Текст книги "Небесный суд"

Автор книги: Стивен Хант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

В конце коридора открылась дверь, ведущая в тронный зал. Паровик-церемониймейстер ударил хрустальным посохом о мраморный пол.

– Его величество Король-Пар, покровитель Свободного Государства, монарх истинного народа, попечитель…

– Довольно! – пророкотал Король-Пар. – Мы собрались здесь, чтобы почтить память павших, а не перечислять список моих титулов, которые придворные придумали за последнюю неделю. Пусть войдут хранители душ.

Группа паровиков, стоявших возле трона, раздалась в стороны, и Оливер увидел Гарри. Пройдоха Стейв стоял рядом со своим недавним противником, Мастером Резаком. В образовавшемся проходе возникла группа похожих на скелеты паровиков на треногах, в руках у которых находилось полотнище с частями тела какого-то металлического создания. Единственным узнаваемым предметом оказалась голова, из нее торчали, свисая на пол, обрывки кабелей. Паровик, возглавлявший похоронную команду паровиков-скелетов, остановился перед Королем-Паром.

– Вы слышите одного из наших людей? – спросил монарх.

– Слышим.

– Вы можете восславить его имя перед народом?

– Контролер отдал свою жизнь за народ, – нараспев произнес хранитель душ. – Мы славим доброе имя Редраста перед Стилбала-Уолдо.

Похоронная команда запела странными машинными голосами; исполняемый ею двоичный гимн отдавался эхом от стен тронного зала. Сегодня был тот единственный день, когда настоящее имя паровика станет известно другим его соплеменникам, а не только Королю-Пару. Металлическое пение прекратилось, и Король-Пар повернул лицо к придворным и слугам цитадели.

– То, что осталось от памяти нашего брата, поделено между всеми нами; то, что осталось из его бесценных компонентов, отправлено в палату рождения. Место его смерти нам неведомо, так пусть же его бездействующий ныне корпус останется не погребенным, а попадет в огненную печь горы Паролунгмы. Кто держит платы его души?

Один из членов похоронной процессии вышел из строя, держа перед собой красную подушечку, на которой лежали две хрустальные пластины.

– Я! Я держу платы его души.

– Крепко держи их, когда понесешь их через залы мертвых! – пророкотал Король-Пар.

В конце тронного зала стена вздымалась высоко к потолку, открывая взгляду разверстую пещеру; здесь из щелей в скальной поверхности торчали за рядом ряд миллионы хрустальных плат – многие мили захоронений мертвых паровиков, освещенные мерцающими красными огоньками.

– Думаю, в твоем воображении имелась малая толика истины относительно моего сходного с горой облика, – прошептал на ухо Оливеру один из клонов Короля-Пара.

Тело стоявшего впереди паровика из числа участников похоронной процессии неожиданно начало подрагивать; затряслась и тренога его нижних конечностей. Затем дрожь прекратилась, и паровик начал менять размеры и форму – он как будто распух и распрямился.

– Кто из Лоа находится в его теле? – требовательно спросил король.

– Крабинай-Змеевик, – прокудахтал паровик и, взяв с подушки обе платы, тут же исчез в сумраке зала мертвых.

– Крабинай-Змеевик – ловкий парень, – произнес Король-Пар, обращаясь к Оливеру. – Он найдет для контролера место в этом зале. Но где же голос Гиэр-Джи-Цу?

Из-за колонны появился паровик и склонил голову в почтительном поклоне.

– Ваше величество?

– Что ты скажешь о двоих наших мягкотелых гостях?

– Мы уже несколько дней бросаем шестеренки, ваше величество. Мы будем делать это до тех пор, пока не ослабнем от нехватки смазки и пока Лоа не рассердятся на нас за нашу настойчивость.

– Вы, как всегда, прилежны, – похвалил Король-Пар, – но скажи, как упали шестеренки, когда вы спрашивали их о судьбе нашего старого врага?

– Мы не сможем защитить сразу двух мягкотелых, после того как они покинут Механсию, – ответил мистик. – Они остаются в безопасности до тех пор, пока пребывают в столице. После того, как они уйдут, мы не сможем отвечать за их безопасность. Спасение зависит не от нас, а от способностей юного мягкотелого.

