Текст книги "Охотники за Костями (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Бутыл постоял на вершине кургана, оглядел расползшуюся по сторонам тракта малазанскую армию. Носящиеся с донесениями и приказами вестовые; стервятники, бабочки – плащовки и ризаны, снующие вверху подобно туче мух.

Как он ненавидит знамения!

Стянув шлем, Бутыл отер пот со лба и повернулся в сторону южного одхана. Наверное, когда-то здесь были плодородные земли. Сейчас – пустошь. Стоит ли она борьбы? Нет, но и мало что другое стоит. Кажется, стоит борьбы жизнь солдата рядом с тобой – так ему часто говорили ветераны, ценящие только свое сомнительное братство. Эти связи родятся из отчаяния. Слияние душ, требующее заботы лишь о членах своего отряда. Что до всего остального мира – полное равнодушие, временами переходящее в озлобление.

"Боги, что я здесь делаю?"

Похоже, пути смертных весьма непривлекательны. Кроме Карака и сержанта, солдаты взвода ничем не отличаются от самого Бутыла. Молодость, нежелание оставаться одиноким и брошенным, бравада, призванная скрыть хрупкость души. Разве это удивительно? Юность кажется изменчивой, но на самом деле нет ничего более негибкого и застывшего. Ей нравятся крутые переживания; ей подавай жгучие приправы, чтобы они обожгли горло и воспламенили сердце. Она врывается в будущее, не сознавая себя; а будущее – просто точка, в которой ты оказываешься однажды, побитый и потрепанный, восклицающий: "Какого Худа я здесь делаю?" Понятно. Он предвидит всё это. Ему не надо бабушкиных шепотков, до сих пор отдающихся в мыслях.

Конечно, если верить, что это голос бабушки. Он начинал подозревать нечто худшее.

Бутыл перебрался через курган. С южной его стороны почва была изрыта, показывала наслоения более древних отбросов – красноглиняные осколки, тусклые рисунки колесниц, фигур в выспренних позах, в резных митрах и с удивительными мечами – крюками. Местные большие корчаги для оливкового масла включают в свои орнаменты эти старые сюжеты, передают "дух древности". Словно ушедший золотой век на самом деле чем-то отличался от века нынешнего…

Да, это точно мысли бабушки. Ей не за что было хвалить Малазанскую Империю; но еще сильнее она не любила Антанскую конфедерацию, Лигу Ли Хенга и прочие деспотические режимы Квон Тали прежних дней. Ребенком она пережила длительные войны Итко Кана с Каун-Пором, набеги сетийцев, миграции виканов, поползновения Квона к гегемонии. "Кровь и глупость, раз за разом, – говорила она. – Тяни – толкай. Амбиции стариков, безрассудное рвение молодых. Император хотя бы положил этому конец – нож в спину для серых тиранов, битвы на далеких континентах для молодых да горячих. Это было жестоко – но где бывает лучше? Жестоко, говорю я – но я видела и худшее. Намного худшее".

И вот он сам здесь, на одной из далеких войн. Но его мотив – не юношеское рвение. Нет, кое-что более жалкое. Скука. Но разве ей можно хвастаться? Лучше поднять рваное знамя "правоты и справедливости" и грубо размахивать им.

"Карак толкует о мщении. Увы, он слишком неумело кормит нас подходящими мотивами, да и нас вовсе не распирает от ярости". Он не был уверен… но армия страдает от бессилия. В самой ее сердцевине – пустое место; оно жаждет быть заполненным, но Бутыл подозревал, что ожидание может длиться вечно.

Он уселся на землю и начал безмолвные призывания. Вскоре по высохшей почве заспешили ящерицы. Две ризаны уселись ему на ногу, опустили крылышки. Паук – косинога, большой как конское копыто, зеленый – под цвет травы – спрыгнул с камня и приземлился на левое колено. Колдун оглядел пестрое сборище и решил, что этих хватит. Жесты, движения пальцев, безмолвные приказы – разнородные слуги побежали, один за другим, к сараю, в котором ожидалась встреча с капитаном.

Всегда следует знать, насколько широко распахнутся врата Худа во время ближайшего боя.

И тут появилось нечто иное.

Бутыл разом вспотел.

