Текст книги "Худей! (др. перевод)"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3
Мохонк

Третья ночь в Мохонке. Они только что кончили заниматься любовью. Шестой раз за три дня. Головокружительный переход с привычного режима – дважды в неделю. Вилли лежал рядом с ней, наслаждаясь жаром ее тела, наслаждаясь запахом ее духов – «Анаис», – перемешанным с запахами ее пота и их любви. На мгновение Вилли снова увидел старую цыганку за миг до того, как Оулдо врезался в нее. Потом видение погасло. Он повернулся к жене и крепко обхватил ее. Она обняла его одной рукой, другой пошарила по бедру.

– Знаешь, если я еще раз так безумно кончу, то сойду с ума.

– Выдумки, – усмехнулся Вилли.

– Что можно сойти с ума, когда кончаешь?

– Нет. Это правда. Но тебе это не грозит.

– Как сказать, как сказать, – она поудобнее устроилась, прижавшись к нему, провела рукой по бедру, легко и нежно коснулась его пениса, поиграла пальцами в заросли его паховых волос (в прошлом году он был печально удивлен, заметив первые седые пряди в том, что его отец любовно называл Рощицей Адама), потом погладила горку его живота.

Неожиданно она привстала на локтях, слегка напугав его. Он еще не спал, но уже начал дремать.

– Ты действительно похудел!

– Да?

– Вилли Халлек, ты похудел!

Вилли хлопнул ладонью по животу, который некогда называл «Домом, который построил Будвайзер», и рассмеялся.

– Не так уж сильно я похудел. Я все еще похож на единственного в мире мужчину на седьмом месяце беременности.

– Ты все еще толстый, но гораздо тоньше, чем раньше. Я знаю. Когда ты в последний раз взвешивался?

Вилли покопался в памяти. В последний раз он взвешивался в то утро, когда Кэнли согласился уступить. Он весил 246 фунтов.

– Я ведь говорил, что потерял три фунта, помнишь?

– Ну тогда первым делом утром снова взвесься, – попросила Хейди.

– Здесь в ванной нет весов, – с удовольствием ответил Вилли.

– Шутишь.

– Нет. Мохонк – цивилизованное место.

– Тогда зайдем куда-нибудь…

Он задремал.

– Если тебе так хочется…

– Да.

«Хейди – хорошая жена», – подумал Халлек. За последние пять лет, когда появилась ощутимая и постоянная прибавка в весе, он то и дело объявлял о том, что садится на диету или начинает заниматься гимнастикой. Но в периоды диеты он использовал массу всевозможных уловок. Пирожок с сосиской или два в придачу к легкому обеду, или наскоро съеденный шницель – другой в субботний полдень, когда Хейди уходила на аукцион или дворовую распродажу. Несколько раз он спускался даже до отвратительных на вид горячих сэндвичей, которые продавали в закусочной в миле от дома. Мясо в этих сэндвичах выглядело как только что пересаженная кожа. Но Вилли не мог припомнить, чтобы он хоть раз оставил порцию недоеденной.

Гимнастикой он мог заниматься неделю. Потом вмешивался его рабочий распорядок или же он просто терял к гимнастике интерес. Набор гирь и гантелей перекочевал в подвал и ныне грустно размышлял в углу, покрываясь пылью и ржавчиной. Их вид укорял его каждый раз, когда он спускался вниз. Вилли старался не смотреть на них.

Каждый раз, сильно втягивая живот, он объявлял Хейди, что сбросил двенадцать фунтов и стал весить 236, а она кивала, говорила, что рада за него, заметила перемену и тем не менее все время знала истину. Она видела в мусорном бачке пустые пачки Доритос. А с тех пор как в Коннектикуте приняли закон о возврате банок-бутылок, пустая посуда в буфете стала почти таким же источником вины, как и пылящиеся гири.

