Текст книги "Династия Ямато"

Автор книги: Стерлинг Сигрейв

Соавторы: Пегги Сигрейв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Биржевой крах на Уолл-стрит в 1929 г. разорил около половины японских мелких и средних коммерческих предприятий. В период с 1929 по 1931 г. японский экспорт сократился на 43 процента, закупочные цены на внутреннюю сельхозпродукцию реально упали на 50 процентов.

Японское сельское хозяйство переживало далеко не лучшие времена. Большинство крестьянских хозяйств лишь арендовало землю у крупных землевладельцев, и, как следствие, львиная доля собранного ими урожая уходила на оплату аренды и налоги. Аграрная реформа в стране давно назрела, но на практике все оставалось по-старому. Фермеры пытались свести концы с концами, увеличивая производство менее затратного шелкопряда. Рисоводы до половины своего дохода получали как раз за счет шелководства. Японский шелк экспортировался главным образом на американский внутренний рынок, поэтому кризис 1929 г. стал для японских производителей шелка настоящей трагедией. Землевладельцы сгоняли с земель разорившихся крестьян, налоговые инспекторы угрожали арестом… 1930 г. вошел в историю Японии как один из самых голодных в XX веке. Крестьяне вымирали целыми деревнями. В городах – безработица, длиннющие очереди за продовольственной пайкой. Отчаявшиеся семьи продавали детей в бордели. В шести префектурах на северо-востоке Японии 60 тысяч девушек продали в сексуальное рабство лишь за один 1934 г. – и это официальные данные из архивов японского МВД. В масштабах Японии в 1930-е гг. – 200 тысяч ежегодно (в школы гейш, считавшиеся не худшим уделом, в бордели и рестораны).

Правящая элита снова обратила взоры на Тома Ламонта и «Морган бэнк». Ламонт прибыл в Японию во время банковского кризиса 1927 г., стремясь выяснить, как помочь своим друзьям. Ламонту организовали аудиенцию у императора Хирохито, наградили орденом Восходящего Солнца. Вернувшись в Нью-Йорк, Ламонт засучил рукава. В 1931 г. «Морган бэнк» предоставил японскому правительству кредитов на общую сумму 263 миллиона американских долларов (кредиты, полученные Японией после землетрясения в Канто, реструктурировали в 1930 г.). В июне 1931 г. Морганы ссудили деньгами японское коммерческое предприятие на Тайване. Был также реструктурирован двадцатипятимиллионный кредит, выданный «Йокогама спиши бэнк» [32]32
  Yokohama Specie Bank.


[Закрыть]на стабилизацию японской национальной валюты.

Японские ура-патриоты завопили о заговоре «западных расистов» против Японии, якобы спровоцировавших биржевой крах на Уолл-стрит в корыстных целях. Японская элита, вместо того чтобы всерьез взяться за реформирование национальной банковской системы и финансовых институтов, наведение порядка в стране, занялась арестами и казнями «оппозиционеров», склоками в собственных рядах.

Ультра-националисты и их союзники из армейской среды громогласно требовали наказать виновных министров – «пустых политиканов» – и провести в стране национализацию, сосредоточив всю полноту власти в одной «железной руке». Одновременно следовало построить мощную империю, руководствуясь правом сильного, как Запад в прошлом веке.

Левые, уж какие сохранились, твердили о необходимости социальной революции, спасении крестьян и рабочих от гнета беспросветной нищеты, свержении императора и «проклятой» элиты, плетущей бесконечные козни вокруг трона.

Центристов – членов просвещенной элиты, обладающих богатством по праву рождения, – устраивало настоящее положение вещей. Существующий расклад приносит им немалый доход, зачем что-то менять? В этой среде самопожертвование никогда не представляло особой ценности. Экономический кризис, конечно, есть, и тем не менее его удастся успешно преодолеть. Помогут Великобритания и США! Кроме того, следует активнее инвестировать национальные ресурсы в развитие севера – Хоккайдо, и в материковые колонии – Корею и Южную Маньчжурию. Военные и реакционеры – ужасны, леваки – ужасны вдвойне, хоть и не столь многочисленны. Вдовствующая императрица Садако, принц и принцесса Титибу относили себя к центристам.

