Текст книги "История Стража: кинжал Судьбы"
Автор книги: Светлана Кобелева
Соавторы: Майя Лабенок
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)
– Прости…
Он покачал головой:
– Вам не за что просить прощение, – после чего отвернулся и направился к двери.
– Кетан…
Снова остановившись, он стал ждать:
– Не уходи…
– Нам уже нечего сказать друг другу.
Через секунду до меня донеся звук закрывающейся двери.
10
Проснувшись, я долго не могла понять, был ли это сон. Что за магию использовал Кетан для отражения Хвоста Дракона? Мое любопытство взыграло со страшной силой, и не успело солнце пройти и половину своего пути по небосклону, как я стояла у дверей северной библиотеки, любуюсь знаком воздуха.
Меня встретила высокая пожилая женщина, облаченная в зеленое, с длинными пепельными волосами, собранными в замысловатую прическу. В выцветших некогда синих глазах ее появилось удивление. Покосившись на сверкавший, на моем черном воротничке, знак огня, она сделала попытку поприветствовать меня, но я опередила ее. Еще более удивленная и польщенная таким вниманием, она спросила, что же интересует черного мастера огня в хранилище заклинаний воздуха.
– Какими подвластными вам заклинаниями можно отразить огненный Хвост Дракона?
Ее темные брови медленно поползли вверх, и на лице отразилась задумчивость. Спустя некоторое время она удалилась. Кажется, прошла вечность, прежде чем она снова появилась, лавируя средь стеллажей и массивных подсвечников в человеческий рост вместо свечей, на которых мерцали те же фонарики, какие я впервые увидела в Жилище.
– Хвост Дракона обладает большой силой. Если верить древним источникам, то есть лишь три заклинания, подвластных магии воздуха, которыми можно отразить его: Щит Мира, Столб льда и, конечно же, крыло Фальтора. Третье заклинание не подвластно никому в одиночку. Последний раз, как свидетельствует история, оно было применено Советом Академии несколько веков назад немногим позже создания Орде, когда ему грозила опасность. Столб льда несет смерть на большие расстояния, замораживая по пути все живое – подвластно только тем, кто смог приблизиться к красному мастерству и овладеть частично другими видами стихий. Интересное заклинание – Щит Мира – не просто отражает заклинание, но само обладает силой для удара по противнику – поистине шедевр боевой магии воздуха.
Когда я вышла из библиотеки на площадь перед Академией, солнце уже заливало красным светом все вокруг. От дивного праздника не осталось и следа – лишь нежные едва различимые воспоминания о теплых губах Риваола. Я присела на край колодца, вода в котором при свете заката была похожа на кровь. Или это и была кровь? Ошеломленная, я зачерпнула в ладонь алой жидкости и поднесла к губам – испив ее, ощутила характерный солоноватый металлический привкус, но когда вновь взглянула в колодец – в прозрачной голубоватой воде увидела девушку с темно-русыми волосами и бледной кожей, прямым носом и сверкающими сталью глазами. Я улыбнулась ей, она сверкнула клыками в ответ. В ужасе, тряхнув головой, ощупала свои клыки, но ничего не обнаружила. Вода была спокойной и прозрачной. Наваждение прошло.
Поднявшись, я заметила, что возле меня растет одна единственная темно-алая роза, подобная той, что осталась после встречи с Риваолом и была сожжена мной… и так же той, которая засушенная лежала у меня на столе. Мысли о красном мастере теплой волной нахлынули на меня, маня в то место, где впервые мы познакомились. Зеленеющие деревья Орде теперь мало чем отличались от сада Тайного Склепа и калитка, ведущая в него, утопала в зелени. Наслаждаясь порывом теплого ветра, пробивавшегося сквозь густую темную листву древних исполинов, вдыхая аромат дивных трав, я двигалась по узкой тропе, извивавшейся в высоком кустарнике. Выйдя к склепу, который надвигающаяся ночь делала еще более мрачным и таинственным, я заметила на скамейке Риваола:
– Я звал тебя.
