Текст книги "Боец тишины (СИ)"
Автор книги: Стас Северский
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
– Где Агнешка?!
– В гараже, Ян. Ян, отгони их машину – в гараж… в подземный гараж.
– Что здесь было?!
– У меня в голове мутно все…
– Говори!
– Не важно все… Надо машину отогнать.
– Говори, что было, – быстро, точно и коротко! Я без данных не сориентируюсь!
– Пришли… Спрашивали про девушку, про своего человека… Войцеха спрашивали…
– И что?! Не было у них ничего на Войцеха! В таких трущобах вас все боятся – никто ничего не слышит и не видит! Сказал бы кто-то, что выстрел слышал, что видел, как Войцех труп тащил или машину отгонял, – взяли бы его давно!
– Знаю, что не было… Он сказал, что – приходил человек, вопросы задавал… Сказал, что – с ответами ушел человек…
– Ушел или уехал?!
– Ушел… Как ты ему говорил – так точно он и повторил… Мол смотрел он – пошел их человек не к машине… сказал, что позже его около машины заметил. Ты говорил, что они знают, что – машина на месте довольно долгое время стаяла, а их человек на связь с ними не выходил. Говорил, что они думать должны, что – оставил Войцеха их человек и вышел спокойный… что пошел он ходить неподалеку и ходил недостающее время, а к машине вернулся нервный… и – за руль, и – в столб…
– Верно все! И что?!
– Войцех все точно так и повторил…
– Занервничал он под конец! А они и пришли посмотреть – занервничает или нет!
– Нет, Ян! Вначале все вроде нормально шло, а под конец… Не знаю, что не так пошло, только не поверили они – напрягаться начали… Один отошел, на связь вышел, сообщил…
– И что?! Нервы вам просто подпалить решили!
– Не знаю, выдал себя нервами Войцех или мы все себя выдали, только… Получилось у них нас задергать… Тогда и нам, и им ясно стало, что теперь свидетелей не опрашивать, а допрашивать будут… Тогда мы…
– Стрелять стали!
– Попали мы, Ян…
– Попали! Да не пропали! Не сказал Войцех ничего лишнего перед вашей стрельбой! Они, если что и передали перед бойней, – лишь то, что проверять надо направление! А теперь – проверять нечего! Покойники у нас одни, Вацлав! А у них – одни пропавшие без вести!
– Я не пойму никак, Ян…
– Думай, что у них перед глазами! Нарвались их люди на не тех людей – и сгинули, с ними заодно! Попробуй докопайся теперь, кто с кем кого и куда! Версий до черта – тут и сговор, и устранение одних другими с тщательной уборкой и бегством! Людей и вариантов в деле полно, а следов и трупов – нет! Нет трупов – неизвестно, что среди них нет нас! Разорвутся на куски, ища всех, а не найдут – никого! Скроемся мы – оборвется наш след!
Светлые глаза Вацлава прояснились – он начал понимать, и силы стали подниматься в нем с надеждой. Трудно поверить, что Вацлав – красавец с кристально чистыми глазами – просто палач… нет, не просто палач, а – чудовище, наслаждающееся чужими страданиями. Он пытает не с ненавистью, а со страстью. Он так жесток, что не ненавидит жертву, как противника, а любит, как утеху. Он туп, несмотря на то, что куда сообразительнее того же Войцеха. Он туп не умом, а – душой. И он не только жесток, но и – труслив… готов на все, хватаясь за свою драгоценную жизнь.
– Ты что, думаешь, мы еще выберемся?
– Да, Вацлав! Уверен! Нас не найдут. Они место проверят, конечно, только мы его к проверке подготовим. Вставай, Вацлав! Живо! Отгоняй машину в подземный гараж. Стаскивай трупы в подвал.
– Жгут мне на руке затяни туже… И подкинь что-нибудь рану заткнуть… и повязку надо сделать – стянуть крепче.
– Сделаю сейчас! А ты сразу к машине их иди! Электронику из строя выводи всю и все средства связи! Уничтожай все, что сигнал дает! Держи – с этой штукой сигнал определишь, передатчики вычислишь и достанешь. Они чаще высокие частоты используют, низкие – реже. Но ты все равно – по всем частотам пройдись. Моя аппаратура позволяет. А я трупы обыщу. Давай делай – я проверю после.
– Передатчики, Ян? Какие передатчики?
– Одни за другими присматривают нередко.
