Текст книги "Повесть об Остролистном холме"

Автор книги: Сюзан Алберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Сара поселилась в Сорее совсем недавно. Прошлой осенью она унаследовала Дом-Наковальню после кончины мисс Агнес Толливер, пожилой дамы, которая пользовалась в округе большим уважением за множество творимых ею добрых дел. Обитатели деревни были несказанно удивлены, когда им стало известно, что мисс Толливер завещала свой дом не племяннику, как все ожидали, а дочери человека, которого в юности любила, но за которого отец запретил ей выйти замуж.

Большинство обитателей деревни настороженно относились к людям со стороны, какими были мисс Барвик и мисс Поттер – последняя приобрела Ферму-На-Холме почти одновременно с неожиданным переходом Дома-Наковальни в собственность Сары. Однако жители Сорея понимали, что есть вещи, пусть и неприятные, изменить которые они не в силах, а потому почти все население деревни в конечном счете примирилось с двумя новоявленными соседками.

В то же время, если местные жители предполагали получить в лице Сары Барвик вторую мисс Агнес Толливер, то их ожидало разочарование. Вскоре всем стало совершенно ясно, что рядом с ними поселилась одна из так называемых «новых женщин», которые уверены, будто могут не только сами о себе позаботиться, но и внести свою лепту в общий прогресс. Самым поразительным свидетельством такого умонастроения стала ее внешность: хотя и следует признать, что время от времени она, как и другие уважаемые дамы Сорея, надевала темную саржевую юбку и белую хлопчатобумажную блузку, однако в целом мисс Барвик неизменно отдавала предпочтение брюкам. Таковых в ее гардеробе было несколько, причем разных расцветок: черные, коричневые, синие и темно-зеленые, все сшитые по заказу, дабы обеспечить максимальный комфорт. По мнению Димити, которым она ни с кем не делилась, брюки Саре очень шли, а кое-кто даже слышал от капитана Майлса Вудкока, что он полагает этот стиль одеваться весьма практичным, хотя и несколько необычным. Впрочем, остальное население Сорея относилось к брюкам мисс Барвик с недоумением, чтобы не сказать больше.

Однако брюки мисс Барвик оказались не единственной причиной, вызвавшей тревогу деревенских жителей. Их всполошил и ее зеленый велосипед. Разумеется, само по себе это транспортное средство давно утратило новизну. Достаточно сказать, что Генри Стаббс каждый день ездил на велосипеде к месту работы на пароме и обратно, из Хоксхеда на велосипеде приезжал разносчик газет, да несколько мужчин, работавших на удаленных фермах, тоже пользовались велосипедами. Более того, существовал Эстуэйтский клуб велосипедистов, члены которого, склонные к спортивным занятиям господа, наперегонки крутили педали, гоняя по окрестным холмам и пустошам. Вместе с тем Сара Барвик была единственной женщиной в Озерном крае, совершающей регулярные поездки на велосипеде, да к тому же – в брюках! Деревня не могла прийти в себя от увиденного, а кое-кто из жителей настоятельно предлагал викарию поговорить по этому поводу с мисс Барвик, но тот проявил благоразумие и отклонил эту идею.

По мнению Димити, в основе столь решительного осуждения лежало осознание простого факта: женщина на велосипеде обретает необычную подвижность, что, в свою очередь, ведет к большей независимости, а от независимых женщин – и это прекрасно понимали все мужчины в деревне – жди всяких неприятностей. Скажем, жена, которая решит после обеда съездить на велосипеде в Хоксхед, вполне может не успеть вернуться вовремя, чтобы приготовить и подать ужин своему уставшему работяге-мужу. А если ей придется по вкусу мотаться на велосипеде по окрестностям, кто будет гладить его рубашки и мыть полы в доме? Куда ни кинь, а мисс Барвик являла собой несомненную угрозу.

Глянув поверх изгороди в сторону Дома-Наковальни, Димити увидела прислоненный к стене зеленый велосипед – свидетельство того, что его хозяйка никуда не отлучилась, – прошла через калитку, соединяющую их владения, поднялась на крыльцо и постучала.

