Текст книги "Повесть об Остролистном холме"

Автор книги: Сюзан Алберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Члены совета неслучайно выбрали местом встречи с доктором Гейнуэллом сорейскую гостиницу, поскольку находилась она как раз через дорогу от здания школы. После беседы они могли бы совершить совместную экскурсию по школе – весьма короткую, потому что, в сущности, смотреть там было нечего. Тридцать учеников занимали две высокие комнаты с дощатыми полами, где некогда размещалась часовня, верхнюю одежду и уличную обувь дети оставляли в холле; кроме того, в здании имелось небольшое отдельное помещение, где учителя могли выпить чаю. Поднимаясь по лестнице, Хилис снова задавал себе вопрос, что же подвигнуло доктора Гейнуэлла, с его богатым опытом и блестящим образованием, проявить интерес к такому отдаленному месту? Ведь нельзя исключить, что привело его сюда лишь знакомство с леди Лонгфорд, а сам он отнюдь не жаждет занять пост директора сорейской школы.

Именно на это обстоятельство возлагал надежды Уилл Хилис, ибо, по его глубокому убеждению, место это должно было остаться за Маргарет Нэш. А принимая во внимание разговоры, недавно услышанные им в «Гербе береговой башни», вакансию директора следует заполнить как можно скорее, что послужит на благо всех заинтересованных лиц. Он постучал в дверь гостиной, где обычно собирались члены различных клубов, обществ и организаций, и вошел в просторную комнату.

Доктор Баттерс и Майлс Вудкок уже были на месте. Доктор стоял спиной к окну, выходившему на главную дорогу. В одной руке он держал чашку чая, другую сунул в карман твидового пиджака. Капитан Вудкок, он же – мировой судья округа Сорей, устроился в кресле с кретоновой обивкой, скрестив перед собой ноги и оперев подбородок на сложенные кисти рук. Увидев Уилла, он встал и направился ему навстречу.

– Здравствуйте, Хилис, – сказал капитан. – Рад, что вы смогли прийти.

– О себе этого не скажу, – откровенно признался Уилл, пожимая руку Вудкока. Он приветливо улыбнулся доктору, одному из самых уважаемых людей в округе, к которому обращалось за помощью великое множество людей. – Рад вас видеть, Баттерс. – Поколебавшись мгновение, он сразу же со свойственной ему прямотой высказал свое мнение: – По правде говоря, господа, я готов назвать имя Маргарет Нэш в качестве директрисы, а этого Гейнуэлла, кем бы он ни был, послать ко всем чертям.

– Черти могут от него и отказаться, – заметил Вудкок и кивком показал на поднос, который стоял на столике возле окна. – Налейте себе чаю, Уилл. Я велел принести сюда этот поднос, чувствуя, что он нам не помешает. – Подождав, пока Хилис размешает сахар, капитан продолжил: – Как всем нам известно, Гейнуэлл – кандидат леди Лонгфорд. Отвергнув его и назначив на этот пост нашу Маргарет Нэш, мы обрекаем себя – и, увы, мисс Нэш – на склоку, которой не будет конца. Ее светлость способна на многое.

– Леди Лонгфорд уже служила источником неприятностей, – заметил доктор.

– Это правда, – согласился Уилл. – Последний такой пример – отказ принять на себя ответственность за свою внучку. Характер этой дамы я бы назвал деспотическим.

– Да, да. К этому делу вы имели отношение, – сказал капитан, возвращаясь в свое кресло.

– В качестве ее стряпчего. Моим профессиональным долгом было напомнить леди Лонгфорд о ее обязанностях в отношении члена семьи, – сказал Хилис. – О том, какова была воля старого лорда Лонгфорда, и прочее и прочее. Викарий же, в качестве ее духовного наставника, присоединил к моим словам свои увещевания нравственного порядка, достаточно весомые, и совместными усилиями нам удалось склонить ее светлость принять нашу позицию. – Уилл сел напротив капитана и поставил чашку, на столик рядом с собой. – Впрочем, я совсем не уверен, что мы сослужили добрую службу этой девочке. Ей там одиноко, и у меня нет сомнения, что компаньонка леди Лонгфорд обращается с ребенком неподобающим образом. Мне и прежде встречались такие особы – воплощенная кротость и смирение в присутствии хозяйки и замашки тирана по отношению ко всем остальным обитателям дома.

