Текст книги "Небесный суд"

Автор книги: Стивен Хант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

– С тобой все в порядке? – спросил Шептун.

– В моей голове столько всего, что порой трудно собраться с мыслями.

– Со мной такое тоже бывало, когда я только учился ходить во сне. Кошмары половины страны проникали в мои сны. Ты должен научиться обращать их себе на пользу.

– Постараюсь, Натаниэль.

Вдвоем они прошли теми же грязными и зловонными коридорами, по которым Оливер проник сюда. Уродливые существа, отгороженные от внешнего мира проклятой стеной, ощущали его присутствие. Одни были охвачены злостью и мысленно бились головой о стену, пытаясь вырваться на свободу, другие молча затаились в своем логове, словно пауки, в надежде на то, что жертва сама по неосторожности попадет к ним в сети. Были и те, кто просто задумчиво наблюдал за ними. Только здесь Оливеру стало понятно, почему уорлдсингеры настаивали на том, чтобы держать меченых под замком или надевать им на шею торк. Некоторые из этих созданий скорее походили на силы природы, чем на людей. Человеческая часть их сознания была изъедена гиблым туманом и существовала в теле, плохо приспособленном для жизни вне проклятого занавеса. Многие из этих несчастных даже не подозревали, какое жалкое существование влачат здесь, в Шакалии. Но потом Оливер вспомнил, с каким упорством орден пытался запереть в эти стены его самого, как уорлдсингеры пытались разъединить его тело и душу, вскрыть его, словно орех, и, удалив содержимое, выбросить за ненадобностью скорлупу. Стоило ему это вспомнить, и сочувствия к колдунам и их злокозненным замыслам как не бывало.

Они шли дальше, и тело Шептуна начало преображаться. Лишние руки засосало внутрь тела, костяные пузыри расправились и превратились в гладкую кожу, на голове выросло нечто вроде короткого меха. Вскоре от старого Шептуна ничего не осталось, а его место занял высокий воин с коротко стриженными золотистыми волосами, одетый в причудливую, старомодную военную форму. С его левого плеча свисал элегантный гусарский ментик.

– Я по-прежнему здесь, Оливер. Вот так бы выглядел я, не просочись в нашей деревне из-под земли гиблый туман. – Шептун потрогал свои новые волосы. Даже голос его звучал теперь по-другому, красиво и звучно, в нем больше не слышалось прежнего сипения, которое издавала уродливая глотка, служившая ему ртом. – То, что видят наши глаза, есть порождение нашего сознания, что касается мыслей – то они текучи, как вода.

– На тебе жутко старомодная форма.

– Она из той единственной книжки, которую я держал в руках, прежде чем меня посадили за решетку. «Дуэлянты Квотершифтского двора». Она было самым ценным, что у меня имелось. Отец купил ее мне в одну из тех редких недель, когда бывал трезв, хотя такое, должен сказать, случалось нечасто. По-моему, смотрится отлично, что ты на это скажешь?

– Еще как! Головорезы из Третьей Бригады наверняка решат, что король восстал из могилы, чтобы отомстить им за то, что они пропустили его через Гидеонов Воротник.

В открытые двери Хоклэмского приюта влетали снежные хлопья. Увидев на полу груды мертвых тел, Шептун довольно кивнул. Еще бы, ведь это были бренные останки тех, кто столько лет мучил и унижал его. Сколько раз во сне он уже видел эту сцену, и вот теперь узрел впервые – наяву! Оливер посмотрел вниз с каменистого холма, туда, где по ту сторону проклятой стены его поджидала лошадь. Он уже собрался было показать ее Шептуну, но внимание его спутника было приковано к чему-то еще. Оливер посмотрел в ту сторону, куда устремил свой взгляд Шептун. Южный край неба усеивали аэростаты, их черно-белые, в шахматную клетку, носы прокладывали себе путь сквозь снеговые тучи.

Ветер с воем налетал на Хоклэмский холм, и Шептун был вынужден перейти на крик, чтобы Оливер его услышал.

– Воздушный флот вывели в небо! Вот только…

– Вот только кто? – закончил его вопрос Оливер.

