Текст книги "Боец тишины (СИ)"

Автор книги: Стас Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Англичанин задумался. Я – тоже.

– Слава, ты встать можешь?

– Могу.

– А идти?

Я уронил голову на руки, упертые в колени.

– Нет, не могу.

– Мы останемся здесь…

– Пока останемся.

– Слава, ты только не молчи. Не дай мне заснуть. Темно кругом, холодно, пусто и… Я еще не готов…

– Ко сну?

– Не язви, Слава, я серьезно. Стоит мне заснуть, я – не проснусь.

– Да верно все – есть риск. Надо нам поочередно спать. Тогда у одного есть шанс другого растолкать, если его сон слишком далеко зайдет и чересчур глубоким станет. Заметно это – пульс снижается и…

– Если заснет один – заснет и другой.

– Мы не отдохнем, не выспавшись, и не сойдем с места.

– Слава, я не понимаю… Ты еще надеешься? По-настоящему, еще надеешься?

– А ты что?

– Я понял, что погибну, когда попал к ним.

– А я не понял. И не пойму, пока не погибну. И вообще… Зачем ты пошел, если решил, что не нужно идти?

– Согласись, что такая смерть все же лучше. Лучше – в пустыне, чем в плену, лучше – ночью, чем днем.

– Согласен. Только еще лучше – вообще выжить и выбраться. Спи, я постерегу. Я не засну – пораскину пока мыслями.

Глава 20

Англичанин спит тревожно, но все же – спит. Я себе сна не позволю. Не верю я ему – врагу. Ему – простому летчику-истребителю – к нам в плен попасть не так страшно, как мне – к ним. Меня больше беспокоит не смерть во сне, а наше обнаружение моими врагами. Я в таком состоянии – могу не выдержать допроса. Нельзя мне на допрос попасть, когда в голове испепеленный и выстуженный мрак, а не четкие ответы, когда сил терпеть тяжкую тягомотину с жесткими вопросами просто не осталось. Нет, не получат меня англичане. Я взял на себя ответственность и буду держать ответ. Не откажусь я от долга, несмотря на то, что мне предстоит тащить его на плечах гнетущим грузом, повинуясь выпавшей мне по причине провинности тяжкой участи. Потребуют обстоятельства выбирать – про сохранение своей шкуры забуду, вспоминая про ответственность. Секреты государства стоят и моей бесславной и безвестной смерти, и его – Ричарда.

Раньше еще силы оставались, раньше еще думал – придем мы на их базу, а не на нашу – сдамся. А теперь решил, что я к ним в плен не попаду никак. И решил – твердо. Англичанин об этом знать не должен – и не узнает. Он мне, конечно, лично уже не враг, хоть еще и не друг. Только на деле он мой – враг и никогда не станет моим – другом. Я могу позволить себе терпение к нему, даже уважение, но не больше. Он пойдет в расход, когда этого потребует государство… как и я… как каждый, кто окажется в моих руках.

Услышав шум винтов, присыпал песком спящего британца и упал лицом вниз, поспешно скрывая в пыли оружие и другое снаряжение. Я не скажу ему про вертолет. Пока не буду уверен, что вертолет наш – не скажу ни слова. Рассчитывайте на меня, Игорь Иванович, я не подведу. Когда дело серьезно – я никогда не подвожу. Эх, Агнешка… Непросто между тобой и государством выбирать – поэтому выбор просто не стоит, поэтому я его себе просто не даю. Для тебя я и так натворил дел, отойдя в сторону от долга. Только тогда дело не так обстояло. Теперь я себе не позволю такой крюк дать – теперь я тайны государства под угрозу поставлю такими обходными действиями. Теперь шум винтов вышибает у меня из головы и тебя, и Войцеха, и… всех, кроме Игоря Ивановича.

Глава 21

Толкнул британца – он просыпается долго, двигается совсем вяло.

– Пошли. Надо хоть десять километров отмерить, пока солнце не встало. Оно взойдет так же резко, как зашло. Не должно оно нас врасплох застать.

– Все равно – застанет.

– Песком защищаться будем. Он нас от солнца спрячет – водой обольемся, песком обдадимся, и порядок. А на остановках зароемся в него просто – он только поверхностно раскаляется.

– У нас ни сил, ни лопат нет.

