Текст книги "Врата Смерти(пер. И.Иванова)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 55 страниц)

Геборий вскарабкался на холм.

– Невероятно, – прошептал он, готовясь надеть свой мешок.

Бодэн опять хмыкнул.

– А это месиво можно как-нибудь обойти? Мне не улыбается топать по ним.

– Нет ничего проще, – усмехнулся Геборий. – Они всего-навсего перебираются к другой западине.

– И ты считаешь это невероятным? – поддела старика Фелисина.

– Считаю, – спокойно ответил Геборий, ожидая, пока Бодэн подтянет ему лямки мешка. – Завтрашним вечером они отправятся дальше. Понимаешь? Они, как и мы, движутся на запад, к морю.

– А потом? Поплывут? – спросил Бодэн.

– Не знаю. Скорее всего, жуки развернутся и пойдут на восток, к другому берегу.

Бодэн надел свой мешок и встал.

– Ползают как мухи по краю кувшина.

Фелисина мельком взглянула на него, вспомнив свой последний вечер с Бенетом. Они тогда сидели у Булы, и Бенет следил за мухами, ползающими по краю кувшина. Это было одно из немногих воспоминаний о нем, которое сохранила память Фелисины.

«Бенет, мой возлюбленный. Повелитель двуногих мух, ползавших по Макушке. Бодэн бросил его тело гнить, потому и боится встречаться со мной глазами. Воровская ложь всегда шита белыми нитками. Ничего, когда-нибудь он дорого заплатит мне за Бенета».

– Идите за мной, – провозгласил Геборий, утопая по щиколотку в песке.

Фелисине вдруг показалось, что ступней ног у него тоже нет. Ее всегда удивляло, с какой прытью историк пускался в путь, словно намереваясь убедить ее и Бодэна, что он вовсе не стар. На самом деле из троих он был самым слабым. Под конец ночного перехода Геборий отставал от них на несколько сотен шагов. И куда только девался его бодрый вид? Старик еле волочил ноги. Он шел с опущенной головой, сгибаясь под тяжестью мешка.

Их вел Бодэн. Никакого свитка с картой у него не было. Похоже, карта находилась у разбойника в голове, причем на удивление точная. Какой бы безжизненной ни казалась пустыня, Бодэн умел найти воду. Среди скал прятались лужицы, питаемые глубинными источниками. Бодэн ухитрялся заметить то кусочек влажной земли, то следы зверей, приходивших на водопой (самих зверей они еще ни разу не видели). Иногда вода не выходила на поверхность, и, чтобы добраться до нее, приходилось выкапывать глубокую яму.

Имевшейся у них пищи должно было хватить на двенадцать дней – на два дня больше, чем занимала дорога к побережью. Два лишних дня. Не так уж много, учитывая, что путники постепенно теряли силы. Каждую ночь они проходили все меньшее расстояние. Месяцы каторжной работы в душных рудниках Макушки серьезно подорвали их силы.

Все трое принимали это как истину, о которой вслух не говорят. Недаром время называли самым терпеливым слугой Клобука. Время кралось за ними по пятам и выжидало. Выжидало момент, когда они устанут сопротивляться и примут свою участь. Фелисина не раз думала об этом.

«Как сладостно прекратить барахтаться, но до этого нужно созреть. Духом. Бесполезно искать врата Клобука. Они появятся сами, когда туман рассеется».

– О чем задумалась, девочка? – спросил Геборий.

К этому времени они успели пересечь две гряды холмов и спуститься в бесплодную долину. Высоко в небе холодными колючими точками блестели звезды. Луна еще не взошла.

– Мы живем внутри облака, – ответил ему Фелисина. – Всю свою жизнь.

– До сих пор дурханг из головы не выветрился, – буркнул Бодэн.

– Вот уж не думал, что ты умеешь быть язвительным, – бросил ему Геборий.

Бодэн замолчал. Фелисина внутренне усмехалась. Дальше шли молча. Разбойник шагал, насупившись.

«Как же ты не любишь, когда тебя гладят против шерсти. Надо это запомнить. Теперь я знаю, чем тебя можно подрезать».

Геборий решил загладить свою вину.

– Ты прости меня, Бодэн, – сказал он разбойнику. – Меня задела явная нелепость, которую изрекла Фелисина. И знаешь, ты был совершенно прав в своей язвительности. Дурханг надолго вгрызается в человеческое сознание.

