Текст книги "Династия Ямато"

Автор книги: Стерлинг Сигрейв

Соавторы: Пегги Сигрейв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

На следующий день Токио уведомил Вашингтон о согласии с требованиями Потсдамской декларации, не заключающей в себе какого бы то ни было требования, наносящего ущерб прерогативам Его Величества как суверенного правителя. Президент Трумэн и новоиспеченный госсекретарь США Джеймс Бирнс выступили против любых «окончательных» публичных обязательств перед Токио, так как опросы общественного мнения в США свидетельствовали: 70 процентов американцев выступают за вынесение смертного приговора или осуждение на пожизненное заключение Хирохито за его личный «вклад» в войну. Бирнс отправил в Токио ноту с «подразумеваемым» заверением: «Правительство Японии будет, в соответствии с требованиями Потсдамской декларации, основано на принципах свободного волеизъявления народа Японии»; то есть институт императора имеет право на существование при условии согласия с ним самих японцев. Ответ передали через швейцарские каналы от имени и по поручению Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и Советского Союза.

Утром 11 августа Япония подверглась «бомбардировке» особого свойства. С неба падали тысячи листовок с текстами рескрипта японского правительства о принятии условий Потсдамской декларации и нотой Бирнса, переведенными на японский язык. Лорд – хранитель печати Кидо видел одну из листовок и ужаснулся: тайное стало явным. Опасаясь военного переворота, спровоцированного утечкой информации, Кидо поспешил на аудиенцию к Хирохито. В то же утро во дворце состоялось экстренное совещание. Хирохито заявил: «Я изучил условия ответа союзников и пришел к выводу, что они в полной мере свидетельствуют о согласии с нашей позицией». Позже в тот же день Хирохито записал радиообращение к нации. А еще позже ночью некое армейское подразделение пыталось с боем пробиться во дворец и уничтожить запись. Попытка окончилась провалом.

Наутро следующего дня обращение Хирохито транслировалось по радио. Впервые он обращался по радио к своему народу. Император говорил высоким и пронзительным голосом, на витиеватом придворном диалекте, поэтому простые японцы немногое поняли из его речи. Речь Хирохито вновь напоминала всем, что он и теперь «выше облаков», и не содержала таких слов, как «поражение» и «капитуляция».

«Нашим верноподданным. После глубокого раздумья над общими тенденциями развития мира и актуальными условиями, достигнутыми Нашей империей в настоящее время, Мы решили заключить соглашение относительно текущего положения дел… обстановка на фронтах развивается не обязательно в пользу Японии… Обеспечивая безопасность и целостность государственного устройства империи, Мы вечно пребываем с вами, Наши преданные подданные, и полагаемся на вашу неколебимую веру и безусловную искренность».

Вскоре и премьер-министр Судзуки – принявший присягу несколькими месяцами ранее радиообращения Хирохито – выступил с собственным заявлением на государственной радиоволне. Поблагодарив императора за принятие «священного решения об окончании войны с целью спасения народа», Судзуки продолжил: «Нация приносит Его Величеству свои искренние извинения [за исход войны]». Князь Хигасикуни эхом вторил за Судзуки и публично призвал нацию к покаянию: «Его Величество лично, из уважения к духам великих предков, принял решение об избавлении миллионов Своих подданных от ужасов, лишений и страдания, проложив путь к эре Великого мира… Никогда раньше нас столь глубоко не потрясала Его безграничная душевная щедрость. С переполняющей наши сердца глубочайшей благодарностью мы молим Его Величество принять наше смиренное покаяние за нарушение Его священного покоя».

