Текст книги "Друзья с тобой: Повести"

Автор книги: Светлана Кудряшова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

ПОХИТИТЕЛИ ЖЕЛЕЗНОГО ЛОМА

Лешка царапал парту ногтем и тоскливо смотрел вокруг. Он совсем не знал, с чего начинать решение задачи.

– Не теряй времени попусту!

Анна Васильевна остановилась возле Кондратьева.

– Прочти задачу внимательно, вдумайся.

«Хоть сто раз читай и весь день думай, толку не будет», – пробормотал про себя Лешка.

Скрипели перья. Шелестела бумага. Все решали, а Лешка сидел и страдал. Федя взглянул на него, но сразу же отвернулся: вчера они поссорились из-за Ермиловнина железа. Федя заметил унылый Лешкин вид и забеспокоился. Опять Кондрат двойку получит!

Он снова осторожно обернулся и быстро показал шесть пальцев. Лешка недоуменно пожал плечами: ничего, мол, не понимаю.

– Шесть частей, – еле слышно прошептал Федя. – Задача на части.

Лешка долго смотрел на него, затем, вспомнив что-то, радостно улыбнулся.

Когда он снова принялся за задачу, то прочел ее именно так, как советовала учительница.

Елки-палки! Да тут сложить всю пшеницу и разделить на шесть частей! Ну, как это он не догадался раньше?!

На перемене Лешка как ни в чем не бывало подбежал к Феде.

– Давай сегодня вечером к Ермиловне смотаемся… Я уже все приготовил.

– Кондрат! – взмолился Федя. – Брось ты эту Ермиловну!

Лешка сказал, что обязательно бросит, вот только заберет трубу, самовар и подсвечники. Ведь для тепловозов медь очень нужна, а Ермиловне совсем ни к чему. Если бы Федя с ним пошел, они бы больше набрали всяких старых тазов и кастрюль. Все равно рано или поздно Ермиловна их выбросит.

Тут разговор прервался, потому что зазвенел звонок.

– Так я за тобой зайду вечером, – шепнул Лешка. – Жди.

В сумерках он три раза свистнул под окном Феди. Тот беспокойно посмотрел на Тамару Аркадьевну и незаметно проскользнул в дверь.

Как же не хотелось Феде идти в ненавистный Ермиловнин сарай! Однако, если он не пойдет, Лешка отправится туда один. И ведь для звена старается человек, для всего отряда в конце концов! Федя вздохнул тяжело и спустился с крыльца.

Эх, был бы дома отец, сейчас бы все рассказать ему. Вместе и решили бы, как быть.

Лешка неслышно подошел к Феде.

– Скорее, Комар ждет.

Федя колебался.

– Давай лучше завтра, – робко предложил он.

– Завтра! – Лешка сердито засопел. – К ней уже девчонки из другой школы приходили. Комар сам видел. Вот посмотришь, она им все отдаст!

И Федя решился.

…Темнота и спокойствие царили на улице и на Ермиловнином дворе.

Лешка осторожно свистнул. Комар вынырнул из темноты сердитый. Что, Лешка захотел разбудить бабушку? Ишь, рассвистелся!

Мальчишки осторожно перекинули через забор принесенные Лешкой мешки и веревки. Лезть во двор Комар решительно отказался, лучше он останется у забора и будет принимать мешки с железяками.

Только Лешка влез на забор, как во дворе залаял Дик. У Феди захватило дух, а Комар моментально исчез. Честно признаться, Феде очень хотелось последовать его примеру, но не бросишь же Лешку одного на заборе! А тот громким шепотом увещевал Дика и даже бесстрашно прыгнул во двор.

– Комар! – тихонько позвал Федя. – Да иди сюда! Уже испугался…

– Кто испугался? Я просто в сторону отошел.

Федя тоже перебрался во двор. Мальчики неслышно прокрались к сараю, ощупью нашли место, где сдвигалась трухлявая доска.

– Сдвинуть вторую, и порядок, – прошептал Лешка. Он достал из кармана толстый гвоздь, подсунул в щель и нажал. Доска затрещала, заскрипела, заворчал Дик.

Зачем Федя сюда пришел? Знала бы бабушка, знал бы отец…

– Лешка, – прошептал он взволнованно, – ну его, этот сарай… Точно жулики какие! Давай обратно, пока Ермиловна не вышла.

