Текст книги "Лучшее за год 2005. Мистика, магический реализм, фэнтези"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Нил Гейман,Майкл Суэнвик,Стив Тем,Паоло Бачигалупи,Брайан Ходж,Дейл Бейли,Томас Лиготти,Карен Трэвисс,Люциус Шепард,Глен Хиршберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 53 страниц)

* Рекомендуются дальнейшие исследования.

Марк Лэдлоу
Мобильный телефон

Марк Лэдлоу – автор шести совершенно разноплановых фантастических романов, от футуристической сатиры («Dad's Nuke») до мистического триллера («The З7^th Маndala» – премия «International Honor Guild» за 1996 год в номинации «Лучший роман»), В 1997 году Лэдлоу в качестве дизайнера принимал участие в разработке компьютерной игры «Half-Life». С тех пор с головой ушел в работу над ее продолжением, с трудом выкраивая время для коротких рассказов – чтобы не утратить навыков писательства.

«Мобильный телефон» был опубликован в «By Moonlight Only», выходящем под редакцией Стивена Джонса.

Он никак не мог привыкнуть к мобильному телефону, и конечно же, звонок раздался именно в тот момент, когда машина снизила скорость перед очередным крутым поворотом. Телефон лежал в пиджаке на соседнем сиденье, и потребовалось некоторое время, чтобы, одной рукой держа руль, выудить трубку из кармана. Он вытащил зубами антенну, судорожно нажал в темноте кнопку соединения и прижал трубку к уху, надеясь, что звонивший все еще ждет ответа. Звонок отвлек внимание от дороги, и это его очень рассердило. Он не успевал одновременно управлять машиной и разговаривать по телефону и никак не мог взять в толк, каким же образом она все-таки заставила его купить себе мобильный телефон.

– Да! – яростно заорал он в трубку.

– Привет, ты где? – невозмутимо спросила она.

– В машине.

– А где ты сейчас едешь?

– Что тебе нужно?

– Я только хотела попросить тебя купить мне пачку сигарет, если, конечно, у тебя есть деньги. Ты ведь домой едешь?

– Да, домой.

Пока он лихорадочно соображал, будет ли по пути магазин, машина, проехав последний поворот, выехала на старую, плохо освещаемую пригородную дорогу. Похоже, это было начало парковой зоны, и поблизости не было видно ни одного дома.

– Я уже проехал все магазины.

– Нет, по дороге будет еще один.

– Откуда ты знаешь, как я еду?

– Ты мог поехать только одной дорогой.

– Ну конечно!

– Послушай, я знаю, какой дорогой ты едешь, только сумасшедший может поехать другой!

– Ладно, кончай болтать! Ты ведь знаешь, что меня бесит одновременно вести машину и говорить по телефону.

– Хорошо, хорошо. Ну, можешь не заезжать в магазин, если не хочешь.

– Я заеду. Поеду в объезд.

– Да ладно, не надо. Я сама попозже выйду на улицу. Лучше приезжай поскорее домой.

– Не волнуйся, я куплю тебе сигареты.

– Ну как хочешь. Пока.

Наконец-то можно переключить все внимание на дорогу. Он очень нервничал, когда ему приходилось вести машину в столь неудобной позе, с телефоном у плеча. От чрезмерного напряжения даже начинало сводить шею.

Экран телефона все еще продолжал светиться, но связь уже прервалась. Он подержал аппарат в руке несколько секунд, чтобы убедиться, что экран погас, и бросил его на лежащий рядом пиджак.

Машина ехала вдоль парка. Включенные фары освещали тянущиеся вдоль дороги, почти закрывающие проезд длинные ветви кустов и деревьев. Как здорово было бы приобрести собственный домик в одном из этих живописных мест, подальше от городской суеты, от застроенных роскошными апартаментами районов. Если дела будут идти хорошо, то уже через год, возможно, даже раньше, можно будет позволить себе купить собственный дом в этом районе. Он должен быть недалеко от офиса и обязательно окружен деревьями, из окон должны быть видны горы, а где-то поблизости может журчать ручеек. Воистину райский уголок! Однако прошло уже полгода, а ему до сих пор не удалось полностью освоиться в этом районе. Конечно же, она лучше знает все местные дороги. В то время, что он проводил на работе, она успела выучить все маршруты, объездив по своим делам близлежащую округу. Ему же были знакомы лишь кратчайший путь от дома до офиса и пара дорог, ведущих в ближайшие магазины. А теперь, когда с приходом зимы темнеть стало гораздо раньше, он вообще мог легко заблудиться и даже не заметить, что сбился с привычного пути.