Она вышла из полуденного марева, двигаясь как животное. Добыча, не хищник – каждое движение пугливо и осторожно. Тело, покрытое тонким бурым мехом, лицо скорее человеческое, чем обезьянье, и на лице этом – выражение, или, по меньшей мере, способность выражать чувства. Сейчас это было удивление. Женщина была не ниже Бутыла, тощая, но с большими грудями и выпирающим животом. Она подходила все ближе.

"Она же не настоящая. Привидение, явление. Память пыльной почвы".

Он увидел, как она нагнулась, забрала в кулак горсть пыли, кинула в его направлении. И хрипло рассмеялась. Песок не долетел, лишь несколько камешков застучало по сапогам.

"А может, это я привидение? В ее лице – удивление от встречи с богом. Или демоном". Он глянул за ее спину – там был призрак саванны, заросшей высокими травами, с рощами и стадами животных. Не то, что есть, а то, что было очень давно.

"О духи, почему бы вам не оставить меня одного?"

Она шла по следу. Следу армии. Могла унюхать ее, увидеть следы, знаки прохождения, может, даже услышать отдаленное клацанье мечей и стук деревянных колес, задевающих за камни старой дороги. Привлеченная страхом и восхищением, она шла за ними, не ведая, как это будущее может отдаваться в ее прошлом, посылать эхо в ее мир. Не ведая, как? Ну, он и сам этого не ведает. "Как будто все суть настоящее, как будто все моменты времени сосуществуют. И вот мы стоим лицом к лицу, слишком невежественные, чтобы разделить веру и понимание мира – и видим все времена в одном мгновении, и это может свести нас с ума. Осторожнее…"

Но отвернуться невозможно, ведь позади ничего нет. Даже самого понятия "позади" – нет.

Он все сидел на земле. Она подходила, издавая звуки странного гортанного языка, полного восклицаний и пауз. Показала на живот, провела по нему пальцем, обрисовывая форму, таящуюся внутри.

Бутыл кивнул. "Да, ты несешь дитя. Это понятно. Но я тут при чем?"

Она снова швырнула горсть песка, и теперь он упал ему на грудь. Бутыл отмахнулся, но все равно в глазах защипало.

На удивление резкий рывок – и она держит его руку, тянет к себе, кладет на живот.

Он посмотрел ей в глаза – и был потрясен до глубины сердца. Не безмозглая тварь. Эрес'ал. Желание, выраженное в темных, поразительно красивых очах, заставило его мысленно отпрянуть.

– Ладно, – прошептал колдун, и осторожно послал свои чувства в ее чрево, к растущему внутри духу.

"На каждое извращение должен быть ответ. Каждому врагу – свой противовес. Здесь, в Эрес'ал, такой ответ. Ответ на далекое извращение, на растление некогда невинного духа. Возродить невинность. Да… я вижу очень мало… не человек, даже не из нашего мира… от мира лишь то, что принесла сама Эрес'ал. Это пришелец. Из иного Королевства, из мира, лишенного невинности. Чтобы сделать их частью нашего мира, один из племени должен родиться… вот так. Их кровь вольется в поток крови этого мира.

Но почему Эрес'ал? Потому что… о боги… она – последнее невинное создание, последний невинный предок нашего рода. За ней… началась деградация духа. Сдвиг перспективы, отрыв от целого, проведение границ – по земле и в умах. После нее настали… всего лишь мы".

Понимание – УЗНАВАНИЕ – опустошало его. Бутыл отдернул руку. Слишком поздно. Он уже знал слишком много. Отец… Тисте Эдур. Дитя во чреве – единственный чистый кандидат на трон Тени – на трон, повелевающий ИСЦЕЛЕННЫМ садком.

У него будет много врагов. "Так много…"

– Нет, – сказал он, качнув головой. – Ты не можешь молиться мне. Не должна. Я не бог. Я просто…

"Но… для нее я должен выглядеть богом. Видением. Она в духовном поиске, хотя едва ли сознает это. Она идет наощупь, как и все мы… но в ней есть какая-то уверенность. О боги… это же вера…"

Оробевший до потери дара речи, охваченный стыдом, Бутыл побежал, вскарабкался по склону кургана, попирая отбросы цивилизаций, черепки и куски штукатурки, ржавые куски металла. Нет, он не хочет. Не может вместить это… эту ее нужду. Он не сумеет быть её… её верой.

Женщина подобралась сзади, обняла руками за шею, перевернула. Затрясла, оскалив зубы.

