Текст книги "Александр Великий. Дорога славы"

Автор книги: Стивен Прессфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 23
МАТЕРИАЛ СЕРДЦА

Ты спрашиваешь: сколько времени потребовалось, чтобы разработать план сражения при Гавгамелах?

Я спланировал эту битву в семь лет. Тысячу раз разыгрывалась она перед моим мысленным взором. В своих снах я видел эту равнину, представлял себе боевые порядки Дария. В своём воображении я вёл эту битву всю мою жизнь. Оставалось только воплотить её наяву.

Один день уходит у нас на то, чтобы укрепить лагерь и подтянуть тяжёлый обоз. Дарий стоит на месте. Когда я с тремя конными отрядами объезжаю поле, производя разведку местности, он мне не мешает.

Наступает ночь. Я созываю военный совет. И на сей раз сам беру слово.

– Друзья мои, мы наконец увидели диспозицию противника. Это хорошо. На сегодняшний день у нас есть уверенность по трём вопросам, по которым вчера её ещё не было. Давайте рассмотрим их подробнее.

Ничто так не успокаивает людей, которым предстоит столкнуться с колоссальной угрозой или преодолеть грандиозные препятствия, как простое перечисление фактов. Чем больше страха внушает действительность, тем более прямо и обыденно надлежит её рассматривать.

   – Первое: Персидский фронт почти целиком состоит из кавалерии. Мы все видим широкие дороги, подготовленные противником для своих серпоносных колесниц. Скорее всего, Дарий планирует бросить их навстречу нашему наступающему войску. Этим ситуация отличается от имевшей место в сражениях при Иссе и Гранине, где противник ограничивался обороной. Итак, первое: неприятель не станет спокойно дожидаться нашей атаки. Он намеревается атаковать сам.

На совете присутствуют сто семнадцать человек, все до единого командиры отдельных подразделений. Ночи в пустыне, даже в летнюю пору, стоят холодные, однако я приказываю поднять пологи шатра. Солдаты должны видеть, что их военачальники заняты делом. В считанные минуты тысячи воинов замыкают наш шатёр в кольцо, настолько плотное, что ощущается терпкий запах их пота и пар от их дыхания.

   – Второе: ширина неприятельского фронта такова, что он с избытком перекрывает нашу атакующую линию с обоих флангов. Это говорит о том, в какой манере будет атаковать Дарий. Он попытается произвести двойное окружение. Его кавалерия постарается обойти нас с обоих флангов, в то время как с фронта на нас обрушатся сперва серпоносные колесницы, а за ними следом обычная конница. Мы должны иметь это в виду и заранее подготовить ответ. Третье, и самое существенное, о чём надлежит подумать, – это настрой наших войск. Кавалерия противника, по всем прикидкам, составляет самое меньшее тридцать пять тысяч всадников. Наша – семь тысяч. О том, какова численность персидской и союзной пехоты, мы можем только гадать. Наши подкрепления ещё не подошли. Солдаты боятся. Даже «друзья» не демонстрируют своего обычного рвения.

   – Это всё, Александр? – спрашивает Пердикка.

Шатёр взрывается смехом. Но это тревожный смех.

   – О нет, – говорю я, – мы забыли упомянуть о боевых слонах Дария.

Смех замирает.

   – Вот и всё, друзья мои, о чём мне хотелось поговорить на этом совете. Может быть, я что-то упустил? Может быть, кто-то хочет что-то добавить?

Мы начинаем.

Материал, которым оперирует полководец, это человеческое сердце. Его искусство состоит в том, чтобы пробудить отвагу в своих солдатах и навести ужас на врага.

Военачальник пробуждает отвагу с помощью дисциплины, боевого обучения, физической подготовки, справедливости, поддержания порядка, щедрого жалованья, мудрой тактики, хорошего оружия, снаряжения, снабжения, продуманной диспозиции на поле и, несомненно, гения собственного присутствия.

Выверенная диспозиция способствует пробуждению отваги, тогда как ошибочное боевое построение может обратить в трусов даже храбрецов.

