Текст книги "Худей! (др. перевод)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Чуть позже я поняла, что эти приступы начались у него после вечера… когда миссис Марли приходила убирать квартиру, – продолжала Леда глухим голосом. – Тогда он обычно уходил на чердак. Если бы Марли его увидела, история мгновенно облетела бы весь город. Он бушевал после ее ухода. Ведь он вынужден был сидеть в одиночестве на чердаке, чувствуя себя отверженным и вдобавок еще уродом.

– Поэтому он и согласился уехать в клинику Майо, – сказал Вилли.

– Да, – согласилась Леда и, наконец, посмотрела на него. Ее лицо было обезображено ужасом. – Что с ним станет, Вилли? Что может с ним стать?

Вилли покачал головой. Он не имел ни малейшего понятия. Больше того, у него не осталось желания обсуждать этот вопрос, как если бы ему предложили обсудить хорошо известную фотографию южновьетнамского генерала, стреляющего в голову подозреваемому в сотрудничестве с Вьетконгом. Каким-то непонятным образом он увидел связь между этими вещами.

– Гари заказал частный рейс в Миннесоту, я тебе говорила? Он не мог вынести, если бы его кто-нибудь увидел. Я же тебе это говорила?

Вилли покачал головой.

– Что с ним может стать?

– Не знаю, – ответил Вилли, подумав: «И раз уж пошла об этом речь, что станет со мной, Леда?»

– Перед тем как он уехал, обе его руки превратились в клешни, а глаза были… двумя искорками голубого в провалившихся чешуйчатых впадинах. Его нос… – она встала и побрела к нему, по дороге ударившись ногой об угол кофейного столика так, что тот сдвинулся с места. «Она уже ничего не чувствует, – подумал Халлек, но у нее будет чертовски болезненный синяк на колене завтра, а если повезет, она вспомнит, где его получила и как».

Леда схватила Вилли за руку. Ее глаза были огромными поблескивающими лужицами неосознанного ужаса. С угнетающей доверительностью, от которой защекотало кожу на затылке, она заговорила. Ее дыхание было горьким от непереваренного джина.

– Теперь он похож на аллигатора, – сказала она почти интимным шепотом. – Да, вот на что он теперь похож, Вилли. На чудовище, выползшее из болота и обрядившееся в человеческую одежду. И я рада, что он уехал. Рада. Думаю, если бы он этого не сделал, я бы уехала сама. Да, просто упаковала бы вещи и… и…

Она наклонялась ближе и ближе. Вилли резко встал, не в силах этого вынести. Леда Россингтон качнулась назад на своих каблуках, Халлек только-только успел подхватить ее за плечи. Он тоже был сильно пьян. Если бы он промахнулся, Леда бы вполне могла раскроить себе череп о край кофейного столика (остекленное покрытие, бронзовая окантовка, пустячок, 587 долларов плюс доставка), о который уже расшибла ногу. Тогда вместо того, чтобы проснуться завтра с синяком, она проснулась бы мертвой. Глядя в полубезумные глаза, Вилли подумал, не хотела ли она смерти…

– Леда, я должен идти.

– Конечно, – ответила она. – Забегай, если захочется выпить. Почему бы и нет, Вилли?

– Извини, – сказал он. – Извини за все, что случилось. Мне очень жаль, поверь, – и только потом, спохватившись, как идиотски это звучит, добавил: – Когда будешь говорить с Гари, передай ему мои лучшие пожелания.

– С ним теперь трудно говорить, – тихо ответила она. – Это происходит и внутри у него. Понимаешь? У него твердеет язык и гортань. Я могу с ним говорить, но все, что говорит он – его ответы – выходят неразборчивыми звуками.

Халлек вышел в прихожую, торопясь прочь от нее… освободиться от ее мягкого, безжалостного тона, от этих унылых, тусклых глаз.

– Он действительно превращается в аллигатора. Думаю, им придется поместить его в резервуар, чтобы смачивать ему… кожу.

Слезы полились из ее глаз, и Вилли заметил, что она капает джином на свои туфли.

– Спокойной ночи, Леда, – прошептал он.

– Зачем, Вилли? Зачем ты сбил ту старуху? Зачем ты принес проклятие Гари и мне? Зачем?

