Текст книги "Тайна Белой Розы (ЛП)"

Автор книги: Стефани Пинтофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Вы думаете, их заботит, хватает ли нам денег на еду?! Есть ли у нас приличное жилье? – кричал выступающий, стуча кулаком по трибуне.

– Нет! – крикнула толпа в ответ.

– Разве их волнует, что наши дети целыми днями работают на фабрике, когда им положено быть в школе?

– Нет, чёрт возьми! – во второй раз они крикнули ещё громче.

Он продолжал говорить, доводя всех в комнате до исступления. Но больше я ничего не слышал, потому что мы подошли к тому, что выглядело как бетонная стена в задней части комнаты. Я с изумлением наблюдал, как Павол поднял кусок проволоки длиной в фут, вставил его в одну из щелей, и стена волшебным образом открылась.

Мы последовали за Паволом в комнату поменьше.

– А как это работает? – спросил я, рассматривая большие петли по обе стороны стены.

Тот пожал плечами.

– Прецизионные петли. А дверь облицована бетонной плитой.

– Тебе всегда всё надо знать, да, Саймон?

Я резко обернулся, так как думал, что комната пуста. Может быть, там есть еще один потайной ход? Или я что-то упустил?

Я впервые за два года столкнулся лицом к лицу с Джонатаном Страппом. Копна его каштановых волос была точной копией волос Ханны, но на этом сходство между ними заканчивалось.

Ханна всегда была готова улыбнуться. А лицо Джонатана было искажено гневом, и глаза, не отрываясь, смотрели на меня из-за очков в проволочной оправе. Он похудел; одежда так свободно свисала с его хрупкого тела, что он казался даже моложе своих двадцати трех лет.

– Оставлю вас наедине, – сказал Павол и скрылся за фальшивой бетонной стеной.

– А это кто? – кивнул Джонатан на Изабеллу. – Замена моей сестры?

Изабелла спокойно отнеслась к его грубости.

– Можете называть меня миссис Синклер. Я вместе со своим тестем помогаю Саймону в расследованиях.

– Вы замужем? – он скептически приподнял бровь.

– Вдова, – тихо ответила Изабелла.

– Может быть, присядем? – предложил я, указывая на стол и стулья в центре комнаты.

Но Джонатан покачал головой.

– Мне ни к чему садиться. Мне нечего тебе сказать. Я согласился на эту встречу лишь для того, чтобы успокоить своего отца, – отрывисто произнёс он.

Я сел, жестом предложив Изабелле сделать то же самое. Я заставил себя принять расслабленную позу, хотя на самом деле не чувствовал ни грамма спокойствия.

Это была стратегия, которую я давно разработал для такого рода ситуаций – чем сложнее разговор, тем сильнее нужно казаться непринужденным и собранным. Чаще всего это приводило к тому, что люди разглашали больше информации, чем намеревались.

– Твой отец беспокоится о тебе, – сказал я. – Ты мог бы почаще навещать своих родителей.

Он резко, гортанно рассмеялся.

– Кто бы говорил, Саймон! Ты сам не появлялся уже два года!

– Я – не их сын, – покачал я головой, но его слова попали в цель.

– А мог бы им стать.

– А теперь у тебя есть дочь – красавица с такими же глазами, как у Ханны.

– Да. Мои родители заботятся о ней лучше, чем я когда-либо мог надеяться.

– Хотя она – твоя дочь. Твоя ответственность, – сказал я.

В глазах Джонатана мелькнула злость.

– Моя ответственность – в этом здании. Ей будет лучше с ними. Она заполняет пустоту, которую оставила в их сердцах Ханна.

– Сомневаюсь. Что может быть важнее, чем собственная дочь?

Джонатан ничего не ответил, сердито глядя на меня.

– А ещё у тебя должны быть обязательства перед ее матерью. Кто она?

– Не твоё дело. Не вмешивайся, Саймон, предупреждаю тебя.

– Без матери ты тем более нужен своей дочери, – сказал я, сохраняя спокойный тон. – Я, например, не понаслышке знаю, что происходит в семьях, где нет отца.

Его лицо окаменело.

– Это потому, что твой отец был пьяницей и игроком, который думал только о себе. Если не считать того, что тебе пришлось оставить учебу в Колумбийском университете, когда он уехал, тебе было лучше без него. Каждому из вас.