– Друг за другом следят? Люди из одной организации?
– Бывает такое.
– Ян, а ты каким образом в курсе их внутренних дел?
– Не твое дело. Вставай!
– Во что ты нас втянул, Ян? Кто с тобой в деле? С кем ты дела ведешь?
– Время выходит! Делай, что говорю, без вопросов!
Вацлав, бледный, как покойник, вдруг покраснел – остатки крови кинулись ему в лицо, дыхание у него перехватило.
– Ян, я не такой недоумок, за какого ты меня держишь. Твоя девица госбезопасности угрожает. Это ее ищут! Именно ее, Ян! Ее и тебя!
Приставил клинок ему к горлу. Адреналин колотит меня отчаяньем, но я упорно держу видимость уверенности. Главное, – не терять убедительности. Главное, – давить на него, не давая ему продохнуть. Я должен грамотно задействовать все его слабые стороны – все его страхи, туманящие рассудок.
Я должен приблизить мои первые доводы к правде и подогнать его последующие выводы к моей лжи. Сбить его мысли с дороги, заставить принять мою ложь, лишь в начале похожую на правду, на веру, заставить увидеть в ней только то, что мне нужно показать. Черт…
– Вацлав, будь внимателен. Дела обстоят еще хуже…
– Ты втянул нас… Я все понял, Ян! Старик немец сказал… Считал поначалу, что он псих последний, а он правду сказал – про оружие, про подопытных… Ты с оружием связан, с военными… Ты им дорогу перешел, они тебя ищут… Они за всем стоят… Они к делу службу госбезопасности подключили и следят за всем и всеми… Ты их передатчики уничтожать меня посылаешь…
– Верно, Вацлав… Ты не такой тупой, как я думал… Ты умный… Ты и думать не будешь выдать меня, Вацлав… И не думай – не выйдет. Ты мой – с головой и внутренностями. На волоске твоя жизнь висит, а волосок – в моих руках. Решу – перережу его к черту. Не будешь делать, что говорю, – просто прикончу.
– Ты и так меня прикончишь, Ян.
– Ты будешь жить, пока будешь делать все, что я говорю. Мы с тобой теперь крепко завязаны. И одна у тебя надежда осталась свою шкуру сберечь – делать все, что я говорю, и верить мне. И только попробуй пойти против меня. Сдую, как пылинку. А возьмут меня – я молчать не буду. Ты у них в тюрьме еще раньше меня сдохнешь в мучениях, как бы ты с ними не договаривался. Не друг ты им, и не быть тебе для них другом. Врагом ты им был на воле, врагом у них в неволи и сдохнешь.
– Не верю я тебе, Ян.
Нет, не дам я ему времени выбирать, кого больше бояться, – меня или властей. Застрянет он у меня между страхами намертво – ни ко мне с угрозой, ни к ним с соглашением ни шагу не сделает.
– А у тебя выбора нет. Мы с тобой теперь вдвоем в деле, Вацлав, вместе мы. Одна у нас с тобой дорога теперь на двоих. Тебе и вообразить не под силу, садист, что у них с нами обоими сделают. Нам обоим с ними дел иметь нельзя, Вацлав. Они дело не хуже меня знают. Ты же помнишь, как я вашего колол… Он у тебя сутками молчал, а у меня… На таком допросе, кроме камня, никому не промолчать… и никому, кроме камня, в живых не остаться…
– Камень не живой, Ян…
– Я об этом и говорю, Вацлав… Никому живому у них живым не остаться… Так что слушайся меня… Вставай и иди…
Вацлав снова стал бледным, как труп. Он смотрит мне в лицо, мутнеющими от ужаса глазами. Он мне верит. Он мой. Сделает все, что мне надо, и так, как мне надо. Правда, он постарается прикончить меня поскорее – при первом случае. Но он – не успеет.
– А мы тебе верили, Ян… А ты нас…
– Живо встал!
– А ты нас… в расход пустил.
– Живо!
Он поднялся с трудом, встал у стены согнувшись… выпрямился, стискивая зубы, и вышел. Теперь – пора заняться уборкой.
– Агнешка, давай наверх! Агнешка, выходи! Тащи автомобильную эмаль, растворители и полиэтилен! Живо! Крюгер, выходи живей! Пятна крови выводить надо, химик, и запах пороха вытравлять!