– Леда…

– Приходи через пару недель, – продолжала она, все еще наступая на него, пока Вилли, обезумев, шарил за спиной в поисках дверной ручки, удерживая вежливую улыбку ценой огромного волевого усилия. – Приходи и дай мне посмотреть на тебя, когда ты скинешь еще 40 или 50 фунтов. Я посмеюсь… посмеюсь… посмеюсь…

Он нащупал ручку двери и повернул ее. Прохладный воздух освежил его разгоряченную покрасневшую кожу как благословение.

– Спокойной ночи, Леда. Мне жаль…

– Прибереги для себя свои сожаления! – завизжала она и швырнула в него бокалом мартини. Тот ударился о дверную ручку справа от Вилли и разбился. – Зачем тебе понадобилось сбивать ее, ублюдок? Почему ты навлек это на нас всех? Почему? Почему? Почему?

* * *

Вилли добрался до угла Парковой улицы и Фонарного проезда, а потом свалился на скамью в укрытии автобусной остановки, дрожа, как от лихорадки, чувствуя, как голова гудит от джина. Он думал: «Я убил ее и теперь теряю вес. Не могу остановиться. Гари Россингтон проводил слушание и оправдал меня, даже не бросив укоризненного взгляда, и попал в клинику. Если верить Леде, сейчас он выглядит, как сбежавший из фильма „Аллигаторы повсюду вокруг нас“. Кто еще замешан в этом? Кто мог участвовать в том, что старый цыган решил бы отметить возмездием?»

Вилли вспомнил двух копов, выгонявших цыган из города, когда те решили заняться трюками на общественном лугу. Один из них был всего лишь патрульным жокеем, исполняющим… исполняющим приказы.

Чьи приказы? Ну, конечно же, шефа полиции, Дункана Хопли. Цыгане были изгнаны потому, что не имели разрешения устраивать спектакль на общественной собственности. Но, конечно, они понимали, что мысль имеет гораздо более широкое значение. Если хотят избавиться от цыганской орды, всегда издается множество указов и постановлений муниципалитета. Бродяжничество. Приставание к гражданам. Плевки на тротуар. Назовите, что хотите.

Цыгане договорились с фермером с западной окраины города, угрюмым, пожилым человеком по имени Арнкастер. Всегда находилась ферма, угрюмый фермер, и всегда цыгане договаривались с ним. «Должно быть, они натренировались вынюхивать парней типа Арнкастера», – думал сейчас Вилли, сидя на скамье, прислушиваясь, как первые капли весеннего дождя стучат по крыше автобусной остановки. «Достаточно простая эволюция. Требуется всего лишь пара тысяч лет непрестанных гонений. Вы говорите с несколькими людьми, возможно, мадам Азонка безвозмездно прочтет одно-два предсказания. Вы вынюхиваете имя парня в городе, который владеет землей, но задолжал, парня, который не испытывает великой любви к городу или городским постановлениям; парня, который во время охотничьего сезона объявляет свой сад закрытым из чистой блажи, потому что предпочтет, чтобы олени сожрали его яблоки, нежели охотники подстрелили их. Вы вынюхиваете имя и всегда находите его, потому что в богатых городах всегда найдется свой Арнкастер, а то и два-три для большего выбора».

Потом цыгане расставят кругом свои машины, как их пращуры ставили в круг телеги и кибитки двести, четыреста, восемьсот лет назад. Они получали разрешение на разведение огня и по ночам болтали и смеялись, безусловно передавая из рук в руки бутылку-другую.

Об этом думал Халлек. Но согласился ли с этим Хопли? Так он позволил бы цыганам некоторое время существовать. Те, кто хотел купить, что бы там ни продавали цыгане, мог выехать по западной дороге к местечку Арнкастера. По крайней мере, оно не было на виду. Сама ферма Арнкастера была чем-то вроде бельма на глазу – фермы, которые находили цыгане, всегда считались такими. А потом цыгане поехали в Рэйнтри и исчезли из поля зрения.

Но только после инцидента, после того, как старый цыган сделал нежелательный шаг, появившись на ступеньках здания суда и коснувшись Вилли Халлека, их присутствие перестали терпеть.