Без предупреждения он сел рядом с нами, настолько резко отодвинув стул, что я подумал, что тот сломается.

– Моя обязанность состоит только в том, чтобы сделать мир лучше. Для моей дочери, – сказал он. – Там, где ее не заставят работать в доме какой-нибудь богатейки, открывать двери или мыть полы. Там, где она сможет работать за справедливую зарплату и с нормальным рабочим графиком. Где она будет жить в хорошем доме. А ее дети будут ходить в школу и смогут получить образование.

– Ты ведь тоже когда-то этого хотел, – вздохнул я. – Что с тобой случилось, Джонатан? Ты отказался от всего, о чем когда-то мечтал – и ради чего? – Я кивнул на соседнюю комнату. – Эти люди понимают проблемы нашего общества, но у них нет ответов.

– Ты прав, у них нет ответов, – сказал он уже тише. – Они думают, что еще несколько пенни в час сделают жизнь лучше. Но этого не будет. Они болтают до посинения и думают, что политики и журналисты станут их слушать. А ведь они никогда этого не сделают. – Он стукнул кулаком по столу. – Столько разговоров… А что в итоге? Ничего!

– Тогда почему ты здесь?

– Потому что избранная группа среди нас верит в то, что все эти разговоры можно превратить в действие. Мы хотим быть свободными – хотя мы никогда не добьемся этого, пока все наши угнетатели не будут побеждены, и капиталистическая ложь не будет раскрыта.

– И кто же ваши угнетатели? – перебила его Изабелла. – Кроме работодателей, которые не платят прожиточный минимум и не обеспечивают достойных условий труда?

Джонатан фыркнул.

– Все наше общество состоит из систем, которые нас угнетают. Наши религии принуждают женщин к рабству через брак. Наши правительства дают руководителям-разбойникам карт-бланш на отказ рабочим всего мира в самых элементарных правах человека. Только свергнув все это, мы можем начать все заново.

– Когда ты это решил, Джонатан? – спросил я. – У тебя были задатки великого ученого. Ты ведь всегда считал, что научные достижения произведут революцию в мире.

– Наука не поможет, если трудящиеся не могут заработать себе на жизнь.

– Это не так, – ответил я. – Особенно в медицине. Мы видим, что наука совершает великие дела для всех, включая рабочий класс. Я знаю, что тебе было плохо после того, как Ханна умерла. И такие люди, как Павол Хлад, ничем тебе не помогут, втягивая в дела, которые тебе не по силам.

Его глаза вспыхнули гневом.

– Мне всё по силам! Я занимаю авторитетное положение в этой организации. Люди мне подчиняются.

Я постарался ответить спокойно.

– Мне всё равно, кто тебе подчиняется. Но если ты имеешь дело с людьми, которые выступают за убийство и насилие, то ты вляпался по уши.

Он злобно посмотрел на меня, но промолчал.

– Ты имеешь какое-нибудь отношение к убийству судьи Джексона?

Джонатан не произнёс ни слова.

Я повторил вопрос, практически умоляя его:

– Просто скажи мне, что это был не ты, Джонни! Хлад, или Джо, или Саввас – чёрт с ними. Но только не ты.

Он лишь холодно взглянул на меня.

– Мне нечего тебе сказать. Пожалуйста, уходите.

– Послушай меня. Убийство судьи Джексона – самое громкое дело, которое я когда-либо расследовал. Комиссар взял его под личный контроль, и публике нужен козел отпущения. Они жаждут мести. Кто бы это ни был… если это твои друзья, которых ты хочешь защитить, – то тебе нужна моя помощь.

Джонатан поднялся, опёрся о стол, и посмотрел на меня исподлобья.

– Ты должен уйти сейчас же, Саймон. Мне нечего тебе сказать. Больше не приходи.

– Ты разрушаешь свою семью, – сказал я. – Своих родителей и дочь, которая нуждается в тебе.

Бросив последний злобный взгляд, он пересек комнату и открыл бетонную стену.

– Вон. Сейчас же.

Я взял Изабеллу за руку, и мы направились к выходу. И прежде чем пройти в дверь, я обернулся к Джонатану в последний раз.

