Текст книги "Друзья с тобой: Повести"

Автор книги: Светлана Кудряшова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– О чем? – с тревогой спросил Алеша. – О лекарстве?

Он повернулся к доктору и сказал жалобно:

– Я помалкивал. Она сама догадалась. Что теперь с вами будет?

Доктор сейчас же опустил голову и сложил на груди руки:

– Простите нас великодушно!

Мать очень рассердилась и прощать их отказалась. Алеша и Федор Степанович весь день ходили за ней и угадывали ее желания. Они купили к чаю клубничного варенья, вымыли посуду и полили старую пальму. Они заглядывали в глаза матери с искренним раскаянием и просили сменить гнев на милость.

Наконец мать простила Алешу, а доктора нет. Она сказала, что теперь он вышел у нее из доверия.

Вероятно, Федору Степановичу долго бы пришлось снова входить в доверие, но заболел Алеша, и мать сразу подобрела.

Выслушав и выстукав больного Алешу, доктор потихоньку спрашивает:

– Болтался в дождевой воде, конечно?

Алеша приподнимает с подушки пудовую голову, чтобы рассказать про бригантину и двух отважных капитанов Шима и Рика. Но слова не идут с языка, глаза сами закрываются.

– Перестарался, приятель, – укоряет доктор. – Для начала пробежался бы разок по луже и хватит. Ты ведь у нас тепличное создание.

– Ох, Федор Степанович! Когда вы, наконец, повзрослеете? – с досадой говорит мать.

– Всю жизнь с малолетним народом вожусь, вот и перестал быть взрослым.

Алеша открывает глаза:

– Но вы хороший…

* * *

Мать больше не уезжает по утрам в институт учиться. И не занимается вечерами за своим письменным столом. Она не отходит от Алеши ни днем, ни ночью. Федор Степанович говорит, что мать стала бледнее Алеши.

– Идите спать, – велит ей доктор и подсаживается к Алешиной постели. – Дать лекарство и проверить пульс я смогу не хуже вас.

– Еще бы! Но я не засну… без Алешки. Я подремлю рядом, – виновато просит мать.

– Тогда извольте спать днем, – хмурит седые брови Федор Степанович. – Хоть немного.

На следующее утро Саша по приказу доктора приходит в спальню к брату.

– Иди, мама, иди! – говорит она матери строго. -Будешь спать, пока не разбужу.

Но мать еще долго не расстается с Алешей: укрывает, поправляет подушку, измеряет температуру.

– Когда же она наконец упадет? – расстроенно шепчет она, глядя на термометр.

Саша начинает сердиться:

– Я позвоню доктору, что ты не спишь.

Мать уходит.

Разговаривать Алеше запрещено: от этого поднимается температура. Слушать чтение ему тоже нельзя: утомительно. В первый раз он лежит спокойно и молчаливо. Почему-то у него не сбито одеяло. Почему-то подушка на месте…

– Лешка, почему ты так быстро дышишь? – не выдерживает Саша.

Ему лень шевелить губами, и он молчит.

– Лешка, почему ты такой? – она с откровенным страхом подходит к нему.

– Болею… Не видишь… – недовольно, нехотя бормочет он. Он говорит так, будто он старший брат, а Саша младшая сестра. Но она не обижается. Она опускается на колени перед кроватью и заглядывает в его полузакрытые, потемневшие от жара глаза.

– Ты поправляешься, Леха? Правда?

– Поправляюсь… – вяло соглашается он.

– А что у тебя болит?

– Лоб… – шевелит он губами беззвучно.

Но она угадывает. Меняет на его голове согревшееся полотенце, дует на лицо.

Приходит короткий сон. Он приводит к Алеше отца. Его быстрые твердые шаги раздаются в коридоре, дверь открывается…

– Здравствуй, Леха!

– Наконец-то ты приехал, – счастливо смеется во сне Алеша.

– А я за тобой. Нас ждут в тайге.

Алеша отбрасывает одеяло и, тяжело дыша, пытается встать. Он оглядывает комнату воспаленными глазами.

– Уже ушел! Ты же обещал подождать… Ах, папа, папа!

Он плачет навзрыд.

– Лешенька, – пугается его слез Саша, – тебе все приснилось. Папа в тайге. Не плачь, пожалуйста, мама может проснуться.

Он закрывает ладонями глаза и силится справиться с рыданиями.

– Леха! Что ты ревешь, как маленький Яша? Открой глаза. Я тебе что-то подарю. Я дам… дам…

Он приоткрывает заплаканный глаз.

