Текст книги "Мертвая линия (ЛП)"

Автор книги: Стелла Римингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

  – Я справлюсь, – сказала она, хотя что-то вроде паники охватило ее желудок, когда она поняла, какой груз ответственности теперь лег на нее.

  «Тайрус Оукс вернулся в город. Вам нужно пойти к нему и убедить его, что пришло время поговорить с Моссадом. Я поговорил с Джеффри Фейном и попросил его пойти с вами. Не поймите неправильно, но я думаю, что у него будет больше шансов убедить его, если там будет и Джеффри. Вы встречались с Оуксом, и я уверен, вы понимаете, что я имею в виду.

  Она поморщилась, но знала, что он прав. Оукс, со всем своим южным обаянием, был непреклонным покупателем, и он думал, что сумеет найти кого-то, кто намного моложе его и к тому же женщину. Возможно, в конце концов она сможет добиться своего, подумала она, но все будет гораздо быстрее и проще, если Джеффри Фейн будет рядом, чтобы положиться на него.

  – Удачи, – сказал Чарльз. – Я полностью уверен в вас. Я буду на конце телефона в любое время, когда вы захотите позвонить мне, и DG сказал держать его в курсе того, что происходит. Он позаботится о том, чтобы вы получили всю необходимую поддержку. Я знаю, что у вас с Джеффри Фейном не самые простые отношения – я тоже не всегда схожусь с ним во взглядах, как вы знаете, – но он настоящий профессионал и очень уважает вас, так что советуйтесь с ним тоже. . Я уверен, что вы можете рассчитывать на его помощь в кризисной ситуации.

  Лиз кивнула, подумав, что это был первый раз, когда Чарльз по-настоящему высказал свое мнение о Джеффри Фейне.

  – Ну, мне пора идти, – сказал он, вставая. Лиз тоже встала, и пару секунд они неловко смотрели друг на друга, затем он протянул руку и взял ее за руку. – Знаешь, я очень рад, что ты познакомилась с Джоанной, Лиз. Ты ей так нравился.

  – Я тоже рада, – сказала она, глядя на него. Он повернулся и вышел из комнаты.

  Когда он ушел, она снова села за письменный стол, положила голову на руки и заплакала.

  Только когда она вернулась домой в Кентиш-Таун и раздумывала, что бы поесть на ужин, позвонил Реджи Первс. Коллек вышел из метро в Хитроу. Он подошел к стойке «Эль-Аль» в первом терминале. Должно быть, у него был билет или какой-то пропуск, потому что его пропустили через контролируемую зону. К тому времени, когда А4 связался со специальным отделением на терминале, чтобы провести их и через воздушную зону, его нигде не было видно. Они обыскали все магазины, рестораны и открытые салоны. Партнер Уолли, Морин Хейс, и офицер специального отдела тоже были в зале отдыха «Эль-Аль», но там его тоже не было, и никто не признался, что видел его. Ни один рейс «Эль-Аль» в Израиль еще не вылетел, так что он либо покинул аэропорт, либо улетел другим рейсом.

  – Подождем, пока вылетит рейс «Эль-Аль». Посадка в 21:05, и мы посмотрим, появится ли он у ворот. Но тогда либо нам придется уйти, либо мне нужно будет выделить новые команды. Это может быть проблемой, так как сегодня вечером у нас много работы по борьбе с терроризмом».

  – Спасибо, – сказала Лиз. «Подождите, пока абордаж не завершится, и если он не появится, уходите, и нам просто придется считать, что мы его потеряли».

  – Хорошо, – ответил Реджи.

  Лиз положила трубку и налила себе бокал вина. С замиранием сердца она знала, что Коллек ускользнул у них из рук. Он не собирался появляться на этом рейсе, и теперь они понятия не имели, где он был и что делал.

  В 9.30 зазвонил телефон. Она была права. Коллек не сел. Черт.

  СОРОК ПЯТЬ

  Энди Бокус был сыт по горло. Меньше всего ему хотелось еще одного визита британцев, и если бы Тай Оукс не был в городе и не оглядывался через плечо, он бы их обманул. Разве они уже не получили свой фунт плоти Боку?