– Да будет вам, – усмехнулась Фелисина. – Если мул заупрямился, силой его не возьмешь.

– Припухлость с языка у тебя спала, а вот яд так и остался, – заметил ей Геборий.

Фелисина вздрогнула.

«Если бы старый дурень знал, насколько он прав!»

Над головами порхали рязанские ящерицы – единственные их попутчики. Поначалу Фелисине казалось, что стражники устроят за ними настоящую охоту. Но ни охоты, ни погони не было. Кому важны, кому интересны их судьбы – судьбы трех песчинок, унесенных бурей? Пустыня быстро избавляла каждого от чувства собственного величия. Неясно почему, но осознание себя песчинкой успокаивало Фелисину и даже нравилось ей.

Но тревожные мысли совсем не исчезали. Если мятеж охватил все Семиградие, их путешествие к берегу может окончиться ничем. Они будут сидеть день за днем и напрасно ждать лодку.

Разломы серебристых скал выступали из песка, как скелет гигантского дракона. За ними вновь тянулось песчаное пространство, тоже серебристое от звездного света. А еще дальше из мглы выступал силуэт не то надломившегося дерева, не то мраморной колонны. Последняя мысль показалась Фелисине совсем абсурдной. Ну кто будет ставить колонны посреди пустыни? Правда, Геборий рассказывал, что когда-то здесь простирались цветущие земли и жили люди. Но разве можно принимать всерьез его болтовню?

Ночной ветерок приятно обдувал ноги. Он же нес струйки песка. Песчаная дымка скрадывала расстояния. Вскоре Фелисина убедилась: до накренившейся колонны не пятьдесят, а целых пятьсот шагов. Местность, по которой они сейчас шли, плавно понижалась. Сама колонна (или что бы там ни было) стояла на холме. Геборий тоже заметил диковинный предмет, но ограничился своим обычным хмыканьем и прищелкиванием языком.

Когда до дерева или колонны оставалось не более сотни шагов, в небе появился серп луны. По молчаливому согласию Бодан и Геборий остановились и сняли мешки. Разбойник привалился к своему спиной, всем видом показывая, что диковинная колонна его не занимает. Геборий достал фонарь и огниво. Он высек огонь и зажег свечку, от которой обычно зажигал толстый фитиль фонаря. Фелисина даже не шевельнулась, чтобы ему помочь, а только с изумлением наблюдала, как ловко старик орудует культями рук. Подцепив фонарный крюк, Геборий встал и отправился к колонне.

То, что Фелисина издали приняла поначалу за дерево, оказалось громадным сооружением. Чтобы обхватить его основание, понадобилось бы не менее полусотни человек. Колонна была раз в десять выше человеческого роста. Изгиб начинался не у самого основания; на три пятых своей высоты колонна была прямой. Фелисину удивила ее поверхность: блестящая и какая-то… морщинистая.

Фонарь Гебория обнажил настоящий цвет колонны. Она была не серой, а зеленой. Историк остановился и задрал голову. Затем дотронулся культей до поверхности камня. Постояв еще немного, Геборий пошел обратно.

Послышалось бульканье воды. Это Бодэн пил из бурдюка, Фелисине тоже захотелось пить. Она протянула руку, и разбойник молча передал ей бурдюк. Сопровождаемый шелестом песка, Геборий вернулся и присел на корточки. Фелисина жестом предложила ему воды. Историк покачал головой. Его приплюснутое, как у жабы, лицо почему-то было хмурым.

– Ты так удивлен, как будто не видел колонн повыше, – нарушила молчание Фелисина. – А вот в Арене, я слышала, есть колонна вдвое выше этой, да еще и спиральная. Бенет мне рассказывал.

– Видел я ее, – отозвался Бодэн. – Повыше этой будет, верно. Но зато и потоньше. Эй, жрец, а эта из чего сделана?

– Из яшмы.

Бодэн равнодушно хмыкнул, однако Фелисина заметила, как на мгновение вспыхнули его глаза.

– Видал я колонны и повыше, и пошире.

– Помолчи, Бодэн, – сердито оборвал его Геборий. Историк обхватил себя руками. Поглядывая исподлобья на Бодэна, он сказал:

– Это вовсе и не колонна. Это палец.