– Так и знал!

В голосе Лешки было столько негодования, что Федя поежился.

– Возьми платок и вытри слезы, – сурово предложил Лешка. – Бабушкин внук!

Он попыхтел, возясь с доской.

– Осел ты дурной, вот кто! Мы металл для тепловоза достаем, а он – жулики!

Федя молчал, удрученный. Лешка наконец отодвинул доску, протиснулся в щель. Федя последовал за ним.

Долго блуждали они в кромешной тьме сарая, больно натыкаясь лбами на бревна и шесты, но упорно продолжая поиски. Потом, по предложению Лешки, обшарили руками земляной пол. Все безрезультатно.

– Да что она, эта ехидная Ермиловна, перепрятала, что ли, железяки?! – забыв про осторожность, воскликнул Лешка, и Феде послышались слезы в его голосе. Удивиться этому он не успел: загремело железо, неистово залаял Дик, жалобно, тихо застонал Лешка.

Федя стоял в темноте не дыша. Он с ужасом ждал появления Ермиловны. А может, она уже здесь? Может, уже схватила Лешку? Но вокруг снова тишина, темнота. Потом рядом он услышал Лешкино дыхание.

– Федор, где ты? – долетел до его слуха громкий шепот. – Вот они, железячки…

Они спешно набивали мешок ломом. Сначала в руки лезли миски, тазы, кастрюли, а уж за ними нащупали желанный самовар и целый десяток бронзовых подсвечников. Лешка ликовал; радовался и Федя, отбросив все свои сомнения. Оставалось отыскать медную трубу. Но она пропала. Ну провалилась сквозь землю, и все! Нечего делать – пришлось отказаться от трубы. Взвалили мешки на плечи, с трудом вытащили их из сарая, соблюдая величайшие предосторожности. У забора едва слышно окликнули Комара.

Молчание. Тьма. Черное беззвездное небо нависло над притихшей землей.

Комар не откликнулся ни на зов, ни на свист.

– Сбежал! – с горьким презрением бросил Кондратьев и пообещал расквитаться с Комаром в недалеком будущем.

Но вот уже трудная и опасная переправа мешков через высокий забор позади. Мальчишки вздохнули с облегчением. Отойдя подальше от Ермиловнина двора, они остановились передохнуть.

– Федя, посмотри-ка, что у меня на лбу? – попросил Лешка.

Горев подвел Лешку к фонарю.

– Ого, вот так шишка! Пятак приложи, – посоветовал он сочувственно. Пятака не было, у Феди нашлись три копейки. Он потер ими Лешкину шишку. Но Лешка сказал, что ничего не помогает и лучше бросить это лечение и идти к Зинке, потому что наступила ночь.

У Феди заныло сердце; что он скажет Тамаре Аркадьевне? Ночью он еще никогда не возвращался. Теперь она обязательно пожалуется на него отцу. Совсем недавно отец уже расстроился из-за него. Федя вбежал в дом – торопился взять книгу, Симочка ждала у ворот – и забыл вытереть ноги, а Тамара Аркадьевна только что вымыла пол. Федя ничего не заметил; ни чистого пола, ни своих грязных следов на нем. Он схватил книгу, побежал к двери и тут столкнулся с Тамарой Аркадьевной.

– Ну что за мученье! – воскликнула она чуть не плача. – Сегодня наследил, вчера разбил чашку и вытерся чайным полотенцем!

– Я вытру… я сейчас вытру, – еле слышно произнес он. Она, наверно, не расслышала его слов – ушла рассерженная. А он стоял с книгой в руках и растерянно смотрел на свои грязные следы. Как это у него получается все не так? Он очень старается быть хорошим!

Пришел отец.

– Рыжик, как же это ты, братец?

Федя молчал.

Он отдал книгу Симочке и вернулся. Еще в передней Федя услышал громкий голос Тамары Аркадьевны. Федя снял ботинки и в одних носках стоял на чистом сыром полу, Стоял долго – все не решался войти в комнату. Устал, сел на маленькую скамеечку, пригорюнился. Так его застал отец.

– Ты тоже обиженный? – невесело усмехнулся он.

– Стоп! – прервал Федины печальные размышления Лешка. – Пришли.