– Эгей, Сара! – крикнула она. – Это Димити. Я умру, если не выпью чашку чая и не поболтаю с вами. Вы свободны?

– Черт побери! – ответил довольно грубый голос.

Димити вздохнула.

– Ну, если вы заняты, я загляну позже. Ничего срочного.

С тех пор как Сара устроила в Доме-Наковальне пекарню, она ни минуты не сидела без дела – пекла кексы, булочки, караваи и то и дело экспериментировала с новыми рецептами, скажем, запекала в тесто камберлендскую колбасу. Однако обычно эти занятия не мешали ей разговаривать, и Димити со своей приятельницей нередко точили лясы и даже баловались чаем, пока Сара замешивала тесто, шуровала кочергой в печи и ловко орудовала скалкой.

– Гром и молния! – раздался яростный крик. За ним последовал грохот – будто что-то упало и покатилось по полу. – Никаких позже, – продолжал тот же голос. – Ни черт, ни гром с молнией к вам не относятся, Дим. Сами знаете, я несдержанна на язык. И смотрите под ноги, когда войдете – на полу патока и молоко.

– Патока? – воскликнула Димити, останавливаясь на пороге. – Молоко?

– Именно, патока и молоко, – мрачно ответила Сара. – В этих лужах можно плавать. – Она стояла на четвереньках со щеткой и ведром мыльной воды. – А еще сахар. И мука.

– Сахар и мука. – В голосе Димити звучало легкое удивление. Она смотрела на расплывающееся коричневое пятно патоки с прожилками молока и разбросанными там-сям вулканическими островками сахара. Пейзаж был припудрен тонким слоем муки. Кухня Сары никогда не отличалась безупречной чистотой, это верно, но подобной катастрофы Димити видеть не приходилось. – Пожалуй, мне не следует спрашивать, что тут произошло, – заметила она без твердой уверенности в голосе.

– Это все мошки, черт бы их побрал, – сквозь зубы ответила Сара. – Мне позарез нужна липучка от мух, а Лидия Доулинг говорит, что продала весь запас. – Она с трудом поднялась на ноги и тыльной стороной ладони отвела волосы с глаз.

Сару нельзя было назвать красивой: лошадиное лицо, веснушчатый нос и решительный квадратный подбородок нечасто относят к привлекательным чертам женщины. Однако ее темные волосы были густыми и блестящими, а в глазах светились ирония и острый ум. Сегодня на ней была юбка – подобранный подол открывал тонкую лодыжку, на щеке и белом фартуке Сары красовались пятна патоки, а мука присыпала ее волосы.

– Если все это не убрать до последней капли, – мрачно продолжала Сара, – патока проникнет во все щели, и у меня заведутся муравьи. И уж если мошки не доросли до того, чтобы считать их величайшим злом, – добавила она, снова опускаясь на колени и принимаясь яростно тереть пол щеткой, – то муравьи – определенно исчадия ада.

– Я только не понимаю, каким образом мошки могли…

– Ах не понимаете? – Сара подняла на Димити хмурый взгляд. – Ну так я вам скажу. Посудите сами, разве я опрокинула бы горшок с патокой, если бы не пыталась освободиться от мошки, залетевшей мне в глаз? А когда я попробовала поймать этот горшок, пока он не скатился со стола, на пол грохнулся кувшин с молоком. По дороге он задел сахарницу, и та свалилась тоже, причем с открытой крышкой. Ну а когда вы подошли к двери, я как раз задела локтем ножку стола и – да, да, мешок с мукой последовал за сахарницей. – Сара закусила губу. Ее рот скривился. – Не смотрите на меня, Дим, я сейчас зареву, а это зрелище не для слабых.

– Не буду, не буду, – сказала Димити, исполненная сострадания. – Оставайтесь здесь, я схожу за вторым ведром. Эта работа на двоих.

Сара вздохнула и потерла нос.

– Эта работа для десятерых или, лучше сказать, для хорошей команды фей-поломоек. Спасибо, Дим. Я в таком отчаянии, что не откажусь от любой помощи.