От этих слов Оливеру сделалось не по себе. Значит, никакой помощи от старейшего союзника Шакалии ждать не стоит?

– И все-таки я чувствую, – отозвался Король-Пар, – что за твоими словами кроется нечто большее.

– Один из нас может предложить свою помощь этим двум мягкотелым. Но только один.

– Назови его имя! – потребовал король.

– Как скажете, ваше величество. Его имя Стимсвайп.

Возглас недоверия вырвался из голосовых аппаратов паровиков, собравшихся в тронном зале. Из шеренги рыцарей-кентавров, вперед шагнул Мастер Резак.

– Этого не может быть! Совет Равных, видимо, ошибся!

– Никакой ошибки нет, – возразил механический мистик. – Можешь, как и мы, попытаться получить другой ответ, но шестеренки все равно назовут это имя.

– Он деактивирован, он опозорен! – не унимался Мастер Резак. – Если защищать мягкотелых разрешено лишь одному из нас, то будет лучше, если с ними пойду я или кто-нибудь из моих рыцарей!

– Это будет Стимсвайп и никто другой! – оборвал его мистик. – Так сказали брошенные шестеренки! Такова воля Гиэр-Джи-Цу.

Король сделал знак, и Мастер Резак послушно вернулся на место.

– Вряд ли мой личный выбор пал бы на него, – произнес один из клонов Короля-Пара. Оливер испуганно вздрогнул. Способность короля вселяться в разные тела и одновременно вести разговор все еще сбивала его с толку. – В лучшем случае он попал бы в самый конец списка.

Оливер нахмурился.

– Но этот паровик сказал, что Стимсвайп деактивирован. Каким образом мертвец сможет защищать нас?

– Для представителей металлической расы слово «деактивирован» имеет самые разные оттенки значения. Платы с душой Стимсвайпа еще не возвращены предкам. Он спит, и его высшие ментальные функции сейчас временно приостановлены. Таково наказание за совершенные им преступления.

Оливер невольно нахмурился. Что за дефективное создание пытается впарить им король?

– Это преступление бесчестия, – пояснил клон Короля-Пара, от которого не ускользнуло недовольство юноши. – Он нарушил кодекс пара, который соблюдают наши рыцари. Проявил трусость. Стимсвайп был одним из семи рыцарей, которых мы отправили в джунгли Лионгели с важным для нашего народа заданием. У него сдали нервы, и он бросил своих братьев, оставив их умирать в далеком краю. Он предпочел сохранить свою смазку ценой рыцарского долга, заплатив за собственное благополучие жизнями соплеменников.

– Как раз такого паровика я и хотел иметь у себя за спиной в трудную минуту, – сыронизировал Оливер.

– Лоа идут по жизни своим собственным путем, – отозвался Король-Пар. – Но все они прекрасно знают, что поставлено на карту и что их ждет, их и всех нас.

Оливер пожал плечами. Почему бы нет. В конце концов, сколько народу желает надеть ему на шею веревку – и полицейские, и военные, и чародеи-уорлдсингеры, не говоря уже о Небесном Суде, выслеживающим Гарри Стейва. Да и загадочный враг Хозяйки Огней тоже жаждет его смерти. Почему бы не добавить к этой славной когорте ненадежного, трусливого паровика, готового дать стрекача при первой же опасности? Вряд ли это усугубит и без того паршивые обстоятельства, в которых он, Оливер, оказался.

Где-то высоко над головой, в потолке, открылся люк, и на мраморный пол тронного зала опустилось бесчувственное металлическое тело. Среди придворных пробежал недовольный ропот. Возле бездействующего воина собралась группа архитекторов, которые тотчас принялись настраивать его системы и возвращать к жизни. Глаза Стимсвайпа засветились. Сначала тускло, потом все ярче и ярче. Затем прозрачная мембрана опустилась со лба ему на глаза, защищая зрение. Четыре руки неожиданно завибрировали – к ним вернулись чувства. А потом они пришли в движение – две скелетообразные руки-манипуляторы и две боевых руки, одна из них была вооружена жуткого вида молотом с двумя головками.

