Текст книги "Боец тишины (СИ)"
Автор книги: Стас Северский
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Резко выжал сцепление и дал по тормозам, заметив на обочине машину, – машину Войцеха. Передернул и поставил на предохранитель пистолет, предварительно навинтив использованный несколько раз глушитель. Он еще сгодится ненадолго – все же тише так.
Поставил машину подальше и пошел в придорожную рощу – довольно скромный и редкий лес. Есть. Вижу. Войцех. Орудует лопатой. Вашу ж…
Выкинул патрон из патронника, скрутил глушитель, сунул пистолет за ремень, прикрыл курткой.
– Войцех, ты какого черта здесь делаешь?!
Он перехватил лопату и кинулся ко мне.
– Ты во что меня втянул, Ян?!
Как я устал… Я просто падаю с ног, в голове пусто, а мне еще… Врежу ему тяжелым сапогом – будет знать. Лопату вышиб с одного удара. Перехватил руку разъяренного поляка и толкнул его в поясницу коленом. Повалил, прижав к сырому мху лицом и заломив ему руку за спину.
– Спокойно.
Он вполне разумно притих.
– Успокоился? Отпускаю.
Отпустил его и…
– Теперь успокоился, Ян.
Я отполз к дереву, садясь у ствола и привычным движением вправляя себе челюсть.
– Размахался кулаками… Еще раз по голове въедешь, я тебе глотку перегрызу!
– Когда из нокаута вернешься.
– Я и с того света вернуть, Войцех! Где Агнешка?!
– Здесь она… Чуть поодаль ее оставил с немцем… За деревьями видно…
Сердце замерло, когда различил ее силуэт вдали – стоит, обхватив дерево, и смотрит в нашу сторону. Старик, скрючившись, сидит рядом. Вид у них обоих подавленный и похоронно мрачный. Правда, вполне оправдано мрачный вид – как-никак мы на похоронах.
– Что произошло, Войцех? Что ты натворил?
Он молча указал на яму, молча кинул мне удостоверение. Черт… Агент службы госбезопасности.
– Ты какого черта его?..
– Агнешку он твою искал.
Как они на поляков вышли? Просто искали. Вообще – правильно полячку первым делом среди поляков искать.
– А что он? Спросил что-то?
– Карточку показал, спросил… Сказал ему, что не знаю… Только не поверил он мне, и я его…
– Вижу, что ты с ним сделал.
Эх, Войцех, молодец… Не убедительно ты врешь, не держишь достойной видимости, обманывая! Умел бы ты врать, не было бы такого! Не было бы трупа! Только все равно – не подвел ты в итоге… решил задачу, пусть и с трупом в уравнении. Здесь любой ответ на вопрос сгодится – только бы не молчать и не ждать, когда за тебя на вопрос ответят и тебя отвечать заставят в соответствии с законом страны. Здесь все лучше, чем ничего.
– Где машина?
– Какая машина, Ян?
– Его машина. Где она?
Войцех дернул головой, явно укоряя себя за несообразительность.
– Осталась стоять…
Думать мне долго не придется – времени не хватит. Махнул рукой, посылая все на свете, и встал, отряхиваясь.
– Вытаскивай его из ямы. И езжай пригони его машину. Живо! Не жди, пока он коченеть начнет!
Глава 38
Хотел бы подбежать к Агнешке, а побежал к трупу. Страшно и подумать, что обо мне Агнешка теперь думать будет.
– Агнешка, отвернись! Не смотри! Клаус! Закрой ей глаза! Не смотри!
Войцех его недавно на тот свет отправил. Если постараться – можно сделать так, что похоже получится… на простую аварию похоже. Если поджечь, не так видно будет, что повреждения после смерти получены. Машина в столб, а он…
Вдали заревел двигатель… вблизи завизжали тормоза.
– Войцех, бери его! Живей! Клаус, вы здесь с Агнешкой ждите! Понял?! Ждите!
Клаус что-то задребезжал мне вслед, запинаясь, но я не остановился. Подхватили с Войцехом мертвеца и потащили к машине.
Отъехали, вышли на дорогу, высадили покойника. Войцех в задумчивости расселся курить на капоте.
– Что теперь, Ян?
– Машину бить будем. Бери домкрат.
– Зачем еще?
– Поднимай зад! Живей!
– Да я встал уже… А делать что?
– Зад поднимай!