В течение последующего получаса они скребли и терли, выливали грязную воду и вновь наполняли ведра, пока наконец молоко и патока, вкупе с сахаром и мукой, не были окончательно смыты с пола.

– Что ж, – заметила Сара, поднимаясь на ноги, – пожалуй, с тех пор, как умерла мисс Толливер, этот пол никогда не сиял такой чистотой. Мне удается печь неплохой хлеб, это правда, но содержать дом в идеальном порядке, как это делала она, я не способна. – Она грустно улыбнулась. – Даже когда я стараюсь быть аккуратной, мука просыпается то тут, то там.

Димити деликатно сменила тему:

– Чайник горячий, заварю-ка я нам чаю.

И спустя пять минут они обе сидели за свежезаваренным чаем с испеченным Сарой лимонным печеньем, украшенным крохотными цукатами из апельсиновых корок.

– Накройте блюдо с печеньем, Дим, – сказала Сара, передавая подруге салфетку, – не то эти мошки затопчут его своими мерзкими лапками. А теперь расскажите-ка, чем хотели со мной поделиться. Мне показалось, вас что-то очень расстроило.

– Чем я хотела… – Димити рассмеялась. – Ах, Сара, ваши неприятности заставили меня забыть о моих.

– Ну, если такой пустяк, как лужица патоки, смог вас отвлечь, стало быть, ваша беда не так уж велика. – Сара достала пачку сигарет и закурила. Наряду с брюками и велосипедом сигареты входили в ее набор «новой женщины».

– Увы, это не так, – ответила Димити, помрачнев. – Происходит нечто ужасное. По крайней мере – для Маргарет Нэш. Да и для всех наших школьников. А тут еще выставка цветов! Нельзя допустить, чтобы миссис Уортон снова судила георгины – это вызовет настоящий бунт. Но я ума не приложу, как сказать ей об этом без того, чтобы… – Стук в кухонную дверь прервал ее речь. – О, мисс Поттер! – воскликнула Димити удивленно, подняв взгляд. – Я и не знала, что вы вновь приехали в Сорей. Очень рада вас видеть!

– Я полагала, что мы договорились, – строго сказала Сара, – называть друг друга по имени. Привет, Беатрикс. Если вы соблаговолите опустить глаза, то убедитесь, что ступаете по самому чистому полу Британии.

– Это потрясающе, – согласилась Беатрикс, нагибаясь, чтобы внимательнее изучить объект. – Пол чище, чем на кухне у Матильды Крук, а это говорит о многом, если принять во внимание, что она моет его каждое утро, независимо от того, есть ли в том нужда. – Мисс Поттер выпрямилась, ее синие глаза заблестели. – Мне вряд ли следует спрашивать, почему он выглядит столь безукоризненно.

– О, главное – не жалеть патоки и молока, ну и усилий, когда все это оттираешь, – с готовностью ответила Сара. – Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается. У Дим в запасе история, которую она жаждет нам рассказать. Слушать ее следует за чашкой чая. И попробуйте мое лимонное печенье, вам оно понравится. – Она поднялась, достала третью чашку, наполнила ее и поставила перед Беатрикс. – Ну, Дим, – скомандовала она, – валяйте!

Тяжко вздохнув, Димити рассказала Беатрикс и Саре о визите леди Лонгфорд.

– Она хочет, – закончила Димити свою речь, – чтобы члены попечительского совета поговорили с доктором Гейнуэллом сразу после его прибытия. По ее мнению, лучшей кандидатуры на пост директора школы просто быть не может. Впрочем, главное – он тот, кого она желает видеть на этом посту.

– Я что-то не возьму в толк, – сказала Сара, стряхивая пепел на блюдце, – кто такая леди Лонгфелло и с какой стати она распоряжается назначением директора школы?

– Лонгфорд, – поправила подругу Димити.

– А, я помню это имя, – вспомнила Сара, отмахиваясь от самых докучливых мошек. – И знаю, где она живет, – мне приходилось доставлять туда кое-что. Ее повариха, миссис Бивер, обычно заказывает два каравая пшеничного хлеба в неделю, а к этой среде – еще и имбирный пирог. Ее светлость весьма неравнодушна к моему имбирному пирогу. Он якобы способствует ее пищеварению. Так что мне, пожалуй, не пристало плохо говорить о постоянном клиенте. Так кто же она все-таки?