Глава 9
ЗАКЛИНАТЕЛИ

Спустя двое суток после подписания акта о капитуляции Японии неугомонный дядя Хирохито, князь Хигасикуни, наконец осуществил свою сокровенную мечту. Родственник Хирохито еще с 1920-х гг. имел виды на пост премьер-министра, да только придворные советники путались под ногами, на дух не перенося крайнюю переменчивость его политических приоритетов (менявшихся с дуновением легчайшего бриза, подобно карпу из рисовой бумаги, гордо реящему на флагштоке). Хирохито не единожды заявлял: члену августейшей семьи премьерский портфель ни к чему, тем более в условиях войны, случись что… Зато теперь, с воцарением мира на земле Японии, императорский трон вершил великие дела! Военные и гражданские охотнее пойдут на сотрудничество, если правительство возглавит член императорской семьи! «Нанкинский мясник» князь Асака направился в Китай с высочайшим указанием обеспечить полное прекращение огня и сдачу в плен японских передовых частей. Принц Такэда – в Маньчжурию, с аналогичным указанием, а также для обеспечения наискорейшего вывоза «военной добычи» из Маньчжурии и Кореи в Японию…

В министерстве обороны и правительстве – суетливое смятение. В небо взвиваются столбы дыма – ответственные чиновники жгут секретные документы. Ящики с вооружением и амуницией зарывают в землю, чтобы в случае «необходимости» иметь их под рукой. Военнослужащие избавляются от униформы, переодевшись в бедных крестьян. Подобные вещи в полной мере иллюстрируют умонастроение большинства японцев, свидетельствуя о непризнании Японии по сути своего поражения в войне – нет, она приняла «стратегическое решение» перенести решающую битву на более поздний срок. Многие японцы и по сей день убеждены: Япония не проиграла войну. Милитаристы и взрастивший их крупный бизнес укрылись в тени. Потсдамская декларация абсолютно четко заявила о решимости союзников предать суду военного трибунала японских военных преступников. В Германии союзникам удалось захватить личные архивы нацистов, использованные затем в качестве доказательной базы. В Японии им этого не удалось. Верхушка нацистской Германии не избежала возмездия. Япония потеряла лишь нескольких генералов и адмиралов, принявших вину на себя и заслонивших остальных.

К концу войны Японии удалось сокрыть на дне своей прибрежной полосы драгоценных металлов и камней на многие миллионы долларов США. Награбленное спрятали также в бомбоубежищах на территории островной Японии – входы замуровывались, высаживался бамбук для маскировки. Госпитальное судно «Тэнно Мару» (бывший голландский фрейтер «Оптен Ноорт», захвачен Японией в Индонезии) прибыло на военно-морскую базу в Йокосуке из Филиппин с ранеными на борту и 2 тысячами тонн золота «Золотой лилии» («Тэнно Мару» являлось одним из шести квази-госпитальных судов «Золотой лилии»). Спустя несколько дней «Тэнно Мару» с грузом золота вошел в Маизура, где принял дополнительный золотой груз. Позже судно вывели ночью в бухту и затопили, капитана и 24 членов команды убили. В 1987 г. «Тэнно Мару» подняли со дна австралийские и японские специалисты с соблюдением режима секретности. Госпитальное судно «Ава Мару», шедшее из Китая в Японию, в апреле 1945 г. в условиях плотного тумана потопила американская подлодка, принявшая его за военный корабль. На борту «Ава Мару» находились семьи высокопоставленных японцев, 40 тонн золота в слитках, 12 тонн платины, бриллиантов на 150 тысяч карат, титан и другие драгоценные металлы. По поводу гибели «Ава Мару» Япония выразила США протест, отрицая наличие военной добычи на борту.

В императорский бункер близ Нагано (110 миль к северо-западу от Токио) и в близлежащие заброшенные шахты в конце войны свезли «таинственные грузы»; за десять последних месяцев войны 10 тысяч корейцев-зеков прорыли десятикилометровый подземный комплекс под горой Минаками – здесь предполагалось расположить один из бункеров императора и подземный штаб сухопутных сил на случай боевых действий на территории Японских островов. Общий объем комплекса под Миноками составил 60 тысяч кубических метров. Здесь также планировалось разместить правительственные структуры и даже Школу пэров! Союзники обошлись без десанта на Японские острова, война закончилась для Японии поражением, но комплексу все же нашлось применение – в качестве складов для «Золотой лилии», надежных, как сейфы швейцарских банков.