Таким образом, перечисленные три основных игрока на внутриполитическом поле Японии являлись, пускай и каждый сам по себе, «истинными» реформаторами страны! Общая главная цель – избавиться от личных противников… Пока игроки боролись, кризис только крепчал.

В стране, где реальная демократия рассматривалась как некое болезненное отклонение от нормы, убийства и террор вошли в разряд национальных видов спорта в 30-х гг. XX века.

Глава 7
ЗЛЫЕ ДУХИ

Принц Такамацу, третий сын императора, начал активнее заявлять о себе сразу после свадьбы своего брата Титибу. В 1925 г. он окончил военно-морскую академию в чине второго лейтенанта [33]33
  Низшее офицерское звание в Японии.


[Закрыть]и следующие три года посвятил углубленному изучению военных наук. Весной 1930 г. ему наконец объявили высочайшее разрешение выехать в заграничную поездку (сроком не более четырнадцати месяцев, по европейским странам, а также США и Канаде), но при одном условии – он должен жениться. Заграничное турне, таким образом, следовало понимать как свадебное путешествие, вознаграждение за согласие связать себя узами Гименея. Мы можем лишь гадать, как Такамацу воспринял подобное условие. В недавно опубликованных выдержках из дневников Такамацу имеется тем не менее недвусмысленный намек на его нетрадиционную сексуальную ориентацию. «Противоположный пол абсолютно не влечет меня. Неужели я гомосексуалист? Если да, то мне не найти партнера, гомосексуальность – табу». Если бы Такамацу не приходился братом Хирохито, его положение было бы не таким безнадежным… Как отмечает японист Ян Бурума, в Японии гомосексуализм никогда не считался болезненным отклонением от нормы и не преследовался по закону, если гомосексуалист официально состоял в традиционном браке. «Многие века гомосексуальность не только не осуждалась, но представлялась более-менее рафинированной формой любви… таковой являлась воинская традиция: солдаты-геи – хорошие солдаты, или по крайней мере так считалось».

В 1920-х гг. Виндзоры (с которых японская императорская династия так любила брать пример) безуспешно пытались хранить «секрет полишинеля» – гомосексуальную ориентацию Георга, герцога Кентского, младшего сына королевы Марии и короля Георга V. Герцог имел привлекательную внешность, слыл щеголем. Как и Такамацу (имевшего, к слову, самую яркую внешность среди своих братьев), Георг носил погоны военно-морского офицера. Главным отличием Георга от Такамацу следует признать его большую удаленность от линии престолонаследия, так что Георг мог позволить себе жить так, как считал нужным. Он не скрывал любовную связь с драматургом Ноэлем Ковардом, их часто видели вместе в ночных гей-клубах, при полном макияже. Король Георг заметил однажды: «Подобным типам следовало бы пускать себе пулю в лоб».

У нас нет документальных свидетельств о переживаниях вдовствующей императрицы Садако по поводу своего третьего сына. Судя по всему, она предпочла занять активную позицию. Мать выбрала в невесты Такамацу девицу потрясающей красоты, можно сказать, самую красивую японскую княжну своего времени. Девятнадцатилетняя княжна Кикуко, будучи на шесть лет моложе Такамацу, как и жених, прекрасно разбиралась в модах, одеваясь всегда исключительно изящно. На фотографии, сделанной вскоре после церемонии их бракосочетания в феврале 1930 г., Кикуко одета в кокетливое облегающее не отрезное платье без рукавов с заниженной талией в стиле «эмансипе», руки – в длинных белых перчатках, прическа – короткая, султан из страусовых перьев… Борьба за Кикуко, как водится, потребовала усилий: семейство Кикуко будто бы страдало наследственными психическими отклонениями… Действительно, Кикуко буквально «славилась» своим нравом. Мать Кикуко происходила из семейства Арисугава (входящего в одно из четырех регентствующих семейств). Родословная отца восходила к сёгунам клана Токугава. Некий легковерный западный журналист, уже после свадьбы Такамацу, утверждал в своей статье, будто молодые «женились по любви». И дальше – молодые знали друг друга с детства, и «уже тогда стало ясно: в один прекрасный день они станут мужем и женой»!