Голова паровика наклонилась вперед, и в следующее мгновение он увидел короля и придворных.

– Сколько времени я бездействовал?

– Немногим более двухсот лет, – ответил Король-Пар.

– Не так уж много для того, чтобы искупить вину, – произнес Стимсвайп.

– Ветры могут измельчить горы Механсии в пыль, но этого времени все равно недостаточно для того, чтобы тебя простили, – сообщил ему король. – Однако шестеренки упали так, что нам пришлось разбудить тебя. Что ты на это скажешь?

– Есть ли меч, готовый принять меня? – спросил разбуженный паровик.

– Это мы сейчас увидим, – ответил Король-Пар. – Ты лучше скажи, ты ответишь на зов Паро-Лоа? Станешь носить цвета Свободного Государства? Будешь следовать кодексу? Сохранилась ли в тебе хотя бы капля чести?

– Если Лоа позовут меня, я откликнусь на их зов, – пообещал Стимсвайп.

– Твои слова можно считать достойным ответом, – ответил Король-Пар. – Мы перейдем в зал мечей и посмотрим, какое оружие подчинится воле Паро-Лоа.

С этими словами властитель паровиков вместе со свитой, Стимсвайпом и – похоже – половиной придворных, чинно покинул тронный зал, и колонна зашагала по коридорам горного замка. Увиденное привело юношу в смятение: огромные залы, где, устремив в пространство бесстрастный взгляд, за столами с какими-то машинами восседали неподвижные, как статуи, паровики. Целые леса стеклянных шаров, в которых сверкали разряды укрощенной энергии. Бездонные пропасти, в которых медленно, словно старческий язык, смакующий конфету, со скрипом вращались часовые механизмы.

Затем король привел свою свиту в круглую комнату довольно скромных размеров, которая никак но могла вместить всех желающих. Придворным пришлось остаться в коридоре, где они вынуждены были заглядывать друг другу через плечо, чтобы лучше видеть происходящее. Здесь имелся вход в соседнюю комнату, такую же круглую – таким образом получалось помещение в форме восьмерки.

– За мной, рыцари! – скомандовал Король-Пар. Прямо на глазах Оливера провинившийся рыцарь шагнул на середину следующей комнаты, громко цокая металлическими ногами по каменному полу.

– Но здесь ничего нет, – прошептал Оливер.

– Сейчас ты все увидишь, юный мягкотелый, – сообщил ему один из клонов короля. – Оружие само выберет рыцаря, так же как время выбирает подходящего паровика.

В белых стенах следующей комнаты открылись люки, а сами стены начали медленно вращаться. Из образовавшихся отверстий появились мечи, винтовки, булавы и прочие разновидности оружия, названия которых Оливер не знал. Ружейные стволы и острые стальные лезвия то высовывались наружу, то прятались обратно в стену в странном причудливом танце.

Оливер обратил внимание на то, что Мастер Резак, стоявший рядом с беспутным Гарри Стейвом, что-то бормочет и покачивает головой, по всей видимости, не одобряя выбор духов, павший на труса.

– Священное оружие! – сообщил Оливеру клон Короля-Пара. – Смотри, Оливер мягкотелый, перед тобой дубинка по прозвищу Трефовый Туз, которой размахивал Триндер Полугусеничный в годы войны с Киккосико почти семь столетий назад. А вон там, Гриндбайтер – длинноствольное ружье, способное разорвать в клочья мундир квотершифтского маршала с расстояния в целую милю.

Оливер от напряжения прикусил губу. Стимсвайп нервно расхаживал по центру комнаты. Ни один вид оружия пока что не остановился перед ним. А если ритуал не состоится, то разрешат ли рыцарю сопровождать их с Гарри? Или главнокомандующий прикажет вновь погрузить провинившегося паровика в тысячелетний сон? Стимсвайп вытянул один из манипуляторов в сторону меча с искривленным лезвием, но оружие тут же исчезло в темном отверстии движущейся стены.

– Стокслайсер! – простонал незадачливый паровик. – О борода Зака, Владыки Цилиндров, неужели не найдется оружия, которое позволит мне восстановить рыцарскую честь?!