Хейди видела его, когда он спал. Еще хуже: она видела его, когда он ходил в туалет. Ведь нельзя втянуть живот, выливая из себя жидкость.

Однажды он попробовал, и это оказалось просто невозможным. Хейди знала, что Вилли мог сбросить фунта три, максимум четыре. Вы можете дурачить свою жену относительно другой женщины, по крайней мере временно, но не относительно своего веса. Женщина, которая время от времени держит на себе этот вес по ночам знает, сколько вы весите. Но Хейди всегда улыбалась и говорила: «Конечно, дорогой, ты выглядишь лучше».

Все это не приводило Вилли в восторг. Он оказался вынужден примириться с ее сигаретами; это был способ сохранить самоуважение.

– Вилли?

– Что? – он дернулся во второй раз, немного с любопытством, немного с раздражением.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я чувствую себя отлично. А в чем дело?

– Ну… иногда врачи говорят, что незапланированная потеря веса может быть признаком чего-нибудь…

– Я чувствую себя замечательно. Если ты дашь мне поспать, я докажу это, снова взгромоздившись на твои кости.

– Буду только приветствовать.

Вилли притворно застонал. Хейди засмеялась. Скоро оба они уснули. А во сне Вилли снова ехал в машине с Хейди, только он знал, что в этот раз спит. В этот раз он знал, что должно произойти, и хотел сказать Хейди, чтобы она прекратила. Ему нужно было все свое внимание сосредоточить на машине. Ведь скоро старая цыганка вынырнет между двух припаркованных машин. Между желтым Сурабу и темно-зеленой «Жар-птицей», если быть точным. Цыганка не станет глазеть по сторонам. Вилли хотел сказать жене, чтоб та перестала. Вот он – шанс все изменить, вернуть на прежнее место, выправить.

Но Вилли не мог говорить. Снова ее пальцы дарили ему удовольствие; сначала их прикосновения были игривы, а потом стали серьезнее (пенис Вилли отвердел во сне). Вилли, сидящий за рулем, слегка наклонил голову при звуке металлического шуршания молнии на ширинке. Она расстегивалась зубец за зубцом. К удовольствию примешивалось чувство ужасной неизбежности. Он уже видел впереди желтый Сурабу за зеленой «Птицей». Он попытался закричать: «Прекрати, Хейди! Сейчас выйдет цыганка! Я снова могу ее убить, если ты не перестанешь. Пожалуйста, Хейди, прекрати!»

Вот из-за машин показалась цыганка. Халлек попытался убрать ногу с газа и надавить на тормоз, но нога застыла на месте, удерживаемая жуткой, непосильной тяжестью. «Бешеный клей неизбежности», – мелькнула дикая мысль. Вилли попробовал повернуть руль, но колесо не поворачивалось. Оно было намертво заблокировано. Вилли сжался в ожидании удара, и тогда голова цыганки повернулась. Это оказалась не старуха. Нет! Цыган со сгнившим носом! Только глаз у него не было. За мгновение до того как Оулдо ударил его и погреб под собой, Халлек увидел пустые, впавшие глазницы и губы, раздвинувшиеся в непристойной ухмылке под гнилым кошмаром носа. А потом двойной стук. Одна рука вяло промелькнула над капотом Оулдо. Морщинистая рука, унизанная языческими кольцами стертого металла. Три капли крови на смотровом стекле. Халлек едва сознавал, как рука Хейди судорожно сжалась на его вставшем члене, приводя к оргазму, смешавшемуся с потрясением; неожиданное наслаждение – боль…

А потом откуда-то снизу он услышал шепот цыгана, пробившийся через покрытый ковром пол машины; приглушенный, но вполне отчетливый шепот:

– Худей!