  Он чувствовал, что его заставили выглядеть глупо. Он ругал себя за то, что за Дэнни Коллеком следила МИ-5. Но у него не было причин думать, что они будут наблюдать за израильтянином. В конце концов, Коллек не был задекларирован, и его операции были достаточно осторожными, чтобы не привлечь внимание МИ5. По крайней мере, так он сказал Бокусу.

  Теперь Бокусу пришлось задуматься. Он продолжал спрашивать себя, что вообще натолкнуло МИ-5 на Коллека. Может быть, он мог бы узнать это сегодня; должно быть что-то полезное, что он мог бы извлечь из этой встречи.

  Он без аппетита посмотрел на кусок датского печенья на своей тарелке и небрежно отхлебнул кофе, ругаясь и обжигая язык. Он сидел в посольском ресторане, практически безлюдном в середине утра. Он был в своем кабинете до восьми, но был слишком взволнован, чтобы завтракать.

  Он задавался вопросом, что британцы сделали из материала, который предоставил Коллек. Не так уж и много, предположил он. Это был низкосортный материал. Он знал это, но дело было не в этом. Нужно смотреть на перспективу, и по этому стандарту Коллек потенциально был одним из самых важных агентов, когда-либо имевшихся у ЦРУ. Идея поставить все это под угрозу из-за того, что британцы запаниковали по поводу мирной конференции, о которой никто даже на минуту не думал, что она добьется успеха, была смехотворной.

  По крайней мере, Майлза Брукхейвена не было дома, так что ему не пришлось мириться с британцами с этим опрятным придурком на буксире. Он вспомнил, каким самодовольным выглядел член Лиги Плюща, когда Тай Оукс рассказал ему о фиаско с Коллеком. Обеспокоенный и высокомерный одновременно. Бокус никогда не был поклонником Майлза Брукхейвена, но теперь он ему активно не нравился. Ему удалось временно избавиться от него, ускорив ежегодную поездку младшего офицера в Сирию. Бокус утверждал, что это может быть полезно, учитывая неминуемую мирную конференцию, хотя это был всего лишь предлог, чтобы убрать его из головы.

  Теперь Фейн и та женщина из Карлайла попросили об этой встрече, и он беспокоился, не узнают ли они что-нибудь еще, что его дискредитирует. Его репутация в Лэнгли была высока после взрывов в Мадриде, когда он добился таких успехов. Он не привык к тому, что принимающая страна смущает его.

  Он был на грани, когда посмотрел на часы – британцы должны были появиться с минуты на минуту. Фейна он почти не мог переварить: все эти вещи британского высшего класса раздражали его, и он был почти уверен, что Фейн считал себя выше его как в интеллектуальном, так и в социальном плане. Раздражало и то, что Фейн играл одаренного любителя, чья работа в разведке была всего лишь одним из многих увлечений, таких как рыбалка нахлыстом или коллекционирование редких книг. Но за этим гладким, циничным фасадом Бокус знал, что Фейн был профессионалом, а это означало, что он был парнем, с которым можно было иметь дело.

  С другой стороны, ту женщину Карлайл было труднее читать. В ней не было ни заносчивости, ни жеманства Фейна, и на первый взгляд она казалась гораздо более прямолинейной и прямолинейной. И все же было трудно понять, что с ней происходит, о чем она на самом деле думает. И было что-то неумолимое, своего рода упорство, которое Бокус находил неудобным, особенно когда он был его целью. Она нуждалась в наблюдении, как он сказал Майлзу Брукхейвену.

  О черт, дай мне передышку, подумал Бокус, устало вздохнув, вставая, чтобы идти на собрание. Если бы он был немного осторожнее, как он поступил бы в любом другом месте, британцы никогда бы не узнали о нем и Коллеке. Надеюсь, они пришли сегодня, чтобы поговорить о Глениглсе, а не снова об этом чертовом израильтянине.

  В подростковом возрасте бабушка посоветовала Лиз остерегаться таких мальчиков, которые «не чувствуют себя в безопасности в такси». Джеффри Фейн когда-то идеально вписался бы в эту форму. Но сегодня утром, когда она увидела его мрачным и слегка сгорбленным, сидящим в углу черного кэба, который подвез ее у Темз-хауса, он выглядел слишком подавленным, чтобы представлять большую угрозу. Он почти не ответил, когда Лиз подняла тему их предстоящей встречи на Гросвенор-сквер, хмыкнув в знак согласия, когда она обрисовала в общих чертах подход, которого она хотела придерживаться.

