, казалось, он смотрит внутрь себя.
– У тебя над холодильником висит фотография Олберта?
Софи кивнула утвердительно.
– И тот человек спрашивал тебя о ней, правда ведь?
– Да… а что?
– А то, что это – одна из картинок, вспыхивавших у меня в мозгу: я видел, как он… как я держу этот снимок. Я видел и еще кое-что – мужчина ловит мальчика, который, как ему кажется, падает с неба. И этот мужчина – тоже я.
– Такое действительно было, – Софи с трудом держалась на ногах, – но только не с Олбертом, а с Дональдом, его старшим братом, и случилось это в том году, когда я только что открыла свой детский сад. Он сорвался с обрыва, когда ты учил ребятишек лазать по скалам. Помнишь? Ты тогда наверняка спас ему жизнь.
– С обрыва?
– Я пыталась отговорить тебя, но ты был уверен, что четырехлетним малышам гораздо легче этому научиться, и сказал, что Ной научил вас с Колби скалолазанию именно в этом возрасте. Вы играли там, у обрыва, в какую-то игру.
– В «найди меня» – один прячет веревочный мячик, а другие его ищут. Вот во что мы играли, – тихо пробормотал он и еще тише добавил: – Господи Иисусе!
– Джей, что с тобой?
– Обрыв. Вот где Он спрятан, в той расщелине, где мы обычно играли.
Он разговаривал сам с собой, смотрел куда-то внутрь себя, и Софи не могла заставить его сказать ничего более. Джей словно впал в транс. Но спустя минуту поднял голову, увидел, что она с ужасом наблюдает за ним, и, подойдя, опустился рядом с ней на колени.
– Думаю, в расщелине спрятано нечто, что может послужить ключом к разгадке. Не могу сказать что именно, поскольку сам не знаю.
Он взял ее за руку, Софи поняла, что он уходит.
– Одной тебе здесь оставаться небезопасно, – сказал Джей. – Я приведу частного охранника, который будет тебя защищать, пока все не выяснится.
– Нет…
– Да, Софи, это единственный выход. Кто-то пытается тебя убить. И это единственное, что ты должна помнить. Они не просто хотят убить тебя, они хотят, чтобы это сделал я, а посему никого к себе не подпускай, – предупредил он. – Даже меня. – Желваки ходили у него на скулах, потом лицо окаменело. – Ты меня поняла? Если хочешь остаться живой, не подпускай меня к себе.
У Софи появилось ужасное предчувствие, что она больше никогда его не увидит. Глядя, как он встает, она тоже попыталась подняться.
– Джей, подожди, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал, прежде чем уйдешь. Дай мне посмотреть на тебя без этого, – Она протянула руку к глазной повязке, но он отклонился. – Пожалуйста, – повторила она, – иначе это будет меня преследовать. Это будет преследовать меня всю жизнь.
Руки Джея бессильно повисли вдоль туловища. Софи обошла вокруг стола, зная, что другой такой возможности не представится. Если он сам сейчас не снимет повязку, то, по крайней мере, возможно, не помешает сделать это ей. Джей возвышался перед ней словно башня, и то, что она собиралась сделать, казалось весьма рискованным. Но выбора не было.
Его застывшее, словно у изваяния, лицо она сочла за разрешение. Испытывая слабость во всех членах, Софи поднялась на цыпочки и сняла черный треугольник с лица, которое, по выражению Уоллис, было скорее классически мужским, чем классически красивым.
Хотя Софи и готовила себя к тому, что увидит нечто ужасное, в этот миг она испытала шок и попятилась.
– О Господи, Джей…
Он быстро прикрыл отсутствующий глаз ладонью.
– Я тебя предупреждал.
– Нет… с твоим глазом все в порядке. В полном порядке. Посмотри сам!
– Что ты имеешь в виду?
На стене напротив Софи стоял посудный шкаф с зеркальной внутренней стенкой. Джей повернулся к нему и провел рукой по лицу.
– Все в порядке? – Он придвинулся ближе, разглядывая собственное отражение. – Но у меня не было глаза. Мне его вырезали. На этом месте было множество чудовищных рубцов.