Под водой и под землей скрыто многое, да не все… Четыре тонны опиума и героина на сумму более шести миллионов долларов США (в ценах 1945 г.) обнаружил один из американских оккупационных патрулей в пустотелых балках складского помещения в Нагано.

Задолго до капитуляции Японии Америка приняла решение о единовластном проведении предстоящей оккупации этой страны. В отличие от Германии, где союзные державы контролировали каждая свою оккупационную зону, в Японии учредили только американскую зону, а японское гражданское правительство использовали для содействия оккупационной политике Вашингтона. В день капитуляции Японии президент США Трумэн назначил генерала Макартура Верховным главнокомандующим объединенными вооруженными силами (СКАП), [66]66
  SCAP – Supreme Commander Allied Powers.


[Закрыть]согласовывающим свои действия с британским премьер-министром Этгли, Сталиным и Чан Кайши. В течение шести последующих лет Макартур практически безраздельно властвовал над 83 миллионами японцев. В качестве Верховного главнокомандующего Макартур игнорировал Дальневосточную комиссию из 11 государств, [67]67
  Дальневосточную комиссию создали из представителей Австралии, Великобритании, Индии, Канады, Китая, Нидерландов, Новой Зеландии, СССР, США, Филиппин и Франции для выработки согласованных решений с целью обеспечить выполнение Японией ее обязательств по условиям капитуляции. 25 апреля 1952 г. ликвидирована по инициативе США.


[Закрыть]превратившуюся в беззубый форум. (Москва, Лондон и Канберра протестовали понапрасну.) Макартур находился в уникальной ситуации для полновластного проведения реформ в стране, остро в них нуждавшейся. Вместо этого он передал полномочия тем лицам, по чьей вине японский народ пребывал в «темной долине». Процесс «передачи» развертывался постепенно, однако его изначально «запрограммировали» именно на это. В Вашингтоне по поводу будущего устройства Японии единой линии не выработали. Либералы настаивали на реформах; консерваторы – на их отмене и сохранении власти Хирохито, передаче «законным владельцам» контроля над правительством и финансовой системой Японии. Миссия Макартура заключалась в показушном проведении в Японии «либеральных реформ» (на самом деле Макартур действовал в интересах консерваторов).

Если сбросить со счетов исключительно успешную аграрную реформу, проведенную в Японии под патронажем США и запущенную раньше, чем ее смогли заблокировать (вот доказательство того, что реальные перемены могли быть воплощены в жизнь), то ведь почти нечего и вспомнить. Реформы носили косметический характер. Япония не перечеркнула своего темного прошлого. Предполагалось начать процесс демилитаризации Японии с арестов высокопоставленных японских военных руководителей, за ними последовали бы аресты руководителей делового и финансового истеблишмента Японии, финансировавшего войну и нажившего баснословные барыши. Аресты при Макартуре провели, но вскоре большинство арестованных выпустили на свободу. Кое-кто провел один-два года в тюрьме Сугамо в качестве подследственного по делу о военных преступлениях, а затем вышел из заключения, выставив свою кандидатуру на пост премьер-министра «побежденного» правительства. Члены императорской семьи, принимавшие в войне самое непосредственное участие на разных уровнях (включая нанкинскую резню и махинации «Золотой лилии»), избежали правосудия. Императора Хирохито полностью реабилитировали. Исходя из вышеизложенного, Япония (в отличие от Германии) так и не встала на истинный путь – путь реально функционирующей демократии.