Вот основное наступательное построение:

Иначе говоря, клин. Или, если угодно, ромб:

Клинья и ромбы – это построения, наиболее подходящие для завязывания боя. Его элементы обеспечивают взаимную поддержку; крылья поддерживают остриё, тыл подпирает крылья. Солдаты в клиньях и ромбах всегда на виду у своих товарищей. Они не имеют возможности укрыться, а струсить на глазах у всех означает покрыть себя несмываемым позором. Но самое разумное использование клиньев состоит в том, чтобы распределить их вдоль всей линии атаки. Именно это я и рекомендую своим командирам на совете сейчас, накануне битвы.

Почему войска при такой расстановке, как правило, сражаются доблестно? Я напоминаю об этом своим командирам, хотя они уже проверили данную тактику в действии – на двух континентах и на сотне полей сражений.

– Солдаты на острие атаки храбро идут вперёд, ибо знают, что их всегда поддержат товарищи, стоящие на крыльях. Они уверены в том, что обойти их с флангов и тем более окружить невозможно. Кроме того, хотя они знают, что нанести удар первыми предстоит именно им, их товарищи следуют за ними и скоро тоже ринутся в схватку. Им известно, что, если прорыв не удастся и отпор окажется слишком силён, они всегда смогут отойти и будут поддержаны всей мощью фронта. Что же до отрядов второго ряда, то по мере приближения к противнику их страх умеряется, ибо они видят, как передовые шеренги принимают на себя главный удар, тогда как сами они на данном этапе остаются вне опасности. Но самое главное, друзья мои, в том, что отвага товарищей воспламеняет их сердца. Дело в том, что солдат не является таковым в полной мере до тех пор, пока, видя, как его товарищи устремляются на врага, не исполняется решимости последовать их примеру. «Клянусь адским пламенем, я докажу, что не менее достоин!» – восклицает он. Если солдат и испытывает робость, она подавляется чувством стыда: он не может допустить, чтобы по его вине его отряд выглядел бледно по сравнению с соседними. Таким образом, преобладающими чувствами, которые движут воином в бою, становятся дух соперничества, гордость и честь. Для меня, братья, это незыблемый постулат веры. Я верю в то, что солдата, становящегося свидетелем самоотверженности товарища, его собственная благородная натура побуждает к подражанию той же высокой добродетели. Добиться такого результата невозможно ни речами и уговорами, ни посулами и наградами, для этого нужен живой пример беззаветной отваги. Вот почему, командиры, вам предписывается идти в бой впереди своих подчинённых. Вы должны служить для своих солдат образцом мужества, увлекая за собой их сердца. А доблесть идущих за вами, в свою очередь, воспламенит отвагу в рядах наших соотечественников, следующих сзади. Но я, друзья мои, верю и в большее. Верю в то, что лицезрение неустрашимости пробуждает сами небеса. Даже боги не могут оставаться равнодушными к истинной храбрости, каковая, находя отклик в их собственной, возвышенной и благородной природе, побуждает их вмешаться, дабы даровать героям то, чего они заслуживают.

Я особо указываю командирам фланговых отрядов:

   – Завтра на этой равнине мы встретимся с неприятельским фронтом, который на каждом крыле окажется на пять стадиев шире нашего. Не подлежит сомнению, что, как только мы пойдём в наступление, Дарий станет бросать на нас многочисленную конницу, одно соединение за другим. Как в такой ситуации распорядиться имеющимися отрядами, с тем чтобы повысить боевой дух наших соотечественников? Во-первых, мы будем обороняться, атакуя. Командиры фланговых отрядов, как только вы начнёте наступление, идите в атаку. Не дожидайтесь удара, опередите врага и нанесите его первыми. То, что я говорю вам, не дерзость или безумие, но основополагающий тактический принцип, зиждущийся на опыте. Когда воины ожидают нападения врага, их охватывает страх, а зная, что будут атаковать сами, они ощущают силу. Во-вторых, все должны строго придерживаться диспозиции.