Глава 47
Агнешка остановилась в дверях – бледная и… Она не закричала – только закрыла рот рукой. Крови здесь, конечно… Черт…
– Пан Мсцишевский…
Девушка подлетела к покойнику, приложила руку к его седой голове, словно проверяя – кровь заливает его лицо или краска.
– Оттирай кровь!
– Он мертв… О боже! Пан…
– Хватит стоять!
– А Войцех? Войцех!
Выставил ее, толкнув к двери.
– Все мертвы! Оттирай кровь!
Агнешка в ужасе посмотрела на окровавленную руку, перевела взгляд на Вацлава, оттеснившего ее и вставшего в дверях, крепко вцепившись в косяк.
– Готово, Ян… Только я… С ног валюсь…
– Жди здесь.
Агнешка всмотрелась в меня – недоверчиво и напряженно.
– Все мертвы?
– Времени нет! Надо следы скрыть! Оттирай!
– Скрыть все следы? Ты сказал, все мертвы? Мертвы все?!
Я еще не ответил, а она уже кинулась прочь. Вацлав сообразил, что ее так встревожило, и схватился за оружие. С разворота просто расстрелял его… пустил короткую веерную очередь от живота, дырявя его так, что… Вацлав свалился замертво, и я рванул за Агнешкой. Она нашла Войцеха, упала ему на грудь, вслушиваясь в его дыхание.
– Он жив! Еще жив!
– Отойди от него! Он умирает!
– Нет!
– Он умрет!
– Его надо отвезти к врачу!
– Какой врач?! Никакого врача, Агнешка! Он мертвец! Отойди от него!
– Не трогай его! Не прикасайся к нему! Я не позволю тебе его пристрелить!
– Не пристрелю я его! Он и так – умрет! Отойди!
– Он только ранен!
– Три пули словил!
– Войцех твой друг!
– Он бандит, Агнешка!
– Как и ты!
– Не оскорбляй меня! Не равняй меня с ним – с преступником, с наемником!
– Ты такой же убийца!
– Он – убивает за деньги! И убивает он – для главного, а главный у него – бандит! Он мне не друг, а – враг!
– Но он считал тебя своим другом!
– Он тупой!
– Тогда все, кто считает тебя другом, – дураки, Вольф!
– Только враги, считающие меня другом! Отойди от него! У нас времени на него нет! Оттирай кровь!
Ее горючие слезы полились на раны и смешались с кровью Войцеха – она рыдает так, что дух стынет. Черт…
– Крюгер! Не поторопишься – схватят нас! Полы и стены только в технических помещениях ототрем! А здесь не получится! Лей эмаль на пятна крови! А на стенах – распыляй! Автомобильная эмаль быстро сохнет! Открывай окна – выветривай летучие вещества!
Агнешка вцепилась в меня в отчаянии.
– Не оставляй его умирать! Я прошу тебя! Я знаю, что ты хочешь! Я сделаю все, что ты захочешь!
– Думай, что говоришь! Ты оскорбляешь и себя, и меня!
– Я не хотела… Нет… Я хотела только… Он человек, Вольф! Поступи с ним, как человек! Хоть один раз поступи, как человек!
– А я не, как человек, поступаю, рискуя жизнью ради тебя?! У меня нет ничего ценнее жизни! Ценнее жизни – только долг и только ты!
– Я прошу! Сохрани ему жизнь! Он не сделал ничего плохого… нам он ничего плохого не сделал… Он человек, Вольф… Человек…
– Нелюдь он!
– Мы все грешны, Вольф, – все мы…
– Нет грехов! Есть – порядок, и есть – преступления! Он – преступник!
– Не нам его судить, Вольф…
– Больше некому!
– Бог всем судья…
– Нет бога! Есть прокуроры, судьи и адвокаты! И здесь я – за троих!
– Я не знаю… Не знаю, что еще могу сделать… Не знаю, что еще мне сделать…
– Я тебе говорю, что делать, то и делай! Оставь его и оттирай кровь!
– Вольф…
Она не зашлась плачем – ее глаза высохли и потускнели. Она оцепенела, смотря в стену, в пустоту. Схватил ее за плечи.
– Смотри на меня! Я с тобой! Я не брошу тебя! Я всегда буду с тобой! Буду оберегать тебя! Только делай, как я говорю! Соберись, не теряй головы!
– Не надо… Не трогай… Оставь меня… Из-за меня… Хватит смертей! Хватит! Они ищут меня! И я сдамся им!
