Текст книги "Небесный суд"

Автор книги: Стивен Хант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

Глава 17

Оливер посмотрел на обмотанную тканью конечность Стимсвайпа, оканчивающуюся боевым молотом. Затем выглянул из каменного сарая наружу, желая убедиться, что никто не видел, как они вошли внутрь. Рыцарь-паровик недовольно посмотрел на обернутую мешковиной руку и корзины с вещами, которые ему приладили на спину.

– Оскорблять мой статус таким образом – бесчестно, да и один слой такни – не слишком действенная уловка.

Гарри тем временем продолжал бинтовать Стимсвайпу металлическую конечность.

– А что имеется в виду – статус восстановленного в правах паровика-рыцаря или твой статус опозоренного воина, приговоренного к долгой деактивации?

– Не будь я связан клятвой защищать твою жизнь, мягкотелый, – пророкотал паровик, – я переломал бы тебе кости тем оружием, которое ты так неуклюже пытаешься скрыть этим жалким тряпьем!

– Это необходимо, – неожиданно произнес чей-то незнакомый голос.

Оливер посмотрел на огромную связку сена, на которой покоилось священное оружие рыцаря, Лорд Уайрберн. Нечто в голосовом аппарате древнего оружия заставило Оливера насторожиться. То были голоса всех душ, которых в этом мире Лорд Уайрберн лишил телесной оболочки, это они слышались в пронзительном искусственном тембре. К счастью для шакалийцев, Лорд Уайрберн говорил крайне редко.

Стимсвайп не ответил ему, но было ясно, что он готов последовать совету священной реликвии – если бы не ее вмешательство, его бы вновь погрузили в вечный сон без сновидений.

– Чертовски верное замечание, – прокомментировал Гарри Стейв. – Поскольку я единственный из нашего маленького отряда бывал раньше в Шэдоуклоке, то позвольте поведать вам о том, с чем мы там непременно столкнемся. Шэдоуклок – закрытый город и был обнесен стенами еще в годы гражданской войны. В нем имеется четверо ворот, где красномундирники несут караул круглые сутки. Внутри города расположен вход в шахты, где ведется добыча газа, за его пределами находятся огромные, тщательно охраняемые аэродромы. Всех, кто въезжает или выезжает из города наземными или водными путями, самым серьезным образом обыскивают для выявления возможных случаев контрабанды.

– Ищут газ? – полюбопытствовал Оливер.

– Точно. Палата Стражей просто сходит с ума, когда дело касается газовых месторождений. Тут нет ничего удивительного, ведь они считают, что мы единственные располагаем запасами бесценного газа.

– Но это действительно так, – подтвердил Оливер.

– Вообще-то, дружище, ты удивишься, когда узнаешь, где еще он имеется. Но я отвлекся. Следует понимать, насколько важен Шэдоуклок. Если ты контролируешь этот город, ты контролируешь и весь воздушный флот. Если контролируешь воздушный флот, то контролируешь весь континент. Это известно всем, но кто-то в городе играет в опасные игры. Твой дядя до чего-то докопался, до чего-то такого, что связано с этим городом и его тайнами. К несчастью все, кто каким-то боком был с ним связан, плохо кончили. Если выражаться точнее, их убили.

– Но ведь мы с тобой еще живы, Гарри.

– Это потому, что мы не спешим расставаться с жизнью. Скажи спасибо паровикам. Если бы не они, охотники за рабами из Кассарабии сейчас бы обгладывали на границе наши косточки. Да, печальный был бы конец для такого самородка, как я.

– Кто-нибудь вполне мог назвать это заслуженным концом, – проворчал Стимсвайп.

– Конечно, такие доброхоты нашлись бы, не сомневаюсь, – согласился Гарри. – Но если даже твои предки добровольно предложили свои услуги участникам этой веселой прогулки, то почему бы и тебе не использовать свой недюжинный интеллект паровика, чтобы придумать способ, благодаря которому мы смогли бы проникнуть в город, не вызвав к себе интерес армии, полиции и воздушного флота.