  Когда они шли по торговому центру мимо Букингемского дворца, он громко вздохнул. – Жаль, Майлза Брукхейвена там не будет. Насколько я понимаю, он за границей.

  'Да. Он в Сирии.

  – Такой умный, красивый юноша, не так ли? – едко сказал Фейн. Когда Лиз не ответила, он уныло посмотрел в окно.

  Двадцать минут спустя, когда началась их встреча, Лиз с облегчением увидела, что Фейн вышел из угрюмого состояния. Это была искупительная черта этого человека: вы могли прийти в ярость от его чрезмерной секретности, его манипулятивных методов, его высокомерия, но никогда не было никаких сомнений в его профессиональной приверженности. Или его компетенции.

  Она объяснила обоим американцам отсутствие Чарльза Уэтерби, пообещала передать их слова сочувствия и вытерпела болтовню о сохраняющейся теплой погоде, пока они шли в безопасную комнату. Внутри громко гудящий кондиционер превратил изолированный пузырь в ящик со льдом.

  Фейн начал, лениво закинув ногу на ногу и сказав: «Извините за беспокойство, джентльмены, но мы подумали, что короткая встреча перед началом конференции в Глениглсе может оказаться полезной». Он многозначительно добавил: «Особенно с тех пор, как я понял, что Майлз Брукхейвен находится на Ближнем Востоке».

  – ответил Бокус. 'Конечно. Я послал его посмотреть, не найдется ли там чего-нибудь полезного.

  – Что ж, нас сейчас больше беспокоит то, что здесь происходит, – мягко сказал Фейн. 'Элизабет?'

  Лиз наклонилась вперед, стремясь недвусмысленно изложить свою точку зрения. «Мы очень беспокоимся о Дэнни Коллеке. Да, мы ценим деликатность этого, но дело в том, что два человека, о которых нам сказали, что они работают против сирийцев, на самом деле работали на Моссад . И я случайно узнал, что один из них, Кристофер Маршам, был в контакте с Коллеком, потому что сам видел Коллека возле дома Маршема. Она посмотрела на Бокуса. – Я полностью проинформировал Майлза об этом.

  Бокус устало пожал плечами. 'Да, знаю. Но это не имело для меня большого значения. Я никогда особо не верил в то, что эти два парня работают против сирийцев. Мне это показалось классической дезинформацией».

  – Возможно, – уступила Лиз. «Но чья дезинформация? В списке контактов Коллека в Великобритании, который вы нам дали, Марчема не было. А ранее, когда Джеффри назвал вам два имени, которые мы получили, вы сказали, что не слышали ни об одном из них.

  – Я этого не делал, – агрессивно сказал Бокус. – В противном случае я бы так и сказал, когда Джеффри пришел и сказал нам, что они были целями. Вот почему я уверен, что Коллек не имел к ним никакого отношения, иначе он указал бы их в качестве своих контактов.

  Никто не говорил. Лиз увидела, как Тайрус Оукс перевел взгляд вниз, чтобы изучить свой галстук – еще один предмет одежды с перевернутыми полосками. Бокус огляделся с озадаченным выражением лица. – Что случилось? – спросил он.

  Лиз взглянула на Фейна, задаваясь вопросом, должна ли она сказать то, что они все думают. Постоянный осмотр Тайрусом Оуксом своего галстука говорил о многом.

  Наконец Фейн холодно сказал: – Может быть, Коллек не хотел, чтобы вы знали.

  Лиз на мгновение показалось, что Бокус взорвется. Его щеки покраснели, и он начал мотать головой. – Ни в коем случае, – решительно сказал он. «Коллек был прямолинеен; он бы не посмел удержать меня. Слишком многое было поставлено на карту для него. Если бы его коллеги из Моссада хоть догадались, что он с нами разговаривает, его карьера не стоила бы и пяти центов. Его бы посадили в тюрьму – подумайте о том, что случилось с Вануну.

