Текст книги "Тайна Белой Розы (ЛП)"

Автор книги: Стефани Пинтофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Почему? – поинтересовался я.

– Ну, похоже, со времени первого допроса в полиции он изменил свои показания. А для обвинения это всегда проблема. Но адвокаты Джексон и Портер представили веские причины изменения показаний свидетеля, и судья дал своё разрешение.

– Каков был предмет спора?

Джереми снова пролистал бумаги.

– Судя по записям Алистера Синклера, Леруа угрожал Гарри, и тот боялся говорить правду до тех пор, пока не будет уверен, что правда удержит Леруа за решеткой до конца жизни.

– Вполне правдоподобно, разве нет? – Именно по этой причине моему участку порой было трудно собрать доказательства, которые могли осудить самых жестоких преступников: никто не хотел свидетельствовать против них и рисковать собственной жизнью и жизнью близких.

– Да, правдоподобно, – неуверенно кивнул Джереми.

Я снова задумался. Леруа обвинили и признали виновным в изнасиловании и убийстве ребенка. Как бы это ни было ужасно, нигде в его досье не было намека на то, что он представляет угрозу для других взрослых.

Алистер сам написал докладную записку, в которой утверждал, что у Леруа высока вероятность рецидива – другими словами, повторения подобного преступления. Но, по словам самого Алистера, Леруа представлял угрозу для несовершеннолетних. В эскизе художника Леруа был худощавым мужчиной, Гарри Блотски возвышался над ним. Неужели Гарри действительно боялся Леруа?

Я поблагодарил Джереми за помощь, не переставая ломать голову над этой странностью.

Стоило нам выйти из подвала, как к нам бросился довольный архивариус.

– Держу пари, что вы, ребята, ещё не слышали хороших новостей, поскольку все утро просидели внизу.

– Каких новостей? – поинтересовался я.

– Дрейсона схватили. Его нашли, пока он прятался в подвале какого-то опиумного притона в китайском квартале. Теперь в этом городе снова воцарятся справедливость и порядок, – радостно потёр руки архивариус. – Анархисты заплатят за то, что сделали.

Дрейсон, Джонатан Страпп и другие анархисты, несомненно, получат по заслугам. Комиссар об этом позаботится. Но в глубине души меня мучал вопрос: не произойдёт ли это путём сокрытия правды?

Не было никаких сомнений, что убийство судьи Джексона лежало в центре анархистских заговоров и политических конфликтов, но теперь я был убежден, что убийства судьи Портера и профессора Хартта тоже с ним связаны.

Их убийства отодвинули это дело далеко в прошлое, затронув скрытые тайны и столько личные проблемы, что я был уверен в кровной мести.

И если я не найду в ближайшее время этот мотив, то, боюсь, следующей прольется кровь Алистера. И мы никогда больше не узнаем правду.

ГЛАВА 25

Здание «Нью-Йорк Таймс», Таймс-сквер.

15:00.

– Давайте, ребята, за дело! У нас есть тридцать минут до начала пресс-конференции. Мы ведь хотим, чтобы «Трибюн» обошла нас, как на прошлой неделе?

Ира Зальцбург, толстый главный редактор «Нью-Йорк Таймс», с важным видом ходил по комнате, выкрикивая указания.

Одетый в свой фирменный желто-зеленый костюм, он остановился, чтобы проверить сначала одного репортера, затем другого, а затем направился в свой кабинет и закрыл стеклянную дверь.

В комнате находилось около пятидесяти репортеров, которые яростно стучали по клавишам пишущих машинок, стоявших на длинных рядах столов. Но ни один репортер не поднял головы.

Я пришел повидаться с Фрэнком Райли, репортером криминальной хроники, который прошлой весной помог мне раскрыть серию убийств в театральной среде. Тогда он поразил меня своим упорством – и если у кого-то и хватит решимости искать материал, который комиссар Бингем намеревается уничтожить, так это у Фрэнка.

Я только что звонил Малвани в полицейский участок, и он подтвердил то, что я знал с самого начала: комиссар планировал обвинить Дрейсона и других высокопоставленных анархистов, включая Джонатана, в убийстве судьи Джексона, судьи Портера и охранников, которые стали жертвами взрыва в «Гробнице». Указ комиссара гласил: собирать доказательства любыми средствами. И я знал, что это значит: козел отпущения для анархистского заговора будет важнее, чем раскрытие правды.