Хопли дал цыганам два дня, вспомнил Халлек, и, когда они не выказали желания отправиться дальше, «отправил» их сам. Сначала Джи Роберто отменил их разрешение на разведение огня. Хотя почти каждый день всю предыдущую неделю шли проливные дожди, Роберто заявил, что угроза пожаров резко повысилась. И кстати, сообщил, что те же самые правила, которые касались лагерных костров и огня для приготовления пищи, касаются пропановых плиток, угольных жаровень и светильников.

Потом Хопли посетил несколько местных бизнесменов, у которых Ларс Арнкастер пользовался кредитом – обычно просроченным кредитом. Он побывал в магазине сельскохозяйственной техники, магазине продуктовых товаров, в фермерской кооперации и еще кое-где. Хопли даже заглянул в коммерческий банк… банк, который держал закладные на земли Арнкастера.

Все это было только частью служебного долга. Чашка кофе с одним, случайная встреча за ленчем с другим, бутылка пива с третьим.

К закату следующего дня каждый, каждый, кто имел право на чек хоть с крошечной части задницы Ларса Арнкастера, нанесли ему визит, вскользь замечая, как хорошо было бы, если бы эти чертовы цыгане тронулись дальше… и как все были бы благодарны.

Результат оказался именно таким, как рассчитывал Хопли. Арнкастер пошел к цыганам, возместил баланс заранее обговоренной суммы за аренду и, отказавшись слушать протесты, выгнал цыган (Халлек подумал о молодом жонглере, который, очевидно, еще не совсем сознавал непостоянство своей жизненной позиции). Оказалось, что у цыган не было подписанного договора, который мог бы выдержать разбирательство в суде.

В трезвом виде Арнкастер мог сказать им, что им еще повезло. Честный человек возместил неиспользованную часть того, что они оплатили. В пьяном виде (Арнкастер употреблял две бутылки за ночь) он мог быть чуть выразительнее и многословнее. Появились силы, которые желали убрать цыган из города, так мог сказать он. На него оказали нажим, давление, которое не под силу бедному, грязному фермеру типа Арнкастера. В особенности, когда половина так называемых «добропорядочных жителей» уже вытащила ножи.

«И никто бы из цыган (за исключением жонглера), – подумал Халлек, – не нуждался бы в подобном пояснении».

Вилли поднялся и вяло побрел домой под холодным дождем. В спальне горел свет: Хейди ждала его.

Не патрульный жокей. Тут не было нужды в возмездии. И не Арнкастер… отвернулся от денег, потому что не мог поступить иначе.

Дункан Хопли?

Хопли, возможно. «Очень возможно, – поправил себя Вилли. – С одной стороны, Хопли всего лишь некая порода натренированного пса, чьи инстинкты направлены на сохранение хорошо смазанного деньгами Статус Кво Фэрвью.» Но Вилли сомневался, что старый цыган примет во внимание такую хладнокровную социологическую точку зрения, и не только потому, что Хопли так успешно отправил их восвояси сразу после слушания. Изгнание было только частью дела. К изгнаниям они привычны. Промахи Хопли с расследованием инцидента, который отнял жизнь старой цыганки…

А вот это уже посерьезней, не так ли?

«Промахи с расследованием? Черт, Вилли, не смеши меня! Упущение в расследовании – это грех невнимательности. А что сделал Хопли, так это облил грязью жертву, объявив ее виновницей происшествия. Начав с подозрительного отсутствия анализа выдоха. Явно покрывательство. Ты знал это, и Гари Россингтон знал». Ветер становился все сильнее. Дождь – безжалостнее, Вилли видел, как капли молотят по лужам улиц. Вода имела необычный, полированный вид под янтарным освещением высоконадежных уличных светильников Фонарного проезда. Наверху потрескивали, жаловались сучья деревьев, Вилли встревоженно поднял голову.

«Я должен повидаться с Дунканом Хопли».

Что-то блеснуло. Что-то, что могло стать искоркой идеи. Потом Халлек вспомнил одурманенное, изможденное лицо Леды Россингтон… «С ним сейчас трудно говорить, это происходит и внутри у него, понимаешь?»

Не сегодня. На сегодня достаточно.

* * *

– Где ты был, Вилли?