Бутыл дергался в ее руках, задыхался.

Она швырнула его на землю, оседлала, подняла кулаки, словно желая ударить.

– Ты хочешь, чтобы я стал твоим богом? – пропыхтел он. – Отлично! Валяй! – Он уставился ей в лицо, обрамленное поднятыми руками и ослепительным светом солнца.

"Вот так чувствуют себя боги?"

Вспышка – словно кто-то вытянул меч. Ум его наполнило алчное шипение стали. Какой дерзкий вызов…

Колдун заморгал. Он лежал на каменной осыпи, уставившись в пустое небо. Женщина пропала, но он все еще ощущал вес тела на бедрах и ужасающую эрекцию, вызванную видением ее раздвинутых ног.

* * *

Кулак Кенеб вошел в шатер Адъюнкта. На сдвинутых столах лежала карта И'Гатана, доставленная неделю назад вестовым из Войска Однорукого. Ее составили ученые вскоре после гибели Дассема. Рядом с Таворой находился Тене Баральта; он усердно делал пометки угольной палочкой и говорил: – … восстановлены здесь и здесь, в малазанском стиле, со сваями и контрфорсами. Инженеры нашли руины под улицами – карманы, старые залы, погрузившиеся в землю мостовые, колодцы и прокопы к стенам. Все нужно было снести, но один уровень развалин оказался крепче всех доступных ныне инструментов. Вот почему они бросили четвертый бастион недостроенным.

– Понимаю, – отозвалась Адъюнкт. – Но я уже говорила вам, Тене Баральта, что не намерена штурмовать четвертый бастион.

Кенеб заметил разочарование кулака. Он удержался от резких слов, просто бросил палочку и отошел от стола.

В углу сидел кулак Блистиг, вытянув ноги – его поза граничила с неуважением к старшей по званию.

– Кулак Кенеб, – сказала Тавора, не подняв глаз от карты, – вы встретились с вождем Желчем и Темулом?

– Темул донес, что город эвакуирован – найдены следы исхода горожан в Лофал. Очевидно, что Леомен планирует долгую осаду и не заинтересован кормить лишние рты, кроме солдат и вспомогательного персонала.

– Ему нужно пространство для маневра, – подал голос Блистиг. – Паника на улицах нам не поможет. Но не нужно таких подробностей, Кенеб.

– Полагаю, – заметил Тене Баральта, – мы знаем слишком мало подробностей. Адъюнкт, я тревожусь. Вся эта ситуация нелепа. Леомен пришел не оборонять последний город мятежа. Он не будет защищать верующих – клянусь Семью Святыми, он же их выгнал из родных домов, из родных стен! Нет, И'Гатан ему нужен в тактических целях. Вот это и тревожит. Я ничего не понимаю.

– Темул передал еще что-то, Кенеб? – спросила Адъюнкт.

– Он замыслил ночную атаку – чтобы саперы выбили часть стены. Тогда мы могли бы ввести в брешь все силы, вонзиться глубоко в сердце И'Гатана. Прорвемся далеко – и сможем изолировать Леомена во дворце…

– Слишком рискованно, – буркнул Баральта. – Темнота не скроет саперов от магов. Их истребят…

– Без риска не обойтись, – возразила Тавора.

Кенеб вскинул брови: – То же самое сказал Темул, когда речь зашла об опасности.

– Тене Баральта, – продолжила Тавора, – вы с Блистигом пойдете в расположение своих частей. Поскорее начинайте подготовку. Я сама скажу капитану Фаредан Сорт, что требуется от ее взводов. Не будем тратить времени. Выдвигаемся ночью. Кулак Кенеб, прошу остаться. Остальные – можете идти.

Кенеб поглядел в спины Баральты и Блистига, по мелким знакам – осанке, опущенным плечам, напряженному шагу – читая всю меру их деморализации.

– Приказы не создаются всеобщим соглашением, – резко сказала Тавора, поглядев в глаза Кенебу. – Я отдаю приказы, мои офицеры должны повиноваться. Пусть удовлетворяются пониманием, что в случае неудачи вся ответственность ляжет на меня одну. Лишь мне отвечать перед Императрицей.