Вместе с рассветом в окружающее пространство возвращались тени. Каменный палец поражал своим полным сходством с обычным человеческим пальцем. На яшмовой «коже» проступили морщинки, а «подушечка» была испещрена завитками узоров. Вскоре из сумрака появился второй яшмовый палец, который в темноте они приняли за скалу.

«Пальцы – часть кисти; кисть – часть руки, а рука – часть тела…»

Столь очевидное рассуждение почему-то пугало Фелисину, когда она глядела на каменные пальцы. Вот если бы здесь стояла громадная статуя. А так – только пальцы. Ни руки, ни тела.

Геборий молчал. Культю, которой он дотрагивался до яшмового пальца, историк запихнул в рукав, словно даже воспоминание о том прикосновении вызывало у него боль. Фелисина смотрела на знакомую татуировку и не могла понять: то ли ей показалось, то ли хитросплетения узоров действительно стали темнее и резче.

Бодэн поднялся и пошел ставить шатры. Он разместил их в тени каменного пальца, рассчитывая на то, что тень здесь продержится дольше. К яшмовой диковине разбойник оставался подчеркнуто равнодушным. Казалось, сейчас ему куда важнее закрепить края шатров железными спицами, которые он вдевал в латунные кольца.

Восходящее солнце принесло с собой веселый оранжевый цвет. Фелисина до сих пор не могла привыкнуть к яркости утреннего неба. Оранжевый цвет почему-то имел горький металлический привкус.

Когда Бодэн принялся за второй шатер, Геборий встрепенулся и встал. Он долго принюхивался, затем сощурил глаза и стал разглядывать небо.

– Клобук меня накрой! – прорычал историк. – Неужели мы этим не наелись?

– Ты о чем? – не поняла Фелисина.

– Буря принесла с собой отатаральскую пыль, – ответил бывший жрец Фенира.

Бодэн оторвался от работы. Он провел рукой по плечу и оглядел ладонь.

– Пыль почти осела, – сказал Бодэн.

– Все равно нам лучше забраться в шатры.

– Можно подумать, парусина нас спасет, – насмешливо возразила историку Фелисина. – Или ты забыл, как мы добывали эту дрянь? Она давным-давно отравила нас. Чего еще ты боишься?

– В Макушке у нас была горячая вода, и мы каждый день смывали с себя эту пыль.

Поддев культей лямку мешка с провизией, Геборий потащил его к шатру.

Фелисина заметила, что другая культя у него по-прежнему прижата к телу.

– Думаешь, водой можно отмыться от всех последствий отатаральской пыли? – продолжила спор Фелисина. – Почему же тогда все маги, работавшие на рудниках, умирали или сходили с ума? По-моему, ты говоришь какую-то чушь.

– Можешь сидеть здесь хоть до ночи, – огрызнулся старик.

Он залез в шатер и подтянул к себе мешок. Фелисина вопросительно поглядела на Бодэна. Тот пожал плечами и возобновил прерванную работу. Торопиться Бодэн явно не собирался.

Фелисина вздохнула. Она очень устала, но спать ей не хотелось. Если сейчас она заберется в шатер, то просто будет валяться без сна и разглядывать пятна на стенках.

– Лезла бы и ты внутрь, – сказал ей Бодэн.

– Я не хочу спать.

Разбойник по-кошачьи бесшумно подошел к ней.

– Мне ровным счетом плевать, хочешь ты спать или нет. Если останешься торчать на солнце, то потом вылакаешь больше воды. Это тебе понятно? Так что лезь внутрь, или я въеду тебе по заднице и затащу насильно.

– Будь здесь Бенет, ты бы…

– Нет больше твоего Бенета! – прорычал в ответ Бодэн. – Надеюсь, Клобук запихнул его поганую душу в самую глубокую яму.

– Сейчас ты смелый. А тогда попробовал бы встать против него.

Бодэн смотрел на нее так, будто она была мухой-кровосоской, попавшей в паутину.

– Попробовал, – с кривой усмешкой проронил он и отвернулся.

Фелисину вдруг прошиб озноб. Она рассеянно смотрела, как Бодэн подошел к другому шатру и заполз внутрь.

