Текст книги "Современная финская повесть"

Автор книги: Сюльви Кекконен

Соавторы: Вейо Мери,Пааво Ринтала
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

В РЕСТОРАНЧИКЕ УРПО

Пелтола выбрался из машины и прошел в ресторан. Он и сам не заметил, как это случилось.

– Могу я получить маленькую чашечку кофе? – спросил он.

Лизбет смотрела в окно. Она всматривалась сквозь стекло и скалу в какое-то очень далекое место, потому что и оттуда кто-то смотрел сюда, но был так далеко, что не был бы виден, даже если бы его подняли в воздух на полкилометра.

Лизбет очнулась и подала чистую чашку. Стеклянный кофейник стоял на электроплитке в конце стойки. Каждый мог наливать кофе сам. Пелтола налил полчашки, потом еще немножко подлил. И так несколько раз. Потом стал чайной ложкой вынимать из стеклянной вазочки кусочки сахара. Никак не удавалось подхватить намеченный кусочек, не давался и тот, что был рядышком, пришлось брать какой попадется.

– Восемьдесят пенни. – сказала Лизбет.

– Я просил маленькую чашечку, – сказал Пелтола. – Я доплачу в следующий раз. Идет? – Он положил на стол пятьдесят пенни. Лизбет ничего не сказала.

– All right, – сказал Пелтола и отлил немного кофе из чашки обратно в кофейник. – Сахар еще не успел растаять, —заметил он.

Он поднял чашку и понес ее на дальний столик в углу. Он нес чашку поверх столов и стульев. Поставил чашку, сел, снял фуражку и положил на стол. Она была здесь как на голове. Он переложил ее на стул, и теперь она была как бы в ногах.

– Доплата будет тридцать пенни, – напомнила Лизбет.

– Но я отлил отсюда обратно в кофейник.

– Это большая чашка.

– У меня только полчашки.

– Это не считается, раз большая чашка.

– Но я просил маленькую.

– Надо было говорить громко, чтобы слышно было.

– У меня тихий голос.

Такого Лизбет никогда не слыхала. Урпо пришел за стойку и начал рыться в ящике с ножами, вилками и ложками.

– Ножи и ложки перемешались.

Урпо взял вилку, где между остриями застряла большая ложка, и начал трясти. Ложка отлетела куда-то в сторону.

– Видела я сон, что была в церкви, – сказала Лизбет. – У меня было очень короткое подвенечное платье и фата.

– Так у тебя и должно быть, – сказал Урпо.

– Жених начал было надевать кольца на мои пальцы. На все мои пальцы надел полным-полно колец, они стали падать так, что звенело. Я смотрела в сонник. Потеря колец означает, что ваш брак окажется счастливым. А если получаешь кольца, то знай, что будешь несчастной. Я получила их так много, это означает ужасно много несчастий. Ну а так как кольца упали, ничего и не будет. Я избавлюсь от многих ужасных несчастий.

– А кто был жених? – спросил Урпо.

– Не видала, кто это был. Охота была смотреть!

– Переменим предмет разговора, – сказал Урпо. – Пойду-ка посмотрю у дверей, так будет вернее.

Урпо начал писать мелом на черной доске меню:

Печенка 2 мк[49]49
  Марки.


[Закрыть]

Салака 2 мк

Лососина 2 мк

– Есть ли у тебя лососина-то? – спросила Лизбет.

– Есть.

– Не видала я лосося.

– А у меня и не было целого лосося. У меня только часть его. Если кто сомневается, могу показать.

– Дал бы попробовать, какой на вкус.

– Он безвкусный.

– Все имеет свой вкус.

– А вот этот безвкусный.

– А я ходила танцевать, – вдруг вспомнила Лизбет.

– Сколько раз? – спросил Урпо.

– Один раз. Там была девчонка, так с нее что-то упало во время танца. Пинг-понг. В другой раз один музыкант стал икать. Он дул: Тоо-тотото. Он выходил пить в бар. С этого и началось.

– Значит, два раза, – подсчитал Урпо.

– Ах, какой ты противный!

– Подставь губки, – попросил Урпо.

– С такой стати?

– Давай, ну.

Урпо начал подвигаться к Лизбет, раскинув руки. Лизбет пятилась от него. Урпо попробовал перескочить через стул, но встал на него. Он стоял и смотрел на все вокруг и на Лизбет.

– Отсюда я вижу тебя сразу и спереди и сзади, – сказал он.