– Сдашься?! Сдашься им – сдашь и меня!
– Твоя жизнь не стоит стольких жизней… Ни твоя, ни моя…
– Стоят наши жизни их всех!
– У жизни нет цены…
– Есть цена! Жизнь стоит столько, сколько ты за нее просишь и сколько ты за нее получаешь!
– Моя жизнь равна его жизни… Мы оба с ним – люди…
Черт… Все на грани… все меня готовы выдать. Все пошло наперекос… все под откос поехало. Не справляюсь я. Нет, еще не все пропало!
– Раны закрой! Заткни и прижми! Ясно?! Он кровью истекает!
Глава 48
Спешно осмотрел отдраенные полы и стены.
– Агнешка, я Войцеха к врачу отвезу. А ты с Крюгером и священником останешься ждать здесь – в гараже, под землей.
– Ты притащил туда трупы…
– И трупы, и машины, и вы – все спрятано под землей. Так что и не думай выходить, пусть они и приедут с проверкой. Они ничего не найдут. Только не выходите и храните тишину – мертвую. Нельзя развязывать священника. Ясно?
– Вольф, я…
– Ясно?!
– Да… Да, я поняла…
– Я вас не закрою. Не вернусь вас вызволять через сутки – вы выйдете. Только осторожно. Только, когда станет тихо. Сначала – слушайте, после – смотрите. Выходите вечером – в темноте. Я вам оставлю ключи от машины – отогнал ее в пролесок. Она недалеко от места, где Войцех яму копал, – найдете. Пешком дойдете – никаких попуток. Ясно?
– Да… Только ты же…
– Возьмут меня – мне из тюрьмы долго не выйти. Без меня выбираться будете с Крюгером. Деньги я вам дам. Отправитесь в Берлин. Крюгера в городе оставишь, в месте, помеченном на схеме. Дальше одна поедешь. Дам тебе адрес в Берлине – надежный человек, мой человек. Тебе только до города добраться – дальше он все сделает, он тебя вытащит. Сообщишь ему, что Отто Вебер тебя послал и передал, что в деле – второй вариант отхода. Ясно? Он тебе документы выправит, как литовке или латвийке, и в Осло переправит.
– В Норвегию?
– Нет меня – нет и другого варианта. Из Осло тихонько в Тронхайм переберешься. Остановишься на время в городе – в квартире Улафа Гундарсона, в моей квартире. Только молчи про меня. И про квартиру молчи. Не знает никто ничего.
– О господи! Мне не верится… Я не могу поверить…
– Сражайся за жизнь – о вере после схватки подумаешь. Останешься в Тронхайме – дождешься меня, я вернусь и все решу. И главное, – никому обо мне не говори. Запомни – ничего не говори.
– Кто такой Отто Вебер? Он твой друг, твой доверенный?
– Я – Вебер. Я, Агнешка.
– О господи…
– Я перед тобой открыт, Агнешка. Теперь каждый твой удар будет для меня пулей в грудь, а каждая твоя ошибка – ножом в спину.
– Господи… Зачем? Зачем ты делаешь все это? Зачем все это говоришь?
– Сказал же – стараюсь тебя спасти!
Я подождал, еще надеясь, что она передумает отправлять меня нарываться с врачами. Право же, что ей Войцех? Только не похоже, что она передумает. Черт…
– Держи деньги Мсцишевского. Надо будет – не скупись, откупайся. И еще… Помни о крысе, Агнешка. Главное, – крыса.
Агнешка откинула с плеча волосы, и передо мной предстал настороженный зверек.
– Крыса у меня, Вольф…
– Держи ее в коробке!
– Что ты, в коробке плохо сидеть – я знаю… Она привыкла ко мне. Она не убежит… она меня любит.
– Держи в коробке! С глаз долой! Скрывай и храни в тайне!
– Вольф, что такое? Что ты так из-за крысы?
Она ласково потрепала зверька по костлявому загривку, провела рукой по голому хвосту. Хотел бы я поменяться с этой крысой местами. Только мне, видно, суждено не в ее волосах купаться, а в коробке у немцев томиться. Черт… Посмотрел на руку Агнешки – она помечена кодом подопытного, как эта крыса. Товарищи по несчастью. Нашли друг друга. Ничего, станут они еще у меня счастливыми. И я – стану.