Через два месяца после бракосочетания молодые отбыли в кругосветное путешествие. Такамацу, как японскому принцу и теперь уже капитану императорского флота, оказывались полагающиеся знаки внимания в портах захода. В июне высокая чета прибыла в Англию. По пути в Букингемский дворец ее радостно приветствовал народ. Такамацу держался скованно, зато Кикуко чувствовала себя в своей стихии! Вечером, на банкете от имени английского короля, «все внимание сосредоточилось» на одетой в европейское платье из серебристой парчи японской принцессе. От имени императора принц Такамацу наградил короля Георга орденом Восходящего Солнца. Совсем незадолго до этого торжественного момента в Лондоне заключили англо-японский договор, оговаривающий ряд пороговых значений в строительстве военных флотов.

Лондонский договор был «мягче» по отношению к Японии, чем Вашингтонский, [34]34
  Вашингтонский договор 1922 года.


[Закрыть]однако в самой Японии так не считали. Такамацу принимал сторону тех, кто придерживался умеренной позиции и выступал против эксцессов военно-морского строительства. Он выразил надежду, что новый договор положит конец гонке вооружений между Японией и Западом, послужит «на пользу всего мира», так как Такамацу последовательно выступал против усиления роли военщины в Японии.

После Лондона чета провела шесть недель в Париже, затем «инкогнито» вернулась в Британию – полюбоваться осенними красками, и повторила часть маршрута Хирохито по Шотландии. Зиму молодые провели в Лиссабоне, Севилье, Риме, Афинах и Анкаре. Далее – путешествие на борту «Аквитании» в Нью-Йорк. На борту судна, бросившего якорь в Гудзонском порту, Такамацу дал свое первое интервью американской прессе. «Нью-Йорк таймс» писала: «Принц говорит по-английски, но не слишком хорош в нем и потому прибегает к услугам своих переводчиков. У принца нет для Америки заявлений официального характера… [однако]: „Я ожидаю увидеть своими глазами то, что сделало Америку великой нацией, и лично встретиться со многими ее выдающимися представителями… Я много читал об Америке“». Чета, по заверению газеты, любит кататься на лыжах, принцесса играет на пианино и поет, умеет танцевать, но на публике не танцует. Такамацу описывался как «стройный, улыбчивый молодой человек», Кикуко – как «изящная и очаровательная красавица». Свиту Такамацу беспокоило количество вопросов о личной жизни молодых.

Том Ламонт и банкирский дом Морганов организовали торжественный проезд четы по улицам Нью-Йорка (с осыпанием серпантином и конфетти). На Пятой авеню пятьдесят тысяч человек приветствовало кортеж Такамацу, путь которому расчищала кавалерия на гарцующих лошадях! В Вашингтоне на вокзале «Юнион-стейшн» чету встретил лично президент Герберт Гувер. Вечером того же дня в Белом доме состоялся протокольный обед, где присутствовал и сам Ламонт, к этому времени ставший одним из наиболее доверенных лиц в окружении Гувера. Вечером следующего дня посол Японии в США дал ответный прием в отеле «Мейфлауэр», пригласив на него две тысячи человек. По окончании приема состоялся обед на пятьдесят персон, включая генерала Дугласа Макартура, занимавшего в то время пост начальника штаба сухопутных войск США, а по окончании Второй мировой войны сыгравшего одну из главных ролей в решении участи японской императорской династии.

