Текст книги "Врата Смерти(пер. И.Иванова)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 55 страниц)

– Который соединяет Дома! – каркнул Паст. – Чудовищная самоуверенность! Знаешь, сапер, этот твой маг меня просто очаровал. Ему бы следовало быть служителем Тени!

«А он и был, только тебе об этом незачем знать, старик. Если твой бог сочтет нужным, он тебе скажет. Хотя я бы не стал…»

– Пора идти искать портал.

– А его не надо искать, – улыбнулась Апсалара. – Сейчас мы свернем налево, немного пройдем и окажемся возле двух дверей. Одна из них ведет на башню. Нужно будет подняться на самый верх.

Скрипач понимающе кивнул.

«Чужая память, оставшаяся в тебе».

Впереди всех двигался Моби, к которому вернулось самообладание и появилось нечто вроде самодовольной гордости. Почти сразу за поворотом в стене была устроена ниша, в которой стояли кольчужные доспехи. Они предназначались воину, чей рост и ширина плеч вдвое превосходили человеческие. По обе стороны от доспехов замерли два тяжеленных топора с двойными лезвиями. Моби не удержался и провел ручонкой по наколеннику доспехов, а Крокус даже споткнулся, засмотревшись на диковинное зрелище.

Открыв нужную дверь, они попали на первый этаж башни. В середине начиналась каменная винтовая лестница, ведущая наверх. Возле истертых до вогнутости ступеней лежал труп молодой темнокожей женщины. Казалось, ее убили совсем недавно. Убитую почему-то оставили в нижнем белье. Доспехи, которые, конечно же, были на ней, куда-то исчезли. Изящное тело женщины было исполосовано ранами.

Апсалара подошла к убитой и опустила ей руку на плечо.

– Я ее знаю.

– Откуда? – покосился на дочь Реллок.

– Это память того, кто когда-то владел моим сознанием, отец, – объяснила она. – Его смертная память.

– Танцор, – выдохнул Скрипач. Апсалара кивнула.

– Это дочь Дассема Ультора. Сдается мне, первый меч спас ее от Клобука и привел сюда.

– Перед тем, как нарушил свою клятву верности Клобуку.

– Да. Это случилось перед тем, как Дассем проклял бога, которому служил.

– Но ведь это было давно, – заметил ей Скрипач.

– Я знаю.

Некоторое время все молча глядели, на убитую. Маппо бережно прижал к себе бездыханного Икария. Трудно сказать, какие чувства владели треллем. Но все понимали: он не сделает со своим другом то, что сделал с дочерью Дассем Ультор.

Апсалара подняла голову.

– Если память Танцора верна, портал ждет нас.

Скрипач оглядел своих спутников.

– Маппо, ты идешь с нами?

– Да, хотя и не до конца. Я предполагаю, можно покинуть Путь по собственному выбору.

– Странное у тебя предположение, – удивился Скрипач.

Трелль молча пожал плечами.

– А ты, Искарал Паст? Идешь с нами?

– Конечно! Вне всякого сомнения! Почему бы нет? Неужели ты думаешь, мне захочется выбираться из лабиринта? Это же чистой воды безумие, а Искарал Паст, как вы, надеюсь, успели убедиться, отнюдь не безумец. Да, я буду сопровождать вас и… молчаливо прибавлю к этим словам предназначенные только для меня: возможно, мне еще подвернется удобный случай предать. Предать что? Предать кого? Какая разница? Это не такая цель, которая доставляет удовольствие, однако я намереваюсь ее достичь!

Скрипач мигнул Крокусу.

– Приглядывай за ним.

– Да уж, придется.

Моби оставался у двери, через которую они попали на первый этаж башни. Он спокойно играл со своим хвостом.

– А как можно попрощаться с бхокаралом? – спросил Скрипач.

– Хорошенько двинуть сапогом под зад, – предложил Паст.

– Уж не хочешь ли ты таким способом проститься с Моби?

Верховный жрец скорчил гримасу и не ответил.

– Моби был с нами, когда мы плыли на корабле и нас трепали бури, – сказал Крокус, подходя к крылатой обезьянке. – А невидимые битвы? Он… постоянно оберегал нас.

– Ты прав, парень, – поддержал его сапер.

– Вы слишком хорошего о нем мнения! – не выдержал Паст.