Судорожно дернувшись, Вилли проснулся, повернулся к окну и едва не закричал. Над холмом взошел брильянтовый полумесяц луны. На мгновение Вилли показалось, что это лицо старого цыгана, который, склонив набок голову, заглядывает в их окно, усмехаясь улыбкой, излучающей холодный болотный свет; улыбкой, сулящей возмездие. Вилли сделал глубокий вдох, крепко зажмурил глаза, потом снова их открыл. Луна стала просто луной. Устроившись поудобнее, Вилли через три минуты уснул.

Новый день выдался ясным. Наконец сдавшись, Халлек оделся и стал пробираться по лабиринту Трэйл с женой. Лабиринт классифицировался как «умеренный», в медовый месяц он с Хейди дважды забирался сюда. Он вспомнил, сколько радости доставило ему это раньше: карабкаться по крутому склону… а следом лезла Хейди, смеющаяся и подгоняющая его. Вилли вспомнил, как протиснулся сквозь узкий пещерный лаз в скале и прошептал жене: «Чувствуешь? Начинается землетрясение». Это произошло в самой узкой части лабиринта, там едва можно было шевельнуться, но она ухитрилась крепко шлепнуть его по заднице.

Халлек признался себе (но ни в коем случае не Хейди), что узкие лазы в скале сильно беспокоили его. В их медовый месяц он был подтянутым и стройным парнем, в хорошей форме от загородных путешествий. Теперь он постарел на шестнадцать лет и был намного тяжелее. И как с удовольствием сообщил ему доктор Хьюстон, он вступил на территорию сердечного приступа. Мысль о сердечном приступе после восхождения выглядела малорадостной, но все же маловероятной. Скорее он мог застрять в одной из каменных глоток. Он припомнил, что в четырех местах придется ползти на коленях. Или… только представьте себе! Старина Вилли застрял в одной из щелей, а потом у него случился сердечный приступ! Сразу то и другое! Но он согласился бы попытаться, если она согласится продолжить путь в одиночестве, если он окажется в не очень хорошей форме, чтобы добраться до вершины. Только они сначала спустятся в город купить кеды. Хейди охотно приняла оба условия.

В городке Вилли обнаружил, что кеды стали деклассе. Никто даже вспомнить не желал, что когда-то слышал о них. Тогда он купил пару щегольских альпинистских кроссовок и порадовался, так легко они сидели на ноге. Тут он понял, что последние пять лет у него не было спортивной обуви. Пять лет?.. Или шесть? Невероятно, но именно так.

Хейди была в восторге и сказала, что теперь он действительно выглядит так, словно похудел. Рядом с обувным магазином стоял платный автомат для взвешивания, один из тех, что определяет «Твой вес и судьбу». Халлек с детства не видел их.

– Залезай, герой, – попросила Хейди. – У меня есть пенни.

Халлек замялся, чуть нервничая.

– Поспеши. Я хочу посмотреть, сколько ты сбросил.

– Хейди, эти штуки такие неточные, ты же знаешь…

– Мне достаточно приблизительной цифры. Давай, Вилли. Не будь дурачком. – Он неохотно отдал ей пакет с новыми туфлями и ступил на весы. Она бросила пенни. Послышался щелчок и выскочили две серебристые металлические панельки. На верхней был обозначен его вес, а на нижней – версия его Судьбы, предложенная машиной. Вилли Халлек в удивлении вздохнул.

– Я так и знала! – выдохнула Хейди. В ее голосе звучало удивление и сомнение, словно она не была уверена, радоваться ли ей, пугаться или удивляться. – Я знала, что ты похудел.

Если она и услышала его хриплый вздох, подумал Халлек чуть позже, то она без сомнения приписала его числу, показавшемуся на шкале. Даже в одежде, с ножом в кармане вельветовых брюк, с плотным завтраком в брюхе стрелка остановилась точно напротив отметки 232. С того дня как Кэнли прекратил спор в суде, Вилли потерял четырнадцать фунтов.

