Богатые - такие разные

Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:52

Текст книги "Богатые - такие разные"

Автор книги: Сьюзан Ховач

Жанр:

Исторические любовные романы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

Назад к карточке книги

– Да, конечно. Вы уже упаковали вещи?

– Я упаковала все еще в пятницу, а сегодня утром попросила у Салливэна машину с шофером, чтобы отвезти чемоданы на пристань.

– А что произошло в четверг?

Я пристально посмотрела на Пола. Должно быть, что-то в моем взгляде выдало меня. Так как он машинально потянулся к бутылке шампанского, чтобы снова наполнить свой бокал. Но в ведерке со льдом горлышком вниз торчала пустая бутылка.

Пол раздраженно повел рукой и огляделся в поисках официанта, но передумал и отложил в сторону салфетку.

– Уж если этот вечер повторяет нашу первую встречу в Нью-Йорке, – заметил он с совершенно непринужденной галантностью, – кончим тем, с чего начинали – домом на углу Уиллоу и Уолл-стрит.

Я поняла, что не могу отказаться. Когда мы выходили из ресторана, меня охватила паника.

На этот раз Пол не отослал ни Питерсона, ни шофера, и мы молча поехали в деловой центр города. Мы с Полом сидели на заднем сиденье, в шести дюймах друг от друга. Мне хотелось взять его руку, поговорить с ним, заплакать, но ничего этого я не сделала, ничего не сказала, и глаза мои оставались сухими. Приехав в банк, мы оставили Питерсона в вестибюле в обществе ночного сторожа и пошли через ярко освещенный зал в кабинет Пола.

– Немного бренди, дорогая?

– Спасибо. Мне хотелось бы найти в себе достаточно силы воли, чтобы отказаться. По-моему, пить уже поздновато.

У него силы воли было явно больше, чем у меня, а может быть, он просто опасался выпить лишнего. Открыв замаскированный в книжном шкафу бар, он наполнил один стакан бренди и отставил бутылку в сторону.

Мне пришлось сесть. По другую сторону письменного стола стояло большое кресло, и я медленно погрузилась в него, словно тихо падая с большой высоты.

Пол сел напротив меня, и мы смотрели друг на друга – банкир и клиентка – через разделявший нас стол.

Внезапно у меня вырвалось:

– Я люблю вас, Пол. – И я разразилась рыданиями.

Он взял мою руку. Когда ко мне вернулась способность говорить, я неуверенно сказала:

– Пол, я не хочу уходить от вас, действительно не хочу.

– Я не хочу, чтобы вы уезжали. – Он гладил тыльную часть моей руки указательным пальцем. – Останьтесь до осени, и мы сможем вернуться в Мэллингхэм вместе.

Я снова стала плакать, и когда он понял, что я не могла отвечать, очень доброжелательно проговорил: Очень хорошо, давайте откроем все карты. Видит Бог, я бизнесмен и должен признать ультиматум, высказанный мне в лицо! Вы заявили, что намереваетесь вернуться в Англию. Прекрасно, это честный мяч в мои ворота. А теперь я должен сделать вам одно предложение, чтобы побудить вас остаться.

– О, нет... нет, только не это...

– Разумеется, именно так, и, разумеется, я сделаю вам это предложение! Я не хочу, чтобы вы уезжали, не меньше, чем вы сами. Для меня действительно очень важно, чтобы вы остались. Хорошо, что могло бы вас устроить? Каковы ваши условия? Я полностью готов дать вам все, что вы захотите, и поэтому не могу себе представить, какие у вас могут быть трудности?

– Пол, вы не можете дать мне то, чего я хочу.

Я никогда не смогу понять, как у меня вырвались эти слова. Они прорвались из самых интимных глубин моего сознания, и, произнося их, я почувствовала мучительную боль, как если бы у меня отрезали руку или ногу.