– Ну, че-его да-ашь? – он всхлипывает и открывает второй глаз.

Минуту Саша колеблется.

– Альбом! Мой альбом с марками! – говорит она решительно.

– Насовсем?! – спрашивает потрясенный такой щедростью Алеша.

– Насовсем! Если ты, конечно, не будешь реветь и начнешь поправляться.

– Честное пионерское?! – не верит он.

– Честное пионерское.

– Неси! Я уже поправляюсь.

Алеша садится в постели. Но как только дверь за сестрой закрывается, бессильно валится на подушки и закрывает глаза. Когда Саша входит с альбомом, он робко спрашивает:

– Ты не во сне? Ты настоящая?

На всякий случай он прячет альбом под подушку и уверяет ее, что голова у него не болит. Почти…

Вечером, как всегда, приходит Федор Степанович. На этот раз Алеша встречает его без радости, задумчивым молчанием. Доктор украдкой бросает на Алешу тревожные, испытующие взгляды.

– Ему стало хуже? Вам так кажется? -с убитым видом спрашивает мать.

– Лучше! Ему стало лучше; Варенька. С чего бы это?

– С альбома, – честно признается Алеша и требует: – Колите! Мне надо быстро поправиться.

Алеша переносит уколы пенициллина молча и мужественно. «По-мужски», – как говорит доктор. Но от иглы он все?таки отворачивается и всякий раз кладет руку на альбом.

* * *

Алеша поправляется. Доктор разрешает ему слушать сказки. Саша и мать читают ему про горячий камень и гадкого утенка, крошечную Дюймовочку и веселого Чиполлино. Алеша может слушать сказки бесконечно, но мать боится, что от напряжения у него поднимется температура. Она читает понемногу.

Оставшись один, Алеша разговаривает с Дюймовочкой и Ивашкой. Потом он рассказывает о них молодым тополям, что весь день шепчутся под окном. И про Волшебника, что таинственно и незаметно приходил в дом в день рождения, тоже рассказывает.

– Он поддельный, твой Волшебник! Ничего не действует его волшебный карандаш, – раздается вдруг из зеленой тополиной гущи.

– Ришка! Капитан Рик!

Ришка спускается с ветки на подоконник.

– Ну как, наболелся?

– Наболелся. А теперь поправляюсь. Видал?! – показывает Алеша альбом с марками.

– Видел. Сашин?

– Мой! Насовсем!

– Не свисти…

– Она дала честное пионерское. Мой, точно!

– Толковый альбом. Ты будешь мне давать?

– Обязательно!

– Знаешь, Лешка, я, наверно, на второй год останусь…

– Как?! А записка?

– Чепухня! И записка та размокла от дождя. Я ее давно выбросил.

– Вот в этом все и дело!

– А! Говорил, чепухня твой Волшебник.

В коридоре раздается голос Федора Степановича. Ришка мгновенно исчезает в тополиной густой листве.

– Ну, хватит валяться. Завтра встанешь.

– Завтра?!

Подушка летит на пол. За ней спускается белым облаком простыня. Алеша марширует на постели и тонким счастливым голосом поет.

– Совершенно здоров, – усмехается доктор. – И телом, и духом.

* * *

От отца пахнет дымом и лесом. Он держит сына на руках и повторяет:

– Силен ты болеть, Леха. Ну и силен!

Отец обветренный и бородатый. Он стал еще выше и сильнее. Алешу он запросто поднимает одной рукой. Выше своей головы! В столовой Саша разливает чай. Посредине стола стоят цветы – букет мелких голубых незабудок. Они немного увяли в дальней дороге, но все равно красивые. Отец собрал их на берегу лесной шумной речки Голубинки в карельской тайге. Там он ищет медную руду среди болот, скал и лесных озер. Геологи уже нашли большой медный валун. Но это оказался только осколок. Откуда он оторвался – неизвестно.

– Ясно одно, – отец с наслаждением пьет крепкий чай, – ясно, что этот медный камень приволок откуда-то Скандинавский ледник. С него и надо спрашивать.

– Спохватились! – смеется доктор. – Ищи теперь ветра в поле!

– А мы все равно найдем и спросим! Мы по валунному методу: пойдем по тайге тем же путем, что шел ледник.

– И я тоже пойду по тайге тем же путем, – говорит Алеша.

Отец, смеясь, наклоняется к нему:

– Вместе бродить будем, Леха. Вместе костры жечь.