– У нас есть на то причины, – ответил Крокус. Он нагнулся и взял бхокарала на руки.

– Боги милосердные, ему же здесь будет очень одиноко!

Парень не стыдился своих слез. Скрипач даже отвернулся.

– Но ему будет гораздо хуже, если ты насильно заберешь его отсюда.

– Тогда я найду способ навещать Моби, – упрямо произнес Крокус.

– Посмотри на него, Крокус, – с непривычной для нее мягкостью сказала Апсалара. – Он вполне доволен своей участью. А что до одиночества… откуда ты знаешь, что так оно и будет? Ведь есть другие Дома, другие хранители…

Парень кивнул и осторожно опустил Моби на пол.

– Будем надеяться, что здесь нет посуды.

– Какой посуды? – не поняла Апсалара.

– У дяди Моби всегда не везло с посудой. Или посуде не везло с Моби.

Он провел ладонью по приплюснутой лысой голове бхокарала и тихо сказал:

– Пока, Моби. Мы пошли.

Бхокарал проводил их взглядом. Потом последовала яркая вспышка, и путники исчезли. Вскинув головку, Моби внимательно прислушивался. Наверху все было тихо.

Он посидел еще некоторое время, лениво поигрывая собственным хвостом, затем вскочил и понесся к нише.

Тяжелый шлем с тихим скрипом наклонился, и оттуда послышался усталый голос:

– Как я рад, малыш, что мое одиночество закончилось. Тремолор сердечно приветствует тебя и даже не сердится за ту лужу, что ты устроил в коридоре.

Виканский всадник свалился ему прямо под ноги. Дюкра окутало пылью. По его щиту забарабанили мелкие камешки. Воин был из клана Вороны. Совсем молодой, почти мальчишка. Казалось, он прилег отдохнуть. Историк глядел на его умиротворенное лицо, понимая, что из этого сна парню уже не встать.

Дюкр отошел от еще теплого тела и стал ждать, когда осядет пыль. Короткий меч в его правой руке был липким от крови и при каждом взмахе издавал странный всхлипывающий звук.

Мимо мчались всадники. Между ними, жужжа, словно навозные мухи, пролетали стрелы. Дюкр успел загородиться от одной, летевшей ему в лицо. Стрела с силой ударила в щит; левая рука передала удар, отчего треснула кожаная полоска, защищавшая историку рот и подбородок.

Тарианская кавалерия почти осуществила желаемый маневр – отрезать дюжину виканских взводов от основной части войск. Ответная атака клана Вороны была яростной и стремительной, но дорого обошлась воинам. Историк чувствовал, что эту цену виканцы заплатили напрасно: их контрудар захлебнулся.

Разрозненным пехотным отрядам Седьмой армии не оставалось иного, как сбиться в четыре новых, из которых только один обладал достаточной численностью. Сейчас он упорно прорывался к своим. Клан Вороны угрожающе поредел; тарианцам противостояло менее двух десятков всадников. Каждого из них плотно окружали вражеские кавалеристы. Мелькали кривые сабли, неся смерть людям и лошадям. Предсмертные судороги лошадей были еще ужаснее человеческих.

Дюкра самого едва не сшибла вражеская лошадь. Историк сумел увернуться и тут же ударил мечом в бедро ее всадника – тарианского воина в кожаных доспехах. Острие пропороло кожу доспехов, вонзилось в тело и уперлось в кость. Дюкр что есть силы повернул меч.

Всадник ударил его саблей, помяв щит. Дюкр пригнулся и вырвал меч. Из раны тарианца заструилась кровь. Дюкр продолжал наносить удары, пока обезумевшая лошадь не умчалась вместе с бездыханным всадником.

Дюкр поправил шлем, стер с лица пот и грязь. Поискав глазами малазанских пехотинцев, он поспешил к ним.

Со времени битвы в Санимонской долине прошло уже три дня. Хундрилы, выступившие неожиданными союзниками малазанцев, преследовали остатки враждебных им трегинов и билардов. Их помощь была неоценимой, но однократной. Посчитав свою миссию исполненной, хундрилы исчезли и больше не возвращались.

Их налет на войска Корболо Дэма разъярил перебежчика. Отомстить хундрилам он не мог, и потому вся ярость ответных ударов досталась «собачьей упряжке» Кольтена. Сегодня был четвертый день его безостановочных атак, и ничто не предвещало их окончания.