Похоже, именно это и случилось. Машина ехала в полной темноте, ее окружали только голые ветви деревьев. Ни знакомых ориентиров, ни домов, которые уже давно должны были появиться, и, более того, ни одного указателя, ни тротуара, ни сточной канавы. Не было даже дорожной разметки. Неужто в какой-то момент машина свернула с главной дороги и оказалась в глубине парка? Он постарался вспомнить проделанный маршрут, но благодаря телефонному звонку часть пути отсутствовала в его памяти. Он даже не мог вспомнить, на какой свет и в какую сторону повернул на последнем перекрестке. Однако далее машина ехала только прямо, и значит, еще не поздно вернуться назад, к этой злополучной развилке. Ни одной живой души не было вокруг. Дорога превратилась в темную узкую аллею. Он снизил скорость, прижался к правой обочине, чтобы развернуться, и ветви стоящих у дороги деревьев зашуршали по крыше машины. Свет фар разрушал пугающий мрак аллеи. Он остановил машину, приоткрыл окно и, повернув ключ в замке зажигания, выключил мотор. Все вокруг погрузилось в звенящую тишину. Не было слышно ни лая собак, ни отдаленного шума дороги, только какие-то хлюпающие звуки воды, как посреди болота, на котором растут деревья. Дорога оказалась более узкой, чем он предполагал, и не позволяла машине развернуться. Чтобы добраться до более широкого участка, необходимо было возвратиться, проехав некоторое расстояние задним ходом.

Он повернул ключ зажигания, чтобы завести машину, но не услышал даже щелчка стартера. Вокруг была та же зловещая тишина. Тогда он поочередно нажал ногой педали газа и тормоза, но они не оказали никакого сопротивления. Также не реагировали педаль сцепления и рычаг переключения передач. Еще никогда в жизни его машина не была настолько беспомощной.

Он сидел, прикидывая предстоящие расходы на ремонт машины, все это только усилило тревогу. Неужели ему придется в темноте добираться до заправочной станции? Сначала необходимо хотя бы вернуться на главную дорогу. А есть ли в бардачке фонарик? Неужели закончился бензин и понадобится буксировка? В каком-то смысле это хорошо, что он был здесь один, так как собственного волнения ему и так хватало с лихвой.

Он еще раз проверил педали, зажигание, коробку передач, но все безрезультатно. Счастье, что еще работают фары и панель приборов. Закрыв окно, он нажал кнопку замка. Долго ему здесь сидеть? Когда же появится хоть кто-нибудь и…

Мобильный телефон! А ведь он до последнего момента противился покупке этого телефона. Ему казалось, что с появлением трубки он попадет под постоянный контроль и уже никогда не сможет остаться наедине с самим собой. Зачем людям эти мобильные телефоны? Неужели их жизнь действительно настолько пуста, что они так боятся остаться в полном одиночестве и нуждаются в постоянном общении? Как он ругал тех беспечных водителей, которые позволяли себе одновременно вести машину и болтать по телефону. И вот, впервые в жизни, он сам теперь надеется получить помощь посредством столь ненавистного ему предмета. По крайней мере, он уже не чувствовал такой безнадежности.

В мобильном телефоне была записная книжка, однако он не внес в нее ни одного абонента, так как всегда полагался на собственную память. Набрав номер домашнего телефона, он стал ждать, надеясь, что она не включила автоответчик и сама возьмет трубку. Поссорившись с ним, она часто включала автоответчик, особенно когда ждала его ответного звонка. Но на этот раз она сама взяла трубку.

– Это я, – сказал он.

– И что? – последовал холодный ответ, после которого он еще больше удивился тому, что она сама взяла трубку.

– У меня сломалась машина.

– Как это?

– После твоего звонка я… – Он не рискнул признаться, что заблудился, так как прекрасно знал возможную реакцию. – Я поехал другой дорогой, хотел развернуться, но двигатель заглох и теперь не заводится.