– Подожди, Сережа, – доктор с опаской поглядывает на мать. – Пусть Леха подрастет…

– Я подрос! – пугается Алеша. – И закаляюсь. А в волшебном письме написано: меня ждет просмоленный корабль.

– Поедем… – голос у отца неуверенный. – Варенька, можно?

– Совершенно несерьезный разговор! Взрослые люди дразнят больного ребенка.

Губы у Алеши дрожат. Он закусывает их и придвигает к себе цветы. Он прячет в них расстроенное лицо.

– Леха, что ты разнюнился? – шепчет ему на ухо отец. – Все будет отлично! Хочешь, я тебе расскажу сказку. Слушай. Представь себе, что мы в тайге, где растут лиловые высокие мхи и высится скала, которая называется Скалой Медового Мха.

Месяц в тот вечер впервые сошел с облака над Сосновым Бором. Он приготовился сиять ослепительно и долго. Сил в нем было предостаточно.

Но, как нарочно, вечер был светлым, и Месяц был чуть заметен на чистом небе. Он плыл над засыпающим лесом и ждал наступления ночи. Не спала в лесу одна быстрая речка. Она куда-то торопилась и ворчала, что одна должна маяться в такую теплую тихую ночь. Точно Серебряное Озеро обмелеет, если речка немного поспит.

– А где же ночь? – спросил ее молодой Месяц.

– Разве ты не знаешь, что летом на Севере стоят белые ночи? – пробормотала речка.

Месяц сильно огорчился: никому не нужен его ясный свет!

Он одиноко поплыл по небу и вдруг увидел огонек на лесной поляне.

– Ты тоже не очень-то ярок в белую ночь, – посочувствовал Месяц огню.

У костра стояли палатки и спали люди. Но вот из-за сосен вышел юноша. Он шел к огню усталым, медленным шагом.

– Самгго! Наконец-то. Ну, нашел ты халькопирит? – поднялся навстречу седой человек.

– Пока нет, – неохотно ответил Сампо. – Я устал и хочу спать.

– Ты, конечно, ошибся в расчетах. Медной руды здесь нет.

– Есть! -упрямо возразил Сампо. – Я проследил по рудным валунам, как шел Ледник. Где-то здесь скрывается огромная медная гряда.

– Искать больше негде. Обошли все: лес, скалы, болота…

– Все равно медь где-то рядом!

– Хватит фантазировать, Сампо! Завтра уйдем отсюда на Олений остров.

Сампо молчал. Месяц заглянул в его лицо. Сампо был молод и хорош. Но очень печален.

– Что поделаешь! – вздохнул Месяц. – У каждого свои огорчения. Хотелось бы мне тебе помочь.

Сампо не лег спать. Он ушел к реке и долго сидел там, глядя в воду.

– Ну, хоть бы ты раскрыла загадку медных валунов! На твоих берегах я нашел пять мелких камешков халькопирита. Откуда они взялись?

– Не знаю, не знаю, – всполошилась река и зашептала что-то про сон и усталость.

Сампо взглянул на небо.

– Месяц! Что это ты вздумал гулять по небу белой ночью? Тебе одиноко там, приятель? Спускайся ко мне. Вдвоем веселее.

Месяц уселся на ивовую ветку.

– Поверь мне, Месяц, что рядом затаился огромный медный камень.

Месяц качнулся.

– Веришь?! – обрадовался Сампо, -Тогда послушай, друг, тебе все видно сверху, загляни в ущелья и буреломы, пошарь в болотах поглубже, и ты найдешь халькопирит. Но ты обязательно расскажи мне, где он скрывается. Он так нужен людям! Я почувствую себя самым счастливым, если ты отыщешь этот камень.

– Так вот, значит, в чем счастье! – удивился Месяц, – Делать то, что нужно людям.

Он поплыл к лесу. Не велик труд осмотреть сверху землю. Сампо провожал его до Скалы Медового Мха. Здесь он остановился и крикнул:

– Я буду очень ждать тебя. Желаю удачи!

Месяц долго скитался над самыми глухими уголками Бора. Но медного камня нигде не увидел. В одном мрачном ущелье он заметил мерцавшую звезду.

Вот к чему приводит неосторожность! Упала с неба, конечно. Придется помочь ей подняться.

Он стал спускаться, да зацепился за ветку древней высохшей сосны.

– Сорвешься в пропасть, – пробормотала она спросонок. – Берегись, там на дне Озеро Злой Старой Рыси.

Но Месяц не боялся Старой Рыси и перебрался еще ниже, на удивительное коричневое дерево. На нем не было ни листьев, ни хвои. Одни мягкие бархатные ветки.