  Ученый, который, проболтавшись британской газете о ядерном потенциале Израиля, был заманен в Италию в классическую «медовую ловушку», затем похищен подобно Эйхману и возвращен в Израиль, где его судили и приговорили, а затем провел восемнадцать лет одиночного заключения.

  – Послушай, – грубо добавил Бокус, обвиняюще ткнув пальцем в Лиз, – я управлял активами больше, чем ты завтракала. Я знаю, когда актив сдерживается, а этот парень нет».

  – Где же он сейчас? – спросила Лиз.

  – Он сказал, что собирается в Израиль. Это должно быть там, где он сейчас. Я знаю, что он не собирался быть в стране во время мирной конференции. Если ты к этому клонишь.

  Лиз говорила с нарочитой мягкостью. – Мне кажется, Коллек не всегда говорил вам правду о своем местонахождении.

  'Что это должно означать?' Бокус выстрелил в ответ.

  – Когда мы встретились в Темз-Хаусе, ты сказал мне, что Коллек уехал на пару недель. Но он не был – он ухаживал за женщиной по имени Ханна Голд здесь, в Лондоне. Коллек болтал с ней в театре в тот день, когда, по вашим словам, он был в Израиле.

  – Ради всего святого, – раздраженно воскликнул Бокус. – Я не его чертова няня. Я не слежу за ним ежедневно.

  – Нам нужно знать, где он сейчас. Лиз чувствовала, что если она не будет осторожна, ее собственное раздражение будет таким же, как и его. Это было бы ошибкой. Поэтому она сказала как можно спокойнее: «Поскольку вы не можете нам сказать, я думаю, у нас есть только один вариант».

  'Что это?'

  – Нам нужно поговорить с Моссадом.

  'Нет!' – крикнул Бокус.

  Она повернулась к Оукс. «Мы обещали не идти по этому пути, но я не вижу другого выхода. Вот почему мы здесь. Мы считаем, что Коллек может представлять непосредственную опасность. Я пока точно не знаю, что именно.

  Теперь вмешался Фейн. Он примирительно сказал: «Очевидно, Тай, если мы ошибаемся, мы приносим свои извинения. Но я боюсь, что поддерживаю Элизабет в этом. Мы должны быть уверены.

  – Но я уверен , – полувоющим голосом сказал Бокус.

  Лиз проигнорировала его и обратилась напрямую к Оуксу. Трудно было прочитать, что он думает. «С нашей точки зрения, два человека, которые должны были представлять угрозу для Сирии и мирной конференции, работали на „Моссад“, и по крайней мере одним из них руководил Коллек. Я уверен, что это правда – я сам видел Коллека в доме Марчема. А теперь Марчем мертв при подозрительных обстоятельствах. Мы не знаем, что все это значит, но мы не можем позволить себе игнорировать это. А учитывая, что конференция уже так близко, все стало отчаянно неотложным.

  Бокус смотрел на Оукса в поисках поддержки, но, к облегчению Лиз, Оукс кивнул, показывая, что принимает аргумент. Бокус еще больше заволновался. «Тай, мы не можем этого допустить. Вы хотите, чтобы британцы сказали Моссаду, что мы управляли одним из их офицеров? Подумайте об ущербе, который будет нанесен. Коллек наш . Я в этом уверен.'

  – Продолжайте, – ровным голосом сказал Фейн. Теперь он смотрел только на Оукса. Лиз поняла, что Бокус был переведен в статус наблюдателя; Оукс собирался быть арбитром.

  Фейн продолжил: «Это плохие новости. Но мы были бы очень рады, если бы вы подошли к израильтянам. Моссад скорее сравняется с вами, ребята, чем с нами. И таким образом вы можете контролировать, сколько Моссад узнает о ваших отношениях с Коллеком. Все, что нам нужно, – это уверенность в том, что Моссад держит Коллека под контролем, что они знают, где он находится, и что они могут поручиться нам, что он не в состоянии причинить какой-либо ущерб Глениглзу.

  Бокус пристально смотрел на Тайруса Оукса. Но Оукс не смотрел на него; он смотрел прямо на Фейна.

  – Хорошо, Джеффри. Я вижу, ты прав. Бокус с отвращением покачал головой.

  Лиз сказала: – Майлз Брукхейвен уже в Дамаске, и он знает о ситуации столько же, сколько и все мы. Мог ли он это сделать?

