Текст книги "Друзья с тобой: Повести"

Автор книги: Светлана Кудряшова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЛОМ И АРИФМЕТИКА

Тамара Аркадьевна сидела с книжкой на диване. Федя два раза прошел мимо. Она его не замечала. Он присел на стул у дивана и стал ждать, не оторвется ли она от книжки – ему надо было поговорить с Тамарой Аркадьевной.

Он один из всего звена не принес в Зинин сарай ни одной железки, ни одного гвоздика. Надя Асафьевна открыто смеется над ним. И Федя решился – пошел в кладовку Тамары Аркадьевны. Он нашел таз и медную кастрюлю. Были они еще целые, но явно старые. Если добавить к ним моток заржавленной проволоки, которую Федя нашел во дворе, будет неплохо. Он сказал об этом Лешке.

– Чего же ты ждешь? Бери кастрюльку и тащи к Зинке, а то твоя Тамара Аркадьевна куда-нибудь ее денет, – посоветовал Лешка. Но Федя сказал, что подождет отца.

– Ну, как хочешь! – досадливо махнул рукой Лешка. – Я вот сегодня в сарай такое приволоку! Приходи смотреть.

Идти смотреть с пустыми руками неприятно, и Федя решил поговорить с Тамарой Аркадьевной. Он сидел и думал, с чего начать разговор. Не рассказать ли про тепловоз? Но Лешка уже пытался однажды, она и слушать не захотела – она машин не любит. Может быть, про Север? Но она всегда вздыхает, когда он рассказывает ей про Карелию.

– Какой суровый край! Тяжело там жить людям.

Федя горячо протестовал. У них богатый колхоз, рыбаки вылавливают много рыбы – сига, лососей. А лес какой! На Дивьей горе сосны в небо упираются. Говорят, что у Черного озера так же красиво, как в Швейцарии.

Он как-то принес ей бабушкины письма и прочел, как прошел в сельском клубе смотр самодеятельности, на котором Иванка лучше всех сыграл на баяне старинный северный вальс. Федя тоже играет на баяне, но до Иванки ему далеко. А в школе ребята поставили спектакль про Незнайку. Очень интересно! Потом он рассказал Тамаре Аркадьевне про старого Тойво. Он лучше всех в округе делает лыжи и финские сани. Недавно колхозники наградили Тойво новым охотничьим ружьем за то, что он поймал большую росомаху.

У Феди горели глаза, но Тамара Аркадьевна оставалась равнодушной. Она никак не могла понять прелести густых, непроходимых лесов, красоты скал, поросших мхом и лишайником, ясной тишины белых ночей. Что хорошего в маленьком деревянном сельце, раскинувшемся на берегу Онежского озера? Почему Федя так любит его?

Федя задумался. Наверно, потому, что живут там бабушка и Тойво, Арсений и Иванка. Потому, что стоит там уютная бревенчатая школа, где так хорошо, так радостно было Феде. И еще потому, что плещется у села светлое Онежское озеро, по которому летом весело кататься на лодке, а зимой на лыжах.

Тамара Аркадьевна в сомнении качала головой. Глухо там. Тоскливо. Ну, еще летом, может быть, ничего. Можно побродить по лесу, но зимой… Нет, она бы не могла там жить. Федя рад, – что приехал к ним?

Да, ему нравится здесь, но на Севере лучше.

В конце концов Федя перестал рассказывать ей про бабушку и Тойво, перестал показывать письма с Севера. И про школу говорить Федя опасался: Тамара Аркадьевна не любила Лешку Кондратьева и запрещала Феде дружить с ним.

– Что ты здесь сидишь? – удивилась она, заметив Федю.

Он сбивчиво начал объяснять про железный лом и кастрюлю, которая в кладовке.

– Ой! – воскликнула она. – Ты, конечно, опрокинул банки с вареньем! – И побежала в кладовку.

Банки, к счастью, оказались целы. Но кастрюльку и таз она не дала.

– Вы бы учились лучше, – недовольно сказала она, – О ломе больше, чем об учебе, думаете. Кондратьев – ответственный, а без двоек не живет.