Кенеб кивнул. – Как скажете, Адъюнкт. Но ведь офицеры чувствуют ответственность за солдат…

– Большинство из которых умрут на поле брани, раньше или позже. Возможно, уже здесь. Это осада, а осады – сложное дело. У меня нет роскошной возможности уморить их голодом. Чем дольше держится Леомен, тем больше риск нового мятежа. В этом мы и Верховный Кулак Даджек полностью согласны.

– Но почему вы, Адъюнкт, не приняли предложенные им подкрепления?

Она молчала несколько ударов сердца. – Я знаю настроения во взводах. Но никто не понимает истинного состояния Войска Однорукого.

– Состояния?

Она шагнула ближе. – Их почти не осталось, Кенеб. Сердцевина – самый центр Войск – исчезла.

– Но… Адъюнкт, он же получил пополнение!

– Потерянное им пополнить невозможно. Рекруты. Генабарийцы, натийцы, половина гарнизона Крепи – о, если считать по количеству ног, они в полном порядке… но знайте, Кенеб – Даджек сломался. А с ним сломалось и Войско.

Кенеб отвернулся, потрясенный. Он расстегнул ремешки, стащил потрепанный шлем, провел рукой по спутанным, потным волосам. – Возьми нас Худ! Последняя великая армия…

– Кулак, теперь это Четырнадцатая.

Он молча воззрился на нее.

Тавора расхаживала по комнате. – Конечно, Даджек предложил помощь. Это же Даджек. Любой Верховный Кулак должен был сделать это. Но он – они – слишком многое вынесли. Сегодня их задача – показать присутствие Империи. Нужно молиться всем богам, чтобы никто не посмел проверить их решимость.

– Вот почему вы так спешите.

– Леомена нужно сразить. И'Гатан должен пасть. Сегодня ночью.

Кенеб долго молчал. Затем спросил: – Адъюнкт, почему вы мне это говорите?

– Потому что Гамет мертв.

"Гамет? О, понимаю…"

– Т'амбер никто не уважает. А вот вас, – она загадочно покосилась на него, – уважают все.

– Вы желаете, Адъюнкт, чтобы я сообщил остальным кулакам?

– Относительно Даджека? Решайте сами. Но советую прежде подумать очень тщательно.

– Он они должны знать! По крайней, мере поймут…

– Меня? Поймут меня? Может быть. Но это не самое главное.

Он не понял. Сразу. Но потом – внезапное осознание. – Их вера покоится не на вас, не на Четырнадцатой Армии. На Даджеке. Пока они думают, что он стоит за спиной, готовый сразу придти на помощь, они будут выполнять все ваши приказы. Вы не желаете отрывать их от него… но тем самым приносите себя в жертву. Жертвуете доверием, которое могли бы заслужить…

– Если допустить, Кулак, что такое доверие мне нужно. Не уверена. – Он отвернулась к столам с картой. – Вам решать, Кулак.

Понаблюдав за ее работой с картой и рассудив, что можно идти, Кенеб покинул шатер. Ему было нехорошо. Войско – сломалось? Просто ее домыслы? Может быть, Даджек устал, и всё… но кто может знать лучше? Быстрый Бен – его здесь нет. Как и того ассасина, Калама Мекхара. Остается… еще один. Он помедлил у выхода, поглядел на солнце. Можно улучить момент, прежде чем Сорт выйдет к своим сержантам.

Кенеб поспешил в лагерь морской пехоты.

* * *

– Чего вы от меня ждете, Кулак? – сержант отложил дюжину тяжелых стрел. Он уже привязал жульки к двум и трудился над третьей.

Кенеб уставился на глиняную гренаду в руках Смычка. – Не знаю сам. Но ответьте честно.

Смычок помолчал. Взглянул, прищурившись, на солдат своего взвода. – Адъюнкт не надеется получить подкрепление, если дела пойдут паршиво? – спросил он тихим голосом.

– Точно, сержант. Давно не надеется.

– Итак, Кулак, – продолжал Смычок, – она думает, с Даджеком покончено. Как и с его Войском. Так она думает?

– Да. Вы знаете Быстрого Бена. Ведь Верховный Маг был там. В Коралле. Его нет, так что спрашиваю вас. Адъюнкт права?

Он прикручивал снаряд к древку стрелы.

Кенеб ждал.

– Кажется, – пробурчал сержант, – я ошибся в Адъюнкте.

– То есть?

– Она лучше читает знаки, чем я думал.

"Худовы яйца! Я не хотел услышать такое!"