– Дело усугубляется тем, – сказал доктор, – что старая леди больна. За последние три недели за мной посылали несколько раз. – Он помрачнел. – Должен признаться, течение болезни ставит меня в тупик. Ей становится лучше, затем состояние снова ухудшается. Похоже на кишечную инфекцию. В течение нескольких дней организм реагирует на лечение адекватно, а затем – новая вспышка. Боюсь, что теперешнее физическое состояние леди Лонгфорд может только усилить ее озлобление.

– Тем хуже для всех нас, – мрачно заметил капитан. Помолчав немного, он добавил с неохотой: – Коснусь другой темы. Я полагаю, Уилл, вы уже слышали о Бене Хорнби?

Хилис вынул трубку изо рта.

– Еще один человек с нелегким характером. Что он натворил на сей раз?

– Значит, не слышали. – Капитан стал еще мрачнее. – С ним несчастье. Вчера днем наша неустрашимая мисс Поттер нашла его тело под обрывом на Остролистном холме.

– Боже правый! – воскликнул пораженный Уилл. – Неужели старина Бен погиб? Мне очень, очень жаль. Как это произошло? И что понесло мисс Поттер на Остролистный холм?

Впрочем, подумал он, чему тут удивляться. Эта дама обожает прогулки по окрестностям и может забрести куда угодно. Да совсем недавно он повстречал ее по пути к озерцу за Овсяной горой, где собирался порыбачить. Она делала в своем альбоме наброски – то ли грибов, то ли чего-то в этом духе, – и они мило побеседовали.

– Она поехала туда с Дженнингсом за овцами, – ответил капитан. – Купила овец для своей фермы. А вот как Хорнби упал с обрыва, пока остается неясным. – Он взглянул на доктора. – Коронер дал согласие провести дознание. Баттерс не исключает убийства.

– Убийства!? – воскликнул Уилл.

– Его ударили по спине – тростью или чем-то в этом роде, – сказал доктор. – При осмотре тела обнаружен обширный кровоподтек.

– Это очень печально, – сказал Уилл. Он набил трубку и закурил. – Хорнби отличался нелегким характером, я и сам нередко ссорился с ним. Но человек он был надежный, – добавил Уилл, делая затяжку, – не шел против правил, законов не нарушал, а это кое-кого раздражало.

Уилл был стряпчим уже более десяти лет, и за это время ему приходилось вступать в конфликты со множеством людей. Самое трудное заключалось в том, чтобы при этом не потерять добрые отношения – даже со своими противниками в самых острых и сложных юридических спорах. Уилл неизменно старался сохранять дружелюбие и беспристрастность, независимо от того, по какую сторону барьера находится тот или иной человек, и на протяжении многих лет эта линия поведения приводила к успеху – Хилис не приобрел врагов, люди платили ему той же мерой доброжелательности.

– Кое-кого раздражало, – задумчиво повторил капитан последние слова Уилла. – Послушайте, Хилис, это замечание небезынтересно. Кто, по вашему мнению, мог держать зло на старика?

– Трудно сказать, – ответил Уилл. – Скажем, прошлой зимой был случай с Тоби Титором. Помните? Бен обвинил его в краже сидра и потащил в суд.

– Верно, – заметил доктор. – Кроме того, у Бена была пара стычек с любителями гулять по холмам. Они оставили открытыми его ворота. Да, и еще Айзек Чанс. Ведь теперь, когда Бен умер, ничто не помешает ему взять в аренду ферму на Остролистном холме. Леди Лонгфорд с радостью ее сдаст Чансу.

– Мне всегда казалось, что Чанс причастен к поджогу амбара на ферме Бена, – сказал капитан, – но у нас не было доказательств, чтобы предъявить обвинение. Да и эти коровы… Там тоже не оказалось улик. – Он сунул руку в карман. – Зато теперь у нас есть вот это.

Он показал присутствующим глиняную трубку – такие трубки английские крестьяне курили сотни лет. За последние полвека, когда стали доступнее вересковые трубки, а многие к тому же пристрастились к дешевым сигаретам, глиняные трубки приобрели репутацию чего-то старомодного, подчеркнуто деревенского. Теперь их курили в основном люди пожилые – причем и мужчины, и женщины.