– Ричард, сказал же – не опускай мне дух.

Я промыл гноящийся глаз, заправился антибиотиком и подхватил оружие, ожидая Ричарда. Только бы батарейки у меня не сдохли, кончится у меня энергия – мы пропали. Англичанин нагрузку на себя принял больше моей, хоть и не подозревает об этом, – только он ее без моих толчков не потянет. А у меня и на толчки энергии едва достает. Черт…

– Давай живее! Вставай!

Глава 22

Солнце жжет. И ветер жжет, как солнце. Обжигает все – излучение и песок… все обдирает кожу, вытягивая воду. А вода кончается.

– Видишь теперь, что я прав был, взяв с собой всю воду, что была.

– Прав был я, утверждая, что мы обессилим, таща ее, и с силами потеряем время. Мы потеряли ночь, а теперь – теряем воду в жаре.

– Пятнадцать километров все же отмахали. Полпути прошли – пути, намеченного в плане. Пополам и правоту поделим.

– Слава, нужно бросить оружие.

– Я ему предан так, что только оно меня бросить может.

– Я больше не могу.

– Идем.

– Подожди. Остановись…

– Идем!

Глава 23

Вспомнил вертолет, и в голове все, как винтом, порезало отчаянье. Батарейки кончились. Боль стучится все громче, и я открываю ей голову, как дверь, думая только о ней. Суставы не гнутся и…

Британец упал лицом в горячий песок рядом со мной – прямо в пыль, прямо на камни. Солнце дерет спину так, будто кожу сдирают. Я готовлюсь принять достойный конец, отдав последние силы сдерживанию вламывающейся в голову боли.

– Я не встану, Слава.

– Встанешь.

– Ты тоже не встанешь.

– Встану. По крайней мере, постараюсь.

– Никогда не думал, что умру так.

– А я, Ричард, все время думал, что именно так умру. Иной смерти, не такой сильной и могучей, меня просто не заполучить и в угол не загнать.

– Я никогда не думал, что проживу такую жизнь.

– А я думал, что именно такую и проживу, – иначе и быть не могло.

– Ты ни о чем не жалеешь?

– А смысл, Ричард?

Он мрачно усмехнулся в песок, сдувая пыль и сухо кашляя.

– Я так и не получил в жизни желаемого… ни женщины, ни ордена.

– Да я тоже… Вернее, – получил… только – не до конца.

– Как, не до конца?

– Да так… Орден мне дали за операцию и отобрали из-за того, что решили, что операции вообще – “не было”. И с девушкой похожая история – вроде она у меня есть, а вроде и нет. Как и все остальное…

– А что, остальное?

– Имя, лицо, страна… Вроде имя есть, а я им не зовусь, вроде лицо есть, а с ним не показываюсь, и страна есть, только – я в ней не нахожусь. Ты понимаешь, я вроде есть, а вроде меня и – нет вовсе…

– Боец невидимого фронта…

– Боец тишины. Тишины и тени. Ты только летал в небе, но был в свете. А я – скитался везде, но был всегда в тишине и во мраке. Я был… А никто не знает, что – был…

– Я знаю. Я еще – есть и еще – знаю. Мне неизвестно твое имя, твое лицо, но известна твоя душа.

– А мне твоя – не известна, хоть я и внедрился тебе в голову, выведал все, что мне было нужно, вытянул все необходимые данные… Рад, что подыхаю именно с тобой, Ричард, хоть ты и мой враг…

– Я не враг. Враждуют только наши командиры. И теперь, когда мы не живы не мертвы, можем их просто стереть из памяти.

– Я бы рад, но – не имею права. Меня и похоронят под маской и под наименованием.

– Мне жаль.

– А ты не жалей. Нечего на такие штуки, как сожаления, время тратить.

Ричард замолчал. Только в молчании ждать смерти оказалось еще тяжелее, чем травить душу воспоминаниями и сожалениями вслух.

– Слава, а у тебя были мечты?

– Только несбыточные.

Британец сжал зубы от боли, закрывая рукой лицо.

– И что за мечты?

На откровенность тянет… Точно смерть близится. Она дышит нам в затылок – и ему, и мне. Он ведь обо всем подряд, а я – отвечаю. Это закономерность – в тюрьме и отморозок думать начинает от скуки, а перед смертью и разведчик открывает душу от страха… нет, не секреты, конечно, а просто – душу.