Я выстрою шесть отрядов обоих фланговых охранений модифицированными ромбами и сам займу место на правом крыле, среди царских копейщиков и конных «друзей» (фаланга с сариссами и основная часть войск составят растянувшийся на пятнадцать стадиев центр), тогда как Парменион, командующий левым крылом, займёт симметричную позицию в соответствующем ромбе на том фланге. Вот фланговое прикрытие, которому отведено место справа от меня:

Наёмная кавалерия (Менид) – 700

Царские копейщики (Арет) – 800

Пеонийская легкая конница (Аристон) – 250

Половина агриан – метателей дротиков (Аттал) – 500

Македонские лучники (Брисон) – 500

Пехота «наемников-ветеранов» (Клеандр) – 6700

Ромб есть не что иное, как четыре клина – северный, южный, восточный, западный. А что представляет собой клин? Это одна боевая единица впереди и две на крыльях. Очевидно, что ромб способен отражать удары с любого направления, просто встречая его остриём одного из своих клиньев. Эта диспозиция срабатывает прежде всего благодаря иррациональному, стихийному воспламенению человеческих сердец. Бойцы на острие клина устремятся на врага с беззаветной отвагой, ибо будут уверены, что не останутся без поддержки товарищей на крыльях, которых, в свою очередь, будет вдохновлять и воодушевлять пример их мужественных друзей, вступивших в бой первыми.

   – И наконец, братья командиры, важнейшим фактором должно послужить наше с вами поведение, моё и ваше. Когда завтра вы захотите увидеть моё знамя, ваши взоры должны быть обращены только вперёд, ибо я намерен лично возглавить наступление. Точно так же и каждый из вас должен будет находиться впереди своего отряда.

Я заканчиваю, ибо, выступая, настолько преисполнился страсти, что боюсь, как бы моё сердце не выскочило из груди. Я смотрю на Пармениона, стоящего у моего плеча, на Гефестиона и Кратера, Пердикку, Коэна, Птолемея, Селевка, Полиперкона, Мелеагра, Чёрного Клита, Никанора и Филота, на Теламона, Эригия и Лисимаха. А также обвожу взглядом солдат, тысячи солдат, со всех сторон обступивших шатёр.

Где пребывает в этот час мой даймон? Мы с ним одно целое. Он – это я, а я – это он.

   – Многие из вас удивлялись тому, что я сплю со списком гомеровской «Илиады» под подушкой. А удивляться нечего: я поступаю так, ибо считаю героев этой поэмы образцом для подражания. Для меня они не персонажи предания, но реальные, живые люди. Ахилл вовсе не далёкий предок, погибший девятьсот лет тому назад: ныне, в этот самый миг, он живёт и дышит в моём сердце. Сей образец высокой добродетели не только всегда пребывает со мною наяву, но не оставляет меня даже во снах. Зададимся вопросом: зачем мы затеваем войну? Ради пролития крови? Ради захвата земель и овладения сокровищами? Нет, нет и нет! Война нужна лишь затем, чтобы следовать стезей чести, затем, чтобы наши сердца прониклись добродетелями благородного противоборства! Благородное состязание с противником очищает нас, как очищается от примесей золото в тигле. Всё, что есть в нашей натуре низкого – алчность и жадность, робость и нерешительность, нетерпеливость, скаредность, себялюбие, – выплавляется и отбрасывается. Неоднократно испытывая себя близостью смерти, мы выжигаем шлаки до тех пор, пока очищенный металл наших сердец не обретает истинное, безупречное звучание. Более того, испытания не только облагораживают каждого из нас по отдельности, но и связывают друг с другом узами, столь близкими, каких не дано познать супругам. Когда я называю вас братьями, это не риторический приём, ибо мы с вами воистину стали братьями, братьями по оружию, и разорвать узы этого братства не под силу самому аду.

Я снова умолкаю, обводя взглядом лица соратников. Смерть для меня ничто по сравнению с той любовью, которую я испытываю к своим отважным товарищам.