Федя хотел возразить: у Лешки на этой неделе двоек не было, но передумал – ее все равно не убедишь.

Расстроенный неудачным разговором с Тамарой Аркадьевной, он вышел во двор. Постоял, подумал: с чем же идти к Зине? Потом вытащил из-под крыльца моток проволоки и медленно побрел.

– Это ты столько принес? Так мало?! – воскликнула Зина.

Федя только вздохнул. Подошел Миша. Взвесил в руке моток, пренебрежительно сказал:

– Хо, совсем легкий!

В ворота сильно постучали, и громкий голос Лешки Кондратьева прокричал:

– Эй, Зина-корзина! Открывай ворота!

Зина ворота открыла, но Лешке сказала недовольно:

– Подумаешь… Лешка-картошка!

Кондратьев не обратил никакого внимания на Зинины слова. Он хлопотливо вкатил в ворота тачку, прикрытую мешком.

– Ого, сколько привез! -Миша ревниво оглядел тачку. – Что это у тебя, Кондрат?

Лешкины щеки горели ярким румянцем, глаза радостно сияли.

– Задний мост, вот что!

– Ты что-то опять врешь, – недоверчиво сказала Надя. – Задних мостов не бывает.

Лешка не удостоил ее ответом, только взглянул с сожалением.

– Горев! – закричал он. – Давай помогай! Ух, и тяжелый мостище!

Лешка заставил мальчишек тащить поклажу в сарай. Он оживленно рассказывал, что мост ему дал знакомый шофер, хороший человек. Миша сейчас же спросил, нет ли у этого человека еще какого-нибудь моста. Лешка уверял, что нет, но Миша выпросил адрес и сейчас же ушел.

– Побежал передний мост искать, – засмеялась Зина.

Она была довольна Лешкой: каждый день приносит лом.

Их звено собрало больше всех. Она миролюбиво посмотрела на Кондратьева и в знак расположения предложила ему книжку – почитать.

Тот мимоходом спросил, о ком книжка. Ах, про девочек! Нет, таких он не читает. Девчонки ему и в школе надоели.

Лешка занялся своим мостом и забыл про Зину. А у нее от обиды дрожали губы. Феде стало жаль ее, и он сказал, что книжка «Девочка из города» – интересная, они с бабушкой читали.

– Тут лома мало, а они про книжки, – недовольно заворчал Лешка. – Вот собралось звено – девчонки одни! Только на сборах умеют кричать.

– Иди и собирай, если мало, – сказала Надя.

Кондратьев рассердился и пошел со двора. Девчонки еще будут им командовать! Пусть попробуют без него.

Лешка шел мрачнее тучи. Старается человек для звена, для тепловоза, а его никто не ценит. Так старается, что даже задачи не успевает решать.

Лешка искоса посмотрел на шагавшего рядом Федю и предложил пойти решать задачу вместе. Но Федю ждала Тамара Аркадьевна, и пришлось Лешке решать одному.

Он долго морщил лоб, хмурил брови, сопел, а толку не было. Сеет колхоз свеклу, сажает картофель и капусту. Ну и сажал бы всего поровну. Так нет, понадобилось картофеля в два раза больше, чем свеклы, а капусты в три раза меньше, чем картофеля.

– Поехали с орехами! – расстроенно проворчал Лешка. – Больше, меньше…

Долго думал он над задачей, даже спать захотелось, а придумать так ничего и не придумал. И лежит перед Лешкой чистая тетрадка, и никто тому Лешке не поверит, что он битый час мучился с колхозными овощами и колхозной землей.

Рассердился Лешка: хватит мучиться! Он быстро разделил всю колхозную землю на три равные части – пусть всего будет поровну: и свеклы, и картофеля, и капусты. Так и решил задачу одним действием.

Под вечер пришел Федя, заглянул в Лешкину тетрадь и поразился: вместо десяти частей – три, вместо пяти действий – одно.

– Все перепутал! – огорчился Федя. – Эх, Лешка!

Он сел и стал объяснять Кондратьеву задачу. Объяснял до тех пор, пока тот наконец ее понял и решил сам.