– Ты и правда хочешь знать? Или так, только бы не молчать?

– Правда хочу.

– Глупые у меня мечты, Ричард.

– Говори.

– Стыдно вообще.

– Перед смертью ничего не стыдно.

– Я все о светлом будущем мечтаю. Не верю, а все равно – мечтаю.

– Это не глупая мечта.

– А какая же?

– Это хорошая мечта… “Настанет день и час пробьет, когда уму и чести на всей земле придет черед стоять на первом месте. При всем при том, при всем при том, могу вам предсказать я, что будет день, когда кругом все люди станут братья!”.

– Бернс?

– Читал?

– Слышал просто. Я каждое слышанное слово запоминаю – напастью порой даже кажется память такая.

Запоминать-то запоминаю, только… Часть стихов я на английском помню, а часть на русском – в переводе Маршака…

– Согласен с ним?

– Согласен, но по поводу других строчек. “Вот этот шут – природный лорд, ему должны мы кланяться. Но пусть он чопорен и горд, бревно бревном останется! При всем при том, при всем при том, хоть весь он в позументах, – бревно останется бревном и в орденах и в лентах!”.

– Да, точно подмечено.

– А ты, Ричард, о сокровенной мечте мне напоследок поведаешь?

– Я летать мечтаю, Слава… И не на самолетах, а так… на крыльях.

– Еще глупее моей… Не думал, что глупее бывает…

– А еще… Если воевать, то всегда хотел воевать во вторую мировую.

– Да? Я тоже, Ричард. Великая была война… Только вот бомбежки я вам не прощу…

– Мы вас не бомбили.

– Германию бомбили, когда уже не надо было, когда уже все ясно было.

– Ты что из таких?

– Просто, страну жалко – сильно вы ее попортили.

– Ты там служил?

– Да не важно. Просто, думаю, что нельзя лезть в чужие страны, когда нет крайней нужды. Думаю, и сюда мы зря полезли. Полезли мы с тобой на чужую землю друг с другом воевать и – подохли друг с другом на чужой земле. А главное, – не друзьями и не врагами, неизвестно каким образом и неясно при каких обстоятельствах… Третья мировая вся такая – черт знает как началась и черт не знает как кончится…

В глотках у нас так пересохло, что мы оба замолкли, мрачнея. Только молчание мучает не слабее жажды. Британец захрипел и откашлялся, стараясь избавиться от занесшего нас снаружи и изнутри песка.

– Теперь и не верится, что мы с Элизабет объезжали ее владения верхом… Все эти зеленые луга и ручьи…

– Я тоже верхом гонял – по лесам и оврагам. Служил тогда в глуши. Были в моем распоряжении в тех местах и просторы, и… Тайком ночами у командира коней уводили с парнем одним удалым и… Под утро возвращались только. А командир голову ломал, что за нечисть его коней изматывает.

– “Прощай, моя родина! Север, прощай, – Отечество славы и доблестный край. По белому свету судьбою гоним, навеки останусь я сыном твоим!”.

– “Прощайте, вершины под кровлей снегов, прощайте, долины и скаты лугов, прощайте, поникшие в бездну леса, прощайте, потоков лесных голоса”.

– Это про шотландские горы…

– Похоже, что и про Норвежские, и про наши… Эх, растравил ты мне душу, Ричард. Мне теперь даже мерещится…

– Четверка коней?

– Да, вообще… А ты что, тоже видишь?

– В мареве, вдалеке…

– Мираж… Проекция, перенесенная на расстояние… Или все же…

– Слава, а похожи они на настоящих…

Да, спокойно здесь не помрешь… мозгами до конца шевелить придется.

Глава 24

Ричард потихоньку передернул затвор вслед за мной, напряженно всматриваясь вдаль, в дрожащую перед глазами пустыню. Всадники приближаются – их двое. Две лошади верховых, а две – вьючных. А навьючены на них…

– Трупы!

– Да, Слава, эти двое, похоже, покойников в пустыню тащат. Только…

– Верно, обычно так не делают. Не бросили просто так – тогда получается, что спрятать решили… и подальше. Ничего, с двоими справимся… Пристрелим их, а дальше – верхом…

– Слава, а что если за ними еще кто едет?