Софи не знала, что сказать. Страх мешал ей убедить его, что глаз невредим. Никаких шрамов. И никаких следов увечья. Увидев, как он с выражением отвращения на лице оборачивается и тянется к повязке, Софи поняла, что должна его отпустить – и не только ради собственной безопасности. Над ним проделали нечто чудовищное.
«Ты придумала себе другую жизнь, Софи, нереальную жизнь, в которой все еще существует Джей».
Клод сказал ей это несколько лет назад, во время одного из первых сеансов, и она согласилась.
– Это правда, – призналась она, – но, если бы это было возможно, я хотела бы жить именно в ней, и с ним. Я предпочла бы стать женщиной, спящей наяву, а не тем, чем являюсь на самом деле.
Софи в страшном возбуждении мерила шагами свою гостиную, начисто забыв о молодом румяном охраннике, сидевшем на кухне за столом и раскладывавшем пасьянс. Адреналин, бешеным потоком струившийся по ее сосудам, казалось, смыл все иные ощущения, включая и ощущение слабости, которую она еще недавно испытывала.
Софи старалась вспомнить, как объяснял ее состояние Клод во время того сеанса. Он описывал, как личность раздваивается, распадается на части, чтобы избежать страдания, и называл это диссоциацией. В крайних случаях человек разделяется на множество личностей. Ее состояние он считал состоянием средней тяжести, но опасался ухудшения. Софи постоянно впадала в сны наяву, чтобы не чувствовать боли, которую ей доставляла реальность.
С помощью Клода она постепенно научилась спокойнее воспринимать свою утрату и вновь обратилась к реальности, вместо того чтобы прятаться от нее в снах. Клод считал, что последние явления Джея были рецидивом ее болезни, но сама Софи теперь твёрдо знала, что это не так. Это было нечто совершенно другое, нечто, связанное с состоянием Джея, а не с ее собственным. Теперь даже казалось вероятным, что у нее вообще не было никаких видений, он действительно приходил к ней.
Софи взглянула на ладони – они были мокрыми от испарины. Кепочка из «Крутого Дэна» превратилась в мокрый черный комок. Скоро от нее ничего не останется. Нужно увидеться с Клодом, поговорить с ним и выяснить, права ли она.
– Все в порядке, мэм?
Охранник поднял голову, когда она проходила мимо него, направляясь к телефону. Ночь скоро сменится светом – было почти четыре часа утра. Софи уже пыталась связаться с Клодом, но он то ли спал, то ли его не было дома, потому что трубку не снимали.
– Черт, – прошептала Софи, снова услышав голос на автоответчике, и бросила трубку.
– Мэм?
– О! – Софи повернулась к охраннику – он стоял у нее за спиной. По монотонному звуку зуммера она поняла, что положила трубку мимо рычага.
– Вы знаете, который сейчас час?
– Знаю, – успокоила охранника Софи. – Но есть человек, с которым мне нужно обязательно поговорить, – мой психиатр. Прошу вас, это очень важно. Вы не могли бы меня к нему отвезти?
Охранник протянул руку и положил трубку на место.
– Простите, мэм, мне действительно очень жаль, но у меня приказ обеспечивать вашу безопасность здесь, в этом доме. Мне было велено никуда вас не возить. Вы же слышали, что сказал мистер Бэбкок.
– Да, но у меня странное состояние, я испытываю панику, и мне необходимо встретиться с доктором. Не знаю, что может случиться, если я с ним не поговорю. Вы ведь не захотите отвечать за последствия?
Она сильно преуменьшала: «странность» и «паника» – эти слова едва ли в полной мере отражали ее состояние.
– Отвечать, мэм? За что? Вы действительно нездоровы? – красноречивое молчание Софи послужило ему ответом. А когда, охваченная отчаянием, она бессильно привалилась к стене, охранник сказал:
– Где находится этот ваш доктор?
– Он живет в Ньюпорт-Бич, на полуострове, на самой его оконечности. Мне нужно поговорить с ним всего несколько минут.
