Текст книги "Магический мир"

Автор книги: Стивен Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Стивен МУР
МАГИЧЕСКИЙ МИР

Магический мир

Глава 1
Стрингеры

Хотите узнать большой-пребольшой секрет? Честно говоря, я никогда не умел хранить секреты. Во всяком случае, такие огромные, как этот.

Что бы вам такое рассказать? Например, я знаю, что… Я точно знаю, что свиньи умеют летать. А настоящие драконы не едят мясо. Что многие вещи на самом деле представляют собой совсем не то, чем кажутся. И что есть на свете настоящее волшебство. А еще я знаю, что вы можете помочь спасти мир от разрушения, сами того не подозревая.

Смейтесь-смейтесь! Думаете, все это глупые выдумки? Ну, так вот, что я вам скажу: меня не волнует, верите ли вы мне или нет. А для тех, кому все еще интересно, я продолжу. Все началось позапрошлым летом, в тот самый день, когда нас с сестрой Мэри отправили погостить к Стрингерам.

Понимаете, если бы нас к ним не отправили, и рассказывать-то было бы нечего…

Утро было изнуряюще жарким. Одежда – насквозь мокрая от пота. А воздух такой, что невозможно дышать. Чтобы сделать хоть глоток, мне приходилось разрезать этот воздух на маленькие кусочки и потом класть их в рот. Во всяком случае, мне так казалось.

Захудалый автобус скинул нас у подножия горы Лемингтон. А мы с Мэри мечтали быть на ее вершине – ведь когда-то это должно было произойти!

– Я не понимаю, почему они не взяли нас с собой? – сердито спросила Мэри.

С того момента, как мы вышли из дома, она находилась в дурном расположении духа. Клянусь, если бы я не поднял свой чемоданчик и не пошел вперед, я бы как следует отколошматил ее.

– Я больше не желаю слушать это, Мэри, – сказал я и гигантскими шагами пошел на штурм горы. Множество домишек из красного кирпича и неопрятных магазинчиков теснились на горном склоне. Казалось, что кто-то случайно уронил их и забыл там. Окна и двери везде были открыты нараспашку – от жары даже здания мечтали о глотке свежего воздуха.

Папа сообщил, что на сей раз их отпуск – это что-то вроде второго медового месяца – для мамы.

– Видишь ли, Билли, ей это необходимо после ее волнений и больницы… ну, в общем, сам понимаешь… – и он кинул на меня один из своих многозначительных взглядов, который был призван без слов объяснить абсолютно все. Но не объяснял решительно ничего. – Стрингеры вполне приятные люди. И вы ведь не возражаете один раз лишить себя нашего общества, правда? – за очередным многозначительным взглядом последовал такой же жест: папа коснулся пальцем носа.

Разговор о Стрингерах я не поддержал, но кивнул в ответ и тоже коснулся носа, притворившись, что все понял. Как же взрослые любят все усложнять!

Вот почему, пока мама с папой грелись на солнце, наслаждаясь красотами курорта, мы устало тащились по этой дурацкой бетонной горе. Меня бы это не раздражало, если бы солнце спряталось и никогда больше не высовывалось.

– Билли, ну почему мы должны ехать именно к Стрингерам? – спросила Мэри. – К нашим тетям Джойс и Лили?

Я пожал плечами.

Тетя Джойс хотела встретить нас на автобусной остановке. Но мы уже не маленькие. Тем более, что еще успеем получить свое, так что не стоит приближать агонию. Боже, семь дней смертельной скуки! Соблюдать чистоту, аккуратно одеваться, есть то, что полезно… Сто шестьдесят восемь часов, проведенных среди сплошных «нельзя». Тетя Джойс требует соблюдения бесконечного количества правил. И все они начинаются со слова «не»: не клади это сюда, не шуми, не входи в дом с такими грязными ногами. И вообще, лучше не дыши, а если вдруг умрешь, то только не на моем любимом ковре. Говорят, однажды она была замужем. Но этот тип «сделал ноги». Легко могу в это поверить.

Если вы считаете, что тетя Джойс невыносима, то должен сказать, что тетя Лили еще хуже. Потерпите, этот «десерт» я приберег на потом.