– Что значит – другой дорогой?

– Ну, я…

– Понятно, значит, заблудился, – сказала она с презрением. – Ну и где ты теперь?

– Я не знаю.

– Тебе не сложно хотя бы посмотреть на указательный знак? Или ты и с этим не в состоянии самостоятельно разобраться и ждешь моей помощи?

– Здесь нет никаких указательных знаков. Может быть, проблема в двигателе, и я сам смогу разобраться.

– Не смеши меня! Ты же ничего не понимаешь в машинах!

Когда они ругались, он не мог сидеть спокойно, поэтому открыл крышку капота и вышел из машины. Ему казалось, что ей будет сложнее оскорблять движущуюся мишень. Склонившись над капотом, он сказал «ясно». На самом деле свет фар падал только на деревья, и перед его глазами была темнота, которая, казалось, и поглотила все механизмы капота.

– Так.

– Ты же даже не понимаешь, на что смотришь!

– Здесь слишком темно, нет никакого освещения.

– Да где же ты?!

– Возможно, я заехал в парк или… подожди-ка. – Он захлопнул крышку капота, вытер руки о брюки и вернулся к дверце машины. – Здесь много дорожек, и никакого освещения… Здесь как-то… – он нажал ручку дверцы, – странно тихо.

– Что случилось? – спросила она после долгой паузы.

– Подожди секунду.

Дверь не открывалась. Заглянув в окно машины, он увидел, что оставил ключи в замке зажигания. Запертыми оказались и остальные двери. Машина была оснащена системой автоматического закрывания окон и дверей, и какое-то, возможно совсем небольшое, повреждение в электросети смогло полностью парализовать все остальное оборудование. Но почему же этот сбой не коснулся фар и освещения панели приборов?

– Ну что там у тебя? – снова спросила она.

– Ключи… остались… внутри машины. – Он еще раз дернул ручку дверцы, но она не поддалась.

– Ты хочешь сказать, что не можешь открыть машину?

– Я… Слушай, у тебя есть страховая карта, на которой номер службы техпомощи?

– Где-то должна быть, а где твоя карта?

– В бардачке.

– Понятно, а машина закрыта.

– Похоже, что так.

За паузой, выражающей крайнее неудовольствие от создавшейся ситуации, последовали слова снисхождения:

– Ну ладно, оставайся на месте, я сейчас приеду к тебе. Мы можем вызвать техпомощь или подождать до утра. Я, между прочим, уже собиралась лечь спать, но теперь вынуждена забрать тебя, иначе ты промокнешь и заболеешь.

Что значит «промокнешь»? Он поднял голову и посмотрел на темное, чистое небо – ни звезд, ни облаков. В это время она обычно ложится в постель и смотрит новости. Может быть, идет прогноз погоды? Она сейчас дома, а он здесь, рядом с запертой машиной, и без пальто.

– А как ты найдешь меня?

– Слушай, я хорошо знаю все местные дороги и знаю, где ты мог заблудиться.

– Я даже не помню, чтобы по пути домой был парк.

– Это потому, что ты никогда ничего вокруг не замечаешь.

– Я повернул сразу за перекрестком со светофорами.

– Ясно. Я поняла, где ты застрял.

– Твой звонок отвлек меня от дороги, и я заблудился. Ты заметишь мою машину по включенным фарам.

– Я только оденусь и сразу еду к тебе, буду через несколько минут.

– Хорошо, жду.

– Пока!

Связь прервалась. Стоя в темноте, он еще долго прижимал к щеке телефон, как будто хотел почувствовать в нем прохладную и в то же время теплую кожу ее руки. Прощание немного затянулось для столь обычного разговора.

Ему так хотелось снова набрать домашний номер, убедиться, что телефон в порядке, и еще раз услышать ее голос. Но этот звонок лишь усилит ее недовольство. Она тут же начнет насмехаться над ним, скажет, что он ее задерживает и не дает спокойно одеться.

Конец разговора вернул его внимание к тому, что происходило вокруг. Он явно слышал шум ветра и отдаленные звуки легкого плеска воды, как будто где-то что-то хлюпало. Ему так захотелось снова оказаться внутри машины – спрятаться, укрыться от пугающей его действительности.