   – Ощущаю ли я страх, друзья мои? Да как такое возможно, если всё, чего я когда-либо хотел, это стоять рядом с вами в боевом строю и вместе с вами стремиться к славе! Сегодня ночью я буду спать благословенным сном младенца, ибо в этот час у меня есть всё, о чём я мог только мечтать: достойный противник и достойные товарищи, с которыми я его встречу.

Мою речь прерывают одобрительные восклицания. Солдаты, стоящие в передних рядах, пересказывают мои слова своим товарищам, которые находятся дальше. Выждав, когда гомон стихнет, я жестом указываю на склон от Полумесяца, в сторону долины Гавгамелы.

   – Братья, славы, подобной той, какую добудем мы завтра на этом поле, не добивалась доселе ни одна армия, не обретал ни один человек. Ни Ахилл, ни Геракл, никто из героев, эллинов или варваров, ни в прошлом, ни в настоящем. Минуют столетия, а люди будут с восхищением повторять наши имена. Верите ли вы мне? Пойдёте ли вы со мной в наступление? Поскачете ли вы со мной рядом за непреходящей славой?

Шатёр, а затем и всё поле взрываются громоподобным рёвом, заставляющим содрогнуться равнину. Я бросаю взгляд на Гефестиона. Выражение его лица говорит о том, что, слыша рьяные возгласы наших бойцов, Дарий и всё его несметное воинство не могут не проникнуться ужасом.

Я представляю собой живую душу этой армии. Подобно тому, как кровь течёт от сердца льва к его когтистым лапам, так и моя храбрость перетекает от меня к моим соотечественникам.

Враг выставил против нас миллион вооружённых бойцов. Я разобью их наголову силой одной лишь своей воли.

Глава 24
«ВЕРБЛЮЖИЙ ГОРБ»

Когда мы спускаемся с гряды холмов под названием Полумесяц, я еду на Короне. Буцефала ведёт под уздцы мой конюх Эвагор. Попона, налобник и лёгкое боевое седло Буцефала уже на месте, но остальную его броню Эвагор несёт на спине. Моему коню уже семнадцать лет. Я сяду на него только для финального наступления.

Наплечники моего составного доспеха остаются непристёгнутыми и хлопают в такт конскому шагу. Я не стану их закреплять, пока мы не выйдем на линию атаки. Вся армия смотрит на меня, и людям становится легче, когда они видят: их царь настолько уверен в себе, что даже не позаботился о доспехах.

Путь вниз по склону, на равнину, составляет десять стадиев. Мы спускаемся в боевом порядке. Наш фронт составляет пятьдесят четыре сотни локтей. Фронт неприятеля (мы измеряем его после битвы) перекрывает наш более чем на десять стадиев.

Конец лета, двадцать шестое боедромиона в год архонтства Аристофана в Афинах. По захваченным документам мы восстанавливаем диспозицию персидской армии на тот день.

