Текст книги "Небесный суд"

Автор книги: Стивен Хант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

– Аристократ!

Убийца положил трость на верстак и медленно приблизился к женщине.

– Да, верно, аристократ. Хотя ваши единомышленники-карлисты в моей стране приложили все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы избавиться от мне подобных. Я собственными глазами видел, как толпа ваших самодовольных компатриотов повела моих слуг, жену, детей и внуков к Гидеонову Воротнику.

Комитетчица наконец распознала опасность, исходившую от старого аристократа, и бросилась в переднюю. В то же мгновение в руках у графа появился газовый пистолет с похожей на перечницу насадкой на стволе. Секунду спустя женщина лежала на полу, окутанная облачком пахучего пара.

– Хочу дать вам совет, демсон, – произнес граф Вокстион, стоя над бесчувственным телом. – Лучший способ бороться с голодом – не делать того, что сделали вы, когда прибрали к рукам все продовольствие континента, забросили на два года революции пашни, истребили выстрелом стрелы в шею всех, кто мало-мальски разбирается в сельском хозяйстве!

Слоукогс попытался наброситься на убийцу сзади, однако граф опередил его. Опустившись на колени, он выхватил висящее у него за спиной двуствольное гарпунное ружье, из которого, напоминая черную когтистую лапу, вылетела стрела и вонзилась прямо в корпус паровика. Граф быстро шагнул в сторону, а Слоукогс отлетел к двери мастерской. Из его пробитого бойлерного сердца с шипением заструился пар. Капли воды закапали на пол.

Молли метнулась к раненому паровику. Граф быстро навел на нее ствол газового пистолета.

– Извини, мягкотелая Молли, – слабо прошептал Слоукогс. – Я подвел тебя.

– Нет, Слоукогс, ты ни в чем не виноват! – успокоила его Молли, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Это я тебя подвела, приведя сюда.

– О, прекратите! – произнес граф Вокстион и бросил на пол кучку заржавленных шестеренок Гиэр-Джи-Цу. – С тем же успехом ты могла бы обвинить во всем контролера станции «Гардиан Рэтбоун». М-да, нелегкая это вещь – пытать мага-паровика! Такие, как он, могут блокировать свои болевые центры. Мне пришлось искать специалиста, которому удалось разобрать вашего друга до такого состояния, что он сам захотел сообщить мне, где ты находишься.

– Ты мягкотелый варвар! – изрыгнул проклятие Сильвер Уанстэк. – Да покарают тебя Паро-Лоа за творимое тобой зло!

Граф Вокстион небрежно вскинул ружье, и, не целясь, выстрелил в одну из ног Уанстэка оставшимся гарпуном. Потеряв равновесие, старый паровик завалился на пол. Он попытался встать, но это ему не удалось, и он снова упал, потеряв сознание из-за болевого шока поврежденных клапанов.

– Вряд ли меня можно назвать варваром, – произнес граф, обращаясь к неподвижному телу паровика. – Контролер признался, что считает тебя безумным, давно отработавшим свое паровым котлом, малюющим картины при помощи грибной водицы и крови остроклювов. Вынужден признать, что он не смог ввиду своей эстетической убогости с надлежащей точностью описать твои живописные творения. Они превосходны, паровик. Признаюсь тебе как художник художнику и посему оставлю тебе руки и зрение. Можешь считать это профессиональной солидарностью, любезностью со стороны такой творческой натуры, как я. Я даже возьму на себя смелость и прихвачу одну из твоих миниатюр – девушку на фоне каменной стены каньона.

Молли сделал шаг в направлении лестницы, однако ствол пистолет быстро переместился и теперь был направлен прямо ей в голову. Резиновая трубка, торчавшая из его рукоятки, покачивалась подобно кобре, выглядывающей из рукава факира.

– Прошу тебя, Молли, воздержись от опрометчивых поступков. Мне поручено доставить тебя в нужное место живой. Да и нет в Гримхоупе каминных труб, в которые ты могла бы юркнуть.

– Живой! – презрительно процедила Молли. – Приглашение на ужин обошлось бы вам гораздо дешевле!

– Не стану вводить тебя в заблуждение, моя милая. У меня такое ощущение, что мой заказчик лишь ненадолго подарит тебе жизнь.