Вошел Гаральд в резиновом плаще, разорванном на спине сверху донизу. Гаральд держал руки в карманах. Руки дрожали так, что казалось, будто он дрался на кулаках. Он сел на стул, и стул начал содрогаться, а когда он опустил локти на стол, то и стол закачался.

– Это Гаральд. Иди-ка побыстрее в кухню. Женщины и дети прочь, – сказал он Лизбет.

– Бутылку пилснери, – пробурчал Гаральд.

Лизбет выскользнула в кухню. Урпо сошел со стула и подошел к Гаральду.

– Покажи, какими крупными деньгами собираешься платить?

– Захвати заодно и вторую бутылку.

– «Поодиночке, поодиночке, господа хорошие», сказала девица, когда в понедельник начала коров доить.

Гаральд выложил на стол бумажную марку. Осторожно вытянул он руку вдоль края стола. Урпо взял бумажку двумя пальцами и встряхнул ее, как кошка трясет мышь.

– Руки на стол, – скомандовал он, – как требуют приличия.

– А как красивее? Ладонями вверх или наоборот? – спросил Гаральд.

– Эта денежка воняет, – сказал Урпо, уронил бумажку на стол и пошел за стойку. – Выйди на свежий воздух.

Но не Гаральд вышел, а Линдберг вошел. На нем было волочившееся по земле зимнее пальто. Следом шел Арска. Белый шлем мотоциклиста на голове, руки в грязных бинтах.

– Спасибо за посещение, – сказал Урпо. – Господа могут продолжать свое путешествие, сегодня погода надежная.

– Бутылку пилснери, два стакана и жестяную кружку Арске, – скомандовал Гаральд, – девушка подаст.

– Осведомлены ли приятели о распространении знаний в последнее время? – спросил Урпо.

– Я застал Юкко Мякинена, – начал торопливо рассказывать Линдберг. – Он прыгал на одной ноге вверх по ступеням Большой кирки. Догадайся почему?

– А чтоб на другой ноге прыгать вниз, – предположил Гаральд.

– Другая нога у него в гипсе. Приятель ударил молотом по колену.

– В Елтсу? – спросил Гаральд.

– Подрабатывали там при свете сигареток. Один старикан нанял их. Нужно было украсть камень со скалы Елтсу. Они рубили, когда поезд проходил мимо. Говорил, не было нужды, но старик обещал цену. Они там неплохо кормились утками. Потом утки начали их бояться, не достать до них. Они вытащили лебедя. Говорят, сильный был. Проткнули серебряное горло шестом и начали жарить на открытом огне. Вдова пастора увидела из окна и позвонила кому надо.

– За это дают, как за убийство человека, семь лет, – сказал Гаральд, – если убьешь лебедя.

– Неправда, – возразил Линдберг, – основано на незнании. Не так ли, Арска? Арска знает, что ничего не знает. Это такой темный человек, он и не догадывается, что ничего не знает.

Раакель вошла вместе с поэтом. Тот служил возчиком молока у Елано. Они сели за второй столик в оконной витрине. Поэт подвинул стул Раакели. Он публиковал стихи в широко распространенных газетах и сам переводил их на шведский.

– Осси, – сказала Раакель.

– Что?

– Не гляди на меня сейчас.

– Два голубя ночевали на моем подоконнике. Я дал им студня. Утром от одного остались только головка да лапки. Второй съел его.

– Где же я была тогда? – спросила Раакель,

– Враки, – сказал Линдберг.

– Не говори ты ничего этому старикашке, – сказала Раакель.

– Гаральд, ты же из господ. Эти другие невоспитанные и в школу не ходили, – начал Урпо, но его прервал старший полицейский Ниеминен. Он положил фуражку на полку. Он был единственным, кто это сделал. На то он и был обучен правилам приличия.

– Два молока и кекс.

– Общество поддерживает государственный порядок снизу, – снова начал Урпо.

– Увидишь общественные подпорки, уложи их в штабель, – посоветовал Гаральд.

Поэт подошел к стойке. Полицейский сел за ближайший столик. Урпо начал трубить:

– Кофе есть. Вполне достаточно. Молочный кофе. Я подливаю молоко в кофе. Разве это не молочный кофе? Что же это тогда?

– Молоко кипятят и наливают fifti-fifti[50]50
  Поровну (англ.).


[Закрыть]. Конечно, это и в Финляндии доступно, – согласился поэт.

– Не верю, чтоб еще в мое время...

– Брось! Не говори ни о чем с этим болваном! – крикнула Раакель. – Принеси лимонаду.