«Меня не одурачишь, Бодэн. Когда-то ты был бродячим псом, таящимся в городских закоулках. И теперь ты такой же пес. Закоулки исчезли, но в тебе ничего не изменилось. Ты признаешь только силу и власть. Будь Бенет сейчас с нами, ты бы терся о его ноги и преданно повизгивал».

Посидев еще немного, Фелисина отправилась в свой шатер.

Чем сильнее она пыталась заснуть, тем дальше уходил сон. Фелисина ворочалась на подстилке. Она разглядывала опостылевший узор грубо переплетенных парусиновых нитей. Сейчас бы шарик дурханга или хотя бы кружку вина. Тогда бы она быстро погрузилась в ярко-красную реку своих снов. Фелисина попыталась представить себе эту реку и мысленно погрузиться в нее. А ведь река куда-то течет. Куда? Скоро она узнает это, и вместе со знанием придут перемены в ее жизни. Она перестанет быть просто толстой, подурневшей и потасканной девкой. Будущее. В Макушке оно измерялось не десятками лет, а днями.

«Мне нет еще и шестнадцати, но назвать себя молодой я могу лишь с издевательской усмешкой».

Фелисина ненавидела себя и в этой ненависти ощущала какой-то смысл. Она служила границей между сном и явью, между тем, что есть и что могло быть. Геборий терпеть не может. мечтаний и фантазий. Как он это называет? «Игра ума». У ученых для всего есть свои названия. Старик не верит в вещие сны. Любое упоминание о них исторгает из него фонтан колкостей.

«Но мы с Геборием похожи. Разница лишь в том, что я ненавижу себя, а он – всех подряд. Кому из нас тяжелее?»

Фелисина все-таки заснула и проснулась с тяжелой головой.

«Как после дурханга», – подумала она.

Судя по тусклому свету, пробивавшемуся внутрь шатра, уже смеркалось. Геборий и Бодэн негромко переговаривались. Похоже, они готовились к очередному переходу. Фелисина закрыла глаза, попытавшись снова погрузиться в красную реку сна, но не сумела.

Она села на подстилке, ощущая, как тело противится каждому ее движению. Геборий и Бодэн испытывали то же самое. Старик утверждал, что это вызвано однообразной пищей. Можно подумать, в Макушке их кормили лучше! Вообще на еду было грех жаловаться: их снабдили сушеными фруктами, вяленым мясом и черным, невероятно жестким досинским хлебом.

Преодолевая телесную боль, Фелисина выбралась наружу. Неужели они упустили ночь и проспали до самого утра? Или это ее сон был таким коротким и ночь еще впереди? Геборий с Бодэном неторопливо жевали. Рядом лежали отощавшие мешки с припасами. Больше всего у них осталось хлеба. Он был соленым и вызывал чудовищную жажду. Поначалу Геборий утверждал, что, пока у них достаточно сил и не так обезвожено тело, нужно питаться хлебом. Бодэн и Фелисина не пожелали тогда прислушаться к его советам. Больше старик об этом не заикался. Помнится, Фелисина все подкусывала его, спрашивая: «Что же ты не следуешь собственным советам?» Теперь она понимала, что Геборий был прав. Даже если они и доберутся до берега, у них не останется ничего, кроме соленого хлеба. А воду придется пить по глоткам.

«Может, мы потому и не слушали Гебория, что оба не верили в успешное окончание нашего путешествия. Наверное, старик это тоже понял. Неужели я так привыкла жить одним днем, что разучилась предвидеть? Я пропустила мимо ушей его совет из чувства противоречия. Как видно, напрасно. С Бодэна что возьмешь? Преступники редко бывают наделены умом».

Фелисина молча присоединилась к завтраку. Поев, она сделала пару лишних глотков теплой воды. Спутники выразительно посмотрели на нее, однако ничего не сказали.

Бодэн тщательно упаковал провизию в мешок.

– Ну и странная же мы троица, – вздохнул Геборий.

– Ты имеешь в виду, что каждый из нас терпеть не может остальных? – спросила Фелисина. – Тут нечему удивляться, старик. С кем ты делишь этот путь? Со шлюхой, которой ты предрекал самое плачевное будущее, причем неоднократно. А кто наш Бодэн? Разбойник, давно избравший для себя одиночество. Он изрядный забияка, наш Бодэн. Думаешь, из-за избытка храбрости? Совсем наоборот: в душе он трус.

Она оглянулась на хмурого Бодэна и одарила его лучезарной улыбкой.