Вскоре я заметил Фрэнка – жилистого мужчину с темными волосами, зачесанными назад, работающего за первой пишущей машинкой слева. Никто даже не взглянул на меня, когда я направилась к нему через полкомнаты.

– Есть минутка, Фрэнк? – шёпотом поинтересовался я.

Он поднял глаза, и его раздражение сменилось удивлением.

– Зиль? Ты не вовремя. Здесь творится какое-то безумие. Мы печатаем специальный выпуск, и у меня есть полчаса, чтобы собрать материал о Дрейсоне и взрыве «Гробницы».

– У меня тоже мало времени, и мне нужна твоя помощь. Если я окажусь прав, ты будешь печатать совсем другую историю. – Я кивнул в сторону пишущей машинки.

Фрэнк отодвинул стул.

– Это настолько важно? Тогда найдём более спокойное место и поговорим.

– Как насчёт архива?

Райли приподнял брови.

– Здешние парни называют архив «газетным моргом». Иди за мной.

Он вывел меня из зала под недовольные возгласы других репортеров:

– Чёрт возьми, Фрэнк, нашёл время перекур устраивать! Хочешь, чтобы тебя уволили?

Райли отмахнулся от их замечаний, широко улыбнувшись:

– О своей работе беспокойтесь.

Он повел меня к лестнице, и мы спустились на шесть пролетов. Сам архив представлял собой тускло освещенную, заполненную от пола до потолка картотеками и книжными шкафами комнату.

– Здесь мы храним всё: фотографии, статьи, газетные вырезки. Всё, что мы сделали с 1851 года. – Он хмуро на меня взглянул. – Расскажешь, в чём дело?

– А дело здесь не только в анархистском заговоре. Тут нечто посложнее. – Я быстро ввёл его в курс дела, опустив пока имя Алистера.

Когда я закончил, Фрэнк лишь пожал плечами.

– Интересно, интересно. Но комиссару будет неинтересно слушать о таком сложном заговоре.

– Политики любят простоту. Я знаю.

Он с любопытством на меня взглянул.

– Тогда почему ты так стремишься узнать правду? Для тебя это не будет иметь никакого значения.

Я подумал об Алистере и, что еще важнее, об Изабелле, но сказал только:

– Потому что Аллан Хартт заслуживает справедливости. Его убийство – а это точно убийство! – должно быть связано с другими. Он так же заслуживает правосудия, как судья Джексон или судья Портер. Существует более глубокий мотив, который я пока не понимаю, но я уверен, что именно этот мотив связывает убийства трех мужчин.

– И что же здесь, в нашем морге, может тебе помочь?

– Все старые записи, которые у вас есть по делу «Народ против Сандерса». Процесс начался в ноябре 1878 года и продолжался до вынесения приговора в январе 1879 года. Он был обжалован в июне того же года.

Фрэнк нахмурился и провел рукой по гладко уложенным волосам.

– Ты меня, конечно, извини, но мне кажется, ты не прав. Ты пытаешься убедить меня, что современный анархистский заговор связан с процессом тридцатилетней давности?

– Может, ты и прав. Не узнаем, пока не найдём записи.

Фрэнк кивнул.

– Я всё найду. И если в этих записях что-то будет…

– Ты узнаешь об этом первым, – пообещал я.

– Ты всегда держал свои обещания, Зиль. Вот почему я помогу тебе. Но поторопись, потому что мне нужно вернуться к работе.

Фрэнк Райли тоже всегда держал своё слово, именно поэтому я пришёл к нему за помощью. К сожалению, на данном этапе расследования людей, которым я мог бы доверять, было явно мало.

* * *

Два часа спустя я вошёл в «Артузо» – итальянскую кофейню и кондитерскую, где стеклянные полки, заполненные канноли и разноцветным печеньем, соперничали за внимание покупателей с огромным выбором итальянского кофе в расписанных вручную керамических баночках.

Но главным украшением магазина была машина для приготовления эспрессо, привезенная из Италии – блестящий серебристый аппарат, который свистел и пыхтел, когда давление пара заставляло горячую воду просачиваться через мелко молотый кофе.