На левом крыле неприятеля, впереди его основного строя, россыпь дикой скифской кавалерии. Две тысячи саков и массагетов, вооружённых копьями, скифскими луками и шипастыми палицами, именуемыми «tumak», соседствуют с тысячей конников из Бактрии, закованных в панцири и сражающихся метательными копьями; им придана сотня серпоносных колесниц под командованием сына Дария Мегадата. Эти войска расположены перед фронтом. Позади них выстроилась двойная линия конных и пеших отрядов: тысяча индийских царских кшатриев, пеших лучников из западных областей Инда; четыре тысячи конных лучников из Арии под началом их сатрапа Сатибарзана; одна тысяча царской арахозианской кавалерии под командованием родственника Дария Барзаента. Слева от них шестнадцать тысяч бактрийской и даанской кавалерии под командованием двоюродного брата Дария Бесса, который единолично возглавляет левое крыло, затем две тысячи конных лучников из Индии; пятитысячный отряд смешанной с пехотой персидской царской конницы, возглавляемой отважно сражавшимся при Иссе Тиграном, тысяча кавалеристов из Суз и две тысячи кадусианской кавалерии и пехоты. Далее располагаются царские телохранители; десять тысяч греческих наёмников под командованием фокийского командира Патрона; одна тысяча конных царских «родственников» под командованием брата Дария Оксатра и пять тысяч «носителей яблока», отборных пехотинцев, называющихся так потому, что древки их копий с заднего конца украшают золочёные шары. Перед ними стоят пятьдесят серпоносных колесниц и пятнадцать индийских боевых слонов со своими погонщиками «махаутами». На спинах огромных животных закреплены башенки для стрелков. Здесь же шесть тысяч царских всадников из Индии, чьи кони обучены сражаться рядом с боевыми слонами. Для поддержки им придана тысяча тяжеловооружённых пехотинцев из Карии и пять сотен мардианских лучников. Позади находится сам Дарий, прикрытый справа ещё одной тысячей конных персов из отряда чести, ещё пятью тысячами «носителей яблока» и пятью же тысячами наёмных греческих пехотинцев под командованием сына Ментора Тимонда. Это центр линии. Справа от него, простираясь ещё на пятнадцать стадиев, стоят другие отряды карийской пехоты и кавалерии; индийской царской конницы; греческих наёмников; албанцы; ситтакенцы, представляющие собой смесь пехоты и кавалерии; конные тапурийцы и гирканцы с Каспия; верховые скифские лучники под командованием Маукеса; парфянская и арахозианская кавалерия Фратаферна; царская мидийская конница Атропата; а также сирийская и месопотамская кавалерия Мазея. Именно Мазей возглавляет правое крыло неприятеля. Перед этим крылом размещены ещё пятьдесят серпоносных колесниц; отменная каппадокийская кавалерия Ариака и армянская кавалерия, ведомая Оронтом и Митраустом.

В тылу, позади основной линии, собраны в великом множестве ополченцы из провинций, возглавляемые своими наместниками или сатрапами. Оксатр привёл уксиев, Бупар – вавилонян, Оронтобат – новобранцев с Красного моря, Орксин – ситтакенцев. Их столько, что перечислить всех не представляется возможным.

Спустившись на равнину, мы сразу замечаем три широкие ровные дороги, проложенные инженерами Дария для его серпоносных колесниц. Границы пути отмечены кольями с флажками, трепещущими на уровне глаз всадника, чтобы колесничие могли видеть их поверх поднятой колёсами пыли и не сбились с ровного пути.

Вступив на равнину, мы видим, что поле справа от нас на пару тысяч локтей усеяно железными « вороньими лапами». Дарий хочет вынудить нас наступать по тем направлениям, на которых нас встретят его колесницы. От персидского фронта нас отделяют сорок две сотни локтей – пятнадцать стадиев. Его передовые разъезды, всадники на конях, стоимость которых равна солдатскому жалованью за всю жизнь, гарцуют перед нашим строем на расстоянии выстрела из лука. Наши конные копейщики порываются напасть на них, но я приказываю им оставаться на месте.

Между рядами снуют слуги с бурдюками вина. Мы останавливаемся, чтобы привести всё в порядок, проверить обувь, крепления амуниции и доспехов. Перед боем не вредно отлить: это делается прямо в строю.

Командиры соединений – Парменион, Гефестион, Кратер, Никанор, Пердикка, Птолемей, Селевк, Филот, Чёрный Клит и две дюжины других – собираются под моими значками. Всё, что сейчас произойдёт, отработано нами сотни раз.

Наступление начинается по всему фронту. По моему приказу образуется косой строй. До момента атаки идущим в шеренгах предписывается молчание: отдаваемые приказы должны приниматься, передаваться по линии и исполняться незамедлительно.

Командиры разъезжаются к своим отрядам. Я подаю знак Эвагору, и тот подводит Буцефала. Юноша из свиты принимает уздечку.

Из пятидесяти тысяч глоток вырываются приветственные крики.

Я перескакиваю со спины Короны на Буцефала. Беру копьё. Надеваю шлем. Крики множатся, люди стучат древками копий о щиты. Лёгким галопом я направляюсь вперёд. По обе стороны от меня царские телохранители, рядом едут Гефестион, Чёрный Клит и Теламон.