– Ханна не хотела бы этого, Джонатан. Она ожидала от тебя чего-то другого.

– Думаю, от тебя она тоже ожидала чего-то другого, – ответил мне Джонатан, пристально глядя на Изабеллу.

Его лицо было напряжено, когда он закрыл дверь и последовал за нами в переполненный зал, а потом исчез в толпе. Оратор к этому времени уже закончил, но большая часть аудитории осталась – пила и болтала.

– Нам лучше убраться отсюда, – громко сказал я на ухо Изабелле, подталкивая ее к двери. Я осознал, что никаких привилегий в этом пабе знакомство с Джонатаном мне больше не даёт.

И что еще хуже: все мои надежды на то, что Джонатан невиновен в анархистском насилии, теперь рухнули. Как мне сказать Страппам, что их единственный сын вполне может быть виновен в убийстве?

* * *

На Тридцать пятой улице – по крайней мере, в западной её части – было тихо и безлюдно. Я подтолкнул Изабеллу, побуждая её идти быстрее:

– Я буду чувствовать себя в большей безопасности, когда мы доберемся до Бродвея.

Она бросила на меня озадаченный взгляд.

– Ты же не думаешь, что нам грозит опасность?

– Я не доверяю Джонатану, – ответил я.

– Они были не такими, как я ожидала, – сказала Изабелла, качая головой. – Особенно Павол Хлад. Я не ожидала, что он будет так… красноречив.

– Только не говори мне, что ты веришь всему, что пишут в газетах: что все анархисты – бросающие динамит, выжившие из ума иммигранты?

– Конечно, нет. Но я и не ожидала, что они будут так рационально доказывать свою точку зрения.

– Их аргументы убедительны, – сказал я, ускоряя шаг. – Большая часть разговоров безнадежно идеалистична, но вполне рациональна.

Я оглянулся и увидел вдалеке троих мужчин. Может, они вышли из пивной? Как бы то ни было, я не хотел рисковать.

– Ты можешь идти быстрее? – спросил я Изабеллу. – Нам нужно скорее добраться до Бродвея: там и людей больше, и такси можно поймать.

Мужчины целенаправленно шли в нашу сторону, потихоньку догоняя. Я окинул взглядом улицу: в это время ночи поблизости не было ни одного такси.

– Давай поторопимся, – прошептал я Изабелле, слыша за спиной топот ног.

Ещё один взгляд через плечо.

Теперь они бежали, почти нас догоняя. Если мы разделимся, по крайней мере, Изабелла будет в безопасности.

Впереди виднелись огни Бродвея.

– Им нужен я, а не ты, – решительно заявил я. – Иди вперёд без меня. Когда доберёшься до Бродвея, найди помощь.

Она бросила на меня испуганный взгляд.

– Саймон… Я…

– Ты справишься, – заверил я её. – Немедленно зови на помощь. Найди патрульного. Или отель – что угодно, где есть телефон, чтобы позвонить в участок.

Когда она побежала вперед, я пересек улицу, чуть не споткнувшись о кучу грязи посреди дороги.

«С ней все будет в порядке», – сказал я себе.

Трое мужчин тоже перешли дорогу. Кажется, один из них – Саввас? Тот рослый русский, с которым я столкнулся на входе?

Приготовившись к драке, я рванул вперед – но всего через несколько мгновений яростный удар свалил меня на тротуар.

– Мы не любим, когда свиньи суют свой нос в наши дела, – прорычал хриплый голос.

Точно. Саввас.

Я перекатился на спину и вскочил. Изо всех сил ударил его в пах, и он тоже оказался на земле. Еще один быстрый удар по голове, и Саввас больше не шевелился.

Но его спутник, коренастый блондин, которого я не узнал по пивной, бросился на меня с дубинкой, от которой я едва увернулся.

Я был в меньшинстве. И все же не был легкой мишенью. Моя юность прошла на опасных улицах Нижнего Ист-Сайда, и я не был новичком в драках и бандитских разборках. Я быстро оглядел двух оставшихся мужчин. Кроме человека с дубинкой, передо мной стоял еще смуглый человек, который, похоже, никогда не держал в руках оружия. Это хорошо, потому что я оставил пистолет в участке, опасаясь, что меня обыщут на входе в пивную.