– Билли, если ты не подождешь меня, я выскажу все, что о тебе думаю, – негодовала Мэри.

Как же мне надоело это слышать!

Она плелась за мной с картонным домиком для нашей кошки Мог под мышкой и чемоданом, который волокла за собой с таким выражением лица, что можно было подумать, будто тот «болен инфекционной болезнью». Кстати, прихватить с собой кошку – тоже ее идея. Мне бы приостановиться, подождать ее… Но вместо этого я крикнул:

– Давай-давай! Поднажми немного! Мы почти у цели! Папа сказал, что надо пройти мимо Юнион-Холл и свернуть на третьей улице налево. Дом номер двадцать восемь по улице Фруктовой.

На самом деле у вершины горы мне уже было абсолютно не до третьей улицы налево. Мои пальцы онемели, а кожа приобрела отвратительный бордово-зеленый оттенок в местах, где в нее впилась пластиковая ручка чемодана. Боль была адская.

– Билли Тиббет, или ты подождешь меня, или… – Мэри готова была взорваться. – Билли Тиб… Она внезапно умолкла, проглотив остаток фразы.

К тому моменту мы уже повернули на Фруктовую улицу. Прямо перед нами стоял дом с палисадником, сделанный как будто по линейке. Там, в обрамлении торчащих кое-где худосочных цветочков, стояла высокая тощая женщина. Она ждала нас. Мэри забыла издать вопль. Я забыл о боли в онемевших пальцах. Мы забыли обо всем. Мир рухнул в бездну, и осталась только эта высокая тощая женщина. Бр-р-р, Джойс Стрингер… Наша тетя Джойс.

– Уильям, Мэри, какая радость! – Ее голос вскрывал воздух, как проржавевший нож.

Ну, вот и все. Я сделал глубокий вдох – это был мой последний глоток свободы – и выпихнул вперед Мэри.

– Идемте, дети… Вытирайте ноги, снимайте ботинки, надевайте тапочки и несите свои чемоданы наверх. Как следует помойтесь с дороги. И не нужно вот это оставлять здесь.

Кошка Мог была выужена за шкирку из домика и вышвырнута на задний двор, как ненужный хлам.

– Она поживет тут, – сказала тетя Джойс и добавила: – Когда будете готовы, загляните в столовую и поздоровайтесь с тетей Лили.

Да, кошке повезло больше, чем нам!

***

– Здравствуй, тетя Лили, – сказал я.

– Здравствуй, тетя Лили, – эхом повторила Мэри.

Мы стояли не шевелясь. Мы вообще мало двигались, когда гостили у Стрингеров. Весь дом был – как бы это лучше сказать?.. – чистым и неприкасаемым. Ощущение было такое, что где бы вы в нем ни находились, что бы ни делали, вы все равно везде пачкали. В борьбе с этой проблемой не помогало даже химическое средство «Тортон и Торнбулс юниверсал спирит», которое, если верить инструкции, «полностью уничтожает любую грязь при разовом нажатии на баллончик». Воняло им по всему дому, а на ум приходили ассоциации с препарированными крысами из школьного кабинета биологии. Тетя Джойс доверяла этому средству безгранично.

Столовая Стрингеров не была исключением. В ней все было идеально вылизано и накрыт стол.

– Билли, как ты думаешь, она не спит? – спросила Мэри. – Скажи ей еще что-нибудь.

– Ничего не могу придумать, – ответил я.

Тетя Лили сидела в дальнем углу комнаты. Наша тетя Лили. Если она вообще приходилась нам родной тетей. Мне всегда казалось, что родители расходились во мнении по этому поводу. Папа считал, что она является кем-то вроде дочери троюродного маминого дяди. Мама не разделяла его мнения. Мне же казалось, что тете Лили (независимо от степени родства) было по меньшей мере лет сто пятьдесят. По моему мнению, мертвые и то выглядели живее, чем она. Ее лицо было испещрено морщинами и неподвижно. Руки же ее, наоборот, все время пребывали в движении, бесконечно подбирали и вертели что-нибудь, словно пытаясь найти что-то потерянное. От нее исходил такой затхлый запах (за что мы ее и прозвали Пахучая лилия), что его не могло перебить даже универсальное средство «Тортон и Торнбулс юниверсал спирит». Она всегда молчала. Просто сидела в углу, куда никогда не светит солнце, вжавшись в свое кресло, похожее на скалу, и смотрела в никуда своими впалыми глазами. При виде ее у нас по спине начинали бегать мурашки.