Лешка долго любовался ответом, который был точь-в-точь таким же, как в задачнике. Настроение у него было превосходным. Засунув руки в карманы, он походил по комнате, очень довольный собой и Федей, потом многозначительно взглянул на него и под строжайшим секретом сообщил, что знает местечко, где целая гора всякого лома. И что самое главное -есть медь и даже бронза. Если Федя хочет, он может сейчас же показать это место. Федя, разумеется, хотел.

КОМАР

Приятели перелезли через высокий забор и спрыгнули на грязный двор. Тотчас с громким лаем кинулся к ним лохматый пес. Федя предусмотрительно задержался у забора, а Лешка бесстрашно шагнул навстречу псу.

– Дик, Дикарище! Ты чего, не узнал?

Лешка говорил тихо, настороженно оглядывался. Собака лаять перестала, завиляла хвостом. Кондратьев положил руку на свирепую собачью морду, ласково потрепал.

– Вон сарайчик кривой, видишь? – обратился Лешка к Феде. – Шагай туда, а я Дика пока привяжу.

Федя с уважением посмотрел на Лешку: до чего храбрый!

На двери покосившегося темного строения висел огромный поржавевший замок. Подошел Лешка, шепотом поведал Феде, что в этом сарае, который принадлежит старой Ермиловне, полно всякого железа. Есть здесь и позеленевший помятый самовар, есть медные спинки от старинных кроватей, такие тяжелые, что едва поднимаешь, бронзовые подсвечники и керосиновые медные лампы. А тазов и кастрюль не счесть. Потом Лешка повел Федю к задней стене сарая, отодвинул трухлявую доску и предложил посмотреть.

– Видишь? – неторопливо спрашивал Кондратьев. – Видишь?

Федор ничего не видел.

– Темнота одна, – бормотал он. – Ага, что-то вижу… Бревна, что ли…

– Да ты в другую сторону смотри, вот дурной! – кипятился Лешка.

Федор посмотрел в другую сторону, да задел отодвинутую доску, она упала и больно ударила его по носу.

– Смотри сам, – с досадой сказал Федя и отошел от сарая. И чего смотреть без толку? Надо пойти спросить у Ермиловны разрешения и забрать все добро.

– Так она тебе и даст, жди! – ехидно бросил Лешка. – Ермиловна – зловредная, даром старого гвоздя не дает. Без Комара не обойтись.

Оказалось, что Комар – бывалый парень и знает подход к Ермиловне. Жил он по соседству. К входной двери его дома жеваным хлебом была приклеена бумажка:

«Меняю старые монеты и марки. Спросить Комара».

Комар вышел на Лешкин свист, ведя на веревке маленького пушистого щенка. Свободной рукой Комар придерживал сползавшие штаны. Кондратьев впился в щенка загоревшимися глазами. Он сразу позабыл и про железный лом, и про Федора.

– Комар, где ты взял собаку?!

– Выменял!

Комар с нескрываемой гордостью оглядел свое сокровище.

– Чистокровная овчарка! – сообщил он.

Лешка жестоко завидовал Комару. Он протянул руку, погладил мягкую спину щенка, потрепал его за уши.

– Комар! – неожиданно воскликнул Лешка. – Ты влип!

Огромные черные глаза Комара тревожно взглянули на Лешку.

– Это не овчарка, – торжественно объявил Кондратьев, – это переродок.

Потрясенный Комар бессильно опустился на ступеньку. Несколько секунд он растерянно переводил глаза с Лешки на щенка и обратно. Наконец пришел в себя, вскочил, решительно подтянул штаны и шагнул к Кондратьеву.

– Что ты врешь! – закричал он возмущенно. – Что ты все врешь! Не видишь, что ли, какой хвост?

– А что твой хвост, когда уши главнее! Ишь, болтаются, как тряпки.

Комар стремительно наклонился к щенку, схватил его и дернул за уши. Собачонка жалобно завыла. Комар поднялся.

– Иди отсюда! – грозно сказал он Лешке. Его губы дрожали от негодования. Он вплотную придвинулся к Лешке.