– А мы проследим. Правда, здесь следить трудно – куча всего только кажется… И не ясно до конца, что именно – только кажется… Подождем еще, посмотрим. Они прямо на нас курс держат – подпустим их.

– Они нас тогда заметят и перестреляют запросто.

– Ричард, жди. Не дергайся раньше времени. Мы вроде как в засаде.

– Нам на свою меткость сейчас рассчитывать нельзя – руки неверные, дрожат… пока мы пристреляемся, они нас прикончат.

– Ричард, спокойно. Нас занесло песком – им так просто нас не разглядеть. Подпустим их и посмотрим, кто они и что задумали.

– Никак не пойму я, какой ты связист – верно, из разведуправления?

– А какая разница? Имеет значения только то, что я живой связист.

Глава 25

Постарался отодрать от руки корку песка, чтобы отодрать с глаза корку гноя, но только занес в глаз еще песка. Что за напасть?! Ничего не видно! Перед глазами блистает бескрайний простор, засвеченный жестким солнцем, сияющим в безоблачном небе. Еще и колышется все вокруг так, что голову в сторону ведет! А голова кружится и от заразы, попавшей в грязные раны, и от тяжелых антибиотиков, вытравляющих всю эту враждебную дрянь! И вирус-целитель, спящий во мне, похоже, решил, что пора активироваться и захватывать власть, игнорируя свою основную целительную задачу. Он только другие вирусы одолевает, а атакующих меня бактерий – не трогает… так что он с ними теперь добивает меня сообща. Не по душе мне это – и сыпь на руке не по душе. Я точно не уверен, что это из-за него, но подозрения в разум прокрадываются. А вдруг он, и правда, когда я столько ударов судьбы получил и ослаб, перешел к агрессии?.. Что мне с ним делать, коль все так и есть?.. Черт… Видно он мне еще и мысли путает… Мне не о вирусе думать надо, а о деле… Ствол я в зыбкое дрожание наставил, считай, в слепую. И спусковой крючок придавил с уверенностью, что трясущейся руке доверять нельзя вообще никак. Вашу ж…

– Ахмед… Старый разбойник…

– Что, Слава? Ты его знаешь?

– Знаю. Бандиты они обычные. Работают они на меня иногда. Ахмед главный – он впереди. За ним Амин – сын его. Не стреляй пока, подумать надо, что делать.

– Ты с ними договоришься?

– Думаю, да. Куплю его. Он нас проводит – на нашу базу доставит.

– Уверен? Конечно, в пустыне подыхать – не выход, но и к ним в плен я попасть не намерен.

– Не уверен, – не надежные они все, когда с нами договоры заключают. Для нас с ними договор заключить – равно, как с чертом. Только Ахмед… Умный он вообще – себе на уме всегда, только все у него по расчету, по выгоде четко. Получится его на выгоду взять… вопрос только в том, что одну выгоду другая перешибить может – тогда нам тяжко придется.

– Пристрелим его. И коней заберем.

– Ричард, я так рисковать не буду. Допустим и получится пристрелить, а дальше что?

– Верхом будем блуждать.

– Недолго под таким солнцем мы продержимся. Да и кони не выдержат. Пойду я к нему. А ты жди пока. Под прицелом его держи. Как головы рукой коснусь – стреляй.

Змеей тихонько в сторону отполз, чтобы расположение стрелка не открыть, и поднялся навстречу Ахмеду.

Глава 26

Разбойники навели на меня автоматы, но я, поднял руки, кидая оружие в песок.

– Ахмед! Это я – Воронов! Слава! Не признал?!

Разбойник вгляделся в мое изувеченное лицо так же пристально, как я в его – иссеченное резанными шрамами. Он прищурил глаза, усмехнулся и спешился… не торопясь, направился ко мне, перекинув повод спутнику.

– Слава!

Он открыл мне объятья, как старый товарищ – хлопнул меня по моему изувеченному плечу, и я скривился, не забывая выдавать гримасу боли за улыбку радостной встречи. Его автомат угрожающе стукнул меня по спине, и он выпустил меня из приветственного захвата.

– Не думал встретить тебя здесь, Слава.

– Я везде. Ахмед, у меня к тебе дело есть.

– Скажи, сколько дашь, скажи, какое дело, и – сговоримся.