– Да я уже…
– Машина! Машина с задним приводом, Войцех! Давай домкрат! Мне давай!
– А, машина…
– Поднимай. Осторожней только – не царапай.
Завел и вырулил машину, равняясь на столб. Посадил мертвеца за руль, поставил его ногу на газ, придавил.
– Снимай с домкрата!
Машина рванула вперед – прямиком в столб. Раскатился удар. Войцех в восхищении уставился на обломки.
– Я и не знал, что так можно, Ян… Никогда не видел такого… И в голову не приходило…
С трудом открыл покореженную дверь, осмотрел труп – что-то не так. Повреждения не такие, как у живого. Руль он слабо держал и…
– Черт… Сейчас и не такое увидишь…
Пролистал в голове учебник, вспоминая характер повреждений при столкновении. Так – лобовое столкновение… Бросает вперед, отбрасывает назад. Бросает вперед… Удар головой, грудной клеткой о руль. Удар коленями о приборную панель. И кожа на ладонях рвется, и ссадины характерные. Отбрасывает назад… Перелом шеи.
А вот повреждения внутренних органов… Ничего, от жара кровь свернется и не так видно будет, что кровотечения у трупа не было.
– Ян, что ты делаешь?
– Готово! Достаточно грубо, но сойдет. Если поджечь – сойдет.
– Что ты делаешь?
– Готовлю его к судебной экспертизе. Он – труп, Войцех. Он стал трупом до того, как должен был стать по моей версии. Я исправляю неточности.
Он открыл рот, но ничего не сказал, тупо смотря на меня, ковыряющегося у мертвеца в грудной клетке.
– Ян, ты?..
– Пулю достаю! Ты его застрелил, Войцех!
– Точно… А рана… Она же никуда не…
– Нет, никуда она не исчезнет. Я просто ее изменю. Он у меня на осколок панели напорется. Ты в него с достаточно дальнего расстояния стрелял – так что…
– Что? Это же хорошо, Ян?
– Хорошо. Пороха не найдут – и следа не останется, особенно после поджога. Канистра есть?
– Нет…
– А бутылка? Хоть что-то?
– Что-то должно быть…
Открыл бензобак, сунул в него трубку одним концом, а другим – себе в рот. Пошло… Сплюнул бензин и закрыл бак. Пробил его… отошел и потянул за собой тонкую струйку горючего.
– Войцех, давай в канаву… Живо!
Глава 39
К Агнешке явился пропахший дымом и бензином. Она встретила меня молча, с гордо поднятой головой.
– Ты что со мной, как с врагом?
– Не как с врагом… Просто…
– Ты просто напугана.
– Да… Я не знаю, что и думать теперь…
– Думай, что скоро это кончится.
Она крепче обхватила дерево, будто земля уходит у нее из-под ног, и это – ее единственная опора, не позволяющая ей сорваться в пропасть.
– Я стараюсь… Только – не могу… Люди гибнут и…
– Агнешка, я надежнее этого дерева – отпусти его, наконец.
Отцепил ее руки от растрескавшейся коры, и они сцепились на мне. Обхватил ее, отбрасывая ее волосы.
– Я боюсь, Вольф… Я не знаю, кого бояться… и боюсь всех. Даже тебя.
– Не надо. Меня не бойся. Верь мне, Агнешка.
– Я хочу… Хочу верить тебе, только ты все время… Мне все время кажется, что ты не говоришь мне правды. Я не знаю, врешь ты мне или просто – не говоришь. Ты не отвечаешь на мои вопросы. Я же вижу, что…
Не дал ей говорить, думать дальше. Целую ее, задыхаясь, забывая, что только что целовал бензобак… забывая, что устал и…
– Ян, закопал я яму! Что теперь?
Агнешка отстранилась, опустила голову, потупила глаза. Войцех… Глотку ему перегрызть готов.
– Дерном забросай, и пойдем!
Припер девушку к дереву, склоняясь к ее шее.
– Агнешка, я к тебе не с пустыми руками. У меня для тебя подарок. Еще не цветы, конечно… Только он не хуже – это тебе не срезанный букет, а живой…
– Человек?
– Ждет тебя в багажнике… Посмотришь? Только вручу я его тебе позже. Пока его взаперти подержать придется.
Агнешка забыла, что старается отвернуться от меня, спрятаться от моего горячего дыхания. Она замерла в ужасе и изумлении, словно и не замечая моих…
– Вольф, ты что, привез его? Священника? Ты не отпустил его?