– Можете передать моему отчиму, чтобы он убирался ко всем чертям!

– Отчиму? – неподдельно удивился граф-убийца. – Может быть, дело обстоит и так, хотя лично я сильно в этом сомневаюсь. Впрочем, не важно. Я больше не участвую в таких делах. Я почти всю свою жизнь следовал этим курсом, однако он привел меня к кладбищу, где полным полно могил моих друзей, родных и боевых товарищей.

– Позвольте мне помочь Слоукогсу, – попросила девушка.

Граф отрицательно покачал головой.

– Уж слишком скользкая ты, милашка. Слишком проворная, легко выскальзываешь из рук. К тому же я целился в твоего друга с паровым котлом вместо туловища. Накинь капюшон и попрощайся с друзьями. Помни, если по пути из Гримхоупа ты попытаешься кого-нибудь позвать на помощь, то будешь мертва прежде, чем успеешь разомкнуть свои прекрасные губки. Мой заказчик за тебя живую выложит мне кругленькую сумму, но и за мертвую я получу почти столько, ну, скажем, чуть меньше.

Молли попыталась приблизиться к паровику, но граф бесцеремонно подтолкнул ее к двери.

– Слоукогс! – крикнула она.

– Следуй своей модели, мягкотелая Молли, – прошептал умирающий железный человек. – Куда бы она ни привела тебя.

Оказавшись за дверью, Молли попыталась с кулаками наброситься на убийцу.

– Ты убил его, мерзавец!

– Я повел за собой двадцать тысяч воинов на кровавую битву, вернее сказать, бойню при Маранго, – ответил граф. – Я любил этих людей. Одним существом больше, одним меньше, это лишь цифры, Молли Темплар. Всего лишь ничтожные цифры во всеми забытой бухгалтерской книге, в которой больше никто не сможет разобраться.

Вытащив из кармана ключ, граф закрыл дверь мастерской. На улице к ним приблизился какой-то толстяк.

– Металлический компатриот дома? – спросил он, тяжело дыша.

– Радость, охватившая его после митинга, оказалась слишком велика, компатриот, – ответил граф. – Сейчас он отдыхает.

– Но на двадцатой фабрике сломался конвейер! Что я скажу нашим комитетчикам?

– Что же вы им скажете? – задумчиво проговорил граф. – Скажите им, что металлический компатриот приводит в порядок свои ноги.

Попасть в Гримхоуп в обществе всем известного паровика вроде Сильвера Уанстэка оказалось относительно легко, во всяком случае, проще, чем попытаться покинуть пределы города.

– Предъявите пропуск, компатриоты) – потребовали встретившиеся графу и Молли солдаты.

– Нам стало известно о нашествии целой стаи остроклювое на фермы, – хладнокровно ответил злодей. – Может сильно пострадать продуктивность. Комитет строго спросит с нас за это.

– От этих остроклювов одна головная боль, приходится бросать людей на борьбу с ними, когда и без того не хватает рабочих рук. Как будто нельзя разводить кого-то еще, например этих тварей с коротким черным мехом. Но мне нужно посмотреть на твой пропуск, если ты хочешь отправиться на пикник со своей красоткой, компатриот.

– Разумеется, сейчас покажу, – спокойно ответил граф и засунул руку в складки одежды. В следующее мгновение грохнул взрыв, которым сорвало крышу с фабрики на дне долины.

– Туитцилопочтли праведный!

– Оставайся здесь! – приказал сержант одному из своих солдат. – Остальные за мной! Это, должно быть, контрреволюционеры из Совета Анархии!

Граф Вокстион улыбнулся оставшемуся солдату.

– Разве может хорошая революция обойтись без контрреволюционеров?

– Стой, где стоишь, компатриот! – нахмурился часовой. – Пока мы не выясним, что случилось в городе, ты не сдвинешься с места!

– Не очень-то это по-братски, компатриот! – отозвался граф и нагнулся, чтобы поднять что-то с земли. – А что касается фабрики, думается мне, вы наверняка обнаружите того, кто довольно беспечно отключил водяную систему на одном из паровых котлов. Смотри-ка, червяк!