– У вас есть свои люди в Шэдоуклоке, Гарри? Ловцы волков или свистуны?

– Нет, таких, кому я мог бы доверять, никого, – признался Гарри. – Мой старый дружок Джейми и две его песчаные кошечки меня не ждали, потому что отправились на пикник в вересковые пустоши. Сеть моих агентов раскрыта. Даже если свистуны в Шэдоуклоке не были напрямую перевербованы, те, кто желают, чтобы мы с тобой исчезли, дали им на сей счет самые подробные инструкции. Пока что нас ожидает немало опасностей.

– Мы могли бы ночью пробить их стены, – предложил Стимсвайп. – Хитрость сослужила бы нам хорошую службу.

Лицо Гарри приняло задумчивое выражение.

– Ты ведь ночью видишь так же хорошо, как и днем, верно? Как знать, может, мы и прибегнем к этой уловке. Даже если теперь в Шэдоуклоке не на кого положиться, там есть один человек, достойный моего доверия. Впрочем, не совсем достоин.

– Неужели таков твой уровень стратегического мышления? – спросил Стимсвайп.

– Держи друзей близко к себе, но врагов еще ближе. Думаю, настала пора отправить записку Кругу и молиться о ниспослании помощи, – ответил Гарри, закончив, бинтовать боевую руку рыцаря.

– Другу, которому вы не можете доверять, Гарри?

– Узы товарищества со временем существенно слабеют, Оливер. Незначительный шантаж – вечен.

Оливер посмотрел на свою одежду, щедро присыпанную угольной пылью, Караван торговцев, к которому они присоединились, чтобы незаметно выехать из Свободного Государства Паровиков, должно быть, уже давно следовал своей собственной дорогой, но пыль, которой были покрыты их мулы, все еще липла к его штанам. Если бы он в Севенти-Стар-Холле в таком виде вернулся домой, дядя Титус велел бы демсон Григгс хорошенько вычистить его с головы до ног жесткой одежной щеткой.

– А твоя тайная полиция, прячущаяся за облаками, она будет нас искать? – поинтересовался Стимсвайп.

– Может быть, и будет, – ответил Гарри. – Но им придется сначала поискать нас, прежде чем они начнут слежку. Я не исключаю, что в Небесный Суд проникли лазутчики, но далеко не каждый из его людей сделался предателем. Не думаю, что там ведут наблюдение за Шэдоуклоком. Тот, кто стоит за этим делом, убивает тех, кто сует нос в шахты с газом. Вряд ли ради нас там наверху согласятся нести круглосуточную вахту. Слишком накладно.

– Спрячь меня в корзину! – попросил Лорд Уайрберн.

Оливер понял, что священное оружие обращается к нему. Юноше потребовалось напрячь все силы, чтобы поднять реликвию с сена и положить в один из коробов, привязанных к боку паровика. Когда же ранее ее поднимал Стимсвайп, она казалась не тяжелее абордажного пистолета, который ему вручила матушка Лоуд.

– Ты не похож на других людей, – заметил паровик.

– Ты тоже не слишком похож на старину Ржавого Болта из Хандред-Локс, – не остался в долгу Оливер. – Гарри, скажите, местная полиция будет искать нас?

– До Лайтшира отсюда далеко, Оливер. В городском гарнизоне наверняка имеются наши приметы, но анализаторов крови вроде тех, какими оснащен Хэм-Ярд, здесь, в этой южной глубинке скорее всего нет. Отныне мы станем передвигаться только днем, как и подобает почтенным и законопослушным гражданам Шакалии. Сегодня ночью будет полнолуние, так что лучше не рисковать – местные жители в два счета могут подстрелить нас, приняв за браконьеров или конокрадов.