– Не то что серьезное дело – простое. Только – важное для меня. Я за ценой не постою, Ахмед. Ты же знаешь – щедрый я, когда речь о деле заходит.

– Давай, Слава, как обычно сговоримся.

– Нет, задатка не дам – нет у меня с собой денег. Деньги получишь после дела.

– Я так не работаю, ты знаешь. Об исключении просишь? За исключение платить надо.

– Заплачу.

Ахмед коварно прищурился – понял, что мне, и правда, от него что-то нужно. Сейчас еще больше с меня сшибить постарается. Ничего, расщедрюсь для такого дела… на обещания расщедрюсь – у меня ведь ни гроша за душой давно… за меня мое главное разведуправление все такие задачи решает… А наобещаю я ему за свою шкуру и за британца больше денег, чем за нас обоих оба государства дадут – убедительно наобещаю.

Глава 27

Амин кинул мне флягу, и я, не напившись, как хотелось бы, передал ее Ричарду – просто я знаю, что в ближайшее время мне не напиться вдоволь, как бы я ни заливался водой. Ахмед сбросил трупы на землю и присыпал песком.

– Слава, ты в седле удержишься?

Я кивнул.

– А товарищ твой?

Снова кивнул, косясь на Ричарда.

– Что, летчик, с коня не полетишь?

Ричард, из последних сил держащийся на ногах, не ответил. Он подковылял к указанной ему Амином лошади и дернул стременной ремень, проверяя крепления. Я тоже решил проверить.

– Ахмед, подпруги подтянуть надо! Съедут же седла! Кони у тебя тощие какие…

Ахмед с лукавым прищуром охлопал сухого коня по холке.

– Хорошие кони.

– Подожди расхваливать. Проверим сейчас. Стремя придержи!

Ахмед крепко перехватил правое стремя, когда я поставил ногу в левое, с трудом взбираясь на коня, – только седло, несмотря на его усилия, под моей тяжестью съезжать стало. Я спрыгнул в песок.

– Не поеду я так. Расседлать надо.

Ахмед насупился, но Ричард меня поддержал, и коней мы расседлали. Уздечки оказались не надежнее – узкий трензель и потертые веревки с грубыми узлами. Накинул коню на шею петлю – удавкой конем управлять буду, если оборвется все, что у него на голове наверчено.

– Все, по коням! Поехали!

Глава 28

Не долго мы с Ричардом крепились – терпеть тряску и острый хребет неоседланного коня невыносимо. Только Ахмед и слушать о передышке ничего не хочет. Просто солнце стоит высоко, а укрыться от него негде. Едва живой, свалился встревоженному коню на шею, крепче цепляясь за клок гривы.

– Ричард, похоже, не верит он мне. Не надежной он мою плату считает.

– И что теперь?

– Он нас в плен возьмет – вернее, уже взял. Торговать нас теперь с нашими будет. Долго будет торговать, чтобы не продешевить.

– А мы у него доживем до того, как он с нашими сговорится?

– Он не дурак, товар портить. Только все равно… не знаю.

– Бежать надо, Слава.

– Вот и я о том же. Ты давай отдыхай у скакуна на шее. Нам скачки предстоят.

– Подождем, когда он нас к поселению выведет.

– Нет, Ричард, не пройдет. Там все люди – его люди. Преследовать будут, схватят и… Нам, пойманным при попытке деру дать, хуже придется. Давай по моей команде коня пугай. Сделаем вид, что не справились с управлением и… Тогда, пусть и поймают – не придерутся.

Ричард, недолго думая кивнул.

Глава 29

Гоним вперед, что есть мочи. Мчимся в никуда – в синее марево, трепещущее над мутным горизонтом, прочь от красного зарева заходящего солнца. Я теряю дыхание. Плечо разгрызает едва нейтрализованный химический ожог – адреналин больше не глушит боль, и сердце слабнет, словно засыпая. Я надышался кислоты, разъедающей легкие, и песок… песок просто раздирает пересохшее горло на куски. Перехватил повод правой рукой, отпуская левую, – прорезанную тонкой веревкой, впившейся чуть не до кости. Схватил клок чахлой гривы, но не удержался и соскользнул на шею тощему коню. Повис на поводе, проволочился по песку. Камни полетели в лицо, и я разжал руку, падая. Песок забил рот и… Я, задыхаясь, выскребаю его изо рта рукой – снова рукой. Продираю глаза, царапая их пропыленными лохмотьями, оставшимися от моей формы… от формы британского офицера.