Акцент сделали на преемственность, не на реформу. Надежды на то, что за семь лет американской оккупации (1945–1952 гг.) правящая верхушка Японии, пришедшая к власти во времена Реставрации Мэйдзи, очистит свои ряды, «демократизируется», «ударит себя по запястью», не оправдались. Общественному сознанию навязывалось основное положение теорий Тома Ламонта и Джо Грю о свободе гражданской элиты Японии от экономической коррупции, присущей Китаю. Японским бюрократам, финансистам, промышленникам и членам императорской семьи «присуща» добродетель; их просто-напросто «подавили» «злонамеренные милитаристы». Грю убеждал президента Трумэна: для Японии главным является вопрос о «вырезании раковой опухоли милитаризма», дальше-де природа сама справится. Критики Грю стенали по поводу «изворотливой наивности» подобного рода ожиданий…

В течение первых двух лет оккупации, назовем их «СКАП-1», в Японии наблюдалась суматошная активность по демократизации страны. Новые идеи, новые надежды! Давно назревшая аграрная реформа, наконец проведенная в жизнь, превратила Японию в страну мелких землевладельцев, покончив с арендаторско-крепостнической системой. Задумывались великие планы роспуска «дзайбацу», банковской реформы, уплаты значительных репараций государствам, оккупированным Японией во Второй мировой войне, реформы системы образования, промульгации новой, подлинной конституции Японии, призванной перестроить политическую систему страны в поистине подотчетную перед народом. Однако менее чем в двухмесячный срок Макартур умудрился отступиться от правой веры в реформы и впасть в ренегатство по вопросу о возмездии в отношении военных преступников. В последующий период до конца срока пребывания на посту Верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Японии, назовем его «СКАП-2», Макартур совершил поворот на 180°, введя запрет на проведение демонстраций и забастовочную деятельность трудящихся в Японии. Существовали и многие иные удручающие решения. Не успел остыть пепел в разрушенных Хиросиме и Нагасаки, как личности, противопоставлявшие себя любым реформам, уже восстановили контроль над Токио, вернув едва не утерянную монополию на богатство и власть.

Для понимания происходящего нужно вернуться к истокам американских манипуляций в поверженной Японии. 19 августа, то есть спустя четверо суток после капитуляции, группа из шестнадцати японских официальных лиц вылетела в Манилу на переговоры с людьми из аппарата Макартура для проработки деталей формальной церемонии подписания капитуляции и «соотнесения позиций». Макартур личного участия в переговорах не принимал, препоручив подчиненным участие в этой политической сделке. Одним из первых «открытий», совершенных японцами в Маниле, явилось следующее: мало кто из американцев толком разбирается в японских делах, говорит по-японски или хотя бы проявляет интерес к языку и истории Японии. Американцы хотели побыстрее закончить все дела и убыть назад на родину. Спустя несколько суток по завершении переговоров в Маниле японский МИД в срочном порядке учредил так называемый Центральный офис связи: через него планировалось проводить вопросы, касающиеся тематики американских оккупационных сил в Японии. Инициаторами выступили министр иностранных дел Сигэмицу и его «правая рука» Касэ Тосикадзу, в прошлом выпускник Амхерста. [68]68
  Колледж Амхерста, Массачусетский университет (США).


[Закрыть]Касэ работал персональным помощником министра иностранных дел Японии в 1930-е гг., но в действительности был «главным гражданским служителем» и секретным агентом «старой школы». До Перл-Харбора, к примеру, Касэ служил помощником министра иностранных дел Мацуоки, выезжал с ним в Берлин и Москву, держась в тени и заботясь об «интеллектуальной составляющей» речей Мацуоки. Американцы обожали Касэ. Боннэр Феллерс называл его «один из моих самых дорогих друзей… близкий к императору, как никто другой». В 1941 г., накануне войны, Касэ занимал пост директора Первой секции Бюро США японского МИДа (сменив на этом посту Тэрасаки Таро). Касэ, как и чета Тэрасаки, – близкий друг четы Грю. После атаки на Перл-Харбор (когда чета Грю оказалась в вынужденной изоляции на территории американского посольства в Токио, ожидая репатриации в США) Касэ оказался единственным передаточным звеном в конфиденциальной переписке четы Грю с принцем и принцессой Титибу.