  – Абсолютно нет, – сказал Бокус, с отчаянием глядя на Оукса.

  Но помощи с той стороны не последовало. – В этом есть смысл, – сказал Оукс. Он посмотрел на Бокуса, и на этот раз в его глазах был намек на гнев. – Кого еще мне послать, Энди? Я не могу отправить тебя поговорить с мальчиками в Тель-Авиве, не так ли? Не тогда, когда ты все еще настаиваешь на том, что Коллек – один из хороших парней.

  СОРОК ШЕСТЬ

  Время истекало. До начала конференции оставалось всего пять дней, а Лиз никак не удавалось найти Коллека.

  Затем, как только она собрала послеобеденную кружку чая, на ее стол пришел отчет Майлза из Тель-Авива с пометкой СРОЧНО. Двадцать минут спустя она все еще читала, а ее чай оставался нетронутым.

  По предложению Тейтельбаума они встретились не в офисе Моссад, а в кафе на краю небольшой площади в Тель-Авиве.

  Его эквивалентом в Дамаске, подумал Майлз, который только накануне вечером прибыл из Сирии, был бы темный лачуг, тесный, грязный, зловонный – и полный очарования. Это кафе было чистым и опрятным, с металлическими столами и алюминиевыми стульями, и совершенно безличным.

  Накануне вечером он выпивал с Эдмундом Уайтхаусом, главой резидентуры МИ-6 в Дамаске, и, судя по его описанию, Майлз сразу заметил израильтянина. Тейтельбаум сидел за столиком снаружи, под краем навеса кафе, наполовину на солнце, наполовину в тени. На нем была рубашка цвета хаки с короткими рукавами, расстегнутая у горла – неформальная униформа израильтян от генералов до бизнесменов, – он курил маленькую коричневую сигару и разговаривал по мобильному телефону. Глядя на Тейтельбаума, сидевшего, опершись на стол своими мощными руками и блестевшего на ярком утреннем солнце лысым затылком, Майлз подумал, что он вылитый Никита Хрущев.

  Тейтельбаум сунул телефон в карман и встал, когда Майлз подошел к столу. Они обменялись рукопожатием, и Майлз почувствовал, как рука мужчины с силой сжала его руку, а затем так же быстро расслабилась. Видишь ли, этот жест как бы говорил, что я могу раздавить тебя, если захочу.

  Майлз заказал у официанта эспрессо и сказал: «Спасибо, что встретились со мной».

  Тейтельбаум пренебрежительно махнул рукой. Затем он спросил: «Вы прилетели из Вашингтона?»

  'Нет. Я приехал из Дамаска. Он не собирался лгать; старый лис прекрасно знал, откуда он взялся.

  Тейтельбаум кивнул. – А, наши соседи. Он поднял руку, и Майлз увидел длинную полоску розовой рубцовой ткани, тянущуюся слабым полумесяцем под темными вьющимися волосами на его предплечье. «Я всегда хотел увидеть страну, которая подарила мне это. Моя реликвия Шестидневной войны. Он бесстрастно посмотрел на Майлза. – А теперь скажите, чем я могу помочь вам и мистеру Тайрусу Оуксу?

  Через площадь из дверей ювелирного магазина вышел мужчина. Он открыл дверь и нагнулся, чтобы открыть стальную решетку в виде клетки, которая защищала его витрину. Майлз глубоко вздохнул и сказал: – Почти два месяца назад мы получили известие о потенциальной угрозе мирной конференции, которая начнется на следующей неделе в Шотландии. Нам сказали, что два человека в Великобритании работали над тем, чтобы помешать участию сирийцев в конференции».

  Майлз не мог сказать, насколько это было новостью для Тейтельбаума, но, по крайней мере, он внимательно слушал. Майлз продолжил: – Один из этих мужчин – ливанский бизнесмен, проживающий в Лондоне. Другой был британским журналистом, часто бывавшим на Ближнем Востоке.

  – Вы говорите, что он был журналистом?

  'Верно. Он умер. По-видимому, несчастный случай, хотя были высказаны некоторые сомнения».

  Тейтельбаум поджал губы. «Что эти люди должны были сделать, чтобы навредить Сирии и повлиять на конференцию?»