Уилл взял трубку и повертел ее в руках.

– Значит, Хорнби курил ее, когда ходил к Остролистному холму. И что это доказывает?

– Бен вообще не курил, – отозвался доктор. Он поставил чашку и провел рукой по седеющим волосам. – В этом все дело, Уилл. Курить он бросил по моему совету несколько лет назад. А уж когда Бен Хорнби принимает какое-то решение, он не идет на попятный, вы и сами это знаете.

– Ах, вот как. – Уилл нахмурился. – И, конечно же, на месте падения не удалось обнаружить ничего странного, скажем, следов борьбы?

Майлс покачал головой.

– Я там все осмотрел и не нашел ничего. Очень хотелось бы потолковать с владельцем этой трубки. Вы, наверное, заметили на ней инициалы – Г. С.

– Заметил. Какому-нибудь инспектору Скотланд-Ярда они бы показались весьма полезными. – Уилл усмехнулся. – Г. С. может означать Галахад Свифт.

– Вот как? – оживился капитан. – Галахад Свифт? Вы уверены? Никогда о таком не слышал. Он из здешних мест?

Уилл рассмеялся.

– Увы, Майлс, вам не повезло. «Галахад Свифт» – это название гончарной мастерской неподалеку от Эмблсайда.

– Так-то, Вудкок, – коротко рассмеялся доктор. – Вот вам и разгадка.

– «Галахад Свифт» изготавливает кирпичи, черепицу – ну и курительные трубки – не менее полувека, – продолжал Уилл. – Такие трубки курят в основном деревенские жители. Я слышал о них хорошие отзывы, но сам предпочитаю вересковые. – Он поднес трубку к носу и понюхал. – Впрочем, возможно, марка табака поможет выйти на владельца.

Капитан присвистнул.

– Шерлок Холмс, да и только. Что вы скажете об этом табаке?

– Неужели вы не узнали эту марку? – спросил Уилл, имитируя удивление. – Я просто поражен. Да ведь это «Браун твист», изготовленный Сэмюэлем Гоитом в Кендале. «Браун твист» номер четыре с вишневым ароматом, если меня не подводит нос. – Он еще раз потянул воздух. – Точно, с вишневым, – добавил он и вернул трубку капитану.

– Что ж, это существенно суживает пространство для поиска, – ответил Вудкок, не скрывая иронии. – Мы, таким образом, ищем сельского жителя, который отдает предпочтение глиняным трубкам «Галахад Свифт» и табаку «Браун твист» номер четыре с вишневым…

Его речь прервал легкий стук в дверь. На пороге стоял Сэмюэль Саккет.

– О, викарий, – хором сказали трое мужчин, поднимаясь ему навстречу.

– Не вставайте, не вставайте, – запротестовал Саккет, снимая шляпу и пристраивая ее на вешалку у входа. Это был высокий, слегка сутулый мужчина с редеющими седыми волосами и мягкими чертами лица, сохранявшего печать некоторой рассеянности. – О, чай! – сказал он, просветлев. – Очень предусмотрительно с вашей стороны, капитан. Нет, нет, я сам налью, прошу вас, не беспокойтесь.

– Как там наш кандидат? Наблюдаются ли какие-нибудь признаки его приближения? – спросил капитан.

– Видите ли, – ответил викарий, устраиваясь в кресле с чашкой в руке и вздыхая, – входя в гостиницу, я краем глаза увидел на дороге фаэтон леди Лонгфорд. Так что доктор Гейнуэлл прибудет с минуты на минуту. – Он покачал головой и несколько раз моргнул. – Нелегкое дело, признаюсь. Утром, как вы и предлагали, капитан, я побеседовал с леди Лонгфорд. Боюсь, я не слишком преуспел – разве что настроил ее против себя. Она решительно настаивает на том, чтобы мы предложили этому господину пост директора школы.

– Весьма прискорбно, – заметил капитан.

– Именно. А еще печальней другое. Мисс Нэш, похоже, сообщили, что такое предложение якобы уже сделано – и принято. – Викарий снова тяжело вздохнул. – В деревне говорят, что мисс Нэш с сестрой уезжают на юг Англии, а Брейтуэйты надеются вселиться в их дом.

– Уезжают!? – воскликнул Уилл.