Мальчуганы с надеждой всматривались в закрытые ставнями окна Зины. Так хотелось увидеть хоть маленькую полоску света, один-единствениый лучик! Но ставни закрыты наглухо, и томительная тишина царит и на улице, и за ставнями.

– Вот вредная! – возмутился Лешка. – Сама же напросилась со своим сараем, а подождать немножко не может!

Неужели их треволнения, их неимоверные старания пропадут даром? Если Зинка спит, куда они денут свои мешки с ломом! Ни Феде, ни Лешке дома с ними показываться нельзя.

Кондратьев осторожно оттянул ставню. Показалось или действительно блеснул свет? Лешка дернул ставню, и изумительная, чудесная полоска света ясно засветилась под ней.

– Я всегда думал, что Зинка самая толковая девчонка в классе! – горячо шепчет Лешка.

Федя не согласен, – самая лучшая не она, самая лучшая – Симочка. Но возражать не стал – не до этого.

Лешка прижался к ставне и тихо позвал.

– Зина!

Молчание.

– Зинка, – погромче произнес Кондратьев.

Никакого ответа.

– Зинка!!! – рассердился Лешка.

Наконец-то его услышали!

– Кто там? – спросил тихий Зинин голос за закрытой ставней.

– Это я, Кондратьев. И Горев еще… Мы лом принесли.

– Ты не кричи, ты бабушку разбудишь, – жалобно попросила Зина. – Вы чего так поздно? – полюбопытствовала она, открывая сарай.

Лешка закашлялся, Федя засопел.

– Пока собирали… – пробормотал Федя.

– А где вы собирали?

– Везде, где попало, – небрежно ответил Лешка. – И чего ты пристала? Ты лучше открывай скорее.

ВЕСЕЛОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Совет отряда 4 «А» принял единогласное решение провести предстоящее воскресенье у Симочки. Анна Васильевна посоветовала пригласить Николая Егоровича Горева. Договорились, кто будет петь, кто танцевать. Таня обещала прочесть отрывок из рассказа писателя Носова «Дружок».

Когда ушли с совета звеньевые-мальчики, Таня таинственно посмотрела на девочек и предложила устроить в воскресенье чаепитие. Предложение было встречено о восторгом, и было решено скрыть все от мальчишек и Анны Васильевны до последней минуты.

На другой день девочки собирались на переменах кучкой, шептались, загадочно поглядывали на мальчишек, Лешка презрительно улыбался, но почему-то все время находился вблизи шепчущихся девочек. Те его прогоняли. Лешка независимо говорил, что ходит, где хочет, а до девчонок ему никакого дела нет. Наконец он не выдержал, отозвал в сторону Федю и шепотом спросил:

– Ты не знаешь, чего они?

Федя не знал. Лешка предложил допытаться у Симки. Федя попытался, но она коротко ответила:

– Потом узнаешь. В воскресенье.

Ждать до воскресенья было очень долго, Федя и Лешка отправились за выяснением к Тане. Она смеялась и говорила, что в воскресенье мальчишек ждет что-то интересное.

Мальчишки сгорали от любопытства, а девочки с откровенным удовольствием посмеивались над ними. Тогда мальчики обиделись, но девочки не обращали на них внимания. Им было не до мальчишек -в субботу было решено стряпать пирожные для воскресного чаепития. Как это делается, никто не знал, кроме Тани.

Наступил субботний вечер. Стол в кухне у Симочки был завален всякой снедью: вареньем, маслом, яйцами, орехами, мукой. Девочки суетились, опрокинули банку с вареньем, к счастью, на стол. Просыпали муку. Пришла Таня, велела всем девочкам надеть передники и повязать косынки. Каждой она дала задание: Лена размешивала муку с маслом, Зина толкла орехи в большой медной ступке, Надя растирала желтки с сахаром. Девочки очень старались: стряпать всем нравилось. Совсем, как большие!

А Симочка в это время смотрелась в зеркало. Когда Таня, заколов ей на затылке толстую косу, чтобы не мешала, взглянула на нее и воскликнула: «Симочка, как тебе хорошо с прической!» – она не утерпела – побежала к зеркалу посмотреть!