– Будет тебе теперь товарищ для совместных молитв.
– Как ты можешь? Как ты можешь так поступать с ним?
– Так нужно, Агнешка. Он видел меня. Я отпущу его – позже. А сейчас… Сейчас он составит тебе общество. Священник сумеет утешить тебя.
– Вольф…
– Не называй меня так при Войцехе.
Агнешка уперла тоненькие ручки мне в грудь, отталкивая.
– Отпусти меня. И его – отпусти.
– Я не могу. Не могу и не сделаю.
– Я прошу тебя.
– Он еще не твой. Станет твоим – позже. А пока он – мой пленный. Пока его участь – решать мне. И я решил его запереть.
– Прекрати… Отойди… Как ты можешь говорить так о человеке?
– Я так шучу, Агнешка… Привыкай к моим шуткам.
– Ты не шутишь, ты… Я тоже твоя пленная. О боже…
– Нет, Агнешка. Нет…
– Тогда отпусти…
– Нет, не пущу… Я просто… Я просто защищаю тебя…
– Защищаешь? Ты меня просто…
– Я защищаю тебя и…
– Отпусти меня к моему парню…
– Не пущу… У тебя больше нет никого – только я… И вздумай искать связи с людьми из прошлого – их убьют с тобой заодно…
Войцех бросил лопату мне под ноги, угрожающе сложил на мощной груди руки, угрюмо нахмурился.
– Ян, ты мне платишь, конечно… Только я… Ты нанял меня охранником, а не могильщиком! Я не собираюсь один рыть и зарывать ямы! Особенно, смотря, как ты с ней… Ты меня вообще втянул… И теперь…
– Не кипятись. Решим задачу.
Поляки – народ вспыльчивый, с норовом. Даже Войцех – наемник – гордость в наем не сдает. Это тебе не немец, у которого с решением стать наемником в голове начинает ровно и размерено щелкать счетчик купюр. С немцами проще вообще – четкий договор, точное выполнение условий…
Хорошие они вообще солдаты – немцы. А поляки – они хорошие вояки. Подумал про англичан и ехидно растянул рот. Они – солдаты плохие. Когда за них техника воюет – еще сохраняют видимость, а так… Придется мне, видно скоро с ними столкнуться… на чужой земле… на земле, чужой и для них, и для меня. Черт… Искуплю я вину, Игорь Иванович, – не волнуйтесь, никуда не денусь. Скоро… Скоро на связь выйду… Как только выживу, как только Агнешки добьюсь…
Глава40
Связанный священник все осложнил. Мсцишевский недоволен, что я в его автосервис связанного священника приволок, и свалил почтенного святого отца ему на седую голову. Только я на его недовольство решил внимания пока не обращать. Пока Войцех ему про пристреленного агента все не выложит – можно не обращать внимания. А Войцех выложит – вопрос времени. Черт… Надо выворачиваться как-то. Как? На перехват пойду… на опережение. Первым все выложу… и свалю все на Войцеха. Выставлю его тупым и… Войцех допустил ошибку. Он не сообразил ничего и застрелил не причастного к моим делам человека.
Войцех знал, что я девушку прячу от, преследующего ее, прошлого, – и только. А, когда к нему представитель власти заявился с вопросами, – тогда и решил, что прячу я ее – от властей. Он и без того был взвинчен, а когда ему карточку показали с похожей на Агнешку девицей, он совсем занервничал. В итоге Войцех признал в другой девице Агнешку – перепутал просто из-за нервотрепки последнего времени. Ему показалось, что ищут Агнешку, что он узнал ее, и он – выдал себя поведением. Агент счел, что нашел след разыскиваемой девушки, решил проверить. Войцеху ничего другого в голову не пришло, как пристрелить агента, когда агент вовсе и не при деле был, когда стрелять в него совсем не надо было. А после мне с Войцехом пришлось следы его преступления скрывать, и мы с ним их – скрыли.
Власти меня с Агнешкой не искали и не ищут… и поляков искать не начнут. С вида все чисто – никто не придерется, никто не подставлен. Разве что проверят поляков поверхностно. Подозрительное направление прощупают – и только. Никто ничего не найдет. Проверять больше вопросами будут – на нервы, на поведение. Главное, – при такой проверке нервами себя не погубить. Тогда глубже копать не станут – оставят всех в покое.