– А! – облегченно выдохнул Пол. – Наконец-то я начинаю понимать! Какой я тугодум – я же всегда знал, как вам хочется иметь много детей! Ну и прекрасно, и если я кажусь вам подходящим кандидатом, чтобы помочь вам в свершении ваших династических планов...

Он оборвал себя на полуслове.

Я молчала.

Наконец-то приходил конец нашим личным отношениям.

За десять ужасных секунд он на моих глазах превратился в старика, затем неловко поднялся на ноги, открыл дверцу бара и налил в стакан бренди.

Я смотрела, как он пил, видела, как он снова наполнил стакан. Наконец он нашел в себе силы сказать:

– Хорошо, давайте обсудим это спокойно. Я понимаю, что существуют трудности. Но уверен, что должно существовать какое-то решение. У нас с вами такие уникальные отношения! Я не могу поверить... – он снова остановился. Спокойствие ему изменило. И он быстро заговорил тихим голосом: – Я так хорошо себя чувствую с вами. Вы придаете мне такую уверенность в себе. Я знаю, что буду чувствовать себя хорошо только, пока вы будете со мной, я убежден в этом. Таким образом, вы понимаете, что действительно не должны уезжать. Если вы уедете, я снова начну погружаться в эту открытую могилу, а я даже не могу подумать об этом, не могу встретиться с этим лицом к лицу – я имею в виду не смерть, как таковую, а постепенное разрушение, сжатие моего мира из-за постоянной потери того, что имеет для меня решающее значение. Мне пришлось бы сначала оставить мою работу, потом общественную деятельность, друзей... Боже, неужели вы не можете этого понять? Меня приводит в ужас – часто бессонными ночами я долго размышляю о смерти и прихожу к одному: пусть она будет мгновенной! И абсолютной! Я часто вспоминаю своего отца, умершего совсем молодым, достигнув вершины своего могущества, и завидую ему...

Пол умолк. Стакан снов был пуст. Он ждал моих слов.

Но я не знала, как ему ответить. В конце концов, желая выказать ему свои добрые чувства, я неуверенно заговорила:

– Вы физически окрепли, Пол. Я думаю, что вы преувеличиваете зависимость своего состояния от меня – все эти ваши страхи... Может быть... может быть, хороший психиатр...

Он поднялся, и прошел в другую половину комнаты. Там было темно, и, когда он опустился на софу, я не видела выражения его лица. Нагнувшись вперед, он закрыл лицо руками.

Я была в ужасе, чувствуя, что сделала только хуже, и теперь не решалась подойти к нему из страха обнаружить какую-нибудь новую беду. Меня парализовало чувство вины, а он, жестоко разочарованный моим равнодушием, больше не пытался звать меня на помощь.

Наконец Пол встал и тяжелым шагом вернулся в освещенную половину комнаты. Меня почти раздавил груз отразившейся на его лице боли.

– Я отвезу вас в «Плаза», – сказал он.

– Пол, я должна вам это сказать – дело не в самой вашей болезни – я имею в виду, что не боюсь ее, как и ничего другого подобного. Господи, как я могу этого бояться, с моим-то классическим образованием? Эпилепсия, печать богов! Пол, я пытаюсь сказать, что ваша болезнь вовсе не является главной причиной моего решения уехать.

– Нам нужно уходить. Сюда, пожалуйста.

– Видите ли, причина в том, что вы мне лгали – и никогда не верили мне, – вы играли мною и обманывали...

Он обернулся, чтобы взглянуть на меня. Мы вышли из кабинета и остановились в конце большого зала. В его черных глазах стояла горечь.

– Что вы имеете в виду?

– Хотя бы то, что меня вызвали не вы. Разве это не так? Это она меня вызвала, и когда я об этом узнала...

– Кто вам об этом сказал?

– Элизабет, – еле слышно ответила я и увидела как он кивнул головой, словно признавая какое-то крупное, ужасное поражение.