Хирохито направил Гуверу телеграмму, изъявляя в ней благодарность за теплый прием, оказанный его брату. Гувер в ответ заметил: молодожены «совершенно покорили наши сердца». Августейшая чета вернулась в Токио в июне 1931 г. на борту океанского лайнера «Титибу Мару».

Через двенадцать месяцев, в июне 1932 г., Джозефа Грю (не без подачи Ламонта) назначили послом США в Японии. Токио воспринял назначение Грю с особой теплотой: тому имелись весомые причины – в 1853 г. коммодор Перри наглядно продемонстрировал тогдашнему сёгуну мощь американского военного флота, войдя с армадой в Токийский залив. С тех самых пор потомки Перри пользовались в Японии особым авторитетом. Супруга Грю, Элис Перри, являлась правнучатой племянницей коммодора. Элис прекрасно говорила по-японски и, будучи лично знакома с императрицей Садако, поддерживала с ней дружескую связь. Отец Элис, Томас Сэджент Перри, слыл известным бостонским интеллектуалом. Мать происходила из рода Кабот, имевшего в те времена громадное влияние в бостонском высшем свете. У американского поэта Джона Боссиди есть такие замечательные строки: «Вот старый добрый город Бостон, / Откуда боб с трескою родом; / Здесь Лоуэллсы благоволят Каботам, / Каботы Богу по субботам». Вот как! В 1897–1900 гг. семейство Перри проживало в Токио: отец преподавал английскую литературу в университете Кэйо (первый негосударственный университет в Японии; многие будущие лидеры Японии учились в его стенах). Элис довольно быстро научилась говорить по-японски и завела подружек в Школе пэров, одной из которых стала скромная девочка по имени Набэсима Набуко, христианка, познакомившая Элис со своей подружкой Садако (будущей императрицей). Дочь Набуко в будущем станет принцессой Титибу… Так что «школьный багаж» супруги придется Джозефу Грю очень кстати на новом посту.

У рода самого Грю также имелись ценные связи в Азии. Джозеф происходил из семьи бостонских банкиров, некогда страховавших «опиумные клипперы», принадлежавшие «Рассел энд компани». Родители Грю находились на короткой ноге с могущественными американскими семейными кланами: Форбсами, Делано и Рузвельтами. Богатство и авторитет этих семейств говорили сами за себя, поэтому «парням» типа Джо Грю оставалось одно – «соответствовать». После окончания Гротона Джо поступил в Гарвардский университет, в компании с Франклином Рузвельтом одновременно подвизался в штате «Кримсон». [35]35
  «The Harvard Crimson» – ежедневная газета, издается с 1873 г.


[Закрыть]В 1902 г., по окончании учебы, родители отправили Джо в кругосветное путешествие. Охота на горного козла на Памире, на медведя в Кашмире, на тигра в Китае… Какое-то время в Японии… В Бостон Джо возвратился с двадцатью двумя местами багажа и слугой по имени Судзуки. Путешествие приохотило Джо к экзотике, и он выразил желание поступить на службу в Госдепартамент. Родители Джо взялись найти отпрыску достойное место. Тем временем Джо познакомился с Элис на одном из светских приемов…

«Когда я увидел ее в домашней обстановке стоящей у камина в кимоно веселенькой расцветки, я не устоял и предложил ей выйти за меня замуж». Судзуки исполнял роль Купидона, носил Элис цветы и записки, болтал с ней по-японски. Джо обучался европейским языкам в приготовительной частной школе, но выучить японский не мог при всем желании, так как почти оглох после перенесенной болезни. С Джо следовало разговаривать громко, иначе у собеседника создавалось впечатление, что тот «где-то далеко».