Он простер свои чувства, простер внутрь жестких корпусов, внутрь холщовых газовых сфер, и… наткнулся на новенькие, с иголочки тела уравненных пилотов Шакалии. Биомеханических гибридов, рабов, покорных воле Тцлайлока, послушных штыкам неустрашимых и дисциплинарным дубинкам квотершифтских офицеров. Хорошая доза нервного огня, и любые попытки неповиновения будут уничтожены в зародыше. Еще бы! Ведь эта боль не шла ни в какое сравнение со старым добрым средством устрашения, что когда-то было в ходу в эскадрильях королевского воздушного флота – плеткой о девяти хвостах.

Оливеру не было нужды отвечать Шептуну, кто вывел в небо флот, поскольку свист падающих на Миддлстил зажигательных бомб говорил сам за себя. Черные замыслы новых властителей Шакалии – хозяев ее воздушного флота, ее неба – были видны, как на ладони. Под брюхом у воздушного исполина расцветал огненный цветок, и в следующее мгновение то там, то здесь в облаке пара рушилась очередная пневматическая башня, не способная более находиться в вертикальном положении. Миддлстил платил дорогую цену за неповиновение новым хозяевам. Те, кого раньше считали гарантами его свобод, теперь поливали город адским огнем, испепеляя эти самые свободы.

– Проклятие, они сбрасывают на Миддлстил зажигательные бомбы! – воскликнул Шептун. – Похоже, собрались израсходовать на город весь боезапас!

– Не весь, – возразил Оливер, поворачиваясь лицом на восток. – Им придется кое-что оставить, чтобы остановить наступление армии Короля-Пара.

Они вдвоем бегом бросились вниз с холма. Земля Миддлстила горела у них под ногами.

Глава 25

Вокруг Молли возник золотистый нимб; Вайнсайдский Душитель, который только что торжествующе хохотал, моментально взвыл от боли. Черное поле, окружавшее его руки, исчезло, а пальцы, еще мгновение назад тянувшиеся к ее шее, резко отдернулись.

Услышав крик Душителя, второй каторжник бросился ему на помощь, однако Слоустэк громогласным ревом тотчас преградил ему дорогу. От трубных звуков осколки чимекского оружия разлетелись в разные стороны. Каторжник отпрянул назад, но тотчас выбросил вперед руку и в следующее мгновение грудь паровика вспороли черные щупальца. Застонав от боли, бедняга Слоустэк рухнул, как подкошенный; через дыру в корпусе из мягких трубок вытекало машинное масло, а вокруг самого отверстия запузырилась и вспенилась черная энергия.

– Слоустэк! – растерянно вскрикнула Молли. Вайнсайдский Душитель тем временем вновь бросился к ней. Его черная аура на мгновение смешалась с золотистым нимбом девушки, когтистые пальцы попытались проникнуть под защитный кокон, обволакивающий ее тело.

– То, что я сейчас с тобой сделаю! – прорычал душитель, но не договорил, потому что язык его раздвоился на две костяные челюсти, из глотки пахнуло горелой плотью. Запах был столь омерзителен, что девушку едва не вырвало.

Собрав энергию внутри тела в золотую пружину, Молли покатилась с Душителем по полу.

– Помоги мне! – крикнул тот напарнику. – Придержи ей ноги!

Второй каторжник оставил паровика и, словно гигантский паук, переместился на восьми черных ворсистых ногах ближе к своему подельнику. В следующее мгновение Молли взорвала накопленный в теле заряд. Душителя тотчас отбросило прочь от нее, и он полетел в бездну чимекской машины смерти. Скатившись в самую ее глубь, он наконец остановился. Сверху его обдал ливень кроваво-красных кристаллов.

Ощутив энергию Уайлдкайотлей, машина загудела, послышался треск перемалываемых костей, отчего содрогнулись стены, а с потолка посыпались куски штукатурки. То была песнь земли, какую никто не слышал вот уже тысячу лет, музыка насекомых, жуткие короткие ноты, которые умирали, едва возникнув. Молли видела исходящее от машины свечение в том месте, где должны были располагаться недостающие компоненты. В свое время у чимеков закончились родные и близкие, и было больше некого приносить в жертву во имя создания жуткой машины.