– У меня все готово! – голос тети Джойс ворвался в комнату сам по себе, пока тело его хозяйки еще только выходило из кухни, согнувшись под тяжестью сковородки с чем-то очень тяжелым. – А теперь мы все попробуем мое фирменное блюдо: соевые бобы. И никаких возражений быть не может!

Глава 2
Часы с кукушкой

Ко всему в жизни можно привыкнуть. Даже к тете Лили, если не обращать на нее внимания. Мы спокойно пообедали. Пополдничали. И поужинали. Тетя Джойс даже разрешила нам перед сном полчаса посмотреть телевизор.

Но потом я никак не мог заснуть. Было уже три часа утра. Самое время для сна. Откуда я узнал время? Каждый час, полчаса и четверть часа из часов, висящих в гостиной, выскакивала кукушка и куковала. Ее слабоголосое, невыразительное «ку-ку» поднималось по лестнице, проникало через стены в мою спальню и, словно капля воды, просачивалось и звонко падало мне в ухо. Но самое главное заключалось в том, что из-за старых половиц дом постоянно скрипел. Казалось, кто-то все время крадется по коридору и подслушивает под дверью. Я твердо решил, что на следующий день кукушка умрет мучительной смертью.

Мне было интересно, спит ли Мэри, но я не стал проверять. Это было еще одно «нельзя» – нельзя выходить ночью из комнаты. «Тете Лили это не понравилось бы», – объяснила тетя Джойс. Бред какой-то! Я не представлял, как наша Мэри продержится всю ночь без туалета.

Ку-ку, ку-ку. Четверть четвертого.

Постельное белье было накрахмалено так сильно, что, казалось, спишь на картоне. Кто-то поднял с пола мою одежду и аккуратно повесил ее на вешалки в шкаф.

Я вылез из-под «картонного» одеяла, сел на кровать и распахнул окно. Светила луна. Уж ей-то никто не мог помешать. Ночью Фруктовая улица выглядела совершенно так же, как днем, только грязно-красные кирпичные дома стали грязно-серого цвета. Что же касается фруктов, то там их и в помине не было. Там вообще не было ни единого деревца или кустика! Просто стояли два голых ряда уставившихся друг на друга домов с террасами. Все они были похожи между собой, как две капли воды. Все, кроме одного… который находился прямо напротив. Странный дом. Ночью он выглядел темнее остальных. И единственный стоял за забором, причем таким высоким, что заглянуть в окна было невозможно. Да я и не стремился – в доме много лет никто не жил.

За чаем тетя Джойс рассказала нам о соседях и объяснила, что мы не должны играть рядом с их домами, чтобы не беспокоить их. По нашей стороне стояли дома с четными номерами, по другой – с нечетными. Напротив был дом под номером двадцать семь. Он принадлежал странной женщине по имени Дженни Ганивер. Однажды она просто исчезла. Тетя Джойс высказалась по этому поводу весьма неопределенно. Возможно, та женщина умерла, как это случается с пожилыми людьми, но, как бы то ни было, с тех пор дом пустовал. «Этот заброшенный дом портит вид на всей улице, – возмущалась тетя. – Позорище, убожество, крысоловка с разлагающейся крысой…» Она схватила баллончик с любимым универсальным средством «Тортон и Торнбулс юниверсал спирит» и прикоснулась к нему так, словно в нем был смертоносный отравляющий газ.

Ку-ку, ку-ку. Половина четвертого.

Я долго сидел у распахнутого окна. Ничего не произошло. И не произойдет. В доме Стрингеров это невозможно.

Ку-ку, ку-ку.

Прошло еще какое-то время. Решительно ничего не происходило.

Ку-ку, ку-ку.

И вот… кое-что случилось.

