Текст книги "Они были не одни"

Автор книги: Стерьо Спассе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Очень просто! Надо только хорошенько смазать дегтем колеса чужой телеги…

Действительно, так оно и было. Например, договаривались о том, что срубят сорок стволов, а на самом деле рубили двести и больше, если только умели вовремя сунуть взятку.

Но с крестьянами дело обстояло хуже, потому что, как они сами признавались с горькой иронией, не было у них дегтя, чтобы смазать чьи-то колеса. Кьяхи следили за ними в оба: лесничие не отставали от них и тоже часто наведывались в село, чтобы хоть что-нибудь сорвать с крестьян, если не деньгами, то, на худой конец, продуктами.

За этим пожаловали они и на сей раз. В сопровождении Кара Мустафы, сельского старосты и пойяка лесничие пошли в обход по селу. К ним присоединился и Рако Ферра. Перед домом Нело они наткнулись на бревно. Тотчас же старший лесничий, человек очень высокого роста, грозно нахмурил брови.

– Как здесь губят лес! Срубить такой толстый ствол – это преступление; за такое дело мало оштрафовать, следовало бы виновного посадить в тюрьму – да так, чтобы он никогда оттуда не выбрался!

– Правильно! – поддержал его Рако Ферра.

– Что поделать с этими разбойниками? Вон видите это развесистое грушевое дерево? Так вот… Каждого из них следовало бы там подвесить за язык; только тогда, может быть, они отучились бы от своих мошеннических проделок, – со своей стороны поддержал его Леший.

Из-за найденного бревна поднялся большой шум. Позвали Нело, чтобы он сознался в преступлении. Держа в руках келешэ. Нело, сгорбившись, предстал перед лесничими. Подбородок у него трясся.

– Я срубил его, потому что… потому что мне нужен плуг! – объяснил он, судорожно комкая в руках келешэ.

Старший лесничий ударил по стволу ногой и проскрежетал:

– Тебе нужен плуг, и поэтому ты рубишь лес, а? Знаешь, что ты наделал? – и он вытащил из сумки тетрадку и что-то в ней записал. Потом принялся допрашивать Нело: имя, фамилия, возраст, где срубил дерево и еще про всякую всячину.

Выругавшись и снова стукнув ногой по стволу, лесничий приказал Нело:

– Сегодня вечером явишься к старосте.

Лесничие отправились дальше, по дворам и сараям. В сарае у Эфтима они искали особенно тщательно. Эфтимица клялась и божилась, что у них ничего нет. Но в это время Рако незаметно подмигнул старшему лесничему. Тот, не говоря ни слова, взял вилы и глубоко ткнул ими в солому. Зубья уткнулись во что-то твердое. Лесничий приказал пойяку разворошить солому. Эфтимица в ужасе заломила руки и простонала:

– Пропали мы теперь!

– А, подлая баба! Вот ты теперь как запела! Думала, обманешь нас, хотела, чтобы все осталось шито-крыто!.. – набросился на нее с руганью Леший, в то время как старший лесничий с торжествующим видом снова извлек из сумки свою тетрадку для составления протокола.

В это время в сарай прибежал и сам Эфтим.

– Господа хорошие! Я шесть раз ходил к начальству, чтобы позволили срубить деревцо, а мне все велели приходить завтра да завтра… В прошлом году я и в Шён-Паль ездил, к вашему главному, и там ничего не добился! А вы посмотрите, что с домом стало? Крыша того и гляди обвалится, как-нибудь ночью придавит нас всех во сне. Вот я и срубил эти три тоненьких стволика, чтобы хоть немного ее подправить. Ни для чего другого! Но не успел еще… И сложил их здесь под соломой. Вот и все дело! – пытался как-то оправдаться Эфтим, с отчаянием показывая рукой на крышу своей хижины, напоминавшую шатер, растрепанный бурей.

Но представителя власти такие объяснения не умилостивили. Он составил протокол и подписался. Неграмотный Эфтим приложил палец. Когда лесничие уходили, он не мог сдержать своего возмущения:

– Другие рубят лес, и вы им ничего не говорите… А из меня за каких-то три прутика готовы всю душу вымотать! Хороша справедливость, нечего сказать!..