– Догадалась.
Молчание повисло в воздухе, пока каждый из нас думал о своем. Затем он улыбнулся своей нежной удивительной улыбкой и пригласил меня присесть рядом. Я тихо произнесла, понимая, что только он сможет понять меня:
– Риваол, что мне делать? Мне кажется, что схожу с ума. Нечто темное прорывается во мне.
И я поведала ему о своем видении и вспышках ярости, преследовавших меня все чаще последнее время, умолчав при этом о Хвосте Дракона, который использовала накануне вечером.
– Ярость – бушующее чувство. Им так сложно управлять… Знаешь Катарина, как появились артейцы?
– Эти ужасные существа, гнавшиеся за мной по пути в Орде?
– Да. Они не знают жалости. Хмх…лучшие наемники. Но когда-то давно они были людьми, которых наказали за свою ярость и жадность. Когда на этом острове существовал лишь лес, богиня Эльфея решила наполнить его жизнью, населив дивными существами – Единорогами. Они были прекрасны и поражали своей чистотой – воплощение магии и изящества. Со временем вокруг озера стали постепенно возникать племена. Вскоре следопыт одного из племен, которое жаждало все больших территорий, вступил на остров, поражающий своей таинственной красотой. Это остров был наполнен благословенной тишиной, изредка нарушаемой пением птиц или шелестом листвы. Мужчина стал продвигаться вперед и заметил вдалеке серебристое сияние, которое заставило двигаться его в том же направлении. Поиски не были напрасными – вдалеке им было обнаружено стадо отличных скакунов, шкуры которых и излучали этот свет. Следопыт так же заметил у них витой рог мутно-белого цвета. Быстрее чем молния он достиг своего племени Артей и рассказал обо всем увиденном своему вождю – Кретору. Тот отдал приказ поймать всех коней на острове и доставить ему. Хотелось бы сказать, что их попытки оказались безрезультатными, но… это было не так. Им удалось поймать одного Единорога. Не знаю, каким образом его доставили на территорию занятую племенем Артей…, да и не хочу знать… Единорог был в ужасном состоянии. Его шкура была в кровавых порезах. Вождь наказал охотников, отрубив им руки за то, что они посмели поднять их на животное, которое он уже считал своей собственностью.
– Единорог покорился?
– Если бы он это сделал, то… Нет, он не покорился, за что был убит в гневе Кретором. Кровь омыла его руки и он заметил как гноившиеся раны стали заживать не оставляя после себя шрамов. Кретор отдал приказ выпустить из Единорога всю эту драгоценную жидкость и не проронить ни капли, а из шкуры сделать накидку, которая означала бы, что вождь может навсегда покорить тех, кто не принял его власть. Вновь отряд артейцев направился на остров, чтоб словить для Кретора чудного коня, но в это раз охотники вернулись ни с чем. Кретор убил охотников, и сам с огромной группой людей отправился на остров, где в гневе истребил почти всех скакунов, потеряв при этом половину своего многочисленного войска. Эльфея наказала их – обезобразив, выпустив на волю их жестокость. Соседние племена стали нападать на артейцев, посчитав их тварями темных богов. Эти атаки принудили отойти Артейцев на земли, граничившие с пустошью Горячих Ветров… Знаешь Катарина, я все пытаюсь понять, где добро, а где зло. И является ли сейчас Орде – оплотом справедливости…
Я удивленно вгляделась в его потемневшие зеленые глаза.
– Но Риваол, ты же сам говорил, что Академия…
– Теперь я в этом сомневаюсь.
Он задумчиво опустил голову. Я не могла поверить в то, что слышу. Мне всегда казалось, что Риваол был предан Орде даже больше, чем Кетан.
– Видишь ли, Катарина, добро и справедливость нельзя насаждать насилием. В любом случае нам должен быть дан выбор. Если ради Света страдает хотя бы один человек, то разве это свет?
