Текст книги "Ад уже здесь"

Автор книги: Сурен Цормудян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

– А ты сам-то чьих будешь?

– Я? – Людоед улыбнулся. – Я сам по себе. Но там, где я появляюсь, становится худо. Колян не даст соврать. Да, Колян?

– Точно, – хмыкнул Васнецов, вытирая окровавленный глушитель пистолета. – Всадник апокалипсиса. Только без коня.

– Вот то-то и оно, – кивнул Крест. – Слушайте меня, други. Слушайте внимательно. Слушайте и запоминайте. Времени у нас мало. Причем времени мало не только в данном конкретном случае. Часики тикают, и очень скоро всем на этой планете в последний раз улыбнется смерть. В последний, потому что после этого улыбаться уже будет некому. Жизни уже не будет. А значит, и смерти тоже. Но хорошо ли это? Или нет? Чего будут стоить все ваши идеалы и верования? К чему вы стремитесь? Вы, поделившие друг друга на красных и белых, верных и неверных, обрекаете все, что от нас осталось, лишь на то, что будет иметь только цвет разлагающейся плоти. Вы своей непримиримостью и отсутствием компромиссов и взаимопонимания обрекли остатки человечества на то, что поднимают головы и властвуют такие, как эти поганые черновики. Кому плевать на вашу религию, и ваши ценности, и ваши политические ориентации. Черновики и подобные им твари уводят ваших женщин, ваших дочерей на позор. Они делают из вас мясо. Только ли вина черновиков в этом? Отнюдь. Вы в этом виноваты. Вы этому потворствуете. Забыли историю. Забыли прошлое. Не будем ходить далеко и вспоминать феодальную раздробленность на Руси. Обратимся к последним дням мира. Восток, Запад, третий мир, террористы, демократы, нефть. Нет, мир не должен быть окрашен в один цвет и зиждиться на одних и тех же ценностях, что и всюду. Наш мир пестрел обилием языков и культур, наций и религий. И в том могло быть его очарование. Могло, но не стало. Ведь всем надо было лезть со своим уставом в чужой монастырь. И к чему все это привело? Объяснять, я думаю, не надо? Но вы оказались невосприимчивы к урокам и продолжаете скалиться друг на друга. Что и говорить, черновики в этом смысле оказались умнее вас. Они оказались глобалистами. Потому они сильней и непобедимей. Люди разных наций и религий, разных слоев общества окрасились в один черновой цвет и стали силой, имеющей вас, как хотят. Я их ненавижу. Но они мне симпатичнее вас.

– Ты что несешь! – раздалось из одной клетки.

– Я просил не перебивать и слушать внимательно. Я сейчас плюну и пойду дальше. А вы сидите тут и ждите своего конца.

– Пусть договорит, – пробормотал другой узник.