– Твой голосовой аппарат порочит этот зал презренными звуками, – съязвил Мастер Резак. – Даже то оружие, которым ты когда-то владел, скорее откажется оживать, чем захочет почувствовать прикосновение твоей руки!

В следующее мгновение, как будто в ответ на мольбу Стимсвайпа, стена прекратила вращение. Открытым остался только один люк. В нем, на вертикальном металлическом стержне лежал, подрагивая, черный сверток.

– Мастер оружейник, ты узнаешь оружие, которое предлагает себя? – спросил Король-Пар.

– Узнаю, – ответил оружейник. – Это Лорд Уайрберн, Хранитель Вечного Огня.

Услышав его слова, присутствующие разразились недоуменными возгласами. Оружейник повернулся к придворным.

– Последний случай, когда это оружие выбирало себя владельца, имел место в стародавние времена, когда еще не существовало исторических хроник истинного народа. Это было…

– Я помню, – не дал ему договорить Король-Пар. – Это было, как ты сказал, давным-давно. Ну что ж, похоже, что мы наконец нашли героя, а герой – оружие.

– Ваше величество, – произнес Стимсвайп, коротко поклонившись монарху. – Как мне искупить прегрешение? Следует ли мне вернуться в джунгли и попытаться вернуть ваше былое расположение?

– Нет, Стимсвайп, – ответил король и указал на Гарри и Оливера. – Тебе придется сопровождать вот этих двух друзей нашего народа. В путешествии ты будешь помогать им. Если надо – защищать их жизни как свою собственную.

Стимсвайп наконец удостоил вниманием Гарри и молодого человека, сидевшего рядом с гусеницами Короля-Пара. Стекло его зрительной пластины загорелось красным светом.

– Этих двух… двух… безволосых обезьян! Невероятно! Не может быть! Во имя всего святого, ваше величество, скажите – вы ведь шутите?

– Мы вернули тебя к жизни не для того, чтобы шутить с тобой, рыцарь! – прогудел король. – Твой долг – присматривать за этими мягкотелыми друзьями нашего государства и следить за тем, чтобы никто не причинил им вреда.

Стимсвайп с отвращением посмотрел на гостей Короля-Пара.

– Быстрокровные… да я скорее положу руку в пасть Аджасоу-Ржавого, чем доверюсь очередному шакалийцу!

– Кого он имеет в виду под словом «очередной»? – прошептал Оливер.

Клон печально покачал головой.

– В последней его экспедиции в Лионгели вместе с ним находились два мягкотелых проводника.

– Что же такого они сделали Стимсвайпу?

– Они ему ничего не сделали, юный мягкотелый, – ответил Король-Пар. – Дело совсем в другом – в том, что он сделал с ними. Одному из них Стимсвайп пробил череп вот этим боевым молотом, а второго пронзил копьем.

Покои короля Юлия являли собой жалкую тень того, какими они были в прошлом. Прежними остались лишь их необъятные размеры, напоминавшие о том, что когда-то здесь обитал абсолютный монарх Шакалии, правитель нации. Подобно своему владельцу, они имели жалкий, удручающий вид. Кашель короля Юлия эхом отскакивал от голых стен – последнее свидетельство того, что дышащий на ладан монарх все еще жив.

Капитан Флейр посмотрел на похожее на скелет существо, прикрытое грубым шерстяным одеялом, которое служило умирающему единственной защитой от холода, сочащегося от стен выстуженных сквозняками сырых помещений. Поскольку наступило лето, огонь в камине больше не разводили. Много лет назад парламент вынес следующее решение: топливо на обогрев королевской опочивальни выдается лишь начиная с месяца Первых заморозков. Это была ничтожная экономия, она давала проголосовавшим за нее парламентариям не больше тепла, чем то его количество, которого лишили короля Юлия. Теперь жизнь в теле монарха теплилась еле-еле, и в данный момент его терзал очередной приступ болезни лодочника. Каждый такой приступ все сильнее приближал его к смерти.

– Что он говорит, капитан? – спросил принц Алфей. – Я не разобрал.