Я, недоумевая, всматриваясь в его лицо, полное задумчивости и тихого гнева. Он смотрел прямо перед собой, и я не узнавала в нем того Риваола, каким привыкла видеть. Передо мной сидел воин, лишившийся веры в свои идеалы. На время или навсегда?
– Риваол я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать – не уж то некоторые из тех, кто учится в Академии пришли сюда не добровольно?
– Дело не в этом… Ты, наверное, знакома со слухами о Тайном Склепе.
– Говорили, что это вместилище древних свитков с очень мощной магией, которую Совет не откроет никому и никогда, говорили, что Семь проводят там тайные обряды, но направленные на достижение блага, и еще ходили слухи о существе, живущем в его стенах и умеющем предсказывать будущее, почти как могущественный дракон.
– И только это правда из всего того, что ты слышала. Единственная и самая большая тайна Склепа – это существо, точнее это человек.
– Человек?!
– Тише… Да, Семеро держат его в заточении…он наделен страшной силой, что сделало его сильнее всех их вместе взятых, но к счастью сила носит стихийный характер и он не может ею управлять. Попади такая мощь в злые руки, и темные боги восторжествовали б. Ты даже представить себе не можешь, что случится, когда исчезнет равновесие в мире, которое, надо сказать, наши Семеро уже пошатнули, руководствуясь своими благими побуждениями. Я долго думал, как бы мне помочь ему попасть в Обитель богов, где бы он был в безопасности под покровительством могучего Арикона. Но мне нужна… твоя помощь, Катарина. Только ты можешь обойти Единорога.
Услышанное повергло меня в растерянность. Я уже было начала свято верить в идеалы Кетана, но у меня не было причин не верить Риваолу. Я сидела, пытаясь справиться с вихрем мыслей в голове: со всеми доводами за и против помощи Риваолу.
– Это преступление – мы будем изгнаны!
– А разве не преступление так издеваться над человеком? В чем его вина? В той мощи, которой обладает или в том, что не в силах ею управлять? В чем Катарина? К тому же ты обещала мне помочь, помнишь?
Ему наконец удалось меня уговорить при условии, что я лишь выведу этого человека из Склепа, не оставив следов, и тем самым не буду иметь никакого отношению к похищению.
11
Риваол остался в стороне, наблюдая, чтобы никто не потревожил пределы Склепа, а я направилась прямо к испещренной руническим узором двери. На ней не было ни ручки, ни кольца. Я попыталась открыть ее, вцепившись пальцами в край двери – между ней и стеной была щель, но она не становилась шире, сколько сильно не пыталась. За спиной раздался шелест листьев.
– Риваол, как мне ее открыть? – вместо ответа я услышала глухое цоканье копыт и, обернувшись, увидела Единорога. Его черные, как тьма, глаза смотрели на меня в упор, а острый рог был угрожающе нацелен в грудь. Я попятилась, но вскоре встретила спиной стену. Он же вместо того, чтоб напасть на меня прикоснулся рогом к центру двери, отчего руны засветились ярким свечением, постепенно опоясав так все мрачное сооружение. Затем конь попятился на несколько шагов назад, как бы ожидая того, что не замедлило случиться – двери распахнулись, из склепа повеяло сыростью. Луна осветила лишь край ступенек идущих вниз во тьму. Мое сердце бешено забилось, пульс звенел в ушах, а руки стали почти до боли горячими. Уже на пороге на меня повеяло сильным потоком энергии, как будто неиссякаемый ключ бил из распахнутых створок. Подняв руку, как бы защищаясь, я вошла внутрь, в другой руке воспламенив огненный шар. Луна светило мне в спину и переплетаясь с бликами моего языка пламени, помогала мне различить дорогу, ведущую вниз. Наконец я ступила