Без предупреждения я поднырнул под блондина, сбив его с ног. Когда он упал на одно колено, я рубанул его по горлу здоровой левой рукой.

Мужчина выпустил дубинку. Выхватив его упавшее оружие, я повернулся к смуглому мужчине.

– Кто вас послал? Джонатан Страпп?

Мужчина хмыкнул и презрительно сплюнул на тротуар.

Понимая, что мне не удастся найти выход из этого затруднительного положения, я осторожно двинулся вперед, размахивая дубинкой.

Но мое преимущество было недолгим. Саввас быстро оправился от моего удара.

«Слишком быстро», – подумал я, когда он ударил меня кулаком в висок.

Я упал на землю, и на меня сверху набросился смуглый мужчина. В лицо мне пахнуло жевательным табаком и чем-то кислым. Я дернулся, пытаясь сбросить его с себя. Но на меня обрушился ещё один удар, и перед глазами всё почернело.

* * *

– Саймон! Саймон!

Настойчивый голос Изабеллы доносился до меня, словно через толстый слой ваты.

Но когда я открыл рот, чтобы заговорить, из него не вылетело ни звука. Я попытался открыть глаза, но не смог.

– С ним всё будет в порядке. Выглядит хуже, чем есть на самом деле.

Это был голос Малвани. Он успокаивал Изабеллу. Значит, с неё всё в порядке.

Я почувствовал, как ее рука мягко коснулась моей щеки, и ощутил, как другие руки подняли меня, прежде чем я снова погрузился во тьму, которая была освобождением от всей боли и беспокойства.

25 октября 1906 года.

Четверг.

ГЛАВА 14

Девятая авеню, Клинтон.

09:00.

Голос Бриджет Малвани звал меня, проникая сквозь туман тяжелого сна на следующее утро.

– На столе стоит яичница с ветчиной. Тебе лучше встать, пока они не остыли, – едко сказала она. – На стуле ты найдешь чистую одежду. Они принадлежат брату Деклана. Он гораздо крупнее тебя, но думаю, с тебя штаны не свалятся.

Я медленно сел и попытался открыть глаза, но тяжелые, распухшие веки позволили себе лишь крошечную щелочку. Я был дезориентирован, в голове грохотали отбойные молотки; малейшее движение отзывалось болью по всему телу.

– Держи. – Она положила на кровать маленькое коричневое полотенце с завёрнутым в него льдом, который я с облегчением приложил к глазам.

Мне удалось пробормотать несколько слов благодарности, но Бриджет отмахнулась.

– Всё в порядке. Миссис Харт поделилась со мной своими залежами льда. Её младшая дочь, Энни, в прошлом месяце вышла замуж, и теперь миссис Харт живёт одна.

После ее ухода мне удалось одеться. В импровизированной гостевой комнате, куда меня поместили Малвани, – в углу их главной гостиной, где они положили матрас и повесили выцветшие красно-белые клетчатые занавески для моего уединения, – зеркала не было. Но я знал, что выгляжу ужасно.

Я направился к круглому сосновому столу в кухне, где обычно обедало семейство.

Малвани уже сидел на своём месте и ждал меня.

– Хорошо выспался, Зиль? Это правильно. Доктор вкатил тебе большую дозу хлоралгидрата. – Он ухмыльнулся. – Бьют похлеще нокаута.

– Это объясняет, почему мне было так трудно проснуться сегодня утром, – хмуро покачал я головой. Это также объясняло, почему мысли в голове словно плавали в густом тумане.

Я сел напротив Малвани.

– Как я попал сюда? Ничего почти не помню.

Действительно, последним моим воспоминанием была драка в переулке.

– Невестка твоего профессора сразу побежала в участок, как только вы расстались. Я ещё сидел там, работал. – Он поднял бровь. – Ты ее здорово напугал; она думала, что тебя убьют. Поэтому послали пару молодых парней, чтобы спугнуть бандитов. Потом приехали мы с Тимом Галлахером и забрали тебя.

Малвани пододвинул ко мне чашку кофе.

– Я сделал покрепче.

Я тут же сделал большой глоток; знакомый аромат согревающего напитка принёс существенное облегчение.