Она лежала в постели. Лампа для чтения освещала ее лицо. Сейчас она отложила книгу на покрывало, взглянула на него, и Вилли увидел темные, коричневые провалы у нее под глазами. Эти провалы не переполнили его жалостью… по крайней мере, сегодня.

Мгновение он раздумывал, не сказать ли: «Я заходил к Гари Россингтону, а поскольку его не было, я прикончил несколько порций мартини с его женой. Столько выпивки, что хватило бы Зеленому Великану, будь он в настроении. И ты никогда не отгадаешь, что она рассказала мне, Хейди, милая. Оказывается, Гари Россингтон, который как-то в полночь на Новый год ухватил тебя за молочную железу, превратился в аллигатора. А когда он помрет, они смогут сделать на нем бизнес: новые бумажники из кожи судьи!»

– Нигде, – ответил он. – Просто гулял. Бродил.

– Ты пахнешь так, словно свалился в можжевеловый куст.

– Образно говоря, ты права. Только я свалился в пивную.

– Сколько ты выпил?

– Пару.

– По запаху ближе к пяти.

– Хейди, ты ведешь перекрестный допрос?

– Нет, дорогой, но я хотела бы, чтобы ты не тревожился так. Эти врачи определят, что с тобой, когда изучат результаты тестов на метаболизм.

Халлек хмыкнул.

Она повернула к нему взволнованное, испуганное лицо.

– Я благодарю бога, что это не рак.

Он подумал… и едва не сказал, что ей легко оставаться снаружи, только наблюдать за градацией ужаса. Но он не сказал этого, его чувства, наверное, проявились на лице, потому что ее выражение усталости усилилось.

– Извини, – сказала она. – Это… уже, кажется, трудно сказать что-то, что было бы верным.

Снова сверкнула ненависть, горячая и жгучая. Вдобавок к джину, это только заставило его почувствовать себя более угнетенным и физически нездоровым. Потом чувство дискомфорта исчезло, оставив стыд. Кожа Гари превращается в бог знает что, пригодное только для показа в балагане. Дункан Хопли может чувствовать себя великолепно, или же Вилли поджидает там еще что-то похуже.

Черт, потеря веса, это ведь не самое плохое, а?

Вилли разделся, позаботившись сначала выключить лампу, обнял Хейди. Она сперва казалась застывшей, но потом, когда он уже начал думать, что из его затеи ничего не выйдет, размякла. Он услышал ее рыдания, которые она пыталась сдержать в себе, и бесстрастно подумал, что если все книги правы, если можно обрести благородство в бедствии и выковать характер в несчастье, тогда он оказался паршивым работником как в приобретении благородства, так и в укреплении характера.

– Извини, Хейди, – попросил он.

– Если бы я могла сделать хоть что-нибудь, – всхлипнула она. – Если бы я только смогла, Вилли, ты же знаешь.

– Ты можешь, – сказал он и коснулся ее груди.

Они занялись любовью. Он начал думать: «Этот раз будет только для нее», но обнаружил, что в конце концов занялся собой. Вместо того, чтобы видеть испуганное лицо Леды Россингтон, ее блестящие в темноте глаза, он уснул.

Утром весы показали 176 фунтов.

Глава 12
Дункан Хопли

Вилли договорился о кратком отпуске для проведения серии анализов на метаболизм. Кирк Пеншли почти сразу с неприличной поспешностью согласился посодействовать его просьбе, оставив Халлека лицом к лицу с правдой, о которой он еще недавно не подозревал: они хотели от него избавиться. Со своими исчезнувшими двумя из трех подбородков, с выступившими скулами, проступившими костями лица, он превратился в привидение – призрак своей формы.

– Конечно, да! – ответил Пеншли почти прежде, чем Вилли успел выговорить свою просьбу. Пеншли говорил с чрезмерно сердечной интонацией, голосом, который люди приобретают тогда, когда знают, что имеют дело с чем-то серьезным, но не желают это показывать. Опустив глаза туда, где раньше находилось брюхо Вилли, Пеншли добавил: – Берите отпуск на любой срок, Вилли.

– Трех дней вполне хватит, – ответил Халлек, а потом перезвонил из платного телефона кофейни Баркера, сказать, что потребуется еще три дополнительных дня. Может быть, больше трех дней, да… но может быть, не для тестов метаболизма… Идея вернулась, поблескивая… Еще не надежда, что-то обещающая, но уже что-то.