на холодный сырой пол и осмотрелась: это был длинный коридор с множеством дверей разного размера и цвета, испещренных теми же причудливыми рунами. В дальнем конце его я слабо различала свет – к нему и направилась. Большой темный полог отделял меня от моей цели. Дыры на истлевшей кое-где бархатной ткани пропускали тот самый слабый свет, который был заметин с самого сначала. Отодвинув тяжелую ткань, я ступила в комнату, напоминавшую мою келью в Жилище: кровать у стены, стол посередине. Как раз за ним и сидел человек. Я не могла разглядеть его лица – он сидел ко мне спиной, его наготу прикрывала лишь рванная грязная ткань, некогда бывшая штанами, и спутанные неестественно белые волосы, столь же чистой белизны как шкура Единорога. Он был очень бледный – столь светлой кожи не видела я даже у альвов, сквозь нее просвечивались голубоватые жилы вен – и так же болезненно худой. Сквозь тонкую кожу виднелись ребра и спинные позвонки. Пытаясь разглядеть его, я зашла спереди и ужаснулась, заглянув в его полностью черные глаза. Они не имели белков – это были две черные пропасти. Он был ужасен – безумные воспаленные глаза, прямой, чуть горбатый нос, высокие скулы, бледные, обескровленные губы. Внезапно он улыбнулся и произнес:
– Ты пришла меня уничтожить?
Я оцепенела, не зная, что ответить, не зная, что делать. Он оперся своими худощавыми руками об поверхность стола и встал, отодвинув стул. Я отшатнулась, испугавшись его вида. Он удивленно посмотрел на меня, слегка поджав губы. Овладев собой, я протянула ему свою ладонь:
– Пойдем, нужно покинуть это место.
Он отрицательно покачал головой:
– Мне нельзя покидать это место.
Его речь была немного замедленной, как будто ему было трудно выговаривать слова. Он слегка пошатнулся, но вновь обрел равновесие, вцепившись в спинку стула. Я обратила внимание, что его тонкие пальцы оканчивались длинными, загнутыми ногтями, с желтоватым оттенком.
– Пойдем – больше никто не помешает тебе уйти отсюда…
Он встряхнул головой, отчего его волосы упали ему на лицо.
– Я не покину это место!
Отчаяние охватило меня, я не знала, что делать дальше.
– Ты можешь быть свободен, тебя отведут в более безопасное место, где ты научишься управлять своей силой.
Мужчина горько рассмеялся, и хриплые звуки наполнили своды его обители.
– Этой силой нельзя управлять…, – от безысходности он развел в разные стороны руки, – она не управляемая, она заполняет всего тебя, делая все вокруг несущественным, не нужным. Ты только можешь ощущать ее мощь и осознавать, как все мелко перед ней, в особом случае ты сам!
Пытаясь его успокоить, я подошла к нему, и, преодолевая свой страх, дотронулась до плеча. Он вздрогнул от прикосновения, но не отстранился.
– Как тебя зовут?
Мужчина недоуменно взглянул на меня.
– Кого?
Медленно, стараясь, чтобы он осознал смысл сказанного, я повторила:
– Как, тебя, зовут?
– Меня?… Я никто, у меня больше нет имени, нет прошлого, нет будущего – есть лишь это жалкое существование. Все, что помнил – все это исчезло, не оставив после себя ни следа.
– Но у тебя должен быть хоть кто-то?
Он печально улыбнулся и повернул в мою сторону голову:
– Нет… Они умерли, все они умерли… У меня осталось только это, – и мужчина обвел взглядом всю комнату.
– Все можно изменить!
– Нельзя… Это уже свершилось и ничего нельзя исправить. Существует лишь один выход для меня – смерть!
Я отшатнулась от него:
– Это не выход – это жалкий побег от реальности, из жизни.
– Как же ты не поймешь! Это не жизнь: каждый день видеть эти стены, и кроме них ничего; получать видения, разрывающие разум, душу на мелкие куски. Для меня смерть – свобода!