– Склонность этой деревни к сплетням не имеет себе равных, – мрачно заметил капитан. – Я сомневаюсь, что мисс Нэш стала бы искать работу в другом месте, не сказав нам об этом ни слова. Но мне будет бесконечно жаль, если она и ее сестрица почувствуют себя уязвленными по нашей вине. – Майлс Вудкок подошел к окну и поднял занавеску. – А вот и наш кандидат. – Он помолчал и добавил: – Вы только посмотрите на покрой его сюртука! Савил-Роу^[10], не иначе. Каков щеголь!

Уилл также подошел к окну и глянул поверх плеча капитана. Из фаэтона вылезал мужчина лет сорока, худой, белокурый, изысканно одетый.

Викарий присоединился к стоящим у окна.

– И его рекомендации столь же безупречны, как костюм, – заметил он уныло. – Я захватил с собой письма на тот случай, если вы захотите с ними ознакомиться. Одно – от председателя Лондонского миссионерского общества, в нем отмечаются исключительные заслуги доктора Гейнуэлла на миссионерском поприще. Другое письмо – от доктора Палмера, весьма авторитетного ученого в области просвещения туземных племен и народностей. Авторы обоих писем не скупятся на похвалы. – Викарий извлек из кармана связку бумаг и посмотрел на них с отвращением. – Ничего, кроме похвал.

– Полагаю, мы сможем прочитать их позже, – ответил капитан, смирившись с неизбежностью.

Беседа с кандидатом длилась чуть менее получаса и завершилась осмотром школьного здания и двора. Затем доктор Гейнуэлл поблагодарил их, учтиво раскланялся, сел в ожидавший его фаэтон леди Лонгфорд и отбыл в направлении Тидмарш-Мэнора. Четверо членов попечительского совета вернулись в гостиную, капитан Вудкок открыл бутылку хереса и наполнил стаканы. Викарий достал рекомендательные бумаги доктора Гейнуэлла и передал их присутствующим для ознакомления. Капитан положил на стол рекомендательное письмо мисс Нэш, пришедшее от мисс Краббе, прежней директрисы сорейской школы. Наступило молчание – члены совета изучали бумаги.

Наконец капитан отложил рекомендации доктора Гейнуэлла и поднял голову.

– Итак, – сказал он, – что вы скажете?

– Он, конечно же, производит сильное впечатление, – грустно сказал викарий. – Держится прекрасно, хотя, должен признаться, я не в восторге от его взглядов на дисциплину. Пожалеешь розгу, испортишь ребенка – вот его правило, а это, пожалуй, слишком уж строго – по крайней мере, для наших сорейских детишек.

– Возможно, такой подход объясняется его миссионерским опытом, – заметил доктор. – Нелегко, должно быть, обучать дикарей на бескрайних просторах Тихого океана. Рука так и тянется к розге. А в письмах его работа получает безусловное одобрение. – Он повернулся к Уиллу. – Что вы скажете, Хилис?

– Мне представляется странным, что он почти не говорил о своих дальних путешествиях и опыте работы с туземцами, – задумчиво проговорил Хилис. Викарий был прав, кандидат леди Лонгфорд представился членам совета в положительном свете, и в то же время Уилла смущали некоторые его недомолвки. Доктор Гейнуэлл мало что сообщил о годах, проведенных в Оксфорде, хотя у него была возможность остановиться на этом периоде подробнее. В любом случае, что касается Уилла, то его позиция оставалась такой же, какой была до беседы с Гейнуэллом, а потому он не видел для себя смысла обсуждать отдельные детали, связанные с ходом этой беседы. – Я не услышал ничего такого, что могло бы изменить мою точку зрения, – сказал он решительно. – Маргарет Нэш учит детей в этой школе уже почти десять лет, и все единодушно отзываются о ней как о великолепном преподавателе. Я голосую за то, чтобы совет незамедлительно предложил Маргарет Нэш занять должность директора.

– Присоединяюсь, – сказал викарий и вздохнул – на этот раз с облегчением. – Мисс Нэш всегда принимала близко к сердцу интересы своих учеников, а необходимая строгость преподавателя сочетается у нее с любовью к детям.

– Согласен, – заявил доктор. – Гейнуэлл, возможно, был бы неплохим директором, но мисс Нэш нам больше подходит.