– Думаешь, мне есть дело до какого-то дурацкого червяка?

Молли попыталась отскочить в сторону, но граф подтолкнул ее на прежнее место.

– Это вопрос философского свойства, дорогой компатриот. Там, откуда я родом, вопрос равенства облечен в иную форму. В наших краях он называется вендеттой.

Граф вскинул руку с пистолетом, и в лицо солдату устремилось облачко газа. Часовой, как подкошенный, рухнул на землю. Убийца бросил червяка на его тело.

– Вот видишь, компатриот. Я уравнял тебя с моей семьей и этим трудолюбивым возделывателем почвы. Да возрадуются черви новой пище!

– Ты мерзкий убийца, старый козел! – крикнула Молли. – Ты убиваешь всех без разбора!

Граф указал газовым пистолетом в направлении грибного леса.

– Напротив, моя милая! Так мы идем с тобой на пикник?

– Я… – Молли не договорила и отпрянула назад, потому что в следующее мгновение откуда-то сверху мимо нее пронесся сапог и сбил ее мучителя с ног. Граф-убийца упал прямо на бездыханное тело отравленного газом солдата. Девушка почувствовал удар в спину. Затем чьи-то сильные руки подхватили ее, и, рывком подняв в воздух, опустили затем на плетеный пол. Открыв глаза, Молли с изумлением увидела перед собой знакомое лицо девушки-крабианки.

– Верфей!

– Я же говорила вам, что это она! – произнесла Верфей, повернувшись к стоящей позади нее пышнотелой женщине в рубашке с обрезанными руками и мускулистыми загорелыми руками. Теми самыми руками, которые только что подхватили Молли с земли. Женщина показалась девушке смутно знакомой.

Молли поднялась с пола и встала на ноги. Она находилась в гондоле размером с небольшую лодку. Над головой у нее висел холщовый, вытянутый словно сосиска, корпус воздушного корабля. Миниатюрный аэростат. За спиной незнакомой женщины стоял какой-то мужчина, сжимавший рукоять установленного на короткой оси детандера. Молли бросила взгляд вниз, на землю.

С высоты граф Вокстион казался маленькой черной точкой на краю грибного леса.

– Молли, ты цела? – поинтересовалась Верфей.

– Давайте спустимся вниз, в Гримхоуп! – попросила Молли. – Мне нужно вернуться туда!

– Шутишь, детка, – ответила ей женщина с мускулистыми руками. – Эти изгои подстрелят нас, как только заметят.

– Там у меня осталась друзья! – запротестовала Молли.

– Заведешь себе новых, как только мы выберемся во внешний мир.

– Верфей, ради Великого Круга! Скажи мне, что ты здесь делаешь? Ты не можешь попросить их снова опуститься на землю?

Крабианка покачала головой и показала на человека возле детандера.

– Я объяснила ему, где можно найти тебя, Молли, и сказала, что помогу им узнать тебя.

С этими словами она повернулась к рулевому, чьи редкие волосы развевались в потоках воздуха, вызванных вращением пропеллера.

– Приношу мои извинения, Молли, – произнес он. – Мы подвергались серьезному риску, пока искали тебя. Мы еще больше рискуем потерять тебя в Гримхоупе.

– Мы не против, если ты скажешь нам «спасибо», малышка, – добавила женщина. – Сомневаюсь, что намерения графа в отношении тебя были дружелюбными.

– Вы знаете его? Кто вы такие?

– Мне уже доводилось встречаться с графом, моя милая. Как обычно, на большой скорости.

– Молли, разве ты не узнаешь ее? – удивилась Верфей. – Забыла книжки, которые мы читали в Сан-Гейте?

Ну конечно! Грошовые бульварные книжонки с обязательной иллюстрацией на обложке! Загорелая мускулистая женщина перепрыгивает через пропасть в джунглях Лионгели, сжимая в руке красный бриллиант, похищенный в каком-то храме.

– Амелия Харш! – воскликнула Молли.

– Профессор Харш, – поправила ее женщина.

– Что вы здесь делали?

– Самое лучшее, на что я способна. Но если ты хочешь узнать, что мы делали в Гримхоупе, то лучше спроси об этом у денег.

– У денег?

Профессор Харш пожала плечами.