– Мне бутылку лимонада и три стакана, – попросил поэт.

– Зачем три?

– Мне нужно.

– Для чего?

– Чтобы жук не убежал.

– Здесь нет жуков.

– У меня есть.

– Где?

– Это такое присловье. Я покажу Раакель стеклянный зверинец. Она его не видела.

– Не покажешь.

– Не покажу, а я только покажу, как его показывают.

– Не разговаривай ты с этим идиотом! – прокричала Раакель.

– А Линдберг как, что-нибудь закажет? Если нет, может идти своей дорогой, – сказал Урпо, – или нужно провести викторину?

– Как угодно, – буркнул Линдберг.

Из-за полицейского Урпо не решался поднимать шум.

– Скажи, что означает «ihminen»?[51]51
  Человек (фин.).


[Закрыть] Если не знаешь, уйдешь сейчас же. А Гаральд знает? Знаете ли, из чего образовано слово «руководство»? Это вопрос для упражнения: «Рука» и «водить». Ihminen происходит от слова ihme[52]52
  Чудо (фин.).


[Закрыть]. Или не так? Сам человек – маленькое чудо.

Этого Линдберг никогда не выдерживал, он визгнул Гаральду, и оба вышли на улицу. Линдберг заботливо вытер ноги перед порогом. Тут не было коврика, но теперь казалось, что есть. Арска не заметил их ухода. Гаральд вернулся за ним и повел за ремешок шлема.

Вошли Кале, Ейкка Экстрем и Туула. Они взяли стулья где попало и уселись за самый дальний столик. Лизбет прибежала из кухни.

– Хороший был вечер? – спросила Лизбет.

– А у тебя? – осведомился Кале.

– Лизбет! – позвал Урпо.

– Эй-эй! – Лизбет показала ему язык.

– Какие новости? – поинтересовался Кале,

– Никаких.

– Так всегда с утра, никто ничего, – сказал Кале.

– Красивое ухо у вас, но немножко в морщинах, – заметила Туула полицейскому, – виски пьете?

– Сейчас? – удивился тот.

Пелтола допил остывший кофе и пошел.

– У тебя удобная спина для опоры! – крикнула ему вслед Туула.

Поэт встал у входной двери, удерживая стаканы вертикально перед ширинкой.

– Стеклянный зверинец, – пояснил он Пелтоле.

ЕЗДА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Пелтола дал ход и медленно поехал. Он повернул налево и спустился к перекрестку. Там скопилась вереница машин. Он переехал через улицу и снова свернул налево. И вклинился перед такси. Таксист попробовал в последнюю минуту закрыть щель, но машина не послушалась его. Такого еще никогда не случалось с таксистом в Хельсинки. Таксист поехал рядом и попытался обогнать, но он шел всего на сантиметр от идущего впереди фольксвагена. Цистерна с газом спускала лишнее давление и выла полминуты так, что было слышно далеко вокруг. Это было извещение потребителям: забирайте газ, да поскорее, не то бак лопнет. Воздушное марево плясало вокруг машин, ухудшая видимость. Сиденье жгло руку.

Пелтола чувствовал себя выжатым досуха, он видел иссушающий сон. Печаль высушила сны. То был горестный сон. Нужно было куда-нибудь убрать руку с сиденья. Он впустил воздушную струю слева. Дуло в колени и холодило их. Пот стекал на кончик носа и капал с него. В каплях был виден спектр. Пелтола пробовал отвлечь внимание на что-нибудь другое. Велодром был виден только снаружи, но беговая дорожка всегда была перед глазами. Медицинская сестра в белом шла по боковой улице к женской больнице. Она была как тряпичная кукла. Так казалось из-за белых чулок, только волосы были черны. Маленькая белая куколка. Закрывает глаза, когда ложится, и говорит «мама», когда ей нажимают на живот. Она говорит это по-шведски: «мамма». Конечно, она была не кукла, умела сама раздеваться и одеваться, и когда она произносила «мамма», то имела в виду женщину, которая родила.

За пределами города на прямой асфальтированной дороге, метров за двести впереди, была лужа. Тысячи песчинок блестели на асфальте. Спидометр начал показывать сто. В тени леса он снизился до девяноста. Пелтола думал о воде и думал так упорно, что произнес: «Пяйянне». Он перечислял названия озер. Последним было Лизбет.