– Что ж, с учетом моего голоса наше мнение единодушно, – заключил капитан и поднял свой стакан. – Господа, за мисс Нэш!

– За мисс Нэш! – радостно подхватил викарий, и все выпили. Когда они опустили стаканы, он продолжил уже с большей осторожностью в голосе: – Теперь, когда решение принято, остается договориться, кто из нас доведет его до сведения ее светлости – и, разумеется, мисс Нэш. Откладывать это, я думаю, не стоит. – Он робко откашлялся. – Позволю себе напомнить, что нынешним утром я уже встречался с леди Лонгфорд по этому же поводу и в полной мере испытал на себе ее раздражение. Мне бы очень не хотелось брать на себя задачу извещения ее светлости о нашем решении.

Доктор воздел руки.

– Только не я, господа. Ее светлость – моя пациентка, и я общаюсь с ней исключительно по долгу профессии.

Капитан сунул руку в карман.

– Что ж, – сказал он с усмешкой, повернувшись к Уиллу, – похоже, это должен сделать кто-то из нас двоих, Хилис. – Он вынул из кармана монету.

– Но она – мой клиент, – возразил Уилл. – Я тоже общаюсь с леди Лонгфорд как профессионал.

Однако капитан не обратил внимания на эти слова.

– Орел или решка, Уилл?

– Орел. – Хилис вздохнул. Капитан подбросил монету, поймал и протянул ладонь викарию.

– Решка, – провозгласил Саккет и перевел сочувственный взгляд на Уилла. – Боюсь, мистер Хилис, вы в проигрыше.

Уилл застонал.

– Дьявол, – сказал он. – Простите, викарий, не сдержался.

Сэмюэль Саккет вздохнул.

– Не стану опровергать вашу оценку момента, мой друг. – Он помолчал. – Зато вы сможете повидать ребенка. Утром Кэролайн готовила уроки, и я не смог с ней поговорить. Попросите разрешения увидеться с девочкой, а потом расскажете мне о ней.

Уилл кивнул. Хилиса тоже волновало благополучие внучки леди Лонгфорд – и не только потому, что его контора занималась финансовой стороной опеки, но и потому, что Брюс, отец Кэролайн, был некогда его другом. Уилл встретил Кэролайн, когда та сошла с корабля в Ливерпуле, и привез ее в Тидмарш-Мэнор. Это была спокойная, серьезная девочка, вовсе не напуганная, какой могла бы оказаться другая на ее месте, но приметливая и настороженная. Ему, конечно же, хотелось узнать, как она прожила эти три месяца, миновавшие со дня ее прибытия в Англию.

Викарий взялся за шляпу.

– Что ж, если мы закончили, я пойду.

– Думаю, что Уиллу стоило бы первым делом, уже сегодня, сообщить о нашем решении мисс Нэш, – сказал капитан, когда они вчетвером спускались по лестнице. – Хотя в слухах о ее предполагаемом отъезде вряд ли есть хоть доля истины, но, прежде чем сказать доктору Гейнуэллу «нет», нам следует заручиться ее окончательным «да».

– Прекрасное предложение, – воскликнул викарий и распрощался с другими членами совета. Доктор направился к своему кабриолету, а Уилл и капитан вместе пошли к конюшне. Как только они покинули гостиницу, из бара шаркающей походкой вышел неказистого вида старик в темной рубахе, коричневых вельветовых штанах и грязной брезентовой куртке. Он догнал капитана и Хилиса, когда те остановились около автомобиля Майлса Вудкока.

– Простите, капитан, – сказал старик низким хриплым голосом. – Я тут подумал, может, вам интересно будет узнать кой-чего.

– Чарли, – обернулся к нему капитан. – Давно вас не видел.

– Да уж, не было меня здесь, – уклончиво сказал Чарли.

– Должно быть, сидели? Вздумали позаимствовать курицу, и вас поймали?

– Может, и так. – Чарли огляделся, словно боясь, что их подслушивают. Убедившись, что поблизости никого нет, кроме мальчишки с ведром воды, он подозрительно посмотрел на Уилла. – А это кто будет?

– Мой друг, – успокоил его капитан. – При нем можно говорить. Что там такого интересного?

Чарли наклонился поближе, и Уилла обдало смешанным запахом лука, пива и табака.