Она скоро приедет, успокаивал он себя, ведь сломанная машина застряла всего в нескольких минутах езды от дома. Однако в любую минуту может начаться гроза и нарушить телефонную связь. А вокруг нет никакого укрытия, только закрытая машина. Можно, конечно, найти большой камень, разбить стекло и таким образом открыть дверцу, но это лишь увеличит расходы на ремонт. Дождь еще не начался – он подождет и на улице, тем более что за ним уже скоро приедут. По крайней мере, она должна быть уже в дороге. Надо срочно найти повод, чтобы позвонить ей. Фары начали гаснуть. Удивительно, что они вообще все это время проработали. Казалось, сначала их переключили с дальнего света на ближний, а теперь от обеих фар исходило лишь тусклое мерцание. Паника нарастала как снежный ком – свет фар давал хоть какую-то надежду, что жена заметит его машину. Теперь-то уж позвонить ей просто необходимо.

Он судорожно нажал кнопку повтора. Так было гораздо проще, чем заново набирать весь номер. После четырех гудков включился автоответчик, и он едва сдержался, чтобы не разбить трубку. Конечно, дома никого нет, ведь ее машина уже мчится по плохо освещенным улицам в сторону парка. Но обнаружить его автомобиль теперь стало крайне трудно, потому что еще недавно горящие фары сейчас совсем погасли. Ситуация осложнялась и тем, что он не помнил номер ее трубки. Он никогда не звонил ей на мобильный телефон, полагая, что за рулем звонок может отвлечь внимание от дороги и привести к аварии.

Можно, конечно, оставить машину здесь и попробовать дойти до ближайшей освещенной улицы. Неужели она не заметит его одинокую фигуру на фоне деревьев? Однако он боялся отойти от машины, которая была единственной знакомой вещью в окружающей его темноте. Аккумулятор наверняка сел, и он даже не мог, разбив окно, посигналить жене. Оставалось только одно – ждать.

Он бы сейчас все отдал лишь за один ее звонок! Ну пожалуйста, пожалуйста, позвони! Мне просто необходимо сказать тебе, что… Неожиданно телефон зазвонил, и он нажал кнопку соединения.

– Алло!

– Я уже близко, – раздался ее голос.

– Слушай, у моей машины почти погасли фары! Ищи темную дорогу или, может быть, въезд в парк…

– Я знаю, – сказала она напряженным голосом. – Из-за дождя плохо видно.

Он представил себе, как она медленно едет вдоль улиц и внимательно вглядывается в дорогу.

– Из-за дождя? Разве идет дождь?

– Льет как из ведра!

– Тогда я не понимаю, где ты находишься. Здесь сухо.

До него доносились только непонятные хлюпающие звуки, похожие на дыхание сырой земли.

– Я в трех кварталах от перекрестка.

– Где я повернул?

– Да. Вокруг одни дома. Я думала, здесь уже начинается парк. Наверное, он будет дальше… Мне казалось, это рядом, но…

Из трубки доносились странные звуки – ее машина явно ехала по лужам, работали дворники и раздавались раскаты грома. Он поднял голову – все тихо, на небе ни облачка.

– Что – «но»?

– Я вижу закрытые ворота, ты не мог через них проехать.

– Возможно, их закрыли после того, как я проехал.

– Хорошо. Вернусь к светофору и еще раз проверю эту дорогу. Может быть, я тебя просто не заметила.

– Проверь ворота.

– За ними начинается парк. Ты сказал, что ты на какой-то аллее?

– Здесь деревья, кусты, похоже, где-то болото. Я на грунтовой дороге.

– А…

Что-то странное появилось в ее голосе.

– Я вижу… Подожди… Мне показалось, что это ты, но…

– Что? – сказал он, пристально вглядываясь в темноту. Может быть, она сейчас смотрит на него, а он ее не замечает.

– Нет, ведь это не ты. Похоже на твою машину, но это не может быть она. Нет… это не ты, это не твоя…

– Что случилось?

Фары окончательно погасли.

– Пожалуйста, продолжай говорить! Просто разговаривай все время со мной!

– Да что там у тебя происходит?

– Я должна все время слышать твой голос, прошу тебя, только не молчи!

Его охватила паника. Страх разрывал теперь их обоих, и он чувствовал, что должен продолжать говорить с ней, не замолкая ни на минуту.

