Текст книги "Повесть об Остролистном холме"

Автор книги: Сюзан Алберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Нет, это не книга, – сказала Сара, выдвинув стул и садясь к столу. – Это морская свинка.

– Морская свинка! – Нож Харриет окончательно замер, глаза девушки расширились. – Такая пушистая зверюшка, она пищит и туда-сюда бегает, я знаю! Да я бы полжалованья за такую отдала.

– Да ты вообще жалованья не получишь, пока не научишься работать ножом, – заметила миссис Бивер, наливая кипяток в заварочный чайник. И продолжала, обращаясь уже к Саре: – Надо же – морская свинка! – Она усмехнулась. – Да только за мисс Кэролайн присматривает мисс Мартин, а та ничего такого не позволит, это уж как пить дать. Вот и придется мисс Поттер везти эту свинку обратно. – Она открыла жестяную коробку и высыпала на блюдо несколько печений.

– Будет очень жаль, – сказала Сара и помрачнела. – Но почему бы мисс Мартин не позволить девочке иметь такого друга? У меня когда-то была морская свинка – маленькое существо, очень ласковое и чистое. С ним куда меньше мороки, чем с собакой, или кошкой, или даже кроликом.

– Почему? – Миссис Бивер сурово сдвинула брови. – Да потому, что эта Мартин – подлая бессердечная женщина, от нее в доме одни неприятности, вот почему. – Она строго посмотрела на Харриет. – Только об этом ни-ни.

– Ну конечно, – пробормотала Сара. – Я никому не скажу ни слова, обещаю.

– Речь не про вас, мисс Барвик. – Миссис Бивер разлила чай по чашкам. – Харриет должна это помнить, вот кто. Да только она будет дурой, если мисс Мартин поймает ее за болтовней. Эта женщина слышит, как трава растет, и глаза у нее, как у ястреба. – Голос кухарки зазвучал жалобно. – И никакой у нее благодарности к бедным людям, которые из кожи вон лезут, чтоб она как сыр в масле каталась. – Она опустилась на стул и посмотрела на пирог. – Не попробовать ли мне кусочек-другой, а уж потом снести ее светлости?

– Ну конечно же, – закивала Сара. – И скажете мне, удался ли пирог.

– Что ж, коли вы не против, так тому и быть, – сказала миссис Бивер. Она отрезала солидный кусок и приступила к делу: закатила глаза и стала жевать, напустив на себя важный вид. – Пожалуй, мисс Барвик, удался. – Кухарка облизала губы, наклонилась поближе к Саре и понизила голос: – Между нами, ее светлость последние дни почти и не ест ничего. Разве чуть-чуть. Беда у нее с желудком, вот какое дело.

– Мне очень жаль это слышать, – с жаром сказала Сара. – Отсутствие аппетита, да еще при таком поваре, как вы, это же большое несчастье.

Миссис Бивер восприняла комплимент со скромной и печальной улыбкой.

– Да, болеет ее светлость. На прошлой неделе доктор Баттерс приезжал два раза, и ей после этого лучше становилось, право слово, лучше. Да только он, похоже, так и не разобрался толком, что же это за хворь такая. А от пирога вашего ей легчает – я так думаю, тут дело в имбире. Моя старая тетушка, дока по этой части, говаривала: когда пучит или рези в животе – лучше имбиря не найти. Имбирный настой, имбирное печенье, имбирь в сахаре, имбирный пирог… И коли ее светлости особенно по вкусу ваш пирог, она его должна всенепременно получить, хотя мне придется подождать, пока этой Мартин там не будет, чтоб отнести. – И она пояснила, доверительно: – Мартин говорит, что ее светлости нельзя его есть.

– Я очень рада, что он пришелся по душе ее светлости, – искренне сказала Сара. Потом добавила, недоумевая: – Но почему мисс Мартин считает, что ей не следует есть мой пирог?

Миссис Бивер не скрывала раздражения.

– Она, видите ли, не верит в народные средства, ну вроде имбиря. Но я-то знаю, все дело тут в деньгах. С той поры как ее светлость занедужила, всеми расходами на хозяйство заведует эта Мартин. И вот она так и ищет, на чем бы сэкономить. – Кухарка поджала губы. – Да я такой скупердяйки не видывала, но коли ей что для себя захотелось, тут уж подавай самое-самое. Вот, к примеру, ваш хлеб из наилучшей пшеничной муки – это для нее. Каждое утро на завтрак четыре кусочка ей подай, поджаренные, да с мармеладом из Лондона, да еще три ломтя бекона, да яйцо в мешочек – варить две минуты, не дай Бог ошибиться.