Гарри Стейв оказался прав, когда принял решение передвигаться исключительно днем. Каждое утро путники видели на дорогах массу народа – гуртовщиков с собаками, гнавших на рынки сотни гусей; торговцев с телегами, груженными бочками со съестными припасами и товарами. Иногда Гарри, Оливер и Стимсвайп останавливались и устраивались на отдых в красного цвета придорожных ночлежках размером с хороший сарай, известных как Лиссакские общаги – по имени одного из Стражей, по инициативе которого их начали строить. Засыпая, Оливер слышал уханье сов в лесах и рассказы Гарри, которыми тот потчевал других путешественников и торговцев, остановившихся вместе с ними на бесплатный постой.

Вечера с приходом лета были теплыми и благоуханными, и на какое-то время тревоги последних дней немного отпустили Оливера. Даже Стимсвайп практически перестал привлекать любопытные взгляды прохожих, когда они проходили по изрезанным колеями улочкам попадавшихся им на пути деревушек. Местных жителей, похоже, больше всего интересовало время прибытия очередной почтовой кареты. Оливер порядком устал отвечать на их вопросы о том, когда он в последний раз видел таковую. Путников действительно часто обгоняли почтовые кареты; возницы явно не ленились лишний раз подхлестнуть убогих лошаденок. Иногда они забавы ради устраивали друг с другом состязания, кто кого обгонит, чтобы побить рекорды скорости. Сомнительно, чтобы кто-то в Шакалии стал возмущаться по этому поводу. Корреспонденция с оплатой в один пенни доставлялась аэростатами, а срочные письма – если позволяли средства – можно было доверить системе кристаллосвязи.

Время от времени, заметив в небе тень проплывающего аэростата, который направлялся на юг, в сторону Шэдоуклока, Оливер и его спутники отдыхали под сенью раскидистого пепельного дерева. Гарри не давал покоя вопрос, как часто воздушные корабли патрулируют небо, и вскоре на постоялом дворе узнал все необходимое от одного из кучеров. После каких-то беспорядков в столице военно-воздушный флот поставлен на прикол и не совершает вылетов. В небо теперь поднимаются только торговые аэростаты. Эта новость явно встревожила Стейва, хотя он и не объяснил почему.

На одном из постоялых дворов им встретилась компания кочевников-рови, очень похожих на цыган, приезжавших таборами в Хандред-Локс на праздник зимнего солнцестояния. Путешествовали они на сильных шестиногих лошадях. Лишняя пара ног была весьма кстати, потому животным приходилось тащить двухэтажные дома-фургоны. Оливер все глаза проглядел, рассматривая эти диковинные кибитки. Это были истинные произведения искусства, чем-то напоминавшие живописные деревянные галеоны на колесах. В кровавые дни революции многие из кланов рови бежали в Шакалию с равнин, расположенных восточнее Квотершифта. Новые хозяева страны объявили этот свободолюбивый народ паразитическим и не способным к созидательному труду. После того, как было объявлено об их высылке в организованные коммуны, начались репрессии, и в результате многие рови угодили в объятия Гидеонова Воротника.

Гарри решил, что цыгане станут идеальным прикрытием для преодоления оставшейся части пути до Шэдоуклока, и быстро сошелся с их бароном за столом одной из придорожных харчевен. Мужчины пили вино, чему-то смеялись и пели застольные песни, звучавшие неприлично, хотя и исполнялись на непонятном языке, вероятно, каком-то квотершифтском диалекте. В результате была заключена некая сделка, потому что Оливер и Стимсвайп переселились в один из домов-фургонов. Оказавшись в обществе паровика и безалаберных кочевников, язык которых он понимал с великим трудом, юноша пожалел о том, что не едет на кузлах вместе с Гарри Стейвом. По крайней мере в его речах был какой-то толк. У главы семьи, занимавшей кибитку, в которую попал Оливер, голова почти не имела шеи и по форме напоминала картофелину, и обычно была понурой. Когда хозяин кибитки не был пьян и безумно счастлив, то сидел, насупившись, и яростно чесал свои седые волосы. Лошади тем временем шли по дороге своим ходом.