– Он произнес имя твоей матери, Элис, – ответил командир гвардии.

– Мама. Да. Как бы мне хотелось увидеться с нею.

– Палата Стражей все равно не позволила бы тебе встретиться с ней. Даже если бы она не вернулась в королевский инкубатор, даже если бы она…

– …умерла от кожной болезни? – закончил вопрос принц. – Меня всегда поражало количество членов августейшей семьи, умерших в инкубаторе от чумы и лихорадки. Просто удивительно, что им удалось отыскать дочь какого-то эсквайра, чтобы случить меня с ней. Уже не говоря о герцогине.

– Следует откровенно признать, что медицинское обслуживание не является там делом первостепенной важности.

– Оно и здесь не является делом первостепенной важности, – заметил Алфей.

Флейр пожал плечами.

– Болезнь лодочника – разве можно придумать лучший недуг для демократического государства. Она поражает и стражей, и слуг с одинаковой яростью, и если вы заболели, никакие деньги Сан-Гейта не помогут вам от нее вылечиться.

– Говорят, что жаркий и сухой климат Кассарабии способен излечить тех, кто страдает этой хворью.

– Может быть, – согласился Флейр. – Но, похоже, парламент больше не доверяет калифам. Как, впрочем, и твоему отцу.

– Странно, что я никогда ничем не болею, – признался Алфей. – Даже не простужаюсь зимой. В этом я пошел и не в отца, и не в мать.

– Твоя мать отличалась отменным здоровьем, – возразил Флейр. – Потребовались условия королевского инкубатора, чтобы свести ее в могилу.

Алфей посмотрел на лежащего в постели отца.

– Он все еще помнит ее.

– Такую женщину трудно забыть, ваше высочество.

В дальнем конце опочивальни, на фоне стен с выцветшими квадратами в тех местах, где когда-то висели роскошные гобелены, шеренга гвардейцев молча наблюдала за умирающим королем. Флейр знаком велел им удалиться, и те послушно, ровным строем вышли из комнаты. Остался лишь один Бонфайр.

– Ты тоже можешь идти.

– Я надеялся, что щенок закатит истерику, и тогда за дело взялся бы я.

– Можно подумать, ты переживал за меня, Бонфайр? – произнес принц. – Просто тебе хотелось все сделать самому.

– Мне захотелось острых переживаний, – признался гвардеец. – Давненько никто не позволял мне поступать так, как я хочу, и я даже заскучал по тем старым временам.

– Может, и вправду, пусть уж лучше он, – сказал капитан Флейр, обращаясь к принцу. – Слишком многое поставлено на карту. Когда все будет кончено, к прошлому возврата не будет – для любого из нас. Ты лучше постой в сторонке.

– Дайте это сделать мне, ведь что мне терять? – предложил Алфей и взял в руки подушку. – Такую жизнь, как у отца, которую я закончу смертельно больным, не имея рук, чтобы даже взмолиться о пощаде, без достоинства, без свободы, без надежды.

Сын прижал подушку к потному лицу отца, и король Юлий умолк. Сначала по ногам его пробежала дрожь, и он какое-то мгновение отбивался, цепляясь за жизнь, затем ноги его дернулись, и на застиранную простыню пролилось содержимое мочевого пузыря. Через секунду тщедушного монарха покинули последние остатки воли к жизни, после чего тело короля затихло и распрямилось.

Алфей убрал подушку. Глаза умершего были широко раскрыты, нечистая серая кожа блестела, как будто он только что вылез из ванны.

– Будь добр к маме, когда встретишься с ней, отец!

Капитан Флейр положил руку на плечо принца.

– Не переживай, Алфей, по сравнению с тем, как он настрадался при жизни, ты, можно сказать, проявил к нему милосердие, отправив в вечное странствие по Кругу.

Алфей качнулся, ошеломленный чудовищностью содеянного.

– Если наш план провалится, капитан, я прошу тебя только об одном. Не разрешай им сделать со мной то, что они сотворили с отцом. Сначала убей меня, задуши, только не дай им отрубить мне руки.

Флейр ответил принцу мрачным взглядом и ничего не сказал.