По равнине проносится пыль. Шквалистый южный ветер вздымает песок, полощет знамёна и треплет перья на моём шлеме. Я срываю их и пускаю по ветру.

– Зевс, наш Хранитель, указующий нам путь!

Час настал!

Глава 25
РОМБЫ НА КРЫМЕ

На расстоянии двадцати двух сотен локтей мы видим установленные персами вехи, обозначающие пути, проложенные для серпоносных колесниц. Это тростниковые шесты высотой в пять локтей, с развевающимися наверху алыми флажками. Наши передовые всадники валят и топчут их под радостный гогот войска.

Мы движемся по тем самым участкам поля, которые были тщательно подготовлены для нашего истребления. Почва здесь гладко выровнена, для «косилок» Дария проложено три пути. Два из них имеют ширину в тысячу локтей, один – в две тысячи. Мы всё ещё находимся слишком далеко, чтобы разглядеть сами колесницы. Нам кажется, будто мы видим, как солнце отсвечивает от их серпов, но, возможно, это всего лишь игра воображения.

Гефестион едет от меня по левую руку, под его началом находится agema (отряд) царских телохранителей. Если я паду, он возьмёт на себя командование правым крылом. Чёрный Клит движется справа от меня; он командует царским подразделением «друзей». Теламон едет слева от Гефестиона, с Птолемеем и Певкестой; Любовный Локон держится плечом к плечу с К литом. Эти люди находятся возле меня по двум причинам: с одной стороны, все они непревзойдённые бойцы, а с другой – отменные командиры. Любого из них, возникни такая необходимость, я могу послать на любой участок поля, и он скорее умрёт, нежели позволит себе не оправдать моё доверие.

Инженеры Дария обозначили границы поля россыпями железных «вороньих лап», чтобы атака нашей конницы могла осуществляться лишь в зоне действия их губительных колесниц. Но противник не мог усыпать железными шипами всё пространство между нашим и своим фронтом: ему пришлось оставить сотни локтей чистой земли, чтобы обеспечить возможность манёвра собственной коннице. Мой план состоит в том, чтобы наступать в границах этого коридора только до тех пор, пока наши передние ряды не достигнут открытого пространства. Потом наш фронт резко повернёт направо, дабы как можно скорее выйти из смертельно опасной зоны.

Кроме того, ещё до сражения я объявил по всему лагерю, что сопровождающие армию гражданские лица, вне зависимости от рода их занятий, могут, если пожелают, на свой страх и риск пробежаться перед наступлением по полю, собрать кто сколько сможет «вороньих лап» и оставить эту добычу себе. Хорошее железо стоит дорого, и теперь марширующие в шеренгах солдаты видят поразительную картину: сотни ребятишек – по большей части отпрысков торговцев, возчиков и погонщиков мулов, многие босиком, и все, конечно же, без каких-либо доспехов – шныряют по полю, собирая железный урожай. Есть среди них и взрослые: даже некоторые шлюхи решили подзаработать таким образом. На стрелы выставленных на флангах вражеских лучников они не обращают внимания, а самые ловкие да пронырливые ухитряются подбирать и эти самые стрелы, хотя их ценность невелика. Так или иначе, поле расчищается от «вороньих лап» с поразительной быстротой. Теперь вражеский фронт виден очень хорошо. Он в два раза длиннее нашего, и кажется, что простирается от горизонта до горизонта. Чем глубже мы наступаем, тем очевиднее подставляем свои фланги для охвата персидским крыльям.

Мы движемся шагом. Слева от меня находятся восемь эскадронов конных «друзей». Их боевой порядок – это клинья, «зубы дракона». Я рысью проезжаю вдоль их фронта налево, присматриваясь к тому, как разворачивается наступление, и давая солдатам возможность увидеть моё лицо и штандарт. Многих я окликаю по имени. Гонцы и курьеры прибывают отовсюду с донесениями о неприятеле, о сокращающемся расстоянии и его крыльях, нависающих над нашими флангами.