А вот пища, предлагаемая кочевниками, была вкусна: нежная копченая ветчина, обсыпанная сильно наперченными хлебными крошками, и приятное на вкус вино из ягод терновника. Все это было настолько необычно, что Оливеру казалось, будто он пребывает во сне. Юноша сидел, покачиваясь в задней части кибитки, и слушал, как хрустят под колесами колосья, которых ветром принесло с ближайшего поля. Было солнечно и очень тепло, он пребывал в прекрасном настроении, хотя и помнил, что в Шакалии некие злые силы по-прежнему по неведомой ему причине не оставляют желания убить его. Наверно, так и жили другие дети в Хандред-Локс, которым не нужно было постоянно отмечаться в Департаменте по делам феев. На время учительских отпусков они отправлялись к родственникам, жившим в отдаленных уголках Шакалии, где собирали хворост для очага, лежали на спине на лесных опушках и разглядывали медленно плывущие в небе облака.

Время от времени цыганский караван, с которым путешествовали Оливер и Гарри, обгонял какой-нибудь новый обоз. К удивлению Оливера, хозяином одного из них оказался паровик, чьи конечности были обмотаны яркими лентами, как будто он собрался на праздник. Паровик не говорил ни на каком языке, кроме квотершифтского, и единственный комментарий, которого Оливеру удалось добиться от Стимсвайпа, состоял в том, что с точки зрения механического сознания его соплеменник был умственно отсталым.

Хотя неразговорчивый паровик был не слишком удачным спутником, его отношение к Оливеру немного смягчилось, и юноше разрешили – а точнее, потребовали – каждый вечер чистить оружие, выбравшее рыцаря для выполнения почетной миссии. Кстати сказать, юноша до сих пор не знал, к какому типу оружия следует отнести Лорда Уайрберна. Оливер смутно помнил, как когда-то читал одну из дядиных классических книг, посвященных истории военного искусства, в которой содержалась масса иллюстраций и стратегических схем. Паровики предположительно должны были предпочитать воздушные пистолеты, которые могли подсоединяться к их бойлерам для обеспечения идеального давления. Лорд Уайрберн, похоже, относился к подобному типу оружия. Его черный металл, внешне напоминавший боевую броню, сочился странным темным маслом, и Лорда Уайрберна следовало каждый день вытирать насухо.

После каждого часа такой чистки Оливеру приходилось стирать ветошь, которой он пользовался для протирки священного оружия.

Неожиданно внимание Оливера привлекло какое-то потрескивание. На другой стороне леса под пологом дубовых листьев горел костер. С кочевниками путешествовали колдуньи, прекрасные дикарки, удивительно ловко обращавшиеся с огнем. Им ничего не стоило превратить языки пламени в танцующие полотнища, обвивавшие их гибкие тела подобно шелковым покрывалам, пока они сами скользили по траве, взлетая так высоко, будто не подчинялись законам всемирного тяготения. Их лица были настолько прелестны, тела гибки и изящны, что от одного взгляда на них начинало щемить сердце.

Гарри уже предупреждал своего юного спутника, чтобы тот держался подальше от женщин-рови, неоднократно напоминая о том, что это может закончиться для Оливера весьма плачевно – ударом ножа ревнивого любовника либо вынужденной женитьбой беспечного зеваки на цыганке. Впрочем, Оливер не был даже уверен в том, хватит ли ему мужества просто приблизиться к этим очаровательным дьяволицам. Какое-то время назад он попробовал проявить интерес к юным особам женского пола у себя в Хандред-Локс, но над ним жестоко посмеялись. При этом на лицах девчонок он также замечал страх, смешанный с жалостливым любопытством. А все потому, что Оливер был не такой как все, и за эту непохожесть его так часто дразнили ровесники. Тем не менее он встречал не только насмешки. Нередко, когда мальчик проходил по улице мимо своих ровесниц, за его спиной слышалось неприятное и невнятное перешептывание. Эти воспоминания вынудили Оливера с удвоенной энергией продолжить чистку оружия. Подобное ни за что не повторится в ближайшем будущем. И вообще не повторится. Никогда.

Укрытый тенью дерева, Стимсвайп с шумом рассекал вечерний воздух, делая выпады и нанося удары воображаемому противнику.