– Я ведь помню, как вы не жалуете парней, что травят барсуков собаками. Вот и подумал, может, захотите узнать про ихние планы. Завтра на вечер назначено, потому известно, что вам в Кендал ехать. – Он подмигнул. – Я и подумал, не перепадет ли мне чего, если скажу где и когда.

Уилл увидел, как напряглось лицо капитана при упоминании о травле барсуков собаками. Это его не удивило. На поверхностный взгляд Дальний и Ближний Сорей были милыми деревушками, где редко происходит что-нибудь дурное, а самое угрожающее событие – это турнир по метанию дротиков под кружку-другую пива в местном баре. И все же, как отлично знали и мировой судья, и стряпчий, жизнь этих деревень-близнецов имела свою темную сторону. С наступлением темноты мужчины нередко собирались в сараях и амбарах, где разыгрывались отвратительные сцены: петушиные бои, травля крыс собаками, бои собак с барсуками. При этом пиво течет рекой, вспыхивают драки и разгоряченные зрители ставят на кон куда больше денег, чем могут себе позволить.

Капитан Вудкок, будучи мировым судьей, делал все возможное, чтобы положить этому конец. Дело было не только в жестоком обращении с животными, хотя и в этом тоже. Любая травля животных находилась под запретом вот уже семьдесят лет, но искоренить ее окончательно оказалось весьма трудно: слишком мало развлечений было у деревенских жителей, и немало мужчин считали эти зрелища наградой за тяжкий труд в течение целой недели. Наибольшую опасность, по мнению капитана, таили многочисленные пари, сопровождавшие эти бои. Каждый проигранный фартинг навсегда уходил из дома, на него уже не купишь молока или новые ботинки ребенку, не купишь хлеба к семейному столу. Уилл полностью разделял беспокойство капитана. Судьба женщин и детей деревни была нелегкой и без того, чтобы наблюдать, как жалкий заработок семьи просачивается сквозь пальцы азартных игроков, которые к тому же, в отчаянии от неудачи, вымещали зло на домочадцах самым жестоким образом.

Капитан пристально посмотрел на старика.

– Что ж, думаю, кое-что перепадет, старина Чарли, – сказал он. – Итак, где это произойдет?

Чарли переложил нажеванный табак к другой щеке и изобразил лукавую гримасу.

– Кое-что – это сколько?

– Завтра вечером, так? – переспросил капитан небрежным тоном, натягивая шоферские перчатки. – Встречаемся у моего дома, и вы меня ведете на место. Тогда и получите вознаграждение.

Чарли помрачнел.

– Стало быть, вы мне не доверяете?

Капитан пожал плечами и потянулся за очками, которые лежали на сиденье.

– Чарли, я – человек осторожный. Скажем, через полчаса после того, как стемнеет, вы подойдете к боковому входу. Я буду ждать.

– Я подумаю, – сказал Чарли. Он повернулся, сунул руки в карманы и, насвистывая, зашагал прочь.

Когда старик ушел, Уилл обратился к капитану.

– Вечер обещает приключения, – сказал он. – Я пойду с вами.

Капитан усмехнулся.

– Я так и думал, что вам будет интересно. Захватим с собой констебля? Лишняя пара кулаков не помешает. Впрочем, Чарли об этом знать не следует. Это может его отпугнуть. – Согнувшись, капитан вставил заводную ручку в гнездо двигателя. – Не становитесь близко, – предупредил он Уилла и резко провернул рукоятку. Двигатель заурчал, взревел, фыркнул – и заглох. Капитан снова повернул ручку, и на этот раз мотор ожил. Стоявшая рядом лошадь Уилла заржала и шарахнулась в сторону.

– Спасибо, Уилл! – крикнул капитан, стараясь перекрыть шум двигателя. – Кланяйтесь мисс Нэш, и удачи вам при встрече с леди Лонгфорд.

Он опустил на глаза огромные очки, поправил кепи и вырулил из конюшни. Через минуту Уилл вскочил на лошадь и тоже отъехал от гостиницы.

Ни один из них не обратил внимания на хрупкую фигуру мальчика, который опустил ведро и тихо стоял в углу конюшни, чутко прислушиваясь.