– Конечно, – продолжал он с усмешкой, – я сразу отдал приказ разогнать собрание рабочих, на котором ты побывал. И поскольку Изабелла не смогла определить, кто именно на вас напал, мы задержали, по меньшей мере, тридцать анархистов. Они посидят в тюремной камере, пока ты не поправишься настолько, чтобы добраться до центра города, официально опознать нападавших и выдвинуть обвинения.

– Джонатан среди них? – поинтересовался я.

Малвани сдержано кивнул.

– Чертовски жаль, правда?

– Мы ведь точно не знаем…, – начал я, но Малвани вскинул руку.

– Даже не начинай, – пристально посмотрел он на меня. – Я попросил Изабеллу опознать человека, с которым вы разговаривали вечером. Она рассказала, как он был зол – и мы считаем, что это тот же человек, который приказал на вас напасть. Ты относишься к нему гораздо лучше, чем он к тебе.

Но я не мог поверить, что Джонатан действительно виновен. С таким же успехом отдать приказ мог Хлад или Саввас. Кроме того, я беспокоился не о Джонатане, а о его семье.

– Тебе сегодня нужно будет опознать остальных. Но это не к спеху.

«Не к спеху» означало, что Малвани собирается продержать их в камере предварительного заключения как можно дольше.

– А если серьезно, как ты себя чувствуешь? – спросил он обеспокоенно. То ли моя внешность, то ли мрачное настроение дали ему повод для новых переживаний.

– Со мной все будет в порядке, – пожал я плечами. – Иногда мне кажется, что комиссар прав: в этом городе есть лишь отбросы общества и всякий мусор. Каждый сам за себя, и будь проклят тот, кто встанет у них на пути.

Лицо Малвани напряглось.

– Это не только здесь; это повсюду, Зиль. А с такой работой, как у нас, мы видим лишь худшее в человеческой природе. Только жадность и полное пренебрежение к жизни…

Он немного помолчал, а потом продолжил:

– Вчера вечером я задержался на работе, потому что мы арестовали члена «Черной руки». Его поймали на месте преступления – он как раз собирался поджечь фитиль бомбы в подъезде многоквартирного дома.

– Значит, он планировал уничтожить дом, потому что владелец здания не захотел платить деньги за охрану? – спросил я, качая головой. – Не обращая внимания на цену невинных жизней?

– У них всегда все сводится к деньгам и поддержанию репутации «Черной руки», – ответил Малвани.

Я отодвинул тарелку: сегодня утром у меня не было аппетита.

– Анархисты утверждают, что ими движут моральные идеалы. Но вот, что интересно: если бы они получили то, что хотели, оказались бы они такими же продажными, жадными и зависимыми от власти, как люди, которых они хотят уничтожить?

– В этом городе нет места чести и порядочности, Зиль, – грустно посмотрел на меня Малвани. – Мы делаем все, что в наших силах, особенно для тех, кто этого заслуживает. Это единственная причина, по которой я все еще могу работать над убийствами после стольких лет.

– Кстати, об убийствах: ты присутствовал вчера вечером на вскрытии судьи Портера? – поинтересовался я.

– Да. Всё просто – смерть от огнестрельного ранения. Но не волнуйся, – усмехнулся он, – у нас еще осталась одна серьезная зацепка.

Он сунул руку в карман, вытащил белый носовой платок и положил его передо мной на стол.

Я медленно развернул его и увидел блестящий золотистый предмет.

– Пуля. Та самая, что мы нашли вчера в отеле?

– Именно. И доктор Дженнингс подтвердил, что именно эта пуля убила судью Портера. – Он с любопытством посмотрел на меня и протянул еще один носовой платок. – А теперь посмотри и скажи: они совпадают? Можешь использовать лупу.

Слезящимися глазами я попытался сравнить две маленькие латунные пули калибра.32, сосредоточившись на количестве канавок и перемычек. На каждом были характерные знаки, которые казались похожими, – по крайней мере, на мой непрофессиональный глаз.

– Они очень похожи. Откуда у тебя вторая пуля? – поинтересовался я.

– Я вчера наведался к Функе, продавцу оружия.

– И у него случайно оказалась под рукой запасная пуля, подходящая к нашему орудию убийства?