Посмотрела прямо, потом сбоку, потом попыталась заглянуть сзади, наконец поднялась на носки и важно прошлась перед зеркалом, заложив руки в кармашки белого домашнего фартучка. Так ее и застала Таня.

– Бесстыдница! Она в зеркало смотрится, а у нас тесто не получается! – Таня говорит сердито, а глаза ее смеются.

Симочка покраснела, виновато пробормотала:

– Ой, Таня, какая я…

И убежала.

Тесто действительно не получалось. Лена устала перемешивать муку с маслом и для облегчения налила туда воды. Таня узнала – всплеснула руками: все пропало! Девочки бросили свою работу, окружили Таню и Лену. Надя, сердито сверкая черными глазами, наступала на Лену:

– Что теперь делать? Что?

Бедная Лена готова была заплакать, да в кухню вошла Симочкина мама.

– Ничего страшного, – сказала она и обещала быстро исправить ошибку Лены.

Изумительный запах шел из духовки – румянился бисквит. А один уже стоял на столе, прикрытый белоснежной салфеткой. Высунув кончик языка от старания, Симочка толкла сахарный песок с мандариновыми корками – для украшения бисквита.

В кухню заглянул Максим. Удивленно остановился у порога– что за пир готовится? Узнав, потоптался около Симочки и тихонько спросил, нет ли чего-нибудь попробовать. Симочка дала ему кусок подгоревшего кренделя. Он съел и попросил еще. Но ему больше не дали, зато пообещали, что завтра угостят на славу. Он будет у них почетным гостем.

Ну вот все и готово! На верхней полке буфета красуется изумительно вкусное печенье. Девочки расходятся по домам.

…Сумеречно в комнате. Горит ночник на мамином столике. Симочке не спится. Она тихонько встает с постели и босиком крадется к буфету – еще раз полюбоваться на изделия своих рук.

Вот этот красивый кренделек она положит Феде Гореву. Нет, как замечательно Таня все придумала! А мама так много помогла им… Она, кажется, даже не пообедала…

Симочка неслышно подходит к матери. Спит?

– Мамочка…

Она произносит это едва слышно, но мать открывает глаза. Симочка юркнула к ней под одеяло, нашла материнскую руку и крепко сжала в ладошке ее указательный палец.

– Мамочка, ты устала? – шепчет Симочка.

– Немножко, – так же тихо отвечает мать.

Дочка приподнимается на локте и тревожно заглядывает в материнское лицо. Даже в полумраке Симочка видит темные круги под глазами матери.

Ой, пусть мама спит завтра подольше. Серафима все сделает сама: сварит суп, приготовит жаркое, приберет квартиру.

Симочка помолчала минутку и снова зашептала. Завтра мама увидит Николая Егоровича Горева. Симочке он очень нравится. Недавно она пришла к Феде, стала снимать в передней калоши и вдруг слышит, как Николай Егорович в комнате говорит:

– Феде любовь нужна, теплота сердечная, а не морали и нотации. Ты же видишь, что тоскует он по бабушке, по родному краю. Приголубить его надо.

– Его и приголубить-то трудно, -возразила Тамара Аркадьевна. И вспомнила, как Федя еще на вокзале отвернулся от нее, а дома притворился спящим. Это, говорит, на Севере его настроили против нее.

Николай Егорович перебил Тамару Аркадьевну, заговорил горячо, укоризненно. Наверно, очень огорчился. Симочка поспешно надела только что снятые калоши и шагнула к входной двери. Но все-таки услышала, как Николай Егорович сказал, что на таких женщинах, как Марфа Тимофеевна, белый свет держится, что в колхозе она самый уважаемый человек и большая, беззаветная ее любовь к людям сделала счастливым Рыжика и сейчас греет всех, кто рядом с ней. Дальше Симочка уже не слышала -она тихо вышла и прикрыла за собой дверь.

– Спи, полуночница! – сказала недовольная мать, -Все ты перепутала, ничего не поняла… И что за манера входить к людям без стука.

Симочка хотела оправдаться, сказать, что стучалась, но очень захотелось спать. Она прижалась покрепче лицом к маминой щеке и сладко уснула.

Утром ее разбудила Таня. Мама давно хлопотала на кухне, даже Максим помогал, а она спит. Ой, почему ее раньше не разбудили? Симочка вскочила, наскоро оделась и забегала по комнате. Пришел Максим.