– О, Господи, – вздохнула Сара.

Тем временем голос миссис Бивер возвысился до трагического крещендо.

– Все велено подавать ей в комнату на подносе да на белой салфетке, будто она не ниже, чем ее светлость, а не ровня нам, простой прислуге. Ну а Бивер, Эмили, Харриет и я – мы свой хлеб и мармелад едим тут, на кухне.

– Так это, думаю, и не хуже, – пробормотала Сара, – а может, и лучше.

– Ясное дело, лучше, – согласилась миссис Бивер. Увлеченная темой и растравляя собственную обиду все больше и больше, она продолжала: – Была у меня помощница на кухне, убиралась тут, пол мыла, так эта Мартин ее выгнала. Даже и не предупредила, как принято.

Неожиданно заговорила и Харриет:

– Она и Рут в прошлом месяце рассчитала, из горничных только Эмили осталась – и постели постелить, и камины растопить, и ковры почистить, и мебель, и все-все. Хорошо хоть она лицом да умом не вышла, а то бы плюнула на все на это. – Тут нож вонзился в морковку с удвоенной силой.

– Очень жаль, – заметила Сара. – И долго мисс Мартин живет с ее светлостью?

– По мне, так слишком долго, – проговорила Харриет вполголоса и рассекла очередную морковку пополам. – Мы-то все уже тут обретались к тому времени. Не скажу, что так уж нам было славно, но чего жаловаться – слуг хватало, чтобы все шло путем, да и еды было поболе, не то что нынче. – И она громко засопела.

– Твоего мнения не спрашивают, Харриет, – осуждающе промолвила миссис Бивер. – И если не хочешь на свою голову неприятностей, то держи язык за зубами, когда она рядом, эта самая Мартин. Скажи ей что поперек – и саму выгонят, как Рут, а мне тогда, выходит, всю твою работу делать. – Миссис Бивер повернулась к мисс Барвик: – Она тут с год, эта Мартин, как раз в этом месяце год и будет. – Кухарка вздохнула. – И год этот радостным не назовешь. А тут еще этот приезжает…

Именно этого момента поджидала Сара.

– Вы о докторе Гейнуэлле?

– Так вы о нем слышали? – На лице миссис Бивер отразилось любопытство. – Небось, в деревне про него говорят?

– По правде сказать, миссис Бивер, – ответила Сара, не скрывая тревоги, – только про него и говорят. – Она придвинулась ближе к кухарке. – Все, конечно, переживают за мисс Нэш. Мы-то думали, что место ей достанется, все ведь знают, какая она хорошая учительница. А теперь… – Она развела руками. – Я надеялась, может, вы знаете, что происходит и можно ли чем-нибудь помочь делу…

Миссис Бивер помрачнела.

– Мне тоже жаль мисс Нэш, право слово, жаль. Когда я про это дело услыхала, то прямо вся не своя сделалась, Харриет не даст соврать. Где ж тут справедливость, чтоб невесть откуда явился этот Гейнуэлл и отобрал у мисс Нэш это место. Порядок есть порядок. – Она взглянула на Харриет, ища поддержки. – Разве не так я сказала, а, Харриет? Порядок есть порядок.

– Точь-в-точь ваши слова, – подтвердила Харриет.

– А все потому, что эта Мартин думает, будто он так уж хорош. – Миссис Бивер воздела руки. – Но что делать, я понятия не имею, а и знала бы, держала бы рот на замке. Если Мартин услышит, что я в это вмешиваюсь, она меня со свету сживет. Не иначе и меня выгонит отсюда.

– Мисс Мартин? – Сара тяжело задумалась. – Она-то какое имеет к этому отношение? Ведь доктора Гейнуэлла школьному совету рекомендовала сама леди Лонгфорд.

– Так то оно так, да только ее светлость этого доктора и в глаза не видела, уж я-то знаю. Хотя плохого про него не скажу, – с опаской добавила миссис Бивер, – ведь он, говорят, в ниверситете учился, миссионером был, и человек, видать, набожный. Только вот, думается мне, ее светлость малость торопится делать все так, как ей эта Мартин нашепчет.