Мы тоже разметили равнину. Передовые всадники, как живые вехи, заняли позиции, отмечая пути наступления. На расстоянии двух тысяч локтей до противника я подаю знак трубачам, и над полем звучит условный сигнал: «Отклониться направо!»

Знаменосцы поворачивают под углом в сорок пять градусов. За ними – командиры, возглавляющие острия клиньев, а следом и другие. Наши стрелки и метатели дротиков россыпью движутся перед строем. Сейчас наш боевой порядок можно уподобить человеку, переправляющемуся вброд через реку и идущему по диагонали вверх по течению. Так же поступаем и мы: скользим правее... правее... правее.

Дарий пока этого не видит. Две тысячи локтей – чересчур большое расстояние. Но его конные разведчики наши манёвры видят. Теламон указывает на пару всадников на чистокровных скакунах, во весь опор скачущих к своему царю. Потом поворачивают ещё двое, за ними ещё один. Уже пятеро конников спешат к Дарию с донесением об увиденном.

Мы отклоняемся вправо, заходя на территорию, не полностью очищенную от «вороньих лап». Перед нами стоят две цели: покинуть смертельно опасную зону и заставить Дария поволноваться.

Как долго неприятель позволит нам отклоняться?

Допустит ли он, чтобы наше правое крыло оказалось за его левым флангом?

В то время как наши основные силы отклоняются вправо, я скачу вдоль растянувшегося на десять стадиев фронта налево, к командующему этим крылом Пармениону. Семидесятилетний полководец по-прежнему чувствует себя в седле легко и уверенно. Мы в последний раз уточняем детали нашего плана.

С правого фланга, проскакав галопом две тысячи локтей, прибывает Филот.

   – Ты делаешь из меня сборщика дерьма, Александр!

Он хочет вернуться к себе на правый фланг прежде, чем там разразится серьёзный бой. Натягивая поводья, Филот горячит своего рослого, в семнадцать пядей, вороного коня по имени Адамантин.

   – Ему же больно, – говорю я.

Филот смеётся:

   – Он сейчас ничего не чувствует, так же как и я.

   – Ты-то и впрямь ничего не чувствуешь, – ворчит на сына Парменион, – но он не так пьян, как ты!

Я усмехаюсь: Филот, изрядный хвастун, верен себе. Но упрекать его не за что, мы все перед битвой основательно накачались вином. От всей нашей армии разит на целых десять стадиев.

Кроме того, Филот прав: надо возвращаться. Я вернусь на своё место сразу вслед за ним.

   – Пусть метатели дротиков Балакра выдвинутся вперёд! – звучит мой приказ, и я в сопровождении телохранителей лёгким галопом скачу вдоль фронта назад.

Сам Балакр родом из Македонии, но под его началом состоят пятьсот агрианских метателей дротиков и такое же число лучников и копьеметателей, набранных из горных племён Фракии. Эти люди явились за золотом, и они его заслужили. Сейчас, во исполнение приказа, они пешими устремляются вперёд через промежутки между отрядами «друзей» и разворачиваются перед нашим фронтом. Тела фракийцев покрыты татуировками, они босы, но носят шапки из лисьих шкур. Агриане идут в бой семьями, отцы ведут своих сыновей. Вместе с ними сражаются и их здоровенные, косматые волкодавы, готовые умереть, прикрывая хозяев. Задача Балакра состоит в том, чтобы остановить серпоносные колесницы. Его стрелки и метатели должны затормозить смертоносный бег «косилок», прежде чем они вломятся в ряды «друзей».

Боевой порядок нашей армии, справа налево, то есть по ходу нашего наступления, таков.

Перед строем правого крыла развернулись лучники и метатели дротиков Балакра, одна тысяча бойцов.

Само крыло составляют семь сотен конных наёмников Менида, восемь сотен царских копейщиков, ведомых Аретом, две полусотни лёгкой пеонийской конницы Аристона, половина, то есть пять сотен, агрианских метателей дротиков под началом Аттала.

Далее следуют полтысячи лучников из Македонии, чей командир – Брисон, и шестьдесят семь сотен пеших, вооружённых длинными, предназначающимися против конного противника копьями, «наёмников-ветеранов» Клеандра. Эти подразделения составляют боевое охранение правого фланга. Их задача – сдержать натиск любых сил Дария на это крыло.