– Агнешка, крыса эта заражена вирусом-целителем, уничтожающим другие вирусы. И возможно – не просто заражена. Не знаю точно, но возможно – ДНК этого зверя изменен. И измененный код этого зверя способствует перестройке одного вируса в другой – в целительный. Я думаю, что изменения происходят именно в этом звере. Тебе ясно? Зверь – бесценен для государства, для всех. Береги его. И держи в тайне.
Девушка задумалась и вдруг вскинула голову.
– Это лечение? От всего?
– Только от вирусов – зато от всех вирусов, Агнешка.
– О боже… В моих руках…
– Биологическое оружие. Еще не изученное оружие, Агнешка, – еще только изучаемое. Ты заражена этим вирусом, избавившим тебя от другой заразы. Я сделал это – у меня не было выбора. Только еще никто не знает отдаленных последствий такого заражения. Молчи о том, что заражена. И не подвергай заражению других. Это поставит под угрозу…
– Я опасна?
– Не знаю. Поэтому – никто не должен знать.
– Вольф, это же…
– Этот вирус передается через кровь – знай об этом, и не заражай других. Простые анализы его не определяют – никто не узнает. Перевези крысу в Тронхайм – позже я приеду и решу, что с ней делать дальше. Ясно?
– Ты продаешь оружие? Такое оружие?
– Я не наемник и ничего не продаю – ни себя, ни свое оружие, ни чужое! Береги крысу – при нужде мы обменяем ее на наши жизни! А пока – просто молчи! Ясно?! Слова стоят нам жизни! Ясно?!
– Да… Я поняла…
– Знал, что ты умна, – иначе бы тебя не выбрал. А теперь тебе прятаться пора. Скоро они с проверкой приедут.
Я развернулся резко, пошел на выход. Агнешка догнала меня, с опаской коснулась моего плеча и зашептала тихо…
– Ты же наш шпион, я права?
– Нет, не права. Время выходит. Тебе пора к Крюгеру спуститься, а мне – пуститься в путь.
Она подошла… Она совсем рядом… Ее рука у меня на груди, глаза устремлены к моим… и ее тихий шепот…
– Подожди… Постой… Ты на меня?..
– Да, обижен. Ты меня глубоко оскорбила. Только не время для объяснений.
– Ты тогда на меня набросился, и я… Я боялась и… Я думала, что ты просто… просто преступник.
– Нет, не просто! Не хотел я с тобой так поступать. Хотел тебя, но так с тобой поступать не хотел.
– Я прощу… И ты прости меня… Я не хотела тебя унижать… Я не знала…
– Не надо! Не время!
– Я прошу… Очистим души прощением…
Она прильнула к моей груди, что-то шепча и…
– Не время!
Она резко осеклась. Просто, я скинул одежду, примеряя строгий костюм седого поляка, – подходит.
Агнешка не уходит, упрямо смотрит меня в лицо.
– Теперь я думаю, о тебе не так.
– Давай косметику, которую я тебе притащил. Не тяни время! У меня лицо разбито, как у разбойника с большой дороги! Не могу я в таком виде в общество врачей войти!
– А в каком виде ты войдешь в общество?
Показал ей удостоверение нового мертвеца.
– Ступай к Крюгеру, Агнешка.
– Ты же вернешься, Вольф?
– Постараюсь вернуться.
Агнешка смотрит на меня растеряно… скорее, потеряно смотрит.
– Вольф…
– Остановишь меня – тогда тебе с мертвецами не надо будет прятаться, а мне не надо будет под пули подставляться, только Войцех тогда – труп.
Агнешка подняла голову, сверкнув глазами.
– Возвращайся, Вольф. Я буду ждать.
Волшебные слова. Только не уверен, что ты в полной мере понимаешь, Агнешка, что тебе придется произносить их всю жизнь, если ты выберешь жизнь со мной.
Надежда стучит в висках. Она будет моей. Будет. Я докажу ей, что никого лучше меня ей в жизни не найти. И плевать, что подставлюсь, плевать, что Войцеха с собой таскать придется. Не сожжет ревность того, кого страсть спалила. Предоставлю ей и священника, и преступника в добром здравии, раз ей так в голову взбрело из-за религиозных соображений. Религиозные убеждения – все ж убеждения… не глупый каприз, а проявление твердых принципов. А твердые принципы я уважаю… даже, когда считаю их глупыми. Таких попробуй переубеди, попробуй перекупи. Таких предателями сделать труднее остальных. Заслужу я Агнешку – заслужу и ее верность до смерти. Таких трудно завербовать, а если и завербуешь – рассчитывать на таких будешь больше, чем на других. Будет она моей, Игорь Иванович, душой и телом – вся, с головой… моей!