– Раскопки в развалинах чимекской империи обходятся недешево. Корабль, может, и принадлежит университету, но то, что мне там платят, даже наполовину не покрывает всех моих расходов и усилий.

– Ты хочешь знать, Молли, почему мы здесь? – печально спросил рулевой. – Потому что кое-кто в Миддлстиле предложил за тебя кучу денег – за тебя живую. Но заказчика устроит и твое мертвое тело.

Глава 9

Аналитик Номер Девяносто Один сделала вид, что не заметила человека, стоявшего рядом с дверью, ведущей в кабинет леди Риддл. Она небрежно тасовала стопку перфорированных карт, предназначенных для дневной загрузки в транзакционный двигатель, пока Аналитик Номер Два-Восемьдесят просовывала их в щель контейнера пневматической трубы.

– Это он, – сказала, понизив голос, Номер Девяносто Один.

– Я думала, он будет повыше ростом, – прошептала в ответ Номер Девяносто Один, впрочем, без особого разочарования в голосе.

Они узнали его по знаменитой твидовой кепке. Виду у него был такой, будто он только что вернулся с охоты, проведя целый день в горах, где стрелял куропаток.

– Глаза вперед и по центру! – скомандовала Регулятор Номер Девять, проходя мимо станции обработки. Присутствующие сосредоточились на работе, и Регулятор направилась к нему.

– Лорд Вилдрейк, генеральный адвокат ждет вас!

Закрыв дверь вычислительного зала, Регулятор проводила гостя в отдельный кабинет, из которого сквозь окна из армированного кристаллического стекла открывался вид на бескрайние выси тропосферы. Здесь всегда было спокойно и тихо. Небесный Суд парил на слишком большой высоте над житейскими бурями и неурядицами королевства Шакалия. Вилдрейк на мгновение замер на месте, наблюдая за аэростатами малых размеров, патрулирующими воздушное пространство за пределами поставленных на прикол сфер. Они были оснащены острыми как бритва стабилизаторами и длинными вибрирующим шипами для отпугивания скрейперов, паривших слишком близко к городу.

Он снял плащ и повесил его на крючок рядом с мраморным бюстом Изамбарда Киркхилла. После чего щелкнул каблуками, оповещая леди Риддл о своем присутствии.

Светлый и просторный кабинет выгодно оттенял черную как эбеновое дерево кожу генерального адвоката. Но так, судя по всему, и было задумано.

– Присаживайтесь! – предложила леди Риддл.

Вилдрейк покачал головой, и, чуть подпрыгнув, ухватился за одну из труб пневматической почты, тянувшихся по потолку. Морщась от боли – давали о себе знать утренние упражнения, – он принялся на ней подтягиваться.

Леди Риддл выругалась про себя. Пристрастие Вилдрейка к чертову зелью становится просто опасным.

– Сколько шайна вы теперь принимаете, лорд Вилдрейк?

– Достаточно, чтобы сносно себя чувствовать, – ответил Вилдрейк. – Вернее, чтобы чувствовать себя человеком. Поговорите с вашими костоправами, пусть подкинут мне еще, про запас.

Теоретически предела мышечной массе, которую можно нарастить, пережевывая шайн, не существовало. Зелье легко можно было приобрести у стражников, охранявших границы городов-государств, где целые элитные полки превращались в этаких буйволов с раздутыми мышцами.

– Расскажите мне о «Беллерофоне», Вилдрейк.

Лорд Вилдрейк заговорил быстро, стараясь уместить каждое предложение между вспышками боли в натруженных руках.

– Я нашел его обломки в песчаных дюнах неподалеку от Дазбы. Аналитики, предсказавшие это, достойны самых высоких оценок.

– Продолжайте!

– Виновник – один из офицеров. Его семью взяли в плен и шантажом заставили изменить курс воздушного корабля. Затем он посадил «Беллерофон» по ту сторону кассарабийской границы. Там его перехватили местные племена.

– А наши авиаторы?

– Большую часть экипажа изменник отравил, добавив в грог яд. Мне удалось освободить несколько человек из числа тех, кто остался в живых. Женщин к тому времени успели передать калифским биотехникам.