И еще… Полякам могут снова карточку девушки показать. Придется настолько достоверно убедить их в том, что ищут не Агнешку, что они – с ее карточкой не сходство, а расхождение искать станут. Они должны увидеть только нужную мне видимость – я должен убедить их так, чтобы дальше они убеждали себя без моих усилий. А не выйдет добиться такого доверия – свалю все на ее скверного бывшего дружка, от которого я ее и скрываю. Вероятно, – он что-то натворил, и Агнешку разыскивают, стараясь через нее на него выйти. А главное, – я ничего про его преступления не знаю. И еще… Чуть не упустил деталь. Агнешку я у психопата приятеля отнял – от него и прячу. И запугал ее именно он – и никто иной. Так, план намечен, теперь – осуществить.
Глава41
Мсцишевский скосил поблекший глаз на Войцеха. Войцех угрюмо уставился в пол, кивнув мне в подтверждение, – мол все так и было. Поверили мне оба – знает старик, что его боевик, бывший десантник, не умеет ни долго думать, ни терпеливо ждать.
– Войцех всегда шел напролом. Кого видел, в того и стрелял. Ты же знал, чего от него нужно ждать, когда решал его нанимать, Ян.
– Знал, конечно. За эти качества его и нанял. Нужен мне был для девушки защитник надежный. А человека, способного, раздумывая, стрелять с нужной скоростью, – не нашел. Решил, что надежнее нанять его, – он, не раздумывая, стреляет, зато сразу и наповал. Ничего – разобрались мы с ним. Не найдет никто ни концов, ни следов.
Поляк кивнул седой головой, растягивая прямой рот на сухом неподвижном лице.
– Никакой неясности, никаких недомолвок – это мне в тебе и нравится, Ян. Этим мы с тобой и похожи. И тем, что мы с тобой, Ян, думаем прежде, чем делаем.
– Это точно. Разница только в том, что я один работаю, а вы с бригадой.
Поляк снова кивнул и плеснул мне еще водки. У меня с голоду и бессонных ночей и от одной рюмки перед глазами плывет, но я смиренно заливаю в глотку прозрачную водицу. Не нужны мне, обижающие старого поляка, “неясности” и “недомолвки” – и так по горло, хоть удавись.
Глава 42
Сижу молча с паном Мсцишевским – пьяный и мрачный. Напряжение нарастает, несмотря на то, что поляк и поверил моей истории, и хоть один вопрос отпал. Не знаю я, что со священником делать, куда его девать. Вообще все можно было бы решить просто. Но тогда – не видать мне моей Агнешки. Придется считать, что священник к ней в нагрузку прилагается. Взвалю его себе на плечи и потащу, как всех остальных, кто в дело впутан оказался. Ничего, выдержу. Хуже, что мне снова придется переться в рассадник заразы, который я взялся ликвидировать. Не знаю я, как на объект пройти, и, что мне предпринять после, – не знаю. И ищут меня еще – каждый, кто здесь права имеет искать, меня ищет. На поляков уже вышли… И дорожное происшествие, уверен, с ними связали уже… Подозрительная все же с агентом и аварией история – для педантичных немцев подозрительная. Немцы все проверяют – на их небрежность рассчитывать никак нельзя. Верное дело, серьезно к вопросу подошли – вскрытие провели старательно. Трудно к такому трупу подкопаться, конечно. Только, пусть немцы точных данных и не получат, – поймут, что мутная вокруг вода. По крайней мере, проверят поляков. На Войцеха их кто-то или что-то точно наведет. А Войцех их к Мсцишевскому приведет.
Мсцишевский – умен, его так просто не возьмешь. И меня он прикроет. Только из-за этого я еще здесь – только из-за того, что на его территории не только машины пропадают, не оставляя следа, но и люди. Прячет он трупы, как надо, – и живых спрячет. Да и боевики у него, хоть умом не отличаются, – дело знают. Могу я на него и на его бойцов рассчитывать… по крайней мере, пока он меня своим считает. А пока – он верит мне. С ним Агнешку оставить не так страшно, заступится он за нее. Называет меня сыном – значит, и ее дочерью назовет. Не зря я к нему в доверие втирался – всегда в мыслях имел гордецов поляков с немцами стравить при нужде. Только узнают они, что я – русский… сдерут с меня столько шкур, что и немцам не снилось. Никогда они не забудут, как мы с немцами их страну делили.