«Собачью упряжку» взяли в кольцо осады. Воины Дэма нападали с флангов и с тыла; зачастую – с нескольких направлений сразу. У вражеских мечей, копий и стрел был надежный союзник – изможденность всех, кто тянул «упряжку». Солдаты падали и уже не поднимались. Мелкие раны, на которые раньше не обращали взимания, поглощали последние скудные запасы сил. У некогда выносливых людей отказывало сердце, лопались кровеносные сосуды, и тогда из ран ударяли фонтаны темной, почти черной крови.

То, чему Дюкр становился невольным очевидцем, превосходило его способность ужасаться, а также способность понимать и объяснять увиденное.

Вместе с историком к пехотинцам Седьмой армии удалось прорваться нескольким мелким отрядам. Пехота заняла оборонительную позицию, называемую «колесом мечей». Название было достаточно странным, ибо острые «спицы» этого «колеса» торчали наружу. Однако никакая лошадь (какой бы обученной она ни была) не могла прорваться сквозь этот заслон.

Внутри круга один солдат начал ударять мечом по щиту и что-то выкрикивать в такт ударам. Живое колесо стало вращаться, медленно двигаясь к западному флангу «собачьей упряжки».

Дюкр двигался вместе с другими, добивая раненых врагов везде, где они ему попадались. Рядом с живым колесом ехали пятеро всадников из клана Вороны – единственные, кто уцелел при контратаке. Двое из них были серьезно ранены.

Вскоре «колесо мечей» приблизилось к позициям Седьмой армии и распалось. Виканцы, пришпорив взмыленных лошадей, поехали в южном направлении. Дюкр пробирался между пехотинцами, стремясь найти хоть пятачок, свободный от людей. Отыскав такое место, он выплюнул на землю кровавую слюну, опустил дрожащие от напряжения руки и медленно поднял голову.

Мимо него шли беженцы. Сотни грязных, запыленных лиц были повернуты в его сторону. Люди смотрели не на Дюкра, а на тонкую цепь пехотинцев за его спиной – единственную защиту, пока уберегавшую их от смерти. Они безучастно двигались, разучившись думать и что-либо чувствовать. Они потеряли почти все, и только инстинкт еще заставлял их цепляться за последнее, что у них оставалось, – детей.

Из потока беженцев отделилось двое. Они направлялись к Дюкру. Историк отупело глядел на них. У него не было сил вспоминать, кто это. Все лица теперь стали для него лицами беженцев.

– Господин историк!

Голос выбил Дюкра из его дремы наяву. Он разжал пересохшие губы.

– А, это вы, Лулль.

Дюкр сообразил, что капитан протягивает ему измятую фляжку. Он убрал меч в ножны, взял фляжку и сделал несколько глотков. От прохладной воды у него заболело все во рту, но историк отмел боль и продолжал пить.

– Мы вступили на Геленскую равнину, – сказал Лулль.

Дюкр узнал и второе лицо: то была его Безымянная морячка. Женщину шатало. Дюкр заметил у нее на плече опасную колотую рану. Наверное, вражеское копье, скользнув по щиту, все же задело ей плечо. Из разорванной кольчуги капала кровь.

Их глаза встретились. В светло-серых глазах женщины (когда-то таких красивых и выразительных) совсем не осталось жизни. Но Дюкра встревожило не это, а собственное безучастное отношение, пугающее отсутствие каких-либо чувств.

– Кольтен позвал вас к себе, – сказал Лулль.

– Значит, он пока еще жив?

– Да.

– Наверное, ему нужно вот это.

Дюкр вынул темный стеклянный пузырек с прикрепленной серебряной цепочкой.

– Это ведь дарили ему, а не мне.

– Нет, старик, ему нужны вы, – хмуро возразил Лулль. – Мы натолкнулись на племя из Санит-одхана. Пока что они лишь наблюдают за нами.

– Похоже, местные племена не с такой прытью примыкают к мятежникам, – сказал Дюкр.

Звуки сражений на флангах постепенно стихали. Очередное короткое затишье – только-только успеть подлатать доспехи и унять кровь.

Капитан махнул Безымянной морячке, и все трое пошли рядом с беженцами.

– И что это за племя? – спросил Дюкр, вспомнив слова Лулля. – Какое отношение оно имеет ко мне?