– Сколько еще дней? – спросил Пеншли.

– Не знаю точно, – ответил Халлек. – Может, две недели или месяц.

На другом конце линии замолчали. Халлек понял, что Пеншли разбирает подтекст. «Что я хочу сказать, Кирк, так это то, что не вернусь никогда. Они окончательно поставили диагноз рака. Когда вы увидите меня, Кирк, я буду лежать в длинном ящике с шелковой подушкой под головой».

И Вилли, который за последние шесть недель в основном только боялся, почувствовал первые гневные позывы.

«Это совсем не то, что я хочу сказать, черт возьми!»

– Никаких проблем, Вилли. Дело Худа придется передать Рону Бейкеру, но все остальное может пока подождать, я думаю.

«… ты думаешь. Ты начнешь передавать мои дела персоналу сегодня же в полдень, а разбирательство Худа перешло к Бейкеру еще на той неделе. Ты же звонил во вторник спросить, куда Салли задевала документацию Кон-Газа. А что касается твоей мысли насчет подождать, то подождать могут только жареные цыплята в субботу на твоей вилле в Вермонте. Так что не пытайся нае…ь».

– Я присмотрю, чтобы к нему перешла вся документация, – сказал Вилли, и не смог удержаться, чтобы не добавить: – Мне кажется, что папка Кон-Газа уже у него.

Задумчивая тишина на конце провода.

– Ну… если я смогу чем-нибудь помочь…

– Можете, – ответил Вилли. – Хотя это будет звучать немного в духе «Мелодии Лунатика».

– В чем дело? – теперь голос Пеншли звучал настороженно.

– Вы помните неприятности ранней весной? Случившийся инцидент?

– Д… да…

– Женщина, которую я сбил, была цыганкой. Вы это знали?

– Это было в газетах, – неохотно ответил Пеншли.

– Она была членом… э… чего? Шайки… думаю, так можно сказать. Цыганской шайки. Они стояли лагерем здесь в Фэрвью. Они договорились с местным фермером, которому нужны были наличные…

– Подождите, подождите секунду, – заговорил Кирк Пеншли голосом, в котором зазвучали деловые нотки, совершенно не похожие на его прежний траурный тон платного плакальщика. Вилли слегка ухмыльнулся. Он знал этот тон, и этот тон нравился Вилли бесконечно больше. Халлек мог представить себе сорокапятилетнего Пеншли, лысого, едва ли пяти футов ростом, хватающего записную книжку и авторучку. Переключаясь на первую скорость, Кирк был самым ярким и деятельным человеком, которого Халлек знал. – Хорошо, давайте дальше. Кто был этим фермером?

– Ларс Арнкастер. После того, как я сбил женщину…

– Как ее звали?

Вилли прикрыл глаза, вытягивая имя из памяти. Забавно… столько всего. Он даже не вспоминал ее имя со дня слушания.

– Лемке, – сказал он наконец. – Ее имя было Сюзанна Лемке.

– Л-е-м-п-к-е?

– Без «п».

– Хорошо.

– После инцидента цыгане обнаружили, что Фэрвью для них очень негостеприимен. У меня есть основания считать, что они отправились в Рэйнтри. Я хочу знать, не можете ли вы проследить их путь, дальнейший путь. Мне нужно знать, где они сейчас. Я заплачу за расследование из своего кармана.

– Черта с два вы будете платить, – добродушно возразил Пеншли. – Если они направились на север в Новую Англию, мы найдем их след, но если они двинулись на юг в Джерси, вряд ли. Вилли, тебя беспокоит тот процесс?

– Нет, – ответил Халлек. – Но я должен поговорить с мужем той женщины. Если это, конечно, был муж…

– Да… – протянул Пеншли, и снова Вилли смог прочесть его мысли так же ясно, как если бы он высказал их вслух. «Вилли Халлек подводит баланс, устраивает свои земные дела. Может, он хочет вручить старому цыгану чек, а может, только извиниться и дать человеку возможность врезать ему в глаз».

– Спасибо, Кирк, – сказал Халлек.

– Не стоит благодарности, – ответил Пеншли. – Просто постарайся скорее выздороветь.