– Иди, говорю, гуляй! – выразительно повторил он.

– А, что с тобой связываться! – не очень уверенно сказал Лешка. – Уйду. Только ты сначала монеты отдай.

– А ты их на марки променял или нет? -возмутился Комар.

– Марки твои дрянь, забирай обратно.

Терпение Комара лопнуло. Он спустил щенка на землю и заорал:

– Сигнал, взять его!

Щенок трусливо прижал уши, перевернулся на спину и поднял все четыре лапы. Сигнал сдавался без боя!

Убитый собачьей глупостью, Комар потерял всю воинственность. Федор, смеясь, наклонился к Сигналу и потрепал его пушистую мордочку.

– Ты, наверно, медвежонок, а не овчаренок, – приговаривал Федя, лаская щенка.

– Слушай, – встрепенулся Комар, – может, он медвежьей породы?

– Сам ты медвежьей породы! – расхохотался в лицо Комару Лешка. И Федя смеялся от души, глядя на маленького, худощавого, расстроенного Комара. А тот, оскорбленный, засунул щенка под мышку и пошел прочь. И тут Лешка вспомнил, зачем они пришли к Комару. Он догнал незадачливого хозяина Сигнала, как ни в чем не бывало дружески хлопнул его по плечу и изложил суть дела.

– Ничего не выйдет, – пренебрежительно ответил Комар. – Ермиловна уже и котят не берет, полную хату их развела.

Но Лешка горячо просил Комара отвести Федю к старой Ермиловне и помочь ему войти к ней в доверие. Комар слушал молча, почесывая у щенка за ушами, потом у себя в носу… И тут Федю осенило: он предложил Комару в благодарность за знакомство с Ермиловной выучить Сигнала охотничьему делу.

Заряд попал в цель. Комар сразу согласился, но затем с недоверием посмотрел на Федю и спросил:

– А сам-то ты понимаешь что-нибудь в охоте?

– Да он же с Севера приехал, – сказал Лешка, с сожалением глядя на Комара. – Он же там всех лисиц перестрелял!

Федя смущенно дернул Лешку за руку. Но тот только отмахнулся и продолжал нести про друга такие небылицы, что у Феди загорелись щеки. Зато грозный хозяин Сигнала поглядел на Федю с явным уважением.

– Кондрат, – спросил он очень серьезно, – а почему Горев рыжий?

– Сам ты рыжий! – сердито оборвал Лешка. – Не видишь, что ли, Федя – каштановый. Поди хоть Симку спроси.

Спрашивать Симку Комар не пошел – поверил так. Он поручил щенка Лешке и предложил Феде сейчас же идти к Ермиловне. Но тут же, сурово глядя на обоих друзей, предупредил, чтобы не жулили, а не то… И Комар показал маленький грязный кулак.

ССОРА С ЛЕШКОЙ

Комар осторожно постучал в низкую темную дверь и тонким голосом спросил:

– Можно?

Дверь открыла сгорбленная седая старуха.

– Чего тебе? – недовольно спросила она Комара. – Сказано было: больше ничего не дам. Кого это ты привел?

Старуха недружелюбно оглядела Федю маленькими бесцветными глазками.

– Бабушка Ермиловна, – вкрадчиво заговорил Комар, – этот пацан привез с Севера сибирского котенка.

Федор тихонько охнул. Старуха недоверчиво оглядела его и ввела гостей в сумрачную грязную кухню. Но дальше порога не пустила. Пока Комар плел Ермиловне про несуществующего котенка редкой рыжей масти с фантастическими полосами на спине, Федя рассматривал Ермиловну и ее неприютное жилище. На кровати с засаленным темным одеялом спали три кошки. Бегали по кухне, задирая друг друга, озорные котята, прыгали на стулья, оттуда на стол и убегали, едва к столу подходила Ермиловна и замахивалась на них грязным полотенцем.

Наконец Комар так заврался, что Ермиловна его остановила, сердито прикрикнув:

– Не обманывай!

Тогда Комар, спасая положение, поклялся, что говорит одну правду, и призвал в свидетели Федю. Тот молчал. Комар пихнул его в бок локтем и возмущенно шепнул:

– Да говори же!