Глава 49
Так, надо нарочито выправить плечи. Теперь в глазах гражданских я явно военный. Подбитый глаз темными очками закрыть. Вроде порядок. При мне удостоверение убитого агента, на мне строгий костюм, соответствующий представлениям людей об агентах службы безопасности. И я… Я вишу на волоске. Мои мощные страховочные тросы готовы оборваться, а остался один только – волосок… золотой волосок Агнешки.
Эх, пожелай мне удачи, Агнешка. Нужна мне теперь удача так же, как ты. А вы, Игорь Иванович, не смотрите так строго и укорительно. И без вас совесть грызет.
Близок предел моих сил. Только я, не взирая на усталость, упорно и терпеливо готовлю машину. Застелил сидение полиэтиленом, чтобы Войцех его кровью не замарал. С трудом запихнул здоровенного поляка в машину.
– Черт… Войцех, пива ты, видно, пьешь больше положенного. Забыл про нашу армейскую дисциплину, лентяй. Знал бы, что тебя таскать придется, – напомнил бы про трезвость и тренировки.
Кстати, насчет пьянства мысль ко времени… вовремя вспомнил. Посадил поляка так, что по дороге, со стороны, за пьяного сойдет. Он все больше без сознания – только изредка бредит от того, что температура подскочила. Плохо это, что температура, а еще хуже, что – бредит… чушь несет какую-то на польском. Черт… Сажусь за руль, завожу.
Вырулил на дорогу к сносному госпиталю. У меня единственная возможность проехать – просто ехать и надеяться, что меня не остановят на посту или за мной не увяжется патруль. Адреналин шкалит от стресса – спокойнее становится только от того, что меня в лицо не знают. Меня разве что с Агнешкой признать могут, а так… К двум парням просто так цепляться не должны. Только вот Войцех… Никак он за немца не сойдет, на лице у него написано, что он – славянин. А я же не знаю, насколько серьезно за поляков взялись. Решил перестраховаться и низко пригнуть ему голову – словно он дрыхнет, голову на грудь уронив.
– Виноват, командир…
– Заткнись, Войцех!
– Виноват… Ветка хрустнула, и я…
– Войцех, вбей ты себе в голову, наконец, что стрелять надо после того, как цель определишь, – точно определишь!
– Стрелять надо…
– Не надо стрелять! Придурок!
– А это не я, это – парашют…
– Придурок…
– Не открылся…
– Оно и видно! Был бы я твоим парашютом – тоже бы не открылся! Агнешку благодари – добрая она!
– С запозданием открылся…
– Заткнись! Войцех, ведь не плохой ты солдат! Только тупой, как!.. Не знаю, как что… Не знаю ничего тупее тебя, Войцех!
Остановился около госпиталя, подхватил здоровенного поляка и потащил, проклиная Степана Петровича, заставившего меня вконец отощать, – тяжелый он, как… Не знаю, как что… Такой же тяжелый, как и тупой!
Поймал врача, с неимоверной скоростью ткнул ему в лицо удостоверением и так же стремительно спрятал документы.
– Мне нужен хороший хирург – срочно.
Ко мне вышел встревоженный врач, за ним явились санитары с носилками. Наконец, свалил поляка с плеч.
– Агент тяжело ранен во время проведения секретной операции. Вы должны оказать нам содействие, сохраняя секретность.
– Мы доставим его в ваш ведомственный госпиталь.
– Вы должны оказать ему помощь на месте и немедленно. Не должно быть регистрации и официального оформления. Мы свяжемся с вашим руководством впоследствии. Вопросы есть?
Врач оторопело взирает на меня, а время идет. Я сурового свел брови, и он очнулся.
– Нет. Нет вопросов. Огнестрельные ранения! В операционную его!
Решил разъяснить положение дел доктору, проследовав за ним на подъемник.
– Я должен присутствовать на операции.
– Вам дальше нельзя.
– Я должен.
– Вам нельзя в операционную – вы не стерильны.
– Я пройду обработку и буду с ним – я обязан быть с ним.
Врач начал выставлять меня тверже, но и я на своем стал тверже настаивать.
– Я не пропущу вас дальше.
– Он будет жить?
– Он тяжело ранен. И кровопотеря…
– Он должен жить.