Молли не понадобились предостережения Слоустэка, тем более что тот прошептал их ей едва слышным голосом. Она обернулась и, словно лошадь за поводья, схватив второго каторжника за щупальца черной энергии, швырнула его туда же, куда мгновением раньше полетел Душитель. Внутри ямы Уайлдкайотли умерили свирепость обоих своих вместилищ из боязни повредить инструмент, который, как только его создание будет завершено, призовет мета-богов.

Чего нельзя было сказать о Молли. Видя, как оба каторжника пытаются вылезти из ямы и вновь подобраться к ней, она смело запустила внутрь машины руку. Та оказалась холодной на ощупь и непривычной, как сон саранчи. Но даже машина, созданная для того, чтобы вспарывать стены реальности, вынуждена функционировать по законам вселенной, по привычным правилам механики. Кровь закипала в жилах Молли, когда она формировала схемы, перебирала тысячи комбинаций кодов-замков, которые отомкнут смертельное оружие. Стоило ей добиться хотя бы небольшого успеха, как она тотчас шла дальше, подбираясь все ближе и ближе к активационному коду. Два убийцы вскарабкались уже почти к самому краю пропасти; глаза их были черны и смотрели рассеянным взглядом – это Уайлдкайотли временно смягчили их свирепые сердца. Они понимали, что пытается сделать Молли: восстановить соединения, привести в действие дремавшие доселе силы. Шершни будут истово охранять свое гнездо.

Только не смотри на них, делай свое дело! У нее была своя мелодия, и она намеревалась исполнять ее и дальше.

Наконец каторжники выбрались из пропасти и подняли руки, надеясь обрушить на девушку бурю адской энергии. Однако Молли изменила диапазон инструмента – она настроила его на Уайлдкайотлей, спрятанных внутри человеческих форм. За их спинами запульсировали потусторонние звуки, и коконы черной энергии, окружавшие обоих убийц, неожиданно истончились, стали полупрозрачными, словно туман над лугом, и древняя машина начала втягивать в себя этот туман. Духи Уайлдкайотлей поглотили человеческие тела. Лишившись черной силы, подпитывающей их мускулы и придающей крепость скелетам, оба каторжника забились в конвульсиях – столь невыносима была боль оттого, что бессмертные духи оставили их.

Молли повторила мелодию, с мрачным удовольствием наблюдая за тем, как темные призраки тают буквально на глазах.

– Ага, вам хочется поскорее встретить своих богов, гнусные тараканы! Когда увидите их, предайте привет от Молли Темплар!

Чимекский двигатель вибрировал как безумный – это в сотворенный из человеческой крови механизм затягивалось облако Уайлдкайотлей. Вскоре машина сменила диапазон издаваемых звуков, и под конец испустила едва ли не человеческий вздох. Рядом с краем пропасти на полу распростерлись тела двух каторжников – их кости обратились в прах, а сами они обуглились в тех местах, где Уайлдкайотли обожгли их пламенем. Вайнсайдскому Душителю больше уже никогда не стиснуть своих мерзких пальцев вокруг шеи очередной жертвы.

Из открытой двери в холодное помещение пахнуло теплом. Молли бросилась на помощь паровику. Нужно было вновь поставить его железное тело на гусеницы.

– Слоустэк, ты меня слышишь?

– Слышим, – прошептала голосовая коробка, вернее, натужно проскрипела, покореженная силой удара. – Мы также слышали твою мелодию. Она была отвратительна.

– Вот и Уайлдкайотли были того же мнения, – сказала Молли и оглянулась по сторонам – может быть, найдется что-то такое, что сошло бы за инструмент, с помощью которого можно починить пострадавшего паровика. Однако ничего подходящего не увидела. Это же надо! Она застряла в центре земли рядом с самой огромной машиной разрушения, какую только сумело создать за свою историю порочное человеческое сердце, зато под рукой у нее не оказалось даже обыкновенного молотка.

– Не бросай меня, Слоустэк. Не оставляй меня здесь одну, в этих жутких пещерах! Прошу тебя, не надо!