Два молодых любителя бесплатной езды с рюкзаками за спиной топали по краю дороги. Они показывали армейской машине большой палец. Это были молодые пацифисты, которым представлялся случай проверить, насколько их взгляды разделяют в армии. Они сейчас искали подкрепления. У каждого на шее висела гитара. Это были шикарные высокие парни. У каждого светлая борода и красный рот, белые зубы и красный язык. Они пели и сами сочиняли тексты, какие им нужны. Им не требовалось их слишком много. Они скрещивали руки только вместе с девушкой. Свободной рукой они гоняли бабочек, которые кружили вокруг девушки и клеились к ней. Бабочки высасывали из девушки мед, и ее синие глаза им представлялись синими цветками, а кончики грудей – красными. Мир был прекрасен. Он был полон иных стран и красивых чужих цветных рас. Парни пели по-английски.

Пелтола добрался до казармы в Хеннала. Это самое старое из предместий Лахти. Казармы построили давно, еще русские. За оградой сидела маленькая девочка и смотрела на пробегающие машины. Она построила рядышком свой дом. Тут была черная плита и большой красный мяч. По другую сторону дороги – предместье Лауне. Достаточно просто знать это. Пелтола переехал железнодорожный мост и спустился к автостанции. Отсюда он поднялся на пологую горку и выехал из города. Это был пятиминутный городок.

У канала Вяксу Пелтола съехал с асфальтовой дороги на песчаную. Он расстегнул ворот и ощупал шею. Она была холодная. До взгорья Пулкила он ехал впритык к грузовику с песком. Это был проданный и купленный песок, и цена его поднималась с каждым километром. Воздушное течение сдувало песок. За время езды нижний слой успел просохнуть. Сквозь щели бортов песок стекал на дорогу. Спиной к кабине сидел старик в кепке и прочной синей блузе. На такую тяжелую работу – грузить лопатой песок в кузов грузовика – можно подыскать только старого, бедного человека. Загорелая рука шофера высунулась из окошка кабины, она была как бедро борца-спортсмена. Шофер хотел прихватить еще загара. Старик видел, как взвивались в полет песчинки, и удивлялся – это было как дымок. Грузовик не уступал пути. Он был так дряхл и изношен, что нельзя было решиться съехать к краю дороги. Тяжелый груз удерживал его в целости. При подъеме на взгорье понадобилась и левая рука шофера. На горке шофер бросил старику сигарету. Это была плата за предобеденное время. Старик не заметил сигареты.

Пелтола не мог этого больше видеть. Он съехал с дороги в лесок на полянку и остановился здесь; метрах в пятидесяти стояли две машины, а подальше, в конце мыса, по крайней мере три. Справа выглядывали маленькие дачки. Пахло смолой и водой озера. Пелтола прошел между деревьями и приостановился посмотреть на озеро. Никто не звал его туда. Маленькие волны, медля, подкатывались к берегу и умирали одна за другой. Если смотреть на них, то ни о чем думать невозможно. Рядом кипятили воду, подпирали жердью кофейничек на костре.

– Удивительная вода, никак не закипает, – говорили они.

Им было невдомек разжечь костер побольше. Вокруг него хлопотали две пожилые пары, их дети были уже большими. Дети были симпатичные, особенно сыновья. Дочки слишком упитанные. Они собирали сучья для костра и несли их у своей груди, как кукол. Где-то работал мотор, словно швейная машина. Из-за мыса быстро выскочила лодка, можно было подумать, что ее оттуда вытолкнули. На взлете она блеснула, а потом стала падать и стремительно пронеслась мимо, как будто прямым путем вниз, только корма ее держалась на воде.

Пелтола нагнулся и взял камешек – на память, но тут же метнул его в озеро метра на три и пошел к своей машине. Он заметил, что шагает в одном темпе с мужчиной на дороге. Это стало неприятно. Он попробовал изменить шаг, и опять оказалось, что теперь идет в ногу с молодым человеком, который семенит короткими шажками, волоча из лесу сухостой для костра.

Грузовик с песком был уже на противоположном берегу. Оттуда переправлялись рейсовый автобус и две маленькие машины. Здесь ожидала переправы легковушка, которую вела женщина средних лет. В машине никого больше не было. Паром вел паренек. Пассажиры автобуса фотографировали его и болтали. Они курили и говорили, выпуская изо рта дым. Кондукторша автобуса была в серой форме. Сюда входила и маленькая продолговатая шапочка-лодочка, которая держалась на голове, только если прочно прикрепить ее шпильками к прическе. Девушка была некрасива. Автобус, рыча, съехал с парома. Шофер высунул голову из бокового окошка и озабоченно оглядел сторону автобуса во всю его длину. Кондукторша повисла на поручнях открытой двери и осмотрела автобус с другой стороны. Дама въехала на паром, Пелтола за ней. Женщина не выходила из машины, она взяла с сиденья рядом женскую газету и стала читать. Мужчина такого не сделал бы, но у него и нет столь притягательной газеты. Дама отложила сложенную вдвое газету и съехала с парома, не задерживаясь ни на миг.