Федя совсем не знал, что говорить. Он отступил от наседавшего Комара да угодил ногой в блюдце с молоком, стоявшее на полу. Блюдце зазвенело, опрокинулось, по полу разлилась молочная лужа. Подбежали три пушистых котенка и, задрав хвосты, принялись лакать молоко из лужи.

Федя испуганно смотрел на лужу. Ермиловна закричала, что они хулиганы и чтоб немедленно убирались с ее глаз.

Присмиревший Комар притащил из сеней тряпку и старательно вытер лужу. Чтоб задобрить рассерженную старуху, он предложил принести дров. Пусть только она даст им ключ от сарая.

Но Ермиловна ключи им не дала, а велела идти на двор и ждать ее там.

– Чую, за какими вы дровами, – ворчала старуха, открывая сарай:

– То вам труба нужна…

– Труба? – недоверчиво переспросил Комар. – Какая труба?

– А про то тебе знать не надо! – отрезала Ермиловна. Она не отходила от дверей, то и дело окликая Комара, шнырявшего по всему сараю. Быстрый и зоркий Комар все-таки успел рассмотреть за бревнами большую медную трубу. Он восхищенно вздохнул и поманил Федю.

– Гляди, – шепнул ему Комар, – это получше подсвечников и кроватей!

Федя в этом не сомневался! Однако долго им любоваться трубой не пришлось: Ермиловна велела им выходить из сарая и нести дрова в кухню.

Дрова сложили у плиты. Запрыгали по поленьям веселые котята. Ермиловна турнула их, а мальчишкам велела уходить. Комар потоптался у порога и спросил нерешительно, надо ли приносить бабушке необыкновенного сибирского котенка.

– Принеси, погляжу, – смилостивилась Ермиловна.

– А вы нам за него трубу дадите, хорошо? – выпалил Комар необдуманно.

– Ишь, чего захотел! И не мечтай! – отрезала старуха. Той трубе цены нет. А он – отдай!

Федя понял, что Комар успеха не достигнет.

– Бабушка Ермиловна, – осторожно начал он, – дайте нам, пожалуйста, хоть подсвечники. Мы собираем медь на тепловоз… Они очень сильные, тепловозы, они…

– Много вас здесь ходит! А до ваших тепловозов дела мне нету. И больше не приходите. И котенка вашего мне не надо.

С этими словами старуха захлопнула дверь, чуть не прищемив Комара, и закрыла ее на щеколду.

– Вот тебе и Ермиловна! – огорченно вздохнул Федя. – Ничего не вышло.

Федины ясные глаза печально смотрели на белый свет. А на белом свете в это время было тоже что-то невесело: тусклые сумерки да холодный мелкий дождь. Очень бы нужно сейчас Феде посоветоваться с бабушкой – посидеть рядом и поговорить. Рассказать ей и про Ермиловну, и про Тамару Аркадьевну – никак не подружится он с нею, никак не выполнит бабушкин наказ: жить с Тамарой Аркадьевной в любви и согласии да отца не огорчать. А про Ермиловну бабушка сказала бы:

– Уйди-ка, Федюшка, от греха!

Тут уйдешь от греха, как же! Лешка Кондратьев сразу же на смех поднимет, а Надя ругать будет, что лому не несет. А где Федор этот лом возьмет, где?

– Ну! – закричал Лешка и побежал навстречу возвращавшимся послам. – Дала вам бабушка железячки?

– Что ты, Ермиловны не знаешь! – бросил на него Комар мрачный взгляд.

– Значит, не дала? – опечалился Лешка и бросил на землю щенка.

– Не дала, – уныло подтвердил Федя.

Лешка плюнул. Его круглое краснощекое лицо выражало глубокое презрение.

– Эх, вы!

Комар возмутился. Он ли не старался, он ли не ублажал эту ехидную Ермиловну! И про котенка врал, и дрова носил! Если бы Федор в молоко не влез, Комар не вернулся бы с пустыми руками.

– В какое молоко? – удивился Лешка.