– Они осмелели, – задумчиво проговорила леди Риддл. – Они становятся слишком самоуверенными. Пора что-то делать с этой Кассарабией.

– Весь имевшийся на корабле летучий газ они слили и отправили на завод, расположенный неподалеку от Дазбы, – продолжил лорд Вилдрейк. – Они используют чрева наших женщин для создания органического заменителя летучего газа.

– Наблюдатели сообщили, что вы уничтожили это место.

– В своих научных разработках они не достигли больших успехов – им не удалось сделать газ менее горючим, – ответил Вилдрейк. – Я просто воспользовался благоприятными сопутствующими обстоятельствами.

– Если им не нравится, пусть держатся как можно дальше от нашей кухни, Вилдрейк.

– Вы только что выразили мои мысли, генеральный адвокат.

– Теперь, после того как калиф немного обжег себе пальцы, я предлагаю вам новую работу, Вилдрейк.

– Я так и думал. – Кожа лорда Вилдрейка приобрела здоровый красноватый блеск. Насыщенный шайном пот наполнил помещение резким запахом, напоминающим аромат корицы. – Пропал еще один ваш воздушный корабль?

– Не корабль. Человек. Волк Номер Двенадцать совсем отбился от рук.

– Гарольд? – удивился Вилдрейк. Он на минуту прекратил подтягивания, но продолжал цепляться за трубу. – Так-так. Старый капризный мальчик Гарольд Стейв. Значит, Ловцу волков предстоит отловить другого Ловца волков.

– Совершенно верно, – подтвердила леди Риддл. – Я понимаю, вас с ним связывают воспоминания прошлого, я имею в виду, помимо вашей флотской службы. Проблем в связи с этим не возникнет?

– По моему мнению, перевозки бочонков с водяным балластом по всему королевству вряд ли можно считать флотской службой, мадам, – ответил лорд Вилдрейк.

– Но из всех тех, кто был схвачен, только вам и Гарри Стейву удалось выжить в лагере Флавстар, – заметила леди Риддл. – Да еще тому богатому парню, вольному стрелку.

– Шесть месяцев любезного гостеприимства Комитета Общественной Безопасности Содружества не могли не сказаться на нас. С трудом верится, что мы смогли пережить то, что выпало на нашу долю.

Леди Риддл откинулась на спинку кресла. К шайну Вилдрейк пристрастился именно в лагере. Он нарастил мощную мышечную массу – как будто специально для того, чтобы больше никогда никакой палач Содружества не посмел и пальцем прикоснуться к нему.

– После вашего побега, насколько мне помнится, мнения относительно того, чья ошибка привела к провалу операции в Квотершифте, разделились.

– Стоит ли тогда удивляться, что у меня возникло особое мнение на сей счет, генеральный адвокат. Гарольд Стейв – человек, у которого свой взгляд на то, что такое справедливость. От него можно ожидать чего угодно. Он отнюдь не джентльмен.

– Последнее, пожалуй, соответствует истине. Но если помнить о том, какие разрушения вы оставляете после себя, Вилдрейк, то вряд вы вправе делать подобные заявления.

– Мне кажется, мадам, что именно мои прежние разногласия с волком Номер Двенадцать побудили вас обратиться ко мне с вашим предложением. Считайте, что у меня есть стимул. Судя по всему, охота будет интересная.

– В таком случае, вы получаете свободу действий, Вилдрейк. И вот еще что…

– Да, мадам?

– Если можно, постарайтесь доставить его хотя бы в таком состоянии, чтобы наши маги-дознаватели смогли допросить его.

– Приложу все возможные усилия к этому, госпожа генеральный адвокат, – ответил лорд Вилдрейк и соскочил на пол, чувствуя восхитительную боль в мышцах. – Все мыслимые усилия.

Оливер стоял на мощенной брусчаткой улице неподалеку от Боунгейтской тюрьмы, к которой стеклись многотысячные толпы желающих присутствовать на его казни. Торговцы с лотками подгнивших фруктов расхваливали свой товар любителям забрасывать осужденных гнилью. Вот и сейчас в сторону эшафота уже летели подпорченные яблоки. Но самым шиком считалось сначала дать несчастному почувствовать под ногами табурет, и лишь затем, когда он начинал «танцевать Боунгейтскую кадриль», забросать его овощной гнилью.