Я заказал двойной эспрессо и канноли у неприветливого мужчины за прилавком и устроился за столиком у окна.

Снаружи толпа собралась на Лонгакр-сквер. Точнее, теперь она называлась Таймс-сквер, как ее переименовали в честь главного арендатора – газеты «Нью-Йорк таймс». Репортеры Иры Зальцбурга уложились в отведенный им срок, и я наблюдал, как мальчишки-газетчики продают газеты прохожим, как горячие пирожки.

Я допил свой эспрессо, наслаждаясь его насыщенным послевкусием, заказал еще чашечку и начал просматривать файлы, которые дал мне Фрэнк. Статья за статьей, я вскоре собрал воедино историю более подробно, чем позволяли юридические архивы.

Судя по всему, Леруа Сандерс был опытным и очень востребованным плотником вплоть до дня своего ареста.

Как работник семьи Адамс, он почти сразу же попал под подозрение после того, как юная Салли Адамс сначала исчезла, а затем была найдена мертвой – «выброшенной, как использованная кукла в уборной», как писала газета.

Венцом осудительного приговора стали показания Гарри Блотски о том, что Леруа увёл девочку из дома на прогулку.

В последней статье говорилось, что при вынесении приговора в зале суда присутствовала только миссис Сандерс; ему посчастливилось избежать смертного приговора, но его приговорили к пожизненному заключению в Обернской тюрьме.

Миссис Сандерс покинула зал суда в слезах, настаивая на том, что осуждение Леруа было неправомерным.

«Мой Леруа – мирный человек, – говорила она. – Он любит свою семью и свою музыку».

Прочитав это, у меня перехватило дыхание, и я подумал о музыкальных шифрах, полученных каждой жертвой.

«Помните Леруа. Любителя музыки». Теперь они приобрели для меня еще большее значение.

Я переключил свое внимание на канноли, к которым пока так и не притронулся. Я проглотил их так быстро, что едва почувствовал вкус.

Все три убийства были связаны с убеждением убийцы, что Леруа был несправедливо осужден за убийство; теперь этот мотив был ясен.

Но кого так сильно волновало это дело столь долгое время? У кого были средства и возможность спланировать и осуществить эти убийства? И какое отношение это имело к анархистам?

Я поскреб вилкой тарелку, наблюдая, как по улице передо мной проехало такси-электромобиль.

Я уронил вилку, когда в голове пронеслась одна-единственная мысль.

Электромобиль у «Дакоты».

Он доставил багаж Алистера к месту назначения. И хотя экипаж, запряженный лошадьми, Алистер поймал просто на улице, электрический автомобиль был заказан заранее. И компания, без сомнения, вела учет стоимости проезда.

Я отодвинул стул и подбежал к стойке.

– У вас есть телефон? – спросил я неприветливого усатого мужчину, который заправлял кофейными автоматами.

Тот повернулся ко мне спиной.

– Для посетителей – нет.

Я вытащил свой значок.

– А для полиции?

– Ну, для полиции…, – протянул он и махнул рукой на маленький кабинет, где на столике стоял черный телефонный аппарат.

Я снял трубку.

– Соедините, пожалуйста, с Нью-йоркской транспортной компанией.

Я нетерпеливо барабанил пальцами, ожидая установления соединения.

Когда мне ответили, я быстро произнёс:

– В среду вы забирали в «Дакоте " багаж, оплаченный Алистером Синклером. Мне нужно знать, куда его доставили.

Женщина на другом конце провода, должно быть, уловила настойчивость в моем тоне и даже не спросила, на каком основании я этим интересуюсь. На несколько минут она ушла от телефона, а затем вернулась.

– Сэр, это такси довезло багаж до Пятой авеню. В отель «Уолдорф».

Я решил, что ослышался.

– Вы уверены?

– Да, сэр. В нашем журнале стоит именно этот адрес.

Я поблагодарил ее, позвонил Изабелле, назначив встречу, а затем схватил бумаги и бросился через восемь кварталов в центр города, где, по-видимому, скрывался Алистер.

Я должен был признать всю ироничность ситуации: оказавшись в отчаянном положении, Алистер не обратилась ни к друзьям, ни к семье, ни даже в один из захудалых отелей в центре города, где мой собственный отец часто искал анонимности после неудачной игры в карты.