Но не вес вызвал вздох. Табличка, предсказывавшая его Судьбу. Нижняя панелька открыла нетрадиционную надпись вроде: «финансовые затруднения скоро прояснятся», «жди визита старых друзей» или «не принимай важных решений в спешке».

На ней была строчка черных букв:

«поХудеть Удастся при Достатке Еды! эЙ!»

Глава 4
Вес 227 фунтов

Большую часть обратного пути в Фэрвью они проехали молча. Хейди сидела за рулем, пока они не отъехали от Нью-Йорка. Движение на автостраде стало интенсивнее. Тогда она подрулила к обочине, и Вилли пересел за руль. Никаких причин, чтобы ему побездельничать: старая женщина погибла, совершенно верно. Одна рука почти оторванная от тела, живот вспорот, череп расколот как китайская ваза, брошенная на пол, но Вилли Халлек не получил ни одного прокола в водительских правах. И все благодаря любезности старого любителя потискать чужих жен – Гари Россингтона.

– Ты слышишь меня, Вилли?

Он посмотрел на жену только на секундочку, потом его глаза обратились к дороге. В эти дни он водил машину намного аккуратнее, и хотя не пользовался сигналом больше обычного, не размахивал руками, не кричал больше обычного; он лучше чувствовал промахи водителей, да и свои собственные промахи, чем когда-либо в прошлом, и не собирался быть снисходительным ни к другим, ни к себе. Убийство старой женщины сотворило чудо с его вниманием. Оно подгадило самоуважение и вызывало довольно омерзительные сны, но безусловно подхлестнуло уровень концентрации.

– Я немного задумался. Извини.

– Я поблагодарила тебя зато, что мы чудно провели время, – она улыбнулась Вилли и слегка коснулась его руки. Поездка действительно получилась чудесной, для Хейди во всяком случае. Безусловно, Хейди погребла все в прошлом: цыганку, предварительное слушание, на котором дело замяли, старого цыгана с гнилым носом. Для Хейди это стало неприятностью прежней жизни, как и дружба Вилли с итальянским гангстером из Нью-Йорка. Но что-то еще донимало ее. Это подтвердил второй косой взгляд. Улыбка поблекла, четче обозначились морщинки вокруг глаз.

– Всегда пожалуйста, – сказал он. – Всегда к твоим услугам, крошка.

– А когда мы вернемся домой…

– Я снова взгромозжусь на твои кости! – воскликнул он с поддельным энтузиазмом и изобразил похотливую улыбку. На самом деле ему казалось, что сейчас его член не сможет поднять даже парад далласских красавиц, марширующих перед ним в белье, смоделированном Фредериком из Голливуда. Ничего общего с тем, как часто они занимались любовью в Мохонке. Все дело в том предсказании, четком, как заголовок в «Нью-Йорк таймс».

– Можешь залезть на меня, если так хочешь, – сказала Хейди. – Но чего бы я действительно хотела, так чтоб ты сначала вскочил на весы в ванной.

– Перестань, Хейди. Я сбросил несколько фунтов. Ничего особенного.

– Я очень горжусь тем, что ты скинул несколько фунтов, Вилли, но мы были вместе последние пять дней, и будь я проклята, если понимаю, как ты их скинул.

Вилли внимательнее посмотрел на жену, но она не смотрела на него.

– Хейди…

– Ты ешь так же много, как обычно. Даже больше. Горячий воздух, наверное, добавил оборотов твоему мотору.

– Зачем сластить пилюлю? – спросил он, замедлив скорость, чтобы бросить сорок центов в пункте оплаты. Его губы сжались в тонкую белую линию, сердце колотилось слишком быстро. Он внезапно разозлился. – Ты просто хочешь сказать, что я – здоровенный жирный боров? Скажи прямо, если тебе так хочется! Какого черта! Я это вынесу.

– Не имела в виду ничего подобного! – воскликнула Хейди. – Почему ты хочешь сделать мне больно, Вилли? Почему ты хочешь это сделать после такого чудного путешествия?