– Даже лучше, – сказал Малвани с самодовольной ухмылкой. – Так уж случилось, что у него есть само орудие убийства.

Я не поверил своим ушам.

– Да ты шутишь!

– И не думал. Убийца – или тот, кто ему помогает, – вернул вчера оружие, заявив, что оно неисправно.

Я потерял дар речи.

– Заканчивай завтрак, – Малвани поднялся из-за стола. – Съездим на Чемберс-стрит, и ты сам всё услышишь.

* * *

Оружейный магазин Функе на Чемберс-стрит, 53 раз за разом оказывался для нас незаменимым.

Там Функе и его правая рука, Салливан, продавали и ремонтировали всевозможное оружие. Ходили слухи, что мы каждый месяц отдавали немалую сумму, чтобы они оставались полицейскими осведомителями.

Но их информация пусть и была дорога, но никогда не подводила – результат тонкой грани, по которой они шли: между законной торговлей огнестрельным оружием и тем, что таковым точно не являлось.

Магазинчик был небольшим; со стен и потолка свисали всевозможное оружие – от винтовок и пистолетов до дробовиков. Запах оружейной смазки и полировки сбивал с ног, но стоило переступить порог, как нас встретила широкая улыбка Салли.

– Саймон Зиль! Рад, что ты вернулся. Сто лет не виделись, да? Тебе следовало бы приходить почаще. Я мог бы снабдить тебя чем-нибудь таким, что прогнало бы того, кто оттяпал у тебя кусок башки.

Он многозначительно посмотрел на мой опухший глаз и разбитое лицо, которое начинало болеть всё сильнее, с тех пор как действие лекарства стало проходить.

Но я предпочитал не носить оружие, за исключением тех редких случаев, когда это было абсолютно необходимо. Я не хотел поддаваться искушению использовать его.

– Со мной все в порядке, Салли, – попытался я улыбнуться. – Кроме того, я слышал, что у тебя в магазине есть вещь, которая очень нас с капитаном интересует.

Глаза Салли, цветом напоминающие темно-синие никелевые пистолеты на стойке справа от него, заблестели от возбуждения.

– Есть, есть. – Он достал деревянную коробку и поставил перед собой на стеклянную витрину.

– Вчера капитан принес мне пулю из орудия убийства.

– Совершенно верно, – кивнул Малвани. – Вот она.

Он снова достал маленький медный шарик, отнявший жизнь у судьи Портера.

Салли поднял пулю – крошечную вещицу по сравнению с его толстыми пальцами.

– Очевидно, это пуля калибра.32. И когда я посмотрел на эти канавки и перемычки, – сказал он, – то сразу заподозрил, что стреляли из автоматического пистолета Браунинга. – Он поднял голову. – Вы знаете, что в наши дни можно сопоставить отдельную пулю с пистолетом, из которого она была выпущена?

– Знаем, – кивнул я. – С тех пор, как судья Оливер Уэнделл Холмс сам показал нам, как это делается.

Много лет назад Холмс вызвал в зал суда оружейника, чтобы тот проверил предполагаемое орудие убийства. Затем он воспользовался увеличительным стеклом, чтобы сравнить отметины на тестируемой пуле с пулей, извлечённой из жертвы.

И всё получилось. После того, как эти доказательства были сообщены присяжным, те быстро вынесли обвинительный приговор.

– Значит, вы тоже знакомы с этим методом, – одобрительно заметил Салли. – Вчера я произвел пробный выстрел из обычного автоматического пистолета Браунинга 1900 года. Потом мы с капитаном осмотрели пули, и они оказались похожи – настолько похожи, что я мог с уверенностью сказать, что орудием убийства был Браунинг. Но следы не были достаточно точными, чтобы сказать, что это была та же самая модель Браунинга, из которой выпустил пулю я.

Он снова поднял медную пулю и постучал себя пальцем по голове.

– И тут мне кое-что пришло в голову. Такой же Браунинг был возвращен в магазин только вчера. И я подумал: почему бы не проверить его? И в итоге, этот Браунинг оставил следы, идентичные той пуле, которая убила вашу жертву. Это ведь просто чёртова удача! Лучшее, что мы могли бы сделать, это просто определить модель Браунинга, а тут…

Он замолчал и как-то неуверенно на меня взглянул.