– Мы сделаем все, что сможем. Останьтесь здесь и ждите.
Хирург не оставил попытки отправить меня прочь. Только меня прогнать не так просто – я ему еще не все разъяснил… не все, что должен объяснить ненароком, избавляясь и от тени подозрения. Я дождался, когда Войцех заговорит. Хирург прислушался к чужой речи и напрягся.
– На каком языке он говорит?
Главное, – никогда не подавать вида, что что-то идет не так. Все должно выглядеть обычным…
– Он в совершенстве владеет несколькими языками. Вы должны знать, что люди, знающие чужие языки, нередко говорят в бреду именно на – чужих языках.
Медсестра, старательно строящая мне глазки, кивнула в подтверждение моему заявлению.
– Да, я помню учительницу японского языка… После наркоза она какое-то время говорила только на японском, и я совсем не понимала, что она пытается мне сказать. Мы часто сталкиваемся с такими пациентами…
Хирург покачал головой в ответ на мою разящую наповал улыбку соблазнителя. Ему невдомек, что у меня на такие улыбки рука набита… так же, как на выявление таких сестер, скучающих порой на ответственной работе и пускающих в голову мысли, что тратят молодость попусту.
Позволил, наконец, хирургу себя выставить. Успокоился и остался ждать, не тревожась теперь об объяснениях всех неудач Войцеха на воинской службе, изложенных на его языке.
Так… Наврал всем… Главное, – не наврать себе. Нельзя забывать ничего, надо вспоминать все. Надо выстроить все в строгом строевом порядке. Так, кто обо мне что знает? Власти знают одного Вольфа. Войцех – одного Яна. Крюгер знает и Вольфа, и Яна. Агнешка – знает всех, кого не знает Игорь Иванович… и не знает никого, кто известен начальнику… только Яна. Пока мне удалось не пересекать параллели личных дел и служебных… считай, удалось. Все задействованные имена, лица и контакты – мои личные, страховочные. Ими обойтись и надо. Дальше мне нельзя Агнешку заводить. Да и Игоря Ивановича в личные дела я посвящать не намерен. Никогда не думал, что буду благодарен судьбе за жесткие уроки, приучившие меня страховку себе крепить тайно от всех – и от своих, и от чужих.
После операции Войцеха отпускать не захотят, но я скажу, что должен забрать его в наш госпиталь. Вашу ж… Как все сложно! Ему антибиотики колоть придется… перевязки делать. Но не беда! Сложнее, что… Я внутри такой простой, а снаружи – такой сложный! Эх, Агнешка, – видимость все… все вокруг. И сохнет по тебе никто иной, как – иллюзионист. Только достаю я не кроликов из цилиндра, а информацию из людей.
Глава50
Впихнул Войцеха в машину. В него столько крови вкачали, что даже на румянец хватило. У него улучшение стремительное, хоть он и вялый еще. И не только ему легчает. Эх, отблагодарит меня Агнешка. Верующие всегда склонны за падшие души заступаться и ничтожные жизни жалеть в надежде их спасти.
А вообще здоровый он – Войцех. Такой же здоровый, как и тяжелый, как и тупой… Зря он из армии ушел – вбили бы ему в голову порядок и применение полезное нашли бы. А может, мне его обработать? А что, завербую, заплачу, дам задание, не затрагивая его гордости, – и будет работать на нас, как миленький, не зная, что именно на нас работает. Агнешка ему подтвердит, что я из их родной разведки. Она же как раз так думает.
Намеками, конечно, разведки коснусь. Одними намеками надежнее – не подкопаются люди и… Люди больше без моих объяснений додумают, а главное – додумают то, что надо… что им надо и что мне на руку. Мои намеки для них – наводки, а мои недомолвки – проводники для их вымыслов. Для диверсии в их головах достаточно провести простую потаенную подготовку и проговорить последнее пусковое слово-катализатор – тогда взрыв домыслов обеспечен! Мне им с такой тактикой даже в мысли прокрадываться не нужно – они и без меня справятся. Стратегия у меня такая – не я людей штурмую, а они себя… под моим руководством. Всегда руководствуюсь основными законами физики – сила действия равна силе противодействия. Решил давить – дави осторожно. Решил бить – бей в точку наибольшей эффективности и наименьшего сопротивления.