После обеда лесничие отправились в лес, чтобы обнаружить устроенные там крестьянами хранилища листвы. И действительно скоро на них наткнулись.

К вечеру они вернулись в село. Дело ясное: все крестьяне заготовили себе листву, кто больше, кто меньше. Сколько раз говорили крестьяне старосте и кьяхи, что, если им не запастись на зиму листвой, вся скотина передохнет с голоду. Но до сих пор не получили никакого ответа. Что же с них теперь спрашивать?

Представители власти расположились в доме у Рако Ферра. Пили и ели самое лучшее, что было в Дритасе. Только пойяк, поднося одному яйца, другому бюрек, время от времени шептал, словно сожалея о крестьянах:

– Нехорошо, нехорошо! Как они теперь выпутаются, одному богу известно!

Эфтим, Нело и другие, у кого были обнаружены бревна, отправились к сельскому старосте и слезно умоляли помочь им. Ходили они и к Рако Ферра. Но тот только пожимал плечами и с деланным состраданием отвечал:

– Теперь все в руках божиих! Плохо ваше дело… И не придумаю, какой здесь найти выход… Очень мне вас жалко, очень. И зачем только черт вас попутал?..

Прошла ночь, наступило утро. Лесничие заснули поздно, а проснувшись, сразу же приступили к следствию. Крестьяне, пойманные с поличным, как шутливо заметил своим друзьям Рако, один за другим входили в комнату и в позе приговоренных к смерти останавливались перед сидевшим у стола старшим лесничим. Это был человек высокого роста в расстегнутом пиджаке и брюках из солдатского сукна, обутый в альпийские ботинки. Полный его титул гласил: «управляющий государственным лесным хозяйством». Так вот, этот господин управляющий окидывал подходящих к нему крестьян грозным взглядом.

После допроса крестьяне возвращались во двор, ломая себе голову, как бы им выпутаться из неприятного положения. Некоторые подходили к старосте, некоторые к Рако и о чем-то с ними шептались:

– Поговори, пожалуйста, с лесничими; может, как-нибудь удастся замять дело! – просили они Рако.

– Правда, дело дрянь, и не только для вас, но и для всего села. Всех потянут в суд, потому что установлено, что каждый из вас воровал листву. Теперь не оберешься хлопот, – спокойно отвечал Рако, покуривая трубку.

А староста повторял его слова и для пущей убедительности горестно разводил руками, как бы призывая небо помочь несчастным.

– Помоги нам, Рако, придумай что-нибудь! – просили крестьяне.

Рако вернулся в дом и вступил в дружескую беседу с лесничими и с Лешим, представлявшим интересы бея.

– Сам придумай, как лучше! Ясно, чем больше, тем лучше! – обратился к Рако старший лесничий и, обнажив в торжествующей улыбке зубы, добавил: – Ну, созывайте их!

Рако Ферра засмеялся и вышел во двор; как только он переступил через порог, лицо его снова приняло печальное выражение.

– Ну, Эфтим, я ведь говорил: они дорожатся – меньше чем за наполеон не соглашаются!

Эфтим побледнел:

– Целый наполеон! Если даже продам теленка, столько не наберу…

– Ничего не могу поделать! Впрочем, попробую попросить их еще раз, может, немного уступят! – и, вселив этим в Эфтима маленькую надежду, Рако подошел к Нело и, отведя его в сторону, тихо сказал:

– Или полнаполеона, или тебя потащат в суд! Одно из двух!

– Помилуй, Рако! За какое-то несчастное бревнышко заплатить ползолотого наполеона?

– А я-то что могу поделать? Я человек маленький. Так они решили. Впрочем, пойду попробую попросить еще раз!

Таким же образом Рако переговорил с глазу на глаз с Ничо, Калешем и другими.

– Послушайте! Ваше дело – дело всего села. Они собираются опять отправиться в лес, чтобы установить, что в порубке виноваты все крестьяне, без исключения. И тогда в суд потащат все село. И меня не минует эта горькая участь. Так вот что я придумал: давайте соберем, ну, скажем, четыре-пять наполеонов и заткнем их ненасытную пасть! Ничего не поделаешь! Иначе не миновать нам всем суда. Ты, Ничо, и ты, Калеш, – главные порубщики, и поэтому вам придется внести по полнаполеона каждому, а остальное заплатит село.