– Как тебя зовут? – спросил любопытный Месяц. – Что-то я не видел таких смешных деревьев.

– А я вовсе и не дерево. Я Северный Олень из Лапландии. Ты уселся на мои рога. А зачем ты спускаешься к Озеру Злой Рыси?

– Я хочу поднять из пропасти упавшую звезду.

– Это не звезда, Месяц. Это медный камень. Люди называют его халькопиритом.

– Медный камень?! – воскликнул обрадованный Месяц. – Так его-то мне и надо!

– Поднимайся-ка ты подобру-поздорову к себе на небо, пока не пронюхала о тебе Старая Рысь да не запихала в глубокие мхи.

– Как бы не так! – засмеялся Месяц. – Я ослеплю ее своими лучами. Знаешь, я какой яркий? А медный камень очень нужен людям.

– Тебе все равно не проникнуть к Озеру. Посмотри, какие острые вершины у дремучего ельника на обочинах.

– Я узкий, я пролезу! – крикнул Месяц и поплыл к пропасти.

– Стой же, упрямец! – подбежал к нему Северный Олень. – Раз так, цепляйся за мои ветвистые рога. Есть там одна тропа, но знает ее только Белая Ночь. Скоро она придет гулять на Скалу Медового Мха. Спросим ее.

Они мигом домчались до лиловой Скалы.

– Чувствуешь, как запахло черемухой? Это идет сюда Ночь.

В лесу стало совсем тихо и неподвижно. Не вздыхали древние ели. Замерла быстрая речка Голубинка. Только засыпающий шиповник то и дело ронял румяные лепестки на мягкий мох.

Белая Ночь неслышно и медленно шла по очарованному Бору, и с сарафана ее сыпались цветы черемухи и земляники. Словно таинственные лесные озера, мерцали ее прозрачные синие глаза, а в серебряных волосах искрились красные гранитные каменья и вспыхивали жемчужные мусковиты.

– Здравствуй! – поклонилась она лесу. – Здравствуй, добрый батюшка.

Лес ответил ей радостным эхом.

– Здравствуй, сестрица-красавица! – поклонилась Белая Ночь речке Голубинке. А та ответила ей легким всплеском.

Опустилась Белая Ночь со Скалы и долго смотрелась в зеркальную воду Голубинки.

– Пора, – вышел Олень из?за плакучей березы. Белая Ночь тотчас увидела их отражение в недвижной воде и обернулась.

– Не спится, добры молодцы? – улыбнулась она.

– Где уж спать, – вздохнул Олень и сразу рассказал про Сампо и медный камень.

– Есть туда одна тропа, Северный Олень, – сказала Белая Ночь. – Вон там, за рябиновой рощей, берет она начало. Не шибко крута и камениста, да стережет ее Старая Рысь пуще глаза. Медный камень – ее богатство.

Тут Ночь уселась на мох и задумалась.

– Вот что, добры молодцы, – встрепенулась она, – ступайте той тропой. У тебя, Олень, ноги крепкие, копыта острые. А я расплету свои косы да распущу их по пропасти. Не заметит вас за ними старуха. А вам светло бежать будет.

Расчесала Белая Ночь березовым гребешком длинные и густые волосы да закинула их в пропасть. Сразу посветлело там, прояснилось. Олень и Месяц помчались по тропе вниз. Старая Рысь выползла из своего логова и завыла от злости. Свирепо хватала она черными когтистыми лапами серебряные пряди и пыталась оборвать. Но было их такое множество и такой ясный свет струился от них, что страшные рысьи глаза закрылись, а когти запутались в волосах Белой Ночи. Тем временем Олень и Месяц спустились по узкой тропе к Озеру. Пустынны и мрачны были его берега. Это Старая Рысь перегрызла корни деревьев и трав. И только бесцветный серый мох густо устилал землю.

– Старуха натаскала его со Ржавого Болота, – сказал Олень. – Это она укрывает свое сокровище – медный камень.

Он разгреб копытами мох и сухую траву. Множество желтых звезд замерцало в бездне и отразилось в черной воде. Медная гряда простиралась по пропасти и уходила на дно мрачного Озера.

– Эту каменную глыбу занес сюда Скандинавский Ледник. Он отколол от нее несколько осколков и расшвырял по Сосновому Бору, – сказал Северный Олень и насторожился: – Слышишь, Месяц, как отвратительно скрежещут о камень рысьи когти? Это она гонится за нами. Пора нам восвояси. Насмотрелся на желтый камень? Запомнил путь-дорогу?