Оливер вздохнул.

– Почему ты все-таки отправился вместе с нами, рыцарь?

Вопрос был скорее риторический, без надежды на ответ, однако к удивлению юноши из голосового аппарата Лорда Уайрберна донесся ответ.

– Потому что так было нужно.

Оливер потянулся за чистой тряпицей.

– Похоже, что ты один из немногих, кто так считает. Его собственный командир настаивал, чтобы он остался спать вечным сном в глубинах Механсии.

– Мастер Резак не ведает страха, он не понимает преступления рыцаря.

– А Стимсвайп ведает страх?

– Стимсвайпу довелось столкнуться с тем, к чему другие паровики не осмелились бы даже приблизиться. В разлагающемся сердце Лионгели живут существа, родственные нашей расе – сильтемптеры. Они питаются жизненной силой наших душ, они пьют машинное масло, вырывают у нас из груди компоненты, содержащие кристаллы, которые затем нанизывают на ожерелья и надевают на шею во время своих извращенных ритуалов и не слишком отягощают себя раздумьями. Кстати, как там мои стволы, они нагрелись?

– Они охладятся, когда я вытру с них эту черную жидкость, – ответил Оливер.

– Стимсвайп побывал в самом сердце тьмы и видел то, что неспособен узреть никакой разум, при этом он рисковал навечно утратить сознание. Мастеру Резаку страх неведом, но Мастер Резак сталкивался лишь с племенами крабианцев и с квотершифтскими полками на границе со Свободным Государством. Так что откуда ему это знать. Вот почему я выбрал этого рыцаря.

– Если ты это понимаешь, тебе ведомо и то, что такое страх, верно? – спросил Оливер.

– Верно, я знаю, что такое страх.

Юноша посмотрел на массивное оружие, лежащее у него на коленях, тяжелое и неудобное.

– Во имя великого Круга ответь мне, Лорд Уайрберн, ты боишься чего-нибудь?

– Я боюсь того, что я способен совершить, юный мягкотелый. Я также боюсь того, что когда-нибудь войду во вкус.

Глава 18

– Что же обнаружил твой анализатор, Аликот? – спросил Никльби.

– Это мои родители? – поспешила задать вопрос Молли. – Вы узнали, кто они такие?

– Боюсь, пока не существует таких сложных машин, которые могли бы это устанавливать, – ответил Коппертрекс. – Хотя теоретически, внеся некоторые изменения в конструкцию, я мог бы… впрочем, я отвлекаюсь от главного. Ты сможешь все увидеть сама, мягкотелая Молли. Прижмись глазами к этому увеличительному стеклу.

Молли послушно просунула голову в резиновый кожух, торчавший в передней части агрегата, и ощутила кожей лица холод увеличительного стекла. Ее взгляду предстала розовая река, по которой в огромном количестве проплывали странные создания, на вид вязкие, как желе.

– Неужели это моя кровь?

– Она самая, – подтвердил паровик. – Газовая компрессия выступает в роли мощных линз, тысячекратно увеличивающих образец твоих жизненных соков. То, что ты видишь под стеклом – микроскопические животные, составляющие твой единый биологический организм.

– Очень похоже… странно… похоже на реку, полную угрей и рыб.

– Полную других вещей, юная мягкотелая. Полную вопросов. Смотри! – Коппертрекс усилил увеличение. Это действие сопровождалось громким шипением машины, вследствие усиления внутреннего давления в газовых баллонах. – Ты видишь маленькие частички в твоих жизненных соках?

– Что, девочка? Что ты видишь? – вмешался в разговор коммодор Блэк и придвинулся ближе. – Что там такое можно увидеть в этот инфернальный перископ Аликота?

– Крошечные частички с вращающимися колесиками-шестеренками, они двигаются по моей крови будто лодочные винты. Это ведь ненормально, да? – Молли охватил неподдельный ужас. Неужели ее отравили, неужели она умирает?

Коппертрекс поднял вверх руку с бумажной лентой, выданной анализатором.