На этот раз ему не нужно было смотреть на жену, чтобы понять: она почти плачет. Об этом говорил ее дрожащий голос. Ему было жаль, но сожаление не убивает гнев, не убивает страх, который спрятан за гневом.

– Я не хотел сделать тебе больно, – он так сжал рулевое колесо Оулдо, что побелели суставы. – Никогда не хотел. Но потеря веса – хорошая вещь, Хейди, почему ты не перестанешь травить меня из-за этого?

– Не всегда хорошо так неожиданно худеть! – закричала она, чуть напугав его, заставив слегка соскользнуть с прямой. – Это не всегда так, ты это знаешь! – Теперь она действительно заплакала и стала шарить в сумочке в поисках платочка в своей немного раздражительной и чуть трогательной манере. Он передал ей свой платок.

– Можешь говорить, что хочешь. Можешь злиться, можешь грубить мне, Вилли, можешь даже испортить эти чудесные каникулы, но я люблю тебя и должна сказать. Когда люди начинают терять вес, не находясь на диете, это может значить, что они больны. Это один из семи признаков рака. – Она бросила платок обратно ему.

Слово было произнесено. Рак. Рифмуется со словом «смак» и «позой раком». Бог свидетель, слово мелькало у Вилли в голове уже не раз с тех пор как он сошел с весов у обувного магазина. Вилли пытался отвернуться от него, как отворачиваются от неопрятных женщин с пакетами, которые сидят, покачиваясь в замызганных закутках Центрального Вокзала… или отворачиваются от резвящихся цыганят, которых полно в каждой цыганской шайке. Кажется, что у всех них либо кожная болезнь, либо косоглазие, либо заячья губа. Когда вы внезапно сталкиваетесь с подобной комбинацией резвости и уродства, что еще остается делать? Только отворачиваться. Женщины с пакетами, цыганята… и рак. Хаотический бег мыслей напугал его. И все же лучше, что слово выскочило.

– Я чувствую себя прекрасно, – повторил он наверное уже в шестой раз с той ночи, как Хейди спросила его о самочувствии. Но, черт возьми, он и правда чувствовал себя хорошо! – Я упражнялся…

Тоже верно… Если говорить о последних пяти днях, по крайней мере, они все-таки добрались до вершины лабиринта; хотя он пыхтел всю дорогу и втягивал живот, чтобы протиснуться через пару узких мест, но ни разу ничего даже близкого к тому, чтобы застрять. Получилось, что Хейди, чуть ли не задыхаясь, дважды молила о передышке. Вилли дипломатично не упоминал о ее злоупотреблении сигаретами.

– Не сомневаюсь, что ты себя прекрасно чувствуешь, – сказала она. – Великолепно. Но стоит провериться. Ты не был у врача уже полтора года. Я уверена, доктор Хьюстон по тебе соскучился.

– Думаю, он немного неосмотрителен с наркотиками, – пробормотал Вилли.

– Немного… что?

– Ничего.

– Но уверяю тебя, Вилли, нельзя скинуть двадцать фунтов за неделю одними упражнениями.

– Я не болен!

– Тогда просто сделай мне одолжение.

Остаток пути прошел в молчании. Халлек хотел прижать ее к себе, сказать, что, конечно, сделает все, как она хочет. Только одна мысль пришла к нему в голову, совершенно абсурдная мысль. Абсурдная, но тем не менее пугающая.

Может, появился новый вид цыганского проклятия? Как насчет этого, друзья и соседи? Раньше цыгане превращали тебя в оборотня или насылали демона, который мог открутить тебе голову в полночь… Что-то вроде этого, но ведь времена меняются, верно? А что, если тот старик коснулся меня и заразил раком? Хейди права: потерять двадцать фунтов подобным манером – это такой же признак, как канарейка шахтера, вдруг упавшая замертво. Рак… лейкемия?..