22

Мистер Хилис приносит новость

Наверху, в своей спальне, Маргарет Нэш вынимала из шкафа блузки и юбки и аккуратно укладывала их в кожаный чемодан. Днем прошел ливень, но жара и духота не исчезли. Волосы Маргарет прилипли ко лбу, юбка запылилась, кожа была влажной. Приближалось время чаепития, и она хотела уложить большую часть вещей еще сегодня, чтобы на следующее утро они с сестрой могли тронуться в путь.

В дверях появилась Энни. На ее исхудавшем лице читался испуг.

– Мэгги, – сказала она взволнованно. – Пришел мистер Хилис. Он ждет в гостиной.

– Боже правый, – прошептала Маргарет, внезапно почувствовав дурноту. Она опустила глаза на свою юбку. – Мне надо переодеться и… – Мисс Нэш бросилась к зеркалу и взяла гребень. – И мои волосы, о Господи! Ах да, и чай. Энни, милая, поставь чайник на огонь…

– Он сказал, что торопится и не сможет выпить с нами чаю. Похоже, он очень спешит. Тебе лучше сразу спуститься, Мэгги. – Энни пристально посмотрела на Маргарет, и та прочла в глазах сестры те же дурные предчувствия, которые и саму ее мучили. – Хочешь, я пойду с тобой? – спросила Энни и улыбнулась. – Что бы ни случилось, я смогу хотя бы держать твою руку.

Маргарет выпрямилась и сделала глубокий вдох. Не следует распускаться. Мир не погибнет, если совет отдаст предпочтение прекрасно образованному человеку, которого к тому же поддерживает самая богатая женщина в округе. В конце концов, она – опытный учитель и, если понадобится, поищет другое место. Конечно, ей не найти школы, которую она полюбит так же, как сорейскую, и никогда у них с Энни не будет такого же уютного, милого сердцу дома. Но ведь жизнь на этом не закончится…

– Не нужно, дорогая, благодарю тебя, – сказала Маргарет и через силу улыбнулась. – Я выслушаю это одна. Но когда он уйдет, я не откажусь от чашки чая, и ты подержишь меня за руку. Мне это будет необходимо.

Обычно сдержанная, Энни залилась слезами и поспешила скрыться в кухне. Маргарет направилась в гостиную, по дороге опуская рукава блузки и стирая паутину с юбки. Мистер Хилис, интересный мужчина, высокий и стройный, с густыми каштановыми волосами и мягким взглядом, сидел на диване, скрестив ноги весьма неудобным образом. Шляпу он положил на колени. Увидев Маргарет, стряпчий неловко поднялся.

– Здравствуйте, мистер Хилис, – сказала мисс Нэш, старательно скрывая волнение, и пригладила волосы. – Я укладываю чемоданы и, боюсь, выгляжу не лучшим образом.

– Укладываете чемоданы? – в голосе мистера Хилиса прозвучала тревога. – Надеюсь, вы не уезжаете?

Сестры потратили немало времени, обсуждая, где им в этом году провести отпуск. В конце концов, из-за расходов на лечение Энни, они решили остаться на лето в Сорее. Но после того как Берта Стаббс выложила свою новость о докторе Гейнуэлле, им пришла в голову мысль отправиться на несколько дней к морю. Эта поездка должна была внести в их монотонную жизнь некоторое разнообразие и обеспечить передышку от бесконечных деревенских сплетен и слухов.

– Уезжаем, – коротко ответила Маргарет. Ей не хотелось посвящать мистера Хилиса в подробности своей жизни, поскольку вряд ли они представляли для него интерес. – Сестра сообщила мне, что вы отказались от чая, но все же…

– Это правда, – сказал мистер Хилис, стоя со шляпой в руке. Маргарет взглянула на его встревоженное лицо, и у нее упало сердце. Мистер Хилис был человеком сострадательным, она это знала, и ему нелегко сообщать ей печальные новости. Он судорожно сглотнул и продолжил: – Краткость моего визита объясняется тем, что мне необходимо успеть еще в одно место. Я пришел по поручению попечительского совета, чтобы…

– Прошу вас, – сказала Маргарет, опускаясь на стул рядом с диваном. – Хотя бы присядьте. – Она чувствовала дрожь в коленях и не хотела вести разговор стоя.

– Благодарю вас. – Мистер Хилис снова занял место на диване и вернул шляпу на колени. – Я пришел сообщить вам, что совет попечителей…

Внезапно раздался грохот, за которым последовал громкий вскрик.