– Спасибо тебе! – растроганно ответил Месяц. – Как-то Сампо проберется сюда…

– Как-то мы еще выберемся отсюда, – перебил Северный Олень. – Побежим к Полярной Скале. Оттуда есть тайный ход.

Прощаясь, Месяц благодарно прижался к бархатным рогам Северного Оленя и затем поднялся в небесную высь. Он благополучно проплыл над пропастью и направился прямо в древний бурелом к Старому Мудрому Лосю.

Огромные мертвые сосны, сваленные пургой, преградили ему путь. Месяц с трудом протиснулся меж их стволами и под седым валуном увидел Лося.

– Я пришел просить вас помочь Сампо прогнать из ущелья Старую Злую Рысь, – осмелился заговорить Месяц.

Лось, видимо, дремал.

– Что нужно вам в ущелье? – открыл глаза Лось.

– Медный камень! Это для людей.

Лось опять долго молчал.

– Так где твой Сампо? – вдруг спросил он.

– Совсем рядом – в Сосновом Бору! – обрадовался Месяц.

Лось встал с мшистого ложа и тряхнул ветвистыми рогами.

Месяц отлетел в сторону. Посыпались сосновые и еловые шишки и хвоя. Шумно в стороне вздохнули березы, задрожали осиновые листья. И все стихло.

…Кончался летний день. В Сосновом Бору люди тушили костры и свертывали палатки. Они уходили на Олений Остров. Лось тихо раздвинул кусты и долго смотрел на людей умными добрыми глазами. Сампо сидел в траве. Перед ним лежала карта Соснового Бора.

– «Только в это ущелье и не смог я пробраться, – говорил он, указывая на пропасть Злой Рыси. – Товарищи, подождите меня. Я попытаюсь еще раз.

– Полно, Сампо! Кроме утесов и мрака, там ничего нет.

Лось стукнул рогами о звонкий сосновый ствол. Певучий звук оторвался от сосны и покатился над Бором. И Сампо увидел Лося.

– Зачем ты пришел в лагерь, старик?

Лось поднял голову к небу. Там висел бледный узкий Месяц.

– Это он тебя послал? – догадался Сампо. – Вы нашли медный камень?!

Лось побежал к ущелью. Сампо спешил за ним. У пропасти Старой Рыси они остановились. Сампо заглянул в нее и увидел слабое мерцание медного камня.

– Я знал, что он здесь!

И вдруг в черной глубине загорелись рыжие злые огни – глаза Рыси.

– Вот кто стережет медную гряду! – понял Сампо, но бесстрашно устремился вниз. Дико заголосила Старая Рысь. Громко зафыркала и застучала когтями по камням. Прыгнула на тропу. Крадется к Сампо…

– Сампо! Погибнешь! – в ужасе крикнул Месяц, повиснув на сосне. На тропе вырос могучий Лось. Он поднял Рысь на рога и со страшной силой отшвырнул в мертвую трясину посредине Ржавого Болота. Потом поднатужился и сдвинул с пути Сампо крутую скалу. В пропасти стало светло. Сиял ликующий Месяц. Лился свет из радостных глаз Сампо. И лучистый спокойный взгляд Старого Лося разгонял тьму, притаившуюся в уступах скал.

…Сампо откапывал медный камень из травы и мха и пел песню, которую тут же слагал сам. Он пел о радости победы, о юном благородном и мужественном Месяце, о могучем Лосе. На весь бор пропел Сампо хвалу старику Лосю и повернулся к нему, чтобы поклониться и сказать спасибо. Но Лося не было. Тогда Сампо пошел в бурелом. Ложе, устланное травами, пустовало.

– Он ушел к Серебряному Озеру пить целебную воду, – прошелестели березы. – Лось устал от похожа и борьбы. Он ведь очень стар…

У Серебряного Озера Лося тоже не было. Следы его вели в непроходимую тайгу. Пробиться туда Сампо не смой. Но до сих пор помнит он старого доброго Лося.

В Сосновом Бору люди достают из пропасти медный камень и отправляют на заводы. Когда Месяц встречает в небе летящие ракеты, он кивает им и улыбается. Он ведь здорово постарался для того, чтобы они родились!

* * *

Сказку сложили, а медного камня не нашли. Поэтому отец опять собирается в дорогу.

Перед отъездом отец приходит за сыном в детский сад. Алеша, увидав его, спрыгивает с лесенки, где тренируется в вечерние часы, и бежит навстречу. Но розовая Таня-Кнопка уже стоит перед его отцом.