Крестьяне только покачивали головами: как быть? Если они не согласятся, известно, что их ожидает. В прошлом году, например, дяде Коровешу за одно бревно пришлось шесть месяцев таскаться по судам и потом заплатить штраф, не говоря уже о других убытках! Да, есть над чем призадуматься!

– У кого связаны ноги, тому нечего и думать о бегстве! Надо собрать деньги и отделаться от этих кровопийц! – растерянно пробормотал Калеш.

– Вот и ладно! Идите, доставайте скорее деньги и несите их сюда! – распорядился Рако Ферра.

Крестьяне разбрелись по селу. Но где набрать пять золотых наполеонов наличными, прямо на бочку? Единственно у кого в Дритасе водились деньги – это у Рако и у его брата Тильки.

Разойдясь по домам, крестьяне высыпали из мешочков и кошельков последние медяки, но едва набрали один наполеон. Полнаполеона дал дядя Коровеш, получилось полтора, но до пяти не хватало еще трех с половиной!

– Попросим Рако Ферра доплатить недостающие, а в субботу сведем на рынок козу или овцу и тогда вернем ему деньги. Иначе ничего не поделаешь! – решили между собой крестьяне.

Так сказали они и Рако. Тот немного подумал:

– Ей-богу, не знаю, где мне взять такие деньги. Шутка ли – три с половиной золотых! – ответил он и вошел в дом, но тотчас же вернулся.

– Очень хочется вам помочь, но не знаю как. Думал обратиться к брату Тильке, – у него-то с Тилькевицей кой-какие деньжата водятся. Но он за один наполеон, одолженный на неделю, берет один наполеон процентов. Давайте подумаем, соглашаться ли на такие условия? Конечно, Ничо и Калешу придется заплатить побольше других, а остальное разложим на все село.

Крестьянам пришлось согласиться и на это. Рако отправился к Тильке – братья жили отдельно друг от друга: так спокойнее. Но он и не собирался говорить с Тилькой о деньгах, а пошел к нему для отвода глаз. Вернувшись домой, он прошел в чулан, открыл сундук, извлек из него сумку и вытащил оттуда три золотых наполеона. Поиграл ими на ладони, погладил их, словно любимых детей, и радостно прошептал:

– Пройдет неделя, и за эти три золотых я получу целых шесть и спрячу их сюда.

Тщательно завязав сумку, он запер сундук на ключ, затем закрыл чулан и, выйдя боковой дверью, снова предстал перед крестьянами, будто только что вернулся от брата.

– Еле-еле удалось уговорить Тильку дать денег. Теперь доложите к ним то, что у вас есть, и сунем их лесничим! – обратился он к обступившим его крестьянам.

– Хороший они сорвали с нас куш, нечего сказать! – гневно проговорил Калеш.

Не откладывая дело в долгий ящик, Рако отправился к представителям власти.

– Содрал с них три золотых наполеона! – весело воскликнул Рако, передавая золотые старшему лесничему.

Тот схватил деньги, и лицо его озарилось довольной улыбкой:

– Молодец, Рако, нет тебе равного! Ну, а теперь разделаемся с теми двумя, и нам пора собираться – к вечеру надо успеть в Каламас.

Рако снова вышел к крестьянам и опять принял печальный вид.

– Отдал им деньги! Удалось полнаполеона сбавить. Но помните, через неделю вы должны вернуть брату вместе с процентами шесть наполеонов. Ну, а ты чего ждешь, Эфтим? И ты, Нело? Жандармы уже готовы взять вас, чего вы еще раздумываете?

Оба они, Эфтим и Нело, только что перед этим умоляли старосту вступиться за них, но тот в ответ лишь пожимал плечами:

– Только Рако Ферра может вам помочь!

Эфтим и Нело отвели Рако в сторону:

– Помоги, богом тебя заклинаем! У нас нет ни гроша, – взмолились они.

– Ну хорошо! Вы просите, чтобы я вам помог. А чем вы мне поможете?

– Продадим кое-какой скот и в субботу расплатимся с тобой.