Где-то едва слышно скрипнула дверь. Слегка приоткрылись чьи-то ворота. Внезапно меня охватила тревога. Я замер. В голову закралась дурацкая мысль, что звук идет со стороны пустующего дома.

Кто-то, кто не хотел быть увиденным, медленно двигался в густой черной тени забора. Я не мог увидеть его, но не сомневался, что прав. На середине улицы, у фонаря, вынырнула черно-белая кошка. Слава богу, это была всего лишь Мог. Но в следующее же мгновение она исчезла. Нет, она не ушла. Она испарилась. Только что она была здесь – и в какую-то долю секунды пропала. Мороз пробрал меня с головы до пят, как будто кто-то прикоснулся ко мне ледяной рукой. Уличный фонарь погас.

Я пошатнулся, откинул голову назад и поймал ртом глоток холодного ночного воздуха. Через какое-то время я обнаружил, что смотрю на небо – по крайней мере, хоть луна все еще на месте.

Щелк!

Луна исчезла. На ее месте зияла огромная дыра.

Должно быть, мое сознание выключилось. Больше я ничего не помнил.

Глава 3
Дженни Ганивер

– Ну конечно, и через это перепрыгнула корова, а потом тарелка с ложкой пустились бежать… – Мэри рассмеялась и, стукнув друг о друга чашку и тарелку с кашей, стала водить ими перед моим носом, словно маленький ребенок.

– Не балуйся со столовой посудой, голубушка. Ты расстроишь тетю Лили. – Голос тети Джойс прорезался где-то между кухней и столовой.

Мэри не поверила ни единому моему слову. И хуже того, она обращалась со мной как с дурачком. А меня это раздражало.

– Ладно, – я снова попытался воззвать к ее разуму, – если я все это придумал, то где же тогда наша Мог?

– Да она все время теряется! – снова рассмеялась Мэри. – А может быть, она прячется под столом вместе с луной. Или за креслом тети Лили… Нет, луны там не наблюдается.

Я не собирался играть с ней в эту дурацкую игру.

– Я так и знал, что не стоит тратить свое время на то, чтобы рассказывать эту историю такой глупой девчонке.

Я бросил на Мэри зверский взгляд. Она ответила мне тем же.

Я действительно не собирался говорить о том, что происходило ночью, а хотел просто забыть обо всем. При свете дня дом двадцать семь выглядел совершенно обычно. Там все было в таком запустении, что могло рассыпаться в любой момент. Петли ворот сильно проржавели. Ну и что из этого следует? Их много лет никто не открывал. Так я себе внушал. А как объяснить исчезнувших луну и кошку? Только тем, что это был дурной сон.

Беда была в том, что я никак не мог избавиться от ощущения чьей-то ледяной руки у себя на плече.

Поэтому я рассказал обо всем Мэри.

В комнату вплыла тетя Джойс с огромным кульком домашних мюслей. Это блюдо имело вид засохших кроличьих отходов и вкус картона. Но я все равно это съел. Забавно получается: еще вчера Стрингеры возглавляли мой список самых противных в мире вещей, обогнав даже дыру в озоновом слое, кретинов-ведущих детских передач и папины потные носки. Но после сегодняшней ночи, все это показалось мне абсолютно нормальным. И тетя Джойс в голубом комбинезоне и ярко-красных резиновых перчатках, и тетя Лили, приросшая к старому креслу, и вообще эти Стрингеры со своим химическим средством «Тортон и Торнбулс юниверсал спирит» и сводом правил поведения.

Мэри должна была мне поверить. Хотела она этого или нет.

***

– Я ничего не вижу… – ныла Мэри. – Ты сломаешь мне руку.

– Ты же не смотришь!

Я скрутил ей руку за спину. На ее глазах выступили слезы. Тогда я протащил ее за руку через сад Стрингеров на улицу. А как еще я мог заставить Мэри выслушать меня?

– Вот. – Я показал дыру на тротуаре в том месте, где вчера стоял фонарный столб.

– Что – вот? Там нет ничего. Просто дыра.

– Вот именно – дыра! – Наши голоса становились все громче.