– Понимаю, – задумчиво заметила Сара. – Интересно, каким образом сама мисс Мартин попала в Тидмарш-Мэнор и стала секретарем леди Лонгфорд? Наверно, они и раньше были знакомы. Может быть, их связывает старая дружба?

– Дружба? – Миссис Бивер пренебрежительно фыркнула. – Да ничего такого между ними не было. Перед этой Мартин тут была миссис Стюарт, очень славная женщина, спокойная, рассудительная, терпеливая – а ведь с ее светлостью это ох как нелегко.

– Ох как нелегко, – подхватила Харриет.

– Ох как нелегко, – повторила миссис Бивер. – Миссис Стюарт была с ее светлостью еще до смерти лорда Лонгфорда, и все мы ее любили, да пришлось ей уехать в Карлайл – ухаживать за своей старой матушкой. Тогда ее светлость обратилась в какое-то агентство, и отозвалась одна только мисс Мартин.

– Только она? – удивилась Сара.

– Я и сама не могу взять в толк, как такое может быть, – сказала миссис Бивер. – Правда, мы тут на отшибе, если кому нужно большое общество. Ну и ее светлость не шибко щедра. – Она глянула на часы и отодвинулась от стола. – Боже правый, времени-то! А я еще с фазанами не управилась. Харриет, положи нож и принеси десяток картошек. Обед на носу, да этот новый господин вот-вот объявится, а у нас дел невпроворот.

Сара осушила чашку и опустила ее на стол.

– Спасибо за чай, – сказала она. – Надеюсь, пирог пойдет леди Лонгфорд на пользу.

– Ох, хорошо бы, – сказала миссис Бивер с искренним чувством и решительно встала. – Ох, как хорошо бы. Ее светлость, правда, не подарок, с ней, бывает, и намучаешься, да только не дай Господь ее потерять. – Она снова нахмурилась. – Харриет, я что тебе велела? А ну марш за картошкой!

18

«Кровь!»

Пока влекомая пони повозка с мисс Поттер и мисс Барвик поднималась по Каменке в сторону Тидмарш-Мэнор, в Сорее начинался обычный день, наполненный привычными летними трудами. Окна домов распахивались навстречу теплому ветерку, на солнышко вывешивались лоскутные одеяла – проветрить да просушить, хозяйки растапливали печи, наводили порядок на кухне, вытряхивали на крыльце пыльные тряпки. Матери посылали детей в огород – вытащить пару луковиц и нарвать салат для дневной трапезы, а сами шли в Дальний Сорей к мяснику за еженедельным куском говядины, в то время как их мужья уже трудились в поте лица в мастерской, на поле или на скотном дворе.

Роуз Саттон, жена сорейского ветеринара, открыла двери помещения за Курьерским домом, где ее муж обычно пользовал своих пациентов, и поздоровалась с юным Джереми Кросфилдом – тот жил со своей тетушкой у ручья Кансибек и время от времени приносил доктору Саттону покалеченных диких зверюшек. Сегодня он держал в руках барсучонка – маленького серого зверька с полосатой головой и короткой круглой мордочкой.

– Бедный малыш, – сказала Роуз, сочувственно пощелкав языком, и наклонилась, чтобы получше рассмотреть животное. Мать шестерых детишек и постоянная помощница своего мужа, она была хорошо осведомлена о нуждах и бедах чад – человеческих и иных.

– Он очень истощен, его надо подкормить. И задняя нога покалечена, вижу, вижу. Ты где его нашел, Джереми?

– Кто-то разрыл барсучью нору в каменоломне у Фермы-На-Холме, – сказал Джереми, едва сдерживая ярость. – Мать и второй детеныш исчезли, а этот ковылял через луг. Он уже почти большой, скоро сам сможет жить, да вот только эта нога… – Мальчик погладил щетинистую мордочку. – Я и подумал, может, доктор Саттон его подлечит и скажет мне, как за ним ухаживать, пока он подрастет. Денег у меня нет, – добавил он, – но я могу чистить клетки или бегать с поручениями.

– Ну что ж, – сказала Роуз и улыбнулась. – Вноси его, спросим у доктора, что тут можно сделать.