– Я права, Бодэн?

Он ничего не ответил, только еще больше нахмурился. Следующей жертвой Фелисина, естественно, выбрала Гебория. – Ну а особенности твоего характера и так известны. Не стану их называть.

– Сделай милость, девочка, – пробормотал бывший жрец Фенира. – Забыл тебе сказать: я не нуждаюсь в нотациях пятнадцатилетней девчонки, рассуждающей об особенностях моего характера.

– Тогда не хочешь ли рассказать нам о своем прошлом, Геборий? Почему ты ушел из братства Фенира? Поди, запустил руки в монастырскую сокровищницу, или как это у вас называлось? А братья тебя изловили, оттяпали кисти рук и вышвырнули за ворота. Тебе просто не оставалось иного, как сделаться историком.

– Пора двигаться, – напомнил Бодэн.

– Но Геборий не ответил на мой вопрос.

– А по-моему, ответил. Теперь закрой рот. Кстати, сегодня второй мешок понесешь ты, а не старик.

– Насколько понимаю, это мне в назидание, – усмехнулась Фелисина. – Только не жди, что я рассыплюсь в благодарностях.

Бодэн встал. Лицо его не предвещало ничего хорошего.

– Оставь ее, – сказал Геборий Бодэну.

Историк нагнулся, чтобы надеть лямки мешка, и тут Фелисина впервые увидела культю, который он дотрагивался до яшмового пальца. Кожа на культе покраснела и распухла. Узоры татуировки сделались почти черными. Более того, татуировка на всем теле как-то странно вздулась, словно нарисованные линии были жилами.

– Что с тобой? – спросила Фелисина, забыв про свои колкости.

– Я бы тоже хотел знать, – коротко ответил Геборий.

– Ты как будто обжег свою культю о тот палец.

– Не обжег, но болит так, словно Клобук поцеловал мне руку. Может, дело не в пальце, а в отатаральской пыли? И способна ли одна магия порождать другую? Я бы дорого дал, чтобы получить ответы.

– А кто тебя просил трогать этот проклятый палец? – спросила Фелисина, словно перед ней был напроказивший ребенок. – Только добавил себе мучений.

Бодэн молча зашагал прочь. Не оглядываясь на Гебория, Фелисина двинулась следом.

– Этой ночью нам попадется источник? – спросила она.

– Раньше надо было спрашивать, – огрызнулся Бодэн.

– Раньше я забыла. И что теперь?

– Вчера мы потеряли полночи, – сказал Бодэн.

– Ну и что?

– А то, что до завтрашнего вечера воды не будет, – оборачиваясь к ней, ответил разбойник. – Ты еще не раз пожалеешь, что глупо вылакала больше положенного.

Фелисина замолчала.

«Не дождетесь от меня благородства. Я буду пить воду наравне с вами. Благородство – для дураков. Оно смертельно опасно. Я не собираюсь подыхать из-за благородства. Так это и запомни, Бодэн. Геборий все равно умрет, и чем скорее, тем больше воды останется».

Бывший жрец Фенира, как всегда, замыкал процессию. С каждым часом он все заметнее отставал. Фелисина сомневалась, что старик дойдет до берега. Слабые всегда падают на обочине. Так гласил первый закон жизни в Макушке; так гласил и первый урок жизни, который Фелисина усвоила еще в Анте, когда их гнали к невольничьим кораблям. Но тогда она была наивной и глупой. Убийство Бодэном госпожи Гэсаны казалось ей ужасным, достойным осуждения поступком. Если бы сейчас он проделал то же самое с Геборием, она бы и глазом не моргнула. Да, в далекое странствие она пустилась. Знать бы, где оно окончится. Фелисина стала думать о кровавой реке. Почему-то эти мысли согревали и успокаивали ее.

Бодэн не солгал: за время этого перехода им не встретилось даже крохотной лужицы. Для стоянки он выбрал место среди выветрившихся известковых скал. В песке белели человеческие кости. Бодэн молча отбросил их подальше и принялся ставить шатры.

Фелисина прислонилась спиной к теплой скале. Геборий только-только появился в дальнем конце равнины, через которую они добирались сюда. Так сильно он еще не отставал. Идти ему было еще добрую треть лиги. Глядя на розовеющее утреннее небо, Фелисина подумала, что старик может и не дойти. Бодэн тоже следил за Геборием.