– Кольтен принял решение, – ответил Лулль.

Дюкра прошиб озноб. Он было хотел продолжить расспросы, но удержался. Подробностей решения Лулль все равно не знает, поскольку оно принадлежит Кольтену.

«Этот человек возглавляет армию, отказывающуюся погибать. За двое с лишним суток противник не сумел убить ни одного нашего беженца. Пять тысяч солдат… теперь они готовы плюнуть в лицо любому богу».

– Что вам известно о племенах, обитающих близ Арена? – спросил Лулль.

– Они не питают особой любви к нынешним хозяевам города.

– Значит, под властью империи им хуже, чем под властью Шаик?

Дюкр понял, куда клонит капитан.

– Нет, лучше. Малазанская империя признает границы их владений и уважает их обычаи. Как-никак, в пределах империи полно кочевых племен, и мы научились ладить с ними. Империя никогда не требовала от кочевников невозможного. К тому же за право проезда по их землям им всегда щедро и своевременно платили. Кольтену все это должно быть известно, капитан.

– Думаю, что да. Мне самому нужно в этом убедиться.

Дюкр оглянулся на беженцев, бредущих слева от них. Лица молодых мало отличались от старческих лиц. Историк чувствовал, что и сам балансирует на грани. Еще немного, и он перестанет сознавать себя имперским историографом, а превратится в одну из таких движущихся кукол. Если доживет.

«Кольтен принял решение. А его офицеры мешкают. Их снедает неуверенность. Неужели и Кольтен впал в отчаяние? Или он слишком хорошо понимает положение, в каком мы все оказались?.. Пять тысяч солдат. Это все, что у нас осталось».

– Что вы хотите от меня услышать, Лулль? – спросил историк.

– Скажите, что иного выбора нет.

– Это вы сами должны себе сказать.

– Я не осмеливаюсь.

Изуродованное лицо капитана сжалось; его единственный глаз напоминал птицу в гнезде морщин.

– Здесь дети. Это последнее, что осталось у беженцев. Понимаете, Дюкр?

Историк порывисто кивнул, отсекая необходимость в других словах. Да, он видел эти лица, он пристально вглядывался в них, силясь отыскать свободу и невинность детства. Но он находил совсем не то, что искал. Дети… Священное слово, оправдывающее любые безрассудства.

«Пять тысяч солдат с готовностью отдадут свою жизнь за этих детей. Но не будет ли это благородной глупостью? Или я надеюсь, что простой солдат способен мыслить шире вбитых ему в голову представлений? Впрочем, можно ли считать солдата простым? Простым относительно чего? Сугубо практического взгляда на мир и свое место в нем? А разве такой взгляд мешает глубокому понимаю сути вещей? Или я отказываю этим безмерно уставшим солдатам в понимании?»

Дюкр почувствовал на себе взгляд Безымянной морячки. Она как будто читала его мысли, сомнения. Его отчаяние.

– Думаешь, старик, мы не понимаем, что защищаем? Мы защищаем их чувство собственного достоинства. Их смысл жизни. И сами становимся сильнее. Ты это хотел услышать?

«Я принимаю твой упрек. Нельзя недооценивать простого солдата».

Санимон представлял собой громадный курган высотой в тридцать локтей. На его плоской вершине не было ничего, кроме выветренных и выщербленных камней. Южный склон граничил с равниной Санит-одхан, по которой сейчас двигалась «собачья упряжка». Она приближалась к перекрестку двух древних насыпных дорог, сохранившихся с тех далеких времен, когда на вершине кургана шумел процветающий город. Обе дороги были замощены гладкими, плотно подогнанными плитами. Одна из них уходила на запад и вела к другому такому же кургану в засушливых, безлюдных местах. Эта дорога называлась Панесамской. Другая – Саниджемская – уходила на юг, в сторону Клатарского моря.

Клан Вороны сосредоточил своих воинов на Саниджемской дороге, создав живую стену. Южный склон Санимона виканцы превратили в крепость. Там разместились воины кланов Глупого пса и Горностая. Беженцы двигались мимо восточного склона, а значит, их фланг со стороны кургана требовал особого внимания. В помощь арьергарду и восточному флангу командиры направили дополнительные силы. Им пришлось обороняться от Корболо Дэма, навязавшего бой на марше. Потери понесли обе стороны, но перебежчик в очередной раз убедился: Седьмая армия и виканцы будут биться до последнего солдата.