Инспектор Пуллингер торжественно вскинул руки, и толпа разом умолкла.

– За нарушение королевского приказа об обязательной регистрации, нарушение регистрационных границ, утаивание от Департамента по делам феев предметов, оговоренных в шестом пункте Закона о контроле над фейбридами, за злодейское умышленное убийство по трем пунктам обвинительного акта Оливер Брукс приговаривается к смерти через повешение.

Толпа взревела от восторга, а на эшафот, для отправления обряда обращения, вступила женщина-викарий. Она говорила очень тихо, и ее могли слышать только Оливер и те, кто стоял неподалеку от него.

– Беспокойные души этой жизни, да вернется ваша суть в море разума, дабы при повороте Круга вернулись вы на славную землю в более счастливой оболочке.

В следующее мгновение викарий испуганно отшатнулась – на эшафоте прямо перед ней возникла бесформенная масса Шептуна.

– Новая оболочка? Но старая совсем не плоха!

Стражники с криками бросились врассыпную. Испуганная публика волной откатилась назад, готовая броситься в бегство.

– Видишь, когда мне хочется присесть, я всегда смогу найти себе место.

– Шептун! – простонал Оливер.

– Кошмарные сны, Оливер? – спросил Шептун. – Ну, их я вдоволь насмотрелся и у себя. У нас там каждый день новенькие. Да еще уорлдсингеры с их скальпелями, снадобьями и резиновыми перчатками.

Оливер попытался развязать наброшенную ему на шею петлю.

– Слава Великому Кругу! Я думал, что все происходит на самом деле! Что это реально!

– С каждым днем это становится все более реальным, Оливер! – прошипел Шептун. – Если тебя поймают, с тобой поступят именно так! Вот твое будущее! Лучше выбери себе в Хоклэме подземную тюремную камеру рядом с моей! Я ведь предупреждал тебя о Гарри Стейве, разве не так?

– Мои родственники погибли, Шептун. Мой дядя убит. Убита демсон Григгс. Меня тоже пытались убить.

Шептун погладил Оливера по спине и чем-то костяным, не то зубами, не то концом кости руки, срезая с шеи мальчика воображаемую петлю.

– Смотри, какими похожими мы становимся, Оливер. Моя семья тоже умерла. Отец задушил мою мать за то, что она произвела меня на свет, и я преследовал его во снах до тех пор, пока он не залез на крышу фабрики в Хэзлбенке и не спрыгнул с нее вниз.

– Ты безумец! – воскликнул Оливер. – Мы с тобой совсем непохожи!

– Ты считаешь меня безумцем? – снова прошипел Шептун и хихикнул. – Ты бы посмотрел на тех, кого выпускают из сумасшедшего дома, Оливер! Вынюхивателей душ. Их приходится заковывать в особые торки, более похожие на доспехи, чем на обычный торк. В сумасшедшем доме мы обычно называли их дикарями. Они и есть самые настоящие дикари.

Оливер бросил взгляд на Боунгейтскую площадь. Сейчас она была пуста.

– Что ты здесь делаешь, Шептун?

– Какая неблагодарность, Оливер. Я обо всем позабочусь. Позабочусь о нас обоих. Сон здесь, сон там, и не только у меченых, но и у нормальных людей.

Оливер попытался не смотреть на бесформенную массу Шептуна.

– Я не знал, что ты способен на такое.

– Проклятый занавес присутствует в Шакалии уже более тысячи лет, Оливер. Его пары просачиваются в леса, поля и торфяник. Уорлдсингеры с этим не согласятся, но теперь чуточка колдовства есть в каждом из нас. – Шептун рассмеялся. – В ком-то больше, в ком-то меньше, верно?

– Я еще не начал изменяться.

– Сны говорят правду, Оливер. Сны это дверь, через которую редко допускается отрицание. Задай себе вопрос: почему твой разум, твой совершенный ум, который способен ввести в заблуждение уорлдсингеров, почему он позволяет мне проникать в твои сны?

– Я… – такого вопроса Оливер никак не ожидал.