Участок дорожного строительства напоминал дорогу в Суомуссалми после боев во время «зимней войны». Она была забита вполне пригодным оборудованием: два грузовика, трактор-тягач, обычный трактор с камнеуборочной машиной на прицепе. Поливальная машина орошала дорогу, тут употреблялась прекрасная вода. Строители загородили турникетом левую сторону, и один из рабочих управлял движением с помощью ручного жезла. У них были красные фуражки с козырьками. Кое-чего им не хватало, а именно грабель для щебенки и дорожного катка. Они были еще на подходе за полкилометра. Так как прибывшие попали в толчею, то не сумели разобраться своими силами и позвали инженера посоветовать и начертить на бумажке, что тут надо делать. Вторая поливальная машина шла навстречу. Она иссякала. Шофер съехал в сторону, проворно соскочил на дорогу и начал ногой обстукивать покрышки. Он осматривал машину, как самого себя в зеркале.

Было облачно. Типичный день середины лета. Ранним утром – ни облачка. Часам к восьми можно было разглядеть первые барашки у самого горизонта. За утренние часы их поприбавилось. К одиннадцати появилось три-четыре облачных круга, и уже покрупнее. Зенит был свободен. А после полудня облака заполнили весь небосвод. К вечеру они исчезнут, разве что останется перед заходом солнца одно облачко величиной с кулак. Оно потемнеет в сумерках. Так цветет небо.

СПРАВКИ ОБ АВТОРАХ

СЮЛЬВИ КЕККОНЕН (1900—1974). Детство и раннюю юность провела в деревенском доме на Карельском перешейке, где в 1918 году окончила школу. Занималась в художественно-промышленном учебном заведении. Начало литературного творчества – сборник афоризмов и размышлений «Кристаллы» (1949). Поэтическими воспоминаниями о детстве и юности навеяна книга «Домашний колодец» (1952). В романе-воспоминании «Коридор» (1955) объектом доброжелательного и неторопливого наблюдения становится больница, жизнь и труд медиков. Наиболее известно произведение С. Кекконен «Амалия» (1958). Подробно и со знанием дела описывает С. Кекконен жизнь своей героини, наполненную тяжелым, но радостным трудом, искусно раскрывает внутренний мир, психологию финской крестьянки. Со страниц «Амалии» веет суровой поэзией трудовой жизни, строго регламентированной сменой времен года. Повесть С. Кекконен переведена на восемь языков, в том числе на русский (М., 1960). Последние годы жизни Сюльви Кекконен, супруги президента Финляндии У. К. Кекконена, были посвящены общественной деятельности.

ПААВО РИНТАЛА родился в 1930 году в семье агронома. Отроческие годы провел в городе Оулу, где окончил школу. В университете изучал теологию и психологию. Работал на сплаве и на стройках, был штатным драматургом при театре. Выпустив в свет первый роман в 1954 году, П. Ринтала целиком отдается литературной и общественной деятельности. За двадцать лет он опубликовал более пятнадцати произведений, по преимуществу романов, написал также несколько пьес. Сейчас П. Ринтала – один из ведущих демократических писателей Финляндии и активный участник движения сторонников мира.

Ринтала-романист пишет широкие эпические полотна, черпая материал для них в гуще народной жизни. Таков роман «Забастовка» (1956), повествующий о борьбе рабочих города Кеми́ за свои права в 1949 году. В романе, как обычно у Ринтала, много персонажей, и авторское сочувствие на стороне социальных низов. Таков и роман «Мальчишки» (1957), в котором воссоздана картина города Оулу времен последней войны и взрослеющих в этой атмосфере детей. Судьба двух из них прослежена в романе «Смерть маленького чиновника» (1959). В трилогии «Бабушка и Маннергейм» (1960—1962) Ринтала создает сатирический образ воинственного маршала, противопоставляя ему характер рабочей женщины.

Выход в свет почти каждой книги Ринтала сопровождался спорами в печати и радио, но наибольший общественный резонанс вызвали роман «Лейтенант разведки» (1963) и повесть «Слуги в седлах» (1964). В романе писатель продолжает развенчание войны с позиций активного демократического гуманизма. Глубокое моральное падение лейтенанта Такала является прямым следствием войны как совершенно безнравственного и бесчеловечного предприятия.