Кольтен стоял в одиночестве и смотрел на просторы одхана. На нем был все тот же, порядком потрепанный и изорванный плащ из перьев. В двух тысячах шагов от него, у подножия холмов, на конях сидело неизвестное ему кочевое племя. В бледно-голубом небе реяли их пестрые знамена.

Дюкр попытался мысленно проникнуть в глубины сознания Кольтена, чтобы понять, чем живет виканский полководец. Задача оказалась невыполнимой.

«Нет. Дело не в ослабевшем воображении. Я понимаю, что даже мысленно не хочу брать на себя чужую ношу, как будто потом мне будет ее не сбросить».

Услышав шаги, Кольтен, не поворачиваясь, сказал:

– Керан-добрийцы. Вон они выстроились у подножия холмов. Что скажешь о них, историк?

– Неудобные соседи для Арена, – сказал Дюкр.

– Но мы же всегда придерживались условий договора с ними, – сердито бросил виканский полководец.

– Да, господин Кольтен, и тем самым восстановили против себя коренное население Арена.

Кольтен умолк, продолжая смотреть на войско кочевников.

– Что ж ты не сходишь к лекарю? – спросил Дюкр у Безымянной морячки.

– Зачем? Я в состоянии держать щит.

– В этом я не сомневаюсь, но рана может воспалиться.

Дюкру стало больно от ее взгляда, и он отвернулся, делая вид, что тоже рассматривает керан-добрийцев. «До чего ж ты глуп, старик».

– Капитан Лулль! – позвал Кольтен.

– Слушаю, господин Кольтен.

– Повозки готовы?

– Да. С минуты на минуту будут здесь.

Кольтен кивнул и окликнул Дюкра.

– Слушаю, господин Кольтен.

Виканец медленно повернулся к нему.

– Я даю тебе Нила и Нетру, а также отряд, собранный из трех кланов. Капитан, Балт сообщил мое решение раненым?

– Да, господин Кольтен. Они отказываются ехать.

У Кольтена напряглось лицо, затем он молча кивнул.

– И капрал Лист – тоже, – добавил Лулль, поглядывая на Дюкра.

Кольтен вздохнул.

– Виканцы, что я выбрал для сопровождения, совсем не рады моему решению, но они не посмеют ослушаться своего командира. Теперь их командиром будешь ты, историк. Командуй ими, как сочтешь нужным. У тебя одна задача: доставить беженцев в Арен.

«Ну вот и случилось то, чего я больше всего боялся…»

– Господин Кольтеи, – попытался возразить Дюкр.

– Ты – малазанец, историк, – перебил его Кольтен. – Изволь выполнять то, что тебе приказано.

– А если нас предадут?

Виканец улыбнулся.

– Тогда мы все встретимся в одном месте. У Клобука. Судьбу обсуждать бесполезно, а дела мы обговорили.

– Вы только продержитесь, – шепотом произнес Дюкр. – Если понадобится – я спущу с Пормкваля шкуру и заставлю…

– Оставь его императрице и ее адъюнктессе.

Историк потянулся к пузырьку, висевшему у него на шее.

Кольтен замотал головой.

– Оставь себе. Ты должен рассказать обо всем, что видел, а потому важнее тебя сейчас никого нет. Если когда-нибудь встретишься с Дуджеком, скажи ему: императрице нельзя терять не солдат, а память империи.

К ним подъехал сборный отряд виканцев. Они привели лошадей, среди которых была и верная кобыла Дюкра. За виканцами из облаков пыли стали выныривать повозки именитых беженцев. На обочине дороги стояли еще три повозки, охраняемые Нилом и Нетрой.

Дюкр набрал полную грудь воздуха.

– Я все-таки хотел сказать насчет капрала Листа…

– Бесполезно, старик, – оборвал его Лулль. – Он благодарен вам за все время, что провел вместе с вами, и желает успешно добраться до Арена. Парень говорил еще про какого-то призрака. Наверное, это была ваша общая с ним шутка. Знаете, я тоже пытался его урезонить, но он сказал: «Передай господину историку, что я нашел свою войну».

Кольтен неожиданно отвернулся, как будто эти слова что-то задели в его непроницаемой душе.

– Капитан, оповести войска, что через час мы начинаем наступление.