– Как здоровье твоей куклы, Таня? – спрашивает он.

Кнопка протягивает отцу куклу с разбитым носом.

– Жаживает!

Отец требует пластилин. Он долго возится с куклой. Нос получается толстым и большим. Но Кнопке нравится. Она доверчиво и благодарно смотрит на отца Алеши синими глазами-бусинками.

Не успел отец распрощаться с Кнопкой, как появляется Алешин друг Петрусь. У него ссадина на лбу и разбитое колено. Петруся в детском саду зовут Летчиком. Он то и дело падает с крыльца, с кровати во время тихого часа, растягивается на ровной садовой дорожке. Когда он мчится по двору или коридору, малыши предостерегающе кричат ему хором:

– Упадешь, Петрусь!

И Петрусь падает. И сердится на малышей:

– Все из-за вас!…

– Он шегодня уже упал. Шо штупенек, – сообщает Кнопка отцу.

– Замолчи, Кнопка! – грозно хмурится Летчик. – И совсем не упал. Это я прыгнул.

– Прыгнул?! – поражается Кнопка.

– Ну, иди, иди, играй! – нетерпеливо подталкивает ее Алеша.

За калиткой детского сада он с радостным ожиданием заглядывает в лицо отца. Но по тому, как отец смущенно отводи? взгляд, Алеша чувствует недоброе.

– Не получается… – жалобно говорит отец. – До следующего раза, Леха.

– Значит, не возьмешь…

Голос у Алеши дрожит и срывается.

– Леха, на будущий год. Честное слово!

– Я не хочу на будущий… Мне его не видно. Я готовился, я закалялся… Каждый день делал зарядку и обливался холодной водой. Думаешь, не холодно? Думаешь, не трудно… Только один Федор Степанович никогда не обманывает, – говорит Алеша с отчаянием. – Только один…

Дома Алеша скрывается в углу у бурого медведя с тремя лапами. Отец укладывает чемодан и время от времени поглядывает в медвежий угол. Но Алеша сидит спиной ко всему белому свету, всхлипывает и отрывает медведю вторую лапу.

* * *

И вот серый чемодан собран. Он наполнен доверху и готов в дальнюю дорогу. Отца нет. Алеша выходит из своего угла и долго неприязненно смотрит на чемодан, словно он виноват в отъезде отца. Потом он сильно царапает ногтем серую кожу и бьет кулаком по замку.

– Да ломайся же ты наконец! Может, тогда он не поедет…

Замок наконец погнулся, а из пальца тонкой струйкой полилась кровь. Тогда Алеша сует палец в рот и опять уходит в свой угол. Он сидит там и грустно думает, что Ришка прав, что никаких Волшебников на свете нет. Ничего не сбывается!

Но тут он вспоминает доктора. Мать иногда называет его Волшебником или Стариком Хоттабычем.

– Старик Хоттабыч, – тихо говорит Алеша, – иди ко мне!

Дверь открывается, и входит доктор.

– Вы взаправдашний Волшебник?! – ахает Алеша.

– Домашний.

– Вы угадали, что я вас зову?

– Я угадал, что ты ушиб палец. Покажи-ка… Пустое. Йодом смазать, и к утру пройдет.

Алеша качает головой. Никакого йода ему не нужно.

Доктор не настаивает. Он отходит к чемодану и пытается исправить замок.

– Не надо, – останавливает Алеша. Голос его звучит безнадежно и глухо. – Не надо… Пусть так. Может быть, он не поедет.

Доктор задумывается. На его лоб набегают глубокие морщины. Глаза прищуриваются и тускнеют. Алеша этого не любит. Такой доктор подолгу молчит и смотрит в пол.

– А вы старенький! Вы совсем старенький… – огорченно трясет его за руку Алеша.

– С вами постареешь! – вдруг вскипает доктор. – То простужаются, то режутся, то ссорятся, а мне за всех отдувайся. А ну-ка, приятель, давай лапу! Я тебе ее сейчас йодом смажу.

Алеша мгновенно прячет руку назад. Но Федор Степанович решительно достает из шкафа йод.

– Через марлю! Через марлю, – кричит Алеша.

– Командуй, командуй, – уже миролюбиво приговаривает доктор, осторожно смазывая ранку. – Я тебе все потом припомню…

– Забудете! Вы уже столько перезабыли!

Потом доктор все-таки чинит замок на чемодане. Алеша стоит рядом и горько жалуется:

– Он меня не берет… Он думает, что я маленький.