– Вот вы, белые и красные. Чего не поделили? Вы все в семнадцатом году зависли? А ведь были, много десятилетий назад, люди, которые в этом вопросе переросли вас. А вы все враждуете, отказываясь от преемственности истории вашей страны и понимания того, что важнее судьба отечества и его народа. Пусть и руин отечества и остатков этого самого народа. Вам бы посмотреть в прошлое и признать славные победы и достижения вашей страны и под имперскими знаменами, и под красным знаменем Великой Отечественной. Ведь даже Сталин начал делать шаги, примиряющие историю, возрождая военную касту с ее имперскими регалиями и погонами, ослабив нажим на церковь, упразднив сатанинскую директиву своих предшественников об уничтожении религии. Это ведь еще тогда Советы обратились в славное прошлое нашей истории, снимая кино про великих полководцев и учреждая ордена в их честь. А вам все неймется. Да и времена сейчас такие, что не до разборок. Но вашего ума до этого дойти не хватает. Уже нет тех, кто убил вашего монарха, дорогие монархисты. Но уроков из той бойни никто не извлек, и вам зачем-то нужна братоубийственная война сейчас. К чему поборникам религии браниться с теми, кто под коммунистическими знаменами проповедует всеобщее равенство, братство и социальную справедливость? Разве того же самого хотел почитаемый вами Иисус из Назарета? К чему вы, почитатели пророка Мухаммеда, враждуете с христианами? В вашей святой книге есть почтенный пророк Иса, но он и есть тот самый Иисус, и учение ислама его не отрицало никогда. К чему вам звать их неверными? Времена крестовых походов прошли, и не православные их, кстати, устраивали. Вы считаете своим долгом джихад, но знаете ли вы, что это такое? Вы знаете, что такое Великий джихад? Это противостояние и битва против дьявола в собственном сердце. Это противостояние соблазнам. Но, утоляя жажду убийств, якобы во имя Аллаха, вы разве не потворствуете этим самым соблазнам греха смертоубийства? Знаете ли вы, что, по вашей священной книге, джихад разрешает насилие лишь для самообороны и насилие это оговорено строгими правилами? Знаете ли вы, что сказал Мухаммед? При мщении за раны и обиды не причиняй вреда невоюющим в их домах! Не трогай женщин! Не причиняй вреда младенцам! Не уничтожай дома и средства к существованию тех, кто не воюет против вас! И самое главное – Коран запрещает использовать силу и джихад для обращения в веру. В религии не может быть принуждения. А вы, господа националисты? Вы превратили национальную идею и саму суть национализма в синоним нацизма. Но национализм – это любовь и служение своей нации и ее интересам. А вовсе не ненависть к народам другим. Но вам легче изливать ненависть к инородцам, нежели быть образцами духовности, силы и благородства вашей собственной нации. Не позволяйте одним племенам применять силу против вас. Не будьте слабыми. Но, будучи сильными, не обращайте эту силу против иных народов. Взаимоуважение наций и служение собственному народу и его благоденствию, а не унижению и грабежу народов других в свое время не позволило бы случиться в том числе и ядерной войне. Но вы этого никак не хотите понять. Так зачем, скажите, мне выпускать вас всех из клеток?

В помещении воцарилась гробовая тишина. Люди в клетках с одинаковыми, недоуменными и в то же время задумчивыми лицами взирали на Людоеда. Просто ли он говорил или применил что-то гипнотическое, но Николай видел во взглядах этих людей покорность, готовность подчиниться Людоеду. Они словно сочли его мессией. Новым пророком, посланным высшими силами для того, чтобы изменить безысходность этого мира и дать людям веру в то, что возможно движение к лучшему. Васнецов и сам почувствовал, что и на него, в том числе, подействовали слова его товарища, как магический жест всесильного волшебника. Николай в очередной раз поразился многогранности и эрудированности Ильи, силе его убеждения и какой-то монументальной харизме.

– Мы ведь сейчас все по одну сторону, – пробормотал наконец один из заключенных.

– Это сейчас. А когда выйдем из этого царства тьмы? Что будет потом?

Снова молчание. Затем другой голос:

– Потом, даст бог, видно будет. А пока мы с тобой. Так?

Пленник оглядел сокамерников. Те утвердительно закивали головами.

– Мы с тобой, брат.

– Да будет так, – вздохнул Людоед. – Но зарубите себе на носу: если начнете дурить и выяснять отношения, я патронов жалеть не буду. И даже если вы, все как один, в едином порыве, накинетесь на меня или моего товарища, то вам меня не одолеть. А будем действовать грамотно, значит, выйдем отсюда живыми. Коля, погляди у твоего жмурика ключи в карманах.

Васнецов обыскал труп Шалого и нашел связку ключей. Затем принялся открывать клетки одну за другой. Освобождая пленников, он слышал, как они перешептывались:

– Откуда они взялись?..

– Чудеса какие-то…

– Да он же мессия!..

Людоед приветствовал каждого вышедшего из клетки рукопожатием.

– Так, братья. С освобождением пока поздравлять не буду. Нам надо из этого подземелья еще выбраться. Пройдите туда. – Он указал рукой в сторону, откуда они с Николаем пришли. – Там на полу мы сложили теплую одежду и оружие черновиков, которых замочили по дороге сюда. Берите, одевайтесь, и пощекочем этим уродам нервы.

Без лишних слов узники направились за одеждой и оружием. Людоед светил фонарем в их сторону, давая им возможность лучше сориентироваться в темноте и быстрее одеться.

– Илья, один из них тебя мессией назвал, – тихо произнес Николай, подойдя к товарищу.

– Вот тебе раз, – хмыкнул Крест. – Только в наше чудное лихое время такого монстра, как я, могут за полубога принять.