– Я же тебе велел нести мешок с провизией, – напомнил он. Фелисина не верила, что его по-настоящему тревожит состояние Гебория.

– Если тебе не дождаться, пока он добредет сюда, иди и помогай ему. А я устала, – заявила она.

Бодэн встал. В прохладном воздухе жужжали мухи, норовя сесть ему на лицо. Отогнав докучливых насекомых, Бодэн двинулся навстречу Геборию.

Фелисина глядела ему вслед. Выбравшись на ровное пространство, Бодэн сменил шаг на трусцу. За все время их вынужденного знакомства Фелисина впервые по-настоящему испугалась этого человека. Откуда у него столько сил? Не воздухом же он питается. Значит… значит, у него есть тайный запас пищи и свой собственный бурдюк с водой. Эти мысли заставили Фелисину вскочить и броситься ко второму мешку.

Бодэн успел поставить шатры. Мешок находился в его шатре, почти у самого входа. Фелисина раскрыла мешок. Она сразу же узнала сумку со снадобьями. Отложив ее, Фелисина полезла глубже… Так. Еще одно огниво – его собственное. Запасливый разбойник, ничего не скажешь… Ага! У мешка оказалось двойное дно. Откинув первое, Фелисина увидела плоский сверток, упакованный в оленью кожу. Ни запасов пищи, ни бурдюка с водой там не оказалось. Но почему-то это обстоятельство не обрадовало, а еще сильнее испугало Фелисину.

Она уселась на песок и принялась развязывать тесемки свертка… Оставалось только гадать, как Бодэну удалось сохранить все это. Фелисина увидела впечатляющий набор орудий для воровского ремесла: отмычки, пилочки и напильнички, восковые шарики и мешочек с мукой тончайшего помола. Здесь же находились два разобранных стилета. Их тонкие лезвия отливали синевой и пахли чем-то едким. Фелисина наморщила лоб, разглядывая особое устройство рукояток. Да это же метательное оружие! Таким пользуются ассасины.

Больше всего ее поразил еще один предмет, обнаруженный в свертке. В кожаную петельку был вдет янтарно-желтый коготь какого-то крупного зверя. Фелисине захотелось дотронуться до когтя, но следом явилась мысль: «А вдруг он отравлен?» Наверняка с этим когтем была связана какая-то зловещая тайна.

Фелисина снова упаковала сверток, убрав его и все остальное в мешок. Вскоре послышались тяжелые шаги возвращающегося Бодэна. Фелисина едва успела выскользнуть из его шатра.

За плечами Бодэн нес мешок, а в руках – обмякшее тело историка. Самое удивительное – разбойник даже не запыхался. Уложив Гебория на песок, он сказал Фелисине:

– Дай ему воды. Ты знаешь, где бурдюк. Неси сюда.

Фелисина не шевельнулась.

– Еще чего! Нам с тобой вода нужнее, – заявила она Бодэну.

Разбойник ошеломленно поглядел на нее, потом снял со спины мешок.

– А если бы сейчас ты вот так же валялась здесь и слышала, что Геборий жалеет для тебя воды? Как только мы уберемся с этого проклятого острова, можешь отправляться куда угодно. Хоть в гости к сестрице. А пока мы обязаны помогать друг другу.

– Но он же умирает. Ты что, не видишь?

– Мы все умираем.

Бодэн открыл бурдюк и поднес его к растрескавшимся губам историка.

– Давай, старик. Глотни, как следует.

– Учти: ты отдаешь ему свою порцию. Мою не трогай, – предупредила Фелисина.

– Не бойся, не трону, – презрительно усмехнулся Бодэн. – Впрочем, чего еще можно было ожидать от девки знатного происхождения? Твоей породе самое главное – спасти свою шкуру любой ценой, даже ложась под всех и каждого.

– Болван! Это сохраняло нам жизнь.

– Это сохраняло привычную тебе жизнь, когда можно целыми днями валяться и толстеть. Если хочешь знать, мы с Геборием кормились не от подачек твоего Бенета. Я кое в чем помогал досинским стражникам. Они-то нас и подкармливали. А Бенет давал нам жалкие крохи, чтобы лишний раз показать тебе, какой он щедрый. Он знал, что мы ничего тебе не скажем. И про твое происхождение он знал и всегда смеялся.