– С добрым утром, председатель! – миролюбиво сказал он.

– С добрым… Иди к себе. Не до тебя.

Она торопливо заплетала косы. Но со своей помощью Симочка опоздала – мать и Таня все сделали.

Пришел Федя. Симочка едва дала ему раздеться и повела к буфету смотреть бисквиты, крендельки и сухарики.

– Красивые? – гордо спросила она.

Федя, восхищенный, ответил, что очень красивые. Минуту Симочка молчала. Она так старалась сдержаться и не раскрыть тайны чаепития, но не смогла! Улыбаясь и морща вздернутый нос, она сказала ему на ухо:

– Это для Анны Васильевны и для вас, мальчишек.

Федя был изумлен. Федя был очень рад. Симочка поняла это по его лучистым глазам. Он сказал:

– Вот это да!

Федю позвала Таня – надо было приколотить большой красивый плакат «Добро пожаловать на наше веселое воскресенье!».

Он приколачивал, Таня подавала гвозди, а Симочка прыгала вокруг них и пела веселую песню, которую тут же сочинила. В песне говорилось, что Максим нарисовал замечательный плакат; который прибил хороший человек Федя Горев, и сейчас начнется веселое воскресенье.

Гости начали сходиться задолго до назначенного срока. Но предусмотрительные хозяева были готовы к встрече. Лешка Кондратьев явился в новой белой рубашке и выглаженном пионерском галстуке. Держался он степенно, зря не смеялся, на болтающих веселых девочек смотрел с явным неодобрением. Миша пришел радостный: бабушка сшила красивый костюм для матросского танца. Уж он станцует его отлично, раз есть костюм! Он сразу же переоделся, надел круглую шапочку с пушистым помпоном.

Коля Сомов пришел с баяном. Наконец прибыли Николай Егорович и Анна Васильевна. Ребята притихли. Тут притихнешь, когда рядом с тобой высокий седой человек в парадном военном кителе, увешанном орденами и медалями. Федя сидел рядом с Лешкой и восхищенно смотрел на отца: «Ты совсем замечательный, папа, и очень мне нравишься», – говорили его глаза.

Николай Егорович рассказывал о своем быстром самолете, на котором за час он пролетает больше тысячи километров. Он попросил лист бумаги и начертил схему управления. Мальчишки окружили Горева, без передышки расспрашивали, как переключить скорость, как идти на посадку, как набирать высоту. Когда девочкам удалось пробиться к Николаю Егоровичу, они стали расспрашивать его о городах, в которых ему довелось побывать. В конце концов Анна Васильевна увела Николая Егоровича, усадила на удобный диван и велела ребятам оставить его в покое.

Таня подала Коле знак. Тот взялся за баян. Миша поправил шапочку, оглядел костюм и вышел на середину комнаты.

Сомов проиграл вступление, первый такт, второй, а Миша все не начинал танца. Коля удивленно взглянул на него.

– Ты чего? – громким шепотом спросила Таня Мишу.

– Места мало, – пробормотал тот.

Раздвинули стулья, убрали тумбочки с цветами, вынесли стол. Снова заиграл Коля веселое «Яблочко». Миша оглянулся на Таню, улыбнулся и сорвался с места.

– Ай да танцор! – воскликнул Николай Егорович, наблюдая, как Миша старательно отбивал чечетку. Услышав похвалу, Миша пустился вприсядку, да так лихо, что чуть не сбил с ног подвернувшуюся Надю Асафьеву.

– Рыжик, – Николай Егорович просительно взглянул на сына, – тряхни стариной – сыграй-ка северную плясовую!

Все повернулись к смущенному Феде. Как, он умеет играть на баяне? И молчал?!

Коля уже тащит Феде свой баян, Симочка подвигает стул. Нечего делать – придется играть. Но он уже давно не играл.

Федя взял в руки баян и притих, вспоминая песню, что лилась белыми ночами над озером, над лесной поляной, где собирались девушки и парни с гармошкой.