– Вот еще, кто будет ждать до субботы? Ведь я должен вам помочь сейчас, стало быть, и вы должны мне отплатить добром не откладывая.

– Умоляем тебя, подожди до субботы!

– Я придумал, как нам сделать. У тебя, Эфтим, есть хороший телок. На базаре тебе за него больше наполеона не дадут, а я у тебя возьму его за полтора. И денег ты получишь больше, и время и труды сбережешь. Если согласен, ударим по рукам и я сейчас же плачу за тебя лесничему откуп!

– Ишь, как ловко придумал! Этого теленка я берегу как зеницу ока. Ему и цены нет. И чтобы я тебе его отдал! – чуть не плача, возразил Эфтим.

Рако Ферра пожал плечами:

– Как знаешь… Я хотел тебе только добра!

– Прошу тебя!.. – принялся, было, снова умолять Эфтим, но Рако не стал его больше слушать и отошел в сторону с Нело:

– Что касается тебя, то я вот что скажу. Готов дать тебе полнаполеона, но за это ты сегодня же вечером приведешь в мое стадо своего козла. Цена ему гораздо меньше, но, так уж и быть, помогу тебе.

Нело закусил губу.

– Уж больно мой внук любит этого козлика… Ни за что не захочет с ним расстаться. Кроме того, он мне нужен для разводки.

– Тебе виднее… козел твой, поступай с ним как знаешь. – И Рако собрался уходить.

Нело покачал головой.

– Хорошо, я согласен, – проговорил старик. Он чувствовал себя так, точно его огрели дубинкой по голове.

А Эфтим сидел под навесом около дома, курил и приговаривал:

– Ах, мой теленок, мой бедный теленок!..

Рако Ферра вернулся в дом, где его дожидались лесничие.

– Вот вам еще полнаполеона с Нело за ствол. А Эфтим, у которого в соломе нашли бревно, говорит: «Делайте со мной, что хотите, не заплачу ни гроша!» – доложил Рако.

– Что он сказал? Не заплатит ни гроша? Он еще, чего доброго, обвинит нас во взяточничестве, когда мы только хотим облегчить его участь! Арестовать этого Эфтима! Он уличен в противозаконной порубке… В тюрьму его! – вскипел старший лесничий.

Двое жандармов, находившихся во дворе, тотчас же явились на зов и, получив приказ, пошли его выполнять.

Перепуганные крестьяне спешили разойтись. Эфтим не двинулся с места: по обе стороны от него встали жандармы.

Прошло около часу. Из дома Рако Ферра вышли, сопровождаемые хозяином, Лешим и старостой, лесничие.

– Говорил я тебе, предупреждал… Теперь ничем не могу помочь! – проходя мимо Эфтима, сказал Рако с видом человека, который выполняет тяжелый, но неизбежный долг.

Прибежала Эфтимица. Она ломала руки, вопила, умоляла отпустить мужа. Один из лесничих принялся ее ругать. Тогда она заголосила так, что плач и крики были слышны по всему селу. Напуганные крестьяне смотрели на это зрелище через щелки заборов или с порогов своих хижин: никто не осмеливался подойти близко к грозным представителям власти.

Процессия направилась в Шён-Паль. Впереди вели Эфтима. Рядом бежала его жена и умоляла Рако вступиться за ее несчастного мужа. Тот в ответ только пожимал плечами и приговаривал:

– Закон есть закон; теперь я ничего не могу поделать…

Рако Ферра и староста проводили лесничих и жандармов до Биглы. Сзади продолжала бежать Эфтимица и выла во весь голос. А Эфтим тем временем понял, что, если он не откупится, его и в самом деле посадят в тюрьму. Подумал он о семье, об оставленном хозяйстве; представил, как он будет сидеть в тюрьме, потом как будет оправдываться на суде и все равно придется ему платить штраф, и в конце концов решил, что тут не только телка отдашь, но и сам с себя шкуру снимешь, только бы всего этого избежать. В этом году он еще кое-как управлялся с одним-единственным волом. А к весне теленок подрастет и Эфтим впряжет его вместе со старым волом. Как-никак, а у него была бы тогда своя пара волов. Нет! Пусть лучше из него душу вынут, только не отнимают теленка! Не отдаст он его.