Нет, в качестве убежища Алистер выбрал роскошный «Уолдорф». Абсурдный выбор.

С другой стороны, выбор Алистера был в равной мере абсурдным, и блестящим – ибо никто в здравом уме никогда бы до такого не додумался.

ГЛАВА 26

Отель «Уолдорф-Астория», Пятая Авеню.

18:00.

– У нас нет никого с таким именем, сэр. – Молодой человек с взъерошенными каштановыми волосами нахмурился, изучая журнал регистрации. – Здесь определенно не зарегистрирован никакой Синклер. Может быть, вы ошиблись отелем?

– Он должен был приехать в среду, – настаивал я. – Ближе к вечеру, между четырьмя и пятью часами. Возможно, он использовал не настоящее имя.

Карие глаза клерка расширились.

– Но я не могу проверить записи о каждом госте, который зарегистрировался в среду после обеда! Мы – самый большой отель в мире, мы регистрируем более полутора тысяч гостей в день!

Я не сдвинулся с места.

Молодой человек почесал нос.

– Ну, я могу, конечно, попытаться. Возможно, вы узнаете одно из имён…

– Сначала проверьте секцию «Астория», – сказала Изабелла. – Она более новая и более роскошная.

Клерк полистал журнал и начал зачитывать имена вслух.

Жак Раймс.

Энтони Блэк.

Хью Стоув.

Джон Рис.

Мы покачали головами. Ничего не получалось.

Я попытался продумать другие варианты – от расспросов прислуги до поиска конкретного посыльного, который доставлял багаж, – пока парень перебирал варианты.

Эдвард Грэм.

Джеймс Уорбл.

Ханс Энрико.

Изабелла взволнованно схватила меня за руку.

– Это он!

– Ты уверена? – спросил я. Мне это имя ничего не напоминало.

Изабелла кивнула.

– Это идеальный псевдоним для Алистера. Имена двух его наставников-криминологов.

– В каком номере проживает мистер Энрико? – поинтересовался я.

– Номер 1621. Это в «Астории». Чтобы добраться до лифта, вам нужно пройти через аллею. Первый поворот налево, – кивнул он в нужном направлении.

Изабелла поблагодарила его и поспешила за мной к лифту, объясняя по дороге:

– Видишь ли, до недавнего времени это были два отеля – «Уолдорф» и «Астория», принадлежавшие двоюродным братьям Астор, Уильяму и Джону Джейкобу. Теперь они соединены в один большой отель.

– Этим переходом? – спросил я, глядя на голубые и золотые украшения вокруг нас.

– Именно. Идём скорее.

У лифта бесстрастный служащий в строгой сине-золотой униформе нажал на кнопки, которые должны были доставить нас на восемнадцатый этаж.

Маленький лифт, наполненный горячим воздухом, казалось, двигался со скоростью улитки, пока, наконец, не остановился.

Мы с Изабеллой бросились в дальний конец коридора, где кремовую дверь украшали медные цифры 1621.

Я постучал трижды и крикнул:

– Алистер! Открывай!

Никакого ответа.

Я постучал громче.

– Алистер!

Дверь в соседний номер открылась, и на пороге появилась пожилая женщина в вечернем розовом атласном платье.

– Сэр, в самом деле, – властно произнесла она, – консьерж внизу может помочь вам с любой проблемой. – И с легким щелчком она закрыла дверь.

– Дай я попробую, – сказала Изабелла, нервно оглядывая коридор. – А то ещё кто-то начнёт жаловаться на шум.

Она сама постучала в дверь – несколько коротких, резких ударов.

– Алистер, это я, Изабелла. Впусти нас; мы знаем, что ты там. Мы пришли, чтобы помочь.

Ответом нам снова послужило молчание.

– Ничего не получится, – покачал я головой. – Придётся найти кого-то из персонала с ключом.

Изабелла жестом попросила меня замолчать и продолжила:

– Ты должен кое-что знать. Насчет Аллана Хартта. Мы знаем, почему ты и другие члены клуба «Беллерофонт» стали мишенью преступника.

Мы услышали тяжелые шаги за дверью.

Алистер распахнул ее и сердито на нас посмотрел.

– Как, черт возьми, вы меня нашли? И что вы знаете о клубе «Беллерофонт»?