– Ты их околдовал, что ли? Гипнозом прошелся?

– Зачем именно так? Иногда достаточно силой разума взывать к разуму. Тоже, бывает, помогает. Правда, надолго ли?

– Так мы теперь все черновое отродье вырежем, Илья.

– Остынь, блаженный. До сих пор для нас была легкая прогулка по этому метро по той простой причине, что мы шли через малообитаемые помещения с той стороны, откуда враг прийти, по их мнению, не мог. Дальше будет очень трудно. И нам тут геноцид устраивать времени нет. Нам нужны БАТы. Нам надо к самолету. Нам нужен ХАРП. Помнишь?

– Конечно. – Николай вздохнул. – Может, стоит убедить их в том, что ты мессия?

– А зачем, Коля? – Крест усмехнулся. – Да и какой из меня мессия? Я же не умею превращать воду в вино. – Затем он тихо засмеялся, потирая пальцем кончик носа. – Хотя, с другой стороны, всякое дерьмо в напалм превратить могу запросто. Может, и мессия, сообразный нынешнему времени.

– Богохульник ты, – пошутил Васнецов.

– Ну, думаю, за это Бог простит. А вот за многое другое… А вообще, у меня есть стойкое чувство, что мессия – это ты, если серьезно.

– Я? – Николай удивился. – Это почему?

– Да потому что Бог тебя на руках носит. Вытаскивает тебя или моими, или Варяга руками, а то и сам. Значит, ты ему нужен.

– На кой?

– Ну, брат, пути господни неисповедимы, – улыбнулся Крест.

– Да какой из меня мессия? У меня же дури в голове всякой…

Людоед уставился на Васнецова и произнес:

– Брат. У тебя дури в голове, как дерьма на свиноферме. Но уже одно то, что ты это стал осознавать, дает призрачную надежду на то, что из тебя выйдет толк.

Николай задумался над словами товарища, вспоминая весь пройденный путь и те ситуации, в которые он попадал. Только сейчас он отчетливо стал осознавать, что во множестве случаев он оставался невредим благодаря чудесному вмешательству. Хотя это, может быть, лишь кажется после убедительных слов Ильи.

– Может, ты и прав. Может, и мессия, – вздохнул Николай, глядя на возвращающихся уже с оружием и теплой одеждой узников. – Только вот про дерьмо на свиноферме, это ты слишком…

– Слишком мягко, – кивнул Людоед.

11
АД УЖЕ ЗДЕСЬ

На хорошо освещенном перроне станции «Площадь 1905 года» царило оживление. Старые эскалаторы давно обили досками, поскольку они уже не могли выдерживать движения людей. Теперь по скрипучим деревянным ступенькам торопливо спускались исхудалые, бледные рабы с характерными клеймами на лбу: РАБ. Невольники тащили из приехавших после ночного рейда бронемашин трофеи и тела убитых врагов чернового движения, которые могли сгодиться в пищу тем, кто не брезговал человечиной, и для других нужд. За спинами рабов свистели сплетенные из человеческой кожи хлысты свирепых погонщиков.

– Живее, свиньи! Живее! На корм собакам пустим! – орали рабовладельцы.

На перроне столпилась бодрствующая ночью смена охраны станции. Им было любопытно, какие вести принесли вернувшиеся из рейда боевики.

Сверху на ступеньках эскалатора показался здоровенный черновик с окладистой седой бородой, которую стало видно, когда он стянул с мясистого лица респиратор. Вид у него был усталый. Он неторопливо спускался, замыкая процессию рабов и погонщиков, нарочито небрежно помахивая американским автоматом М-4.

Сама станция была отделена от остальных подземных помещений двумя стенами. За одной был питомник, где держали свиней и кроликов. Дальше были тюрьма и складские помещения с лабораторией. За другой стеной был личный вагон Якова Чернова, превращенный в бронированный дом. Жилища элитных черновиков, их семей и каморки их рабов. Оранжереи, где выращивали то, что могло вырасти в условиях подземелья.

Яков Чернов, тридцативосьмилетний главарь местной общины черновиков, с угловатым худым лицом, впалыми темными глазницами и тонкими черными усиками над вздернутой губой, вышел из своего логова в сопровождении четверых охранников. Увидев одного из лучших своих полководцев, он снял рукавицы и заткнул их за портупею.