– Самая богатая женщина в Озерном крае, – ответила Димити. – А при этом весьма вздорная, черствая и во всех отношениях неприятная. Сейчас она живет довольно замкнуто, в Сорее почти не появляется. Но ее муж до самой своей смерти участвовал во всех здешних делах – был в жюри местных сельскохозяйственных выставок, помогал самым бедным семьям, приобретая для них уголь в суровые зимы, сорейской школе подарил фортепьяно; он во все вмешивался, но сердце у него было добрым. Разумеется, он входил и в состав школьного попечительского совета – поэтому-то, я думаю, леди Лонгфорд считает, что имеет право соваться в школьные дела.

– А кто такой этот Гейнуэлл? – спросила Беатрикс с явным интересом. – Чем он известен? – Она повернулась к Саре. – Печенье ваше чудо как хорошо. Я бы взяла немного с собой в Лондон, матушке они придутся по вкусу. Она обожает сладости.

– Потрясающе! – воскликнула Сара. – Слух обо мне распространится, и я наконец разбогатею. – Она загасила сигарету. – В самом деле, Дим, расскажите нам про Гейнуэлла. Кто он, этот тип, которого нам навязывают?

– Он закончил Оксфорд, – мрачно ответила Димити. – По словам мисс Мартин, отделение теологии. Вроде бы только-только вернулся с островов где-то в Южной части Тихого океана, где был миссионером. Так что, как видите, данные самые благоприятные. – Она вздохнула, не в силах скрыть охватившее ее уныние. – И при всем при этом лучшего учителя, чем Маргарет, нам не найти, хотя ее образование и не столь блестящее. Все запутывается самым скверным образом!

– По-моему, – заметила Беатрикс, облизывая пальцы, – попечительский совет действовал слишком, медленно.

– Именно, – согласилась Сара. Накручивая на палец прядь волос, она обнаружила там комок патоки и скривилась. – На дворе июль, не за горами начало учебы. Не хочу винить вашего братца, Дим, но сделай он и другие члены совета вовремя то, чего от них ожидали, Маргарет уже заняла бы этот пост, и старой леди Лонгфорд пришлось бы искать другое место для своего любимчика.

Димити пришла на выручку репутации Майлса.

– В этой задержке члены совета повинны лишь отчасти. Они ждут рекомендательное письмо от предыдущего директора, таковы правила. Оно должно было прийти довольно давно, однако возникли препятствия… Викарий связался с мисс Краббе, которая со своими сестрами живет в Борнмуте, и настоятельно просил ее написать такое письмо. Что касается совета, то все его члены, разумеется, на стороне Маргарет, – добавила Димити. – Они о ней самого высокого мнения. Как и жители Сорея.

– Вот что, – сказала Беатрикс, по обыкновению переводя разговор в практическую плоскость. – На мой взгляд, из нас троих только вы, Димити, можете повлиять на происходящее. Вам следует напомнить брату – с осторожностью, разумеется, – что за мисс Нэш стоят все жители деревни и что если члены совета проявят неразумное желание назначить на это место другого человека, то с большой вероятностью в Сорее вспыхнет мятеж.

– Я так и сделаю, – с готовностью согласилась Димити. – А не считаете ли вы нужным рассказать обо всем Маргарет?

– Ни в коем случае, – решительно заявила Сара. – Маргарет очень славная женщина, и к тому же рассудительная, но она и без того вся в волнении и тревоге, дадут ли ей эту должность: ведь разница в жалованье, насколько я понимаю, довольно значительная, а у Маргарет на руках сестра, которая уже полгода хворает и не может работать… – Сара вздохнула. – Уж я-то знаю, каково это – считать каждый пенни и гадать, где раздобыть хоть немного денег.

– Но ведь заказов становится больше, разве не так? – спросила Димити с надеждой в голосе. – Я то и дело слышу прекрасные отзывы о вашей пекарне. Даже Эльза Грейп призналась, что ее булочки уступают вашим!