* * *

– Хорошо выглядите, Ганоэс Паран.

Он сухо улыбнулся: – Живу без забот, Апсалар.

Крики матросов на палубе входящей в гавань Кансу караки, вопли чаек, тихий треск такелажа и шпангоутов. В окошко каюты ворвался свежий бриз, принеся запах соли и прибрежного ила.

Апсалар изучала сидящего напротив мужчину. Затем вновь занялась обработкой одного из побывавших в деле кинжалов. Полированная рукоять гладкая, но это заставляет скользить потные пальцы. Поможет грубый точильный камень. Обычно она работает в перчатках, но не помешает позаботиться о менее удобных обстоятельствах. Идеал ассасина – выбирать, где и когда сражаться… но такая роскошь не гарантирована.

Паран сказал: – Вижу, вы методичны как всегда. Хотя сейчас на лице больше чувств. Глаза…

– Вы слишком долго были в пути, капитан.

– Может быть. И я уже не капитан. Дни службы окончились.

– Сожалеете?

Он пожал плечами: – Иногда. Я не был для них тем, кем хотел быть. Только в самом конце. – Он помедлил. – Было уже поздно.

– Может, это к лучшему. Меньше… забот.

– Удивительно, насколько ход мыслей Сжигателя отличается от моего. Воспоминания, перспективы. Я оказался в числе выживших…

– Выжившие. Они всегда есть.

– Хватка, Дергунчик, Дымка, Колотун, еще немногие. Собственники "К'рул – бара" в Даруджистане.

– "К'рул – бара"?

– Да, старого храма, некогда посвященного Старшему Богу. Разумеется, в нем "нечисто".

– Вы и не представляете, насколько.

– Сомневаюсь. Апсалар, я узнал многое о множестве вещей.

Послышался тяжелый удар в корпус судна: прибыл береговой патруль. Шлепанье канатов, скрип досок. Голоса.

– К'рул играл активную роль в борьбе против Паннион Домина. Но сейчас его присутствие меня беспокоит. Старшие Боги снова в игре…

– Да, вы уже говорили об этом. Они противостоят Увечному, и это можно лишь одобрить.

– Противостоят? – Он качал головой. – Иногда я убежден, а иногда… Причаливаем. Мне надо отдать распоряжения.

– Какие это?

– Лошади.

– Паран.

– Да?

– Вы возвысились?

Его глаза широко раскрылись: – Не знаю. Никакой разницы. Даже не уверен, что именно означает "возвышение".

– Это означает, что вас труднее убить.

– Почему?

– Вы вошли в силу, особой природы. Что ж, сила притягивает силу. Всегда. Не обычную, мирскую силу, но силы природы, потоки энергий. Вы начинаете видеть мир иначе, думать иначе. Окружающие замечают… Почти всегда это плохо. – Она вздохнула и внимательно вгляделась в него. – Может быть, не стоит предупреждать, но я скажу: берегитесь, Паран. Среди земель нашего мира есть две особо опасных…

– Это ваше знание или Котиллиона?

– Насчет одной – мое, насчет другой – его. Сейчас вы готовы вступить на одну из опасных земель. Семь Городов, Паран, нездоровое место, особенно для Властителя.

– Знаю. Могу ощутить… что там творится, с чем придется иметь дело.

– Если можете, заставьте сражаться за себя других.

Он прищурился: – Да, отсутствие веры налицо.

– Однажды я вас убила…

– Но тобой владел бог, сам Покровитель Ассасинов!

– Он играл по правилам. Но здесь так делают не все.

– Я уделю этому внимание в своих размышлениях. Спасибо.

– И помните – торгуйтесь с позиции силы или вообще не торгуйтесь.

Он странно ухмыльнулся и пошел на палубу.

Из угла раздался скребущий звук. Телораст и Кодл показались, стуча костяными ножками по полу.

– Он опасен, Неапсалар! Отдались! О, ты слишком много времени провела с ним!

– Не беспокойся за меня, Телораст.

– Беспокоиться? О да, мы беспокоимся! Так, Кодл?

– Бесконечно беспокоимся, Телораст. О чем это я? Мы совсем не беспокоимся.

– Владыка Фатида знает о вас все, в том числе и ваши беспокойства.

– Но он ничего тебе не сказал!

– Ты уверена?

– Конечно! – Птицеподобный скелетик качался и махал хвостом. – Подумай сама, Кодл! Если бы она знала, она нас раздавила бы! А не давит!