Охранник сделал шаг назад, но Софи схватила его за руку и стала умолять, видя, что он готов сдаться:
– Пожалуйста, помогите мне, прошу вас! Я боюсь, что в противном случае произойдет нечто ужасное. – Она так крепко сжимала его руку, что у нее самой стали неметь пальцы. – Я беременна, – прошептала она.
При этих словах охранник, кажется, понял, наконец, всю силу ее отчаяния.
– Хорошо, – сказал он, взглянув на часы, – но я не могу позволить вам ни секунды оставаться наедине с этим человеком. Доктор не доктор, я буду присутствовать при вашем разговоре.
– Но он мой врач. То, что я собираюсь ему сказать, очень личное.
– Меня не интересует ни его квалификация, ни ваша частная жизнь. Моя работа – охранять вас, и это непременное условие. Если вы не согласитесь на него, я никуда вас не повезу.
Софи поспешно согласилась, но, когда они шли в гараж, где стоял джип, осознала, что не сможет выполнить его условие. То, что она собиралась обсуждать с Клодом, могло иметь такой взрывной эффект, что этого не должен был знать никто, тем более совершенно посторонний человек. Он может начать шантажировать семью или продать секрет желтой прессе. Нет, она не должна позволить этому человеку присутствовать при ее разговоре с Клодом.
Охранник отлично знал свое дело, но у Софи было одно преимущество: она как никто умела исчезать. Здесь, в гараже, она знала каждый закуток: где находится выключатель, где над рабочим столом висят инструменты и где расположена каморка, в которой можно спрятаться в темноте. К счастью, все это было расположено на одной стороне гаража и очень близко друг к другу.
– Подождите минуточку, – сказала Софи и проскользнула за спиной охранника в тот момент, когда он, толкнув ногой дверь, первым вошел внутрь, чтобы проверить, нет ли там кого. Когда, включив свет, он отошел от выключателя,
Софи протиснулась за его спиной и невзначай нажала на выключатель снова.
В наступившей темноте она быстро протянула руку и с первой же попытки нащупала лом. Каморка была узенькой и имела всего фута четыре в высоту, Джей прятал там свой вещевой мешок и альпинистское снаряжение. Софи, нырнула в нее, скрючившись, и выставила лом вперед.
Когда охранник на ощупь приблизился к каморке, металлический штырь уткнулся ему в голень, и он, споткнувшись, упал вперед лицом. Зная, что в ее распоряжении всего несколько секунд, Софи выскочила из своего убежища и снова включила свет. Мужчина уже приподнимался на руках, когда Софи настигла его. Удар получился скользящим, но Софи не промахнулась. Тяжесть металлического лома обрушилась на его висок, и охранник снова упал.
Софии молилась, чтобы он не очнулся, пока она не уедет. Она позволила себе вздохнуть лишь тогда, когда вывела джип из гаража и выехала на шоссе, ведущее в Ньюпорт. И только тогда ее охватили отвращение и ужас от содеянного. Она испугалась и задрожала.
Глава 30
Машина, с головокружительной скоростью двигавшаяся по шоссе навстречу Джею. в точности напоминала старый джип Софи. Он понимал, что этого не может быть: Софи изолирована в своем домике под присмотром бывшего морского пехотинца с внешностью неандертальца, которому приказано не спускать с нее глаз. Тем не менее, Джей удивился, когда машина пронеслась мимо почти так же быстро, как ехал он сам, ее фары были расположены очень высоко и испускали такие мощные лучи света, что ему пришлось отвернуться.
Джей взглянул в зеркало заднего вида, но было слишком темно, чтобы рассмотреть номер. Любая машина, которая попалась бы навстречу в столь глухой час ночи, обратила бы на себя его внимание, но у этой лобовое стекло должно было быть в трещинках. Джей мог бы это проверить, если бы его внимание не было полностью сосредоточено на предмете, лежавшем рядом, на переднем пассажирском сиденье.