– В языке твоего народа, юная мягкотелая, этому имеется особое название. Болезнь Попэма. Если тебе вдруг придется сделать переливание крови, то при операции ты умрешь в агонии, если только твой донор не болен той же болезнью. Это и есть недостающее звено нашего расследования, именно оно связывает тебя с другими жертвами душегуба с Питт-Хилл. Упоминания о болезни Попэма не оказалось в твоих записях в Гринхолле, его попросту уничтожили. Я уверен, что все те, чьи имена значатся в списке жертв, были больны этой же самой болезнью.

– Но почему редкая группа крови сделала из Молли потенциальную жертву? – спросил Никльби. – Или этим недугом страдает некое важное лицо, и убийца решил уничтожить всех возможных доноров?

– Логика подсказывает мне, что в таком случае преступнику было бы проще сразу убить такое лицо, а не устранять доноров, – ответил Коппертрекс. – Думаю, что причина кроется в чем-то другом.

Один из клонов быстродума вернулся в часовую башню с массивной книгой в кожаном переплете, порыжевшем и потрескавшемся от времени. Паровик забрал ее и, осторожно положив на верстак, раскрыл. Страницы исписаны металлическими чернилами, которые до сих пор слегка светились, хотя бумага была, несомненно, очень старой. Девушка никогда еще не видела таких прекрасных иллюстраций, изящных и точных изображений. Рисунки сопровождались каллиграфическими подписями на неведомом ей языке. По сравнению с ними картинки из шакалийских газет и книжек казались жалкими творениями бездарных непрофессионалов. Что-то подсказало Молли, что тот, кто с великим тщанием создавал эти восхитительные иллюстрации, наверняка посвятив этому занятию едва ли не всю свою жизнь, – не принадлежал к человеческой расе.

Коппертрекс провел металлическим пальцем по странице, и Молли поняла, на что он указывает – радужное пятно, которое она поначалу приняла за абстрактный узор по краям страницы. На рисунках были изображены те же самые крошечные создания, которые плавали во внутренних кровотоках ее тела. Стрелки, указывавшие на рисунки и текстовые блоки, несомненно, подразумевали комментарии к иллюстрациям.

– Видишь, мягкотелая Молли? Ваш совет хирургов называет болезнь Попэма расстройством системы жизненных соков мягкотелых, но на самом деле это не так. Это – великий дар.

– Дар, из-за которого она умрет под скальпелем хирурга, – усомнился в словах паровика коммодор Блэк. – Такие благословенные дары ты уж лучше оставь при себе!

– Что вы имеет в виду, называя эту болезнь великим даром? – спросила Молли.

– Ты чувствуешь в себе склонность к мехомантике, мягкотелая Молли? В машинных залах Гринхолла ты угадала суть работы ротатора Раднеджа, лишь только взглянув на него. Слоукогс и Сильвер Уанстэк инстинктивно следовали за тобой по пещерам подземного царства изгоев, а контролер Редраст, прочитав будущее при помощи шестеренок Гиэр-Джи-Цу, отдал за тебя жизнь.

Молли вспомнила, как ее пальцы легко пробежали по кристаллам Уанстэка и вернули ему зрение.

– Не стану отрицать. У меня и впрямь имеется тяга к вашему народу и талант к ремонту машин, но это просто обычная сноровка, я всегда ею отличалась.

– Ты наделена ею с рождения. А все потому, что ты в равной степени принадлежишь и к племени быстрокровных, и к расе паровиков, юная мягкотелая. Эти вещички в твоей крови – крошечная часть моего народа. Это разновидность машинной жизни. Они сделаны из металла.

Молли испытала легкое головокружение – странное отличие от других, которое она постоянно, всю свою жизнь ощущала. Теперь все стало на свои места.

– Но как они попали в меня, Аликот Коппертрекс?

– Чтобы это понять, – пророкотал паровик, – следует вернуться к старинным книгам вроде этой, к давно забытым событиям истории. Книга была создана вскоре после того, как произошло падение Чимеки, в первый век свободы, после того, как в мире началось великое потепление. До того все королевства континента, включая и земли, на которых позднее возникла Шакалия, пребывали под игом Чимекской империи. Из своих подземных владений она правила руинами всего мира. Ты же видела развалины во время своего путешествия?