Сара открыла свое дело в Сорее, начав с нуля, просто положившись на свой опыт работы в Манчестере в пекарне отца и дяди. Ей пришлось потратиться на новую плиту и кое-какую другую утварь, и хотя хозяйки побогаче могли себе позволить покупать хлеб, булочки с сосисками и сладкую выпечку, но многие в деревне по-прежнему пекли все это сами. Так что Димити прекрасно понимала, в каком сложном положении находилась ее подруга.

– Конечно же, со временем все наладится, я в этом уверена, – твердо сказала Сара.

– Дело может пойти быстрее, – заметила Беатрикс, – если об этой пекарне узнает больше людей. Сара, ведь ваш дом стоит как раз на главной дороге, так? А вы не думали, что вам следует выложить пирожки, караваи и кексы прямо в окне, чтобы проезжающие и проходящие мимо туристы могли все это увидеть и соблазниться? Вот, скажем, сосиска, запеченная в булочке, – ее можно съесть на ходу или захватить с собой, чтобы перекусить позже. Да вы просто зарываете свой талант в землю!

– Но я же постоянно на кухне, – возразила Сара. – Я даже стук в дверь не услышу. А когда не пеку, так развожу заказы.

– Вам просто нужно будет повесить колокольчик у входа, как во всех лавках, – сказала Беатрикс. – И попросить кого-нибудь из деревенских девушек посидеть здесь, пока вас нет.

– Превосходная мысль, – одобрительно заметила Димити. – Вы деловая женщина, Беатрикс. Впрочем, без этого качества вам, верно, не обойтись, правда?

– Искать пути к успеху меня научили мои книжечки, – ответила Беатрикс с легкой улыбкой. – Ведь «Кролика Питера» я издала сама, потому что никто не захотел рисковать. И почти сразу решила, что должен быть спрос и на игрушечного кролика Питера. Я сделала его тоже сама – из кроличьего меха, с усиками из швабры, в синей курточке. И даже патент получила. А теперь люди хотят видеть моего кролика на чайных сервизах, на обоях, ну и так далее, и мне приходится заниматься такими вещами, как авторские права, лицензии и проценты с выручки. Все это не лишено интереса.

Сара кивнула, соглашаясь.

– Вы правы, колокольчик – это хорошая мысль. И витрина тоже. Я, пожалуй, попробую все это устроить. А вот платить тому, кто обслужит покупателей в мое отсутствие, вряд ли смогу. – Она с досадой прикусила губу. – Я не жалуюсь, а просто хочу сказать, что отлично понимаю, в каком положении оказалась Маргарет. Когда в семье больной, сводить концы с концами нелегко. Потому-то и не следует говорить ей об этом кандидате на пост директора – у нее и так по горло забот и волнений.

– Беда в том, что, если мы промолчим, ей скажет об этом кто-то другой, – заметила Беатрикс. – Вы сами знаете, как это происходит в деревне. Тут шагу ступить нельзя, чтобы дюжина доброхотов не сказала вам, куда следует поставить ногу. А уж сколько советов по перестройке фермы я получаю!

– Не сомневаюсь, – сказала Сара с усмешкой. – Кто-нибудь уже высказывался о дороге, которую вы проложили сквозь ограду?

– Ну, разумеется, – ответила Беатрикс. – Все говорят, что она безобразна, и это – сущая правда. Она безобразна, потому что новая и потому что ограда в результате лишилась папоротника и теперь выглядит голой. Но чаще всего люди спрашивают, почему так долго не заканчивается постройка флигеля, а этот вопрос я и сама задаю мистеру Бидлу. Если бы он просто-напросто занимался своим делом… – Беатрикс в отчаянии всплеснула руками. – Увы, он только и делает, что спорит со мной. Вчера он предложил убрать шкафы и скрытую в стене лестницу – иначе, сказал он, нам не избавиться от крыс. А я уверена, что с крысами можно бороться другими способами.

– Неужели речь шла об этих чудных дубовых шкафах рядом с камином? – спросила Димити, не скрывая волнения. – Боже мой! Надеюсь, вы не согласились на это?