Стальной атташе-кейс с секретным наборным замком светился в лунном сиянии, как некое инопланетное тело. Темное подземелье, которое то и дело всплывало в воображении Джея, представляло собой естественное углубление в каменном сердце утеса, а металлический предмет, который он там нашел, и был этим самым кейсом. Замок изъела ржавчина. Джей легко открыл чемоданчик, и то, что он в нем обнаружил, оказалось ошеломляющим откровением. Это была бомба с часовым механизмом, рассчитанным на пять часов, – Джей Бэбкок должен был помнить об этом и до истечения срока предотвратить взрыв.
Содержимое чемоданчика не открыло ему тайны того, кто напал на Софи, и не убедило в том, что он – Джей Бэбкок, но безоговорочно свидетельствовало о том, кто такие Бэбкоки и что они сотворили. Документация, находившаяся в чемоданчике, могла стать основанием для завершения целой эпохи. Она могла вызвать крах не только семьи в том виде, в каком она существовала сейчас, но и всей фармацевтической империи, созданной несколькими поколениями. Она также открывала правду о том, что случилось с Джеем.
Он ударил по тормозам и почувствовал, как машина задрожала, когда неожиданно показались ворота фамильной усадьбы. Сработал электронный замок. Ворота раздвигались так медленно, что пришлось остановить машину, что дало ему время поднять голову, увидеть длинную подъездную аллею, ведущую к Большому дому, и подумать над тем, каков должен быть его следующий шаг.
Несмотря на то, что рассвет еще не наступил и дом был погружен во тьму, всей семье предстояло бурное пробуждение. Джей знал теперь гораздо больше, чем прежде, но на некоторые важные вопросы еще осталось получить ответы, в том числе почему кейс, полный чертовски важных документов, был спрятан в пещере и почему он сам спрятал его там, если он действительно Джей Бэбкок.
Среди прочего в чемоданчике находилась копия многостраничной стенограммы судебного процесса и личный дневник Ноя Бэбкока. Лежало там также письмо Ноя, в котором говорилось, что документы должны быть переданы на хранение его сыну Джею и что тот должен предать их гласности, если с Ноем что-нибудь случится.
Когда Джей шел по пустынным коридорам притихшего дома, иссиня-черное небо стало медленно приобретать предрассветный лавандовый оттенок. Держа в руке чемоданчик, Джей с быстротой и грацией рыси взбежал по задней лестнице и, очутившись в южном холле, увидел бледный свет, сочившийся из-под двери спальни Уоллис. Джей не знал, бодрствовал ли там кто-нибудь или это был свет восходящего солнца, но это едва ли имело значение. Не о деликатности он сейчас заботился.
Дверь открыл Эл – открыл ровно настолько, чтобы увидеть, кто за ней.
– Джей? – Эл явно насторожился. – Уоллис сказала, что сегодня ты ночуешь у Софи.
Джей лишь на секунду удивился, увидев стройного красивого ученого в спальне матери. Он всегда подозревал, что их отношения выходят за рамки дружбы, и, быть может, даже порадовался бы тому, что они обрели друг в друге счастье, если бы не предчувствие грядущей катастрофы. Джею было так омерзительно то, что предстояло сделать, что он предпочел бы уйти и забыть о своей находке. Но в дело были вовлечены безвинные жертвы, И ему самому было жизненно важно выяснить, кто он и что с ним сделали. Кроме того, существовал еще Ной. Вполне вероятно, что отец тоже оказался жертвой чудовищного заговора, если это был заговор.
– С Софи все в порядке? – спросил Эл.
– Да, с ней все хорошо. – Джей был решительно настроен не отклоняться от главного. Он звонил Уоллис из больницы и дал полный отчет о состоянии здоровья Софи. – Моя мать не спит?
– Спит, но я разбужу ее, если у тебя что-то важное.
– Да, важное, но сначала нам с вами нужно поговорить наедине.
Необозримая французская кухня была окрашена нежно-розовыми лучами занимавшегося рассвета. Эл шел босиком, в халате, который, не исключено, принадлежал Ною. Джей смутно припоминал, что герб на кармане был знаком Бэбкоков, но не испытывал никакой ревности к человеку, который, очевидно, занял место его отца. Он не испытывал вообще ничего, кроме желания понять, как мирные, казалось бы, гуманные люди могли совершить столь невероятное деяние ради… ради чего? Ради процветания корпорации?