– В котячье, в какое же? – огрызнулся злой Комар.

Федя вмешался и рассказал Лешке, как врал Комар про какого-то сибирского котенка, которого он и в глаза не видывал. Но Лешка не удивился, не возмутился. Подумаешь, велика беда! Комар для них старался. Лишь бы Ермиловна согласилась меняться, а котенка они всегда достанут. У них на дворе три бродят. А сибирские они или нет – трудно сказать. Ермиловна и сама, наверно, не знает – она ведь в Сибири не бывала.

Комар вдруг вспомнил про трубу. Узнав про такое дело, Лешка заявил, что надо снова идти к Ермиловне, что медь для тепловозов – самое нужное и что такого богатства они больше нигде не найдут. Лешка пошел бы сам и делал все, что она прикажет. Но она его и на порог не пустит, потому что в прошлое лето он обрывал с ее яблони незрелые яблоки, а нынче осенью подкинул ей на порог дохлую крысу. Ермиловна рассердилась на него на всю жизнь.

Выходило так, что Феде и Комару снова придется отправиться к старухе. Но Комар от этого категорически отказался: бесполезно. Федя горячо поддержал Комара.

– Тогда и без Ермиловны возьмем железячки! – Лешка решительно провел рукой в воздухе.

– В сарай, что ли, к ней влезешь? – недоверчиво спросил Комар.

– И влезу!

– К Ермиловне?!

– Да что вы рты раскрыли? Что та Ермиловна – леопард?

– Ну и лезь сам, – решительно сказал Федя, – а я к ней ни за что не полезу.

– Струсил, охотник? – с убийственным презрением спросил Лешка, – И без тебя обойдусь. А ты… ты Сигнала воспитывай! Пошли, Комар!

ТАМАРА АРКАДЬЕВНА СЕРДИТСЯ

Федя постоял перед дверью своего дома, прислушался. Дверь неожиданно открылась. Отец улыбался, ласково смотрел на Федю.

– Ты где это пропадал, блудный сын?

– Папа, ты прилетел?! Ты долго дома будешь?

От радости Федя забыл свои печали. Стоял, не спуская сияющих глаз с отца, и держал его за руку.

– А у нас сбор был, и мы решили строить тепловоз… Завтра контрольная по арифметике…

– Рыжик, давай сбор временно отложим. Борщ стынет.

Так вот чем так вкусно пахнет! Ой, он едва живой от голода. А руки мыть обязательно?

Они вместе пошли к умывальнику, вместе вымыли руки и весело уселись за стол. Отец подвинул сыну тарелку с ароматным борщом.

– Рыжик, а хлеб? – напоминает он.

Ах, хлеб! Ну, чтобы не огорчить отца, можно и с хлебом.

Федя ест вкусный борщ и вспоминает бабушкины северные щи. И отец их помнит? Разумеется, помнит! Вот наступит лето, отпустят Федю на каникулы, и опять махнут они к Онежскому озеру. Будут с Тойво ездить на рыбалку, на охоту пойдут…

Но Тамаре Аркадьевне не нравятся разговоры за столом, поэтому они заканчивают обед молча.

– Федя, – говорит Тамара Аркадьевна, и в голосе ее слышится сдерживаемое раздражение, – ну никак ты не научишься сидеть за столом! Не горбись, не разваливайся… Ты уже не в деревне живешь.

Отец укоризненно взглянул на Тамару Аркадьевну, низко склонился над тарелкой.

После обеда сын садится заниматься – завтра контрольная по арифметике. Отец подсаживается к нему, выбирает самые трудные задачи.

– Как, Рыжик, одолеешь?

Рыжик морщит чистый лоб, пишет на черновике решение, задумывается, зачеркивает, снова пишет. Готово!

– Да ты быстрее меня решил! – радуется отец.

Федя доволен. Расплылся до ушей в широчайшей улыбке. Морщится толстенький нос, лучатся карие глаза. Как хорошо, когда отец дома! Если бы он реже бывал в своих полетах!