– Может быть, задумала предательство более хитрое! Об этом ты подумала? Нет, ты же не думаешь. Я должна думать за двоих.

– Ты не умеешь думать! Тебе и нечем!

Апсалар встала. – Сбросили трап. Пора идти.

– Спрячь нас под полой. Там же на улицах собаки!

Апсалар вложила кинжал в ножны. – Только не щекочите.

* * *

Кансу был ничем не примечательным, довольно неудобным портом; после высадки десанта с флота адмирала Нока четыре из шести пирсов и вовсе превратились в опасную груду обломков. Апсалар была довольна, что они с Параном быстро миновали россыпь убогих лачуг по сторонам ведущей в город дороги и увидели скопление также не очень красивых, но все-таки каменных зданий и рощи деревьев гилдинга. Между ними под присмотром ленивых пастухов бродили козы с горящими, словно у демонов, глазами. За городом начинались "фароки" – сады, в которых выращивались деревья с серебристой корой, ценимой в изготовлении прочных канатов. Неровные ряды стволов словно растворялись в дымке; уныло качались под порывами ветра кроны.

Что-то было не так в этом городе: слишком маленькие толпы, приглушенные голоса. Самый разгар торгового сезона, а купеческих кораблей в гавани почти нет. Четыре судна стоят в отдалении от пирса; малазанские солдаты при воротах и вокруг причалов странно молчаливы и не склонны вступать в разговоры с гостями города. Паран тихо переговорил с торговцем лошадьми; Апсалар заметила, что из рук в руки перешла несообразно большая сумма.

Они молча доехали до перекрестка. – Паран, – сказала Апсалар, – вы не заметили здесь ничего необычного?

Он поморщился: – Не думаю, что нам нужно волноваться. Вами все же владел бог, а что до меня… короче, беспокоиться не нужно.

– О чем это вы?

– Чума. Неудивительно, учитывая, сколько в округе непогребенных трупов. Болезнь началась около недели тому назад под Эрлитаном. Идущие оттуда корабли не пускают в порт.

– Полиэль, – помолчав, сказала Апсалар.

– Да.

– И нам не хватает целителей, чтобы помешать ей.

– Купец рассказал, что чиновники обратились в храм Д'рек. Именно там обитают самые умелые целители. Они нашли внутри лишь множество трупов.

Ассасин бросила взгляд на Парана. – Я еду на юг, – продолжал тот, сражаясь со своим костлявым мерином.

"Да, ничего тут не скажешь. Воистину боги вступили в войну". – А мы за запад, – сказала Апсалар. Ее уже беспокоило неудобное семиградское седло. Ни она, ни Котиллион никогда не блистали кавалерийскими талантами; но эта кобылка, по крайней мере, кажется смирной. Апсалар распахнула плащ, вытащив сначала Телораст, затем Кодл и сбросив их на землю. Ящерицы побежали впереди, размахивая хвостами.

– Как-то быстро расстаемся, – произнес Паран.

– И хорошо, – кивнула она.

Ему такой ответ не понравился: – Жаль, что вы так говорите.

– Я не против вас, Ганоэс Паран. Просто… заново изучаю жизнь.

– Например, сущность дружбы.

– Да.

– И есть в ней что-то, что вы не можете принять.

– Дружба предполагает беззаботность.

– Понятно. Именно этим она и ценна. Апсалар, я надеюсь, что мы еще свидимся.

Она позволила ему эту сентиментальность. Кивнула: – Буду ждать с нетерпением.

– Отлично. Для тебя еще есть надежда.

Она проследила, как он удаляется. Сзади плелись две запасные лошади с поклажей. Непредсказуемы пути, на которых меняется человек. Кажется, этот может многое себе позволить… и она завидует ему. Увы, ей его уже не хватает. Мысль с налетом сожаления. "Слишком близко – слишком опасно. Вот и всё".

Что до чумы, он, наверное, прав. Ни ему, ни Апсалар нечего бояться. А вот остальным…

* * *

Жалкие остатки дороги делали восхождение на известняковые кручи мучительно медленным. Камни крошились под копытами, разлетались облачками пыли. Годы или десятилетия назад здесь пронесся мощный поток, обнаживший на крутых стенах обрыва бесчисленные слои осадочных пород. Семар Дев, шедшая пешком и тянувшая за собой лошадь и двух мулов с вещами, уставилась на эти слои. – Вода и ветер. Карса Орлонг, им нет конца. Вечный диалог времени с самим собой.