– Для нас настало время переместиться в другой зал, – произнес паровик. – Наша нить великого орнамента приближается к концу.

Молли крепко сжала железные пальцы руки-манипулятора паровика.

– Я не дам тебе умереть еще раз!

– Мы прошли деактивацию уже дважды, мягкотелая Молли. Это так просто. Куда сложнее та часть великого орнамента, которая называется жизнью. Не надо слишком долго скорбеть о нас.

– Мне страшно, Слоукогс, Сильвер Уанстэк!

– Не бойся за нас, юная мягкотелая. Если мы не страшимся тьмы до того, как нас запустят в действие, то почему мы должны страшиться ее после того, как нас не станет? Мы всего лишь ноты одной бесконечной мелодии. Каждая отдельная нота отзвучит, но сама мелодия продолжается вечно.

Бойлер Слоустэка дал течь, и на пол вытекла лужица воды; свет на его зрительной пластине тоже начал меркнуть. Молли не могла сказать, сколько просидела рядом с пустым металлическим корпусом, из которого ушла жизнь, прежде чем почувствовала позади себя жар. Над полом подрагивала белая сфера размером с батискаф, верхушку которой венчал один-единственный глаз. Вскоре на гладком металле проступили детские черты, словно через волшебный фонарь кто-то показывал живую картину.

– Ты не можешь спасти его еще раз? – спросила Молли Гексмашину.

«Там, где есть жизнь и желание, я могу показать способ живому металлу. Увы, он уже вне моей досягаемости. Слоустэк переместился в гимны людей и живет в бросании шестеренок Гиэр-Джи-Цу».

Молли расплакалась. Вскоре рядом с лужей воды из пробитого бойлера натекла новая лужица, меньших размеров.

«В его грудной полости находятся две хрустальные платы, две души, слитые воедино. Выломай их оттуда, Молли Темплар. Слоустэк наверняка пожелал бы, чтобы их вернули в залы Механсии».

Молли поступила, как ей было велено, – вынула из механической груди мертвого паровика две хрустальные пластины, легкие как перышко. Интересно, когда он был жив, они тоже были такими же легкими, или же все-таки потяжелей?

«А теперь встань передо мной, дитя Виндекса! Тебе предстоит работа».

Окруженная золотым сиянием, Молли сделала шаг вперед. С ее груди стекали два световых потока. Скручиваясь, они образовывали спираль, которая вращалась между ней и Гексмашиной. Точно такие же золотистые лучи протянулись от сферы и, окружив спираль, сплелись с ней в радостном танце, после чего вернулись назад в Гексмашину.

«Ты признана оператором».

Растекаясь в стороны, словно ртуть, сфера обнажила отверстие – ослепительно белое пространство, словно скроенное по мерке Молли.

– Враг силен и коварен, – задумчиво произнесла девушка. – Когда-то нас было семеро, семь операторов Гексмашины.

«Верно, – отозвалась Гексмашина. – Но Уайлдкайотли за тысячу лет совсем не изменились, Молли. Они столь самонадеянны, что пребывают в уверенности, будто настолько совершенны, что готовы заморозить нас вместе с собой на целую вечность, чтобы мы застыли как мухи в куске янтаря. Но мы с тобой способны к переменам, ты и я, чего наш враг боится больше всего на свете. Я провела целое столетие, слушая тайны земли, которые она нашептывала мне, и становилась сильнее, умнее, мудрее. И ты, Молли, замечательный человек. Думаю, на этот раз хватит одной Гексмашины и одного оператора».

Молли вступила внутрь Гексмашины, и за ее спиной тотчас закрылась дверь. Ощущение было такое, будто она парит внутри водяной сферы. Вскоре обе они – Молли и Гексмашина – слились в единое целое. Чувства Молли обострились настолько, что она стала видеть то, чего нельзя увидеть даже в самых удивительных снах: она ощущала на вкус звуки, видела цвет пульсирующих вен земли, крошечные детали в стенах пещеры, как будто кто-то положил их под окуляр микроскопа. Все вокруг вибрировало, музицировало и пело, исполняя песнь великого орнамента, о котором ей рассказывал Слоустэк. Но присутствовало и что-то еще. Безграничная боль. Гексмашина пыталась защитить от нее Молли, но, увы, слишком тесно были они сцеплены между собой, и теперь их тела – их общее тело – корчились в муках.