Говорил он невнятно – небритый, воняющий спиртным, одетый в грязную, не заправленную рубашку. Он загородил дверной проем, но я всё равно протиснулся внутрь.

Изабелла вошла следом за мной, и я услышал её резкий вдох, когда она увидела саму комнату: Алистер умудрился превратить один из лучших люксов «Уолдорф-Астории» в полный свинарник.

Роскошный ковер с серо-голубым рисунком был усеян бутылками из-под виски. И хотя большинство из них были уже пусты, в одной всё же осталась выпивка, которая пролилась и оставила на ковре тёмное пятно. По меньшей мере, десять серебряных подносов, уставленных грязными тарелками с недоеденной едой, были разбросаны по всей комнате. Багаж Алистера стоял слева, всё ещё закрытый и нераспакованный. Но газеты и личные заметки валялись повсюду.

– Что происходит? – яростно прошипел я. – Ты отсиживаешься здесь, пока мы тебя повсюду ищем? Ты оставил сообщение в Колумбийском университете, что будешь на юридической конференции в Бостоне. Почему ты солгал? – Я отшвырнул пустую бутылку из-под скотча с дороги и вошел в комнату. – Почему ты нам ничего не сказал?

Он наклонился ближе, обдавая меня несвежим перегаром.

– Я никому не верю. Они пытаются меня убить.

– Ты мог довериться мне, – прошептала Изабелла. – Семья так не поступает друг с другом. По крайней мере, не должна поступать.

Ясные голубые глаза Алистера на мгновение затуманились.

– Я не хотел, чтобы ты волновалась.

– Ты только представь, насколько мы могли бы продвинуться в расследовании, если бы ты сразу с нами поговорил! – воскликнула Изабелла. – А так мы потеряли впустую несколько дней, пытаясь выяснить твоё местоположение!

– Вы могли бы избавить себя от лишних хлопот, – проворчал он. – Я не хочу, чтобы вы вмешивались. Я могу справиться с этим сам.

– Как Хьюго Джексон? – фыркнул я. – Или Ангус Портер? Или Аллан Хартт?

Алистер побледнел и упал на кровать.

– Аллан Хартт ведь не…

Я не стал юлить:

– Остался только ты. И убийца идёт по твоему следу. Если мы хотим его остановить, нам нужна твоя помощь.

– Но я ничего не знаю! – Он снова встал и принялся расхаживать взад-вперед. – Если бы знал, то не сидел бы здесь под замком.

Я убрал стопку бумаг, которые Алистер положил на пуфик, сел и заговорил с ним более спокойно:

– Алистер… Что именно ты здесь делаешь?

Он рухнул в кресло с высокой спинкой, стоявшее рядом со столом.

– Пытаюсь понять, почему кто-то хочет меня убить.

– Идеи есть?

Он опустил голову.

– Вообще никаких.

Я бросил на него косой взгляд.

– Тогда давай соберем воедино все, что нам известно. Я начну. – Я подробно изложил все, что узнал о Леруа Сандерсе. – Похоже, что корень этого заговора с убийством лежит в процессе Сандерса. Кто-то считает, что вы четверо ответственны за ошибочное, по мнению убийцы, обвинение.

Алистер откинулся на спинку стула.

– Я впечатлён, Зиль. Ты узнал о деле тридцатилетней давности больше, чем я мог себе представить.

– И ты мог рассказать всё это сам, а не тратить впустую моё время и подвергать свою жизнь опасности.

– Я же сказал: я не хотел вас вмешивать.

– Черт побери, Алистер! – воскликнул я. – Ты втянул меня в это дело; ты привлек меня к расследованию убийства Джексона. Ты мог бы больше доверять мне!

Я попытался усмирить свой нарастающий гнев и произнёс уже спокойнее:

– А теперь расскажи мне о музыкальных шифрах. Вы использовали их на юридическом факультете в закрытом клубе.

– Да, – вздохнул он. – Это была форма секретной связи для членов клуба. Мы его придумали… Даже не помню почему. Мы были молоды и хотели доказать, насколько мы умны, изобретая секретный язык.

– Откуда шантажист мог это узнать?

Его лицо вспыхнуло от смущения.

– Вы знаете про шантаж?