«Боги милосердные! Он собрался наступать!» Дюкр ощущал тяжесть во всем теле. Руки, ноги, туловище – все превратилось в куски свинца. Тело стало чужим.

– Вот ваша лошадь, историк, – услышал он голос Лулля.

Дюкр с трудом выдохнул скопившийся воздух.

– Историк? Нет. Историком я стану не раньше чем через неделю. А сейчас и на все время пути… – Он неопределенно покачал головой. – Я даже не знаю, каким словом назваться. Пусть уж лучше будет «старик».

Он улыбнулся. Улыбка едва не взбесила Лулля, и он обратился к Кольтену:

– Господин Кольтен, этот человек не знает, как ему назваться. Он не нашел ничего лучшего, чем «старик».

– Скверный выбор, – прорычал в ответ виканец. – Здесь нет твоих прежних знакомых. Наверное, они бы подсказали. Мы же знаем тебя как солдата. Думаю, это звание ты не сочтешь оскорбительным?

– Нет, ни с какой стороны.

– Так доведи беженцев в целости и сохранности до Арена, солдат.

– Слушаюсь, господин командующий.

– Дюкр, у меня есть кое-что для тебя, – сказала ему Безымянная морячка.

Женщина подала ему свернутый лоскуток.

– Только не читай сейчас. Потом прочтешь.

Дюкр кивнул и засунул ее лоскуток себе за пояс. Прощание закончилось. Историк жалел, что здесь нет Балта и Листа, но перед сражением прощальных церемоний не устраивают. Теми, кто оставался, владели совсем другие заботы.

– Постарайтесь ехать так, чтобы не мозолить глаза Клобуку, – сказал ему Лулль.

– Я желаю того же всем вам.

Кольтен язвительно оскалился.

– Не выйдет, Дюкр. Мы намерены пропахать кровавую борозду по горлу этого мерзавца.

Дюкр ехал впереди колонны беженцев, держа путь к подножиям холмов, где собрались керан-добрийцы. Слева от него ехала Нетра, а справа – Нил. Вслед за ними катились три повозки, особо охраняемые виканцами. Воины, которых выбрал Кольтен, были очень молоды. Ослушаться приказа они не могли, но свой отрыв от кланов воспринимали как позорную уступку их возрасту.

«Думаете, ребята, на ваш век не хватит сражений? Если Кольтен допустил просчет в своей игре с судьбой, очень скоро вас ждет впечатляющее и, очевидно, последнее в вашей жизни сражение».

– К нам едут двое всадников, – сказал Нил.

– Хороший знак, – пробормотал Дюкр.

К ним приближались двое старейшин племени: мужчина и женщина, оба высохшие и жилистые. Их кожа была одного цвета с цветом шкур, из которых были сшиты их одежды. На левом боку у каждого висела кривая сабля. Головы покрывали искусно выделанные металлические шлемы.

– Нил, оставайся здесь, а мы с Нетрой поедем им навстречу, – велел историк.

Они проехали совсем немного и остановились в нескольких шагах от керан-добрийцев. Первым заговорил Дюкр.

– Малазанская империя уважает и соблюдает свои договоры с законными владельцами земель. Мы знаем, что находимся на землях, принадлежащих керан-добрийцам. Мы просим позволить нам проехать через ваши владения.

Старуха, обведя глазами повозки, спросила на чистом малазанском языке:

– И сколько вы готовы заплатить за проезд?

– Столько, сколько собрали все солдаты Седьмой армии, – ответил Дюкр. – В имперских деньгах это равно сорок одной тысяче серебряных джакатов.

– Годичное жалованье малазанской армии, – поморщилась старуха. – Похоже, вы не собрали деньги, а ограбили своих солдат, чтобы купить право проезда. Солдаты знают?

Дюкр не ожидал такого поворота, но быстро нашел нужные слова.

– Досточтимая старейшина, солдаты даже настаивали на этом. Они добровольно отдали нам свои деньги.

В разговор вступила Нетра.

– Три виканских клана предлагают дополнительную плату: драгоценности, посуду, шкуры, войлок, подковы, кожаные ремни с заклепками, а также изрядное количество монет, захваченных нами у противников за время долгого пути из Хиссара сюда. Сумма предлагаемых денег равна семидесяти трем тысячам серебряных джакатов.