Еще до женитьбы Джо Грю предложили должность в консульском отделе посольства США в Египте. В те времена дипломатическое поприще почиталось скорее приятным великосветским уделом, чем чисто гражданской службой с ее иерархией и законами. Друзья президента, финансисты предвыборной кампании, оставшиеся не у дел политики назначались на высокие дипломатические посты. За границей их обслуживали канцелярские служащие и атташе. Большинство высокопоставленных дипломатов являлись, строго говоря, материально независимыми «любителями», на службе у коих состояли в качестве секретарей молодые люди – также не бедствовавшие прежде (подобно Грю). Для начала Госдеп положил Грю 600 долларов ежегодно, но что деньги – деньги не проблема! В 1905 г. Грю женился на Элис и вместе с ней отправился к берегам Нила. В последующие несколько лет Грю давил на родителей, чтобы те через президента Теодора Рузвельта подыскали ему местечко покомфортней. Из Египта Грю перевели в Мексику, потом в Россию, а в 1908 г. он наконец получил долгожданный перевод в посольство в Германии. В те незабываемые денечки накануне Первой мировой войны ночная жизнь в Берлине была просто великолепна! Грю жили превосходно – в их распоряжении находились несколько автомобилей, прислуга. Изысканные вина, камерные концерты, немецкая знать… Как правило, Грю проводил в служебном корпусе американского посольства пару-тройку часов, не более. Утро начиналось с совершенствования игры на пианино (два часа), потом пешая прогулка от дома до посольства. Вечера посвящались бесконечным суаре.

Берлинские высшие «касты» по сути близки бостонским, а дипломатия вершилась на разного рода приемах, вечерах, балах. Тугоухость мешала Грю расслышать, что именно происходит вне все же ограниченного кружка местной аристократии. Он избегал контактов с германскими политиками, артистами и интеллектуалами, полностью изолировав себя от «простолюдинов». Имел на примете одного-двух журналистов, в личных беседах сообщавших ему об умонастроениях берлинской улицы… Грю тем не менее стал неплохим управленцем. Любил обстоятельность. В ранге первого секретаря лично выбирал кукурузные хлопья для посла. Обладая поразительной памятью, гонял своих сотрудников почем зря.

Грю удерживал в голове имена всех более-менее значимых членов берлинского бомонда: кто что пьет, в какие игры играет и кто кому кем приходится – но по какой-то причине события 1914 г. стали для него полнейшим сюрпризом. Грю питал к Германии и ее народу искреннюю симпатию. В письмах домой и депешах в Государственный департамент он высоко оценивал действия германского правительства и военных. И не понимал, почему тон ответных писем из дома являлся порой откровенно холодным, – родня попросту пыталась вернуть его к реальности. Грю потом утверждал, что попался на удочку немецкой пропаганды, доверчиво заглотив «крючок, наживку и грузило». Он считал (впрочем, как и многие немцы): Россия, Великобритания и Франция замыслили войну, так как завидовали германским успехам и благосостоянию. Но в Вашингтоне считали иначе…

Америка (еще до объявления войны Германии) уже принимала тем не менее в ней активнейшее участие экономически: предоставляла кредиты союзникам; торговала продовольствием, ширпотребом и военной техникой, одновременно оказывая гуманитарную помощь страдающим народам Европы, независимо от национальной принадлежности. То есть в полном соответствии со своей пуританской природой сочетала прибыль и благотворительность. В обязанности Грю в военные годы вменялось в том числе руководство гуманитарной программой Герберта Гувера в Германии. Будущий американский президент проявил себя тогда как «скромный миллионер», как квакер (некогда сколотивший состояние в Азии, будучи горным инженером), который теперь мог позволить себе приумножать свое богатство, не забывая вершить благие дела в масштабах всей планеты.

В апреле 1917 г. Соединенные Штаты вступили в войну. Американские дипломаты и административно-технический персонал посольства спешно покинули Германию. Вернувшись в Америку, Грю пытался «выправить» свой прогерманский имидж участием в разъездной пропагандистской кампании, публично обратившись к 24 тысячам человек за одиннадцать дней! Теперь он вовсю костил немцев, этих «беспутных варваров» и «международных преступников».