Ричард осадил коня, поднял столбы пыли и спрыгнул, склоняясь надо мной.

– Слава! Вставай!

– Воды… Дай воды… Черт… Ложись!

Рухнули в песок, зарываясь, едва заслышав шум винтов. Я осторожно поднял голову, всматриваясь в высокое небо, и жестко придавил голову англичанину, не давая ему увидеть своих.

– Тихо ты. Наши это. Огонь откроют, как только нашу форму распознают.

Британец напряженно сжал кулаки, ожидая, когда винты затихнут в отдалении, и я отпустил его, переводя дух. Черт… Британские это территории… Он рано или поздно сориентируется. Сейчас он спокойно принимает мысль о том, что, скорее, он мой пленный, а не я его. Но скоро станет очевидно, что расклад иной. Скоро… С вертолета лошадей наших засекли – значит, и нас рядом искать начнут сейчас… сейчас вернутся по наши души. Эх, Игорь Иванович… Что ж мне делать?

– Ричард. Нам конец – расстреляют нас. Нам к Ахмеду надо!

Британец долго размышлять не стал – ему моя версия так же очевидно диктует сдаться, как мне то, что на деле происходит.

– Сдаемся… Пошли коней поймаем.

Глава 30

Я рухнул на спину коню, жарко раздувающему ноздри. Черт… Скоро вырублюсь… а еще надо обратно дорогу найти…

Конь подо мной споткнулся… Я выдернул его поводом, и он задрал голову, падая грудью и заваливаясь на бок без переворота. Я едва успел упасть до того, как зверь придавил меня. Ричард слетел неподалеку, когда его лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону. Ахмед несется к нам во весь опор в пыли, а мы от усталости и встать ему навстречу не можем.

– Ахмед, воды дай! И коней поймай! Нам торопиться надо! Его вышлют – вертолет! Он – вертолет – вернется! Ахмед выручай! Живее!

Глава 31

Я стою на лестнице и смотрю на стальные воды Невы… Сфинксы шепчут что-то мне на ухо с обеих сторон, только тихий шепот, открывающий мне великие тайны, заглушен штормовым рокотом… Открываю глаза темноте, стуча зубами от холода… Черт…

– Ричард…

– Я здесь – рядом.

– Нас что, в яму посадили?

– Нет – в хибаре какой-то заперли.

– А что холодно так и… Темно, как в…

– Ночь же.

– Ночь… “Я в свет пустился без гроша, но был беспечный малый. Богатым быть я не желал, великим быть, – пожалуй! Таланта не был я лишен, был грамотен немножко. И вот решил по мере сил пробить себе дорожку. И так и сяк пытался я понравиться фортуне, но все усилья и труды мои остались втуне. То был врагами я побит, то предан был друзьями. И вновь достигнув высоты, оказывался в яме”.

Мы рассмеялись. Только не слишком весело.

– А дальше знаешь, Слава?

– Нет.

– А ты?

– Тоже не знаю. Мне другое вспомнилось. “Привет вам, тюрьмы короля, где жизнь влачат рабы! Меня сегодня ждет петля и гладкие столбы. В полях войны среди мечей встречал я смерть не раз, но не дрожал я перед ней – не дрогну и сейчас! Разбейте сталь моих оков, верните мой доспех. Пусть выйдет десять смельчаков, – я одолею всех. Я жизнь свою провел в бою, умру не от меча. Изменник предал жизнь мою веревке палача. И перед смертью об одном душа моя грустит, что за меня в краю родном никто не отомстит. Прости, мой край! Весь мир, прощай! Меня поймали в сеть. Но жалок тот, кто смерти ждет, не смея умереть”.

– Да, Ричард, что бы мы с тобой только без Бернса делали? А знаешь вообще, мне кажется, что он здесь с нами сидит сейчас и на ходу стихи нам сочиняет и читает… Кажется, что он и раньше за мной следил – чуть ни хвостом ходил…

– Это в тебе, Слава шотландская кровь взыграла. Ты видно русский не на треть, а только на четверть.