Черт… Трудно быть реалистом в этом мире мечтаний и надежд… И разведчиком быть – трудно… Не знает никто, что я все время вру… и никто не знает, что я ненавижу врать – и себе, и другим. Только никто не знает и того, что правдиво – одно молчание… немое молчание зверя.
Разведчика должно утешать убеждение, что его обман во благо, – обман в обмен на правду. Только все – вранье. Мы – люди, бродящие между заблуждениями – своими и чужими. И я вижу их все – вижу насквозь. Благородная борьба за всеобщую свободу и братство, подлое предательство из-за жажды наживы – все видимость, все только уверенность в головах людей, только вера… вера в бога, в деньги. А на деле – правит оружие. И не какое-то виртуальное из головы, вроде банковских счетов и бумажек, а – обычное железное оружие. В итоге, у власти всегда – оно, всегда – оружие… когти и зубы. Грызутся “волки”, деля территории, деля добычу. И я – один из “волков”… один из “стаи волков”. И я понимаю, что есть у меня только – “стая”. Нет, не только… У меня есть оружие, и есть – Агнешка.
От тяжких дум меня оторвал грохот отворенной двери. Агнешка выбежала из коморки, где я оставил связанного священника, от которого она теперь не отходит. Девушка встревожена и… Когда она печальна – она призрачна и прозрачна, как лунный свет… А когда злится – сияет и испепеляет, как солнце… Ее волосы лучатся озаренным золотом, губы горят огнем и глаза блистают. Она раздражена, только мне все равно. Я жадно пожираю ее глазами, словно концентрируя на ней весь свой давнишний голод. Ее глаза не охлаждают росой, а разжигают искрами. Сердце раскаляется в груди, как кипятильник… и мысли туманятся паром.
Мсцишевский встал с кресла и вышел, оставляя нас. Он мне как-то намекнул недавно, что ему знакомо это умопомрачение, – понимает он мол меня, как никто другой. Нет, не понимает… Не творил поляк таких дел. А если и творил… Не ждала его тюрьма после ночи с девушкой, не была ему тюрьма платой. А если и была… На войну его точно никто не посылал, как меня пошлют, если я в тюрьму не попаду, если я вообще выживу.
Агнешка встала передо мной, махнула рукой в сторону распахнутой двери.
– Он сказал, что ты!..
Я поднялся, покачнувшись, направился ко входу в каморку. Закрыл и запер дверь. Схватил Агнешку дрожащими руками.
– Агнешка, не надо о нем.
– Ты убил! Невинного человека! Он рассказал!
– Что? Я? Кого?
– Не трогай меня! Ты что, со счета сбился?!
Она горит гневом. Хрупкая девушка у меня на глазах превращается в разъяренную тигрицу, забывая про мою силу и свою слабость. Она в бешенстве и будоражит меня. Кровь вскипает и пузырится, заставляя меня трястись в лихорадке. Я впиваюсь в ее шею поцелуями, не взирая на ее сопротивление. Она борется, отбивается, бросается в сторону… Сломя голову кидаюсь за ней, хватаю… Она изворачивается, вырывается… А сердце гонит в мои вены крутой кипяток.
– Ты пьян!
– Нет.
– Он все рассказал мне про того! Рассказал, как тот освободил его! И про то, как ты вернулся и убил того – рассказал!
– Не надо про священника и про… Агнешка…
– Не трогай меня! Ты убил его! Хайко! Ты убил его!
– Хайко? Хайко… Это был я…
– Знаю, что ты! Знаю, что ты убил его! Зачем?!
– Это был я… Я – Хайко… Я – был им… Хайко только еще одно лицо – мое лицо… Агнешка, я могу не вернуться… Я не могу ждать, Агнешка… Я отдам тебе жизнь, только и ты…
– Нет!
– Я прошу тебя, Агнешка… Согласись… Только согласись… Я не хочу так – силой… Только я хочу так, что…
Она закричала – так истошно, что я зажал ей рот рукой. Едва заметил укус и кровь на ее губах – мою кровь… на ее горящих губах. Я слышу скорые шаги, хлопанье дверей, голоса… Только шаги все тише… и в глазах все темнее. Я оттолкнул кого-то, кто оказался у меня под рукой. Кажется, Крюгер… Толкнул старика с силой. Вспомнил, что он тощ и хил, но только одновременно с действием. Как вспомнил, так и забыл – и про падение на пол чахлого старика, и про подошедшего со спины мощного поляка.