– Может быть, вы хотите посмотреть сами?

Я кивнул.

Он улыбнулся в предвкушении, открывая деревянный ящик. Внутри лежал небольшой, сантиметров пятнадцать в длину, пистолет серебристого цвета с двумя стволами. Салли с любовью погладил рукоять.

– Смотрите, какая красавица. Сейчас таких никелированных осталось мало; в основном ходит воронёная сталь. И весит меньше фута!

Наблюдая, как он держит пистолет голыми руками, я бросил обеспокоенный взгляд на Малвани.

– Я вчера уже снял с него отпечатки, – кивнул он. – Но их не было. Он был начисто вытерт, хотя сложно сказать наверняка: убийца пытался избежать идентификации личности или просто чистил оружие.

Салли бросил на меня взгляд.

– Готов к проверке?

В одной руке он держал кучу хлопчатобумажных тряпок, в другой – Браунинг. Затем положил ткань в деревянный ящик, зарядил пистолет новой латунной пулей калибра.32 и выстрелил. В ушах ещё несколько секунд стоял грохот.

Салли вытащил свёрнутую ткань и передал её мне.

Взяв крошечную латунную пулю, я положил ее рядом с оригиналом, найденным на месте убийства судьи Портера, и увеличительное стекло, которое дал Салли, показало правду даже моим опухшим глазам: теперь у нас было три пули с одинаковыми отметинами.

Не было никаких сомнений, что блестящий никелированный пистолет в руке Салли – наше орудие убийства.

– Ну что ж, – протянул я, кладя пулю на стеклянный прилавок – мы нашли орудие убийства. Что ты можешь рассказать о его владельце?

Салли бросил на меня хитрый взгляд.

– При условии, конечно, что покупатель и конечный пользователь пистолета – одно и то же лицо.

– Конечно.

Салли был одним из самых проницательных информаторов, которых я когда-либо встречал. Наверно, он и должен таким быть, с его-то работой.

Он пересек комнату и направился к маленькому секретеру из орехового дерева, где хранил гроссбух; мы с Малвани последовали за ним. Салли вытащил журнал и ткнул пальцем в нужную строку; я в очередной раз порадовался, что он вел записи, систематизированные по оружию, а не по клиенту.

– Смотрите. – Он ткнул пальцем в пометку о никелированном Браунинге 1900 года. – Пистолет поступил в мой магазин в понедельник, десятого сентября, от моего обычного продавца. Я почистил и проверил его; затем он находился в магазине, пока в четверг, четвертого октября, не пришел клиент. Он был доволен и купил его на следующий день, пятого октября. А вчера – в среду, двадцать четвертого – он вернулся в мой магазин. Пожаловался на сильную отдачу, говорил, что пистолет неисправен. – Салли вздохнул. – Я знал, что он лжет мне; эта малышка – одна из лучших, когда-либо поступавших в мой магазин. И я обычно не возвращаю деньги после того, как прошло семь дней после покупки. Но в данном случае я вернул ему всю сумму и забрал пистолет – просто потому, что пистолет мне очень понравился. Я знал, что мне не составит труда найти ему нового владельца – такого, который оценил бы этого красавца.

– Он назвал свое имя или адрес? – спросил я.

– Адрес – нет, но он назвал свое имя, – ответил Салли. – Разве капитан тебе не сказал?

Я вопросительно посмотрел на Малвани.

– Лучше спроси, как он выглядел, – почти прорычал Малвани.

– Почему? – подозрительно уточнил я.

Салли пожал плечами.

– Я могу повторить только то, что сказал вчера капитану. Высокий мужчина. Белокурые волосы. Мне показалось, что он скандинав – судя по акценту, скорее всего швед. Но я не специалист в этом.

Я тут же вспомнил лифтера в отеле «Бреслин».

– Снаружи его ждала женщина, – продолжил Салли. – Я ее не разглядел хорошенько, но она была невысокого роста, низенькая, с экзотической внешностью.

– Китаянка? – Мне на ум сразу пришла Мей Лин.

– Да чёрт его знает, я плохо рассмотрел.

– Так он сказал своё имя? – повторил я вопрос и затаил дыхание.