Тем временем старший лесничий шепнул что-то на ухо Рако. Тот подошел к Эфтиму и тихо спросил:

– Ты еще не одумался? Видишь сам, с ними шутки плохи!

– Господом богом прошу! Возьми с меня что хочешь, только не теленка!

Рако задумался. Эфтим – хороший каменщик. А Рако как раз нужно соорудить стену длиной примерно в двадцать метров и высотой с человеческий рост, чтобы отгородить свой двор со стороны озера. Он уже неоднократно звал для этого Эфтима, но тот все отказывался, говоря, что занят. Теперь выход был найден!

– Попробую тебе помочь – уж больно жаль тебя. Постараюсь уладить твое дело, но за это ты мне построишь стенку, которую до сих пор отказывался делать. Видишь, как я готов пойти тебе навстречу.

Эфтим опешил:

– Друг Рако! Возьми у меня лучше какую хочешь козу! За полтора наполеона построить тебе стену?! Побойся бога!

– Сейчас дело не столько в моей стенке, сколько в том, чтобы выручить тебя из беды. А впрочем, поступай как знаешь.

– Смилуйся, Рако!

– Я только хочу тебе помочь. А принять мою помощь или нет – твое дело. Если согласен, я сейчас же заплачу им.

– Ну ладно, ладно… – пробормотал Эфтим.

Рако подошел к старшему лесничему и сказал:

– Еле уговорил его. Клянется и божится, что у него всего лишь один наполеон. Вот он! Возьми и освободи его.

– Легко удалось тебе отделаться. А вообще следовало посадить тебя в тюрьму, чтобы понял, что к чему, – обратился старший лесничий к Эфтиму, пряча золотой. Потом обернулся к жандармам и приказал:

– Отпустите этого разбойника! Черт с ним!

Жандармы немедля исполнили приказание. Лесничие распрощались со старостой, с Лешим и Рако и пустили лошадей рысью по склону горы. За ними следом пешком поплелись жандармы.

В тот день за обедом Рако Ферра, очень довольный своими барышами, выпил целую бутылку вина. Ведь ему одним ударом удалось убить сразу двух зайцев: он облапошил и представителей власти и этих дуралеев-крестьян. Еще сегодня он заберет у Нело козла, Эфтим соорудит ему стену, а в конце недели он еще получит несколько золотых наполеонов.

– Эх, жена! Кто со мной может сравняться? Сходи-ка на пастушеский стан и вели нашему пастуху забрать сегодня у Нело его пятнистого козла. Никто со мной не потягается! – хвастался Рако, с аппетитом обедая и потягивая винцо.

* * *

Гьика прекрасно понимал все фокусы, которые Рако Ферра вместе с представителями власти проделывал за спиной у крестьян. От одного приятеля в Каламасе ему было известно, что тамошние крестьяне откупились от лесничих и за листву и за срубленные деревья всего-навсего двумя наполеонами. Почему же крестьяне, у которых и скота больше, и листвы запасено на всю зиму, сумели откупиться двумя наполеонами, а жителям Дритаса пришлось уплатить куда больше?

В конце недели пойяк пошел по дворам собирать деньги на взятку лесничим. Каждый давал, что с него требовали. Но когда пойяк сунулся на двор Ндреко, к нему вышел Гьика:

– Гроша ломаного не дам Рако! Насквозь вижу все его штучки! – Такими словами Гьика встретил пойяка.

Конечно, об этом тут же стало известно Рако Ферра.

– Видали такого наглеца! Он не только отказывается платить, что с него причитается, он еще клевещет! Я спас село от беды, и вот как меня благодарят! Ну ладно, ладно! Настанет день, и я сверну ему шею, не будь я Рако Ферра! – злобно сказал он и, как обычно, закурил сигарету.

Несколькими днями позже Гьика и Петри, идя вдоль берега озера, громко и возбужденно разговаривали, будто ссорились. Гьика с возмущением перечислял Петри последние проделки его будущего тестя. Вдруг, совершенно неожиданно, перед ними вырос Рако. Увидав их, он изменился в лице, но подошел и поздоровался.