– Подумай об этом, Оливер. Мне здесь нравится… я хочу сказать, что мне нравится находиться в твоем сознании. Меня восхищает его абсолютная ясность. Общаться с нормальными людьми очень сложно, но я старюсь, Оливер. Я со всем справлюсь. Куда мне только не приходилось проникать, даже в сознание паровиков. Это псе равно, что идти по реке битого стекла.

– Что еще кроме неясных предупреждений о Гарри Стейве ты нашел во время своих странствий? – спросил мальчик.

– Мне нравится Гарри, – признался Шептун. – Он сукин сын, и будь я проклят, но пока я не уверен, что он наш сукин сын. Но в данный момент в городе он единственный, кого преследуют в связи с молодым мастером Бруксом.

– Приятно слышать.

– Тебя ожидают кое-какие сюрпризы, Оливер. Да и меня тоже. Здесь где-то есть и еще кое-кто или кое-что. Оно оставляет еле заметные следы в разуме людей. Оно думает, что мне о нем ничего не известно, но я достаточно силен, Оливер. Иначе зачем, по-твоему, они упрятали меня так глубоко под землю. У них не нашлось для меня особого торка.

Обычный еле слышный, голос Шептуна усилился до крика, и трущобы вокруг Боунгейтской площади дрогнули, отступили перед его яростью.

– Старый добрый Шептун никогда не уподобится дикарям. Он не станет совершать полуночных прогулок по широким бульварам Миддлстила. Лунный свет не для него. Вечерняя прохлада не для него.

– Прекрати! – крикнул Оливер. – Мой разум!

Буря голосов стихла, а Шептун, рыдая, рухнул на эшафот.

– Я непредсказуем, Оливер! Поэтому меня все и боятся, поэтому от меня и отгораживаются десятками прочных волшебных стен. Поэтому они использовали специально обученную собаку, чтобы та приносила напичканную дурманящими снадобьями пойло, которым меня потчуют в тюремной камере.

Испытывая одновременно ужас, восхищение и жалость Оливер как зачарованный наблюдал за тем, как Шептун начал приплясывать на эшафоте, неуклюже отбивая ногами ритм песенки, показавшейся ему смутно знакомой – нечто похожее он слышал в далеком детстве.

– Что ты будешь делать, Шептун, если меня поймают, и палач затянет петлю на моей шее?

– Не говори так, Оливер! – прошипел Шептун. – В твоем сознании слишком свежи приятные воспоминания о ростбифе, который ты съел за последним ужином. Теперь мне понятно, что ты пытаешься сделать. Отвлекаешь меня, как котенка, с которым играют веревочкой.

– Жаркое на самом деле было очень вкусным, – ответил ему Оливер и сел на край эшафота.

Шептун тут же устроился рядом, хотя было трудно сказать, действительно ли он занял сидячее положение.

– Я мог бы смириться с моей тюрьмой, Оливер, если бы не Особая Гвардия. Какие они красивые, все эти мальчики и девочки! Их сытно кормят, их удивительные способности поставлены на службу стране, за что им положена всеобщая любовь. Они – что-то вроде корзинки с изнеженными заласканными домашними любимцами. Раньше я приходил и в их сны, Оливер. Но теперь не могу себя заставить.

– Они хотели, чтобы я согласился вступить в их легион, – признался Оливер. – Тогда мне на шею надели бы контрольный торк.

– Хорошенькому котенку полагается ошейник, – ответил на это Шептун. – Думаешь, мой отец не обещал мне подобного, когда привез меня в Миддлстил в своей телеге? Я обмениваюсь сообщениями со всеми заключенными Хоклэма, этакая живая система кристаллической связи. Нет такой томящейся там души, которая не мечтала бы о превосходном бифштексе и долгих днях блаженного безделья и искусном массаже. Ты удивился бы, увидев, какие нормальные на вид многие из тамошних осужденных. Но если твои способности нельзя открывать и закрывать как кран в бочонке с джином…

Пространство сна начало таять, будто утренний туман. Оливер почувствовал, что просыпается.

– Не забывай о тюрьме, Оливер! – напомнил Шептун. Он уже успел вернуться в свою подземную темницу. – Будь осторожен с этим проходимцем Гарри Стейвом!

– Тебе понадобится шляпа! – произнес Гарри. – Вот увидишь!