Левее в наступление идут восемь отрядов конных «друзей» общим числом две тысячи сто сорок. Ими командует Филот. Agema царских телохранителей во главе с Гефестионом составляет триста всадников. Тридцать пять сотен тяжеловооружённых всадников ведёт Никанор.

Далее следует фаланга пехотинцев с сариссами, шесть отрядов по пятнадцать сотен в каждом. Командуют ими Коэн, Пердикка, Мелеагр, Полиперкон, Симмий Андромен (сменивший своего брата Аминту, отбывшего в Македонию для набора войск) и Кратер. В соседстве с этой пехотой наступает половина союзной греческой конницы Эригия и все восемь отрядов лучшей в мире, не считая моих «друзей», кавалерии из Фессалии, подчинённые Филиппу, сыну Менелая.

Пармениона, командующего левым крылом, окружают конники фарсалинского отряда, на настоящий момент лучшего из конных отрядов Фессалии.

Позади них, с интервалом в пятьсот шагов, я расположил вторую пешую фалангу, состоящую из союзных греков, наёмников из Аркадии и Ахайи, иллирийцев, трибаллов и одрисианской лёгкой пехоты. С ними идут лучники и пращники из Сирии, Памфилии, Писидии, а также пять сотен наёмников с Пелопоннеса под командованием спартанца Павсания, который перешёл к нам от Дария. В целом второй эшелон составляет чуть менее шестнадцати тысяч воинов. Их командирам я приказал быть готовыми повернуться кругом в том случае, если враг, произведя фланговый обход, начнёт нас окружать. Тогда крылья и фланговые охранения сомкнутся и сформируют «ежа» – ощетинившийся остриями копий оборонительный прямоугольник. Между передними и тыловыми фалангами располагаются отрядные оружейники с запасным оружием и конюхи с заводными лошадьми.

Фланговое охранение на левом фланге выстроено, как и на правом, ромбом. Это четыре сотни союзной греческой кавалерии под командованием Койрана, пятьдесят девять сотен фракийской лёгкой пехоты, возглавляемой их вождём Ситалком, три с половиной сотни одрисианских степных наездников под началом Агафона и пятьсот лучников с Крита, командиром которых является Аминта.

Эти подразделения, как их аналоги на противоположном фланге, должны вынести мощный удар правого крыла Дария с его первоклассной каппадокийской, армянской и сирийской кавалерией под командованием Мазея. Впереди, чтобы сломить натиск врага, я поставил девять сотен наёмной конницы под командованием Андромаха, подразделение, славящееся безрассудной отвагой. Общее командование левым крылом осуществляет Парменион, за пехоту отвечает Кратер.

Правое крыло веду я сам.

Мы продолжаем двигаться под косым углом, и правый край нашего строя уже находится за пределами дорог, предназначенных для серпоносных колесниц. Ещё немного, и «друзья» тоже окажутся за пределами их досягаемости. Дарий следит за нами и смещает левую сторону своего фронта, приноравливаясь к темпу нашего продвижения. Но он не может делать этого вечно. Чтобы не потерять преимущество нависающих флангов, он должен предпринять какие-то шаги.

   – Они начали!

Теламон указывает на персидское крыло. Когда расстояние между нами составляет около тысячи четырёхсот локтей, Дарий приводит в движение левофланговые конные отряды. Мы узнаем об этом, увидев, как заклубилась пыль под конскими копытами.

   – Смотри! В центре тоже пылят!

Локон указывает на отряды, окружающие самого Дария. Центр персидской линии тоже приходит в движение.

   – Сколько их там, как думаешь?

   – Достаточно, чтобы у них прохудилось брюхо.

Это и есть та игра, которую я затеял. Ради этого мы и начали уклоняться вправо. Чем больше конницы сможем мы отвлечь с центра персидской позиции, тем с меньшим количеством придётся нам драться, чтобы пробиться к царю.