– Вепрь, золотце, вернулся, – развел он руками и зевнул, приветствуя здоровяка с американским автоматом.

Вепрь подошел к нему и позволил себя по-отечески обнять главарю, который был гораздо моложе его самого.

– Привет, босс, – устало, но громко выдохнул он низким хриплым басом.

– Ну, рассказывай. Что там?

– Весь город на ушах стоит. Много отребья мы побили. Счету нет. Даже все трупы собрать не смогли. Несколько убежищ полностью выжгли. Но улов хороший. Правда, я видел там, в городе, кое-что.

– Что именно? – Чернов посмотрел на него сонными глазами.

– Следы. Следы особого вездехода. Яша, в городе рейдеры.

Чернов задумался, потом мотнул головой и нервно усмехнулся.

– Херня все это. Нет никаких рейдеров. Неужто ты в эти байки веришь?

– Но что это за следы? В легендах об этих монстрах именно такие следы и описываются.

– Ну, мало ли что. – Чернов пожал плечами. – Танк какой-нибудь. Вездеход.

– Я же знаю, какие у чего следы. Нет. Это другое. Очень широкие гусеницы.

– А помнишь, у красноперых когда-то был вездеход. «Витязь», или как он там назывался. Ну, мы их еще на фугасе подорвали. Помнишь? Там тоже широкие гусеницы.

– Ну, хрен его знает, – махнул рукой Вепрь. – Но мне это все равно не нравится.

– Да будет тебе. А потери у нас есть?

– Как же без потерь. – Вепрь невесело усмехнулся. – Двенадцать парней наших убито. Еще патруль Свирепого пропал. Но я думаю, что они живы. Застряли, может, где на окраине. У нас подбили один броневик. Но так. Мелочь. Ступицу с колесом выбило. Починить можно. Но мы его на месте бросили. Я там оставил отряд на охранении. Это недалеко. У драмтеатра. Думаю сейчас взять БАТ, заправить свои коробочки и махнуть за машиной. Заодно Свирепого поищем. Ты не против?

– Нет. – Чернов мотнул головой. – Я не против. А какой улов?

– Тридцать пять ублюдков в плен взяли. Девять из них бабы. И вот еще… – Здоровяк опустил взгляд и нервно почесал бороду. – Борька Чахотка убит.

– Что?! – Яков вытаращил на Вепря свои желтые, болезненные глаза. – Как?!

– Один ублюдок его в спину расстрелял из автомата. Как падла. Прямо в спину. Но мы тварь эту взяли живым. Я ведь знаю, что ты с Чахоткой еще со школы корешился. Ну вот…

Наверху наконец показались еще люди. Избитые, некоторые с огнестрельными ранами пленные, чьи руки были связаны веревками и ремнями из все той же человеческой кожи на запястьях, спотыкались и падали от обильных пинков и ударов прикладами оружия, которые безжалостно сыпали на них озлобленные и перевозбужденные бойцы Вепря.

Пленники покатились по ступенькам вниз. Один из них свернул себе шею. Женщин вели отдельно. На тех из них, что были помоложе, была разорвана одежда. Видимо, по дороге в свое логово черновики уже успели над ними надругаться.

– Так, баб в стойло сразу уводите! – крикнул встречавшим на перроне охранникам Чернов. – А этих мразей построить тут.

Женщины кричали, плакали, отбивались. Гогочущие боевики погнали их в недра своего логова, хлопая руками по ягодицам и иногда раздавая пинки. Пленных мужчин выстроили в одну шеренгу. На худом жилистом лице Чернова заиграли желваки. Он вперил кулаки в бока и стал медленно расхаживать.

– Ну что, чмошники, добро пожаловать к черновикам. Я есть Яков Чернов. Хозяин этого города. – Он повернулся к своему полководцу. – Вепрь, покажи мне эту гниду, что Борьку порешил.

Здоровяк подошел к строю пленных и врезал кулаком под дых одному из этих людей. Пленник упал. Это был высокий тридцатилетний крепыш с взъерошенными светлыми волосами и сильно избитым лицом. Он скорчился на полу, хватая ртом воздух.

Чернов склонился над ним.

– Ты, ублюдок, знаешь, кого ты убил подло в спину? – зарычал главарь черновиков. – Он мне как брат был.