– Чимекские зиккураты и кристаллы сохранились до наших дней, – подтвердила Молли. – Их до сих пор можно увидеть в огромных пещерах.

– С приходом нового тысячелетия империя утратила былое могущество, – продолжил Коппертрекс. – Но мой народ все еще помнит о годах ее жестокого правления. Чимеки обретали энергию при совершении человеческих жертвоприношений, соединяя ее с мощью земных извержений, которые сегодня способен укротить один лишь орден уорлдсингеров. Разрушенные королевства на поверхности земли превратились в жалкие фермы по выращиванию рабов, чьи души нужны были чимекам для их ужасных ритуалов. В худшие годы долгого века холода они питались плотью людей, грасперов и крабианцев. Разобщенные народы, с трудом выживавшие на поверхности, на землях, наполовину покрытых слоем льда, были не в силах оказать сопротивление чимекским легионам. Многие туннели современной пневматической подземки были прорыты еще в те далекие годы. По ним армии жестоких и кровожадных воинов можно было быстро перебросить в любую часть континента, подавить там любые проявления недовольства со стороны местного населения и увести людей в плен, – так и делалось иногда с целыми городами, – чтобы затем принести их в жертву чимекским богам.

– Значит, эти штучки в крови у Молли – наследие чимекской империи? – спросил Никльби.

– Напротив, мой дорогой млекопитающий, – ответил Коппертрекс. – Когда вновь пришел период потепления и земли на поверхности начали оттаивать, льды стали уменьшаться в размерах и отступать на север, народы внешней земли обрели прежнюю уверенность в собственных силах. Они решили покончить с игом чимеков. В этой книге рассказывается о неком рабе по имени Виндекс, великом мыслителе и учителе, который был родом из тех мест, где сейчас находятся города-государства Катосйанской лиги. Ему стала известна одна жуткая тайна. Чимеки и их злобные боги-насекомые Уайлдкайотли знали о том, что повышение температуры на поверхности и общее потепление ослабит их правление, лишит плоти и душ людей. Поэтому для упрочения своей власти они задумали нечто ужасное, однако их замыслы не возымели успеха. Виндексу удалось бежать. Он собрал под свои знамена отряд героев, тех, кто может дать отпор чимекам, помешать им совершить задуманное. Под отступающими льдами Виндекс нашел отверстие, ведущее в древнюю подземную комнату, полную колдовских предметов и машин. Эти машины изменили человеческое тело, сделали его своим в царстве металла.

– И у него в крови было то же самое?

– Как говорится в этой книге и священных гимнах, которые мы сих пор исполняем в честь наших предков, его жизненные соки были полны живого металла. После того как Виндекс изменил свое тело, он создал семь священных машин, чтобы свергнуть чимекских богов – семь Гексмашин, – и повел их в бой против чимеков и их богов Уайлдкайотлей.

В рассказе паровика Молли послышалось нечто такое, что всколыхнуло в ней воспоминания о жутких сновидениях, посетивших ее в заброшенном храме в подземной пещере.

– Ну давай рассказывай, старый паровик, – попросил коммодор Блэк. – Расскажи нам старые байки про страшных богов и злобные империи, которыми потчуют школьников и археологов. Вот только какое отношение они имеют к Молли Темплар?

– Неужели ты не понимаешь? Мягкотелая Молли – далекий потомок Виндекса. Поэтому ее жизненные соки и полны всяких мехомантских штучек. Те, кто погибли от рук душегуба с Пит-Хилл – тоже его потомки.

– Но ведь он охотился за отдельными людьми, а не за семьями или детьми, – возразил Никльби. – Если кому-то требуется уничтожить древнюю династию, то для этого ему придется убить многие тысячи шакалийцев.