– Энни? – Маргарет в тревоге вскочила на ноги. – Энни? Что с тобой? – В ответ прозвучал приглушенный стон, и Маргарет бросилась из гостиной в кухню. Мистер Хилис шел следом.

– Ах, Энни! – закричала Маргарет, в ужасе застыв на пороге. Она мгновенно поняла, что сестра уронила чайник, кипяток залил стол и стекал на пол. – Ты не ошпарилась?

– Н… нет, – выдавила из себя Энни. – Почти нет. Только… только руку. – Она подняла левую руку, на которой краснело большое пятно. Ожог на глазах покрывался волдырями.

– Холодной воды, – властным тоном сказал мистер Хилис, – и соды, лучше в виде мази. – Он надел шляпу. – Я видел лошадь доктора Баттерса перед «Гербом береговой башни». Думаю, он еще там – побегу за ним.

– Ах, мистер Хилис, благодарю вас, – сказала Маргарет, и Уилл исчез за дверью. – Энни, опусти руку в раковину, я налью туда холодной воды. Где у нас сода?

– Что он сказал тебе, Мэгги? – Энни взглянула на сестру заплаканными глазами. – Что он сказал о твоей работе?

– Ничего, – ответила Маргарет. – Он как раз готовился сообщить мне эту скверную новость, когда…

Дверь кухни распахнулась.

– Мисс Нэш, – стремительно заговорил мистер Хилис, – я приходил сообщить вам, что попечительский совет выражает горячее желание видеть вас во главе нашей школы. Надеюсь, вы и ваша сестра укладываете вещи не для того, чтобы покинуть Сорей. Надеюсь также, что вы не предполагаете отказаться от своего дома. А теперь я отправляюсь за доктором. Вы сможете ответить мне, когда я вернусь.

Дверь снова захлопнулась, и ошеломленная Маргарет уставилась на нее.

– Ты… ты слышала, что он сказал, Энни? – спросила она.

– Слышала. – Глаза Энни расширились и заблестели. – Ах, Мэгги, это замечательно! У меня нет слов!

И, забыв про ожог, она обвила сестру руками, не сдерживая слез радости.

Леди Лонгфорд пила чай в библиотеке. Закрытые окна и задернутые парчовые занавеси защищали комнату от послеполуденной жары. Леди Лонгфорд чувствовала себя отвратительно, пребывала в мрачном расположении духа и была раздражена еще больше обычного. Дадли, ее дряхлый спаниель, лежал на полу у горшка с пальмой, и по всему было видно, что чувствует он себя не лучше хозяйки. Пес, получивший имя покойного мужа леди Лонгфорд, вечно имел осуждающий вид – точь-в-точь как лорд Лонгфорд в последние годы жизни. Молчаливая и строгая мисс Мартин управляла чайной церемонией. Доктор Гейнуэлл еще не спустился. Не появилась за чайным столом и Кэролайн, и леди Лонгфорд не могла понять, куда подевалась девочка.

Открылась дверь, и Эмили звонким голосом объявила:

– Вашу светлость хочет видеть мистер Хилис.

– А, мистер Хилис, – сказала леди Лонгфорд, ставя чашку на блюдце. Контора «Хилис и Хилис» вот уже три десятка лет вела дела семейства Лонгфордов, и хотя она по-прежнему предпочитала общаться со старым мистером Хилисом, молодой Хилис, его племянник, оказался вполне пристойной заменой. – Полагаю, вы пришли сообщить мне об одобрении попечительским советом кандидатуры доктора Гейнуэлла.

– Лимон или сахар? – шепотом осведомилась мисс Мартин, держа руку над уже наполненной чашкой.

– Благодарю вас, но я не смогу выпить чаю, – ответил мистер Хилис. – Привет, Дадли, – сказал он, наклонившись, чтобы погладить старого пса. Затем он сел рядом с леди Лонгфорд. – Надеюсь, ваша светлость, вы в добром здравии.

– Отнюдь, – сказала хозяйка дома. – И вы, без сомнения, это заметили. – Она подняла чашку, ощутила дрожь в руке и тут же снова опустила ее на блюдце. – Впрочем, не пришли же вы осведомиться о моем здоровье.