– Жаль, что он не был твоей мамой, – простонал пленник.

– Ах ты сука. – Чернов нанес ему удар ногой в живот. – Смелый, да? Ну-ка поднимите это мясо!

Охранники схватили пленника и поставили перед главарем.

– Смелый, значит, да? Кусок дерьма!

– Очень… очень приятно познакомиться, – простонал пленник. – Я Славик Сквернослов. Я очень рад встрече с тобой, кусок дерьма. Потому что могу тебе от всей души и прямо… прямо в глаза сказать… чтоб ты шел на хер. Понял?..

Вепрь ударил его по лицу и обратился к Чернову:

– Давай я ему голову отрежу? Он своей словесной дристней нас еще в дороге притомил сильно.

– Убери этого скота в сторонку, – мотнул головой Яков. – За Борьку Чахотку это для него будет слишком легким выходом. Я после подумаю, как с ним расправиться. Он, сука, медленно умирать будет. Я этой гниде на брюхо крысу посажу, сверху ведро поставлю и буду греть это ведро паяльной лампой. Он, сука, узнает, с кем связался. Убери его в сторону.

– Оставьте парня. Он вообще не при делах, – подал голос стоявший среди пленников Варяг Яхонтов. – Недоразумение вышло. Это я твоего кореша грохнул.

Чернов усмехнулся и подошел к Варягу.

– Хочешь выгородить свою подружку? А? Вепрь, что скажешь?

– Врет. Я сам видел, как тот ублюдок полрожка в Борьку всадил.

– Врет, значит? Ну, врежь ему, раз врет.

Вепрь нанес Варягу удар лбом по переносице. Яхонтов упал, но стоявший рядом Демидов подхватил его.

– Короче, ублюдки рода человеческого, – стал громко говорить Чернов. – Вы почти все умрете. И прямо сейчас. Но! Те из вас, кто хочет присоединиться к нашему черновому движению, могут это сделать. И тогда вы сохраните себе жизнь. Однако вы должны пройти крещение кровью. Те из вас, кто захочет присоединиться к нам, должны будут прямо сейчас расстрелять остальных. И того мы примем на испытательный срок. Кто этот срок не пройдет, тот умрет или станет нашим рабом. Итак! Кто из вас, свиньи, хочет стать членом великого чернового братства?!

Наступила тишина. Наконец один из пленников, пугливо озираясь на собратьев по несчастью, медленно поднял связанные дрожащие руки.

– Я, – тихо сказал он.

– Шкура ты! – рявкнул стоявший рядом человек.

– Молчать! – истерично завопил Чернов. – Ты, выйди из строя, – обратился он к добровольцу. – Сейчас сможешь обидчику своему пулю в лоб пустить. Кто еще?

Строй ответил молчанием.

– Что, козлы, неужто больше никто жить не хочет? А?

Молча смотревший прямо перёд собой Турпал мотнул головой и, вздохнув, произнес:

– Я, короче.

– Турпо, ты что, охренел? – Егор Демидов уставился на него. – Как ты можешь?

– Я все равно чужаком всегда был среди вас, – устало ответил чеченец.

– Что за хрень ты несешь? Каким чужаком? Мы же с тобой последним куском делились! Мы же все как одна семья были!

– Я делаю то, что угодно Аллаху, – мотнул головой Турпал и вышел из строя.

– Сволочь ты! – крикнул вслед ему Демидов.

– О, да у нас тут гордый горец! – усмехнулся Чернов, хлопая по плечу чеченца. – Правильный выбор, горец.

– Слышь, начальник, короче, дай мне первому казнить, короче. Устал я. А то, может, передумаю. Короче…

Главарь черновиков засмеялся.

– Ну ладно. Казни первым. Дайте ему пистолет.

Чернов отошел за спины своих охранников. Один из них протянул Турпалу пистолет ПМ. Турпо осмотрел его, затем вынул обойму и стал разглядывать.

– Ты что делаешь? – нахмурился стоявший рядом с пленниками Вепрь.

– Глупо выглядеть не хочу, короче. А то вы мне пустой железка дадите, я буду щелкать, как баран. Зачем?

– Давай не тяни, – резко отрезал Вепрь.

– Четыре патрона? Зачем четыре только?