Я последовала за ним к машине. Меня с головы до пят сотрясала дрожь, а он молчал. В конце нашего молчаливого пути у меня вырвался вопрос:

– Я увижу вас до отъезда?

– Разумеется, – вежливо ответил он. – Не такой уж я невоспитанный, чтобы не прийти завтра к отплытию парохода и не пожелать вам счастливого плавания. Кроме того, я должен попрощаться с Эланом.

Я снова принялась плакать, когда автомобиль остановился перед отелем.

– Спокойной ночи, Дайана, – попрощался он, выглянув в окно, когда я вышла из машины.

Я пришла в себя уже наверху, в номере, и торопилась чего-нибудь выпить.

Некоторое время я была слишком занята своими рыданиями, чтобы спокойно подумать и осмотреться, но в конце концов поняла – в номере не было никакого питья. Мейерс так и не восполнил его запас в находившемся в спальне шкафчике.

– О Боже! – простонала я, как настоящая алкоголичка, и не меньше пяти минут ругала на чем свет стоит проклятый сухой закон.

Подумала о каком-нибудь кабачке с нелегальной продажей спиртного и, ужаснувшись этой мысли, решила подкупить официанта, но тут же отказалась и от этого намерения. Наконец, я позвонила Грэйс Клейтон.

Ответил мне Брюс.

– Да? – это был холодный прием. Несмотря на все свои несчастья, я вспомнила о его растущей странности и про себя возмутилась.

– Грэйс дома? – холодно спросила я.

– Нет, ей пришлось уехать в Гринвич. Что-то не в порядке с ее матерью.

– О! – Я была в отчаяние. – Брюс, не могу ли я прийти к вам и попросить чего-нибудь выпить? Я в таком состоянии, что впору броситься с Бруклинского моста.

– Откровенно говоря, это не совсем удобно. У меня очень важное заседание ГВС – ведь завтра у нас демонстрация на Уолл-стрит. Не можете ли вы попросить выпить где-нибудь еще?

Я в ярости швырнула телефонную трубку, некоторое время проклинала общество «Граждане за воинствующий социализм», а потом набрала номер Теренса О'Рейли в Гринвич Вилледже. Я не виделась с Теренсом уже несколько недель. После того, как я явно скомпрометировала свои принципы, продолжая делить Пола с Сильвией, он, несомненно, решил, что я никогда не помогу ему оторвать Сильвию от мужа. Ожидая, когда он снимет трубку, я думала о том, не будет ли он так же жесток ко мне, как Брюс.

– Теренс? Ах, Теренс, это Дайана Слейд. Послушайте, мне отчаянно нужно выпить чего-нибудь покрепче. Обещаю не задержаться больше чем на пять минут, но...

– Сейчас же приходите, – ответил он, – я приготовлю для вас самый большой мартини в Нью-Йорке.

Я облегченно вздохнула, схватила сумочку и помчалась к нему.

– У вас какие-то проблемы? – спросил Теренс, отжимая ломтик лимона в бокал размером с небольшой аквариум для золотых рыбок.

На нем была небрежно накинутая тонкая голубая рубашка и широкие брюки-слаксы. В чисто прибранной квартире было жарко, хотя перед окном добросовестно крутился вентилятор.

– Да, просто немыслимые проблемы, – я упала на софу, жадно глотая мартини. – Вы прекрасно выглядите! – заметила я, оторвавшись от бокала, чтобы перевести дух, – напоминаете кошку – не хватает только зеленых глаз. Где же ваша миска со сливками?

Теренс рассмеялся. Я почувствовала его возбуждение, словно бы он владел какой-то восхитительной тайной.

– Полегче с этим! – предупредил он меня, кивнув в сторону бокала. – Поосторожнее, иначе свалитесь мертвецки пьяной через пять минут! Так что же происходит?

– Я не могу объяснить. Все это слишком сложно. Все закончилось в «Плаза», а там даже не оказалось никакой выпивки, и я позвонила Клейтонам, но Грэйс дома не было, а у этого идиота Брюса было какое-то совещание...