Эл тут же стал варить кофе, уверяя, что без этого у него и сердце не заведется. Джей наблюдал, как его старший собеседник старался изображать веселость, но никак на это не реагировал. Было видно, что Эл прекрасно ориентируется на кухне, но тот ничем не выдал знакомства с предметом, который Джей водрузил на большой разделочный стол, царивший в центре помещения.
Закипающий кофе распространял приятный аромат и мирно булькал, что создавало режущий контраст с тиканьем бомбы. Эл с дымящейся кружкой в руке обернулся, и Джей покачал головой. «Надо бы дать Элу выпить свой кофе, – сказал он себе. – Даже предатели имеют право на исполнение последнего желания, прежде чем раздастся команда "Пли!"». Однако больше он медлить не мог и, открыв кейс, кивком подозвал Эла.
– Вы сейчас прочтете эти бумаги, – сказал он. – Страницы с загнутыми уголками – ваши свидетельские показания. Пометки на полях принадлежат Ною.
«Вы ведь помните Ноя», – добавил он про себя не без горького сарказма.
Эл поставил кружку и взял в руки бумаги.
– Суд по делу о «Тризине-би»? Это было сто лет назад. Тогда все оказалось немного хуже, чем просто халатность при исполнении служебных обязанностей.
Джей кивнул.
– Вольно вам, конечно, называть «халатностью при исполнении служебных обязанностей» непоправимый ущерб, нанесенный психике человека. Каков был диагноз истца? Паралитическое слабоумие? Впрочем, какая разница, если Бэбкоки выиграли дело, правда, Эл? Это была великая победа – спасибо вам за ваши показания.
Эл бросил на него холодный, убийственный взгляд. Капкан уже захлопнулся, но он этого еще не осознал.
– Суд решил дело в нашу пользу, – сдержанно ответил он. – Истец страдал слабоумием до того, как начал принимать «Тризин-би». Наш антидепрессант был ни при чем, и суд не признал, что мы допустили халатность. – Он швырнул бумаги на стол. – Вот о чем свидетельствуют эти документы.
– А Ной говорит другое. Прочтите его пометки.
– Ной? Какое, черт побери, значение может иметь то, что говорит Ной? Он уже ничего не соображал. Его собственный мозг отмирал. У него были слабоумие и паранойя. Ему повсюду мерещились заговоры.
Джей почувствовал в виске тупой толчок – приближался приступ сокрушительной головной боли.
– Вы солгали под присягой, Эл. Вы солгали. Вы подменили статистические данные и дали ложные показания, вы лжесвидетельствовали, чтобы не допустить приговора, который разорил бы компанию и, хуже того, погубил бы ее репутацию. «Тризин-би» пагубен для людей – он разрушает их мозги, тела, их жизни, – но вы ушли из-под суда безнаказанными.
Эл схватил бумаги и смял их в кулаке.
– Ты хоть представляешь себе, что сделают эти документы с компанией, с твоей матерью? С тобой, Джей?
– Я знаю, что они сделают с вами, и, если не получу кое-каких ответов, пущу их в ход. – Он выхватил из-под стопки бумаг письмо Ноя. – Похоже на угрозу? Это и есть угроза. Я сделаю их достоянием гласности, Эл, так же как, вероятно, пообещал своему отцу сделать Джей Бэбкок.
– Так же, как Джей Бэбкок? Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу знать, кто я.
– Ты Джей Бэбкок.
Болезненная пульсация в голове усиливалась. Было ощущение, что через глаз протягивают раскаленную проволоку. Джей прижал повязку рукой, зная, что это все равно не поможет – ничего не поможет.
– Тогда кто тот человек, который ворвался к Софи? Человек, который постоянно мерещится ей?
– Понятия не имею.
– Лжете! Это подлая ложь, Эл.
– Нет! – так же бешено закричал в ответ Эл. – Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, но задавай мне лишь те вопросы, на которые я могу ответить.