– Ладно, – ответил Вилли и повесил трубку. Его кофе остыл.

* * *

Он действительно не слишком-то удивился, узнав, что в полицейском участке делами заправляет Ранд Фоксворт, помощник шефа. Фоксворт приветствовал Халлека вполне сердечно, но, видимо, спешил, а опытному глазу Халлека показалось, что стопка поступивших дел на его столе выглядит гораздо толще стопки уже законченных дел. Униформа Фоксворта была безупречной… но глаза воспалены.

– У Дунка легкий грипп, – ответил он на вопрос Халлека – ответ имел запашок, от частого употребления. – Последние две недели он не появляется на службе.

– О! – только и смог сказать Вилли. – Грипп?

– Совершенно верно, – подтвердил Фоксворт, и вопросительно посмотрел на Халлека, словно желая узнать, не слишком ли много Вилли почерпнул из его ответа.

* * *

Секретарь приемной сказал Вилли, что доктор Хьюстон занимается пациентом.

– Это срочно. Пожалуйста, передайте ему, что хватит нескольких слов.

Было бы легче выяснить все при личной встрече, но Халлек не хотел ехать через весь город. В результате он уселся в телефонной будке (вот чего он давным-давно не мог делать) через улицу напротив полицейского участка. Наконец, Хьюстон взял трубку.

Его голос звучал холодно, чуть раздраженно, и Халлек, который либо стал экспертом в чтении подтекстов, либо действительно стал параноиком, услышал то, что не высказали вслух:

«Ты перестал быть моим пациентом, Вилли. Я чую в тебе необратимую дегенерацию, и это очень, очень меня нервирует. Приходи ко мне с чем-нибудь, на что я смогу поставить диагноз и прописать рецепт, вот все, о чем я прошу. Если ты не можешь этого сделать, то всякое сотрудничество между нами пропадает. Мы славно поиграли в гольф в свое время, но не думаю, что нас можно было бы назвать друзьями. У меня есть приемник Сони для вызова, на 200 тысяч диагностического оборудования, и набор препаратов таких возможностей… ну, если мой компьютер отпечатает список, лист можно будет растянуть от дверей пригородного клуба до перекрестка Парковой и Фонарного. Со всем этим, работающим на меня, я чувствую себя великолепно. Я чувствую себя полезным. А потом являешься ты и заставляешь меня выглядеть знахарем семнадцатого века с бутылкой пиявок от повышенного давления и с долотом для трепанации – лекарством от головной боли. А мне не хочется так выглядеть, бывший Большой Вилл. Совсем не хочется. Ничего не хочется. Поэтому скройся с глаз моих. Я умываю руки. Но зайду, взгляну, как ты будешь смотреться в гробу… если только не забибикает мой Сони и у меня не будет срочного вызова».

– Современная медицина, – пробормотал Вилли.

– Что, Вилли? Ты должен говорить громче. Мне хотелось бы уделить тебе больше времени, но заболел мой ассистент, и с утра меня буквально рвут на части.

– Всего один вопрос, Майк, – сказал Вилли. – Что с Дунканом Хопли?

Мертвая тишина на другом конце провода. Почти десять секунд. Потом:

– Откуда ты взял, что с ним что-то произошло?

– Его нет в участке. Ранд Фоксворт говорит, что у него грипп, но Фоксворт врет так же ловко, как сношаются старики.

Снова долгая пауза.

– Как юристу, Вилли, мне не требуется говорить тебе, что ты спрашиваешь о закрытой информации. От этого моя задница может оказаться в петле.

– Если кто-нибудь наткнется на ту маленькую скляночку, которую ты держишь в своем отделе, твой зад тоже окажется в петле. В такой петле, что у циркового канатоходца вызовет боязнь высоты.

Снова тишина. Когда Хьюстон заговорил снова, его голос дрожал от гнева… но в нем слышались и скрытые нотки страха.

– Это угроза?

– Нет, – устало ответил Вилли. – Просто брось церемонии. Ты же говоришь со мной, Майкл. Скажи мне, что плохого случилось с Хопли, и дело с концом.

– Что ты хочешь знать?

– Ради бога. Ты – живое доказательство тому, что человек может оказаться настолько тугодумом, насколько ему заблагорассудится, ты это знаешь, Майкл?