Как и предполагалось с самого начала, Центральный офис связи японского МИДа в Токио на практике стал для американцев единственной инстанцией, осуществлявшей деловую переписку между СКАП и японским правительством. Директивы СКАП проходили через него; все официальные назначения на руководящие посты утрясались здесь же; официальные переводы практически всех важнейших документов осуществлялись его сотрудниками. Центральный офис связи располагал «территориальными» подразделениями – с целью оказания содействия контактам подразделений СКАП на местах с японскими гражданскими властями. Подобная схема обеспечивала Касэ и его людям решающее преимущество над СКАП, действуя как амортизатор, фильтр и посредник. Директивы СКАП, таким образом, могли быть (и были) приторможены, подтасованы и интерпретированы в пользу японской стороны. «Жесткая» информация в адрес американцев могла быть смягчена в угоду СКАП… Касэ искусно создавал общественное мнение, являясь экспертом по части мистификаций. Он понимал американцев и припрятывал не одну карту в рукаве. Центральный офис связи, таким образом, действовал как подразделение японской разведки: составлял досье на всех американских официальных лиц на территории Японии, собирал информацию об интимных секретах, идиосинкразиях, опрометчивых поступках, уязвимых сторонах, конфликтах на службе…

Среди тех, кого призвали в ряды Центрального офиса связи, находился и Тэрри Тэрасаки (в свое время, как мы помним, отчаянно пытавшийся организовать отправку телеграммы Рузвельт – Хирохито с целью не допустить атаки на Перл-Харбор). Как Касэ, Тэрри бегло изъяснялся по-английски и умел непринужденно держать себя с американцами.

2 сентября на борту корабля ВМС США «Миссури», стоящем на рейде в Токийском заливе, состоялась церемония подписания акта о капитуляции Японии. Подписавший акт с японской стороны Сигэмицу незамедлительно подал в отставку, дабы не «пятнать свою честь». Старый друг Грю, Ёсида возглавил правительство. Вечером 2 сентября Боннэр Феллерс и Касэ на приватном обеде обсуждали аспекты международного давления на императора Хирохито и выдвигаемых против него обвинений в военных преступлениях. Еще до конца войны, на секретных переговорах с японским послом в Швейцарии, Грю заверил японцев, что Америка не будет настаивать на суде над Хирохито и отлучении его от трона. Грю решился на подобное заявление с полной уверенностью в реальной поддержке своих слов многими и многими влиятельнейшими политиками и финансистами в США… Теперь Феллерсу и Касэ предстояло воочию убедиться в серьезности заверений Грю.

Тем же вечером Касэ пригласил министра иностранных дел Ёсиду присоединиться к его разговору с Феллерсом, и все трое засиделись до глубокой ночи. Касэ, Ёсида и Феллерс обсуждали план по «спасению Хирохито» (освобождению от ответственности за войну) и стратегии «воссоздания» императора в качестве «образца монарха» для новой, демократической послевоенной Японии. Предстояло решить две ключевые проблемы. Первое – необходимо продемонстрировать всему миру «миролюбивого по своей внутренней природе» Хирохито, подло обманутого и преданного могущественными милитаристами: этакий добрый гений, одержимый злыми духами. Далее, следовало представить Хирохито в глазах общественности в образе жертвы, наконец освободившейся от злобного заклятия, гнетущего его многие годы, и занявшего полагающееся ему по праву место в качестве либерального монарха-пацифиста. Ёсида предложил назначить «кого-нибудь из японского МИДа», способного обеспечить связь между Феллерсом и императорским дворцом. Вскоре в штабе СКАП в здании банка «Дай Ити» появился Тэрри Тэрасаки. Тэрасаки представили Феллерсу. Согласно Феллерсу и супруге Тэрасаки Гвен, Феллерс и Тэрасаки не знали друг друга прежде и удивились, узнав, что являются родственниками со стороны жен (прапрабабушка Феллерса происходила из семейства Хэрольд, проживавшего в штате Теннесси!).