– Что это?

«Это еще один оператор, Молли. Тцлайлок пытает его, как когда-то мучил тебя, чтобы лишить меня сил и заманить в капкан к Уайлдкайотлям. Но пока что у меня два оператора, и мне есть между кем распределить мое сознание. Его работа приносит мне мучения, но она не в состоянии вывести меня из строя».

– На моем газоне вырос целый муравейник, подружка, может, попробуем растоптать его?

Из их сплавленных воедино тел к потолку устремился луч света. Гексмашина вздыбилась волнами жидкого огня и полилась на трубы чимекского органа, призванного оповестить мир о наступлении апокалипсиса. Как только море лавы заполнило пропасть, злокозненное устройство не выдержало и обрушилось; раскаленная магма, растекаясь дальше, через край, накрыла собой тела обоих каторжников и расплавила корпус мертвого паровика, который когда-то ходил по земле в образе Слоукогса и Сильвера Уанстэка.

Железо и расплавленный огонь с шипением соединились, и возлюбленная Гексмашины, земля, залечила шрам от старой-престарой раны, нанесенной ей в самое сердце.

Улицы, практически безлюдные, теперь были заполнены жителями Миддлстила. Трущобы и башни опустели – их обитатели, едва завидев в небе аэростаты, запаниковали и бросились вон из зданий. Третья Бригада и гримпхоупские революционеры покинули город еще раньше, и теперь дороги были забиты беженцами. Оливер был даже рад, что Шептун сохранил человеческий облик. Случись ему въехать в город в своем истинном обличье да еще верхом на цыганской кобыле, паника была бы еще большей. На другом конце улицы появилась группа всадников – Джек-Сорвиголова и рота его нерегулярного полка. Оливер осторожно вел лошадь сквозь забитые толпами улицы; всюду царила давка, воздух оглашали громкие крики. Все это создавало при передвижении немалые сложности.

– Майор Дибнах! – крикнул Оливер. – Где наша армия?

– Отходит на новые позиции, – крикнул в ответ верховой офицер. – Страж Тинфолд доставил приглашение. Армия Свободного Государства Паровиков форсировала Гэмблфлауэрс и объединилась с силами парламента. Мы тоже идем вместе с ними. В Миддлстиле делать нечего, разве что забиться в старые пневмотуннели и трястись от страха, ожидая, пока все кончится.

Словно в подтверждение его слов над их головами пролетел аэростат. Беженцы со всех ног бросились в ближайшее укрытие. Раздались крики и визг, кто-то упал, поскользнувшись на разбросанном по мостовой мусоре.

– Болотный газ! – крикнул кто-то. – Болотный газ!

Джек-Сорвиголова развернул своего скакуна, и тот лягнул крикуна в голову. Высокая шляпа свалилась на землю, а вслед за ней на земле распластался и ее владелец.

– Безмозглый идиот! Никакого газа в бомбах нет! Какой от него толк против армии паровиков!

Оливер пришпорил лошадь и устремился в образовавшуюся в толпе брешь.

– За мной, майор!

– Молодец, парень! Первый Страж отдал приказ всем, кто остался, преследовать Третью Бригаду, которая движется на восток! Если удастся вступить с ними в схватку, аэростаты не смогут бомбить нас из опасений попасть в своих.

– Верно, – согласился Оливер. – Когда аэростаты покончат с городом, они возьмут курс на восток.

Джек-Сорвиголова поднял глаза к небу.

– Сегодня дела у них идут так себе. Не иначе как у штурвала там шифтеры. Но, так или иначе, не хотелось бы подставлять себя под удар, когда выйдем на открытую местность. Наши полки не привыкли, когда на них сверху бросают бомбы.

Тень аэростата уплыла дальше. Через пару минут улицы вновь были запружены толпами беженцев. Оливер оставлял город с тяжелым сердцем. Он ощущал, как на его родную страну давят Уайлдкайотли, как по ее земле, громыхая сапогами солдат Третьей Бригады, идущих на битву с паровиками, марширует черное зло.