Во дворе Зеленой Красавицы Матильда Крук развешивала только что выстиранные простыни, одновременно прислушиваясь к обычным деревенским звукам: металлическому постукиванию молотка ее мужа в кузнице на Рыночной улице, визгу пилы Роджера Доулинга в столярке по соседству с кузней и сердитым крикам Ханны Брейтуэйт, зовущей одного из своих отпрысков с крыльца.

Развешивать белье в такой славный денек, да еще под ветерком, который разглаживал морщины на влажных простынях, было весьма приятным занятием, и Матильда предавалась ему с удовольствием, никуда не спеша и то и дело поглядывая за ограду – не пройдет ли кто по Рыночной улице. У нее в запасе имелись интересные новости, и ей не терпелось ими поделиться. Если в ближайшие минуты Матильде не подвернется подходящий слушатель, она просто-напросто снимет фартук и прогуляется до почты – уж там-то кто-нибудь наверняка найдется.

Однако на почту идти не пришлось. У фермерского дома Зеленые Ворота, что рядом с Зеленой Красавицей, Агнес Льюэллин положила свою внучку в новую плетеную коляску, прикрыла марлевой занавеской – от мух и мошкары и покатила в сад, чтобы Лили погрелась на солнышке и подышала свежим воздухом. Мать Лили укатила в Хоксхед за покупками, оставив дочку на попечение свекрови, чему Агнес была очень рада, поскольку души не чаяла в своей единственной внучке.

Затем Агнес взяла корзину и решила набрать немного малины для пирога, который намеревалась испечь к ужину. Над ягодами уже поработали наглые сороки, и миссис Льюэллин собрала все, что осталось – неполную чашку, после чего направилась к клубничным грядкам, надеясь добавить к малине клубнику. Но, как выяснилось, сороки и тут изрядно потрудились. Агнес уже повернула к дому, когда Матильда Крук скоренько подошла к забору. Через руку у нее свисала мокрая рубашка Джорджа Крука, а в ладони она держала деревянные прищепки.

К неудовольствию Агнес, Матильда не сочла нужным ни поздороваться, ни поинтересоваться, как идет лечение потертости на головке ребенка, которую – потертость – бабушка изничтожает мазью с календулой.

– Ты, небось, уже слышала про несчастный случай с беднягой Беном Хорнби? – сказала Матильда возмутительно торжествующим тоном, который обычно пускала в ход, когда имела за душой особенно сочную новость.

Агнес ничего не оставалось, как признаться, что она знать ничего не знает про Бена Хорнби, в том числе и про несчастный случай.

Матильда с сожалением покачала головой – то ли из сочувствия к бедолаге Бену, то ли сострадая неведению собеседницы.

– Свалился с Остролистного холма и разбил голову о камни, – авторитетно сообщила она. – Мне об этом вчера за ужином рассказала мисс Поттер. Они с Дженнингсом ездили глянуть на овец, которых мисс Поттер у Бена купила, там и нашли старика. Видать, напился – и вот тебе.

Агнес сказала, что она-то весьма сожалеет, но рискнула предположить, что в деревне и в округе найдутся люди, которые не станут сильно переживать, услышав о смерти старого Бена.

– Вот как? – спросила Матильда. Она демонстративно встряхнула рубашку и прошлась большим пальцем вдоль ворота, чтобы разгладить складочки. Ее вопрос: «И кто бы это мог быть?» – прозвучал как бы между прочим, но чуткое ухо Агнес подсказало ей: Матильда сгорала от любопытства.

– Ты разве забыла, – ответила миссис Льюэллин, изобразив крайнее удивление, – что случилось той зимой? От кого от кого, а от тебя, Матильда, не ожидала… – Она замолчала и с сомнением покачала головой.

Матильда помрачнела.

– О чем ты?

– Да о сидре, о чем еще, – уверенно сказала Агнес. – В декабре было дело.

– О каком сидре? – переспросила озадаченная Матильда.

Проявляя бесконечное терпение, Агнес продолжала:

– О сидре, который Тоби Титор украл из сарая старика Бена, вот о каком.

Матильда была вынуждена признать, что не припоминает ничего об этой краже, и теперь наступила очередь Агнес сострадать этому неведению.

– Ну, может, ты и не слыхала. Дело было так. Мистер Льюэллин продал корову Айзеку Чансу со Старой фермы, Айзек ему и рассказал. Тоби тогда работал у старого Бена и стянул у него бочонок сидра. Бен поймал его прямо с этим бочонком да и отволок к судье. Я и думаю, что вряд ли Тоби сильно расстроится, когда узнает про этот несчастный случай.