Конец Первой мировой войны застал Грю в Версале – здесь он работал в команде Герберта Гувера, состоящей из американских консерваторов-миллионеров. Гувер и Грю налаживали отношения с влиятельными членами японской делегации, включая князя Сайондзи и графа Макино – высокопоставленных советников японского императора. В 1920-е гг. Грю служил в посольстве в Лондоне, устанавливал деловые контакты с послом Японии в Великобритании Мацудайрой, чья супруга Набуко приходилась подругой детства Элис Грю.

По возвращении на родину Джо принял участие в подготовке к выборам президента США от республиканцев (1928 г.), отвечая за контакты партии с финансовыми кругами Бостона, Филадельфии и Нью-Йорка. Президент-республиканец Гувер переехал в Белый дом, но буквально на следующий год в октябре произошел известный крах Нью-Йоркской фондовой биржи. Демократы вешали всех собак на Гувера, но тому с грехом пополам удалось продержаться до конца своего первого и последнего президентского срока. В 1932 г. к власти пришел Франклин Рузвельт. Несмотря на незадавшееся президентство патрона, в «обойме» остались многие люди Гувера, включая генерала Дугласа Макартура (сохранившего пост начальника штаба сухопутных сил США) и Грю (уехавшего послом в Японию).

Во времена Великой депрессии японский рынок сохранил для американских экспортеров статус важнейшего в Азиатском регионе. Сохранение и усиление позиций американского бизнеса в Азиатско-Тихоокеанском регионе – наипервейшая задача Грю на новом для себя посту в Токио. Гувер, Морган, Ламонт и другие республиканцы ратовали за доктрину так называемого «перехода к стабилизации мировой экономики через усиление роли крупного международного частного капитала» – в его независимой от пограничных барьеров транснациональной ипостаси. В Азии и Тихоокеанском регионе США следовало активнее использовать экономические рычаги влияния; руководствоваться политикой кнута и пряника для достижения должной степени сотрудничества с США, мира и процветания. Сторонники рузвельтовского «нового курса» – не кто иные, как будущие большевики! Как раз в последнем американские республиканцы и многие представители японской элиты разительно сходились во взглядах. Либерал – значит, большевик!

Грю через родство имел выход на банкирский дом Морганов. Бабушка Джо по материнской линии принадлежала к общине квакеров, хотя сам он воспитывался в лоне епископальной англиканской церкви. Джейн Нортон Грю (двоюродная сестра Грю) вышла замуж за Джека Моргана. В глазах японцев Джо, таким образом, предстал как ставленник влиятельной американской «дзайбацу Морган». В Токио, как и в Бостоне, кровные «межсемейные» узы подразумевали очень многое. Благодаря семейным связям Джо и Элис с особенным радушием принимались «сливками» японской аристократии и бизнеса.

Чета Грю прибыла в Японию в неспокойные времена. В 1930 г. группа военных офицеров, фаталистически назвавшая себя «Общество цветущей вишни» (цветы так недолговечны!), замыслила свергнуть гражданское правительство. Офицеры намеревались положить конец чехарде сменяющих друг дружку политиканствующих правительств, поставив во главе военного режима генерала Угаки. Заговор провалился – Угаки неожиданно отказался иметь с организаторами дело. На токийском железнодорожном вокзале в ноябре 1930 г. молодой заговорщик застрелил премьер-министра Хамагути.