– Врешь!

– Считай, как хочешь, – с усмешкой ответил Бодэн.

Геборий кашлянул и открыл глаза, щурясь от утреннего света.

– Интересную штуку я заметил, – сказал ему Бодэн. – Смотришь на тебя издали – ты весь черный от своей картинки. Подхожу ближе – и вижу каждую черточку, каждый волосок твоего Фенира. Видно, большой умелец тебя разрисовывал… А теперь глотни еще.

– Идиот! – крикнула ему Фелисина.

Она с ужасом следила, как последние глотки их общей воды исчезают в горле старика. Ей хотелось броситься на Бодэна и растерзать его.

«Гнусная тварь! Он бросил Бенета умирать, а теперь пытается отравить память о моем возлюбленном. Не выйдет! Да, я раздвигала ноги, чтобы они оба не подохли с голоду. Теперь им противно это сознавать. Им, видите ли, задним числом стало стыдно, и потому Бодэн спешно избавляется от остатков совести, чтобы она не грызла его, не мешала втыкать стилет мне в горло. Подумаешь, еще одна высокородная! Еще одна Гэсана».

Фелисина заметила, что Геборий смотрит на нее.

– Что, ожил? Мне каждую ночь снится один и тот же сон. Я вижу кровавую реку. Я плыву по ней. Сначала мы плывем втроем, но только вначале. Под конец я остаюсь одна, а вы оба тонете в реке. Верьте во что угодно. Но до берега доберусь я одна. Только я.

Она повернулась и пошла в свой шатер.

На следующую ночь они нашли воду. Это случилось за час до восхода луны. Вода заполняла небольшую каменную лунку, поступая неведомо откуда. Поверхность была мутной, словно глина никак не могла осесть на дно. Бодэн нагнулся над лужицей, но черпать воду почему-то не торопился.

У Фелисины отчаянно кружилась голова. Она еле держалась на ногах. Сбросив с плеч мешок, она подошла к лужице и опустилась на колени.

Серая поверхность слабо поблескивала. То, что Фелисина приняла за глину, было плотным слоем утонувших бабочек-плащовок. Она протянула руку, чтобы расчистить поверхность и напиться, но рука Бодэна припечатала ее пальцы к камню.

– Вода отравлена. Там полно личинок. Кормятся трупами собственных родителей.

«Опять личинки!» – подумала Фелисина.

– Так давай процедим воду через тряпку, – сказала она Бодэну.

Он покачал головой и невесело усмехнулся.

– Личинки выпускают особый яд. Это воду можно будет пить только через месяц, не раньше.

– Но нам нужна вода.

– Давай, пей. Тогда нас точно останется двое.

Фелисина тупо глядела на серый ковер из мертвых плащовок. Жажда жгла ей горло. Этот огонь проникал даже в мысли: «Мы погибнем. Погибнем без воды».

Бодэн отвернулся. Пошатываясь, вниз спускался Геборий. Его кожа была совершенно черной, со странным серебристым отливом. Сперва Фелисина не могла понять, откуда взялся этот отлив, потом догадалась: серебрились… кончики вытатуированных шерстинок. Опухоль на правой культе исчезла. Из потрескавшейся кожи сочился гной. От Гебория исходил странный запах каменной пыли.

Старик напоминал призрака. Фелисине вдруг показалось, что ей снится кошмарный сон, и она истерически захохотала.

– Слушай, Геборий, помнишь площадь Судей в Анте? А жреца Клобука помнишь? Мы тогда думали, что он скрывался за живой завесой мух, а он сам… состоял из мух. У него было какое-то послание к тебе. Теперь вы поменялись с ним местами. Только ты состоишь не из мух; ты весь слился со своей татуировкой. Другой бог, но послание все то же. Так пусть Фенир говорит твоими ссохшимися губами. Может, слова твоего бога перекликаются со словами Клобука? Эй, Летний вепрь, Жнец войны, – мы тебя слушаем! Что ты нам скажешь?

Геборий внимательно глядел на нее. Рот старика был открыт, но оттуда не раздалось ни одного слова.

– Что это было тогда? – не унималась Фелисина. – Жужжание мушиных крылышек, которое мы приняли за слова? Нет! Ты ведь тоже знаешь, что нет.