Я сцепила пальцы, стараясь пересилить, преодолеть желание закричать. Приблизившись вновь ко мне, он положил свою ладонь на мои сцепленные руки и взглянул в глаза. Мне показалось, что в их глубине что-то заворочалось, как будто там кто-то живет. Я в страхе зажмурила глаза, стараясь забыть увиденную картину.
– Знаю, что ты пришла, чтобы помочь мне достичь того, чего я хочу…
Закачав головой, я попыталась не слушать его слова, но они как змеи вползали в уши, в душу:
– Нет!
– Да. Твоя сила – это оболочка, сосуд, который способен поглотить в себя другую силу, а сам по себе он не обладает ею. Ты, наверное, знаешь, что как любой организм – жизненная энергия обладает защитной реакцией, то есть, принимая в себя чужую – она ее отторгает. Но ты… ты способна принять в себя чужую силу и она со времен сольется с твоей – никакого отторжения не произойдет!
Вырвав свои пальцы из его рук, я посмотрела на него, избегая смотреть в глаза:
– Это ложь! Я обладаю даром такой мощи, что меня приняли в черные мастера.
Он вновь печально улыбнулся, как глупому ребенку. Затем сел на пол и стал чертить в пыли какие-то буквы, символы. Так прошло несколько секунд, пока тишину не разорвал его хрипловатый голос:
– Как любой сосуд покрывается изображением, так и твоя сила приобрела ту энергию, которую излучает, погружая всех в глубокое заблуждение.
– Нет…
– Тебе предназначено завладеть тем, что есть во мне. Ты должна меня убить. Я не могу постареть, пока из меня не выйдет то, что поддерживает жизнь. Меня нельзя убить обычным оружием.
– Нет…
Его лицо исказила гримаса гнева, который нашел выход в том, что он опрокинул стол и стул. Страх стал захватывать тело, покрывая его мелкой дрожью и липким потом. Я стиснула губы, боясь, что заскулю, как трусливая собака. Он остановился, его немощная грудь то вздымалась, то опадала.
– Прости…но мне нельзя жить… Я обладаю даром изменять события.
– Это невозможно!
– Возможно. Это мощное оружие, способное нанести вред даже в руках света.
– Как…
– Выслушай меня, прошу! – мужчина стал спешить, как будто боясь, что не успеет. – Оно уже нанесло вред. Белые мастера уже пытались прекратить вражду среди племен нортландов и мори, чтобы впоследствии привлечь их на свою сторону. Все старания привели к тому, что эти два народа объединились и на удивление организованной армией атаковали Голаден. Старые люди поистине иногда бывают, как дети… Белые маги своим вмешательством в колесо судьбы, способствовали этой войне, на которой гибнут множество людей.
– Они не могли…
– Я не утверждаю, что они совершили это в злых помыслах, нет… Они поступили так во имя добра, но это все обернулось более большим злом, чем если б было совершенно темными магами… даже на первый взгляд такое безобидное изменение.
– Это не правда! Ты не мог?! Такое невозможно совершить!
– Могу, потому что сила, живущая во мне, позволило это сделать. Если Совет белых вновь решится повторить свое вмешательство в судьбу мира, нельзя предсказать к чему это может привести.
– Но как я могу тебя убить, если…
– У тебя есть подарок отца – кинжал Судьбы. Он способен высосать то, что поселилось в моем теле.
– Но почему?
Я склонила голову, пытаясь забыть все, что было им сказано, но ничего не получалось. Стон отчаяния вырвался из моей груди. Закрыв лицо руками, почувствовала, как из глаз потекли слезы.
– Ты сама понимаешь, что должна это совершить. Ты не хочешь признать, но это должно свершиться. Я видел…
Подняв на него полные слез глаза, я достала, спрятанный под моим одеянием, кинжал. В моих руках он заблестел, покрываясь багряными жилами, сияющими в темноте. Мужчина улыбнулся и произнес:
– Так суждено, – его голос был абсолютно спокоен.