Сидевший позади него Шептун простонал с досады.

– Теперь мне понятно, почему ты не захватил седло. Ты не собирался скакать галопом, и оно было тебе ни к чему.

Шептун закрыл глаза и представил себе аэростат. Вот он парит над улицей, в его бомбовых отсеках пляшут темные, похожие на дьяволов существа, а сам он завис так низко, что его люки едва не задевают шпили Круговистской церкви. Беженцы с воплями ужаса бросились в укрытия. Кавалерийская рота растерянно оглядывалась по сторонам. Шептун не стал вкладывать эту иллюзию в сознание наездников, однако те все поняли правильно и, воспользовавшись моментом, устремились в освободившееся пространство.

– У меня такое подозрение, что аэростат будет преследовать нас всю дорогу из Миддлстила, – сказал Оливер, пустившись галопом вдогонку Джеку-Сорвиголове и его разношерстной роте.

Поскольку Шептун расчистил им путь, то они в считанные минуты доскакали до границы города. На востоке, ближе к Ривермаршу, из-за низких холмов в небо поднимались клубы дыма. Это армия паровиков начала наступление на квотершифтские легионы.

– Они оставляют позиции, – сказал Оливер, показывая на недавно возведенные редуты и свежие окопы, вырытые за городской чертой. Теперь они были пусты, ни единой души, куда ни глянь – снег.

Джек-Сорвиголова нахмурился.

– Тогда все верно. Особая Гвардия перешла на сторону шифтеров. Эти парни воюют куда лучше на открытой местности, чем среди городских переулков. Великий Круг, этого нам только не хватало! Теперь в распоряжении квотершифтских захватчиков две вещи, которые всегда обеспечивали нам победу – наши аэростаты и наша гвардия!

Посмотрев на лица своих бойцов, Джек понял, что озвучил сомнения, которые мучили не его одного в этой неравной войне. Было видно, что боевой дух солдат близок к нулевой отметке.

– У нас есть нечто такое, чего нет у них, – произнес Оливер как можно громче, чтобы его слышали все, кто был вокруг. – Мы сражаемся как свободные граждане Шакалии, а не как рабы короля, Первого Комитета или калифа.

Он вытащил из-за пояса один из пистолетов. Шакалийский лев на рукоятке оружия, казалось, вобрал в себя свет этого дня, притянув к себе солнечные лучи, и теперь слепил глаза невиданным ранее сиянием.

– Мы не намерены страдать под пятой тирании, не преклоним колен перед злобными богами и не позволим злу безнаказанно разгуливать по нашей земле. Мы не двинемся покорно навстречу тьме, что готова поглотить нашу страну. Мы шакалийцы, и наши свободные души невозможно завоевать, пока остается хотя бы один-единственный шакалиец, которому хватит духу сказать «Нет! Я умею думать сам за себя! Я сам выбираю свое будущее! Я сам решаю, какому богу мне молиться, а мой закон – закон всего моего народа, а не прихоть кровавого тирана с саблей наголо, у которого чешутся руки снести голову предыдущему!».

В хвосте колонны одинокий голос затянул песню; слова ее были едва слышны на ледяном ветру. Но вскоре к первому голосу присоединился второй, затем третий, и вскоре это был уже хор голосов. «Лев Шакалии». Гимн. Песня звучала все громче и громче, перекрывая свист ветра, заглушая даже разрывы бомб за спинами у поющих и грохотание пушек у них впереди.

– Я умею делать так, что женщины, когда они смотрят на меня, видят человеческий облик. Я, словно глину, умею лепить их грезы, – произнес Шептун. – Но ты умеешь наполнить их души. Это не тот дар, что приходит вместе с гиблым туманом.

– Дотронься пальцами до земли, и ты найдешь в ней ответ, – сказал Оливер.

С юга донесся новый звук – жуткое завывание, словно на луну выла целая стая волков. Откуда-то из-за падающих хлопьев показались позиции, солдаты в красных мундирах, трепещущие на ветру килты из тартана в кричащую клетку. Первый ряд солдат наполнял воздух звуками волынок – пронзительными, режущими слух, – а ветер разносил их дальше.