– Справедливо. Пока маленький.

– Но я все могу! Делать зарядку… Обливаться холодной водой и… кипятить чайник!

– Только и всего? – усмехается доктор. – Маловато для походной жизни.

Тогда Алеша опять отправляется в медвежий угол. Никто, никто не понимает, как ему горько!

– Полно! – обнимает его Федор Степанович. – Грустить в такие молодые годы! Идем-ка пить чай.

Алеше теперь все равно. В столовой он не смотрит на отца и садится рядом с Федором Степановичем. Алеша забывает положить в чашку сахар, пьет невкусный чай и нехотя отвечает отцу, когда тот спрашивает, какой сделать бутерброд:

– Все равно… Хоть с сыром… хоть с чем…

И вот тут-то доктор, значительно взглянув на Алешу, громко говорит;

– Слушайте все! Я еду на Север! В июне. К тебе, Серега. И… с Лешкой. На отдых.

– Нет, нет! – вскакивает Алеша. – Не на отдых. На путешествия. К Серебряному озеру. К речке Голубинке!

– Федор Степанович! Честное слово, вы как маленький! – возмущается мать.

– Варенька, – доктор стойко выдерживает гневный взгляд матери, – Варенька, осенью привезу вам Леху, здорового, как поросенка. Слово!

– Молодец! – вскакивает восхищенный отец. – Молодец, Старик Хоттабыч! Варенька, ему-то можно верить: он доктор!

За столом кипит жаркий спор. Чаепитие забыто. Отец и доктор, поддержанные Сашей, наступают на мать. Она не сдается и сердится. Но вот ее глаза встречаются со светлыми Алешиными. Надежда в его глазах смешалась с отчаянием, радость с печалью. И мать замолкает на полуслове.

– Что же это делается?! – восклицает она.

– Разрешила! – кричит Алеша ликуя. – Она отпустила!!!

Он смеется так счастливо и неудержимо, что мать тоже улыбается, бессильно опустив руки на колени.

– » Лешка едет на Север! Лешка едет на Север! – поет Саша и кружится вокруг стола. – А я на Мастаканы.

Алеша подбегает к матери и взбирается к ней на колени.

– Я буду тебе рисовать. Речку и медведей.

– Я тоже. Озера и лисиц, – кротко говорит доктор. – Только не сердитесь, Варенька.

Но мать отворачивается от него. Подумать только, какое предательство в ее собственном доме!

Так было принято решение об Алешиной поездке в далекие лесные края. Оставалось дождаться июня и уложить вещи. Свой походный мешок Алеша уже давно собрал. В нем самое нужное для похода: перочинный ножик с двумя лезвиями и ножницами, волшебный карандаш, черные купальные трусики с ремешком и деревянная ложка для ухи.

Подходит час расставания с отцом. Теперь-то ненадолго!

– До скорой встречи, Леха!

Отец и сын пожимают друг другу руки, потом обнимаются. И вот тут-то Алеша едва не плачет. Однако он вовремя сдвигает светлые брови и опускает глаза. Никто, конечно, не замечает одиноких слезинок на его щеках. Хорошо, что свет еще не зажжен и все слушают Сашин рассказ о походе в Кавказский заповедник. Но вот Саша внезапно смолкает. Это отец, прощаясь, кладет ей руку на плечо.

– Как же так? – тихо говорит она, и в голосе ее звучат недоумение и печаль. – Ты не увидишь, как мы пойдем на пионерский парад? Наш отряд лучший в дружине и пойдет первым.

– Знаешь что? Я в это утро буду петь вашу песню «Пусть всегда будет солнце».

– Ладно, пой, – разрешает Саша. – И еще скажи там, в тайге: лучшему отряду – салют!

– Так скажу, что до вечера в бору будет эхо греметь!

Мать и доктор едут провожать отца на вокзал. Алеша и Саша стоят у дома, пока не исчезают вдали красные огоньки машины, увозящей отца. Потом они медленно возвращаются. Алеша на пороге прислушивается к темной сонной тишине комнат. Не нравится ему такая тишина.

– Ты зажги свет везде, -просит он сестру. – Как будто опять все дома.

Перед сном Алеша достает письмо в зеленом конверте. Улыбаясь, он рассматривает золотую печать.

– Ты правильно предсказываешь. Ты – настоящий Волшебник, – благодарно говорит он.

* * *

Ришка играет в камешки у каштана. Он подбрасывает вверх сразу два, три и даже четыре камня. И все ловит. Лариса стоит и смотрит, как летают камни в Ришкиных руках.