– Не бойся. Что бы там ни было. Ты же слышишь мой голос? Я говорю с тобой, просто слушай меня. Я люблю тебя! – Он понял, что ей необходимо это услышать. – Все хорошо. Я хочу, чтобы ты мне тоже что-нибудь сказала, но…

– Нет, говори ты. Я должна слышать твой голос, знать, что ты жив, потому что это не… нет, этого не может быть…

– Ш-ш-ш… Я же говорю с тобой.

– Объясни мне еще раз, где ты находишься.

– Я стою рядом с машиной. Здесь темно и тихо, вокруг деревья. Я слышу звук воды, судя по всему, здесь недалеко болото. Воздух теплый и влажный, но дождя нет. И мне… мне не страшно. – Ей важно было это услышать. – Я спокойно жду тебя, и все хорошо. Я знаю, ты меня скоро найдешь, и мы поедем домой. Все… все будет хорошо.

– Здесь идет сильный дождь, и я… – она судорожно глотнула воздух, – и я вижу твою машину.

Неожиданно пошли помехи. Шум начал нарастать, потом все смолкло и ее голос исчез в темноте. Он нажал кнопку повтора, но вспомнил, что позвонить может только она и ему остается лишь ждать звонка. Телефон молчал. Вокруг была полная тишина.

«Надо вернуться к перекрестку, – промелькнуло у него в голове. – Она все еще может меня найти».

Он уже было размахнулся, чтобы выкинуть трубку в невидимое болото… А вдруг телефон еще заработает и можно будет снова услышать ее голос, хоть на секунду. Нет, надо положить трубку в карман, чтобы не потерять ее в темноте.

Он снова посмотрел в небо и выставил руку – ни капли.

Здесь идет сильный дождь, и я вижу твою машину.

Филип Рейнс и Харви Уэллс
Рыбина

Впервые рассказ «Рыбина» был опубликован в журнале «Lady Churchill's Rosebud Wristlet». Литературный стиль и идея «Рыбины» захватили нас, что тем более удивительно, поскольку рассказ написан совместно двумя авторами из двух разных стран, и все же чувство стиля им ни разу не изменило. Рейнс и Уэллс (из Соединенного Королевства и Соединенных Штатов, соответственно) написали уже немало совместных работ. Некоторые из них печатались в «New Genre», «Albedo», и «On Spec».

Кэтчи слышит первой.

– Ба! Шум в земле!

Спитмэм выбирается из глубин сна, освобождает Кэтчи из сонных объятий, прислушивается к беспорядочному шуму за стенами хижины.

– Слышишь? Это под скалой, ба! Глубоко под скалой, зовет народ!

– Как скажешь, как скажешь.

Не переставая ворчать, Спитмэм набрасывает свою длинную накидку и отпирает дверь. Ночь холодна, как могильный камень, но Спитмэм тяжело опускается на колени и прикладывается ухом к одной из плит на дорожке.

– Ты услышала ее, – тихо говорит она девочке. – Эти удары точно идут из-под земли. И там громадное существо!

Они обходят соседей, переходя от одной хижины к другой, но люди уже не спят. Теперь уже все слышат глухие удары, словно ребенок забавляется с барабаном, и жители собирают лопаты, кирки, мотыги и отправляются в ночь. Лучше всех слышит Паддо, и почти три дюжины крестьян идут следом за ним через огороженное пастбище, перепрыгивают через небольшой ручеек в соседней канаве, потом через заболоченную равнину, простирающуюся на две мили от последней хижины до самых ущелий гор Каг. Паддо ведет их по дуге, далеко обходящей деревню, и вот удары уже становятся такими сильными, что плоские камни под ногами вздрагивают.

У земляного вала, ограничивающего болотистую низину, Паддо расчищает площадку и, как перед этим Спитмэм, приложив ухо к земле, прислушивается.

– Треск идет отсюда и вправо! – кричит он.

Мужчины перехватывают поудобнее лопаты и кирки и начинают копать, а женщины берутся за мотыги и разгребают торф, чтобы канава была как можно шире. Дети размахивают лопатами – они отбрасывают всякий мусор, и вскоре образуется черная дыра. Спитмэм взяла с собой железную лампу, в ее маленькой чашке горит слабенький огонек, но он все же дает достаточно света, чтобы осмотреть работу, хотя крестьяне в силу привычки стараются держаться от огня подальше.