– Да, Гьика! Чуть было не позабыл: у нас с тобой кое-какие счеты. Почему ты до сих пор не прислал мне должок? Если бы я сейчас не нуждался в деньгах, я бы тебя не торопил. Но, право, мне не с чем ехать на базар… – Все это Рако проговорил очень спокойно, словно и не думал сердиться на Гьику.

– Я не должен тебе ни гроша! И ты сам это прекрасно знаешь. Можешь поступать, как тебе угодно. Ты верный прихвостень Каплан-бея и Лешего! А с такими людьми и разговаривать грех! – ответил Гьика.

Рако Ферра чуть удар не хватил. Этот наглец осмеливается так с ним говорить, да еще в присутствии его будущего зятя! Нет, этого стерпеть нельзя! И тем не менее Рако сдержался. «Псы лают, а караван спокойно проходит мимо!» – подумал он. Он сам, Каплан-бей, Леший, представители власти – это караван, а Гьика и ему подобные оборванцы – всего-навсего лающие псы. Стоит ли с ним связываться? И он расхохотался с таким видом, будто слова Гьики его вовсе и не задели.

– Как вы, молодежь, невоздержанны на язык. Но ничего! Отдашь мне долг, когда у тебя будут деньги. – И, не переставая смеяться, Рако пошел прочь.

– У этого человека нет ни капли стыда. Что можно от него ждать? – обращаясь к Петри, с презрением проговорил Гьика.

А Петри между тем чувствовал себя очень смущенным. Ему не понравилось, что Гьика так дерзко разговаривал с тестем; но еще больше его огорчило, что грубые, оскорбительные слова Гьики, по-видимому, не произвели на тестя никакого впечатления.

– Да, ты прав, Гьика… Тесть мой – человек слабый и неустойчивый. Ради выгоды пойдет на любую сделку со своей совестью.

Петри сказал это со злостью, почти с ненавистью. Впервые он отважился так резко отозваться о будущем тесте, слова его вырвались из глубины души.

После этого разговора у Петри пропала охота ходить в дом к невесте, особенно если он знал, что застанет там тестя. Он даже избегал встречи с ним на улице. Но однажды Рако сам зазвал его к себе. Предложил ему лучшее раки, какое он подносил только Каплан-бею и его кьяхи.

– Послушай, сынок! Я вижу, что ты на дурном пути. Зачем связался с этим разбойником – сыном Ндреко? Неужели ты не понимаешь, что дружба с таким человеком до добра не доведет? Разве ты не слышал, как он намедни со мной разговаривал? Разве разумный человек будет говорить такие слова? Подожди! Вот увидишь, попадется он мне в руки, шею ему сверну! Тогда он узнает, что не на дурака напал. Я ему еще покажу! – говорил зятю Рако.

Он еще долго распространялся о том, что все крестьяне разбойники, что всем им место в тюрьме, куда они и попали бы, не будь Рако, который великодушно за них вступился. Не переставал он и поносить Гьику, неблагодарного Гьику, которому сделал столько добра!

И вообще, продолжал он, кто больше него делает добра для всего селения? Вот, например, приезжает в Дритас священник служить обедню. У кого он останавливается? Кто его угощает и в чьем доме он ночует? У Рако Ферра. Кто оплачивает все расходы, связанные с богослужением, – свечи, масло для лампад, то, другое? Рако Ферра. Кто печется об устройстве и убранстве их маленькой церковки? Рако Ферра. А хоть церковка и маленькая, но расходов требует больших. Всего этого никто, ни один человек в селе не посмеет отрицать. А когда приезжают в Дритас начальник общинного управления, окружной полицейский инспектор, сборщик налогов – кто их всех принимает и угощает, стараясь расположить в пользу села, как не он, Рако Ферра? А ведь с каждым из них надо уметь обойтись, каждому угодить. Что бы делали без него жители Дритаса? А выходит, они мало ценят своего Рако, мало благодарны ему за все доброе, что он для них делает! Но бог с ними. Рако на них не обижается. За добрые дела не следует ожидать благодарности. Однако этого разбойника Гьику следовало бы за дерзость и неблагодарность выгнать из села!