«Надо же! – воскликнул Феллерс. – Это самое удивительное известие, которое я когда-либо слышал в своей жизни, мистер Тэрасаки. Полагаю, мы приходимся друг другу чем-то вроде свойственников!»

Свойственники или нет, оба стали коллаборационистами, хотя Тэрри пришелся не вполне по душе невероятный цинизм и беспощадность, увиденные им в глазах Феллерса. С этого дня к дому Тэрри подавался темно-бордовый императорский «роллс-ройс» (Тэрри называл его «бетономешалкой» за массивность и тяжеловесность) и доставлял Тэрри в императорский дворец. Он отвечал за связь Хирохито с Макартуром и Феллерсом. В течение последующих пяти с половиной лет Тэрри находился в курсе самых сокровенных секретов взаимодействия императора и Макартура – какие-то из них рассекретили после смерти Хирохито, какие-то остаются тайной и по сей день.

Поначалу – то есть до войны – Тэрри разделял взгляды японской либеральной элиты, тешащей себя надеждой на победу государственных мужей, придерживающихся умеренных взглядов, над «порочными милитаристами». Ведь «умеренные» имели доступ к императору. В «нужный момент» они и император «развернут страну» демократическим курсом. Когда стало очевидным, что император склонен прислушиваться скорее к «милитаристам», «либералы» не преминули изменить прежним политическим воззрениям. Но только не Тэрри! Несмотря на имеющуюся у него информацию о планах Японии по нападению на Перл-Харбор, для Тэрри настоящим шоком, подорвавшим здоровье и моральный дух, стало известие о воплощении его в жизнь. Вместе с другими японскими дипломатами и их семьями его репатриировали из США. В годы войны Тэрри (с супругой и дочерью) находился в ужасающих условиях: за ним наблюдали, его семья зачастую голодала. Когда же у Тэрри похитили личные дневники, он стал жить в постоянном страхе: вдруг его усилия предотвратить войну станут известны японским спецслужбам? Теперь же Тэрри – одна из многих невольных жертв войны – взвалил на себя ответственность за спасение императора от правосудия, не будучи уверен в собственных силах. Тэрри был лишь на год старше Хирохито, но по главным жизненным позициям их разделяли световые годы: они находились на разных полюсах шкалы идеологических принципов. Придворный этикет явился для Тэрри дополнительной причиной нервного перенапряжения, поэтому, упорно работая во дворце, Тэрри еще больше подрывал пошатнувшееся здоровье. Однажды от переутомления он упал в обморок, и Хирохито пришлось лично помогать ему прилечь на кушетку… С течением времени, однако, отношения Тэрри с Хирохито стали более дружескими и не столь натянутыми. Испытывая величайшую неловкость, Хирохито как-то передал Тэрри пять тысяч иен, чтобы помочь ему хоть как-то свести концы с концами в обуреваемом безудержной инфляцией Токио.

Многие члены императорской семьи настроились категорически против продления власти Хирохито, обвиняя его в затягивании войны (по крайней мере на два года), «неоправданных» смертях, разрухе, хаосе и страданиях. У членов императорской семьи вызывала крайнюю обеспокоенность «двусмысленная сделка» императорского двора с Макартуром. Императорская семья бурлила. 15 сентября принц Титибу, не появлявшийся во дворце с 1940 г. под предлогом опасности распространения туберкулеза, предстал перед старшим братом в униформе генерал-майора. Князь Хигасикуни и принц Такамацу настаивали на немедленном отречении Хирохито от престола в пользу одиннадцатилетнего наследного принца Акихито. Принц Титибу станет регентом, заявили они. Но и Хирохито вынашивал собственные планы!