– Король мертв! – рассмеялся Бонфайр. – Да здравствует щенок!

Глава 16

– Что это? – спросила Молли, пощелкав по толстым стенкам сосуда. – Похоже на каменный шар.

– Это и есть каменный шар, – ответил Коппертрекс и проехал на гусеницах через всю лабораторию на верхнем этаже Ток-Хауса. Его клоны освобождали путь, двигаясь грациозно и абсолютно синхронно, как балетные танцоры, между машинами, столами и инструментами, которыми до отказа было заполнено помещение.

– Коппертрекс, я бы не советовал тебе так легкомысленно отзываться об этой штуковине и тех проблемах, которые она для нас создала, я имею в виду загадочные смерти на острове! – взмолился коммодор Блэк.

– Дорогой млекопитающим, преодолей свои страхи. Эта, как ты выразился, штуковина была инертна все годы после того, как мы покинули Исла-Нидлесс.

– Тогда ее трудно было назвать инертной, – возразил Никльби, чье искаженное стеклом лицо возникло с другой стороны сосуда. – Там были создания, сделанные их этого материала, Молли. Проклятые твари вырывались из скал и бросались на нас. Из нашего лагеря исчезла половина экипажа субмарины, и лишь тогда нам стало понятно, кто охотится за нами.

– Несчастные мои матросики, – вздохнул коммодор Блэк. – Билли Топнот, Салли Голд, старина Хэггсайд Питер – мне никогда больше не встречались такие славные ребята. Я своими костлявыми от голода пальцами вырыл им могилы и засыпал жуткой землей того кошмарного места холодные, безжизненные лица.

Молли внимательнее присмотрелась к камню. Черный обломок поблескивал в газовом свете лаборатории. Сквозь стеклянные стенки сосуда были хорошо видны серебристые крошки и прожилки какого-то металла.

– Забавная штука, только зачем нужно хранить ее?

– Это чудо жизни, мягкотелая Молли, – ответил Коппертрекс, передавая поднос с кристаллами одному из своих клонов. – Неужели ты никогда не удивлялась тому, что некоторые предметы в нашей вселенной обладают искрой жизни, которая заставляет их передвигаться, думать, чувствовать? Размышлять и осознавать свое место среди прочих вещей – тогда как другие, даже более сложные системы вроде погоды или вот этого камня, такими качествами не обладают.

– Значит, это не имеет никакого отношения к твоему хитроумному изобретению, что находится там, Аликот Коппертрекс? – спросил Никльби.

Молли посмотрела туда, куда указал писатель, – вниз, на территорию, окружавшую Ток-Хаус, за пределы сада.

– Мой план остается неизменным, – ответил паровик и, обратившись к Молли, добавил. – Вибрации токов земли, юная мягкотелая. Мы – не единственное небесное тело, вращающееся вокруг солнца. Уверен, что существуют другие миры, подобные нашему. Их обитатели с нетерпением ждут возможности вступить в контакт с братьями по разуму.

Молли тотчас вспомнились рассказы про воздухоплавателей, публиковавшиеся в бульварных книжонках, где говорилось о том, какой холод царит на островках, выброшенных из недр земли высоко в небеса. Авиаторам приходится кутаться в теплую одежду, когда они на аэростатах устремляются в погоню за ними в небесные выси. Из них она узнала, каким разреженным становится воздух, когда они поднимаются в верхние слои атмосферы, надеясь отыскать на летающих островках тех, кому посчастливилось остаться в живых. Но ведь высоко в небесах нет никаких форм жизни, верно? Разве что люди изо льда, сумевшие приспособиться к низким температурам, горбатые как обитатели пустынь, бережно хранящие не воду, а воздух для дыхания. Какие все-таки интересные истории печатаются в таких книжках! Из них можно много всякого узнать о жизни за облаками. Возможно, в Шакалии когда-нибудь возникнет отдельный книжный рынок, который будет выпускать одни только произведения об освоении воздушного океана.