Но какое-то шестое чувство подсказало мне ответ ещё до того, как Салли ответил.

– Сандерс. Он сказал, что его зовут Леруа Сандерс. Видишь? – Салли указал покрашенными смазкой пальцами на другую строку в своем гроссбухе. – Я заставил его поставить подпись.

Я провёл пальцем по его подписи. Мне не нужен был специалист по почерку, чтобы сказать то, что я ясно видел собственными глазами: подпись идеально повторяла ту, что была сделана в регистрационной книге отеля.

ГЛАВА 15

Камера предварительного заключения, «Гробница», Центральная улица.

12:30.

Главная камера на первом этаже «Гробницы» обычно заполнена разношерстным сборищем пьяниц и воров, но сегодня она была забита до отказа тридцатью с лишним мужчин-анархистов, которых Малвани выловил в пивной вчера вечером после нападения на меня.

Младший дежурный офицер уже меня ждал.

– Вы пришли быстрее, чем мы думали, – сказал он с усмешкой. – Не спешите выдвигать обвинения, пусть еще немного посидят в холодильнике.

– Не то чтобы некоторые из них не заслуживают того, чтобы остаться в «Гробнице», но я надеюсь, что у вас тут есть один конкретный человек, – сказал я. – Высокий, широкоплечий, с белокурыми волосами и другими скандинавскими чертами лица. Возможно, со шведским акцентом.

– Я проверю, – сказал он, выскакивая из-за стола. – А пока почему бы вам с капитаном не устроиться поудобнее в «смотровой»?

«Смотровая» представляла собой помещение, примыкавшее к главному коридору, отличавшееся небольшой щелью в стене, которая позволяла видеть помещение предварительного заключения и в то же время обеспечивала некоторую степень уединения, когда потенциальные заключенные проходили перед ней.

Малвани громко выругался, едва сдерживая раздражение:

– В этом нет никакого смысла! Кто этот швед, убивающий судей во имя Леруа Сандерса?

– Согласен. Леруа Сандерс – ключ к разгадке. Выясним, кто он такой, и окажемся на пути к раскрытию этих убийств, – сказал я и хотел продолжить, но меня прервал вернувшийся офицер «Гробницы».

– Вот они, – сказал он.

Шеренга из шести блондинов прошла перед окном, поворачиваясь попеременно то в профиль, то анфас.

– Второй слева был одним из нападавших на меня прошлой ночью, – сказал я офицеру, указывая на коренастого блондина, который вчера был с дубиной. – Вы можете официально предъявить ему обвинение в нападении. Но он не тот, кого мы ищем.

– У нас в камере есть еще несколько человек, которые могут вас заинтересовать, – ответил офицер.

Он вышел наружу, чтобы дать указания людям, которые занимались опознанием. Пятеро мужчин последовали за одним полицейским налево, на свободу; а моего нападавшего повели направо – в камеру.

Перед моими глазами пронесся целый поток задержанных, и я смог опознать Савваса, смуглого человека с кислым дыханием и других нападавших. Но лифтера из отеля «Бреслин» нигде не было.

После того как младший офицер удалился, чтобы помочь оформить нападавших, я повернулся к Малвани.

– Ты поручил Майку Бернсу опросить всех в «Бреслине»; он должен был найти зацепку на нашего шведа. Где мы можем найти Бернса?

– Комиссар дышит мне в затылок, пытаясь найти хоть какие-то зацепки по делу об убийстве в «Бреслине». Хотя обычно я не люблю, когда мои подчинённые меня обходят, я сказал Бернсу, чтобы он доложил о своих находках непосредственно комиссару. Он один из моих лучших людей и знает, как обращаться с секретной информацией. Я знал, что буду занят с тобой все утро, – сказал Малвани, вытащил карманные часы и посмотрел на время. – Уже почти час дня. Думаю, мы сможем его перехватить. Кроме того, – добавил он мрачно, – комиссар наверняка уже знает о том, как тебя прошлой ночью избили. И, возможно, он захочет услышать это от тебя.

Малвани был прав, и у меня внутри всё сжалось от неприятного предчувствия.

* * *

Мы заехали в полицейское управление на Малберри-стрит и узнали, что комиссар обедает в «Ломбарди» на Спринг-стрит.