Через некоторое время они выкапывают ров футов десять в ширину и продолжают копать вглубь, через верхний твердый слой земли, через чернозем. Пять, семь, девять футов, пока кирка Агги не натыкается на следующий слой. «Валлоу!» – раздается ее радостный крик, и сильный удар снизу выбивает из рук кирку. Еще один шлепок, и она подбирает полы одежды и начинает карабкаться наверх.

– Здорово чихнул! – кудахчет Паддо.

– Здорово? – кричит Агги, как только ее вытягивают наверх. – Да ты отыскал какого-то монстра!

И пока люди не стали копать дальше, Паддо ползает по краям рва и отмечает участок при помощи своего хитроумного изобретения, от которого крестьяне приходят в восхищение.

– Паддо, – кричит Полетт, – по-твоему, в эту дыру должен провалиться весь мир?

Но люди копают и разгребают десятифутовые канавы вдоль трех линий, отмеченных Паддо, углубляются на пять, семь, девять футов, и постепенно предмет в земле обретает очертания.

– Это что, крылья?

– Нет, на крыльях не бывает чешуи.

– Какие крылья, это же хвост!

И правда, это самый большой хвост, какой им довелось когда-либо видеть, он бьется в глубине земли. Только Спитмэм знает его настоящее имя, она называет его плавник.

– Так это рыбина? – спрашивает Старая Солли.

– Ох, я слишком устала, чтобы давать имя всему, что появляется из земли. Я возвращаюсь в постель. Девочка?

– Ты еще не успеешь уснуть, как я приду! – кричит Кэтчи своей бабушке.

Но Спитмэм только презрительно фыркает – эта девчонка не уйдет, пока все не закончится, так что она прикрывает лампу и гасит пламя; небо уже достаточно посветлело, можно копать и без огня. Спитмэм устало ковыляет обратно к неглубокой канаве, огибающей деревню.

Копать вглубь уже некуда, и люди начинают очищать находку. Дерри и его сестренка Кафф бегут обратно в деревню к кузнецу и возвращаются с двумя корзинками, полными инструментов – молотки и долота, которыми дети обычно разбивают птичьи яйца в гнездах на скалах. Люди разделяются по трем откопанным сторонам канавы и расчищают хвост, но он шевелится и выгибается, и земля осыпается со стенок рва. Перед самым рассветом Молодая Солли и Спег привязывают хвост соломенными веревками, чтобы он не мешал работать. Теперь дело идет быстрее, кусты с поверхности рыбины выкопали и отбросили подальше, и стало лопатами легче разгрести землю. Рыбина дрожит, а ее спина больше, чем у самого большого барана.

Солнце поднялось над самой высокой вершиной Каг, и только тогда люди решили, что работа закончена.

– Но это не рыбина!

– Спитмэм сказала, что это – плавник. Значит, рыбина.

– Все равно это какое-то чудовище.

Половина зверя еще скрыта под слоем земли, но и того, что расчищено, достаточно, чтобы повергнуть в изумление. Сбоку виднеется белое брюхо, из которого по всей длине, до самого хвоста, привязанного соломенными веревками, торчат не менее четырех дюжин ног. По всему телу до массивного хвоста пробегают судороги, словно все существо состоит из единого обнаженного мускула земли. От очередного рывка внезапно обнажается голова – гладкая, с маленькими щелочками-глазками и отверстиями ноздрей.

– Не рыбина это, что бы вы ни говорили. Смотри, какая пасть, – поместится пятеро людей.

– Десять!

– Мы ее оставим наполовину в земле, по крайней мере, пока не вызовем Смотрителя. Кери?

– Па?

– Бегом в деревню и расскажи Хаммелю о рыбине.

Вот и все. Много разговоров о невиданно большой рыбине, но люди покидают вырытые в земле канавы, видят озаренные солнцем вершины Каг, видят небо и широкий простор воды между скалами, и рыбина становится для них просто еще одной громадной вещью в этом мире. Хвост больше не натягивает веревки, животное лежит смирно, из нескольких ран в яму сыпется мелкий песок. Люди строят догадки относительно каменной шкуры, кое-кто считает ее гранитной, но люди устали, по одному, по двое они расходятся, чтобы наверстать упущенное за утро время.