Петри слушал разглагольствования тестя и хотел бы им поверить. Особенно он готов был всему поверить, когда ему показалось, что за дверью промелькнула Василика. Да, это была она. Приложив к губам палец, она прошептала:

– Тсс… только не груби отцу!..

Но, когда Рако договорился до того, что Гьику следовало бы выгнать пинками, Петри не мог больше сдерживаться. Зажмурив глаза, чтобы не видеть чудесного, неотразимого образа невесты, он для храбрости выпил еще стаканчик раки и заговорил мягко, как бы шутя:

– Ты, дорогой тесть, относишься к людям так, словно они скоты. Это я должен тебе сказать. Гьика не хочет рабски повиноваться тебе, и поэтому он плох. Но это неправильно! Подумай сам, сколько вреда ты причинил крестьянам и как ты раболепствуешь перед Каплан-беем и Лешим.

– Ах ты пес! Сукин сын! Вот как ты теперь заговорил! Что плохого ты от меня видел? Разве я не сказал тебе честь, согласившись ввести в свою семью, отдать за тебя родную дочку? Будь проклят тот день, когда она с тобой обручилась! Пес! Разбойник! Не глядели бы на тебя мои глаза! – принялся бешено орать Рако Ферра.

Петри растерялся и не знал, что делать. «Лучше всего уйти, пока я не потерял самообладание», – решил он и, не попрощавшись, бросился к двери, оттуда во двор – и был таков!

А Рако, оставшись один, все еще продолжал ругаться. Таким его увидела жена, когда вошла, неся блюдо с вареными яйцами, предназначенными для угощения зятя. Но при взгляде на мужа она чуть было не выронила из рук блюдо.

– Пусть лопнут мои глаза, пусть лопнут, если я отдам дочку за этого разбойника, разбойничьего сына, за этого шелудивого пса!

– Что случилось, муженек, в чем дело? – спросила перепуганная Раковица.

Рако набросился на нее с руганью:

– И ты, сука, пропади ты пропадом! Сука, сводня, вон отсюда! – Он вырвал у нее из рук блюдо с яйцами и швырнул его об пол. Яйца поразбивались, осколки блюда полетели в разные стороны.

Василика, узнав о случившемся, проплакала всю ночь и весь следующий день. Жена Рако очень боялась, как бы на селе не узнали о разрыве между семьями. Поэтому в тот же вечер она отправилась к Зарче и вызвала во двор Петри.

– Сынок, не говори никому о том, что случилось с тестем, а то все будут смеяться над нами, – со слезами на глазах умоляла его Раковица. – Попроси прощения, сынок… – уговаривала она Петри.

Но Петри, как ему ни хотелось примирения, как ни жалко ему было огорчать Василику, идти просить прощения отказался.

Дня через три, повстречавшись с Гьикой, Петри не удержался и со всеми подробностями рассказал ему о том, что произошло между ним и тестем. Гьика остался очень доволен:

– Ты поступил правильно! А они еще хотят, чтобы ты же просил прощения! – сказал он и крепко пожал Петри обе руки.

А сам Петри очень мучился: правда, он поступил, как должно, но из-за этого страдает Василика, избранница его сердца! В дом к тестю он с тех пор ни ногой. Но каждый вечер, как только темнело, бродил вокруг дома Ферра, надеясь увидеть невесту, поклясться, что любит ее больше жизни! Однако он ни разу не встретил Василику. Рако запретил ей выходить одной из дому, даже не пускал ее к озеру за водой, не без оснований подозревая, что Петри будет искать с ней встречи. Пока Петри не припадет к его стопам и не попросит прощения, ему дочки не видать. Пусть знает, что не так-то просто стать зятем Рако Ферра!

А против Гьики Рако затаил в сердце непримиримую ненависть. Он никогда не забудет его дерзких слов. Настанет день, и Рако Ферра сотрет его в порошок, обратит в прах со всем его семейством!

VI

Наступил сентябрь. Сентябрь – очень важный для крестьян месяц. Он как бы означает конец старого года и начало нового. Давно собран урожай с небольших участков кукурузы. Что нужно было посеять – посеяно. В этом месяце крестьяне всем миром выбирают новых пастухов. Раньше они выбирали и нового старосту, но с тех пор, как власти стали вмешиваться в их дела, этот обычай больше не соблюдается. И свадьбы обычно приурочивались к сентябрю, потому что в это время у каждого семейства могла найтись лишняя горстка муки для свадебного пирога.