– Ах, да, ГВС! Они проводят завтра демонстрацию на Уолл-стрит, с обычными антикапиталистическими выходками. Клерки банка Ван Зэйла даже провели аукцион лучших мест у окон, чтобы полюбоваться этим зрелищем! Не часто происходят на Уолл-Стрит такие события!

– Брюс мне всегда очень нравился, – проговорила я, – но, по-моему, он совершенно свихнулся, и мне очень жаль Грэйс. Надеюсь, он не собирается взорвать банк Ван Зэйла?

– Поднять снова такой же шум, как в 1920 году, когда какой-то ненормальный попытался взорвать банк Моргана? Об этом не может быть и речи! Может быть, Брюс и чудаковат, но на насилие он не способен. Он даже запретил своим сторонникам носить оружие. Если вы хотите знать мое мнение, то вся эта демонстрация просто пустая трата времени. Но в чем же все-таки дело?

– Господи, меня сейчас, кажется, вырвет. Где здесь...

– Сюда, пожалуйста.

Он быстро провел меня в ванную и оставил склонившейся над раковиной.

Я безуспешно попыталась вызвать рвоту. Я выпила достаточно мартини, чтобы почувствовать себя при смерти, но недостаточно, чтобы начать приходить в себя. Минут через пять я вышла из ванной.

– Я дам вам лекарство, – проговорил Теренс, взглянув на мое лицо. – Ступайте в спальню и ложитесь.

– А вы на меня не наброситесь?

– Нет, я предпочитаю женщин потрезвее.

Я слышала, как он открыл дверцу аптечки в ванной.

– Вот, – сказал он, протягивая мне стакан с шипучей жидкостью, – выпейте.

– Спасибо. Простите меня... это так ужасно с моей стороны... я неважно себя чувствую. В Лондоне я никогда так не напивалась.

– Что вы хотите – сухой закон, – добродушно заметил Теренс. – Когда приходится прилагать усилия, чтобы достать выпивку, все пьют вдвое больше.

Он открыл передо мной дверь в спальню, и я тут же закрыла ее изнутри на случай, если бы ему пришло в голову последовать за мной. Его медленно вскипавшее возбуждение явно могло приобрести сексуальный оборот. У меня было смутное ощущение того, что эта гибкая кошка со своей миской сливок могла мгновенно превратиться в хищного кота.

Я отпила лекарство и, когда голова моя пошла кругом, легла на кровать. Лекарство как будто начинало действовать. Я отпила еще. Десятью минутами позже, одержимая желанием поскорее уйти из спальни Теренса, я, поднимаясь с кровати, случайно оперлась правой рукой на книгу, лежавшую на тумбочке около кровати, и встала на ноги. Комната закружилась вокруг меня, и я схватилась за тумбочку, чтобы удержатся на ногах, а книга упала на пол. Почувствовав себя лучше, я нагнулась за нею. Корешок книги был разорван, и страницы раскрылись там, где остановился Теренс, заложивший это место каким-то письмом. На конверте я увидела мексиканский штемпель.

Я вспомнила, что в Мексике находилось ранчо Грэга Да Косты.

Я никогда не читала чужих писем, но это сильно меня соблазняло, потому что я не видела причин для частной переписки служащего Ван Зэйла с человеком, крайне недоброжелательно относившимся к Полу.

Может быть, письмо это от кого-нибудь другого. Я заглянула в конверт и различила слово «Грэг». Моя догадка подтвердилась. Отказавшись от всяких попыток вести себя как настоящая леди, я прочитала письмо с начала до конца.

«Приезжайте, когда захотите, – писал Грэг Да Коста крупным почерком мало образованного человека, – но не советую откладывать приезд надолго. Надеюсь, что с демонстрацией на Уолл-стрит все обстоит хорошо. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Господи Иисусе, как смеялся бы мой бедный отец, упокой, Господи, его аристократическую душу! Телеграфируйте мне, если что-нибудь будет не так. Всего хорошего. Грэг».