– Может, хватит? – угрюмо бросил ей Бодэн. – Пошли искать место для привала. Здесь оставаться нельзя.

– Да ты, оказывается, веришь в дурные предзнаменования? – удивилась Фелисина. – Вот уж никак не ожидала от разбойника.

– Будет тебе языком чесать, – сказал Бодэн, глядя в сторону каменистого склона.

– Не все ли равно, где нам спать? Здесь ли, в другом ли месте – мы пляшем перед глазами богов, потешая их. Мы уже мертвы. Наша пляска – пляска мертвецов. Знаешь, как в Се-миградии называют Клобука? Его зовут Сокрытым. А скажи-ка, Бодэн, что изображено на храме Властителя Смерти в Арене?

– Думаю, ты и так знаешь, – ответил Бодэн.

– Знаю. Плащовки. Пожиратели мертвечины, вестники смерти. Для них гниющая плоть – сладостный нектар, а трупы – благоухающие розы. В Анте Клобук пообещал принять нас в свой мир. Теперь его обещание исполняется.

Бодэн дошел до вершины холма. Слова Фелисины догоняли его, а лучи восходящего солнца делали фигуру разбойника ярко-оранжевой.

– Что-то это не вяжется с твоим сном. Клобук никого не выпускает.

У Фелисины звенело в голове. Ноги подкашивались. Она резко села, ударившись копчиком о камень. Невдалеке, свернувшись калачиком, лежал Геборий. Подошвы его башмаков совсем стерлись, и оттуда просвечивали пятки. Может, он уже умер? Тогда одним ртом меньше.

– Бодэн, сделай что-нибудь! – крикнула она разбойнику, сама не понимая, что именно он должен сделать.

Бодэн не отвечал.

– Сколько еще до берега? – не унималась Фелисина.

– Торопишься? Бесполезно. Лодка будет ждать нас не более трех суток. До берега идти еще дня четыре, и каждый день достается нам все тяжелее.

– А сколько до следующего источника?

– Около семи часов. В нашем состоянии и все четырнадцать.

– По тебе не видно, чтобы ты особо устал, – огрызнулась Фелисина. – Вчера сбегал за Геборием, потом притащил его и даже не запыхался.

– Я пью свою мочу.

– Что-о?

– Ты слышала. Дважды не повторяю.

– Так я тебе и поверила. Ты еще скажи, что подкрепляешься собственным дерьмом. А может, ты сговорился с кем-нибудь из богов? Признавайся!

– Ты, видно, думаешь, будто это очень просто. Щелкнул пальцами, дунул – и готово. Часто ли боги отвечали на твои молитвы? Молчишь. Я верю только в себя.

– Ты по-прежнему рассчитываешь добраться до берега?

Фелисина думала, что Бодэн ей не ответит. Она уже начала погружаться в обволакивающую дрему, когда сверху донесся его ответ:

– Представь себе, рассчитываю.

Бодэн снял со спины мешок, потом спустился вниз. Фелисина следила за его движениями и вдруг похолодела от страха.

«Он смотрит на меня, как на большой кусок мяса, который можно зажарить и съесть».

Она была почти уверена, что заметила хищный, голодный блеск в его глазах.

Но вместо этого Бодэн присел возле Гебория и перевернул бездыханного старика на спину. Разбойник прильнул к его груди, слушая дыхание, затем выпрямился.

– Никак помер? – спросила Фелисина. – Только сдери с него шкуру. Я не согласна есть мясо с татуировкой.

Бодэн мельком глянул на нее и молча продолжал осматривать Гебория.

– Ты можешь ответить, чем сейчас занимаешься? – не выдержала Фелисина. – Или не знаешь, как помочь ему отправиться к Клобуку?

– Геборий жив, и только это может нас спасти. – Он помолчал и, не поднимая головы, добавил: – Мне наплевать, насколько низко ты пала. Если у тебя в мозгу помойка – это твое дело. Только не вываливай ее отбросы на нас.

Бодэн стянул с Гебория ветхую одежонку, обнажив продолжение татуировки. Разбойник всматривался в рисунки на груди старика, как будто что-то в них искал.

– Где-то на его груди должна быть небольшая точка, – подсказала ему Фелисина. – Там узор образует почти правильный круг. Внутри круга изображены клыки.

Бодэн смотрел, сощурив глаза.