На аудиенции 15 сентября вопрос об отречении Хирохито поднимался не впервые. Семья обсуждала его еще в ходе войны. Позже принц Микаса заявил на заседании Тайного совета, что его старший брат «обязан принять ответственность за поражение Японии в войне». Князь Хигасикуни «обмолвился» в прессе: «многие» члены императорской семьи склонны поддержать идею об отречении Хирохито от трона. Согласно одному из источников, Хирохито утверждал, что легко отрекся бы от высокой власти, однако ж ни один из его братьев не имел в полной мере качеств, необходимых для регентства: Титибу – слаб здоровьем, Такамацу – «радел за войну», Микаса – слишком юн.

В любом случае императорская семья ничего не решала. На период американской оккупации она исполняла приказы СКАП! Пришло время, и Макартур выразил желание видеть у себя Хирохито. Слова Макартура передали Хирохито через Феллерса – Тэрри. Императору следовало прибыть в посольство США и засвидетельствовать почтение Макартуру. Официальные лица во дворце всполошились – каковы будут последствия? И все же встреча Макартура с императором Японии (на ней мы достаточно подробно останавливались в прологе) состоялась 27 сентября 1945 г. Достаточно известная байка о «реабилитации» императора на первой же встрече с Макартуром является чистой воды пропагандистским трюком. Макартур тогда находился в исключительно привилегированном положении, дающем ему, по существу, абсолютную власть, позволяющую добиваться от Хирохито любых уступок. И Макартур, с его-то характером, особо не миндальничал с Хирохито, «поджаривая императору пятки». Страх предстать пред судом военного трибунала союзников гнал Хирохито в выгодном для Макартура направлении, обставленном флажками манипуляций и эксплуатации. Хирохито отлично знал: решись Макартур соблюсти требования союзников касательно Хирохито, императору придется пройти через процедуру публичного разбирательства собственной участи с высокой вероятностью быть повешенным! Советы-де выступают за расстрел! Поэтому Хирохито следовало сотрудничать с Макартуром… В таковом случае их сговор останется тайной сугубо между ними… В письме к жене от 27 сентября Феллерс упоминает о разговоре с Макартуром, состоявшемся непосредственно после беседы Макартура с Хирохито. «Император боится Вашего суда над ним», – заявил Феллерс. Макартур: «Да. Да. Он готов к нему. Он боится ответить за все своей шеей».

Пугнув Хирохито для острастки, Макартур поручил Феллерсу приступить к «спасению императора». Таким образом, император попал в заложники к Макартуру и как таковой вполне мог оставаться на троне, исполняя его волю. Проводя исторические параллели, следует отметить: в отличие от эпизодов «захвата императора» в прошлом на этот раз император оказался под непосредственным влиянием иностранной державы. Члены императорской семьи понимали всю драматичность своего положения. Единственный способ сбросить накинутое Макартуром на Хирохито ярмо – принудить Хирохито к отречению. Наследного принца Акихито – невинное дитя, – взойди тот на престол, запугать американцам не удастся, ведь в ужасах войны он не повинен. Многие рядовые японцы также высказывались (тогда и много позже) за отлучение Хирохито от трона: Хирохито должен принять всю вину на себя, дабы оградить императорскую семью от обвинений в будущем…

Перед Макартуром же стояла задача любой ценой не допустить отречения Хирохито. Макартур нуждался в покладистом императоре, соглашающемся играть роль «смиренного демократа». Чем демократичнее выглядит император, тем лучше для Макартура (ничуть не изменившего собственным президентским амбициям). Тайная игра с Хирохито станет для Макартура залогом его успеха в качестве американского проконсула в Японии! Американская общественность будет лицезреть Макартура в образе непререкаемого авторитета, [69]69
  Father figure.


[Закрыть]направляющего Хирохито прямым курсом к демократии западного типа!

Снимать сливки с «кооперации Хирохито» одному Макартуру, естественно, не дали. Бюрократы и политические деятели в Вашингтоне, финансисты с Уолл-стрит, японские бюрократы, гангстеры и бизнес-магнаты – взгромоздились на «шею императора». Трон и после поражения Японии в войне сохранил для многих некую магическую ауру, используя которую вполне можно было достичь разнообразнейших «спецэффектов».