– Горные полки! – воскликнул Джек-Сорвиголова. – Клянусь Великим Кругом! Вот уже никогда не думал, что моим ушам будет приятно слышать, как душат кошку!

Из головы колонны к ним прискакала какая-то женщина. За спиной у нее болтались три заряженные винтовки. Не какие-то там охотничьи игрушки, а настоящее боевое оружие регулярных шакалийских войск.

– Белл Макконнел. Страж Макконнел. Я собрала под наши знамена всех, кого только смогла наскрести по хуторам, от Брексни до Летнесса. Мы удерживаем позиции на границе с землями калифа, причем в нашем распоряжении нет никого, кроме необстрелянных новобранцев и представителей клана Макхокумчайлд. Но скажу честно, я лучше доверюсь хорю в курятнике, нежели положусь на Макхокумчайлда.

– Насколько я понимаю, вы хотели видеть капитана? – спросил Джек-Сорвиголова. – Вынужден вас разочаровать. Все поменялось, моя милая. Шифтеры расстелили одеяла для пикника у Ривермарша и ждут в гости Короля-Пара.

– Да мы и сами следим за дымком их пикника, приятель, – ответила Макконнел. – Мы идем маршем вот уже несколько дней и изрядно проголодались.

– Тогда давайте отведаем квотершифтского фарша, – предложил Джек-Сорвиголова. – А ваши волынщики, пока мы будем к ним ехать, могли бы сыграть нам что-нибудь веселенькое, приятное для слуха.

– Вы что, совсем рехнулись? – возмутилась представительница горного избирательного округа. – Волынки – инструмент скорби. Мы сыграем для Содружества Общей Доли и их местных прихлебателей похоронный марш. Вы уж извините меня за резкость.

– Ничего страшного. Я придерживаюсь того же мнения.

На то, чтобы пересечь холмы, у них ушло около получаса. К тому времени, когда спустились к Ривермаршу, темные воздушные левиафаны уже двигались вслед за ними, скользя поверх настоящего океана черного дыма – это внизу горел Миддлстил. Конь под Оливером испуганно заржал, как только перед ними открылось место предстоящей битвы. Третья Бригада и революционная армия Тцлайлока занимали западную часть поля, Король-Пар и остатки парламентской армии – восточную. Поле боя было все в дыму, кругом стоял оглушительный треск и свист – это винтовки солдат Тцлайлока отвечали на залпы паровых ружей железного противника. Заняв позиции на возвышенностях позади обеих армий, свой собственный огненный диалог вели мортиры паровиков и квотершифтская артиллерия. Едва ли не ежесекундно раздавалось уханье вражеских пушек; как только ввысь взмывал фонтан комьев промерзшей земли, солдаты тут же бросались врассыпную.

Дымовую завесу то тут, то там с шипением прорезали разряды – это обменивались ударами уорлдсингеры и части Особой Гвардии. Оливеру было видно, как пульсируют силовые линии земли – из вен планеты выкачивалась энергия. В дальнем конце долины метель кружилась подобно призракам, которые то появлялись, то исчезали, растворяясь в белизне снегопада. Увы, Паро-Лоа проигрывали битву Уайлдкайотлям. Оливер чувствовал их усталость; присутствие Тцлайлока в арьергарде ощущалось им сродни приступу мигрени. Лидер революции был совсем другой – он слился воедино со своими хозяевами. Это был муравей, раздавленный сапогом великана. Его ненависть к Шакалии, питаемая их ненавистью, растекалась по полю битвы волнами нескрываемой злобы.