– Ты что делаешь, Ян?! Ты что не видишь?! Не хочет она!
Войцех перекинул руку мне через шею, стараясь придушить, оттащить. Срываю его руку, выворачивая. Он высвобождается, бьет меня под дых. Я не блокирую удар и… Удар в надбровье, в скулу…
Он бросил меня к стене. А я… Меня так трясет, что я не могу ни говорить, ни думать… не могу стоять на ногах. Мсцишевский отодвинул, еще держащего меня за ворот, Войцеха… и я рухнул на пол в горячечном ознобе и в бреду.
– Войцех, он совсем пьян и плох. Отведи девушку подальше. И немца прихвати – подними его.
Ненавижу их… ненавижу себя. Их всех! А себя больше всех остальных!
Седой поляк подтащил меня к потертому креслу, свалил меня на него и сел напротив.
– С тобой такое впервые, Ян?
– Да…
– Я надеялся на это – это еще простительно. Ты должен проявлять выдержку.
– Должен…
– Должен держать себя в руках.
– Да…
– Так возьми себя в руки!
– Не могу! Не могу я! Не могу больше! Терпеть больше не могу!
Поляк поднялся, сдергивая с меня мой расстегнутый ремень. Он одернул тускло отсвечивающую пряжку, проверяя на прочность.
– Я надеюсь, что ты простишь мне это. Я знаю, что простишь. Я бы не сделал этого, если бы не считал тебя моим вторым сыном, Ян.
– Вы что?! Вы что делаете?!
Поляк крепко приложил меня твердой рукой. Тяжелая пряжка заехала мне по лопаткам. Перехватил ремень, вырывая у него из рук и… Намотал ремень на руку и… Поляк сурово покачал головой, и я повесил голову, опустил руки.
– Ты заслужил, Ян.
– Да знаю я. Знаю. Забыли…
– Нет, Ян, – злись на меня, но не забывай.
Вашу ж… Какой позор! Стерпеть порку! Порку поляка! Вашу ж… Теперь меня трясет не только от страсти, но и от – злобы! Заслужил – знаю! Только меня колотит от злобы так, что стиснутые зубы трещат! А душа немо орет… Агнешка, пойми меня! Прости! Пожалей! Я же болен! Я же боюсь себя! Боюсь, что это одержимое чудовище в отражении являет мне – мое истинное лицо! Я боюсь этого лица – своего отражения! Нет, я не такой! Я болен! Я должен, я буду бороться с этой болезнью! Я добьюсь тебя, Агнешка!
Глава 43
Агнешка сторонится меня. А главное, – она скрывается от моих глаз за широкой спиной Войцеха. И она не только отгораживается им от меня. Я вижу, что он… Он нравится ей – Войцех. “Медведь”. Поверить не могу. Он же – тупой и… Он – преступник. А она доверяет ему. Она просто не знает его. Он кажется ей порядочным из-за его прямоты, когда я кажусь ей нечестным из-за смены лиц и имен. Но все только видимость, все – только кажется. Ревность рвет тельняшку у меня на груди, но я терплю и сдерживаюсь.
Мсцишевский налил мне еще водки, но я мотнул головой, отказываясь.
– Меня не спиртом, а снотворным накачивать нужно.
Поляк сдержано наклонил седую голову.
– Не такая девушка тебе нужна, Ян.
– Она красива, она чиста…
– Не для тебя она, и ты – не для нее.
– Да я ж не урод и не…
Поляк растянул рот, прижимая руку к сердцу.
– Снаружи, нет… А внутри…
– Нет, я не такой.
– Такой, Ян.
Я сбросил чертовы часы и цепь.
– Только с виду такой. Только видимость такая. Вышло так… А на деле я…
– Такой. Как я. Как я, когда был молод.
– А какой вы были?
– Отчаянный. С холодной головой и с горячей кровью, Ян. Завела меня горячая кровь на такую обрывистую дорогу, что и холодная голова с дороги той не свела, – только сорваться в пропасть и пропасть не позволила.
– Похоже вообще… Да не той дорогой я иду.
– Той, Ян. Одной мы идем дорогой.
– Цели у нас разные.
– К разным целям одна дорога не ведет.
– Точка на наших путях стоит, от которой они расходятся в разные стороны.
Поляк задумчиво наклонил голову, стыкуя расставленные пальцы.