Конфликт повести «Слуги в седлах» также нравственно-социального порядка, но здесь он разрешается в условиях мирной жизни. Инженер Хейкки Окса, занимающий высокий пост в правительственном учреждении, как бы прозревает от многолетней нравственной слепоты, позволяющей ему пассивно способствовать злу. Автор переводит конфликт в жгучую современную проблему об ответственности человека перед своим народом, перед всем миром. Одновременно повесть отражает состояние умов финской интеллигенции: с одной стороны, «большевикофобия», которую долгие годы насаждала реакционная пропаганда, с другой – духовное прозрение людей, понявших бесперспективность и опасность подобных взглядов. Повесть вызвала жаркую полемику в финской печати.

В 1966 и 1967 годах П. Ринтала создает две книги – «Солдатские голоса» и «Голоса войны и мира», – написанные в ином стиле. В них широко использована техника магнитофонной записи. Это воспоминания финских солдат о войне – в первой, и разговоры о современном обществе потребления – во второй. Эту же технику и стиль Ринтала применил при создании своей «Ленинградской симфонии судьбы» (1968)[53]53
  Русский перевод опубликован в журнале «Север», 1970, № 1, 2.


[Закрыть]. Коллективный герой книги – жители осажденного города, мужество и высокую человечность которых прославляет писатель. В публицистическом пафосе «Ленинградской симфонии судьбы» еще раз проявились идеалы активного гуманизма писателя.

ВЕЙО МЕРИ родился в 1928 году в семье кадровых военных. С 1948 года изучал в университете исторические науки, после чего работал в издательствах. Творческий путь В. Мери начался в 1954 году. Его литературным предшественником можно считать Пентти Хаанпя, а сам писатель в числе своих любимых авторов называет М. Лассила и Н. В. Гоголя. Пишет в основном о войне и о военных. Герой первого сборника новелл «Чтобы земля не зеленела» (1954), солдат, без цели слоняется в прифронтовой полосе. Сержант Лаури Ояла из романа «Квиты» (1961) вообще уходит с фронта домой и два самых жарких в крестьянском хозяйстве месяца живет у матери, участвуя в уборке урожая. В романе показывается неразбериха в отступающей финской армии, страх солдат, их нежелание продолжать войну. Роман «Квиты» вышел на нескольких языках.

Проведенное вблизи казарм детство дало В. Мери материал для изображения мирных армейских будней. Быт и нравы военного городка в восприятии десятилетнего школьника составляют содержание романа «Сын сержанта» (1971). Повесть «Шофер господина полковника» (1966) и «Рассказы одной ночи» (1967) изображают представителей финской армии в комическом и сатирическом свете.

В. Мери развенчивает миф об армии, он показывает войну лишенной благородного ореола и высокого смысла. Наиболее известен его роман «Манильский канат» (1957) – о злоключениях возвращающегося с войны солдата. Роман переведен на пятнадцать языков, в том числе на русский.

Повесть «Шофер господина полковника» содержит много комических ситуаций, как реальных, так и рожденных воображением военного шофера Пелтолы. Здесь, как и в некоторых других своих книгах, Мери использует отдельные приемы поэтики сюрреализма. Это и «поток сознания» с ассоциативным рядом, в котором соединены в ошарашивающую читателя смесь лирика и грубость, реальность и фантастика. В такой «поток сознания» Пелтолы превращается все виденное им на дороге между Хельсинки и деревней, откуда он должен вывезти полковника. Это и «черный юмор», окрашивающий «поток сознания» Пелтолы, и сны, виденные им. Кульминационная точка повести в эпизоде, где полковник у порога своего дома в Хельсинки замечает отсутствие портфеля с деловыми бумагами и хладнокровно отправляет за ним Пелтолу обратно в многокилометровый рейс, – тоже в стиле «черного юмора». В основе повести – реальные события и люди. Соединение этих двух стилистических планов и создает своеобразие «Шофера господина полковника».

СОДЕРЖАНИЕ

С. КЕККОНЕН. AMАЛИЯ. Перевод В. Богачева.

П. РИНТАЛА. СЛУГИ В СЕДЛАХ. Перевод Л. Виролайнен.

В. МЕРИ. ШОФЕР ГОСПОДИНА ПОЛКОВНИКА. Перевод О. Хузе.

А. Хурмеваара. СПРАВКИ ОБ АВТОРАХ.