– Конечно же нет, – ответила Беатрикс. – Мы здорово поругались, и, судя по тому, как продвигается дело, далеко не в последний раз. – Она помрачнела. – Боюсь, я была очень несдержанна. По-моему, он даже испугался.

У Димити это замечание вызвало улыбку. Когда она впервые встретила мисс Поттер, та показалась ей человеком необычайно мягким, кротким, однако позже, под влиянием различных событий, это впечатление Димити пришлось изменить. Если мистер Бидл еще не усвоил, что под спокойными манерами Беатрикс скрывается решительный, даже крутой характер, то скоро ему предстоит в этом убедиться.

– Вам следует вставить мистера Бидла в какую-нибудь книжку, – строго сказала Сара. – Он ремонтировал мою крышу. Упрям как осел и терпеть не может деловых отношений с женщиной. Вот и стоило бы изобразить его ослом.

Беатрикс откинула голову и от души рассмеялась.

– Милая Сара, – сказала она наконец, – вы льете бальзам на мою душу. Я-то до сей поры думала, что была единственной женщиной, с которой этот бедняга имел дело. Вы правы, если я когда-либо задумаю написать книгу про ослика, то буду иметь в виду именно мистера Бидла. А пока, составив о нем более полное впечатление, постараюсь не выходить из себя с такой легкостью: в конце концов, ослы не виноваты, что родились ослами.

– Кстати о книгах, – заметила Димити. – Моя сестра написала из Лондона, что видела на витрине «Повесть о мистере Джереми Фишере». – Беатрикс делала рисунки к этой книге прошлой осенью. – А что вы сейчас пишете?

– Я назвала эту книжку «Повесть о котенке Томе», – ответила Беатрикс. – Как раз сегодня утром я увидела кошачью возню на ограде Фермы-На-Холме, и мне пришла в голову одна идея, которая может пригодиться. Правда, найти здесь время для рисования очень трудно. Слишком много других дел, и не только связанных с перестройкой. Что-то действительно надо делать с крысами. А завтра мы с мистером Дженнингсом едем на Остролистный холм, на ферму мистера Хорнби – посмотреть хердуиков, которых он нам продал. Мне очень по душе эта порода, хотя она и вышла из моды.

Сара одобрительно засмеялась.

– Я представила знаменитую мисс Поттер в роли пастуха. Но, думаю, детям, которые читают ваши книжки, это превращение понятно.

Димити поднялась.

– Боюсь, мне пора. Надо что-то решить с миссис Уортон и георгинами.

– А что, если вообще исключить георгины? – предложила Сара. – Вряд ли кто-нибудь будет сожалеть о них.

– Об этом не может быть и речи, – сказала Димити. – Георгины участвуют во всех выставках. Исключить бы надо миссис Уортон. – Она помолчала, а потом продолжила: – Итак, мы решили ничего не говорить Маргарет о леди Лонгфорд и докторе Гейнуэлле?

Димити все еще сомневалась в правильности такого решения, но Сара обычно была столь категорична, что спорить с ней не приходилось.

– Именно так, – сказала Сара и пожала плечами. – Мало ли что еще может произойти. А вдруг этот Гейнуэлл сам пожелает вернуться на Борнео, или в Новую Гвинею, или куда-то еще, где он уже побывал, и тогда получится, что Маргарет совершенно напрасно волновалась.

– Однако если мы ей не скажем, – рассудительно заметила Беатрикс, – то, вполне возможно, это сделают другие.

И, как выяснилось, была совершенно права.

6

До мисс Нэш доходят неприятные известия

Летом Маргарет Нэш все время ощущала некую иронию в своем положении.

Прихода июня и окончания учебного года она всегда ожидала с радостным нетерпением. При мысли о приятных занятиях в летнем саду и на уютной кухне или о поездке на побережье, где они с сестрой обычно проводили пару недель, ей хотелось поскорее забросить в кладовку последнюю пару забытых галош, вытряхнуть тряпку для доски и повернуть ключ в дверях сорейской школы. Однако к середине июля настроение Маргарет менялось, и вскоре она уже торопила окончание летних каникул и свое возвращение в школу. Ее будоражило чувство грядущих перемен, обновления, воодушевляла надежда, что в наступающем году в школу придут еще более славные дети, чем в предыдущем.