– Все понятно. Ты транжиришь на эту штуковину последние оставшиеся у нас гроши, – прокомментировал коммодор. – Искусственный материнский кристалл. Можно подумать, где-нибудь на луне сидит этакий оператор сети кристаллосвязи и ждет, когда ему доставят сыр, который он заказал великому Аликоту Коппертрексу. Возможно, в Миддлстиле отыщется пара отмеченных лунным светом придурков, которые шатаются по улицам и согласны заплатить несколько монет за возможность увидеть эту штуку, когда она будет готова… и защитит вас от мясника, требующего заплатить долг.

– Мой аппарат создавался не для того, чтобы кого-то развлекать, – рассердился паровик. – Равно как и тот, который мне вернули мои коллеги из Королевского общества – тот самый, который, осмелюсь напомнить вам, мягкотелый коммодор, вам придется помочь мне собрать!

Проворчав нечто невразумительное, коммодор Блэк вышел из лаборатории, чтобы принести последний ящик, остававшийся в подъемнике.

Вездесущие клоны скородума уже занимались сборкой какого-то агрегата в форме пирамиды – смазывали машинным маслом и устанавливали в нужных отверстиях медные поршни, вставляли в рамки стеклянные линзы.

Никльби закурил набитую мамблом трубку, и часовую комнату начал заполнять сладковатый запах, в принципе даже по-своему приятный, но от его избытка у Молли зачесалось в носу. Одному Кругу известно, что этот дым делает изнутри с организмом писателя.

– Ответ прямо передо мной, – произнес Никльби, не вставая с кресла. – За последние дни душегуб с Пит-Хилл не совершил ни одного убийства. Это идеально соответствует тем данным, что которые мы получили, порывшись в архивах Гринхолла. Цена, назначенная за твою голову, Молли – подтверждение тому, что чем бы ни руководствовались составители списка жертв, ты остаешься в нем последней, так что в покое они тебя не оставят.

– Когда человека подбрасывают на ступеньки работного дома, это означает, что вряд ли его потом будут искать, – возразила Молли.

– Злосчастные обстоятельства, связанные с твоим появлением на свет, на сей раз сыграли в твою пользу, – признал ее правоту Никльби. – Я нисколько не сомневаюсь в том, что, оставь тебя мать дома вместо того, чтобы подбросить к дверям приюта, я бы наверняка уже написал о твоем убийстве в криминальной хронике «Иллюстрейтед». Так что же еще может связывать тебя с другими именами списка?

– Ничего, – прохрипел коммодор Блэк, вернувшийся с последним ящиком оборудования. – Она – отмеченное высшими силами благословенное дитя. Печально, что в столь юном возрасте Молли уже стала участницей смертельных игр, в которые ты, Сайлас, втянул нас.

– Ты по-своему прав, коммодор. Молли – самая юная из тех, чьи имена упомянуты в списке убийцы. Но она уже не ребенок, она уже почти достигла возраста, определенного избирательным цензом.

– Это означает, что скоро Молли сможет поставить в избирательном бюллетене крестик рядом с именем какого-нибудь вороватого Стража. Не велика компенсация за то, что за ней по пятам гонится шайка безумных убийц.

– Здесь просматривается некая методика… – произнес Никльби. – Если бы мы только могли понять ее суть.

Писатель вот уже, наверное, в сотый раз посмотрел на список имен, копию которого после поисков, проведенных в машинных залах Гринхолла, сделал для них Бинчи. Имена, которые совпали с жертвами душегуба из Пит-Хилл, были отмечены крестиком. Часть жертв полиция не сочла нужным связать с расследованием, но таких оказалось совсем немного. Большинство же были людьми обеспеченными и в свое время получили хорошее образование. Средний возраст тридцать – сорок лет. Нескольким жертвам – всего двадцать с небольшим. Большая часть убитых – но не все – проживала в Миддлстиле. Молли пока что была самой юной из всех. Оба пола были представлены в равном количестве. И еще одна деталь: душегуб убивал исключительно людей – среди его жертв не значилось ни одного крабианца, паровика или граспера.

Молли села на стул напротив писателя.

– Что же связывает этих несчастных со мной?