Остались только трое ребятишек и Кэтчи.

– Давай спорить.

– О чем, Дерри? – спрашивает Рабби.

– Это самка или самец?

– Дерри! – Кафф морщится от развязности Дерри, но принимает игру. – Это самец, потому что ползает в земле, совсем как ты, Дерри, когда звал бабку во время шторма.

– Это самка, – заявляет Дерри. – Только девчонка могла родиться так глубоко под землей. Рабби?

– Самец.

– Кэтчи?

А не может быть это что-то другое? Она размышляет, но не успевает присоединиться к спору, как ребятишек отвлекают крики появившегося вдалеке Хаммеля.

– Прочь отсюда, поросята!

Дети соскакивают со спины рыбины и пускаются врассыпную.

Как только появляется новый зверь, жители деревни в первую очередь обращаются к Спитмэм за именем, а потом просят Хаммеля присмотреть за находкой. Смотритель – это весьма приблизительное определение для человека, который отказался от жизни и работы в деревне ради своего зверинца, куда забирал все необычные предметы и зверей. Хаммель был довольно угрюмым типом, и ребята хорошо знали его высокую фигуру и бородатое лицо – он частенько гонял их со скал, от птичьих гнезд. Смотрителя знали и опасались, как опасаются прибоя, подтачивающего прибрежные скалы.

– Твоя спина слабовата для переноски такой рыбины в зверинец, – поддразнил его Дерри.

– Зато достаточно сильна, чтобы я мог наподдать озорникам.

– Ты только грозишься, Смотритель, – продолжает Дерри, но перебирается на другую сторону канавы вместе со своей сестренкой Кафф.

Хаммель почесывает белое брюхо рыбины и задумчиво смотрит на песок, вытекающий из ее порезов.

– Бедняга, – бормочет он и отчего-то смотрит только на Кэтчи. – И почему они оставляют мне только умирающих?

Кэтчи ничего не отвечает. Кому придет в голову горевать над рыбиной?

В полдень Спитмэм и Кэтчи сидят на просохшей после дождей лужайке у своей хижины. Перед ними на плитах дорожки разложены камешки самых разных видов, а в высоком небе ярко светит жаркое солнце. Голова Кэтчи занята только новой рыбиной. На Спитмэм сыпется град вопросов, она пропускает их мимо ушей, отвечает лишь на некоторые, Кэтчи всегда бурно реагирует на появление чего-то нового. Много времени прошло с тех пор, как Кэтчи стала ее правой рукой, и за все это время она ничуть не утолила жажду познания открываемого мира.

– Ба, рыбина из воды?

– Рыбина принадлежит воде, но никак не из воды.

– Но если рыбина принадлежит воде, будет лучше вернуть ее в воду. Спег может свить крепкие веревки, и мужчины дотащат ее до великой воды…

– Не великой воды, Кэтчи, сколько раз тебе говорить? Она называется море.

– Дотащить до воды-моря и…

Спитмэм крепко стискивает запястье Кэтчи:

– Девочка, умерь свои фантазии.

Спитмэм критически осматривает последний пестрый камешек из тех, что Кэтчи собрала вдоль изгороди у хижины Агги. Она греет его между ладонями, дует, как дуют на пальцы в морозный день, а потом кладет в рот. Спитмэм перекатывает его языком во рту, пока не убеждается в его пригодности, только тогда выплевывает на руку, шепчет заветное слово и кладет камешек в ряд вместе с остальными.

– Море не примет эту рыбину, – поучает она Кэтчи. – Это каменная рыбина, а не водная. Ты же знаешь, что вода не дружит с камнем.

Кэтчи потирает запястье и обдумывает услышанные слова, а ее взгляд устремляется ввысь и вдаль, выше мошкары, роящейся над изгородью, над россыпью ветхих хижин, ютящихся на краю старой деревни, через болотистую луговину, заросшую колокольчиками, к самым вершинам гор, которые сторожат противоположный берег их острова. Это мир камня, то есть не из камня, а всего того, что может соседствовать с камнем – земли, гальки, овец, капусты и фиалок.