– Это у тебя в голове дыра! Отпусти меня, или я не знаю, что сделаю…

– Смотри, Мэри, это дыра, которая осталась после исчезновения фонаря – сразу после того, как пропала Мог. – Я содрогнулся и замолчал. Что со мной? Неужели мне все показалось? И я просто лунатик? Нет! Мэри должна мне поверить!

– Ладно, сейчас я тебе докажу! – Тот факт, что это невозможно, не останавливал меня.

– Ты свинья, Билли! – взвизгнула Мэри и, вырвав руку, лягнула меня пяткой.

Это немного остудило мой пыл. Но ненадолго. Через несколько секунд мы уже сцепились в клубок, щиплясь, царапаясь и лягаясь. Неожиданно мы споткнулись и с треском ввалились прямо в покрытые пятнами ржавчины ворота, которые тут же захлопнулись за нами. Солнце ушло.

Мы оказались за воротами дома двадцать семь.

– Мэри, ты в порядке? – спросил я шепотом.

– Ты свинья!

– Мэри!

– Из-за тебя я порезала себе ногу!

– Ну, извини…

– Свинья!

Похоже, я приземлился на крышку какого-то железного мусорного бака – чувствовался запах ржавого металла. Кромешная темнота стала медленно перерастать в грязную серость. Сад был завален разным хламом и обломками бетона. Дальше маячил неясный контур фасада дома – и сразу стало понятно, что он смахивает на надгробный памятник. Одно окно на нижнем этаже было разбито, другие же выглядели совершенно безжизненными и были покрыты вековым слоем грязи, за которым невозможно было увидеть, что там внутри.

Мэри опиралась на стену дома, придерживая ногу рукой и пытаясь разглядеть что-нибудь через разбитое окно. На свете была одна вещь, которую моя сестра любила больше, чем споры, – она просто обожала совать нос в чужие дела.

– Тьфу ты! – взвизгнула она, отскакивая от стены, за которую все еще цеплялась давно засохшая роза. – Теперь в меня вонзилась эта наглая колючка.

– Тс-с-с, не шуми. Нас могут услышать, – прошептал я.

– А как же! Тут уже сто лет в обед никто не живет! Лучше помоги мне забраться в это окно, Билли. А то мне снизу ничегошеньки не видно.

Вдруг кто-то закричал. Потом еще раз. И еще раз. Мы похолодели и приросли к земле. Но этот кто-то кричал не на нас. Крик был приглушенным и доносился из… глубины дома.

– Ты… ты же не думаешь, что это она? – прошептала Мэри. От страха у нее едва не пропал голос. – Что Дженни Ганивер вернулась?

Я не ответил. Встав на цыпочки, я заглянул в разбитое окно. В комнате никого не было видно. Меня это не удивило. Но комната не была пустой…

– Открывайся! Или я не знаю, что с тобой сделаю! Сейчас же открывайся! – надрывался чей-то резкий, скрипучий голос.

Кто-то стоял к нам спиной и был почти невидим в темноте. Вероятнее всего, женщина. Хотя она скорее напоминала узел со старым тряпьем с дешевой распродажи.

– Я предупреждаю тебя… – На мгновение голос вдохнул, затем угрожающе выдохнул: – Сколько же мне пришлось скрываться среди самых темных теней в этом отвратительном мире! Сколько мелких интриг пришлось плести! Заниматься надувательством, совершать всякие глупые выходки, играть в дурацкие прятки! Тоже мне, развлеченьице! – Голос забулькал, фыркнул, и в нем появились нотки раздражения. – Хм, и однажды ты попала в этот мир. Незаметно пробралась и решила, что, спрятавшись, будешь находиться в безопасности. Но от меня спрятаться тебе не удалось! Я все равно тебя разыскала!

И теперь настало время поиграть в новые игры. Начнем с игры «А ну-ка открывайся!».

– Что это она делает, Билли? – процедила сквозь стиснутые от страха зубы Мэри. – И на кого она так кричит?

– Откуда я знаю, – прошептал я. – Я никого не вижу. Если ты сможешь замолчать хоть на минуту и послушать, может, мы что-нибудь и услышим.