– А тебе мешок, что ли, надо? – продолжал говорить здоровяк. – Убьешь четверых. Тот тоже убьет четверых. Из оставшихся устроим бои на выживание. Кого-то отпустим, кому фишка ляжет, чтоб они про ваше крещение рассказали. А то вдруг слинять захотите. Ты давай не затягивай процедуру. Утомлять начинаешь.

– Ладно, – вздохнул Турпал, снаряжая пистолет и снимая его с предохранителя. – А руки развязать?

– Из пистолета стрелять можно и со связанными руками. Давай. Вали.

Он поднял пистолет и нацелился прямо в лицо Демидову.

– Прости, Егор. Я делаю то, что угодно Аллаху. Аллах акбар!!!

Он резко дернул руки в сторону и выстрел прямо в голову Вепрю.

Здоровяк успел только удивиться. И на его заливаемом кровью из дырки над переносицей лице так и застыло недоумение. Он еще падал, когда черновики опомнились и открыли огонь из автоматов по Турпалу. Некоторые пули, минуя его, попадали в других пленников. Первым из пленников опомнился Варяг и нырнул к полу; подхватывая тушу мертвого Вепря и закрываясь его телом, схватился за свисающий с плеча бандита автомат М-4. Многие пленники прянули в стороны. Другие кинулись на черновиков, пытаясь схватить их связанными руками за глотки или выдавить им глаза. Тот пленник, что первым решил примкнуть к бандитам, с криком «не стреляйте в меня!» бросился к черновикам, видимо надеясь, что для них он уже свой, но они и его встретили автоматными очередями.

Яков Чернов с перепуганным лицом на полусогнутых ногах кинулся к дверям, за которыми было его убежище.

Тем временем Яхонтов сразил короткой очередью одного бандита и свалил тушу Вепря на лежащего на холодном полу Сквернослова.

– Славик! Нож достань у него и освободи мне руки! Прячься за трупом!

Кто-то из пленников все-таки сумел завладеть оружием врага и поддержал Варяга огнем.

Егор получил две пули в плечо, еще когда бандиты расстреливали взбунтовавшегося Турпо. Он упал рядом с мертвым товарищем, который дал им всем какой-никакой, но шанс ценой своей жизни.

– Зачем ты так, брат, – простонал он, глядя на изрешеченного пулями чеченца. – А я тебя не понял…

– Егор! Ползи к путям! Мужики, спрыгивайте с перрона! – крикнул Яхонтов.

Среди черновиков царила неразбериха. Однако они продолжали планомерно расстреливать пленных, число которых стремительно уменьшалось.

Сквернослов тем временем разрезал ножом Вепря веревку на руках у Яхонтова и у себя. Автомат Варяга опустел, и он, прячась за трупом чернушного полководца, стал шарить в его разгрузочном жилете в поисках боеприпасов. Славик тоже полез по карманам Вепря. Нащупав гранату, он не мешкая метнул ее в сторону врага.

– Ах, мать твою! – взвизгнул один из черновиков, рядом с которым упала граната.

Он бросился в сторону, но взрыв подхватил его и заставил перекувырнуться в воздухе. С нашпигованными осколками ногами, задницей и частью спины он рухнул прямо рядом со Сквернословом и стал орать от боли. Вячеслав протянул руки, схватил его за волосы и принялся бить его лицом об пол.

Варяг наконец нашел новый рожок и, снарядив им автомат, продолжил стрелять. Сверху на эскалаторе показались еще черновики.

– Ну все, Славик, – вздохнул Яхонтов, глядя на них. – Наша песня, кажется, спета. Найдешь еще гранату, оставь нам. В плен к этим чернодарасам я больше не попаду. Надеюсь, Коляну с Ильей повезло больше сегодня, и они все-таки дойдут до хренова ХАРПа.

Сзади, со стороны слабо освещенной стены, расположенной с противоположной от резиденции Чернова стороны, раздался яростный вопль:

– Мочи уродов! Пленных не брать!

Варяг резко дернул стволом автомата в ту сторону, решив, что попал в тиски. Однако стрелять он не стал, поскольку увидел совсем не то, что ожидал. Из двери в стене высыпала группа вооруженных людей, ведомых не кем-нибудь, а самим Людоедом. И рядом с ним, беспорядочно поливая черновиков длинными очередями из автомата, бежал Васнецов. Люди, которых вел Крест, подбадривали себя воинственными воплями, разнообразие которых вводило в недоумение:

– Слава России! Смерть врагам!