Безумие, но безумие отгоняла мысль: «Что, если он коснулся меня и заразил раком?»

* * *

Линда приветствовала их экстравагантными поцелуями, и к их обоюдному удивлению, извлекла из микроволновки весьма похвальную «лазанью», спросила, как прошел их вторичный медовый месяц, а потом воскликнула:

– О, чуть не забыла!

И стала засыпать их историями из школьной жизни – бесконечными рассказами, содержавшими больше очарования для нее, чем для Халлека с женой вместе взятых, но они пытались внимательно слушать ее, ведь в конце концов они отсутствовали почти неделю. А потом Линда упорхнула с двумя подругами, прежде чем они успели рассказать ей о своей поездке. Выбегая на улицу, она звонко поцеловала Халлека в щеку и крикнула:

– Пока, худощавенький!

Халлек видел, как она вскочила на велосипед и поехала по дорожке. Потом он повернулся к жене. Он был ошеломлен.

– Ну? – спросила она. – Теперь-то ты меня выслушаешь?

– Это ты ей сказала. Позвонила и подговорила так сказать. Женский заговор.

– Нет.

Вилли посмотрел Хейди в лицо и устало кивнул.

– Да, вижу.

Хейди потащила его наверх, где он принимал ванну, раздела, оставив лишь полотенце вокруг бедер. Вилли поразило сильное чувство Дежа Вю (уже виденного) – временное смещение, такое реалистическое, что его едва не вытошнило. Почти точное повторение того дня, когда он не так давно вставал на весы. Единственное, чего не хватало, так это доброго запаха поджаривающегося бекона. Все остальное осталось прежним. Хотя нет, не так. Еще одна вещь заметно отличалась. В тот день ему пришлось наклониться, чтобы прочесть дурную новость, ему пришлось сделать это из-за карниза живота. Карниз остался, но теперь он стал меньше. Без сомнения, теперь Вилли стоял на весах, смотрел вниз и читал цифры. Шкала показывала 229.

– Это решает наш спор, – без выражения сказала Хейди. – Я договорюсь о приеме с доктором Хьюстоном.

– Эти весы недовешивают, – слабо запротестовал Вилли. – Они всегда показывали меньше. Вот почему они мне нравились.

Хейди холодно посмотрела на мужа.

– Последние пять лет ты только и делал, что жаловался, будто они перевешивают, мой друг. Мы оба знаем, что это действительно так. – В строгом белом освещении ванны он видел, что его жена всерьез обеспокоена. Блестящая кожа туго обтягивала ее скулы. – Оставайся здесь! – приказала она и вышла.

– Хейди?!

– Не двигайся, – отозвалась она, спускаясь. Она вернулась через минуту с запечатанным пакетиком сахара, на котором стояла надпись: «Вес нетто 10 фунтов», и бросила его на весы. Мгновение подумав, весы показали 12 фунтов.

– Так я и думала, – угрюмо сказала Хейди. – Я тоже взвешиваюсь, Вилли. Эти весы не уменьшают и никогда этого не делали. Они перевешивают, как ты утверждал прежде. Я не просто так беспокоюсь, и мы оба это знаем. Любому человеку с лишним весом нравятся неаккуратные весы. Это помогает не замечать существующие факты. Если…

– Хейди…

– Если эти весы показывают 229, это означает, что ты в действительности весишь 227. А теперь позволь мне…

– Хейди…

– Позволь мне договориться о приеме у врача.

Вилли молчал, разглядывая свои босые ноги, потом покачал головой.

– Вилли!

– Я сам договорюсь, – сказал он.

– Когда?

– В среду. Хьюстон бывает в пригородном клубе каждую среду. Я лично договорюсь с ним.

– Почему бы не позвонить сегодня? Прямо сейчас?

– Хейди, хватит, – попросил Вилли.

Что-то в его лице убедило ее оставить его в покое. В этот день они больше не говорили на эту тему.