Он стоял предо мной болезненно худой с почти прозрачной кожей, высоко подняв голову, и ждал. В его глазах не было ни просьбы, ни обреченности – лишь пустота. Во мне стал медленно подниматься гнев, злость на него, заставляющего такое совершить. Сжимая рукоять в форме креста, я почувствовала, как кровь вскипает в венах и течет по руке. Меня наполнила жгучая боль. Вскоре ладонь засветилась голубоватым пламенем, переходя на лезвие клинка, смешиваясь с его собственным сиянием. Слезы струились по щекам, мутной пеленой застилая глаза. Я сжала рукоять покрепче и, размахнувшись, вонзила ему в грудь. Его тело стало медленно опадать к моим ногам. Его глаза изменились – черная пелена, застилавшая их, сузилась в зрачок. Они были голубые, чистые, как воды озера. Он не переставал улыбаться, но теперь его улыбка была мучительно-сладкой. Гнев резко исчез, и я поняла, что совершила – упав на колени, обняла его голову одной рукой, другой до сих пор держась за рукоять кинжала. Слеза ужаса и раскаянья брызнули из глаз.
– Прости, прости меня… – шепнула я, ощущая солоноватый привкус на губах.
Внезапно по лезвию клинка поползли пульсирующие зеленоватые потоки. Они концентрировались внутри изумруда на рукояти моего клинка и вскоре он вспыхнул зеленым пламенем, обжигая руку, причиняя нестерпимую боль подобную той, которую я испытала когда вынимала свой меч из колодца огня. Что-то мешало бросить рукоять – она как будто стала продолжением руки. Взглянув вновь на того, в чьей груди торчал кинжал, я ужаснулась. Его тело стало быстро стареть: кожа ссохлась, ребра выступили четче, и через несколько мгновений он рассыпался в прах. Его тут же развеял по полу ветер, сметая те знаки, которые были начерчены в пыли. Я опустила руки. Факелы, висевшие на стенах, гасли по одному. Зеленоватое сияние изумруда на рукояти померкло, и вскоре я оказалась в кромешной тьме. Но стоило мне только подумать о том, что надо было бы осветить помещение, как в руке возник шар бледно-золотистого света. Мне даже не пришлось концентрировать энергию, как это делала раньше. Спрятав кинжал Судьбы, я, как кукла, направилась к выходу из обители. Шаги гулким эхом раздавались в помещении, вселяя в душу страх. Мне стоило немедленно бежать из этой Академии, внезапно ставшей чужой. Меня охватила паника, а перед глазами все время возникала сцена убийства. Я до сих пор ощущала на себе его взгляд, жар, возникший в ладонях, кровь и помнила то, как он превратился в прах. Осознание того, что было совершенно мной, тяжелым грузом легло на плечи. Казалось, тот пригибает меня к земле, замедляя движения, делая невозможным вдохнуть свежий воздух. Свет вдалеке привлек внимание, и я как могла, ускорила шаг. Лунное сияние встретило меня ласковым светом, который совсем не слепил глаза. Быстро погасив шар огня, я вышла из склепа и, поскользнувшись, упала на мягкую траву, ощущая нечто липкое на своих ладонях и лице. В ужасе, вскочив, я вновь упала, уже ощущая на губах металлический привкус. В страхе приподняла руки, желая и в то же время страшась разглядеть, в чем они. По пальцам медленно стекала густая жидкость, отсвечивающая при свете луны темно-красным. Мне стало понято, что это такое, и я закусила губу, чтобы не закричать. Вся моя одежда, лицо, руки были покрыты кровью. Голова закружилась и меня начало тошнить. На шатающих ногах, я отползла от этого места. Глубоко вдохнув, попыталась избавиться от тошноты, и вскоре мне это удалось. Осмотревшись вокруг, увидела в кустах неподалеку что-то белое. Встав на ноги, я подошла к нему, и уже не выдержав, закричала. Передо мной лежал умирающий Единорог. Его