Я трижды перечитала письмо и с каждым разом чувствовала все большее беспокойство. Какое дело было Грэгу Да Коста до этой демонстрации, о которой Теренс только что отозвался как о пустой трате времени? Какого «не так» боялся Грэг, и почему Теренс должен был ему телеграфировать? И почему Теренсу рекомендовали приехать в Мексику при первой же возможности?

И все же из письма ничего не было ясно. Не было ни одной фразы, не находившей самого тривиального объяснения. Теренс мог бы поддерживать знакомство с Грэгом, чтобы иметь возможность следить за его действиями. Это вполне отвечало бы его положению как шефа полиции Пола. Если бы демонстранты планировали какое-то шумное выражение своих политических убеждений у порога банка Ван Зэйла, Грэг вполне мог бы порадоваться в предвкушении этой неприятности для Пола, а слова «что-нибудь не так» могли относиться к возможности ареста Брюса. Даже приглашение в Мексику в контексте безграмотного послания Грэга могло иметь в виду даже какую-то перемену погоды, советуя Теренсу не откладывать приезд слишком надолго.

Я повторяла себе, что нет никакого мелодраматического объяснения этому письму, но когда перечитала его в четвертый раз, обратила внимание не на его двусмысленности, а на пронизывавший его дух конспирации. Только положив письмо на место, я увидела название книги. Это был «Великий Гэтсби» Фицджеральда, роман о человеке, создавшем для себя новый мир с целью отнять жену у богача.

– Дайана, вам лучше? Могу я войти?

Сердце мое застучало. Я быстро встала.

– Да, мне уже гораздо лучше, Теренс.

Мне удалось уйти от Теренса, не показав виду, что хотелось лететь сломя голову, и, добежав до «Плаза» я позвонила домой Полу.

– Простите, мадам, – ответил дворецкий, – но господин Ван Зэйл строжайшим образом приказал не беспокоить его.

– Но со мной он будет разговаривать! Это мисс Слейд... С-Л-Е-Й-Д!

– Простите, мадам...

– Это срочно! – кричала я в трубку. – Речь идет о жизни и смерти!

– Одну минуту, мадам, если госпожа Ван Зэйл у себя, я попрошу ее переговорить с вами.

– Нет! – крикнула я, но он уже отошел.

Я стиснула в руке трубку и тупо оглядела комнату. Первой мыслью было положить трубку, но я этого не сделала. Я должна была знать, решится ли она говорить со мной. Потом подумала, что положу трубку, как только она скажет «алло», но отказалась и от этого намерения. Я должна была знать, что она намеревалась мне сказать. И принялась составлять свою речь. Джейн Остин прекрасно сформулировала бы то, что я должна была сказать: «Прошу вас, не гневайтесь, госпожа Ван Зэйл! Я должна извиниться за то, что так неуместно затрагиваю ваши чувства, но...» – Нет, это было бы слишком в стиле девятнадцатого века, а ведь мы с Сильвией были женщинами двадцатого!

Я подумала о Шиллере, убедительно писавшем в «Марии Стюарт» о столкновении двух исторических персонажей, которые в действительности никогда не встречались. Я по крайней мере избежала встречи с ней лицом к лицу! Но когда в трубке раздался какой-то шорох, я с ужасом поняла, что любая встреча была бы предпочтительнее схватки через этот ужасный современный инструмент – телефон.

– Мисс Слейд?

Я попыталась прочистить горло. Это мне не удалось.

– Дворецкий сказал, что у вас очень срочное дело, но Пол, уходя, категорически просил его не беспокоить. Может быть, какое-то письмо... – Она вежливо помолчала.

Перед моим мысленным взором снова возникла она около мраморного фонтана, но уже не слабая и хрупкая, а стоявшая там, где я в своем безумии рассчитывала стоять сама, непокоренная, непревзойденная, выигравшая.