– Наверное, просто разница между нами всеми меньше, чем мы думаем, – между людьми, странами и временами…

– Если выживу, найду сборник Бернса – и от корки до корки…

– Я тоже, Ричард… Я тоже. Ничего, выберемся мы – выживем, вернемся. Ахмед умный. Он с выгодой на “ты” – накормит нас, напоит, антибиотиками накачает и продаст… меня нашим, тебя вашим. Не худший вариант.

Эх, Игорь Иванович, вернет Ахмед вам вашего верного офицера… Ахмед молодец – мы с британцем в его страну друг с другом воевать приперлись, а он и меня, и моего врага… Поимел он нас, Игорь Иванович… еще и выкуп с нас поимеет. Мы в убытке назад, а он – с прибылью вперед пойдет. Такие войны, как вечно не выученный урок, – проходишь его раз за разом постоянно, а все без толку и проку.

Жди меня, Агнешка… Правда, покалеченный я к тебе вернусь, явлюсь страшный, как черт… Но ничего, привыкнешь потихоньку, притерпишься. Еще посмеемся мы с тобой над моими рентгенснимками, на которых я с моими осколками выглядеть буду, как вывернутый наизнанку еж. Ха! Нет, никуда ты от меня не денешься, Агнешка, – никуда я тебя от себя не отпущу. А Войцех… Держись у меня, Войцех! Задаст же “волк” тебе жару, хоть ты и “медведь”! Как только вставят “волку” зубы, так сразу он их в ход и пустит!

Часть IV

Возвращение на чужбину

Глава 1

На стекле отпечатался след моего дыхания, скрывая мое серое отражение. Стягиваются тяжелые тучи. Среди скал скитается сырой ветер. Райн неспокоен и сумрачен. Последние лучи, прорывающиеся через мрак, пресечены. Подсвеченные холмы погашены, старые крепости на их вершинах стянуты мглой. Надвигается ненастье. А скорый ход поезда ровен и приглушен, как мои мысли…

Открыл глаза и посмотрел в окно… Кругом леса и луга золотятся осенью под высоким небом и светлым солнцем – и никакого Райна, никакой грозы… Точно, – я еду в поезде и мне снится, что я… еду в поезде. Только еду я – в Варшаву, а не во Франкфурт. Вернее, я, чаще называемый начальником Славой, – Святославом Соколовым или Вячеславом Вороновым – остался в России. А некий Николай пересек российскую границу и, после недолгого нахождения в Белоруссии, отправился в Польшу. Скоро он пересечет польскую границу и окончательно исчезнет – станет Яном. Тогда потерянный немцами в недрах Фатерлянда поляк, наконец, покинет чужую землю и явится на свою – тогда Ян, наконец, встретит свою укрытую от немцев в Варшаве девушку. Вернее, Ян встретит укрытую в Варшаве девушку Вольфа, переправленную через германскую границу гером Отто Вебером, сгинувшим в стране без вести, как Ян и Вольф. Я ведь ими всеми назывался, только скрывая на немецкой территории следы ото всех – чужих и своих. А вернулся в Норвегию и после – в Россию я под именем Ульриха Ларсена… под своим основным прозванием. Только оказавшись на просторах настоящего Отечества, наедине с начальником, я начал называться таким же ненастоящим, пусть и так же часто применяемым ко мне, именем – Славой… на сей раз Соколовым. Черт… Что-то путано все стало в последнее время. Кто я, куда и откуда? Что-то часто меня такие вопросы посещать стали. Не дело. Надо определить четче, кто меня кем считает и кто как называет.

Потянул руки, вытягивая связки, и прогнал остатки сна радостным нетерпением. Эх, Агнешка, скоро “волк” тебя съест! Да без соли и специй – так, как есть, съест, уж слишком “волк” голодный! Эх, корите меня за все содеянное, Игорь Иванович, так, чтобы у меня уши горели! Только так я решил поступить – и от решения не отступлюсь!

Посмотрел на свое отражение в стекле, и сердце настороженно притихло. Кислотой мне плечо полили, только и на лицо попало – словно оспой переболел. И сигаретные ожоги еще, и… Шрамы багровые – их сейчас даже густым гримом скрыть трудно. Как я таким чудовищем к моей красавице явлюсь? И представить нашу с ней встречу страшно. Ничего, привыкнет. Скоро шрамы станут белее, и я смогу скрыть их. Конечно, она привыкнет – никуда не денется. Агнешка меня не оставит. Она не такая – в беде не бросит. Да и куда ей без меня, в конце концов? Никуда. Даже без такого – хромого и косого – никуда. Придется ей привыкать.