Оливеру было видно, как Тцлайлок манипулирует душами мертвых. Он черпал силы, отнимая их и у раненого шакалийца, кричащего от боли, потому что ему пушечным ядром оторвало ногу, и у уравненного революционера, который вслепую ходил кругами, потому что голова его была разбита ударом парового молота. Он черпал силы, глядя, как двое хохочущих солдат Третьей Бригады пронзили штыком парламентария, когда тот поскользнулся в луже крови своего товарища. Он черпал силы, глядя, как толпы беженцев бегут от рушащихся башен Миддлстила. Он черпал силы в слезах Бенджамина и Хоггстона, когда те кричали, отдавая приказы, отправлявшие в кровавую мясорубку все новых и новых людей. Он черпал силы в агонии капитана Флейра, гвардейцы которого рвали на куски свой собственный народ, а за его спиной, трепеща, как боевое знамя, на черном кресте корчился принц Алфей. Тцлайлок пожирал их силы, и урожай зла делался сильнее с каждой минутой. А как только прибудут аэростаты, чтобы с воздуха окончательно добить остатки шакалийской армии и их союзников, он разорвет стены этого мира и напустит на землю стаи голодных насекомых.

– Мы проигрываем, – сказал Шептун. – На их стороне численное преимущество и пушки.

Оливер протянул руку, схватил под уздцы лошадь без всадника, которая неслась куда-то, напуганная грохотом боя. Затем на скаку пересел в ее забрызганное кровью седло, а цыганскую кобылу оставил Шептуну.

– Ты знаешь, где находится мост, Натаниэль.

– Эй, вот он, наш фарш! – крикнула Макконнел своим горцам. Она вытащила из-под седла палаш и указала им в сторону правого вражеского фланга.

– Вот там мы их и возьмем! Давайте затягивайте песню, мои бравые ребятки! Сыграйте им «Истребление клана Макмейли!».

Рота Джека-Сорвиголовы перестроилась в две колонны и, встав по обе стороны горцев, под душераздирающие звуки волынок устремились вперед. Ополченцы горного полка стащили со своих инструментов чехлы и, подняв над собой, прикрыли ими головы – не столько для того, чтобы прикрыться ими от пуль, сколько для защиты от ядовитых испарений гиблого тумана, которые ползли сюда от проклятого занавеса. Импровизированные капюшоны делали их похожими на огромных уродливых птиц, и в сердце врага впервые закрался страх. Горцы шагали, зная, что идут на верную гибель, однако те, кто родился в горах, живут среди своих долин и озер, наслаждаясь куда большей свободой, чем любой шакалиец. Лишь комья земли, брошенные на гроб, способны смирить их вольных дух.

Клубы дыма над полем боя постепенно становились все более плотными, превращаясь в серый лед; грохот сражения стихал, уступая место белому безмолвию.

– И все равно туннель они так и не взяли.

Оливер слез с замерзшей лошади. Перед ним стояла Медвежья Тень, вернее, сидела в пузыре застывшего времени и наблюдала за битвой.

– Это было бы слишком просто.

– Еще ни разу не было смысла спасать хотя бы горстку таких, как ты, – последовал ответ Медвежьей Тени. – Посмотри на свой народ. Посмотри, какой бедлам вы устроили. Даже когда удача, казалось бы, сама идет к вам в руки, вы не делаете того, чего от вас ждут. Скажи вам «Беги!», и вы останетесь на месте. Прикажи стоять, и вы пуститесь со всех ног. Честно говоря, тем, кто находится по ту сторону занавеса, вы не нужны. Ну какой от вас прок? Вы только и делаете, что размножаетесь и грызетесь между собой.

– Я был там, – проговорил Оливер. – И мы могли бы кое о чем договориться.

Медвежья Тень указала вниз, на массивную фигуру Тцлайлока, на попытки его хозяев Уайлдкайотлей прорваться в этот мир.

– Видишь? Вот оно, твое племя. А вот и типичный его представитель – змеиный клубок разрушения, злобы, бессмысленности. Моя предшественница вырвала с корнем всю сорную траву, а вы позволили ей прорасти вновь.

– Не мы, – возразил Оливер. – Мы тут ни при чем.

Узкая красная полоса, заменявшая Медвежьей Тени глаз, отвернулась от Оливера.

– Смотрю, они просто рвутся наружу и готовы лопнуть от нетерпения, твои Уайлдкайотли. Эти шершни просидели в банке почти тысячу лет и теперь хотели бы переписать картину мира так, чтобы от твоего портрета на холсте не осталось никаких следов. Я даже готова с ними согласиться, да одна беда. Нас на холсте они тоже не собираются оставлять, а это уже нечто такое, с чем согласиться никак нельзя.