– За веру, царя и Отечество!

– За Родину! За Сталина! Слава Коминтерну!

– Ассаламалекем, шайтановы дети! Аллах акбар!

– Да здравствует национал-большевизм!

– Так, быстро, прикрыть отход к рельсам! Раненых утаскивайте! – кричал Людоед.

Черновики, скопившиеся наверху, кинулись в атаку, сбегая по эскалаторам и ведя огонь. Однако с появлением отряда Людоеда сопротивление и отход к рельсам метро стали куда более организованными.

– Колян? – Сквернослов с удивлением уставился на подбежавшего к ним Васнецова. – Ты какого хрена тут делаешь?

– А какого хрена ты тут делаешь? – Васнецов был удивлен не меньше.

– О, брат, это долгая история.

– Ты в порядке?

– А по моей роже не видно, что по мне колонна танков проехалась? – Сквернослов усмехнулся.

– После потрындите! – рявкнул Варяг. – Быстро с перрона на рельсы! Я прикрою!

Николай потащил обессиленного побоями Сквернослова. Вскоре все обороняющиеся оказались на путях, прикрываемые площадкой перрона станции. Все, у кого было в руках оружие, заняли позиции и вели огонь по наступающим черновикам. На рельсах лежали стонущие раненые.

– Блаженный, не тормози, давай наш коктейль, живо! – крикнул Людоед.

Николай быстро сбросил с себя рюкзак и извлек из него одну из трех пластиковых пятилитровых бутылок со странной смесью внутри. Горловина бутылки была плотно закупорена полиэтиленовым свертком с пластитом, из которого торчал взрыватель от ручной гранаты. Людоед сильно взболтал бутылку и, выдернув кольцо взрывателя, метнул ее в сторону наступавших.

– Пригнуться! – заорал он.

Громыхнуло, яркая вспышка озарила станцию. Раздались дикие крики пораженных самодельным напалмом черновиков. Свинцовые дробины от охотничьих патронов, что добавил в смесь Илья, расплавились при взрыве и, разлетаясь в стороны, проникали глубоко в живую плоть неприятеля.

– Ништяк, – оскалился Крест, глядя на то, что сделала бутылка. – Отличный бульон мы с тобой, Колян, сварганили.

Взрывом поразило не меньше полутора десятков боевиков. Кто-то, еще живой, бился, объятый пламенем, на полу станции. Остальные бандиты после такого отпора больше не спешили наступать и тоже заняли оборону. Тех из них, кто пытался метнуть гранату, отстреливали двое наиболее подготовленных стрелков Людоеда, которым он велел заниматься именно этим, не распыляя свое внимание на автоматчиков врага.

Сам Людоед стрелял одиночными из «винтореза», точно поражая головы черновиков.

– Варяг, что с луноходом? – спросил он между выстрелами.

– В смысле?

– Ну, раз вы в плен попали, значит, до берлоги Демидова эти упыри добрались. А там машина наша. Я уже молчу про тот предмет, который в ней находится.

– Нет. – Яхонтов мотнул головой и дал короткую очередь. – Дозор Демидова, видя, что чернушники едут в сторону их обиталища, обстрелял бандитов и стал отходить дворами в другую сторону, уводя за собой. А мы выдвинулись на выручку. И попались. А черновики не поперли дальше. Недалеко кто-то еще стрелять начал. Там, кстати, мужики остались. Ну, Дракон этот китайский там. Я его попросил, если какое-то палево будет, чтоб он взорвал вход в гараж и завалил его, чтоб луноход никто не нашел.

– Ясно. Толково.

– Кстати, там, наверху, в вестибюле станции у них тоже гараж оборудован. БАТы наши там. Оба. И бочки с топливом. Я видел, когда нас сюда вели.

– Это очень хорошо…

– Колян, Колян, – позвал прислонившийся к стенке платформы Сквернослов.

– Чего?

– Урод этот, Чернов, туда побежал. Может, если взять его в заложники, то мы отсюда выйдем.

– Я понял тебя! – Возбужденный боем Николай выхватил очередную бутылку с самодельным напалмом из рюкзака и кинулся к той двери.