  – Это неясно, и мы можем никогда не узнать. Ливанец сейчас находится под стражей – ему предъявлены обвинения в его деловых отношениях, это не имеет к этому никакого отношения. Но с нашей точки зрения удобно, что его держат.

  – Да, – сказал Тейтельбаум, медленно кивая, как Будда. 'Я вижу. А другой парень еще больше в стороне.

  А вот и самое трудное, подумал Майлз и подождал, пока официант подаст свой маленький эспрессо.

  Майлз отхлебнул кофе – он был горьким и обжигающе горячим. Он положил два кусочка сахара и помешал чашку, пока собирался с мыслями. Он видел, как ювелир на другом конце пути безуспешно борется с замком решетки, затем раздраженно взмахнул рукой и вошел в свою лавку.

  «При проверке этих двух мужчин было обнаружено, что оба они утверждали, что работают на вашу службу, а один имел связи с сотрудником вашего посольства в Лондоне».

  – О, – сказал Тейтельбаум, как будто в этом не было ничего необычного. 'Кто это был?'

  – Его зовут Даниэль Коллек.

  Он наблюдал за реакцией лица Тейтельбаума. Не было ни одного, что Майлз сам по себе принял за реакцию. – Думаю, я слышал это имя, – медленно произнес Тейтельбаум. Но с другой стороны, это известное имя в этой стране – вы помните мэра Иерусалима.

  – Коллек, по-видимому, прикомандирован к торговому представительству.

  'Действительно?' – сказал Тейтельбаум с таким выражением удивления, что у Майлза возникло искушение спросить, не посещал ли он театральную школу. – Но какое дело торговому офицеру до таких людей? Ливанский бизнесмен и журналист.

  «Он заставит меня работать на это», – подумал Майлз. Каждый шаг на этом пути. – Я подумал, может быть, вы могли бы мне рассказать.

  'Мне?' Теперь удивление было еще более драматичным. – Я всего лишь офицер разведки, которому осталось шесть недель до пенсии, и я готов уползти к себе в кибуц. Что я могу об этом знать?

  Майлз проигнорировал это: Эдмунд Уайтхаус сказал ему, что Тейтельбаум заявлял о своей скорой отставке последние десять лет. На другой стороне площади снова появился ювелир с другим мужчиной, и они вдвоем принялись за непокорную решетку.

  Тейтельбаум резко сказал: – Скажите, кто открыл этот предполагаемый набор связей? Вы или англичане?

  – Мы вместе работали над этим, – невозмутимо сказал Майлз. Что хотели сказать британцы? Держите прямую летучую мышь . Ну, я пытаюсь, подумал Майлз, чувствуя, что в противном случае Тейтельбаум приложит все усилия, чтобы вбить клин между США и Великобританией, и через аргумент Майлза.

  – Ари Блок вообще об этом не упоминал, – сказал Тейтельбаум. Блок был главой резидентуры «Моссад» в Лондоне, как хорошо знал Майлз.

  – Мы не разговаривали с Ари Блоком.

  'Я удивлен. Мне кажется, что если бы МИ-5 вообразила, что в Лондоне работает незадекларированный офицер Моссад, они бы сразу подняли этот вопрос перед г-ном Блоком. Но вместо этого вы здесь, с конфиденциальной миссией, организованной самим Тайрусом Оуксом.

  – Да, но я также представляю и британцев. Я здесь с их благословения.

  Ах, – сказал Тейтельбаум с детской признательностью, которая не скрывала презрения, – какое смущение de richesse , мистер Брукхейвен, иметь авторитет Лэнгли и британское благословение. Он закрыл глаза, словно перенесенный блаженством происходящего. Открыв их, он скептически посмотрел на Майлза. – Мне бы и в голову не пришло сомневаться в вас, мистер Брукхейвен, но должен сказать, что нахожу ваш рассказ об этом… загадочным. И я не понимаю, почему в этом должна участвовать моя организация».

  – О, это достаточно просто: мы ни на секунду не верим, что Коллек – всего лишь торговый агент. И мы уверены, что он руководил Марчемом. Когда Тейтельбаум начал перебивать, Майлз опередил его.