Черт… Хватит нервничать. Шрамы украшают мужчину. Правда, в моем случае, скорее, – мужчина украшает шрамы… они теперь надо мной главенствуют. Черт… Наврал я всем в госпитале, что со мной все в порядке, надеясь, что меня не спишут, а в итоге – не только списали, а еще и… Остался я со своей правдой и своими страданиями один на один… с болью без обезболивающих и со страхом зеркал без успокаивающих. Еще и, когда повреждений прибавилось, – денег убавилось. Да что темнить, – ни гроша у меня за душой нет ныне. Спустил все, что осталось, на дорогу и документы. Душу греют только грязные деньги пана Мсцишевского, отданные мной моей девушке и моему бойцу. Хоть я и оставил их ей с ее охранником не на одно сохранение, но и на расходы – их хватит выручить нас троих.

Правда, переправить обоих поляков в Польшу было непросто – на нужных людей и надежные документы я потратил порядочную часть денег Мсцишевского. Германская граница всегда дорого обходится. Плюс оба поляка, можно считать, бесконтрольно с моей стороны тратили остатки денег пана, пока я воевал и пропадал в плену… а я и воевал, и пропадал достаточно долго. Ничего, как я подсчитал, нам троим на год скромного бытия должно достать – без учета непредвиденных трат, конечно. Таких трат мы себе позволить никак не можем – осложнений нам следует сторониться, как прокаженных, выжидая время, нужное мне для решения задачи. А задачу предстоит решить непростую – нас троих преследуют германские власти. На нас ополчились и военные, и служба госбезопасности. А на меня еще и наши ополчатся, как только поймут, что я пропал и они потеряли мой след. Нам следует таиться, будучи тише воды и ниже травы.

А за год я закреплю страховку и… Я верну немцам крысу или крысиные останки, в случае непредвиденной кончины зверя, заодно с условием – вернее, с угрозой. Выдвину твердое требование – не трогать нас троих впредь. Они его – выполнят. Ведь его нарушение поставит их под угрозу передачи образца тканей крысы русским. А они готовы на все – только бы ДНК зараженного зверя не оказался в распоряжении российского разведуправления. Конечно, нас просто в покое не оставят. Но видимость выполнения моего требования ими будет соблюдена точно. По крайней мере, они постараются притаиться и притихнуть при поиске, прослеживая нас настолько скрытно, что у нас появится время и средства – скрыться. Перестанут они наш след пристально просматривать – потеряют его. Позволят исчезнуть и мне, и моим спутникам.

А наше разведуправление… Управлению я гарантирую верность с условием – оставить меня в покое и с угрозой – открыть немцам секреты и сдать агентурную сеть. А в Польше я соберу компромат, на кого следует… Тогда только держись. “Волк” все свое съест – всю чужую слабость в свою силу обратит. Эх, не грешите люди, если не хотите платить за прегрешения. Знайте, люди, – не скрыть вам всего от всевидящих, не утаить ничего от всеведающих. А главное, помните, – не следует считать, что только дух бестелесный такими качествами обладает, – не только богу все видеть под силу. Не забывайте про злых “волков”, люди. Эх, не забывайте про серых хищников и охотников – про офицеров невидимого фронта! Про бойцов темноты, про бойцов тишины!

Глава 2

Кажется, я не тащился чуть не через весь город, а, сойдя с поезда, сразу полетел вверх по стертой лестнице старого здания. Даже про хромоту забыл. А что про нее вспоминать? Я, в конце концов, когда конь подо мной рухнул, не одно только колено разбил. Не упомнить всего, что я тогда расшиб, – нечего и вспоминать. Не беда – на волке все, как на собаке, заживает. Распахнул вскрытую отмычкой дверь, проверил сигнал аппаратуры слежения, определил чистоту на всех частотах, рванул в темноту, развел над кроватью руки, разбрасывая душистые цветы.

– Я вернулся, красавица моя! Вернулся вместе с утром!

Скинул куртку, сбросил с себя рубашку, стянул майку и… Я отпрянул к стене, когда с постели поднялась не моя хрупкая красавица, а…