– Знаем, – кивнул я.

Он закрыл лицо руками и несколько секунд молчал.

– Понятия не имею, – разочарованно прохрипел он. – Я решил, что это его способ доказать, насколько он умен. Он хотел, чтобы мы поняли, что он знает о нас всё.

– Мы тоже так решили. Сколько он требовал?

– Обычно пятьсот долларов. Иногда больше. Последнее требование составляло две тысячи долларов.

Я присвистнул. Для меня это была зарплата за два с лишним года.

– Насколько часто?

– У меня – примерно два раза в год. Но Хьюго, по-видимому, получал письма гораздо чаще.

– И вы продолжали встречаться в Нью-Йорке, даже после окончания университета?

– Да. Все четверо – вы ведь уже выяснили, что Хьюго, Ангус, Аллан и я вместе работали в офисе окружного прокурора – встречались в Адвокатском клубе каждую неделю.

– Чего беспокоиться, если вы уже не в институте?

Он пожал плечами.

– Мы думали, что у нас есть ответы на все вопросы. Что мы, в отличие от всех остальных, достигли понимания мыслей преступников. Поэтому мы встречались, чтобы обсудить дела, которые рассматривали в офисах.

– И когда перестали?

– Как раз перед тем, как я покинул офис окружного прокурора. В этом больше не было никакого смысла. Кроме того, мы поссорились – и из-за этого наша дружба испортилась.

– А когда вас начали шантажировать? – вмешалась в наш разговор Изабелла.

– Пять лет назад, – ответил Алистер. – Мы четверо начали получать письма от кого-то, обозлённого из-за дела Леруа Сандерса. Автор, подписывавший каждое письмо ‘Леруа отмщён», знал об этом деле все.

– И чем он угрожал в случае отказа заплатить? – резко поинтересовалась Изабелла.

Алистер криво усмехнулся.

– А чем обычно угрожают шантажисты? Разоблачить нечто постыдное. Что-то такое, о чем мир предпочел бы не знать.

– Настоящую ошибку в деле Сандерса, – закончил я за него.

– Именно. В то время мы считали, что признавать свои ошибки публично будет унизительно. Кем бы ни был шантажист, он правильно предположил, что мы скорее заплатим, чем станем тщательно изучать наши прошлые ошибки.

После этого признания его лицо вспыхнуло от смущения, но во взгляде читалось облегчение.

– Прокуроры все время ошибаются, – покачал я головой. – Не понимаю, почему ты поддался на угрозы шантажиста.

Алистер пожал плечами.

– Хьюго только что назначили судьёй. Я только что опубликовал крупную статью. Мы хотели избежать любых неприятных толков. И не желали возвращаться в прошлое. Пусть даже то, что случилось, не было полностью нашей виной. Доказательства были налицо.

Я сделал глубокий вдох, осознавая с разочарованием, что Алистер по-прежнему не до конца честен со мной. Но решил, что не стоит пока на этом останавливаться. Не сейчас.

– Ты имеешь в виду доказательства, представленные напарником Леруа? Это ведь на основании его показаний вынесли обвинительный приговор?

– Да, но было и еще кое-что. – Щеки Алистера снова вспыхнули, и он выпрямился. – Мы все учились в Гарварде у выдающегося криминолога, который считал, что можно определить склонность человека к преступлениям. Он неоднократно проверил свои исследования, и результаты оказались поразительными. Исходя из его методологии, ни у кого не было большей склонности к преступлениям, чем у Леруа Сандерса – особенно к преступлениям, в совершении которых его обвиняли. Он разделял все общие черты и паттерны поведения других людей, совершивших подобные преступления.

– Тех, кто насиловал и убивал молодых девушек?

– Ты, как всегда, слишком прямолинеен, Зиль, – Алистер бросил на Изабеллу косой взгляд. – Но ты прав.

– А в случае с Сандерсом вы ошиблись. – Я встал, подошел к окну и раздвинул шторы. День был пасмурный, но так, по крайней мере, в комнату проникал хоть какой-то свет.

– Да, как выяснилось позже. Но тогда мы этого не знали. – Он тяжело вздохнул и провел рукой по волосам. – Мы выяснили это много лет спустя. Произошла серия убийств, жутко напоминавших дело Сандерса. Виновного поймали – и он признался, что убивал молодых девушек в течение многих лет, сначала в Нью-Йорке, а затем в своей родной Канаде. Его схватили, когда он вернулся в Нью-Йорк после пятнадцатилетнего перерыва.