В этом году такие ожидания владели Маргарет с еще большей силой, чем обычно. Это объяснялось отчасти тем, что из-за болезни Энни они не смогли уехать на побережье, но – главным образом – надеждой (если это подходящее слово для чувства, заключающего в себе желание, тревогу, трепет и страх, что она может оказаться не на высоте) стать директрисой сорейской школы, где последние девять лет она служила учительницей подготовительного класса. Именно об этом она думала, когда стояла на кухне Солнечного Дома (среднего из трех соединенных друг с другом домов с одинаковым названием), в котором жила вместе с сестрой.

– Маргарет, что ты делаешь? – спросила Энни, входя в кухню и закатывая рукава. Она только-только закончила урок игры на фортепьяно и, к несказанному облегчению Маргарет, отпустила ученика – юного Ангуса Уильямса. Пение Ангуса в школьном хоре еще можно было с горем пополам терпеть, но когда он садился за инструмент, то по клавишам всегда бил невпопад, а чувство ритма у него вообще отсутствовало.

– Что я делаю? Чищу картошку, разумеется. – Маргарет опустила глаза и не смогла удержаться от смеха. Картофелина в ее руке уже стала меньше ореха. – Должно быть, я задумалась, – виновато сказала она сестре.

– Ах, милая, не стоит так задумываться с ножом в руке, – заметила Энни, отводя со лба каштановые волосы. Она надела старенький фартук и усмехнулась: – Это, видишь ли, опасно.

Маргарет взглянула на сестру. Как славно вновь видеть на ее лице эту легкую, полную иронии улыбку! Слава Богу, болезнь Энни оказалась не столь тяжелой, но она была женщиной хрупкой, и даже пустяковая простуда могла привести к воспалению легких. Заболела Энни еще в апреле, и ей пришлось оставить работу на почте в Дальнем Сорее: даже полмили, отделявшие почтовое отделение от Солнечного Дома, оказались для нее слишком большим расстоянием, особенно в пору весенних дождей. Жить сестрам без жалованья Энни было ох как нелегко, но сейчас она снова давала уроки, положение улучшилось, и они смогли заплатить доктору Баттерсу за визиты и лекарства. А новая должность принесет заметную прибавку к жалованью Маргарет, и Энни не придется возвращаться на почту. К тому же она сможет давать уроки только способным, серьезным ученикам, и это станет для нее приятным занятием.

Вздрогнув, Маргарет отогнала эти мысли. Не стоило дразнить судьбу, возлагая чересчур большие надежды на то, что еще не осуществилось, хотя казалось таким реальным и близким – особенно сейчас, когда мисс Краббе наконец написала рекомендательное письмо и дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки.

Энни открыла духовку и вынула чугунный горшок, в котором сестры всегда по понедельникам запекали на ужин тейти-пот^[2]. Она подняла крышку, выпустив духовитое облачко пара, собрала очищенные и нарезанные на четвертинки картофелины и бросила в горшок поверх баранины, черного пудинга^[3], моркови и лука.

– Пусть потомится еще минут сорок, – сказала Энни, закрывая горшок и возвращая его в духовку. Потом выпрямилась с улыбкой. – Нетрудно догадаться, о чем ты думала, – ведь письмо мисс Краббе попечительскому совету лежало у тебя на столе.

Маргарет сбросила картофельные шкурки в ведро, куда они каждый день собирали объедки для соседской свиньи, обитавшей в крохотном загоне за огородом у самого забора.

– Письмо благожелательное, и она проявила любезность, прислав мне копию. А ты что думаешь?

– Я думаю, что она могла бы с этим письмом поторопиться, – сурово заметила Энни. – И написала эта старая ведьма очень скупо, только самое-самое необходимое, да и то нехотя. – Она взяла кочергу и взбодрила огонь в печи. Каменный дом, в котором сестры жили уже лет десять, стоял в тени огромных буков; в нем всегда было довольно прохладно, и даже теплыми июльскими вечерами приходилось топить.