Дженни Ганивер – а это действительно была она – вела себя как сумасшедшая: начала ходить по комнате подпрыгивая, лягаться, кружиться… В ее плотно сжатых руках что-то дергалось. Поднялось облако пыли, и что-то раскатисто прогремело. Женщина продолжала буйствовать, круша все вокруг и визгливо выкрикивая какие-то слова. Дыхание ее все отчаяннее сбивалось, и наконец она замолчала. Что бы ни означали ее действия – ей не удалось добиться своего.

Теперь она стояла близко к окну. И я мог видеть, что она держала в руках. Это была книга. Маленькая, в кожаном переплете.

– Ну, пожалуйста, одно только малюсенькое словечко… или крошечную картиночку… Обещаю, что на этот раз буду вести себя хорошо. – Дженни Ганивер была похожа на ребенка, с помощью уговоров выманивающего шоколадку у взрослого. По-моему, она занималась каким-то вздором. Ее руки сделали усилие открыть книгу. Книга не открылась. Руки повторили попытку. Снова неудача… Она и не открылась бы просто так. Эта книга была не из тех, которые стоят у нас на полках.

Через мгновение Дженни снова завизжала:

– Делай, что тебе говорят! Я украла тебя у одного дурака! Он не знает твоей ценности! А я знаю! Знаю! И ты откроешься!

С книгой ничего не произошло.

– Ну, ты, бесполезная, упрямая… – Дженни швырнула книгу.

Мне показалось, что на долю секунды книга повисла в воздухе, пронзенная взглядом единственного кроваво-красного глаза Дженни, который казался просто щелочкой на ее перекошенном лице.

И снова я почувствовал знакомую ледяную руку на своем плече. Этот взгляд мог умертвить кого угодно. Казалось, доля секунды длилась вечно.

То, что произошло дальше, можно смело назвать помутнением рассудка. До сих пор не понимаю, что заставило меня так поступить. Повинуясь приказу внутреннего голоса, я протянул руку в окно и подхватил книгу.

– Бежим, Мэри! – закричал я.

Мы понеслись так, что только пятки засверкали – наперегонки, шумно втаптывая в землю бетонные обломки. За нашими спинами что-то происходило. Мы с грохотом вывалились из ворот. Вдруг нас настигла яркая вспышка света. Знакомый скрипучий голос произнес всего одно слово. Мэри исчезла. Бесследно – ни волоска, ни пуговицы.

Я стоял в гостиной Стрингеров, не имея ни малейшего представления, как я там очутился, и выкладывал всю происшедшую с нами несуразицу. Пустые глаза тети Лили смотрели куда-то сквозь меня. Лицо тети Джойс расплылось в улыбке и стало похоже на сахарозаменитель. Это была бессовестная улыбка взрослого, делающего вид, что он искренне во все верит.

– Но это чистая правда, тетя Джойс. – Я попытался достать из кармана мое единственное доказательство – книгу.

Неожиданно тетя Джойс нависла надо мной, как грозовая туча. От ее улыбки не осталось и следа.

– Билли, ты вошел сюда в грязной обуви?!

Новость, что ее племянница растворилась в воздухе и пропала навсегда, прошла через нее, как вода через сливной сток. Задержалось только то, что она увидела собственными глазами: комки грязи на ее любимом ковре.

А потом… это лицо в проеме окна… Лицо Дженни Ганивер.

Не помню, как я добрался до двери, ведущей на задний двор, молниеносно пересек его, выскочил в проход между домами и понесся вниз по улице. Знакомые улицы сменялись незнакомыми. Ноги налились свинцовой тяжестью. Голова не соображала. Передо мной, как будто живьем, то и дело высвечивались картинки: сахарозаменительная улыбка тети Джойс, этот уставившийся на меня кроваво-красный глаз, скрипучий голос… и Мэри.

– Мэри! – громко закричал я.

В голове роилось столько мыслей, что я боялся, она вот-вот лопнет. Горькие слезы катились по щекам. Что мне теперь делать? Ноги продолжали нести меня вперед, и казалось, так легко дать им возможность бежать туда, куда они хотят.

БАЦ!