– Ах вот ты о чем, – сказала Матильда пренебрежительным тоном. – Я-то думала, ты о чем-то важном. – Она еще разок как следует встряхнула рубаху. – Ладно, мне еще надо белье развесить.

– А мне ягод собрать, – сказала Агнес, не удовлетворенная завершением разговора.

Она отнесла малину на кухню и высыпала в миску. Затем сняла фартук, поправила прическу и, толкая перед собой коляску с Лили, двинулась по Рыночной улице к деревенской лавке.

Лавка Лидии Доулинг (жены Роджера Доулинга, деревенского плотника) располагалась в Луговом Доме на углу Рыночной улицы и дороги, которая соединяла паром на озере Уиндермир (на востоке) с городом Хоксхедом (на западе). Занимала лавка две нижние комнаты и торговала всем, что может срочно понадобиться жителю Сорея: беконом, колбасой, яйцами, чаем, кофе, сахаром, нюхательным табаком, банками с патокой и сгущенным молоком, свежими овощами и фруктами из местных садов и огородов, иголками, нитками, пуговицами, свечами, шнурками для обуви, заколками, булавками и конфетами – три штуки за пенни – для детишек. Над лавкой жили Лидия, Роджер и их племянница Глэдис.

Агнес оставила коляску с ребенком у дверей лавки, поправила плетеный козырек, чтобы на Лили не падало солнце, и вошла в помещение, где в это время Лидия наполняла банку мятными леденцами, а Глэдис измеряла белую тесьму. Агнес купила коробку чая, пачку мыльного порошка и моток красных крученых ниток для обметывания петель, а потом принялась рассматривать корзиночку сочной малины, выставленную напоказ рядом с пирамидкой лиловых слив, горкой капустных кочанов и ящиком со свежими влажными листьями салата.

– Сегодня собирали? – спросила она, не сводя глаз с соблазнительных ягод.

– Нынче утром, перед завтраком, – заверила ее Лидия. – Сороки совсем одолели, созреть малине не дают. Я набрала на обед мистеру Доулингу и остальные сняла, пока сорокам не достались. На пирог тут не хватит, да только если у тебя есть еще немного, чтоб добавить…

– И почем они? – спросила Агнес.

– Два пенса с половиной, – сказала Лидия.

Агнес кивнула.

– Возьму. – Расплачиваясь за покупки, она как бы невзначай заметила: – Вы, конечно, слышали про несчастный случай с Беном Хорнби. Нализался да свалился с Остролистного холма.

– Никакой это не несчастный случай, – твердо сказала Лидия. Она сдула прядь темных волос, упавшую на глаза. – Так сказала Ханна Брейтуэйт, а ей сказал констебль Брейтуэйт, который ездил на Остролистный холм с капитаном Вудкоком, после того как мисс Поттер и мистер Дженнингс нашли бедного старика. – Она извлекла из кармашка носовой платок и вытерла лоб. – Жаркий денек выдался, должно быть, к грозе.

– Так это не несчастный случай? – переспросила Агнес. Ее глаза от удивления расширились.

– Да вы ничего не слышали? – едва сдерживая возбуждение, заговорила Глэдис. – Мистера Хорнби ударили палкой по спине. А еще он лежал мертвый с трубкой в руке. – Глэдис была толстушкой двадцати с небольшим лет с густыми темно-рыжими волосами, которые завивала колечками. Она постоянно улыбалась (по мнению тетушки, кокетливо), демонстрируя ослепительно белые зубки.

– Глэдис, – сказала Лидия недовольным тоном. – Не думаю, что тебе следует пересказывать то, что констебль…

– Да брось ты, Лидия, – Агнес нетерпеливо замахала руками. – Глэдис, как же эта его трубка связана с тем, что вовсе не было несчастного случая?

– Тетушка, я уверена, миссис Льюэллин никому ничего не расскажет. – Глэдис склонилась к деревянному прилавку и заговорила тише. – Трубка-то оказалась не его, вот в чем дело. У мистера Хорнби были слабые легкие, и он давно бросил курить. А еще…

– А еще, – вмешалась Лидия, не желая уступать племяннице лакомый кусок, – на трубке были нацарапаны буквы – «Г» и «С». – Она взглянула на корзинку с малиной. – У меня нечем их покрыть, Агнес. Ты можешь поставить корзинку с ягодами в коляску с ребенком? А корзинку вернешь в другой раз.