  – Но это еще не все, мистер Тейтельбаум. В ходе этого расследования кто-то пытался убить оперативного сотрудника МИ-5, руководившего британской стороной дела. Они тоже были очень близки к успеху».

  – Это могли быть сирийцы, – возразил Тейтельбаум, хотя эта новость выглядела ошеломленной. «Они никогда не отличались сдержанностью».

  У Майлза ничего из этого не было. Резко качая головой, он сказал: – Не в этом случае. Нас беспокоило сирийское присутствие – обученные тяжеловесы. Но сейчас они покинули Великобританию, и пока они были там, за ними внимательно следили. Нет, попытка убийства оперативника имела все признаки индивидуального усилия.

  – И вы обвиняете Коллека? – сухо спросил Тейтельбаум.

  – Я никого не обвиняю. Но мы обеспокоены. И если Коллек – один из вас, а мы полагаем, что это так, то мы хотели, чтобы вы знали о наших опасениях.

  – В надежде, что я смогу как-нибудь вас успокоить? В его голосе был вызов.

  – Да, – сказал Майлз. Не было смысла отрицать это.

  Тейтельбаум молчал почти минуту. Он размял пальцы одной руки, глядя на свои ногти. Затем он наконец сказал: – Давайте на минутку поиграем в гипотезы, мистер Брукхейвен. Предположим, например, что что-то есть в этой вашей идее, что Дэнни Коллек не просто торговый агент. Но это не объясняет твоего беспокойства, не так ли? Оба этих человека, которых вы упомянули, были связаны с Ближним Востоком – вполне возможно, что они знали вещи, которые могли бы заинтересовать кого-то вроде Коллека, предполагая, как я сказал ради аргумента, что у него были дополнительные интересы помимо его обычных обязанностей в посольстве. И уж точно нет причин думать, что он что-то выиграет, пытаясь убить офицера МИ-5; идея безумная. Так что же вы хотите знать о мистере Коллеке?

  Майлз на мгновение задумался; он был полон решимости не поддаться этому хитрому хулигану. Он осторожно сказал: «Самое странное в этом деле то, что мы не знаем, работает ли человек, стоящий за ним, чтобы навредить сирийцам, или другим странам, или и тому, и другому. Мы уверены, что этот человек сам не сириец, но то, что его мотивирует, имеет какое-то отношение к месту. Так что я хотел бы знать о Коллеке, есть ли у него какая-либо связь с Сирией. Я знаю, что это далеко, но это так».

  Между ними повисла тишина, и на мгновение Майлз был уверен, что Тейтельбаум не собирается отвечать на его вопрос. Майлз увидел, что люди на другой стороне площади все еще пытались открыть ставни. Было что-то почти фарсовое в их продолжающихся усилиях.

  Тейтельбаум, казалось, принял решение. Он посмотрел на Майлза бесстрастным взглядом и просто сказал: «Позвольте мне рассказать вам одну историю».

  СОРОК СЕМЬ

  Лиз продолжала читать, полностью поглощенная лаконичной прозой Майлза. Она сама была там, сидела в тель-авивском кафе и слушала хриплый голос Тейтельбаума, рассказывающего свою простую, но навязчивую историю.

  Дедушка Дэнни Коллека, Исаак, был сирийским евреем. Торговец, торговавший коврами, специями и почти всем, что поддерживало на плаву его небольшой магазин в древнем городе Алеппо. Он остался в Сирии после войны и пережил кровопролитные беспорядки против евреев в этом городе в 1947 году, когда были сожжены синагоги и разрушены магазины, в том числе Исааковский.

  В конце концов жизнь вернулась к подобию нормальности. Никогда не преуспевающий, Исаак, тем не менее, зарабатывал на жизнь и был в состоянии содержать свою жену и единственного ребенка, сына по имени Бенджамин.

  Но после Суэца климат снова внезапно изменился. Исаак оказался объектом неофициального бойкота со стороны местных жителей, как мусульман, так и христиан, и объектом преследования со стороны самого правительства. Все больше беспокоясь и опасаясь худшего, он отправил свою жену и сына в Израиль, где они поселились в Хайфе и ждали, когда к ним присоединится Исаак. Он остался, чтобы попытаться продать свой бизнес, а также, как теперь признал Тейтельбаум, «чтобы помочь нам».