Это убийство стало очередным звеном в длинной цепи политических убийств тех лет. Японские военные и их сподвижники не жалели патронов. Страна должна расширить свою территорию за счет материковой Азии! Молодые армейские идеалисты свято верили: их император находится в плену у «порочных» советников. А началось все в 1928 г. с убийства китайского военачальника Чжана Цзолиня – его подорвали в вагоне поезда японские военные. Видимо, Хирохито ничего не знал о готовящемся покушении на Цзолиня (когда ему доложили о свершившемся и предположили, что за убийством стоят японские военные, рвущиеся в бой за Маньчжурию, Хирохито не гневался). Роль Хирохито оставалась неясной несколько десятилетий – однако он лично санкционировал мероприятия по сокрытию обстоятельств убийства Цзолиня. Один из японских исследователей утверждает: император таким образом оставил без возмездия террористический акт, оправдал действия военных и спровоцировал их на повторение подобных «операций». Так что сцену уже подготовили для новых убийств, взрывов и заговоров – армия последовательно расширяла контроль над материковой Азией. Токио особо не путался под ногами…

Убийством китайского военачальника в Маньчжурии хотели спровоцировать маньчжуров на прямой военный конфликт с японцами. Тогда Япония «обязана» была бы ответить и захватить Маньчжурию силой. На деле потребовалось еще три года провокаций для осуществления плана. В 1931 г. подполковник Исихара Кандзи спланировал и воплотил так называемый «маньчжурский инцидент» – вину возложили на китайскую армию. В результате Япония оккупировала 440 тысяч квадратных миль маньчжурской земли. Истинная роль Хирохито снова оказалась непонятной, и только в 1990 г., после публикации дневниковых записей главного советника Хирохито, кое-что прояснилось. Вот запись от 22 сентября 1931 г. (то есть за три дня до маньчжурского инцидента): «В 4.20 пополудни начальник штаба Каная имел аудиенцию у императора, на которой просил императора дать добро на отправку общевойсковой бригады [в Маньчжурию с места дислокации в Корее]. В разговоре со мной император заметил: на этот раз ничего не поделаешь, но [армия] в дальнейшем должна быть более осторожной в своих действиях». И ниже: «Когда я поинтересовался мнением Его Величества относительно наказания начальника штаба и командующего Квантунской армией [в Маньчжурии], выяснилось: по всей вероятности, в конечном счете первый отделается полученным на следующий день предупреждением, а командующего [Квантунской армией] ждет незначительное взыскание».

На Западе действия японских военных в Маньчжурии встретили понимание. Оккупация Маньчжурии, полагали там, является для Японии единственным выходом из социального и финансового кризисов. Маньчжурия – идеальный источник продовольствия и природный ресурсов для японской промышленности. Западные финансисты типа Тома Ламонта выразили поддержку действиям Японии в Маньчжурии, безапелляционно обвинив китайских военных в обострении напряженности. Президент США Гувер выступил с публичным осуждением действий Японии В Маньчжурии, и только. Маньчжурия стала японской вотчиной, император Пу И [36]36
  Китайский император (1906–1967).


[Закрыть]сохранял над ней лишь видимость «власти».

Хирохито выразил озабоченность по поводу возможных международных экономических санкций и даже прямого военного конфликта с Америкой и Британией. Японский император потребовал от советников предоставления четких прогнозов развития событий «в случае объявления великими державами экономического эмбарго или открытых враждебных действий с их стороны». Пройдет еще десяток лет, и гром действительно грянет. Из записок помощников Хирохито следует: Хирохито еще до 1931 г. предвидел неизбежность войны с Западом в случае продолжения боевых действий своей армии на территории материковой Азии. Император, таким образом, фактически санкционировал преступные действия военных, ограничившись показушной «взбучкой виновников». Хирохито не являлся пассивным наблюдателем, он славословил свою «героическую армию» за то, что она «косила врага огнем, как сорную траву…». И заявлял: «Я глубоко ценю ее неколебимую верность».