Шедший в трех шагах впереди воин не ответил. Он двигался по руслу древнего потока, огибая рваные края утесов. Уже давно не видели они хижин. Воистину дикая страна. Вообще-то наличие дороги подразумевает, что она куда-то ведет; но никаких признаков цивилизации здесь давно уже нет. Но её мало интересует давно прошедшее. То, что будет – вот исток всех восхищений, прозрений, изобретений.

– Карса Орлонг. Магия – вот сердце проблемы.

– Что еще за проблема, женщина?

– Магия не нуждается в изобретениях – кроме минимально необходимого, конечно. Мы постоянно задыхаемся…

– К Лицам одышку, женщина. Ничего нет плохого в том, где мы и что с нами. Ты плюешь на удовлетворение, ты вечно недовольна и унижена. Я Теблор – мы живем просто, мы видим жестокость так называемого прогресса. Рабы, дети в цепях, тысячи обманов, чтобы сделать одного человека выше другого; тысячи обманов, чтобы убедить себя в том, что вещи должны быть такими, какими тебе хочется. Это не остановить. Безумие назвали здоровьем, рабство свободой. Хватит болтовни.

– А мне не хватит. Чем ты лучше, если зовешь дикость благородством, а невежество мудростью. Если не пытаться улучшать жизнь, мы обречены вечно твердить молитву несправедливости.

Карса въехал на перевал, повернулся к ней. Лицо его было искажено: – Лучшее никогда не такое, как ты думаешь.

– Ну ты и сказанул…

Он окаменел, подняв руку. – Тихо. Что-то не так. – Тоблакай медленно озирал округу. Глаза его сузились. – Тут… запах.

Она поспешила загнать кляч на ровную площадку рядом с Теблором. Высокие утесы по сторонам, сзади устье оврага – они стояли на гребне хребта остроконечных скал, а впереди виднелись новые ряды утесов. Одинокое, кривое дерево на одной из вершин. – Ничего не…

Тоблакай снял кремневый меч. – Поблизости залег зверь. Хищник, убийца. Думаю, он близко…

Семар Дев вытаращила глаза, озираясь. Сердце тяжело застучало в груди. – Ты можешь быть прав. Здесь нет духов…

Он хмыкнул: – Убежали.

"Убежали. Ох…"

* * *

Небо медленно приближалось, тяжелое как железные опилки, густое как сухой пар. Какая бессмыслица. Калам Мекхар понимал, что эти мысли рождены нарастающим ужасом, извлечены из осажденного ожиданием гибели воображения. Он прижался всеми частями тела к подножию выщербленного, грубого основания небесной крепости; то ли ветер, то ли чье-то дыхание овевало его, слабеющие конечности сотрясала дрожь. Быстрый Бен теряет остатки магии.

Неожиданное, внезапное отсутствие волшебной силы – он не видел поблизости отатарала, никаких включений в черном, грубом базальте. Чем же объяснить? Перчатки порвались, кровь сочится из ладоней, вверху еще целая гора, на которую нужно карабкаться… и этот сухой туман сомкнулся вокруг. Где-то далеко внизу скорчились Быстрый Бен и Буян; первый, наверное, гадает, что же пошло не так и с надеждой ждет озарения, тогда как второй чешет подмышками и давит ногтями блох.

Ну, нет смысла ждать, что случится, если того, что случится, все равно не избежать. Застонав от усилия, Калам подтянул себя еще на одну полку.

Прежде он видел лишь Отродье Луны; его усеянные выбоинами стенки служили обиталищем тысяч Великих Воронов. К счастью, здесь подобного нет. Еще несколько саженей карабканья – и он окажется на более-менее уступчатом склоне летающей горы. Можно будет присесть, отдохнуть.

"Вроде бы".

Клятый колдун. Клятая Адъюнкт. Все они прокляты, ведь их здесь нет – один только Калам оказался достаточно глупым, чтобы ввязаться в безумную затею. О боги! Плечи горят огнем, бедра стерты и скоро онемеют. "А ведь это будет совсем нехорошо, не так ли?"