– Не имею ни малейшего понятия, что…

– За последний месяц ты наблюдал в Фэрвью три очень странных заболевания. Ты не провел между ними никакой связи. Некоторым образом, это понятно: все они различаются по своей специфике. С другой стороны, они похожи друг на друга, так как очень странные. Стоит призадуматься, не сможет ли другой врач, который не познал радости ежедневного всасывания кокаина на пятьдесят долларов, провести параллель, несмотря на столь различные симптомы.

– Черт… подожди-ка минутку…

– Нет, не буду ждать. Ты спросил, почему я хочу узнать, и я, клянусь господом, тебе скажу. Я продолжаю упорно терять вес, даже когда заталкиваю по восемь тысяч калорий себе в глотку. Гари Россингтон подцепил довольно экзотическую кожную болезнь. Его жена говорит, что он превращается в балаганного уродца. Сейчас он в клинике Майо. А теперь я хочу знать, какого сюрприза дождался Дункан Хопли, и во-вторых, я хочу знать, имеются ли у тебя другие необъяснимые случаи?

– Вилли, дело совсем не в этом. Ты говоришь так, словно на тебя нашла какая-то шальная мысль. Я не знаю, что это…

– Не знаешь! Меня это устраивает. Просто ответь мне. Если я не получу ответа от тебя, я поищу в другом месте.

– Подожди секунду. Раз уж мы об этом заговорили, я пройду в кабинет. Там будет удобнее.

– Отлично.

Послышался щелчок, когда Хьюстон нажал кнопку связи. Вилли потел, сидя в будке, гадая, не решился ли Хьюстон просто избавиться от назойливого пациента. Потом раздался второй щелчок.

– Все еще на проводе, Вилли?

– Да.

– Ладно, – продолжал Хьюстон. Нота разочарования в его голосе звучала так же безошибочно, как и комично. Хьюстон вздохнул. – У Дункана Хопли случай прогрессирующего воспаления сальной железы.

Вилли встал на ноги и открыл дверь будки. Неожиданно в ней стало слишком жарко.

– Сальной? В чем это выражается?

– Прыщи, фурункулы, угри. Вот и все. Доволен?

– Что-нибудь еще?

– Нет. И, Вилли, я не считаю прыщи чем-то необыкновенным. Вы тут чуть ли не развели тему для романа Стивена Кинга, но это совсем не так. Дункан Хопли имеет временно гландьюларное разбалансирование, вот и все. И в этом нет ничего нового. Его историю проблем с прыщами можно проследить до седьмого класса.

– Весьма рациональное объяснение. Но добавь к этому Гари Россингтона с его кожей аллигатора и приплюсуй Вильяма Халлека. Халлека с его непроизвольной анорексией невроза, и тогда история действительно зазвучит как тема для романа Кинга, что скажешь?

Хьюстон терпеливо продолжал:

– У тебя проблема обмена веществ, Вилли. Гари… здесь я не знаю. Мне приходилось видеть некоторые…

– Странные вещи, да, я знаю, – сказал Вилли. «Неужели этот начиненный кокаином пустозвон действительно был доктором его семьи на протяжении десяти лет? Боже дорогой, неужели это правда?» – Ты в последнее время видел Лapca Арнкастера?

– Нет, – нетерпеливо ответил Хьюстон. – Он не входит в число моих пациентов. Мне кажется, ты сказал, что у тебя один вопрос?

«Конечно, он твой пациент, – подумал Вилли, прислушиваясь к звону в ушах. – И он все время оплачивает счета? А теперь вроде тебя, с дорогостоящими вкусами не может позволить себе ждать, так?»

– Теперь действительно последний вопрос, – продолжал Вилли. – Когда ты в последний раз видел Дункана Хопли?

– Две недели назад.

– Благодарю тебя.

– В следующий раз договаривайся о приеме заранее, Вилли, – сказал Хьюстон недружелюбно и повесил трубку.

* * *

Хопли жил, конечно, не на Фонарном проезде, но служба в полиции тоже приносит свои плоды. Хопли имел аккуратный домик в ново-английском стиле в Ленточном переулке.