…Вдруг запахло черемухой. Вот они, мокрые от весеннего дождя черемушные белые гроздья заглядывают в окошко. А вот и песня, негромкая, спокойная, донеслась до крылечка, где Федя сиживал с Иванкой длинными летними вечерами. Точно шептались в лесу деревья. Точно мягко похрустывал мох. А вот побежала быстрая лесная речка, бурливая, своенравная. Упала со скалы и бежит дальше. Звенит, смеется…

Звенит, смеется баян, и кажется Феде, что он снова в родном селе…

– Ну, Рыжик, – сказал Николай Егорович благодарно, – удружил, братец. А ну-ка веселей!

Горев вышел на середину комнаты, и дробно застучали каблуки его сапог, зазвенели медали и ордена на груди. Тряхнул он головой и запел песню о том, как ловили рыбаки рыбу, а молодушки красны девушки их ждали и плели сети.

Ему бурно аплодировали. Он сел на диван, улыбаясь, вытирая платком лоб. Симочкина мать заиграла на рояле старую пионерскую песню про картошку и костер. Анна Васильевна запела, ребята подхватили. Они уселись вокруг Николая Егоровича– на диване, на коврике около дивана. Симочкина мама поглядывала на ребят, и глаза у нее были мечтательные, ласковые. Дочка знала, что мать вспоминает сейчас свою пионерскую юность. Она ведь тоже когда-то была пионеркой и мечтала у ярких пионерских костров о героическом будущем. Таня незаметно позвала Симочку – пора накрывать на стол.

Вскоре к ним присоединилась мать Симочки. Она кое-что переставила, кое-что добавила. Велела Тане поставить на стол вазу с мимозами, которые принес Николай Егорович, Симочке – положить на каждую тарелку бумажную салфетку и после этого разрешила позвать гостей к столу.

Анна Васильевна не поняла: какой стол? Таня показала – вот какой! Стряпали девочки. Пусть Анна Васильевна попробует и оценит.

Шумной гурьбой ввалились мальчишки, ведя за руки Николая Егоровича. Сзади скромно шли девочки. Они предвкушали радостное удивление, с которым мальчишки остановятся у стола.

Учительница тут же, у красивого стола, поблагодарила девочек, Таню, Симочкину маму.

– Мальчики, вы со мной согласны? – спросила Анна Васильевна. Они, конечно, были согласны!

– Вот чего они шептались! – догадался Лешка, – Федор, помнишь? А толково придумали! – И Лешка первый уселся за стол.

Федя и Лешка сидели рядом, уписывали пирожные и крендели.

Лешка все спрашивал у Зины:

– А это ты пекла? А это?

Зина гордо отвечала, что пекли все вместе.

Симочка разливала чай и громко приговаривала:

– Чай, настоящий краснодарский чай! Самый вкусный в мире!

Наверно, чай был на самом деле очень вкусен, потому что Симочка не успевала его наливать в чашки. Вазы с бисквитами быстро пустели. Анне Васильевне и Тане то и дело приходилось их пополнять.

– Сима, а правда вы сами? – недоверчиво спросил Коля.

Симочка даже обиделась. Не верит? Пусть спросит у Тани, у мамы, у Максима, наконец.

И тут Таня оглядела сидящих за столом и вышла из комнаты. Любопытная Симочка немедленно последовала за ней. Таня прошла в кухню. Там у стола сидел в одиночестве Максим. О нем все забыли. Вот тебе и почетный гость! Конечно, стенгазета им сейчас не нужна.

– Чего ты здесь прячешься? – немножко виновато спросила Таня. – Пойдем к нам.

– Не пойду…

Таня подошла, взяла Максима за руку, потянула. Он нехотя встал, нехотя сделал шаг, другой. Так Таня довела его до двери.

Подбежали девочки, без разговоров схватили строптивого Максима за руки и со смехом повели в столовую.

– Максим! – крикнул Лешка. – Садись с нами.

– Нет, лучше иди к нам, – предложил Коля. – Здесь пирожные близко.

Максим, смущенный всеобщим вниманием, поспешно уселся рядом с Федей и склонился над стаканом. Впрочем, о нем опять забыли: Таня читала смешной рассказ о мальчишках, которые везли в дачном поезде в чемодане собаку Дружка. Щенок выл; чтобы заглушить его вой, мальчишки всю дорогу читали по очереди стихи. Когда все стихи были прочитаны, мальчуганы принялись декламировать песни. Таня так забавно показала, как они это делали, что все громко и долго смеялись.

Расходились, когда уже кончался зимний недолгий день.