– Ладно, ладно, – сказала Агнес. – Ты говоришь, там были буквы «Г» и «С»?

– Так говорит Ханна Брейтуэйт, – ответила Лидия. – Констебль видел эти буквы собственными глазами.

– Похоже, так звали владельца трубки, а? – Глэдис вновь заявила о себе. – Это был кто-нибудь по имени Г-что-то С-что-то. Он, видать, и столкнул мистера Хорнби, отчего тот и умер.

– Столкнул! – Эмоции переполняли Агнес.

– Ну да, – подтвердила Глэдис. – А как еще старичок мог оказаться под скалой с трубкой в руке? – Она помолчала, преисполненная значимости момента. – Стало быть, у нас есть подозреваемый, которого зовут Г. С.

– Г. С. – Агнес задумалась. – Знамо дело, это не Тоби Титор. У того первые буквы – Т. Т.

– Тоби Титор? – спросила Глэдис.

– Он прошлой зимой стащил бочонок сидра из сарая мистера Хорнби, и это дело дошло до мирового судьи, – ответила Агнес, сознавая важность этих сведений. – Думаю, Тоби не слишком-то любил старика. – Она помрачнела. – Но уж коли у нас есть буквы «Г» и «С», то мы ищем… Генри Стаббса – он первый приходит на ум. Хотя зачем бы Генри это делать?

– И зачем бы ему вообще лезть на Остролистный холм, – добавила Лидия. – Не шибко-то он любит гулять по округе, вот что я вам скажу.

Агнес понимала, что имеет в виду Лидия. Генри Стаббс, кривоногий и близорукий человечек с песочного цвета бакенбардами, был мужем Берты Стаббс и постоянным посетителем местного бара в «Гербе береговой башни». Он помогал управляться с паромом на озере Уиндермир – кроме дней, следовавших за праздничным разгулом в этом баре, когда Генри, как мягко выражалась его супруга Берта, «лыка не вязал».

Как раз в эту минуту Лили подняла крик, и Агнес, собрав свои покупки, распрощалась с Лидией и Глэдис. Свертки она сложила в коляску рядом с ребенком, туда же поместила корзинку с малиной и, все еще ломая голову над тайной инициалов Г. С., двинулась с коляской к почте. Там она оставила коляску в небольшом цветнике перед домом, а сама присоединилась к очереди, где уже стояли миссис Литкоу, вдова прежнего викария, и Роуз Саттон, жена ветеринара. Двое младших детей Роуз, мальчик и девочка, играли тут же у живой изгороди.

Роуз пришла купить марку и нашептывала через плечо миссис Литкоу, что охотники за барсуками разворошили барсучью нору в каменоломне по соседству с Фермой-На-Холме и при этом уцелел только один детеныш, да и тот с покалеченной лапой. Джереми Кросфилд, – говорила Роуз, – мальчик замечательный, он принес барсучонка доктору Саттону, чтобы тот его вылечил.

– Боже правый, – сказала миссис Литкоу, – до чего мерзкие эти разорители барсучьих нор. Тяжела участь диких животных, люди должны оставить их в покое.

– Что правда, то правда, – согласилась Агнес, присоединяясь к разговору. – Возьмем, к примеру, ловлю барсуков. Это ж против закона, барсуков отлавливать, и капитан Вудкок, как может, с этим борется. А ведь сколько мужчин просаживают на этом деле все до последнего гроша, а потом всей семье целую неделю молока купить не на что.

– Кто следующий? – раздался голос Люси Скид, почтальонши. Вопрос показался Агнес странным, и так было видно, что в очереди стоит миссис Литкоу, а за ней – Агнес. Но Люси всегда старается преувеличить свою важность. Роуз отошла в сторонку, чтобы лизнуть марку и приклеить на конверт, а миссис Литкоу положила на прилавок небольшой пакет. Люси переместила пакет на весы и тут же присмотрелась к адресу.

– Сестре что-нибудь посылаете? – спросила она. – Не те ли серые рукавички, что вы вязали на прошлой неделе? – Люси вечно совала нос в чужие дела и знала о жизни обитателей деревни не меньше, чем они сами, а иногда выведывала кое-что и раньше их, поскольку все письма проходили через ее руки до того, как попадали к адресату.