В сентябре у крестьян немало хлопот и со скотом: если летом достаточно было нескольких пастухов на все стадо, теперь их требовалось побольше.

Смена пастухов обычно производилась в день святого Димитрия. Прежние пастухи, пасшие скот летом, передавали свои посохи и стадо новым и спускались с гор в село. Кое-кто из них собирался осенью жениться, и надо было дать будущему отцу семейства возможность немного заняться своим хозяйством. А в горы зачастую отправлялись подростки. Родители заранее готовили им и опинги из свиной кожи и торбы.

После их ухода в деревне становилось еще тише. Особенно радовались старухи, что несколькими шалунами стало меньше. На улице теперь возились лишь ребятишки – оборванные, грязные, с исхудалыми личиками и раздутыми от постоянного недоедания животиками. Целыми днями они хныкали и дрались между собой.

Когда-то, много лет тому назад, в Дритасе была открыта школа. Помещалась она в полуразрушенном домишке и просуществовала всего лишь три месяца. Ученики этой школы – ныне взрослые, усатые мужчины – запомнили только палку, которой за малейшую ошибку или провинность их дубасил учитель. Прошло три месяца, и учитель бесследно исчез. С тех пор в Дритасе школы больше не открывали. Правительство албанского королевства вряд ли даже знало о существовании селения Дритас и уж во всяком случае не предполагало, что там нужен школьный учитель. Крестьяне давно потеряли всякую надежду на открытие в их селе школы, а когда о ней заходила речь, вспоминали горькую народную поговорку: «Если даже море будет из сливок, у бедняка все равно не найдется для них ложки»… Учатся и становятся государственными чиновниками только сыновья беев и ага, у которых есть много денег! Станет ли правительство заботиться об образовании детей каких-то разбойников в Дритасе?..

До восьмилетнего возраста крестьянские дети, словно поросята, валялись в уличной грязи, как кошки, лазали по деревьям да по заборам; достигнув же восьми лет, отправлялись в горы – пасти скот. Здесь, нередко под дождем и градом, жили они в обществе коз, овец да сторожевых псов. Этот путь прошли в селе все: от самых старших и до Гьики и Петри.

Вот уже три недели, как вернулся с гор младший сын дяди Коровеша, Или. Старик, пока в амбаре еще оставалось немного хлеба, собирался его женить, но стряслась нежданная беда – Или заболел. Дядя Коровеш уверял, что парня сглазили: колдовством накликали на него хворь. Но делать было нечего: пришлось отложить свадьбу до дня святого Георгия!..

Обычно день святого Димитрия заставал крестьян почти с пустыми амбарами: немного оставлял им Каплан-бей. Некоторые кое-как обходились собственным хлебом, другие искали заработков в округе Корчи, торгуя дровами или сушеной рыбой. Делали это с оглядкой, чтобы не попасться на глаза кьяхи или представителям власти. Многие уходили на заработки, кто в Горицу, а кто и дальше, в самый Дуррес. Особенно ценились те, кто нанимался на работу со своей лошадью или ослом. Еще до отъезда они получали аванс и, надеясь на хороший заработок, оставляли его семье. Но обычно авансом все и ограничивалось. Проработав целую зиму, при окончательном расчете они ничего не получали – с них удерживали буквально за все: столько-то за муку, столько-то за фасоль, за масло, за выданную обувь, за недостачу угля и еще за многое другое… И в конечном счете они не только не получали денег, а еще оказывались в долгу у нанимателей: иногда приходилось в счет долга оставлять там осла или коня, которые от непосильной работы скоро издыхали. Так, например, в прошлом году вернулся домой без своего осла дядя Стаси. Там же, в горах, близ Дурреса, сложил свои кости и огромный, величиной с верблюда, мул дяди Ничо. Ничо приобрел его еще в те времена, когда в Корче стояли французы^[25]. Горько плакали маленькие внуки Ничо, увидев, что дед вернулся без своего замечательного мула. А года два тому назад подобная же история приключилась и с Нело.