Маргарет не могла не согласиться с Энии, хотя сама она воздержалась бы от слов «старая ведьма». Письмо мисс Краббе, рекомендующее ее на пост директрисы и направленное в попечительский совет школы (с копией в адрес мисс Нэш), пришло с большим опозданием и отнюдь не дышало энтузиазмом, на который могла рассчитывать Маргарет. Однако она знала, что члены совета примут во внимание и крайнюю скупость мисс Краббе на похвалы, которой та славилась, и печальные обстоятельства, омрачившие ее уход. Ведь если бы капитан Вудкок и викарий Саккет не заявили со всей твердостью, что для мисс Краббе наступила пора уйти на покой, она бы непременно вернулась в школу после выздоровления, а потому от нее трудно было ожидать безоговорочно хвалебных отзывов даже о Маргарет. Впрочем, капитан Вудкок заверял мисс Нэш, что письмо мисс Краббе – это просто формальность, причем последняя, и члены совета приступят к рассмотрению ее дела, как только оно окажется в их руках.

– Итак, в ближайшие дни мы все узнаем, – сказала Энни. Она насыпала ложку чая в сине-белый фарфоровый заварочный чайник и залила горячей водой.

– Надеюсь, – вздохнула в ответ Маргарет.

Казалось, оснований для тревоги не существовало. Ведь капитан Вудкок уже говорил ей, что других кандидатов на это место не существует. Однако жизнь приучила Маргарет не делить шкуру неубитого медведя. У нее еще будет время представить себя директрисой сорейской школы – подумать только, как восхитительно звучит это звание! – но после того, как совет вынесет свое решение. Хотя, конечно, мечтать об этом так приятно! Ей не терпелось испытать свои силы и как преподавателя первого класса, и как директрисы, погрузиться в новую работу с новыми, расширенными обязанностями. Маргарет закусила губу. Она подумала, каким ударом стала бы для нее необходимость уступить это место кому-то другому…

Энни с громким стуком поставила чайник с кипятком на печь.

– Да прекрати ты наконец дрожать, Мэгги! – сказала она строго. – Сама знаешь, что тревожиться не о чем. Ведь совет даже не напечатал объявления о вакансии, они хотят назначить только тебя, тут и думать нечего. Это всего лишь…

– Доброго вам вечера! – от кухонной двери донесся бодрый голос. На пороге стояла Берта Стаббс, грузная неряшливая женщина, которая жила по соседству, за углом, в одном из домов Озерной Поляны. – Что, обе дома? – поинтересовалась Берта. Вопрос был явно лишним, поскольку Маргарет и Энни стояли перед ней. – Ужинать еще не садитесь?

– О Господи, – пробормотала про себя Энни, снимая передник.

– Входите, Берта, – сказала Маргарет, подавив желание вздохнуть. – Выпейте с нами чаю.

Берта убиралась в школе, и Маргарет волей-неволей виделась с ней каждый день во время учебного года. Работу свою она делала безупречно, но при этом беспрестанно и громко жаловалась, а от ее язвительности – то скрытой, то откровенной – просто спасу не было. Впрочем, соседка есть соседка, и с этим надо считаться.

– Спасибочки, – сказала Берта довольным тоном. – Пожалуй что и выпью.

Маргарет улыбнулась.

– Мы только-только картошку поставили, так что до ужина еще… – Тут она перехватила взгляд Энни и срочно внесла поправку в еще не законченную фразу. – Минут десять, я думаю. Она быстро готовится, когда печь горячая.

Берта угнездилась на стуле у кухонного стола и подождала, пока Энни нальет ей чай. Потом оперлась о стол обоими локтями, кинула в чашку три куска сахара, помешала и громко втянула в себя чай.

– Я тут подумала, надо бы зайти и сказать, а то, может, вы еще не слыхали. – Берта со стуком поставила чашку. – А может, и слыхали уже, дело-то важное.

– Неужели? – вежливо отозвалась Маргарет. Новости Берты, о чем бы ни шла речь, всегда считались важными, даже когда это была очередная и всем известная сплетня. – Что же случилось?