Яхта «Утренняя песнь» встала на прикол в четырех миля от Тернхауса неподалеку от таверны в дальней части королевского парка – как и повсюду в Шакалии, здесь все носило название «королевского», хотя принадлежало народу. Повсюду среди травы стояли кареты, запряженные четверками лошадей, и многочисленные городские семьи, расстелив на земле клетчатые одеяла, предназначенные специально для пикников, наслаждались солнечным днем.

– Зачем мне она, Гарри? – спросил мальчик, поправляя на голове шапку. – Насколько мне помнится, вы говорили, всевидящее око на небе будет повсюду следить за нами.

– Немного паранойи нам не повредит! – ответил Гарри и заговорщически подмигнул.

Оливер огляделся по сторонам, рассматривая двор таверны; здесь за столиками сидели рабочие дренажной службы. В районе Хандред-Локс не было ни одного королевского парка. Самым ближним был парк в Беггарсмиде, но уходить так далеко от дома Оливеру не позволяли надзорные правила.

– Здесь очень много людей, – заметил он. – Как же мы найдем нужного нам человека?

– Женщину, Оливер. Нам нужно найти одну женщину. А много народа – это хорошо. Нас трудно заметить сверху в людской массе. Кстати, шляпа в таком деле тоже не помешает. Пусть там наверху поломают головы, пытаясь нас обнаружить.

Женщину, о которой говорил Гарри, они нашли возле большой крытой повозки, вроде тех, в которых на деревенских ярмарках продают сомнительного происхождения средства от облысении. Особа эта сидела на табуретке. Слева бутыль с джином, справа – груда мотков с пряжей. Она вязала свитер, явно предназначавшийся для ребенка.

– Матушка! – позвал ее Гарри, и она тут же подняла голову. – Ждем новых внучат?

– Это ваша мать? – удивился Оливер и с недоверием посмотрел на неопрятную старую толстуху.

Та указала на него вязальной спицей.

– Если ты ищешь ту клячу, что произвела на свет Гарри Стейва, то тебе долго придется ее искать, милок. Мои дети все давно обзавелись семьями и приличными профессиями.

– Оливер, знакомься, это демсон Лоуд! – представил ее Оливеру Гарри. – Она – мать для всех ее друзей.

Толстуха усмехнулась и, открыв беззубый рот, основательно приложилась к бутылке джина.

– А все потому, что мне подфартило разбогатеть, когда я копала в колониях серебро.

Оливер вежливо наклонил голову.

– Очень приятно, матушка Лоуд.

– Ты, пожалуй, будешь почище обычных приятелей этого распутника, – заметила демсон Лоуд.

– С тобой всегда приятно поговорить, – отозвался Гарри Стейв. – Правда, ты забыла упомянуть, по какой причине оказалась в Конкорции, а также о плавучей тюрьме, на которой тебя туда доставили.

– Пустяки, – отмахнулась матушка Лоуд. – Судья, может, и присудил мне высылку, но за малую толику серебра в Шакалии всегда можно купить прощение. Мне хватило деньжат, чтобы начать на пару с мистером Локом оружейное дело. Мы с ним начали изготавливать ружья для миддлстилских дворян и для двадцати графств.

– «Лоуд и Лок», – произнес Оливер. – В дядиной газете я видел вашу рекламу.

– Услуга, которая недешево обходится, милок, на Док-стрит за нее дерут будь здоров сколько – вздохнула демсон Лоуд. – А теперь послушай меня, Гарри. Я тебе не лекарь и не хожу по домам, а все потому как боюсь, что к тому времени, как я вернусь, мое золотко, партнер промотает наше дело где-нибудь за карточным столом.

– Извини, матушка, – произнес Гарри. – Но у меня небольшие неприятности.

– А когда ты обходился без них, дружок? – С этими словами демсон Лоуд привстала и вытащила из-под себя сложенный в несколько раз номер «Миддлстил иллюстрейтед ньюс». – Двенадцатая страница, вон там, внизу.

Гари взял в руки газету и открыл ее в указанном месте.

– «Жуткие убийства в Хандред-Локс, совершенные фейбридом-ребенком и беглым убийцей и мошенником. Их жертвами стали полицейские констебли и служанка».