– Почему вы хотите, чтобы я убил Софи? – Джей сорвал повязку с глаза, и боль стала вдвое сильнее. Он больше не мог кричать. Даже еле слышный шепот давался ему с трудом. – Зачем я ношу эту повязку, если с моим глазом все в порядке? Что вы со мной сделали?
В кухне больше не слышалось уютного бульканья кипящего кофе, не чувствовалось его приятного аромата. Стоила первозданная грозная тишина.
Терзаемый чудовищной болью и гневом, Джей подумал: «Не управляет ли Эл этой болью с помощью какого-нибудь дистанционного устройства?» Неужели он – сумасшедший ученый, который может в наказание Джею усиливать напряжение, не испытывая при этом никакого чувства вины, словно перед ним лабораторная крыса?
Эл отшвырнул документы, которые держал в руке, так, словно это была бомба.
– Нам пришлось это сделать, Джей. Мы были вынуждены. У нас не было выбора.
– Сделать ЧТО?
– Изменить твою память.
– Господи Иисусе! – Джей стиснул руками голову.
– В чем дело? Больно? – спросил Эл, подходя ближе. Повязка валялась на полу у ног Джея. Эл поднял ее. – Надень. Ну же, давай!
– Зачем?
– Это гипнотическое приспособление, действие которого усиливается с помощью лекарств. Так запрограммировано: боль начинается, как только ты снимаешь повязку.
Джей зарычал как зверь, не давая ему подойти.
– Запрограммировано? Так что же вы, будь вы все трижды прокляты, со мной сделали?
– Повязка действует как антенна и средство обратной связи, – продолжал Эл. – Фотоэлектрическая батарея направляет световой луч на сетчатку глаза, а та ретранслирует его на аналитические центры мозга, где они преобразуются в зрительные образы. Частота светового луча зависит от того, куда именно он будет направлен, а мозговая реакция – от силы и длительности воздействия.
– Вы проделали все это для того, чтобы я забыл, что случилось во время суда?
– Не совсем. Нам пришлось помочь тебе забыть, что случилось, и запомнить события, которых не было. Например, то, как тебе вырезали глаз в тюрьме. Этого на самом деле никогда не было.
Мягкий кухонный светильник ослепил Джея, когда он поднял голову и посмотрел на ученого, зашедшего так далеко, что это невозможно было себе даже представить. Он отнял разум у другого человека, отнял его мысли и память ради собственных целей.
– Это не то, что ты думаешь, – сказал Эл. – Это не манипуляция сознанием и не научная фантастика. Переводя на обыденный язык, можно сказать, что мы изъяли у тебя кое-какие плохие воспоминания и внедрили хорошие.
– Джею Бэбкоку не нужно объяснять такие вещи обыденным языком. Вы разве забыли, что он имеет фармакологическое образование? Видимо, вы говорите о некой разновидности трансформатора памяти на основе ДНК, не так ли?
Эл чуть не рассмеялся:
– Ты мне все еще не веришь, да? Нам незачем было передавать тебе память Джея Бэбкока, потому что ты и есть он. Но тебя следовало остановить. Ты ведь собирался все разрушить – ты и Ной.
Несмотря на боль, молотом стучавшую в голове, Джей старался думать. Ной кончил в доме для слабоумных стариков, у него отняли и рассудок, и здоровье, а Джей – в тюремной камере, лишенный свободы и прошлого. Это не совпадение, Джей в этом не сомневался.
– Итак, вы нас устранили, – сказал он.
– Никто никого не устранял, во всяком случае, не так, как ты думаешь. Ной уже несколько лет страдал прогрессирующей болезнью Альцгеймера, и он не мог полностью осознавать свои действия. Его пожирала изнутри мания ответственности перед людьми. Кто же, находясь в здравом уме, добровольно отдаст себя на растерзание волкам? Его следовало отстранить от руководства, иначе он погубил бы компанию.
На какое-то мгновение Эл снова превратился в государственного мужа: говорил убежденно и странным образом убедительно. Казалось, он на самом деле верит в то, что говорит, а возможно, теперь так оно и было. За долгие годы он, должно быть, убедил себя в собственной правоте – иначе как бы он смог жить с тем, что сделал?