Феде очень хочется рассказать отцу про Ермидсшу и ее сарай, полный самого лучшего лома. Но он побаивается, что услышит Тамара Аркадьевна и рассердится – зачем он ходит по чужим дворам. Она еще не видела его промокшее пальто… И про Лешку, и про Комара надо обязательно рассказать отцу. Очень разобиделся Федя на Кондрата. Отец, конечно, в этом деле сразу разберется… Хорошо, если бы Тамара Аркадьевна куда-нибудь пошла. А она и правда куда-то собирается. Надевает перед зеркалом шляпу, достает из сумки перчатки. Федя подвигает свой стул ближе к отцовскому, заглядывает ему в глаза. Они понимают друг друга. Они сейчас поговорят, по-мужски.

Вот тебе и поговорили! Вот. и рассказал отцу про свои дела! Зовет его Тамара Аркадьевна гулять, а Феде сидеть дома одному весь вечер…

– Рыжик, ты как? – нерешительно спрашивает отец.

Феде хочется сказать: «Не уходи, папа, пожалуйста, не уходи! Я очень соскучился по тебе. Я не знаю, как быть с Ермиловиой и Лешкой и где брать железо для тепловоза».

Но Федор молчит и прячет глаза от отца: если тот заглянет в них, сейчас же поймет, как опечален сын, и сам огорчится. А бабушка не велела отца огорчать.

Вдруг отец решительно говорит:

– Куда там идти в такой дождь! И у Рыжика завтра контрольная…

Федя улыбнулся довольный – очень приятно слушать такие слова. Ему-то приятно, а Тамаре Аркадьевне не очень! Лицо ее обиженно вытянулось. Она выходит из комнаты, отец за ней. Федя не слышит, о чем они говорят, но знает, что ссорятся. Ссорятся из-за него.

Кажется, зря он уехал от бабушки. Лешка на него кричит, Тамара Аркадьевна сердится. А вчера обиделась до слез. Подарила Феде очень красивую книжку про мальчика Никиту. Федя искренне сказал:

– Большое спасибо!

И сейчас же раскрыл книгу.

– Ну какой ты, Федя, неласковый. Ты бы хоть раз поцеловал меня! Я с таким трудом купила эту книжку.

А Федя снова сказал:

– Спасибо.

И потупился. Не умеет он целоваться, хоть плачь! И говорить много не умеет. Бабушка как-то сказала:

– Вы с Тойво не сродственники, а друг на дружку схожие: неразговорчивые оба. Лесовики!

Тамара Аркадьевна вошла молча, раздраженно сняла шляпу и раскрыла книгу. Отец походил по комнате, пока не разгладились морщины на лбу, потом подсел к сыну. Они вместе решили все задачи на части, какие нашлись в задачнике, написали диктовку, в которой Федя сделал три ошибки.

– Ох, Рыжик, – обеспокоенно покачал головой отец, – накрутил ты, братец!

Решили ежедневно заниматься грамматикой и пошли вместе ставить утюг, чтобы погладить Федин пионерский галстук. Время от времени отец поглядывал на Тамару Аркадьевну, но она не отрывалась от книги. Когда Федя взялся за иголку, чтобы подшить разлохматившиеся края галстука, она подняла, наконец, голову, посмотрела на него озабоченно и сказала, чтоб оставил, не портил, она сама сделает.

Федя обрадовался, что лицо у нее уже не сердитое и больше она с отцом не будет ссориться. Он сказал, надеясь сделать ей приятное:

– Я сам подошью. Я умею… Меня бабушка научила.

Он подошел к ней, чтобы показать, как шьет, но она, не глядя, сказала:

– Ну, сам так сам. Чего смотреть?

И отвернулась от него.

Вечер прошел скучно. Федя рано улегся спать, так и не рассказав отцу про свои заботы, – не нашел подходящей минуты. Решил сделать это завтра. Но утром отец разбудил сына.

– Рыжик, – шептал он, – Рыжик, проснись! Я опять далеко улетаю. Пожелай мне удачи, сынок!

Федя кинулся отцу на шею.

– Прилетай скорее. Я тебе про Ермиловну не рассказал… – И от всего сердца: – Ни пуха ин пера, папа!