– Мисс Слейд?

– Да, – отозвалась я. Говорить мне было очень трудно. Мне стоило больших усилий вспомнить содержание письма Грэга Да Косты. – Он... он не должен ехать завтра на Уолл-стрит... Эта демонстрация...

– Да, ему о ней известно.

– Но кроме самой демонстрации существует еще какой-то план, и все они в нем замешаны... – я едва удержалась, чтобы не назвать имя Теренса. Я не знала о ее чувствах к нему и не могла рисковать: она могла отвергнуть мои подозрения, не желая верить в то, что он был вовлечен в это дело. – Здесь замешан Грэг Да Коста, – нетвердым голосом, наконец, проговорила я.

– Да Коста! – в ее голосе прозвучал страх.

Силы оставляли меня.

– Скажите ему, чтобы он не ездил туда, – шептала я. – Убедите его остаться дома.

Последовала пауза, после которой она проговорила:

– Хорошо, я скажу ему. Благодарю вас за звонок, мисс Слейд.

Мы помолчали. Ни одна из нас не клала трубку, не находя, что сказать. Я с ужасом подумала, что разговор может кончиться так неловко, когда она проговорила спокойным, приятным голосом:

– Я слышала, вы завтра уезжаете, мисс Слейд. Могу ли я пожелать вам счастливого пути? – Пока я собиралась с ответом, послышался мягкий щелчок. Это Сильвия положила трубку.

Было жарко и становилось все жарче. Казалось, что нью-йоркское лето состояло из целой серии пиков погоды, каждый из которых кончался метеорологическим взрывом. Температура повышалась, начиная с семидесяти градусов по Фаренгейту, день за днем столбик термометра поднимался до восьмидесяти и выше, наконец переваливал за девяносто, и тогда над Манхэттеном несколько часов подряд гремел страшный гром, и гроза понижала температуру до двадцати градусов, но через день или два все повторялось сначала. Десять дней перед ужасной грозой стояла рекордная температура в девяносто четыре градуса, и теперь жара снова усиливалась. Последние два дня было восемьдесят четыре, а на завтра предсказывали девяносто. Я думала, что гроза разразится этой ночью. Ранним утром, когда мне так и не удалось уснуть из-за жары, я выглянула из окна, ожидая, что над дальними скалами загремит гром и засверкают молнии, но грозы не было, над Ист-Ривер сквозь дымку начал прорываться рассвет, и к завтраку ртутный столбик снова взлетел за восемьдесят, устремляясь к девяноста.

Мэри с Эланом должны были возвратиться лишь после обеда, и поэтому утро у меня было свободно, но когда я вышла выпить чашку кофе в аптеке-закусочной на Лексингтон авеню, дикая жара довела меня до головокружения, и я решила взять такси, чтобы поехать домой.

Ожидая такси, я стояла на углу рассекавшей город улицы, вспоминая Мэллингхэм, прохладный свежий бриз, дувший с воксхэмских дюн, поющие камыши на озере Хорси, таинственные старинные влажные стены моего дома. На какую-то секунду я оказалась там. Я касалась рукой травы, гладила отполированный временем камень стен, нюхала розмарин и тимьян в саду. Но внезапно раздался звук автомобильного клаксона, так как я машинально шагнула на проезжую часть улицы, заскрипели тормоза, шофер грубо обругал меня, и я вернулась обратно в знойное «очарование» Манхэттена, в эту ловушку из стекла и бетона.

Мне очень хотелось поговорить с Полом, но я знала, что это было бы бесполезно. Я разрушила хрупкую связь, существовавшую благодаря моей неосведомленности о его болезни, и не могла предложить ему взамен никакой другой связи. Мне хотелось восстановить эту связь, но я не знала, как ее обновить. Я была слишком невежественна, слишком молода, и он отказался от меня, совершенно так же, как я в своей растерянности инстинктивно отказалась от него. Укрывшись от жары в другой аптеке, я тщетно пыталась найти решение проблемы нашей отчужденности, но не видела ничего кроме выражения горечи на его лице, а в ушах звенел его холодный приговор: «Мы разминулись во времени».