– Когда я был молод, и я шел к другой цели, Ян. Но пришла старость, кровь остыла и со мной осталась только холодная голова.
– Хотите сказать, что надо сойти с опасного пути, пока не поздно?
– Нет, Ян… Ты не сойдешь – не сможешь. Я хочу сказать, что тебе надо забыть об этой девушке. Погубишь ты и себя, и ее, Ян.
– Нет, я спасу ее.
– Спасешь и погубишь. Помяни мое слово, Ян. Нет у вас будущего.
– Зато настоящее есть.
Поляк поднялся.
– Страсть – это стресс, Ян. Последствия серьезного и тяжелого стресса. После него ты засыпаешь, как шахтер после запредельной нагрузки, – и спишь мертвым сном. Переключатель щелкает у тебя в голове, и ты – теряешь голову.
Он ушел, а я остался сидеть, тупо смотря в пустой патронник. Может, он и прав – может, мне, и правда, пора на покой? Только вопрос встает жесткий – смогу я отправиться на покой без посторонней помощи или нет? Черт… Отправят меня… Свои или чужие – в тюрьму или на войну…
Клаус подобрался ко мне сзади, настороженно и неуверенно. Он согнулся над моим плечом, с опаской заглянул мне в лицо.
– Клаус, я… Не знаю теперь, что и сказать.
– Я знаю, я не держу зла, Вольф…
– Не называй меня здесь так, старик.
– Забыл…
– Я все исправлю, Клаус. Пойду, и все исправлю.
– А как ты это сделаешь?
– Не знаю еще. Придумаю. Подумаю – и придумаю.
– Ты всегда знаешь, что делать.
– Нет, Клаус. Не всегда. Не всегда знаю, что думать, что делать… Не такой я умный, как кажется, Крюгер. Просто, умею казаться умным. Я умею казаться, каким нужно и кому нужно – даже себе. А на деле я просто – убежденный в своей цели и уверенный в себе наглец из низов. Наглостью я больше беру, Клаус, и навыком пускать пыль в глаза. И мой единственный принцип, мое единственное правило гласит, что чужая слабость – это моя сила, что, когда кто-то слаб, я – силен.
– Я знал, что ты вампир… Знал… Когда ты сказал, что ты – охотник, меня как озарило…
– Клаус, перестань ты про…
– Ты скрываешь… Скрывай… Только я знаю… И еще знаю, что силы тьмы дают тебе особые возможности. И еще знаю, что ты утратишь их, когда перейдешь на сторону добра и применишь их на пользу людям. И знаю, что рано или поздно ты поступишь именно так – ты стремишься к свету, Вольф. Только это трудно, и ты сбиваешься с освещенной дороги, блуждая во мраке. Я понял это. Я понял, что призван свыше направлять тебя. Тебе нужно сражаться с собой – тогда ты выйдешь на свет снова. Нужно стараться.
– Брось ты это, старик. Право, глупо все это… до того глупо, что тошно и голова болит. Дай мне крысу.
– Что?
– Крысу давай! Мне нужна ее кровь!
– Ты пьешь кровь крыс… Это хорошо… Ты не хочешь крови людей… Это хорошо…
– Сказал, давай крысу!
Старик с пониманием кивнул и поковылял за коробкой, где в заключении томится еще один мой узник. Эх, Игорь Иванович… Попал я в психушку. И стал последним психом… вернее, первым – предводителем. И последний станет первым… Допер, наконец, что это значит, про что речь идет. Стал ваш верный офицер невидимого фронта вполне видимым вампиром. Стал из человека настоящим чудовищем – злом в красивом обличье, только кажущимся заманчивым и… Игорь Иванович! Скрутите мне руки! Кол в грудь воткните! Только остановите!
Игорь Иванович молчит… Это, в общем, хорошо. Великая истина: когда ты говоришь с богом, ты – молишься, а когда бог говорит с тобой – ты сходишь с ума. Да… Агнешка говорит с богом, Крюгер – с голосами, а я – с начальником… Хорошо, что ответы получает пока один только Крюгер.
– Вольф, она меня укусила – крыса…
Я сокрушенно качнул головой.