– Значит, вы работали, чтобы очистить имя Леруа Сандерса.

– В этом не было смысла, – виновато опустил голову Алистер.

– Почему? – я отвернулся от окна и посмотрел ему в глаза. – Это меньшее, что вы могли сделать для невиновного человека!

– К тому времени, как мы все поняли, Сандерс был уже мертв, – хрипло произнёс Алистер. – Умер в тюрьме. Мы опоздали.

Пару минут все молчали.

Затем Алистер снова заговорил:

– Вы должны понять, что в то время мы были абсолютно убеждены в виновности Леруа Сандерса. Особенно Хьюго Джексон – а никто не проработал это дело лучше, чем он.

– И никто из вас не имел ни малейшего представления о том, кем является шантажист?

Алистер покачал головой.

– Вы нашли каких-нибудь родственников Леруа Сандерса?

– Стыдно признаться, но мы даже не искали, – смущенно произнёс Алистер.

– С этого и начнём, – заключил я и повернулся к Изабелле. – Ты проверь записи о смерти в тюрьме Оберн, а я возьмусь за вырезки из газет.

Изабелла кивнула.

– Нам нужно пристальнее взглянуть на шведа, – сказал я и объяснил, что использование им имени Леруа Сандерса – как в отеле «Бреслин», так и в оружейном магазине Функе – прочно связывает его с убийством Ангуса Портера. – Мы даже провели баллистическую экспертизу.

Мы обговорили ещё десяток возможных теорий, но всегда возвращались к шведу и его вероятной связи с Сандерсом.

– Нам нужно идти, – наконец сказал я, обменявшись взглядом с Изабеллой.

– Только не мне. Я остаюсь здесь, – Алистер глубже уселся в кресле, вцепившись в подлокотники.

– Только если ты будешь беречь себя, – строго предупредил я. – Ты остановился в отеле мирового класса, и поверь мне – никому, кроме нас, не придет в голову искать тебя именно здесь. Я пришлю экономку, чтобы она избавилась от этого беспорядка. Я скривился от отвращения, указывая на бутылки с ликером и подносы с едой, разбросанные по всему номеру. – И больше никакого алкоголя. Тебе следует поесть и принять ванну.

Алистер собирался меня перебить, но я отмахнулся.

– Если ты сделаешь это – мы сохраним твое местонахождение в тайне. – Я тяжело вздохнул и посмотрел на Изабеллу. – Еще один вопрос. Почему ты не доверился кому-нибудь из нас?

Он посмотрел в окно на Пятую авеню и медленно движущийся по ней транспорт.

– Я уже сказал: не хотел, чтобы вы волновались.

Я подошёл к Алистеру вплотную и посмотрел ему в глаза.

– Нет. Меня интересует истинная причина.

Алистер отвёл взгляд.

– Тебя никогда не шантажировали, Зиль. Я не могу это описать, – его голос дрогнул. – Ты чувствуешь себя в ловушке. Совершенно беспомощным…

– Но мы могли помочь тебе с самого начала!

– Мне не нужна была ваша помощь. – Он уставился на свои ноги. – Я не смог бы вынести, если бы вы увидели меня таким. Жалким, – его голос дрогнул от отвращения.

Я кивнул. По крайней мере, теперь я понимал. Ему было стыдно не только из-за ошибки в прошлом. Он был слишком гордым, и унижение, вызванное шантажом, грозило его раздавить.

Он поднял на меня полные беспокойства глаза.

– Ты уверен, что за вами никто не следил?

– Уверен, – тихо произнёс я. – Мы заедем завтра, чтобы проверить, как ты. А пока постарайся помочь нам придумать наилучшую стратегию разрешения всей этой проблемы.

– Доброй ночи, Алистер, – прошептала Изабелла.

Алистер не ответил – но в его глазах отразилось глубочайшее раскаяние.

Разочарование, промелькнувшее на лице Изабеллы, было невыносимым, и я отвернулся.