Вилли остановил машину, подошел к дому и нажал на звонок. Ответа не последовало. Он позвонил снова. Ответа не было. Вилли подержал палец на кнопке звонка. Безрезультатно. Тогда он подошел к гаражу, загородил ладонями лицо и посмотрел внутрь через стекло. Машина Хопли, серый Вольво, стояла в гараже. Второй машины не было. Хопли был холостяком. Вилли вернулся к двери и начал по ней барабанить. Он стучал минуты три. Его руки начали уставать, когда хриплый голос изнутри выкрикнул:

– Убирайтесь отсюда! Проваливайте!

– Впустите меня! – закричал в ответ Вилли. – Мне нужно с вами поговорить!

Ответа не последовало. Переждав минуту, Вилли снова стал стучать. В этот раз ответа не последовало… но когда он неожиданно прекратил барабанить, то услышал шорох по другую сторону двери. Внезапно он представил Хопли, стоящего там, притаившегося, ожидающего, когда непрошеный гость уйдет и оставит его в покое. В покое, точнее в кошмаре, который, видимо, преследовал Хопли эти дни.

Вилли помассировал сведенные от ударов ладони.

– Хопли, я знаю, что вы там, – негромко заговорил он. – Вы можете ничего не говорить, просто выслушайте меня. Это – Вилли Халлек. Два месяца назад я сбил цыганку, которая невнимательно переходила дорогу…

Движение за дверью теперь стало отчетливее. Шорох-шуршание.

– Я сбил ее, и она умерла. Теперь я теряю вес. Я не на диете, или на чем-либо подобном: я просто теряю вес. Около семидесяти пяти фунтов с того времени. Если это не прекратится, скоро я смогу играть роль скелета в дешевом шоу… Гари Россингтон… Судья Россингтон проводил предварительное слушание и объявил дело закрытым. У него развилась необычная кожная болезнь…

Вилли показалось, что он услышал вздох удивления.

– … поэтому он сейчас в клинике Майо. Доктора заверили его, что это не рак, но они не знают, что с ним. Россингтон все же предпочитает верить, что у него рак, нежели то, что, как он догадывается, произошло в действительности.

Вилли сглотнул, и у него в горле что-то болезненно щелкнуло.

– Это цыганское проклятие, Хопли. Я знаю: звучит безумно, но это так. Среди цыган был один старик. Он коснулся меня, когда я выходил из зала суда. Россингтона он коснулся в Рэйнтри на «блошином рынке». Вас он не касался, Хопли?

Наступила долгая пауза, потом слово выплыло из почтовой щели, как письмо, полное дурных сообщений.

– Да.

– Когда? Где?

Без ответа.

– Хопли, вы знаете куда направились цыгане из Рэйнтри? Вы знаете?

Без ответа.

– Я должен поговорить с вами! – в отчаянье произнес Вилли. – У меня появилась идея. Я думаю…

– Вы не сможете ничего сделать, – зашептал Хопли. – Это зашло слишком далеко. Вы понимаете, Халлек? Слишком… далеко…

Снова вздох – шелестящий, угнетающий.

– Это шанс! – яростно произнес Халлек. – Неужели вам уже безразлично, что с вами произойдет?

Без ответа. Вилли подождал, выискивая убедительные слова, другие аргументы. Он не смог ничего найти. Хопли просто не собирался его впускать. Вилли уже начал поворачиваться, когда услышал щелчок открывающейся двери. Вилли взглянул в черную щель между дверью и косяком, снова услышал шуршащий звук движения, теперь кто-то отошел в глубину затемненного холла. Вилли почувствовал озноб и уже готов был уйти. «Черт с ним, с Хопли, – подумал он. – Цыгана может найти и Кирк Пеншли, поэтому забудь о Хопли. Зачем он тебе нужен? Зачем тебе нужно знать, во что он превратился?»

Стараясь не слышать этот голос, Вилли схватился за ручку входной двери, открыл ее и вошел.

* * *

Он узнал неясную тень в дальнем конце холла. Открылась дверь слева: тень вошла туда. Зажегся тусклый свет. По полу холла протянулась длинная вытянутая тень, преломляющаяся на подъеме стены, где висела фотография Хопли, получающего награду клуба Кружок Фэрвью. Бесформенная тень головы легла на фотографию, как предзнаменование.