2 октября 1945 г. Феллерс лаконично и четко изложил суть дела в одностраничной записке Макартуру: «Идея о провозглашении равенства императора с его народом (либо с государственными служащими) в перспективе выглядит кощунственной. Попытка привлечь его к ответу в качестве военного преступника будет воспринята не только как богохульство, но и как отрицание духовной свободы… Одной из фундаментальных американских концепций является следующее положение: любая нация обладает неотъемлемым правом на избрание собственного правительства. В случае предоставления японцам подобной перспективы они изберут императора в качестве символического главы государства. Народные массы поклоняются Хирохито… Они знают – он не марионетка. На эмоциональном уровне японцы исходят из того, что сохранение императора у власти не станет барьером для создания того либерального правительства, которое им предстоит принять [70]70
  As they are qualified to enjoy.


[Закрыть](курсив авторов)… Для проработки долгосрочных перспектив нашего бескровного вторжения мы реквизировали услуги императора… следовательно, мы, сначала использовав императора в наших целях, а потом решив судить его же за военные преступления, будем выглядеть в глазах японцев предавшими их доверие… В перспективе суда над императором следует ожидать развала структуры госуправления и неизбежного всплеска активности японских генералов… хаоса и кровопролития; это, в свою очередь, неизбежно повлечет за собой необходимость направления в Японию усиленной группировки экспедиционных войск и тысяч гражданских должностных лиц. Период оккупации тогда придется продлить». Макартур мог использовать записку тезисно при разговоре с Вашингтоном, для этого она и предназначалась. Боннэр Феллерс являлся одним из многих «назначенцев» Джо Грю и Герберта Гувера, и не более того. В 1930-е гг. Феллерс завоевал репутацию эксперта по Японии в армейских кругах США; тем не менее Феллерс обладал, строго говоря, весьма поверхностным знанием страны и, как и Грю, не владел японским языком. (Феллерс закончил колледж квакеров Эрлхем в Индиане; здесь он сошелся с двумя сокурсниками японского происхождения и проявил живой интерес к японской культуре. Позже, уже в чине офицера армии США, Феллерс написал монографию о менталитете японского солдата.)

В 1930-е гг. Феллерс служил на Филиппинах под командованием Макартура, совершал частые поездки в Японию, познакомился с послом Грю. На экс-президента США Гувера Феллерс вышел как через Макартура, так и через Грю. Феллерс придавал большое значение принадлежности своих друзей к общине квакеров, на этой основе он завел переписку с Гувером, поддерживаемую многие годы, фактически до кончины последнего. Гувер использовал Феллерса для продвижения собственной кандидатуры на пост президента США от Республиканской партии. В 1939 г. Гувер получил очередное письмо Феллерса, где тот превозносил до небес потенциал связки Макартур – Линдберг, выдвинь республиканцы их кандидатуры на предстоящих президентских выборах. «Президент Рузвельт, насколько мне известно, не только ценит… Макартура как политического деятеля, но и боится его». В ответном письме Гувер выразил согласие с мнением Феллерса: «Вернись Макартур домой в нужное время, он получил бы все шансы на убедительную победу на выборах». В 1942–1943 гг. Грю (после репатриации из Японии) трудился в Госдепе США, а Феллерс тогда же возвратился в Вашингтон из Каира (после двухлетнего пребывания на посту военного атташе) в чине однозвездного бригадного генерала. В Каире Феллерс отличился, курируя вопросы кампании генерала Роммеля и обороны острова Крит. Прибыв в Вашингтон, Феллерс удостоился чести быть принятым президентом Рузвельтом в Белом доме. Рузвельт рекомендовал Феллерса для работы в Бюро стратегических служб США. На новом посту Феллерс занимался в том числе координацией взаимодействия Бюро стратегических служб с Госдепартаментом по вопросу «будущего устройства Японии». (Грю привлекал на совместные заседания экс-президента США Гувера.)