Охваченная печалью, я представляла, как бы все было, если бы он был моложе, и в какой-то момент бессильного гнева перед моими глазами снова встало его видение вспаханного поля вечности. Я поняла, что пропасть, отделявшая его борозду от моей, в конце концов оказалась непреодолимой.

Я протерла глаза. Я снова была на улице, и за моей спиной грохотал поезд на проходившей вдоль Третьей авеню надземной эстакаде. Я двинулась в западном направлении, переходила улицы, одну за другой, и под тяжким гнетом нестерпимого зноя мне казалось: я уже иду по окольному пути времени, пересекая одну за другой борозды его вспаханного поля, чтобы снова вернуться в мир, которому принадлежала.

Был уже полдень, когда я дошла до «Плаза». Косметика на мне давно растаяла, а одежда пропиталась потом. Я едва успела одеться после душа и выпить третий стакан воды, когда зазвонил телефон.

Подумав, что звонил Пол, я с рыданьем бросилась в спальню.

– Алло? – прошептала я в микрофон.

– Дайана.

Я не узнала голос говорившего.

– Кто это? – в растерянности спросила я.

– Стив Салливэн.

Я все еще не узнавала голос. Но в меня уже вползало ужасное предчувствие, и мне пришлось присесть на край кровати.

– Я внизу, – проговорил он, – в вестибюле.

Я лишилась дара речи. Вся комната на моих глазах потемнела.

– Я должен поговорить с вами, – продолжал он. Могу ли я... – он прервался, словно понимая, что я не в состоянии ответить на его вопрос. – Я иду наверх, бросил он и положил трубку.

Я продолжала держать в руках свою, слушая гул пустой линии. Наконец раздался голос оператора телефонной станции: «Алло, не могу ли я вам чем-нибудь помочь?» Я положила трубку на аппарат.

Я ждала, по-прежнему сидя на краю кровати, и мне казалось, что прошла целая вечность...

Когда раздался слабый стук в дверь, я была способна думать лишь о том, как странно, что из всех знакомых в Нью-Йорке со мной в конце концов оказался именно Стив. Я вспомнила, как он, пошатываясь, вышел из ресторана Барни, как рисовался передо мной на вечере в своем доме, как вызывал раздражение своими непрестанными сексуальными намеками при каждой встрече.

Я открыла дверь.

Его грубоватые черты были искажены каким-то потрясением. Голубые глаза были воспалены. Прямые, широкие, всегда надменно расправленные плечи ссутулились от горя.

– Я должен был прийти к вам, – проговорил он, с трудом выговаривая слова искусанными губами. – Я должен был поговорить с вами.

Он потянулся ко мне, желая взять за руки, и я увидела, что его костюм был забрызган кровью.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

[1] «Много морей переплыв и увидевши много народов».

«Брат мой, достиг я теперь грустной... гробницы твоей...» (Катулл, CI, перевод Адр. Пиотровского.)

[2] Здравствуй, прекрасная Лесбия! (лат.)

[3] О, времена! О, нравы! (лат.)

[4] Мэллингхэм Большой и Мэллингхэм Малый (лат.)

[5] Будем, Лесбия, жить, любя друг друга! (Катулл, V, перевод С. Шервинского.)

[6] Дай же тысячу сто мне поцелуев... (Катулл, V, перевод С. Шервинского.)

[7] Букв.: на месте отца, т.е. в роли отца, отцом (лат.)

[8] С отвращением (лат.)

[9] Четырехдневные скачки на ипподроме «Аскот». (Здесь и далее примеч. перев.)

[10] здоровый дух (лат.)