угасающие глаза смотрели прямо на меня, от этого тело покрыла мелкая дрожь, и выступил холодный пот. Зажав себе рот рукой, я дотронулась до его головы трясущейся рукой – кожа была едва теплой на ощупь и не сияла как раньше. Он попытался отдернуть голову, чтоб избежать прикосновения, но не смог. Мне показалось, что в сердце как будто вонзили кинжал. В его гриве запутались зеленые листья, а некоторые из прядей зацепились за ветки кустарника. Обернувшись на вход в Обитель, я увидела кровавую дорожку, ведущую к тому месту, где лежал Единорог. Теперь мне стало ясно, чья кровь оказалась на руках. По щекам потекли горючие слезы, обжигающие глаза. Понимая, что меня могут обвинить в убийстве Единорога, я хотела приподняться, чтобы убежать, но сдержала свой порыв. Я видела, как угас огонь в его глазах, и ничем не могла помочь. Вновь наклонившись, закрыла ему глаза, шепча:
– Прости, прости меня…
Сердце учащенно забилось, когда до меня донеслись едва слышимые вдалеке крики. Вскочив, я побежала, не разбирая дороги. Мои движения прервала внезапно возникшая стена, огораживающая сад Тайного Склепа от Академического. Луну закрыли темные, рваные тучи, предвещавшие грозу, как будто само небо гневалось на убийцу столь чистого существа. У меня не было времени, чтобы в образовавшейся темноте искать калитку, поэтому огненный кнут, заменив веревку, помог мне оказаться на обратной стороне преграды. Приземление оказалось не очень мягким. Поднявшись с земли, я направилась к конюшне, которая привлекла внимание в темноте своим светом. Ветки деревьев цеплялись за волосы, рубашку. Они царапали лицо, но у меня не хватало сил обращать на это внимания, во мне остались лишь желания быстрее добраться до конюшни и покинуть Академию. Вскоре одно из них исполнилось – невдалеке показалась дверь, ведущая в помещение для коней. Стон облегчения сорвался с моих губ, но расслабляться было раньше времени – я заметила вьюта, охраняющего вход. Он стоял, с сосредоточенным видом вглядываясь в темноту. Когда его взгляд метнулся в мою сторону, то я постаралась не производить лишних звуков, резких движений. Мысль пришла спонтанно – на заднем дворе они запасали сено. Метнувшись тенью вдоль плетеного забора, я подожгла один из стогов и вернулась на место. Началась паника, и вскоре вьют покинул свой пост, чем грех было не воспользоваться – в стойлах стояло более четырех дюжин отменных лошадей разных мастей с лоснящими шкурами. Но только один из них смотрел на меня по-особенному. Мне показалось, что это был именно тот, кто принес меня на своей спине в Орде. Рискуя быть замеченной, я пробралась к его стойлу, отвязав и накинув седло, вскочила на спину. Вовремя – потому что, крича и толкаясь в высокие деревянные двери конюшни, вбежали три вьюта. Конь вылетел на них стрелой, и они шарахнулись в разные стороны. Во весь опор, летя через двор, я молилась Арикону, чтобы погоня не настигла меня. На счастье мост был не до конца поднят. Конь остановился: под нами чернел ров, и дна его не было видно, но я знала, что, упав туда – уже не поднимусь вновь. Слева на стене что-то блеснуло – алтарь четырех ветров сиял в темноте, знак стихии воздуха. Как назло вспомнился Кетан, его красивое печальное лицо, нежные губы – конь развернулся, повинуясь приказу. У основания моста, взглянув напоследок на печальную луну, я вонзила пятки в бока животного. Он тоже решился на тот отчаянный поступок, от которого зависела наша жизнь. Лишь несколько мгновений полета, боль в сердце и глухой стук копыт о край рва – стены Академии, в которых провела, как мне казалось, пол своей жизни, быстро погружались в ночь.