По существу, реальное противодействие агрессивным действиям Японии оказал только Китай, объявивший бойкот японских товаров. В 1932 г. японский экспорт в Китай упал на 90 процентов. Японцев убивали на улицах китайских городов. В Шанхае устраивались символические казни Хирохито, по городу носили его портреты с бумажными кинжалами в сердце. Такую «прекрасную» возможность нельзя было упускать! Японские провокаторы, обрядившись буддийскими монахами, спровоцировали в Шанхае уличную потасовку, двух «монахов» убили. В это время японские военные корабли «как раз» стояли на рейде в шанхайском порту «для защиты японских коммерческих интересов», на реке Вангпо также имелось некоторое количество хорошо вооруженных японских кораблей. Моряки высадили десант, к нему присоединились около 30 тысяч японцев, проживающих в Шанхае. Сопротивление японцам оказали регулярные китайские войска, расквартированные в пригородах. Вскоре к японцам подошло пятидесятитысячное подкрепление. Город бомбила тяжелая артиллерия и авиация, целые кварталы стерли с лица земли. Несколько тысяч европейцев и американцев своими глазами наблюдали за происходящим из относительно безопасного городского района, так что если действия японских вояк в Маньчжурии сошли Токио с рук, то «умопомрачительные зверства» японцев в Шанхае осудило все мировое сообщество. Том Ламонт сокрушался по поводу «японской ошибки» (ошибки убивать на виду у Запада), «поставившей крест на предоставлении (в будущем] каких-либо новых кредитов [Токио], как на инвестициях, так и на банковских операциях». Посол Ёсида заявил: нападение на Шанхай явилось «грубейшим просчетом». В будущем, однако, такие «просчеты» будут повторяться снова и снова…

Незадолго до приезда Грю в Токио в 1932 г. группировка молодых японских военных, называющая себя «Братством крови», осуществила убийство министра финансов Иноуэ и барона Дана (главы крупнейшего дзайбацу «Мицуи»). Необходимо спасти Японию от «тлетворного влияния»! Позднее, 15 мая 1932 г. (Элис и Джо находились в пути в Японию), убили семидесятивосьмилетнего премьер-министра Инукаи – он выступал против японской экспансии в Маньчжурии и стремился заключить мир с Китаем. В ясный солнечный воскресный полдень убийцы подъехали к резиденции премьера на такси, перестреляли из пистолетов охрану и ворвались внутрь. Телохранитель успел предупредить Инукаи и просил его скрыться, но убеленный благородными сединами старец не послушался: «Я хочу говорить с этими людьми. Я встречусь и переговорю с ними, они должны меня понять». Инукаи пригласил убийц в кабинет, сел за письменный стол и предложил «молодым людям» по сигарете. Вытянул одну себе… Убийцы несколько раз выстрелили Инукаи в голову, практически в упор, и выбежали из кабинета. Когда одна из служанок отважилась войти, Инукаи сидел там же, за письменным столом, обхватив кровоточащую голову руками. Премьер попросил служанку зажечь ему сигарету, которую продолжал удерживать в уголке рта: «Попросите тех молодых людей вернуться. Я хочу говорить с ними». Вечером того же дня Инукаи умер. (В тот же день были предприняты попытки подрыва банка «Мицубиси», управления токийской полиции, совершено покушение на графа Макино.)

В день убийства Инукаи принц и принцесса Титибу наблюдали за соревнованиями по легкой атлетике. По возвращении во дворец чету поразило количество полицейских в оцеплении. «Мы чрезвычайно обеспокоились, – писала принцесса позднее, – принц немедленно отбыл во дворец императора и дворец вдовствующей императрицы». В императорском дворце у Титибу состоялся разговор с Хирохито на повышенных тонах. (Титибу «вел себя неподобающе».) Титибу разделял взгляды молодых офицеров, настаивающих на необходимости проведения в стране глубоких преобразований. Титибу утверждал: убийцы премьер-министра никакие не радикалы с коммунистами, но идеалисты, волей отчаянного положения в стране решившиеся на подобный поступок во имя всего японского народа. Заговорщики почитают своего императора и стремятся к усилению роли трона путем избавления дворца от коррумпированных и вредящих делу советников! Хирохито не согласился с братом по всем пунктам.