– Пока что я не нахожу никакой связи, Молли. Ты можешь с таким же успехом спросить меня о том, что их с тобой не связывает. Ты – это ты, и какое ты имеешь к ним отношение, пока неясно. Мне нужно проверить кое-кого из людей, первоначально якобы не имевших отношения к убийствам в Пит-Хилл. Мне пока не хватает кое-каких деталей их биографий, но думаю, что один из них может иметь к тебе некое отношение. На Вентри-лейн, например, жил один мясник. Хэм-Ярд посчитал обстоятельства его смерти подозрительными, но в конечном итоге остановился на открытом вердикте. Должно быть, полицейские ждут, когда убийца напишет краской на стене какого-нибудь дома – «Здесь душегуб из Пит-Хилл нанес удар очередной жертве».

– Дедукция – это наука, – промолвил Коппертрекс. – Причем такая, которая существенно поможет нам в этом деле.

– Твоя наука чертовски тяжела, – подключился к разговору коммодор Блэк, ставя на пол последний ящик. – Если старые журналы, которые я притащил сюда, весили не меньше тонны, то эти твои диковинные аппараты, с их дымящимися трубами и вспышками энергии – как минимум две.

Старясь не наступать на своих малюток-клонов, Коппертрекс приблизился к наполовину собранному агрегату в центре комнаты.

– В данном случае научный метод докажет свою значимость, дорогой млекопитающий. Лорд Хартисберг любезно позволил нам воспользоваться своим органическим анализатором последней модели, и мне хотелось бы вернуть его в целости и сохранности.

– Мне бы тоже не хотелось, чтобы ты испортил отношения со своими безумными друзьями из Королевского общества. Но почему бы тебе не ставить эксперименты по изучению легких газов? Или же мы могли бы превратить весь этаж в обсерваторию для наблюдения за небесными телами. При условии, что пообещаешь делать это ночью и не беспокоить старого подводника или, вернее, то, что от него осталось?

– Членам института разрешается использовать оптику в Прайти-Хилл, – ответил паровик. – И если здесь разместить телескоп, то он вряд ли займет места меньше, чем этот агрегат. Кровь, мягкотелая Молли. Именно она приводит в действие это темное дело – кто-то жаждал твоей крови и крови тех, кто упомянут в списке. Из миллиона имен жителей Шакалии, выданных транзакционной машиной Гринхолла, только твое имя отвечает всем критериям, установленными твоими мучителями. Эта машина прольет яркий свет науки на тех, кто явно предпочел бы остаться в тени.

– Я ничуть не сомневаюсь в твоем таланте, Коппертрекс, – польстила ему Молли. – Я знаю все о научном методе расследований. Когда я жила в приюте, мы собрали всю серию книжек о Барклае и Гейм Чикене.

Никльби насмешливо хмыкнул.

– Твои книжонки – свидетельство неутолимого тщеславия этого человека.

– Неужели вы знакомы с Барклаем? – ужаснулась Молли.

– Наши дорожки когда-то пересекались, – ответил писатель. – Мои – с дорожками Барклая и его балбеса-помощника. Я уверен, Молли, тебе хватит смекалки обнаружить, что наш с Коппертрексом вклад в разгадку тайны пропавшего аббата был намеренно принижен высокомерием и самовлюбленностью Барклая и его связями на Док-стрит. Если я и могу в чем-то найти утешение, то разве лишь в том, что в данном случае ни Хэм-Ярд, ни семьи жертв не стали обращаться за консультациями к Барклаю и его пташке.

– А он такой же щеголь, каким его изображают на картинках?

– Реальность всегда разочаровывает, – коротко ответил Никльби и, нахмурившись, вновь склонился над списком.

Наконец машина была собрана, и череп Коппертрекса озарился ярким светом, означавшим, что паровик доволен. А как только клоны подсоединили выхлопную трубу агрегата к отдушине в одной из стен лаборатории, в верхней части этого новоявленного чуда техники закружились золотистые сферы. Одному лишь Кругу было ведомо, что скажут соседи Никльби, если, выглянув в окна, заметят, что из часовой башни наружу бьют струя пара. Но скорее всего они давно привыкли к эксцентричным выходкам писателя и наверняка видели куда более странные и ужасные вещи, решила Молли.