Старуха умолкла. Так прошло несколько минут. Затем старик сказал ей что-то на их языке. Она покачала головой. Ее серовато-коричневые глаза вновь переместились на Дюкра.

– И за все, что вы предлагаете, вы просите пропустить беженцев, виканские кланы и солдат Седьмой армии?

– Нет, старейшина. Только беженцев и небольшой отряд их охраны.

– Мы отвергаем ваше предложение. «Прав был Лулль; так оно и вышло!»

– Это слишком много, – добавила старуха. – Наш договор с императрицей имеет определенные границы.

Дюкр ошеломленно пожал плечами.

– Ну… тогда часть предложенного.

– А вы заберете остаток в Арен, где все это добро будет лежать мертвым грузом, пока в городские ворота не вломится армия Корболо Дэма. И тогда вы щедро заплатите ему за право разделаться с вами.

– В таком случае на оставшиеся деньги мы с радостью наймем ваших воинов в сопровождающие, – сказала Нетра.

У Дюкра перестало биться сердце.

– Хочешь, чтобы мы дошли с вами до городских ворот? Это слишком далеко. Мы проводим вас до деревни Белан. Оттуда начинается Аренский путь – прямая дорога на Арен. Но ваших денег все равно больше. На их остатки мы снабдим вас пищей. Если кому-то из беженцев нужна помощь наших знахарок, пусть приходят.

– У вас тоже есть знахарки? – удивилась Нетра.

Старуха кивнула. Нетра улыбнулась.

– Виканцы будут рады познакомиться с вашим племенем.

– Проход по нашим землям для вас открыт.

Старики развернули лошадей и поехали к своим. Дюкр проводил их взглядом, затем тоже развернул свою кобылу, но в другую сторону. Он привстал в стременах. Над Санимоном висело густое облако пыли.

– Нетра, ты можешь отправить Кольтену послание?

– Пока могу.

– Пожалуйста, сделай это. Передай ему: он был прав.

Привычные ощущения возвращались медленно, как у остывшего тела, смирившегося с мыслью, что оно труп. Чувство возвращающейся жизни заполняло собой все пространство, однако лица беженцев сохраняли привычное отупело-бесстрастное выражение, и они боялись сломать эту защитную преграду. Незаметно наступили сумерки. Тишина земли и звездного неба слилась с молчанием тридцати тысяч беженцев, расположившихся на ночлег. Между ними ходили суровые керан-добрийцы, разнося пищу, воду и спрашивая, есть ли больные. Их движения, как и слова, отличались крайней сдержанностью. Но вместе с ними приходило непонятное облегчение.

Дюкр сидел среди густой травы. Изредка поглядывая на мозаику мигающих звезд, историк прислушивался к звукам, доносившимся из темноты. Радость тесно сплеталась с душевной болью; стоны и рыдания слышались чаще, чем ликующие возгласы. Со стороны могло показаться, что лагерь объят ужасом. Нужно было несколько месяцев подряд идти с этими людьми, чтобы уловить их облегчение. Сердце Дюкра это понимало, а его душа отвечала жгучей болью.

Облегчение… с оглядкой на север. Платы, отданной керан-добрийцам, было недостаточно. Без солдат Кольтена, бьющихся сейчас с Корболо Дэмом, спасение беженцев могло превратиться в отсрочку бойни. Эта мысль не давала Дюкру покоя, и он даже не пытался ее прогнать. Ему было просто совестно думать сейчас о чем-то другом.

Трава зашуршала. По звуку шагов Дюкр узнал Нетру.

– Как там Кольтен? – спросил он.

Юная колдунья только вздохнула.

– Наша связь оборвалась.

Историк похолодел.

– Он… убит?

– Мы не знаем. Нил продолжает его звать. Мы очень устали. Одних кровных связей тут мало. Но пока что мы не слышали его предсмертного крика. За это могу поручиться.

– А вдруг Кольтена взяли в плен?

– Все может быть. Если утром сюда явится Корболо Дэм, керан-добрийцам придется дорого платить за сделку с нами. И вряд ли они помогут нам в…

– В чем, Нетра?

Она взмахнула головой, будто прогоняя какие-то видения или звуки.

– Прости, историк. Уши тонут в звуках, и мне их не остановить… Я хотела сказать: даже если мы с помощью керант-добрийцев достигнем Белана, все равно останутся три лиги пути до Арена.