Он уже слишком стар. Люди его возраста не участвуют в дурацких планах вроде этого. "Я размяк? Мозги у меня размякли…"

Он перебрался через большой выступ, заболтав ногами в пустоте – и оказался наверху, растянулся, найдя полку, способную выдержать его вес. Издал стон, жалкий даже на его собственный слух, и замер.

Немного отдохнув, ассасин поднял голову, огляделся в поисках подходящего камня, на который можно набросить веревку с петлей.

"Веревка Быстрого Бена, сотворенная из ничего. Будет ли она работать или просто исчезнет? Дыханье Худа, я ничего не понимаю в магии. Даже Быстрого не понимаю, хотя знаю долгие и кровавые годы. Почему он не здесь?"

Потому что – случись Короткохвостым заметить блох на коже своего жилища – Калама будет легче заменить, чем Верховного Мага. Теперь потребуется лишь выпустить снизу стрелу из арбалета. Калам поймает ее, привяжет веревку к камню… Что до Буяна – "по-моему, его гораздо легче заменить, чем меня!" – то он поклялся, что не умеет лазить по горам, что даже из колыбельки сам выбраться не мог.

Как трудно представить, что этот заросший волосами здоровяк когда-то лежал в колыбельке.

Калам восстановил дыхание и глянул вниз.

Ни увидев ни Бена, ни Буяна. "Боги, да что же это?" Плоская, засыпанная пеплом равнина не давала возможности скрыться. Особенно если смотреть с высоты. И все же никого. Следы вели к тому месту, где ассасин их покинул, и там виднелось что-то темное, трещина в земле. Трудно понять размеры, но… "но, наверное, достаточно большая, чтобы проглотить обоих ублюдков".

Он продолжил поиски места крепления веревки. Ничего не нашел. "Ладно же. Думаю, пришло время. Котиллион, считай, что я дернул за ТВОЮ веревку. Извиняться не стану, проклятый божок. Мне нужна помощь".

Он ждал. Бормотание ветра, леденящий холод, туман.

– Не люблю этого садка.

Калам повернул голову и увидел рядом Котиллиона. Тот держался за утес рукой и опирался ногой. Во второй руке было яблоко. Бог откусил от него.

– Думаешь, это смешно?

Котиллион пережевал, проглотил. – Немного.

– Если ты еще не просёк: мы лезем на небесную крепость, а она полна жильцов.

– Если вам нужно ее догонять, – заметил бог, – лучше использовать повозку или верховую лошадь.

– Она не движется. Остановилась. Я пытаюсь пролезть внутрь. Быстрый Бен и моряк ждали внизу, да куда-то пропали.

Котиллион изучил яблоко и откусил еще.

– Руки устали.

Пожевал. Проглотил. – Не удивлен, Калам. И все же придется потерпеть, ибо у меня есть вопросы. Начну с самого очевидного. Зачем вы пытаетесь влезть в крепость, полную К'чайн Че'малле?

– Полную? Ты уверен?

– На достаточном основании.

– И чем они заняты?

– Ждут. Насколько можно судить. Но вопросы тут задаю я.

– Ну давай. Целый день впереди.

– Ну, я думаю, хватит и одного. Нет, постой. Еще один вопрос. Не желаешь ли вернуться на твердую почву, чтобы продолжить беседу с большим удобством?

– Да ты здесь развлекаешься!

– Так редко выпадает оказия. К счастью, мы попали в тень этой крепости, так что спуск окажется сравнительно легким.

– Всегда готов.

Котиллион отбросил огрызок, схватил руку Калама. – Расслабься, предоставь все мне.

– Погоди. Чары Быстрого Бена рассеялись. Вот почему я застрял…

– Наверное, потому, что он без сознания.

– Как?

– Или мертв. Не пора ли проверить эти предположения?

"Слушай, ты, болтливый кровосос – соплеглот…"

– Рискованно придавать проклятиям форму молитв, – вмешался Котиллион. Резкий рывок; сорванный с утеса Калам завопил. И повис в пустоте – рука бога держала его за ворот. – Ах ты скотина. Я сказал "расслабься", но не до такой же степени…

Еще тридцать ударов сердца – и ноги коснулись земли. Калам вырвал руку и поспешил к трещине, разверзшейся на предполагаемом месте ожидания Быстрого Бена и Буяна. Осторожно подошел к краю. Крикнул: – Быстрый! Буян! – Ответа из темноты не прозвучало.