– Как же ты так, старик? Аккуратнее надо с крысой. Особенно с этой…
Эх, ширится круг поражения неизвестно какой заразой… А к черту… Проверим зато – вирусный агент его мозг разрушает, вызывая шизофрению, или что иное. Официально нигде не заявлено, только ученые считают, что как раз вирус в его недуге повинен, не выделенный еще четко и не полностью изученный. Посмотрим теперь на результат случайного эксперимента. Избавит Крюгера вирус-целитель от призраков и пришельцев – значит, все же вирус в его заболевании задействован. Только не сразу эффект заметен будет – все же Крюгер своим недугом страдает давно, и пострадал его разум довольно серьезно. Может, и не видно будет разницы. А вообще, кто его знает, возможно, восстановится еще. Как начнет мыслить нормально специалист по химикатам – к профессии вернется еще. Нет худа без добра. Хоть и расползается зараза – все ж не просто так, не впустую.
Глава 44
Пора мне выдвигаться – снаряжение готовить к походу, пути проверять.
Знаю я, что не свернут проект, что бы ни было, что бы я ни делал. Разве что один объект рассекреченный закроют, а проект не свернут – засекретят другие объекты пуще прежнего и… Что бы я ни сделал – все пойдет, как шло. Будем мы штамповать оружие – быстрее и больше, пока не сдохнем. Только нужна вера невинным людям – требуют они от меня приведения в исполнение их несбыточных надежд. Что ж, пусть надеются – не повредит.
Вера в свет облегчает страданья, уходящим во мрак. Всегда считал, что умирающим в мучениях надо давать выбор на облегчение страданий, хоть и тяжелыми химикатами, ускоряющими их неизбежный конец. Не всем же терпеть боль до конца, приближаясь к смерти с трезвым рассудком.
На краю сознания замечаю страх, что сейчас меня возьмут, что сейчас я сдамся. Только не сдамся я! Не могу я – в тюрьму! Не могу! Сдохну я в заключении, если Агнешку не получу перед томлением в застенках! В мучениях сдохну! Плевать мне на допросы! На пытки – плевать! Одна для меня пытка осталась – не получить Агнешку!
Глава 45
Остановил машину на дороге. Экран засветился в руке обманным болотным огоньком…
– Как ты там жив, Швед?
– Что, Охотник, еще открывалка нужна?
– Нет, просто так.
– Да нормально…
– Ты в Карелии? С приятелем из Финляндии?
– Да мы с Вейкко только снаряжение сгрузили…
– Как там у нас?
– У нас?
– У нас, Швед.
– Все, как раньше. В стране – все по-старому. А что?
– Тоска что-то заела – по Отечеству.
– По Фатерланду скучаешь, Охотник?
Черт… Только заметил, что пишу на немецком. Забыл, что со Шведом, на шведском надо. Перепутались языки – похожи они… что немецкий, что шведский, норвежский… Так же русский с польским путается… Все от усталости – не понимаю уже, на каком языке думаю, на каком пишу…
– Да, Швед, скучаю.
– Вейкко тут котел притащил. Он молчун – не сказал, где взял. Такую редкостную дрянь сготовил.
– И что же?
– Покромсал все, что было, – и сварил.
– Охотничий суп?
– Тебе виднее, Охотник.
– Я такой тоже готовил. Главное, – жира больше добавить. Колбасу копченую с маслом и еще что-нибудь такое.
– Гадость же…
– Нет, не гадость. Это – энергия.
– Нет, гадость…
– Ешь давай. И добавку бери. А то тощий, как смерть…
– Это что еще? Сговор какой-то?
– Международный, Швед.
– Все шутишь, Охотник?
– Да не до шуток мне. Ладно, давай гуляй за всех. Конец связи.
Шведы, немцы да поляки – вот и все, Игорь Иванович… Хочу я к своим, на свою землю. И если уж воевать… На своей земле воевать хочу, защищая, а не нападая. Знаю, что не так дела обстоят, знаю, что не так должно быть, что такое общество мне дано, такая война, а хочу другого – родного.
Услышал стрельбу, бросил автомат на колени, набросив на него куртку, и дал газу. Всегда так – хочу на коленях Агнешку держать, а держу – автомат.
Глава 46
Около построек стоит чужая машина. Захожу в автосервис, передергивая автомат. Трое валяются на полу – поляки, автомеханики. А один – немец, в штатском. Двери в помещении – открыты. Вхожу…
Вашу ж… Еще один в штатском – труп. Мсцишевский – убит. Вацлав – еще живой. Он припал к стене, зажимая рану рукой и истекая кровью, – в живот его ранило, но он протянет еще недолго. А не подохнет без моей помощи – я ему помогу.