Впрочем, миссис Литкоу только улыбнулась, а Агнес воспользовалась наступившей паузой и спросила, как бы невзначай:

– Вы, наверное, слышали, что Бена Хорнби столкнули с Остролистного холма?

– Шиллинг и шесть пенсов, – сказала Люси, обращаясь к миссис Литкоу. – Не иначе вы с рукавичками положили туда чего-нибудь еще, по весу-то судя. Уж не баночку ли сливового варенья? – Глаза у Люси загорелись, и, пока миссис Литкоу отсчитывала монеты, она сделала шаг в сторону, чтобы взглянуть на Агнес. – Ясное дело, слышали, миссис Льюэллин. Это же надо такому случиться! Ужас!

– Столкнули? – Миссис Литкоу оглянулась и недовольно посмотрела на Агнес. Ее седоватые волосы были аккуратно убраны под соломенную шляпу с широкими полями. – Поверьте, Агнес, не стоит распространять слухи, пока нам не известны все факты. Дознание по этому делу начнется не раньше, чем через неделю, и…

– Да его ж столкнули, миссис Литкоу! – прервала ее Люси. – Мне сама миссис Дженнингс говорила, а всем известно, что мистер Дженнингс там был, когда в руке Бена Хорнби нашли глиняную трубку с буквами «Г» и «С». – Она слегка вздрогнула, как бы представив себе эту страшную, вызывающую невольную дрожь картину насильственной смерти. – Стыд и срам, скажу я вам, это куда ж мир катится? – И, не дожидаясь ответа, Люси застрекотала дальше: – Это все чужаки, больше некому. Повадились сюда ходить, по холмам шляются, заполонили все дороги, всю округу, через заборы лазают, ворота за собой нипочем не закроют, коровы вон по всей деревне бродят, спасу нет. Я своими ушами слыхала, как старина Бен клял гуляк этих на чем свет стоит, вот на этом самом месте, где вы сейчас, чтоб мне провалиться. Да чего там, в последний раз дело было всего-то два дня назад.

– За что ж он их клял? – спросила Роуз Саттон, протягивая Люси конверт с наклеенной маркой, чтобы та положила его в холщовый мешок с почтой. Потом повернулась к дверям взглянуть на детей. – Джейми Саттон, – строго сказала она, – не крутись возле коляски. Разбудишь внучку миссис Льюэллин – получишь подзатыльник.

– С Лили все в порядке, Роуз, – поспешила вмешаться Агнес. Ей было невтерпеж услышать, что ответит Люси. – Так чем же был недоволен Бен Хорнби, Люси?

Довольная завоеванным вниманием аудитории, Люси бросила конверт Роуз в мешок, за ним последовал пакет миссис Литкоу. Затем, прежде чем ответить, она выровняла пачку бланков и на долю дюйма передвинула вправо перо и чернильницу.

– А тем был он недоволен, что эти чужаки из Манчестера забрались на Остролистный холм да и оставили его ворота открытыми, – сказала Люси. – Такое Бен молча снести не мог. «Я такое молча сносить не стану, миссис Скид, – вот что он сказал мне. – Они у меня попляшут, попомните мои слова». Так и сказал, слово в слово. – Люси сделала паузу и добавила: – Хотите знать мое мнение, как было дело? Старина Бен увидел, что кто-то из этих молодчиков открывает его ворота, и задал ему взбучку, а тот его и убил.

– Люси, если вы знаете, кого можно в этом заподозрить, – строго сказала миссис Литкоу, – то лучше скажите констеблю Брейтуэйту, а не распространяйте сплетни.

– Это вовсе не сплетни, – возразила Агнес. – Мы просто обсуждаем то, что случилось.

– А я и сказала констеблю, – пропела Люси нежным голосом. – Нынче утром и сказала, как только услышала, что бедного старого джентльмена мертвым нашли. Я сразу об этих гуляках подумала.

– Еще вопрос, джентльмен ли он, – в голосе Роуз Саттон звучала насмешка. – Конечно, о мертвых плохо не говорят, да только настоящие джентльмены долги свои отдают, а мистер Хорнби… – Снаружи раздался вскрик, затем треск и, наконец, отчаянный плач.