У Ларисы тоже есть камешки. Они пахнут соленой волной, водорослями и солнцем. Лежат камни на ладони, словно большие морские капли: голубые, зеленые, синие.

– Ришка, – подвигается к каштану Лариса, – научи меня так играть.

Он молчит и еще выше бросает свои серые камни.

– Ну, научи! Я дам тебе поиграть моими морскими. На! – Сыплет Лариса на примятую траву рядом с Ришкой камешки: – Играй!

– Я с доказчицами не вожусь, – отворачивается Ришка.

– У-у, Карабас-Барабас!

На всякий случай она отшагнула к крыльцу. Может, он будет драться…

Топ-топ – спешит к Ларисе Яша в красных башмачках.

– На! – разжимает он кулачок. Ладошка у Яши розовая и липкая от раздавленной карамельки.

– Объел, а потом дает, – отталкивает Лариса кулачок. Яша, покачнувшись, тяжело садится в траву и роняет свою карамельку.

– Ты! – вскакивает Ришка, -Чего толкаешь? Он же маленький. На, Яша, играй, – придвигает он морские камешки.

– Он сам упал. Ага! Отдай! Не твои…

– Нет-нет! – сердится Яша. – Дай.

– Отвали! – Перед Ларисой грозный Ришка. Он наступает на носки ее новых желтых туфелек босыми пыльными ногами.

– Сейчас пойду отберу у него камни! – кипит, отступая, Лариса. – Сейчас скажу про тебя маме!

– Наплевать!

– У, Карабас-Барабас!

– Нюня!

– И нет… И нет…

А слезы уже звенят в голосе и подступают к глазам. И все из-за Ришки. Стоит себе и улыбается, как барин!

– Вот тебе, Карабасшце! – плюет Лариса в Ришкино лицо. Миг – и она на крыльце. Второй – и дверь захлопывается, едва не прищемив нос оплеванному, растерянному Ришке.

Он прыгает с крыльца и бежит, низко наклонив голову. А по загорелым щекам текут слезинки.

Яша тоже хочет заплакать. Он раскрывает круглый рот и морщится, да мешает воробей: усаживается в траву и клюет карамельку. Яша поднимается с сопением, вздохами и, покачиваясь, шагает к воробью и протягивает морские камешки.

С сердитым криком бросает воробей карамельку и улетает на каштан. Там он что-то быстро рассказывает птицам. Яша стоит под каштаном, слушает его и запихивает в толстый маленький нос круглый морской камешек, похожий на голубую каплю.

…Алеша возвращается из детского сада, когда Яшу увозят в детскую больницу. Он смирно сидит на руках у перепуганной бабушки и смотрит на Алешу печальными вишневыми глазами.

– Яша, ты простудился? – подбегает к нему Алеша.

– Нет, – плачет бабушка. – Беда с ним…

– Это из-за Ришки, – шепчет Лариса. – Это он отобрал у меня морские камешки и отдал Яше.

Они провожают машину с Яшей до ворот.

– Ты не играй с Ришкой. Это из-за него Яше будет операция. Ты со мной играй. Ладно, Алеша?

– Ты опять что?то врешь. Сейчас пойду к Ришке и все узнаю.

– Я из окна все видела. Яша взял камень и запихал себе в нос. Такой круглый голубой камешек…

– Что же ты смотрела?! – отступает потрясенный Алеша. – Федор Степанович сколько раз говорил: нельзя ничего запихивать в нос.

– Меня Ришка бить хотел… Он у крыльца стоял… Ты не ходи к Ришке, Алеша.

Алеша находит Ришку в тайнике.

– Она… она меня оплевала! – поднимает на друга заплаканные глаза Ришка. – Она…

Но Алеша перебивает его и рассказывает про Яшу. Ришка тут же забывает о своей обиде.

– Она все видела! – твердит ему Алеша.

– Она фашистка!!! – решает Ришка.

– Фашистка… – не сразу соглашается потрясенный Алеша, – Фашистка, – уверенно повторяет он. – И мы больше не будем с ней разговаривать. А когда поспеют во дворе абрикосы, мы не собьем ей ни одного!

– Что там твои абрикосы! Мы ей… Я ее…

Ришка не может в пылу гнева придумать наказание, достойного поступка Ларисы.

Вечер они проводят в тайнике. Пробуют играть то в космонавтов, то в мушкетеров. Но игра не клеится. Оба все время вспоминают Яшу. Как-то там его операция…