– Для чего земля производит таких никчемных существ? – спрашивает она.

Ответ на ее вопрос существует. Кэтчи понимает это по улыбке Спитмэм, которая не затрагивает плотно сжатые губы, словно бабушка опасается выпустить секреты изо рта. Спитмэм дольше всех прожила здесь и знает все. Люди заняты обработкой земли, сбором птичьих яиц среди скал, и у них не остается времени, чтобы подумать, почему их деревня стала такой маленькой, или вспомнить, какой большой она была прежде. Но Спитмэм не жалеет времени, она собрала все воспоминания, отброшенные людьми, и теперь таит в себе знание, словно пережидая долгую зиму. И Кэтчи видит, что Спитмэм ждет знамения, что эта зима кончилась, поэтому она так часто и внимательно смотрит в небо.

И еще Кэтчи прекрасно знает, что торопить бабушку бесполезно, да и камни на траве стучат друг о друга, разговаривают. Вот еще один стукнулся о землю; так с помощью Спитмэм и Кэтчи камни выстраиваются в определенном порядке, и скоро на лужайке появляется целый выводок разных зверей.

– Имена, – требует бабушка, показывая на фигуры.

– Лесная мышь.

– Это?

– Змея.

– Какая змея, девочка?

– Болотная змея.

– А это?

– Кузнечик. Бабочка. Слепень.

– И последний?

– Этого я не знаю, ба.

– Это полевка, девочка. Конечно, она очень маленькая, но истинный размер не выложишь такими камнями. Все они – порождения земли, запомни это, не то что та рыбина, рожденная скалами. Они будут жить, если вода или ветер не убьют их.

Ладонь Спитмэм больно шлепает по затылку, как будто вбивая новые знания.

– Запомни, имена очень важны. Имена разграничивают мир, устраняют ошибки, предупреждают страхи. Не преуменьшай значения имен, без них все обратится в грязь и мусор.

Спитмэм опускает голову, словно бросает очередной камень.

– А теперь расскажи мне все, что слышала о безымянной рыбине.

Дни проходили, и в деревне уже никто не толковал о новой рыбине. Разговоры можно было услышать только среди тех, кто боронил землю перед севом, или охотился на птиц, или выискивал гнезда на скалах. Еще новости можно было узнать от ненастного неба. Это было еще важнее. Голова Кэтчи всегда требует новостей, и она первой замечает перемены в воздухе и темную дымку над горизонтом. Спитмэм требует, чтобы она рассказывала о каждой морщинке на небе, и Кэтчи выкладывает новости.

– К нам идут два шторма, – медленно говорит она, и все остальные темы мгновенно забываются, ведь шторм – это самое страшное, что может произойти.

– Я помню последнюю бурю, – говорит Агги, пока Спитмэм обследует ее дочь Кери, страдающую от колик в животе. – Помнишь, как разметало хижину Келлика? Бедняга считал, что он спасется в погребе, но ветер обрушил стены. После этого парня долго мучили припадки. Еще бы! Целую неделю он провел как в могиле. Сейчас плохое время года.

– Ветер всегда к несчастью, – говорит Спитмэм и умолкает.

Хоть она и произнесла имя ветра, но говорить о нем не намерена. Он имеет для нее слишком большое значение, эта уверенность таится где-то в самой глубине головы Кэтчи.

– Верно, все ветры грозят бедой, но кажется, что с каждым новым штормом они становятся все злее. И все разные в разные времена года.

– Не стоит болтать об этом. А теперь, Кери, тебе лучше отвернуться. Не хватало еще, чтобы ты орала в моей хижине.

– Ой, бабушка, не делай этого!

– Помолчи. Девочка, найди-ка мне инструмент потоньше.

В хижине Спитмэм все инструменты для ее занятий хранятся в котелках и чайниках, развешанных на крючках по стенам. Их великое множество, некоторые инструменты спрятаны в запечатанных кувшинах, и даже Кэтчи не разрешено их трогать. Требуемые сейчас предметы лежат в плетеной корзине, и Кэтчи осторожно отодвигает в сторону лампу, чтобы добраться до них. Огонь заперт в лампе, но он готов вырваться в любой момент, и Кэтчи знает, что нельзя относиться к нему легкомысленно. Наконец она достает нужные предметы.