– Мама! Мама! – кричал детский голос. – Джейми убил малышку!

Все четыре женщины выскочили из почты. Плетеная коляска лежала на траве кверху колесами, рядом стоял маленький мальчик в коротких штанишках и старательно ревел. Ладони ребенка были сплошь красными, а лицо и голые ноги усеяны красными пятнами.

– Кровь! – закричала Люси и в ужасе закрыла рот руками. – Господи, да он весь в крови!

– Лили! – завопила Агнес, падая на колени и шаря вокруг перевернутой коляски в пакетах, подушках и подстилках, высыпавшихся на землю. – Где Лили?

– Джейми, что я тебе говорила! – Роуз нацелилась дать сыну добрый шлепок. – Что ты сделал с малышкой миссис Льюэллин, скверный мальчишка?

– Насколько я вижу, – твердым голосом начала миссис Литкоу, – ничего серьезного не случилось…

– Он убил ее, мамочка, – сказала девочка довольно спокойно. – Я ему говорила, не надо, не надо, а он никак не хотел остановиться. – Дочка Роуз протянула обличающий палец. – Она там, под кустом, вся-вся в крови – мертвая.

Но, как довольно быстро выяснилось, малышка оказалась жива. Как только ее извлекли из-под куста, она зашлась оглушительным ревом. А ее личико и распашонка были испачканы вовсе не кровью: это был малиновый сок. Пытаясь дотянуться до ягод, Джейми опрокинул коляску, и Лили упала прямо в корзинку с малиной.

– Ах, Агнес, мне очень жаль, – сказала Роуз Саттон тоном искреннего раскаяния, пока они собирали малышку, пакеты и покалеченную коляску – козырек, похоже, починке не подлежал. – Как мне теперь исправить все это?

– Мне тоже очень жаль, – довольно сухо ответила Агнес. – Представляю лицо моей невестки, когда она вернется и увидит, во что превратилась ее новая коляска – ее гордость. – Она тяжело вздохнула. – И, похоже, пирога с малиной сегодня к ужину все-таки не будет. Дома у меня и чашки ягод не наберется, а те, что я купила у Лидии Доулинг, – все раздавлены.

– Я с удовольствием дам вам баночку ревеня, – предложила миссис Литкоу. – По-моему, малина с ревенем очень хороши для пирога. Могу написать рецепт, если вы нетвердо знаете, как их смешивать.

Агнес ничего не оставалось, как удовольствоваться этим.

19

Мисс Поттер находит улику

Беатрикс встретила Сару перед входом в Тидмарш-Мэнор у своей повозки.

– Я вижу, вы возвращаетесь без корзины, – сказала Сара, забираясь в повозку, – а значит, и без свинки. Миссис Бивер не очень верила в такой исход. По ее мнению, мисс Мартин запретит ребенку иметь какую бы то ни было зверюшку.

– Она и пыталась, – мрачно сказала Беатрикс, поправляя юбку и беря в руки вожжи. – Если бы не викарий, ей бы это удалось. Ну что, доставили заказ?

– Да, – сказала Сара. – И между делом кое-что выведала у миссис Бивер. Расскажу по дороге.

– Так поехали! – настойчиво гавкнул Плут. – Мы с Уинстоном уже устали ждать!

– Что ж, поехали, – сказала Беатрикс и посмотрела вверх. Небо затягивалось облаками. Западный ветер нес запах влажной земли и обещание дождя. – Хорошо бы успеть загнать овец в кошару и вернуться в деревню до дождя.

Уинстон уже тянул повозку по Каменке, когда им повстречался фаэтон леди Лонгфорд. Лошадью правил мистер Бивер, а сидел в экипаже – очень прямо – господин аристократической наружности в золотых очках, белой сорочке с кружевами, черном сюртуке, серых перчатках и цилиндре – последнего предмета господин слегка коснулся при виде Беатрикс и Сары, сопроводив этот жест едва заметным высокомерным кивком.

– Фу-ты ну-ты! – проворчал Плут. – Какие мы важные. – И проводил удаляющуюся спину щеголеватого господина неодобрительным лаем.

– Полагаю, доктор Гейнуэлл, – сухо сказала Сара в ответ на усмешку Беатрикс. – Весьма элегантный джентльмен. У меня, впрочем, было другое представление о миссионерах. Да и о школьных учителях.