– Я разделяю твои опасения, Нетра. Однако мы не вправе требовать от хозяев этих земель большего. Они по-своему добры к нам. И потом, не забывай: мы беззащитны перед ними и целиком зависим от них. Начнись вдруг сражение, они бы мигом перебили наших стражей.

– Дюкр, а ты веришь, что мы скоро окажемся в Арене?

– Я надеюсь, но стараюсь не забегать вперед.

Их разговор прервали голоса. Со стороны лагеря сюда кто-то шел. Идущие бурно спорили, но, завидев Дюкра и Нетру, сразу прекратили спор.

Дюкр встал. Вслед за ним поднялась и Нетра.

– Надеюсь, мы не помешали своим появлением? – надменно осведомился Нефарий.

– Я просто решил, что Совет знати расходится на ночлег. Впереди у нас целый день пути.

– Потому-то мы и явились сюда, – торопливо произнес Пуллик Алар.

– Кое у кого из нас остались средства, и мы сумели купить у здешних кочевников здоровых и сильных лошадей для своих карет, – пояснил Нефарий.

– Мы желаем выехать в Арен немедленно, – добавил Пуллик Алар. – Ночь – не самое лучшее время для путешествий, но время дорого.

– Как только мы прибудем в Арен, мы сразу же потребуем от Пормкваля отправить несколько вооруженных отрядов для защиты остальных беженцев.

В темноте Дюкр разглядел еще нескольких членов Совета знати.

– А где Тумлит? – спросил историк.

– Три дня назад он заболел и скоропостижно скончался. Мы все глубоко скорбим о его безвременной кончине.

«Мне вы можете не врать. Цену вашей скорби я знаю».

– Ваша забота об остальных беженцах похвальна, однако я вынужден отвергнуть ваше предложение.

– Но…

– Поймите, Нефарий: если вы сейчас тронетесь в путь, ваш отъезд вызовет панику. Этого я никак не могу допустить. Вам придется ехать вместе со всеми. Я могу лишь обещать, что ваши кареты первыми въедут в городские ворота Арена.

– Это произвол! – взвизгнул Нефарий.

– Прочь с моих глаз, Нефарий, пока я не закончил начатое на Ватарской переправе.

– Можете не сомневаться: я это крепко запомнил и так не оставлю!

– Вот и дополнительная причина, чтобы отвергнуть вашу просьбу. Возвращайтесь к своим каретам и постарайтесь уснуть. Завтра у нас нелегкий день.

– Нам нужны гарантии нашей безопасности! – процедил сквозь зубы Пуллик. – Корболо Дэм вряд ли оставит нас в покое. Теперь, когда Кольтен мертв, а его армия разбита, ничто не помешает Дэму пуститься в погоню за нами. Вы что же, считаете этих вонючих кочевников надежной защитой? А что будет дальше, когда их так называемое сопровождение закончится? Кто защитит нас на отрезке пути до Арена? Или вы намеренно обрекаете нас на смерть?

– Довольно препирательств! – сказал Дюкр, чувствуя, что его начинает злить этот бессмысленный разговор. – Командир здесь я и повторяю: вы поедете вместе со всеми. А теперь уходите.

– Уж не в вас ли переселилась душа этого виканского пса?

Пуллик Алар выхватил шпагу.

– Извольте защищаться!

Дюкр взмахнул мечом и плашмя ударил спесивца в висок. Пуллик Алар потерял сознание и рухнул в траву.

– Возрожденный Кольтен? – усмехнулся историк. – Нет, просто солдат.

– Учти, Нефарий, твоему Совету придется дорого заплатить за его лечение, – сказала аристократу Нетра.

– Если бы я знал, то сделал бы так, чтобы вам не пришлось тратиться, – добавил Дюкр. – А теперь забирайте своего дуэлянта и уходите.

Члены Совета знати удалились, унеся с собой Пуллика Алара.

– Нетра, скажи виканцам, чтобы не спускали с них глаз.

Деревушка Белан состояла из десятка грязных глинобитных домишек. Ее население, едва ли превышавшее полсотни человек, покинуло свои жилища и бежало неведомо куда. Единственным относительно новым строением были арочные ворота в начале Аренского пути – широкой насыпной дороги, построенной еще при Дассеме Ульторе, когда начиналось завоевание Семиградия.