Молодец я вообще. Вроде на волоске, а не вишу ведь – стою еще, выпрямившись во весь рост. Эх, гордитесь мной, Игорь Иванович, пусть и сомнительный повод для гордости я вам даю, – все же повод. Только вот плохо становится мне совсем. Зараза в крови гуляет лихая. Я же кровью с крысой обменялся, братаясь. А иммунитет у меня – хорош. Похоже, схватка с вирусом в разгаре. Температура зашкаливает. Черт… Не нужно мне с этим вирусом бороться… нужен мне этот вирус. Еще и адреналин перестал хлестать через край. Отпускает он меня, словно заморозка отходит. Видно, Войцех мне скулу сломал – боксер. Скверный перелом – со стороны не заметным особо бывает, а болит – зверски. Говорил же придурку, что нельзя меня по голове, – что моя голова не только мне нужна, но и ему. Правда, и я, как последний придурок себя повел. И вообще… Я ему обещал и собирался глотку перегрызть за такой удар, а теперь – его шкуру спасаю. Черт… Только неизвестно еще, что из этого получится. Пока его шкура в порядке, хоть и в дырах, но… В глазах у меня темнеет быстрее, чем вечереет. И дорогу я толком не различаю, а я – за рулем.
Проехал темный и тихий автосервис, присмотревшись, – проверяют, стоят машины. Остановился в пролеске чуть поодаль, стараясь успокоиться. Нет, не должны найти. Ничего и никого не найдут. Я же и о собаках позаботился – растворители собакам нюх отобьют. Правда, собак не должны были с собой брать. Это я так – для страховки, из осторожности. В конце концов, я с немцами дело имею… вернее дорогу я немцам перешел. А с ними надо всегда начеку быть – их попробуй недооцени. Достойные враги… и друзья – достойные. И весело с ними всегда, и дело никогда не стоит.
Подыхаю просто. Еще и нервничаю попусту. Знаю, что нельзя нервничать, оставаясь на месте, а все равно. Здесь же я не в простой засаде выжидать вынужден… здесь возле моей Агнешки ищейки рыщут. Снова адреналин нахлынул, и я готовлюсь сердечный приступ получить.
Глава51
Глаза поляка чуть прояснились, мои – чуть замутились, так что мы с ним теперь на равных оказались.
– Ян, ты в порядке?
– Нет.
– А я…
– И ты – не в порядке. Войцех, а что с парашютом?
– А что?
– Ты сказал, что не открылся вовремя…
– Что, правда? Сказал?
– А то…
– Да это еще ничего… Раз как-то ветер был, к дороге сносить стало, а возле стояла стена… Так меня на стену занесло – встал на ней, а тянет…
– Что, правда?
Войцех усмехнулся.
– Правда…
– Стропы срезал?
– Да, с трудом… Думал, все… головой о бетон и…
Я прикурил сигарету – сунул в рот Войцеху, прикурил еще – зажал в зубах… и судорожно сцепил руки на руле.
– Пронесло, Войцех… А я раз… Да не важно…
– А ты где служил?
– Да я на границе…
– И как?
Усмехнулся в свой черед.
– Да задавался я страшно.
– Это за тобой водится.
– Верно, до сих пор водится. Раз я… В общем, вижу на снегу следы – вроде двое границу пересекли и в одном направлении двинули. Думал за ними ходу дать, а присмотрелся – неправильно нагрузка распределена. Один след вперед ведет, а другой – назад, только задом наперед. В общем, вышло, что один человек границу перешел и задом наперед вернулся, меня сбивая.
– Ничего себе…
– Я, конечно, орден на груди увидел и вперед тайком – только меня и видели…
– И что, выследил его?
– А то… Погнался за ним… за наградой, вернее. Плюнул на все и на чужою территорию рванул.
– Думал о том, что победителей не судят?
– Вроде того. Стоит, в общем, сарай кривой в снегу, следы к нему ведут…
– И что, взял его?
– Взял… скажешь тоже. Меня взяли, Войцех. Наши, Войцех, – пограничники.
Войцех рассмеялся, хватаясь за продырявленный живот и скрючиваясь.
– Проучили?
– Пытались. Только я же не знал, что это свои… не знал, что меня учат. Я к пыткам себя готовил серьезно, оповестил противника, что молчать намерен, как покойник, пока покойником не стану. И молчал. В общем, весь урок я им испортил. Они же ждали, что я только так зарываюсь – не до конца. Только не дождались. И, в итоге, одному командиру весело было… выговорил он нас всех неслабо.