– Болезнь Попэма не всегда передается по наследству, а если и передается, то далеко не каждому, – сообщил Коппертрекс. – Ее механизм еще не до конца изучен и с первых же дней обнаружения неизменно ставит в тупик ваших врачей. Дело тут в том, что ваши лекари рассматривают ее исключительно как болезнь, хотя фактически она таковой не является. Им известно лишь, что она проявляется в юношеские годы. Почему этот недуг носит случайный, избирательный характер, они не знают.

– Выходит, что эти штучки случайно попали в мою кровь? – удивилась Молли. – Я родилась нормальной, как все остальные люди, правильно?

– Нет, это не случайность, мягкотелая Молли, а вполне определенная закономерность. Твой дар позволит тебе общаться с Гексмашинами, получить над ними власть. В общем, ты что-то вроде дуэлянта с точно бьющей в цель шпагой. Не все потомки Виндекса являются прирожденными операторами. Дар проявляется лишь у тех, кто способен контролировать работу Гексмашин. Те, кто обделен таким талантом, на всю жизнь остаются латентными носителями болезни. Они маскируют микроскопических животных, обитающих в их жизненных соках, под обычные кровяные тельца. Причем делают это так искусно, что их не различить даже при помощи современных органических анализаторов вроде моего.

– Понятно, – произнес подводник. – Бедняжка Молли, в твоем теле течет кровь какого-то древнего мага.

– Дело не в том, чья это кровь, – возразил Никльби. – Нам нужно выяснить другое: кто желает смерти потенциальному оператору Гексмашин?

– Ответа на вопрос в данной книге мы, разумеется, не найдем, – произнес паровик. – Но в нашем распоряжении уже имеется достаточно информации, чтобы составить мнение о возможных мотивах. Мы знаем, что кто-то убивает потенциальных операторов Гексмашин. Отсюда напрашивается вывод: кому-то очень не хочется, чтобы Гексмашины были приведены в действие.

– Неужели эти древние машины все еще существуют? – спросила Молли.

– Имейся у нашего народа ответ на этот вопрос, дух Стилбала-Уолдо спал бы спокойным сном в зале древних. Три Гексмашины точно были уничтожены во время войны против чимеков. Две из оставшихся четырех были потеряны и до сих пор не найдены. Я собрал столько сказок, легенд и слухов о том, что с ними случилось, что задумай я пересказать их вам, на это ушло бы много часов. По всей вероятности, они исчезли под приливной волной истории и бесчисленных событий прошедших веков.

– Но тогда две точно еще целы, – подытожил Никльби.

Коппертрекс передал книгу одному из своих клонов, и тот поспешил в библиотеку Ток-Хауса.

– Именно так, – продолжил он. – Одна якобы находится в Лионгели, сломанная и практически бесполезная, и представляет собой наследие злобной расы, которая, как я вынужден с сожалением признать, когда-то имела отдаленное родство с паровиками. О них я ничего не стану говорить. Другая Гексмашина, по слухам, спрятана где-то в подземных пещерах. Она затаилась в каких-то туннелях среди разрушенных городов на такой глубине, что даже грабители из Гримхоупа не осмеливаются заходить в те края. Одинокий призрак, обитающий там, она отгоняет богов Уайлдкайотлей в темноту за пределы стен этого мира.

– Зачем же тогда убивать меня? Какая от моей смерти будет польза? – удивилась Молли. – Судя по вашим словам, я не одна такая. В Шакалии немало детей, в которых разовьется эта болезнь, вернее, когда они станут старше, проявится дар.

– Замечательный вопрос, мягкотелая Молли. Последний оператор появляется – пусть всего на один день, месяц или год – прежде, чем другие потомки Виндекса с таким же даром станут взрослыми. И, возможно, последняя Гексмашина. Какую пакость можно сотворить, связав воедино два этих факта? Кто ответит мне?

– Думаю, что ничего хорошего, – подвел итог коммодор Блэк. – В этом я уверен на все сто. Если вспомнить, какую прорву денег пообещали за голову несчастной малышки, то можно лишь удивляться том, почему безумная толпа падких на обещанную награду подонков еще не ломится в наши ворота.