– Куда, куда, придурок! – заорал Варяг.

– Я вырежу ему печень и съем! – раздался ответный вопль Васнецова.

– Принеси мне его сердце! Я тоже его съем! – смеясь, крикнул вдогонку Крест.

Сквернослов хлопнул себя ладонью по лбу и вздохнул:

– Долбаные морлоки…

– Илья, что за бодяга?! – воскликнул Яхонтов. – Он же там пропадет.

– Этот?! – Крест продолжал смеяться. – Черта с два он пропадет. Заговоренный он да ломом подпоясанный.

– Я не шучу, черт тебя дери!

– Да ладно, сейчас еще пару чайников прострелю и пойду за ним.

* * *

Находящийся в боковом помещении тоннеля, рядом со своим вагоном, Яков Чернов дрожащей рукой схватился за микрофон старой полевой рации, антенна которой выходила на поверхность по трубам старых кабельтрасс метро.

– Ведьмак! Ведьмак! Ответь! Ведьмак! Как слышно меня, прием! Срочно ответь! – проверещал объятый ужасом Чернов.

Рация зашипела. Послышался строгий и недовольный голос:

– А что, б… позывной свой называть не надо, на… А, б…

– Ведьмак, я Башка! Срочно Льва Чернова позови, мать твою!

– Ты обурел, б… Базар фильтруй. Чего ради я босса будить буду, на…

– С тобой Яков говорит, парашник хренов! Яков Чернов! Позови брата к рации, падла!

– А, – протянул голос. – Ну жди.

– Быстрее, сука!

Со стороны вагона послышались выстрелы. Затем крики.

Рука Чернова, держащая микрофон рации, дрожала. Дрожала и его челюсть. Второй рукой он выдернул торчащие за портупейным ремнем рукавицы и стал запихивать одну из них в рот, яростно при этом жуя.

Со стороны вагона раздался взрыв, и в проеме, ведущем в тоннель, сверкнула вспышка. Затем донеслись страшные крики людей. Трудно было вообразить, что там взорвалось.

В рации послышался треск. Затем недовольный строгий голос:

– Лев Чернов на проводе.

Яков судорожно забубнил что-то в ответ, забыв вынуть изо рта рукавицу.

– Что за херня? – раздраженно рявкнул Лев.

Выдернув наконец варежку, младший Чернов заголосил:

– Лева! Это Яшка, твой младший брат!

– Я в курсе, что Яшка – мой младший брат. Какого хрена тебе надо среди ночи? Я спал, между прочим.

– Брат, помоги! На нас напали! Их тьма!

– Кто напал на вас? – В голосе все еще было недовольство от прерванного сна.

– Я не знаю… это… это… это рейдеры! Вепрь сказал, что рейдеры в городе! Они Вепря убили!

– Вы там что, придурки, грибов опять обожрались? Или пьяные в стельку? Какие, на хрен, еще рейдеры?

– Ничего мы не обожрались, мать твою!!! – истерично завопил Яков.

– Это, между прочим, и твоя мать тоже, сучонок. Ты хотел самостоятельности? Хотел от меня не зависеть? Хотел вотчину свою? Я тебе все это дал. Так какого хрена ты от меня теперь хочешь?

– Брат! Ну ты же, сука, брат! У меня большая часть бойцов в городе на зачистке! Помоги! Пришли помощь!..

В вагоне раздавались одиночные выстрелы на добивание раненых…

– Ты что, не слышишь?! Нас мочат!

– Ладно, дебил, сейчас вышлю помощь. Только не ради тебя, козел. А ради пацанов, которых ты своим дерьмовым руководством подставил. Жди…

В тоннеле воцарилась тишина. Слышен был лишь бой, продолжающийся на станции. И слышно было, как кто-то тяжело дышит у входа в это помещение. Кто-то, кто слышал, наверное, и его разговор с братом. И скорее всего, это тот, кто только что взорвал какую-то гремучую смесь и потом делал контрольные выстрелы его раненым подельникам.

Яков Чернов осмотрел комнату и понял, что в панике забыл свое оружие. Он сжал колени, пытаясь унять страстное желание описаться, и снова запихал в рот рукавицу, медленно пятясь при этом к стене. В помещение наконец вошел молодой человек с почерневшим от копоти взрыва самодельного напалма лицом.