* * *

Я проводил Изабеллу обратно к зданию «Дакоты», купив по дороге три газеты: «Таймс», «Трибьюн» и «Пост». В каждой газете были статьи о поимке Дрейсона, а также о «вдохновителях» – Паволе Хладе и Джонатане Страппе.

Я мысленно застонал, стараясь не давать Изабелле лишнего повода для беспокойства.

Казалось, этому делу суждено было плохо кончиться. И я все больше убеждался, что ни для кого из нас не будет счастливого исхода.

Ни для меня, поскольку мое расследование идет вразрез с планами комиссара.

Ни для Изабеллы, потерявшей доверие к Алистеру.

И уж точно ни для самого Алистера.

27 октября 1906 года.

Суббота.

ГЛАВА 27

Типография Грина, Гудзон-стрит.

08:00.

В субботу на рассвете Малвани позвонил и вызвал меня в город.

– Есть зацепка. Помнишь розовые листовки, которые мы нашли после взрыва в «Гробнице»?

Конечно, я помнил: они были повсюду за пределами здания, и их послание прочно засело в моей памяти.

«Наши разрушительные действия избавят мир от ваших ведомственных организаций!»

– Оказывается, швед работает в типографии, до которой мы проследили эти листовки, – поделился Малвани.

– Какой именно?

– Типография Грина на Гудзон-стрит. Встретимся там через двадцать минут?

– А где сам швед?

– Я послал шесть человек на его поиски; у нас есть список мотелей, в которых он останавливался. Нам с тобой надо поговорить с владельцем типографии Грина. Он разговаривал по телефону так, словно в его лавке хранится целая сокровищница улик.

* * *

Малвани явно ошибался, потому что улик в типографии Грина практически не было.

Но Лью Грин и его сын Ричард очень хотели помочь полиции: они приняли нас с распростертыми объятиями и поделились тем, что знали о шведе.

– Его настоящее имя – Ларс Хальвер. Точнее, так он сказал, – начал владелец типографии.

Это был крупный, приветливый мужчина с легкой улыбкой под густыми усами цвета соли с перцем. Он сидел в просторном помещении с высокими потолками, вмещавшим два гигантских печатных станка.

Его сын, долговязый паренек лет семнадцати, сидел за столом, заваленным чем-то похожим на черные кирпичи, и создавал новые печатные формы.

– Ларс был хорошим работником, экспертом по работе с моим аппаратом. – Лью Грин похлопал по боковому шесту черной печатной машины. – Мы печатаем открытки и небольшие листовки и время от времени снимаем рекламу для газет, как это делает сейчас Ричи.

Я шагнул ближе и увидел, что Ричи создаёт отпечаток, который будет рекламировать «Сарсапариллу Гуда».

Судя по бумажной модели, это будет замысловатое творение, изображающее даму с зонтиком и коробкой лекарств, выходящую из аптеки. Внизу текст объявления гласил:

«Если вы страдаете от какой-либо болезни или недуга, вызванного нечистой кровью, или от диспепсии, головной боли, жалоб на почки или печень, или от чувства усталости, примите «Сарсапариллу Гуда»!

Она очищает кровь, возбуждает аппетит, а слабых делает сильными. Продается во всех аптеках».

– Подобные объявления часто встречаются в вашей работе? – спросил я.

Парнишка кивнул.

– Мы постоянно печатаем рекламу для Гуда и других аптекарей. Вырезаем вот здесь, – мальчишка показал на чёрный «кирпич», – а затем кладём вот сюда, – кивнул он на гигантскую машину.

– И никакой официальной работы для анархистов, – улыбнулся я.

Он смущенно покачал головой.

– Наверно, Ларс приходил для этого ночью. Днём мы много работаем, свободной минутки иногда даже не бывает.

– Как долго он у вас работал? – спросил Малвани, с трудом обходя комнату по периметру, опираясь на трость. Помещение было большим, но пустым, в нем были только окна, печатные станки и столы, заваленные черными формами.

– Почти два года, – ответил Лью.

– Вы знали, что он – анархист?

– Конечно, нет. Но я не задаю лишних вопросов людям, которые работают на меня, пока они справляются со своими обязанностями. Да, наверно, стоило, но… Я понятия не имел, что Ларс по ночам печатает анархистские листовки и брошюры. Я бы уволил его, если бы узнал. Тотчас.