  Через шесть месяцев, всего за три недели до того, как он собирался присоединиться к своей семье в Израиле, Коллека арестовали. Судили по обвинению в государственной измене, признали виновным, а через шесть дней повесили на площади перед безмолвной толпой жителей Алеппо.

  После этого его сын Бенджамин, отец Дэнни Коллека, вырос в Израиле и стал успешным продавцом электронных товаров в Хайфе. Тейтельбаум встречался с ним однажды, вскоре после того, как молодой Дэнни – только что закончивший университет, отслуживший обязательные годы в армии – был завербован в Моссад. В таком маленьком обществе характер работы Дэнни вряд ли был секретом; конечно, отец Дэнни знал – он сказал Тейтельбауму, что это был самый гордый день в его жизни, когда Дэнни присоединился к Моссаду. Потому что его сын будет защищать государство, находящееся в опасности, дом евреев? Вовсе нет, ответил Бенджамин. Потому что теперь его сын сможет отомстить за смерть деда.

  Когда Тейтельбаум закончил, Майлз какое-то время сидел молча. Затем он тихо сказал: – Хотел бы я, чтобы мы знали об этом раньше.

  Он сказал это скорее с огорчением, чем с гневом, но глаза Тейтельбаума вспыхнули. – Хотел бы я, чтобы ты тоже нам кое-что рассказал. Думаю, ты знаешь о Дэнни Коллеке гораздо больше, чем делаешь вид.

  'Что заставляет тебя говорить это?' – спросил Майлз, чувствуя, что они направляются на опасную территорию. Единственное, что подчеркивалось в телеграмме Тайруса Оукса, заключалось в том, что он не должен открыто признавать, что Коллеком руководил Энди Бокус.

  'Шанс? Стечение обстоятельств? Я не верю в них. Может быть, это недостаток принадлежности к нашей общей профессии. Но я такой. Он смотрел на Майлза враждебно. «Поэтому идея о том, что вы и британская разведка нацелились на Дэнни Коллека, наблюдая за двумя людьми, которые, как говорят, представляют опасность для Сирии, откровенно говоря, кажется мне совершенно нелепой».

  Майлз затаил дыхание, не решаясь заговорить. Тейтельбаум слегка сардонически улыбнулся, что добавило Майлзу напряжения. Затем израильтянин сказал: «Я думаю, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, мистер Брукхейвен. А если нет, то, я думаю, вы обнаружите, что ваш глава резидентуры мистер Бокус может просветить вас.

  «Вы знали о Коллеке», – подумал Майлз, и новая волна волнения захлестнула его. Он изо всех сил старался сохранить в тайне то, о чем знал Тейтельбаум, гораздо дольше, чем Майлз.

  Тейтельбаум издал короткий пронзительный смешок, но без злобы. – Ты похож на кролика, застрявшего в свете фар трактора. Но ободритесь, мистер Брукхейвен; Я и сам не чувствую себя таким умным.

  'Это почему?' – с надеждой сказал Майлз.

  – Потому что, если мистер Энди Бокус считает, что его обманули, я должен признать, что чувствую то же самое. Он думал, что руководит Дэнни Коллеком; Я думал, Дэнни Коллек заправляет им.

  'Что?' Майлз был поражен. Значит, Моссад думал , что Бокус играет на стороне – так им сказал Дэнни Коллек. Господи, это становилось кошмаром, когда отдельных людей и целые агентства мастерски играл один извращенный кукловод. В это было трудно поверить.

  Выглядя таким же взволнованным, Тейтельбаум уставился в свою пустую чашку, словно надеясь найти там что-то, что успокоило бы его проблемы. Откинувшись на спинку кресла, он сложил руки и положил их на большой живот. Он печально сказал: «Но теперь я вижу, что был таким же большим дураком, как, если можно так выразиться, ваш собственный начальник лондонской резидентуры».

  'Почему?'

  Тейтельбаум раввински вздохнул. У Майлза внезапно возникло ощущение, что этот человек видел больше аспектов человеческой комедии, чем он когда-либо увидит. Израильтянин сказал: «Отчасти из-за того, что ты мне рассказал. Но для окончательного решения, как я думаю, вы, американцы, любите говорить, вам следует спросить Дэнни Коллека.